Историчность как экзистенциал

Далее Босс раскрывает историчность как экзистенциал. Человек всегда существует в традиции, в истории. Это глубинная человеческая потребность. Именно мемориальная практика или, говоря словами М. Босса, историчность отличает человека от других существ вообще. Человеческая экзистенция исторична. Об этом свидетельствует и сама клиническая история, не говоря уже о жизненной истории в целом. Сам факт биографичности позволяет расширить экзистенцию человека от рождения до смерти. Да и сама смерть принадлежит человеку, поскольку она принадлежит самой жизни. Недаром древние говорили, что понять, как прожил человек свою жизнь, можно только, если сам человека уже на смертном одре. Смерть — неотвратимый предел человеческой экзистенции. Когда наступает кончина, экзистенция как телесное бытие-в-мире завершается. Разрушаются и прекращают существовать и неживые объекты. Но никто не умирает так, как это случается с человеком. В отличие от других созданий человек знает о своей смертности. Возможно, животное тоже догадывается о том, что наступает конец. Однако сам факт знания о смерти вызвал к жизни, по словам А. Шопенгауэра, такой феномен, как философия. Смертность можно считать одной из самых существенных черт человеческой экзистенции.

Но данное знание о смерти тем не менее не освобождает человека от этой участи. У него нет выбора. Само существование человека определяется этим постоянным отношением к смерти. Эту реальность Хайдеггер назвал бытием-к-смерти. Однако отношение к этой истине, к этой предельности земного существования может оказаться различным. Один из распространенных способов переживания грядущей смерти — бегство от нее. Человек старается не думать о ней, создавать о ней самые превратные образы. Отношение к смерти может сопровождаться страхом, при этом сама кончина является в качестве экзистенциального инстинкта страха пустоты. Совершенно очевидно, что после смерти экзистенция не может существовать в тех же измерениях, что и прежде. Но и думать о смерти как о тотальном уничтожении, аннигиляции нет оснований. Не исключена возможность существования в других формах бытия, которые незримы для обычных смертных. Босс также не исключает, что умершая экзистенция может неясным способом присутствовать в реальном человеческом бытии.

Босс показывает, как по-разному люди относятся к смерти в ее канун. Порой пожилые люди уходят из этого мира с чувством исполненного долга. Но чаще можно увидеть панику, полную деморализацию тех, кто не обращал внимания на собственную экзистенцию, не реализовал своих возможностей.

Готовность к смерти, трезвое осознание конечности человеческой жизни существенным образом определяет и самое жизнь. Человек может освободиться от ложных представлений о жизни, от рутины и убогости собственного бытия.

Движение к новой психологии

М. Босс наметил несколько векторов, на основании которых может реализоваться движение к новой психологии.

Первый вектор — движение от понимания тела в качестве физического организма к идее телесности. Напомним, что телесность, по Боссу, распространяется практически на всю человеческую действительность, пронизывает его ментальную и эмоциональную жизнь и начисто исключает дуализм души и тела.

Второй вектор — от понятия психики к человеческому бытию-в-мире. Основная идея Босса заключается в том, чтобы, наконец, отказаться от традиционного представления психики в виде некоей изолированной капсулы с некоторыми ментальными и аффективными свойствами. Окончательно разрубить гордиев узел соотношения физического и психического единственно возможным для Босса путем — рассматривать психические феномены как проявления человеческой открытости миру и бытия-в-мире.

Третий вектор — движение от концепта сознания к фундаментальной открытости человеческого существования. В противоположность Фрейду Босс утверждает, что на самом деле нет никакой структуры сознания. В концепции Босса, также как Хайдеггера и их древнегреческих коллег, понятие «эго» отсутствует вообще. Субъектом, если можно так выразиться, становится само бытие. В этом смысле сознание есть феномен открытости человека феноменам, которые ему встречаются (открываются).

Четвертый вектор — от психического бессознательного к фундаментальной сокрытости. Данный вектор очень близок к тому, который обсуждался ранее. В этом смысле то, что, по Фрейду, было бессознательным, выступает закрытым (сокрытым) для принимающего пространства открытости, каковым, по Боссу, и является человек. Оно просто исчезает из человеческого мира.

Пятый вектор — от понятия влечения к человеческой возможности специфическим образом относиться к окружающему миру. Босс подробно разбирает само понятие «влечение», его исторически корни, этиологию и демонстрирует изначальную механистичность этого понятия. Вначале понятие «влечение» использовалось в гидравлике, затем в органической химии. Из истории становится понятным, откуда берет истоки гомеостатическая модель психики у Фрейда. Критикуя явную ограниченность и несостоятельность этой модели, Босс предлагает акцентировать внимание на специфике нашего отношения к феноменам окружающего мира и к самому миру в целом. Именно в этой специфике, в нашей особой настроенности на мир заключена сущность тех явлений, которые традиционно принято называть влечениями.

Шестой вектор — от психических инстанций (агентов) к экзистенциальному пониманию человеческих способов поведения. Под психическими инстанциями подразумеваются прежде всего Я, Оно и Сверх-Я Фрейда, потому что Босс противопоставляет себя в первую очередь Фрейду. Пафос Босса заключается в основном в том, что в феноменах той человеческой реальности, которую принято называть психической, действует не тот или иной агент (Я, Оно и Сверх-Я), а действует само Бытие, выражая себя в специфических для каждого конкретного человека формах его поведения. Поэтому и путь к пониманию конкретного человеческого поведения лежит через понимание его мира и его специфического отношения к своему миру, к вещам, которые ему в этом мире встречаются.

Седьмой вектор — от эмпатии к постижению того, как люди непосредственно понимают друг друга. Босс говорит о том, что понимание между людьми происходит мгновенно, и для того чтобы оно произошло, не нужно никакого специального вчувствования. Понимание людьми друг друга есть изначальное условие их бытия и связано с их открытостью по отношению друг к другу. На то, как люди понимают друг друга, оказывают влияние их настроенность в каждый конкретный момент времени, а также преобладающий характер их настроенности в целом.

Последний, восьмой, вектор — от психических причин и психодинамики к пониманию мотивационных контекстов. Босс отвергает каузальное объяснение человеческого поведения и дает его объяснение (в терминах Босса вернее было бы сказать — высвечивание) через смысловые контексты отношения человека к возможностям своего бытия-в-мире. Способность постигать значение и смысл встречающихся (открывающихся) феноменов — исключительная прерогатива человека, радикально отличающая его бытие от бытия других существ. Сама психодинамика как таковая для Босса невозможна, как невозможна базовая — для любой психодинамики — структурная модель психики. Понимание человеческой мотивации для Босса лежит в измерении значимости того, что для нас важно в мире. Из разной значимости разных вещей складываются определенные мотивационные контексты, через которые только и возможно понимание направленности и смысла человеческого поведения. Любая психологическая теория, — пишет Босс, — которая переводит мотив и мотивационный контекст в психодинамику и каузальные связи, нарушает само основание человеческого бытия.

Нет необходимости рассматривать М. Босса как противника З. Фрейда. Напротив, М. Босс с восторгом писал о практических основах классического психоанализа. Расхождение с Фрейдом касалось только теоретических аспектов, которые не вызывали восхищения у М. Босса. В своих воспоминаниях М. Босс также призывает в союзники М. Хайдеггера, который после того, как получил определенное представление о сути психоанализа, вроде бы недоумевал, неужели такой интеллигентный и образованный человек, как Фрейд, мог выстраивать какие-то причудливые предположения о различии психики мужчины и женщины. С некоторым, возможно, преувеличением М. Босс даже подчеркивает, что Хайдеггеру становилось дурно, когда его знакомили с теоретическими выводами Фрейда.