Художественный образ как интегральная структура искусства. 
Проблема художественного восприятия

Художественный образ является специфическим средством эстетического освоения мира, как активного преображающего творчества, так и восприятия. Зарождение учения об образе мы видим в античной эстетике, когда, например, Платон говорит об идеальной сущности вещи, которая и делает эту вещь прекрасной. В философской эстетике антиномичность, подразумевающая, что субстанция состоит из безликой материи и формы-сущности, с образом, несомненно, следует сблизить именно форму. Много десятилетий трактовка образа опиралась на Гегеля, утверждавшего, что искусство изображает идею в виде чувственного, т. е. образа. Отсюда трактовка образа как соединения общего и частного, субъективного и объективного, материального и идеального и т. д. В этой трактовке образ оказался тесно связан с мимезисом, так как подражание подразумевает наличие образа и медиативной функцией — быть чем-то средним между воспринимаемой материей и невоспринимаемой мыслью или идеей. Порою эти трактовки достаточно далеко уходили от первоначальной гегелевской. В этом же русле образ был воспринят марксистской эстетикой (с поправкой на все изменения, внесенные в философию Гегеля вообще, — более подробно см. гл. 3). Образ понимается синтетически-интегративно, как сочетающий в себе объект искусства, деятельность, идею, эстетическую оценку, познание средствами искусства, интегрирующий автора, реципиента, мир, в котором они находятся. Приверженцы неоплатоновской линии в эстетике полагают ядром образа символ.

Поскольку символ ощутим и несет в себе момент конкретности, то его специфика зависит от того материала, которым пользуется язык искусства. Отсюда проблема выражения одного и того же средствами разных искусств, например, образ скорби в музыке, скульптуре, танце.

Нетрудно заметить, что у Гегеля образ — не нечто, подлежащее созерцанию, а творимое художником в ходе активного творческого процесса. Это характерно для Нового времени в целом, с присущим ему превознесением человеческой активности («фаустовская культура»). Познание мира в образах мыслится как прерогатива искусства, как его «визитная карточка». Соответственно, способность к созданию образов выступает как важнейшая характеристика художника.

С преодолением стагнации в эстетике на рубеже XIX—XX вв. стало меняться и отношение к самому понятию образа, а дискуссии об этом не утихают и сейчас. Русские формалисты (см. гл. 4) решительно отрицали формулу искусства как мышления образами. Психология искусства тяготела к тому, чтобы понимать образ как часть когнитивного, познавательного процесса человеческой психики. Разные направления в психологии вносили и свои оттенки понимания в понятие образа.

Феноменология в соответствии со своей философской программой трактовала образ в русле интересов к феномену и его структуре, вследствие чего образ становился совершенно реальной, но при этом полностью идеальной единицей познания.

В структурализме были предложены как коренное переосмысление образа, так и вообще отказ от этого понятия и всех попыток оперировать им. В частности, «образ» успешно заменялся «знаком». Такая замена выглядела особенно логичной и последовательной тогда, когда образ понимался как часть произведения, обладающая относительной законченностью. В этом случае образ и вправду понимается не в рамках гносеологии искусства, а становится атрибутом морфологии искусства (см. ниже), а значит, его замена понятием «знак» становится достаточно обоснованной.

О позиции неоплатоников (А. Ф. Лосев, В. В. Бычков) было сказано выше. Постмодернистская эстетика полностью отказалась от традиционно понимаемого образа.