Логическая организация русских и белорусских паремий

Пословица — древнейший жанр устного народного творчества, о чём свидетельствует наличие паремиологических единиц в раннем памятнике древнерусской литературы «Повести временных лет».

Что представляет собой пословица?

Обратимся к различным источникам, дающим толкование данного термина. Крупнейший собиратель фольклора В. И. Даль писал: «Пословица — коротенькая притча. … Это — суждение, приговор, поучение, высказанное обиняком и пущенное в оборот, под чеканом народности. Пословица — обиняк, с приложением к делу, понятый и принятый всеми» [1, с. 13].

Согласно толковому словарю С. И. Ожегова, пословица — это «краткое народное изречение с назидательным смыслом, народный афоризм» [2, c. 491].

Четырёхтомный словарь русского языка 1987 года определяет пословицу как «меткое образное изречение, обобщающее различные явления жизни и имеющее обычно назидательный смысл» [3, c. 317].

В литературном энциклопедическом словаре зафиксировано следующее толкование данного термина: «Пословица — краткое, ритмически организованное, устойчивое в речи, образное народное изречение. Употребляясь в значении переносном — по принципу аналогии — к своему буквальному смыслу …, пословица заключает в себе афористически сжатое выражение какой-либо грани народного опыта; предмет высказывания рассматривается в свете общепризнанной истины, выраженной пословицей» [4, c. 291].

Важнейшими признаками пословицы, таким образом, являются:

1) лаконичность;

2) клишированность;

3) знаковая природа.

Следовательно, пословица представляет собой устойчивое, краткое, часто образное изречение, оформленное синтаксически как предложение, нередко организованное ритмически, обобщающее социально-исторический опыт народа и часто носящее поучительный, дидактический характер.

Пословицы являются бесценным материалом для исследований. Большой вклад в развитие паремиологии был сделан известным паремиологом Г. Л. Пермяковым.

Изучая структурно-семантическую и логическую организацию паремий, исследователь пришёл к заключению о том, что «пословицы являются знаками ситуаций или определённых отношений между вещами» [5, c. 19]. Иначе говоря, носитель языка подбирает паремии по характеру ситуации, отношений между объектами действительности. Когда данные пословицы произносятся, то каждый носитель языка сразу (и правильно) понимает, что выражается паремией (какая ситуация обозначается). Следовательно, если паремия неизвестна говорящим, она не может служить знаком. Г. Л. Пермяков писал: «Как в пословице отображается (какая-то) нужная ситуация? Называется несколько объектов, определённым образом расположенных друг относительно друга (в пространстве и во времени). Но при том же расположении между этими объектами могут быть достаточно разные отношения — в зависимости от точки зрения и аспекта использования. Это объясняет, почему у одной и той же пословицы (в которой как раз и изображены объекты, определённым образом расположенные относительно друг друга) могут быть разные смыслы» [6, c. 214].

Отсюда возникает сложность тематической классификации пословиц, на что также обращал внимание Г. Л. Пермяков: «Во-первых, большинство пословичных изречений (собственно пословицы и поговорки) употребляются в переносном значении, т. е. отличаются многотемностью, и потому не могут быть втиснуты в рамки одной узкой темы. Во-вторых, все предметно-тематические классы, предлагаемые паремиологами, взаимно перекрещиваются и потому не дают (не могут дать) однозначного решения. В самом деле, куда следует поместить пословицу о „жадности богачей“, если в сборнике (и в системе) есть отдельный раздел о жадности и отдельный — о богачах? И, наконец, в-третьих, сама разбивка на тематические группы весьма произвольна и каждым исследователем и составителем сборника решается по-своему» [7, c. 7].

Паремиолог определил также, что «пословицы независимо от их языкового материала представляют собой образные варианты неких типических ситуаций, а эти типические ситуации по отношению к конкретным пословицам … являются инвариантами» [5, c. 20].

Г. Л. Пермяковым были установлены противопоставленные сущности, имеющие непосредственное отношение к инвариантным значениям паремиологических единиц. Исследователь выявил, что любая паремиологическая единица, сообщая о том или ином понятии, в своих содержательных аспектах отражает представление и об антитетичном ему понятии. Противопоставленные понятия, представляемые паремиями, Г. Л. Пермяков назвал инвариантными парами: «свой — чужой», «близкий — далёкий», «добрый — злой», «умный — глупый» и т. д.

Одной из определённых Г. Л. Пермяковым пар противопоставленных сущностей является «потеря — приобретение». Русские и белорусские паремии, эксплицитно либо имплицитно представляющие данную пару противопоставленных сущностей избраны нами в качестве объекта исследования.

Цель исследования — описание русских и белорусских паремий о потере / приобретении в семантическом, структурном и сопоставительном аспектах.

Для реализации намеченной цели необходимо было решить следующие задачи:

1) составить картотеку русских и белорусских предложений-паремий, эксплицитно либо имплицитно отражающих ситуации потери / приобретения;

2) выявить частные тематические группировки паремий, представляющих логико-семиотический инвариант «потеря — приобретение»;

3) установить логемы внутри тематических групп пословиц, описывающих ситуации потери / приобретения;

4) определить ценностные приоритеты, отражаемые русскими и белорусскими паремиями о потере и приобретении;

5) определить корпус лексических единиц, сигнализирующих о потере / приобретении; классифицировать номинации потери / приобретения согласно частеречной принадлежности;

6) выявить типичные распространители предикативного минимума, участвующие в представлении ситуации потери и приобретения; а также определить значения, выражаемые данными распространителями;

7) охарактеризовать формально-грамматическую организацию предложений-паремий о потере / приобретении;

8) выявить русские и белорусские эквивалентные паремиологические единицы о потере / приобретении.

1. КОГНИТИВНЫЙ ПОДХОД К ИССЛЕДОВАНИЮ ПАРЕМИОЛОГИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ

паремия семантический предикативный предложение Одним из подходов к анализу языка является подход антропоцентрический, при котором исследователь выступает одновременно и как носитель изучаемого языка, и как абстрагированно анализирующий языковую систему.

Такой подход в лингвистических исследованиях предполагает не только выявление того, как человек репрезентирован в языке, но и то, что человек считает для себя или своего социума ценностным.

Учёные считают, что отношение человека к миру — оценочно-дифференцированное, поэтому ценности, выступающие как свойства предметов или явлений, присущи данным объектам не от природы, а потому, что они вовлечены в сферу общественного бытия человека и стали носителями определённых социальных отношений. Каждая ценность формируется как результат заинтересованности индивида в преобразовании окружающего мира. Однако человек познаёт действительность через сопоставление её реалий, поэтому необходимо учитывать, что наряду с ценностью существует её противоположность — антиценность.

Таким образом, ценности — это специфические социальные определения реалий окружающей действительности, выявляющие их положительное или отрицательное значение для индивида и общества (добро и зло, полезное и вредное, справедливое и несправедливое, должное и недопустимое, прекрасное и безобразное и т. д.).

Аксиологический мир широко представлен в паремиологии. Паремии являются проводниками информации о ценностях — антиценностях. Изучив паремический фонд определённого этноса, можно выявить его ценностные приоритеты. Как отмечает Л. Б. Савенкова: «Паремии по своей сути предназначены для выражения мыслей о ценностях мира. Они должны служить системой ориентиров, помогающих человеку выбрать наиболее рациональный тип поведения в самых разнообразных жизненных ситуациях, предостеречь его от ошибок, определить правила взаимоотношений с другими людьми».

Так, при исследовании русских и белорусских пословиц об источниках приобретения было выявлено, что несомненной ценностью для представителей данных этносов является собственная трудовая деятельность: собственный труд выступает как основа жизни и залог благосостояния. Тогда как использование результатов чужого труда получает в паремиях явно негативную оценку и, следовательно, имеет антиценностную характеристику.

Ценностные ориентиры, выработанные сознанием носителей языка определённого этноса, обусловили осмысление паремий как семиотического феномена. Ещё в 50 — 60-е годы XX века знаковую природу пословиц отмечает Г. Л. Пермяков. Необходимо заметить, что выявленные исследователем инвариантные пары («свой — чужой», «близкий — далёкий», «добрый — злой», «умный — глупый», «потеря — приобретение» и т. д.) есть еще одно подтверждение существования в паремических выражениях двух противоположных составляющих, в том числе ценности — антиценности.

Следует заметить, что изучение паремий многоаспектно. Одним из подходов исследования пословиц является фольклористский, литературовед-ческий, который рассматривает паремии как один из малых жанров устного народного творчества. В данном направлении изучаются особенности ритмики, поэтики паремиологических единиц. В XIX веке такие исследования проводились В. И. Далем, А. Н. Веселовским, А. А. Потебнёй, в XX веке — В. П. Аникиным, Л. А. Морозовой, Ю. Г. Кругловым, С. Г. Лазутиным и др.

В XIX веке учёных заинтересовала и грамматика пословиц, однако только со второй половины XX века синтаксисты приступают к более детальному анализу структуры паремий (работы И. А. Филипповской, З. К. Тарланова, Л. В. Савельевой, М. М. Чернецкой и др.).

В XIX веке возникает ещё один аспект изучения паремических текстов — лингвокультурологический. Пословицы стали исследоваться в качестве объекта воплощения в них народного мировоззрения, психологии и этики (И.М. Снегирёв, Ф. И. Буслаев и др.).

И.М. Снегирёв отмечал: «В … пословицах древние времена мира передали потомству правила нравственности и благоразумия или достопамятные события, необходимые наблюдения о природе. По тому самому сделались сии изречения важными для истории ума человеческого, ибо в них отсвечивается внутренняя жизнь народа, отличительные его свойства и господствующие в нём мнения, тесно соединяется настоящее с прошлым и будущим, семейный его быт с народностью, а народность с человечеством» [10, c. 151].

Следующий всплеск изучения вопроса взаимосвязи языка и культуры приходится на 70-е годы XX века. До этого в ХХ веке паремии исследовались лишь с точки зрения существовавшей идеологии, как средства идеологического воздействия.

В данное время лингвокультурологическая проблематика анализа паремиологических единиц находит отражение в работах многих исследователей.

Ключевым понятием, которым оперирует лингвокультурологический подход к изучению паремиологических выражений, является концепт.

Термин «концепт» появился в научной литературе в середине ХХ века, однако его употребление зафиксировано в 1928 году в статье С. А. Аскольдова «Концепт и слово». Исследователь рассматривал концепт «как мысленное образование, которое замещает в процессе мысли неопределённое множество предметов, действий, мыслительных функций одного и того же рода».

В настоящее время существуют разнообразные толкования данного термина, что приводит к разногласиям среди учёных. З. Д. Попова и И. А. Стернин в современной линвистической науке выделяют следующие основные направления к пониманию и изучению концепта: культурологическое, лингвокультурологическое, семантико-когнитивное.

Культурологический подход представлен точкой зрения Ю. С. Степанова, который трактует концепт как основную ячейку культуры в ментальном мире человека. Учёный считает, что при исследовании различных сторон концепта следует обращать внимание на важность той культурной информации, которая им передаётся, ведь «концепт — это как бы сгусток культуры в сознании человека: то в виде чего культура входит в ментальный мир человека. И, с другой стороны, концепт — это то, посредством чего человек — рядовой, обычный человек, не „творец культурных ценностей“ — сам входит в культуру, а в некоторых случаях и влияет на неё». По мнению Ю. С. Степанова, концепт выступает как концентрат культуры: «В структуру концепта входит всё то, что и делает его фактом культуры — исходная форма (этимология); сжатая до основных признаков содержания история; современные ассоциации; оценки и т. д.». Следовательно, культура — это совокупность концептов и отношений между ними.

Приверженцы лингвокультурологического направления (В.И. Карасик, С. Г. Воркачёв, Г. Г. Слышкин, Г. В. Токарев) при определении концепта основным считают факт его этнокультурной обусловленности. Они полагают, что концепт является «семантической единицей „языка“ культуры, план выражения которой представляет двусторонний языковой знак, линейная протяжённость которого, в принципе, ничем не ограничена» [13, c. 10]. С. Г. Воркачёв в статье «Постулаты лингвоконцептологии» отмечает, что главным отличительным признаком лингвоконцепта является его этнокультурная характеристика. Таким образом, представители данного подхода изучают концепты в качестве элементов национальной лингвокультуры в их связи с национальными ценностями: «Лингвокультурный концепт отличается от других ментальных единиц … акцентуацией ценностного элемента. Центром концепта всегда является ценность, поскольку концепт служит исследованию культуры, а в основе культуры лежит именно ценностный принцип» [13, c. 12].

Представители семантико-когнитивного подхода (Е.С. Кубрякова, Н. Н. Болдырев, Е. В. Лукашевич, А. П. Бабушкин, З. Д. Попова, И. А. Стернин, Г. В. Быкова) определяют концепт «как дискретное ментальное образование, являющееся базовой единицей мыслительного кода человека, обладающее относительно упорядоченной внутренней структурой, представляющее собой результат познавательной (когнитивной) деятельности личности и общества и несущее комплексную, энциклопедическую информацию об отражаемом предмете или явлении, об интерпретации данной информации общественным сознанием и отношении общественного сознания к данному явлению или предмету». С точки зрения исследователей, концепт не обязательно должен иметь языковое воплощение. Существует множество концептов, не имеющих устойчивого названия, однако их концептуальное положение при этом не вызывает сомнения. Таким образом, учёные делают акцент на ментальной сущности концепта, на его принадлежности сфере индивидуального сознания.

Однако, несмотря на различие подходов в определении термина «концепт», можно выделить объединяющую их идею: необходимость взаимосвязанного изучения языка, сознания и культуры.

Таким образом, концепт — это ментальное образование, «отмеченное лингвокультурной спецификой и тем или иным образом характеризующее представителей определённой этнокультуры» [15, c. 28], это образование, обусловленное культурными факторами, позволяющее определить ценностные предпочтения того или иного этноса.

В концепте можно выделить следующие противоположные сущности: конкретное — абстрактное, эмоциональное — рациональное, универсальное — этническое, общенациональное — индивидуально-личностное.

В.А. Маслова перечисляет инвариантные черты концепта:

· «это минимальная единица человеческого опыта в его идеальном представлении, вербализующаяся с помощью слова и имеющая полевую структуру;

· это основные единицы обработки, хранения и передачи знаний;

· концепт имеет подвижные границы и конкретные функции;

· концепт социален, его ассоциативное поле обусловливает его прагматику;

· это основная ячейка культуры" [16, c. 35].

В определении структуры концепта также возможны различные подходы, однако каждый концепт содержит следующие составляющие:

· общечеловеческий компонент;

· национально-культурный компонент;

· социальный компонент (определяется принадлежностью индивида к определённому слою общества);

· групповой компонент;

· индивидуально-личностный компонент (формируется под влиянием личностных особенностей индивида).

В.А. Маслова отмечает, что «структуру концепта можно представить в виде круга, в центре которого лежит основное понятие, ядро концепта, а на периферии находится всё то, что привнесено культурой, традициями, народным и личным опытом» [16, c. 42].

Таким образом, если концепт служит исследованию этнокультурных факторов и позволяет определить ценностные предпочтения определённого этноса, то паремические тексты как проводники информации о ценностях — антиценностях той или иной национальной культуры являются также и информаторами о концептах, присущих данному культурному сообществу. Такую особенность паремий отмечает Л. Б. Савенкова: «Концепты, вокруг которых возникают пословично-поговорочные объединения, носят именно ценностный характер».

Известно, что паремии заключают в себе не единичное знание, а общее для всех (или большинства) носителей конкретного языка. Следовательно, паремии содержат в себе бесценный материал, изучение которого позволяет составить представление о национальной концептосфере.

2. СЕМАНТИЧЕСКАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ РУССКИХ И БЕЛОРУССКИХ ПАРЕМИЙ О ПОТЕРЕ И ПРИОБРЕТЕНИИ В АСПЕКТЕ ОТРАЖЕНИЯ ЦЕННОСТНЫХ ОРИЕНТАЦИЙ

При сопоставительном анализе русских и белорусских паремий о потере и приобретении были выявлены ценностные предпочтения двух этносов: русских и белорусов. Исследование позволяет дифференцировать данные пословичные выражения на две группы:

1) пословицы, в которых описываются источники и общие условия приобретения;

2) пословицы, в которых описываются потери / приобретения, обусловленные человеческим фактором (взаимоотношениями между людьми, человеческими пристрастиями, жизненными приоритетами), а также влиянием обстоятельств, не зависящих от воли человека.

1. В свою очередь пословицы первой тематической группы классифицируются на

1) паремии об источниках приобретения и аксиологических предпочтениях, с ними связанных;

2) паремии об общих условиях приобретения и аксиологических предпочтениях, с ними связанных.

В паремиях об источниках приобретения первостепенная важность придаётся такой сущности, как «труд». При этом оценку получает как собственная трудовая деятельность человека, так и использование результатов чужого труда.

Концепт «труд» в пословичных выражениях, описывающих источники приобретения за счёт собственного труда, находит отражение в понятиях:

а) ремесло:

У ремесла не без промысла [17,c. 29].

Ремесло пить-есть не просит, а хлеб приносит [17, c. 29].

С ремеслом и увечный хлеба добудет [17, c. 29].

Что ни рукомесло, то и промысел [17, c. 29].

З рамяством дружыць — у жыцці не тужыць [18, c. 146].

Рамясло піць-есць не просіць, а само корміць [18, c. 146].

Следует заметить, что в большинстве как русских, так и белорусских паремий ремесло кузнеца оценивается как приносящее прибыль:

Кузнецу, что козлу — везде огород [17, c. 28].

У кузнеца — что стукнул, то гривна [17, c. 28].

У каваля рукі ў золаце [19, c. 50].

Багаты зажабруе, а каваль запануе [19, c. 50].

У каваля, што стук, то грыўня [19, c. 50].

Каваль куе, каваліха пяе [19, c. 50].

Однако и в русских, и в белорусских паремийниках фиксируются пословицы, в которых говорится о ремесленниках, не обеспечивающих себя своими изделиями:

Портной без кафтана, сапожник без сапогов, а плотник без дверей

[17, c. 28].

Кажна прачка ў чорнай сарочцы ходзіць [19, c. 51].

Ганчар у чарапках есці варыць, а шавец у атопках ходзіць [19, c. 51].

В паремиях также обращается внимание на факторы, оказывающие непосредственное влияние на профессиональные умения, навыки людей. Так, например, лишиться своего мастерства человек может под воздействием пагубного пристрастия к спиртному, о чём свидетельствуют следующие выражения:

Вино ремеслу не товарищ [17, c. 27].

Было рамясло, ды хмелем парасло [18, c. 146].

При этом если русская пословица лишь констатирует, что ремесло и употребление спиртных напитков, в частности вина, несовместимы, то в белорусском выражении представлено следствие, результат пагубной привычки.

Высокопрофессиональное владение ремеслом в свою очередь, помимо прибыли, денег, приносит мастеру уважение, авторитет в обществе:

Доке честь, доке слава, дока денежку берёт [1, c. 333].

Па рабоце майстра знаць [18, c. 146].

Не то-то дорага, што золата; то-то дорага, што дарагога масцера

[18, c. 147].

б) хозяйственная деятельность человека:

Своя работа — первый барыш [17, c. 96].

Что помолотишь, то и в закром положишь [17, c. 12].

Сам пашешь, сам сеешь, сам жнёшь — сам и ешь[10, c. 107]!

В поле Маланья не ради гулянья, а спинушку гнёт для запаса вперёд [17, c. 16].

Мни лён доле, волокна будет боле [17, c. 14].

Держись сохи плотнее, так будет прибыльнее [17, c. 16].

Кто толчёт, тот и хлеб печёт [17, c. 14].

Калі хоч хлеб меці, то трэба зямліцы глядзеці [18, c. 116].

Хто арэ ды сее, той збірае [18, c. 128].

Дзе гаспадар ходзіць, там жыта (зямля) родзіць [18, c. 119].

Той галодзен не ходзіць, хто арэ і скародзіць [19, c. 41].

Пільнуй гаспадаркі - будуць у гаршку скваркі [19, c. 41].

Пільнуй гаспадаркі - будзе хлеб, будуць і прываркі [19, c. 41].

У добрага гаспадара ўсё ёсць [18, c. 187].

У добрай гаспадыні і певень нясецца [18, c. 187].

В подавляющем большинстве русских и белорусских пословиц говорится о хозяйственной деятельности человека, обусловленной проживанием в сельской местности.

в) трудовая деятельность «вне родного дома»:

В копнах не сено, в кабалах (в людях) не деньги [10, c. 19].

Нанялся — продался [20, c. 142].

У парабках вякуючы, не разжывешся [21, c. 399].

Наняўся — запрадаўся [18, c. 358].

Не ганіся за даўгім рублём, а то і кароткі згубіш [21, c. 402].

Содержание паремий о трудовой деятельности «вне родного дома» свидетельствует о негативной оценке и русскими, и белорусами данного труда.

В целом анализ конструкций об источниках приобретения, связываемых с собственным трудом, позволяет отметить, что такая трудовая деятельность — несомненная ценность для представителей двух этносов. Собственный труд является основой жизни и залогом благосостояния, равно как и труд вообще.

Без труда не вынешь и рыбку из пруда [17, c. 15].

Без труда не будет калача [10, c. 11].

Не потрудиться, так и хлеба не родится (не добиться) [17, c. 14].

Хочешь есть калачи, так не сиди на печи [17, c. 12]!

Не тёрши, не мявши — не будет и калач [17, c. 15].

Не церці, не мяць — не будзе калач [18, c. 117].

Без працы не есці пірагоў [18, c. 165].

Каб смашна пад’есці і хораша хадзіць, трэба многа рабіць [18, c. 167].

Работа і корміць і поіць [18, c. 165].

Як патрудзішся, так пажывішся [18, c. 165].

Без працы з неба кашка не будзе сыпацца [19, c. 53].

Хто працуе, той і мае [18, c. 165].

Человек получает моральное удовлетворение от плодов своего труда. При этом часто отмечается, что работа тяжела, «горька», но тем слаще и вкуснее хлеб, добытый собственным трудом:

Горька работа, да хлеб сладок [17, c. 19].

Найсмачнейшы хлеб ад сваёй працы [19, c. 69].

Горка часам праца, ды хлеб ад яе салодкі [19, c. 54].

Работа также определяется как «чёрная», то есть грязная, однако результат — «денежка бела», «белы хлеб»:

Хоть работа черна, да денежка бела [10, c. 133].

Праца чорная — белы хлеб [18, c. 115].

Обращает на себя внимание тот факт, что в русской пословице следствием работы является «денежка», а в белорусской — «хлеб». Однако в других паремиях о результатах труда, как правило, наблюдается соответствие: и русские, и белорусы главным итогом труда считают хлеб.

В пословичных выражениях также фиксируется мнение, согласно которому не всегда тот, кто трудится может воспользоваться результатами своей трудовой деятельности:

Не всяк пашет, кто хлеб ест [17, c. 30].

І так бывае: хто працуе, той не мае [19, c. 94].

Хто пацеець, а хто сыцеець [18, c. 426].

А следующие пословицы конкретизируют:

Мужик не живёт богат, а живёт горбат [17, c. 20].

Мужык многа працуе, ды нічога не мае [19, c. 102].

Источником приобретения может быть не только собственный труд, но и чужой. В таком случае человек может иметь следующие источники дохода:

а) чтобы обеспечить себя, человек может воспользоваться своим социальным статусом:

Воеводою быть — не без мёду жить [10, c. 20].

Для хлеба, а не для неба хочешь быть ксёндзом [10, c. 35].

Дай на прокорм казённую корову — прокормлю и своё стадо [1, c.189].

Белые ручки чужие труды любят [1, c. 369].

Скорее дело вершишь, коли судью подаришь [1, c. 133].

Порожними руками с судьёй не сговоришь [1, c. 133].

Юрысты на рукі нячысты [18, c. 339].

Багаты любіць драць ды браць, але паспрабуй у яго ўзяць [19, c. 104].

Не кланяйся пану, каб грошай даў, а кланяйся, каб апошняе не адабраў

[19, c. 84].

Белыя ручкі чужой працай жывуць [18, c. 302].

Хавай свае мёды для пана ваяводы [18, c. 339].

И русский, и белорусский паремиологический фонд содержат выражения о преимуществах зажиточных людей и крайне бедственном положении малоимущих:

Богатому идти в суд — трын-трава; бедному — долой голова [1, c. 128].

Деньги идут к богатому, а злыдни к убогому [1, c. 45].

Мужик богатый гребёт деньги лопатой [1, c. 58].

Богатому везде дом [1, c. 58].

Богатый и в будни пирует, бедный и в праздник горюет [1, c. 71].

Богатый пузатеет, бедный тощает [1, c. 59].

У багатай хаце і куры часцей нясуцца [19, c. 104].

Багатаму і ў полю родзіць, і ў хляве плодзіць, а беднаму дзе ні кінь, то клін [19, c. 106].

Багаты і ў будні святкуе, а бедны і ў свята гаруе [19, c. 105].

Дзе людзі бяднеюць, там паны багацеюць [23, c. 249].

При этом если в русских выражениях для обозначения состояний, действий субъектов употребляются лексемы «пузатеть», «тощать», «пировать», то синонимичными им в белорусских выступают номинации «багацець», «бяднець», «святкаваць».

Отмечается также, что богатому человеку помогают сверхъестественные силы как высшего, так и низшего порядка:

Богатому черти деньги куют [1, c. 61].

У богатого чёрт детей качает [1, c. 59].

Багатаму і чорт у кашу маслам кідае [21, c. 400].

Багатаму чорт грошы нясе [24, c. 224].

Бог за таго, у каго грошы [19, c. 134].

Багатага і бог любіць [18, c. 425].

Между тем наличие материального достатка не всегда является показателем того, что человек удовлетворён своей жизнью:

Соболино одеяльце в ногах, да потонули подушки в слезах [1, c. 61].

И то бывает, что и деньгам не рад [1, c. 61].

У багача багата багацця, ды шчасця няма [19, c. 104].

б) источником доходов может быть воровство, тайное присвоение чужого:

Ни жнёт, ни молотит, а замки колотит [1, c. 127].

Не украл, а нашёл — в чужой клети [1, c. 127].

Жнёт, не сеяв, молотит по чужим токам [17, c. 19].

То не ўстыд, што дадзена, да то ўстыд, што крадзена [22, c. 364].

У яго адна малітва: пусці, божа, у чужы пограб, памажы нагрэбці да вынесці [22, c. 365].

Примечательно, что и русские, и белорусские пословицы предупреждают о невозможности повышения уровня благосостояния за счёт воровства:

Воровством каменных палат не наживёшь [1, c. 125].

Воровать — не торговать: больше накладу, чем барыша [1, c. 125].

Вор не сколотит дома, а свой растрясёт [1, c. 125].

Не вяжись с казною — не пойдёшь с сумою [1, c. 189].

Злодзей крадзець не для прыбытку, а для пагібелі [22, c. 364].

Крадзеным падавішся [22, c. 365].

Крадзеным доўга не пажывеш [19, c. 163].

Крадзена не ідзе ў карысць [19, c. 163].

Исследование паремических выражений об источниках приобретения, связываемых с чужим трудом, позволяет заметить, что плоды чужого труда недолговечны, чужие усилия не могут быть оценены по достоинству:

Даровой рубль дёшев, наживной дорог [17, c. 19].

Легко пришло, легко и ушло [17, c. 19].

Што лёгка дастаецца, тое не дорага цэніцца [19, c. 175].

Прыйшло махам і пойдзець прахам [19, c. 185].

Поэтому присвоение результатов чужого труда получает явно негативную оценку как русскими, так и белорусами и, следовательно, имеет антиценностную характеристику.

Анализ пословиц, в которых описываются общие условия приобретения и связанные с ними аксиологические предпочтения, выявил следующие ценностные приоритеты:

а) «усердие», старание при выполнении любой работы:

Вполплеча работа тяжела: оба подставишь — легче справишь [17, c. 19].

Не столько роса, падающая с неба, сколько пот, текущий с лица, творят поля плодородными [10, c. 85].

Доход не живёт без хлопот [1, c. 379].

Надобно работать до поту и есть досыта [10, c.75].

Пот ключом льёт, а жнец своё берёт [17, c. 14].

Пакланіся кусту, дак ён дасць хлеба лусту [18, c. 115].

Не раса родзіць, а пот [18, c. 119].

Калі добра ўзарэш, то і ўраджай збярэш [18, c. 124].

Не стараўшыся, нічога ў рукі не ўлезе [19, c. 53].

Хто добра арэ, жне і косіць, той есці не просіць [19, c. 43].

Зямлі кланяйся ніжэй — будзеш да хлеба бліжэй [18, c. 120].

Наносіш мазалёў - пад’ясі хлеба [18, c. 164].

Без мазаля на руках не будзеш мець хлеба ў зубах [18, c. 165].

Необходимо отметить, что в некоторых русских паремиях о старании в труде используется номинация «пот», сигнализирующая об усердном труде, хорошо проделанной работе. В белорусских, наряду с данной лексемой, характеристическую функцию выполняет номинация «мозоль».

В пословицах также говорится о том, что усердие и старание не только выступают как средства приобретения материальных благ, но и обеспечивают человеку уважение и авторитет в обществе:

Работа да руки — надёжные в людях поруки [17, c. 17].

Добра працуеш — павагу маеш [18, c. 172].

Праца да рукі - моцныя парукі [18, c. 164].

Дзе справа, там і слава [18, c. 172].

б) «надежда» на свои силы и на помощь Бога:

С молитвой в устах, с работой в руках [17, c. 19].

С бога начинай и господом кончай [1, c. 26]!

Найлепшы гандаль з богам [22, c. 149].

Однако большинство паремий предписывают человеку возлагать надежды на собственные силы:

Бог дал здоровье в дань, а деньги сам достань [17, c. 17].

На бога уповай, а без дела не бывай [17, c. 14]!

Дал бог руки, а верёвки сам вей [17, c. 17]!

На бога надейся, а сам не плошай [1, c. 26]!

Богу молись, а сам трудись [17, c. 19]!

С богом начинай, а руками кончай [17, c. 19]!

Бог як Бог, а не будзь сам плох [21, c. 406].

Работай, нябожа, то і бог паможа [18, c. 171].

Богу маліся, а сам працуй, бо згаладуеш [19, c. 134].

На бога надзейся і сам рук не спускай [22, c. 155].

На бога спадзявайся, а (ды) сам не давайся (не агінайся, не зявай) [23, c. 252].

в) «толк» — экономное, рациональное ведение хозяйства, бережливость:

Запасливый нужды не терпит [17, c. 4].

Запас беды не чинит [17, c. 4].

Без нужды живёт, кто деньги бережёт [1, c. 61].

Бережливость довеку кормит трудовыми деньгами [10, c. 11].

Запас есці не просіць і бяды не чыніць [18, c. 189].

Робім пра запас, да й будзе з нас [19, c. 59].

Капейка рубель беражэ [19, c. 113].

Хто капейкі не беражэ, таго рубель баіцца [23, c. 343].

У добра гаспадара і саломінка не прападзе [18, c. 137].

г) «неспешность» — неторопливое выполнение работы:

Тихо не лихо, а смирнее прибыльнее [17, c. 191].

Хто бяжыць (спяшыць), той і спатыкаецца [22, c. 306].

Не скора, да здорава [18, c. 149].

Не глядзі, каб скора, а глядзі, каб добра [18, c. 180].

Cодержание данных паремий свидетельствует о том, что неторопливое выполнение работы обеспечивает её более высокое качество и, как результат, способствует тому, что работа приносит большую прибыль.

д) «время» — пора выполнения работы:

Раньше вставай, да сам наживай [17, c. 16]!

Кто рано сеет, семян не теряет [17, c. 327].

Посеешь в погоду — больше приплоду [17, c. 327].

Днём раньше посеешь, неделей раньше пожнёшь [17, c. 327].

Сей под погоду, будешь есть хлеб год от году [17, c. 327].

Хто рана ўстае, у таго хлеба стае [18, c. 174].

Рана ўстанеш — многа зробіш [18, c. 174].

Хочаш грыбоў набраць — трэба рана ўстаць [19, c. 56].

Выходзь на поле з расой, дык будзеш з ядой [18, c. 121].

Сей у добрую пару — збярэш хлеба гару [18, c. 126].

Закончыш жніво ў пору — будзе што вазіць у камору [19, c. 45].

Необходимо заметить, что в паремиях обеих наций говорится о поре выполнения сельскохозяйственной работы.

е) «честность» как залог благоприятного исхода любого предприятия:

Торгуй правдою, больше барыша будет [17, c. 32].

Кто правдой живёт, тот добро наживёт [1, c. 144].

Хоть нет барыша, да слава хороша [17, c. 32].

Хоть мошна пуста, да душа чиста [17, c. 32].

Хоть денег ни гроша, зато слава хороша [17, c. 159].

Хоць кішэнь пуста, але душа чыста [24, c. 108].

Што нам да барыша, была б слава хараша [18, c. 473].

ж) «обман», «хитрость», способствующие приобретению:

Не солгать, так и не продать [17, c. 31].

На гнилой товар слепой купец [10, c. 74].

Не подкрасив, товару не продашь [17, c. 31].

От трудов праведных не наживёшь палат каменных [17, c. 20].

В аду не быть — богатства не нажить [1, c. 61].

Не аддаўшы душу ў ад, не будзеш багат [19, c. 104].

Багатым стаў, бы чорту душу запрадаў [19, c. 104].

Данные категории мыслятся сознанием русских и белорусов как антиценности, при этом недобросовестно, направедно приобретённое на пользу не идёт, о чём свидетельствует наличие в паремийниках следующих пословиц:

Неправдой нажитое впрок не пойдёт [1, c. 144].

Неправедные богатства рождают напасти [10, c. 84].

Неправедно нажитая прибыль — огонь [1, c. 144].

Хлуснёй багаты не будзеш [19, c. 156].

Хто хоча быць борза багатым, скора страціць на тым [18, c. 426].

Хутка збагацеў, хутка згалеў [18, c. 426].

Поэтому как русскими, так и белорусскими пословицами отражено мнение, согласно которому лучше вообще не иметь материальных благ, чем приобретать их нечестно:

Лучше жить бедняком, чем разбогатеть со грехом [1, c. 238].

Гол, да праведен [1, c. 64].

Каб былі ўсе багаты, то бога забылі б [18, c. 424].

В результате анализа паремий, описывающих источники и общие условия приобретения, были выявлены следующие логемы:

1) Приобретению может способствовать как собственная трудовая деятельность, так и чужой труд.

2) Нежелательно трудиться вне родного дома.

3) Человек получает моральное удовлетворение от результатов собственного труда.

4) Собственный труд не всегда обеспечивает материальное благополучие трудящегося.

5) Приобретению могут способствовать социальный статус индивида, достаток, а также воровство, тайное присвоение чужого.

6) Плоды чужого труда недолговечны, чужие усилия не ценятся.

7) Необходимо проявлять усердие в работе.

8) Надежда на свои силы помогает приобретению.

9) Работу желательно выполнять в пору, в срок.

10) К ведению дел следует подходить рационально.

11) Торопиться с выполнением работы не следует.

12) Честность способствует приобретению.

13) Обман, хитрость могут помочь приобретению.

14) Нечестно приобретённое не идёт во благо.

При исследовании русских и белорусских паремий, описывающих источники и общие условия приобретения, были выявлены следующие ценностные ориентации:

1) Собственная трудовая деятельность — несомненная ценность как для русских, так и для белорусов.

2) Использование результатов чужого труда имеет антиценностную характеристику.

3) Трудовая деятельность человека «вне родного дома» негативно оценивается и русскими, и белорусами.

4) Использование своего социального положения, тайное присвоение чужого получает отрицательную оценку.

5) Усердие, надежда на собственные силы, рациональное ведение хозяйства, выполнение работы в срок оцениваются положительно.

6) Честность в приобретении материальных благ имеет положительную ценностную характеристику.

7) Обман, хитрость в приобретении материальных благ мыслятся как антиценности.

В ходе исследования также были установлены лексемы-сигналы о потере и приобретении, помогающие выявлению ценностных предпочтений двух этносов и наиболее часто встречающиеся в паремиях данной тематической группы. Следует заметить, что хотя эта тематическая микрогруппа объединяет выражения об источниках и общих условиях приобретения, однако в некоторых паремиях эксплицитно либо имплицитно представлены и ситуации потери. Это наблюдается, например, когда человек утрачивает своё мастерство в профессии из-за пристрастия к спиртному, когда теряется нажитое нечестным путём и т. д. Поэтому целесообразным будет выделить в данной тематической группе пословичных выражений также и номинации потери.

Среди номинаций приобретения выделяются:

1) субстантивные лексемы, представленные:

а) наименованиями денежных единиц: деньги, гривна, денежка; грыўня, капейка, рубель.

При этом необходимо заметить, что если русские денежные номинации представлены в основном лексемами родового характера «деньги», «денежка», то белорусские аналоги являются видовыми указателями денежных наименований «капейка», «рубель».

б) наименованиями объектов, приобретаемых в результате той или иной деятельности индивида: барыш, доход, приплод, поруки, честь, слава; павага, парукі, слава.

Отдельную группу составили номинации объектов приобретения, которые являются наименованиями продуктов питания: калач, хлеб, мёд; яда, прываркі, скваркі, хлеб, калач, пірог, кашка, малако, мёд.

Следует заметить, что белорусских лексем-наименований продуктов питания в количественном отношении больше, чем русских.

в) лексемами, обозначающими методы приобретения, свидетельства затраченных усилий, источники дохода: промысел, пот, запас, бережливость; пот, мазалі, запас, хлусня.

2) глагольные номинации, которые представлены:

а) лексемами, обозначающими способы приобретения: пахать, сеять, жать, ковать, колотить (в значении воровать), молотить (в значении воровать), вить, трудиться, беречь, кланяться, солгать, подкрасить; араць, скародзіць, жаць, касіць, драць, браць, адабраць, збіраць, рабіць, нагрэбці, вынесці, працаваць, бярэч.

б) наименованиями действий и процессов, связанных с использованием доходов, результатами приобретения: принести, добыть, прокормить, положить, разжиться, вынуть, пузатеть, пировать, грести, кормить, найти, нажить, подарить, разбогатеть; карміць, паіць, пажывіцца, нясціся, радзіць, пладзіць, (не) тужыць, запанаваць, мець, сыцець, багацець, святкаваць, зрабіць, дастацца, прыйсці, найсці, збагацець.

3) адвербиальные: прибыльно; здорава, добра.

В числе лексем, сигнализирующих о потере, выявлены:

1) субстантивные номинации, представленные:

а) наименованиями, обозначающими причины потери: вино, напасть, огонь; хмель.

б) номинациями результатов потери: нужда, наклад, сума; клін, пагібель.

2) глагольные лексемы, которые представлены номинациями акта потери и его последствий: уйти, терять, растрясти, продаться, тощать, згубіць, страціць, бяднець, гараваць, падавіцца, спатыкацца, згалець, пайсці.

2. Пословичные выражения второй тематической группы классифицируются на следующие микрогруппы:

1) паремии, описывающие факты потери и приобретения, зависящие от человеческого фактора;

2) паремии, в которых описывается влияние обстоятельств, не зависящих от воли человека.

Ситуации потери / приобретения, обусловленные человеческим фактором, а также ценностные предпочтения могут определяться:

а) отношением человека к другим людям (в пословицах находят отражение такие концепты, как «добро», «дружба», «своё» / «чужое», «любовь»);

б) материальными ценностями / идеальными ценностями человека (под понятием «материальные ценности» в данном случае понимаются ценности, обладающие какой-либо стоимостью, ценой; «идеальные ценности» трактуются как бесценные, неоценимые, не имеющие цены);

в) качествами, поступками, действиями людей (здесь представлены такие сущности, как «лень», «неумение», «гульба», «пьянство», «юность», «старость», «глупость»);

г) количественной и градуальной характеристиками предметов (категории «много» / «мало», «мера»).

а) Человеку как члену социума постоянно приходится вступать с другими людьми в различные отношения. Характер отношений и определяет потери и приобретения индивида. Если человек относится к окружающим с уважением, по-доброму, то он располагает к себе и тем самым приобретает добро. И напротив, человек, делая другим зло, получает в ответ тоже зло. Таким образом, только от самого индивидуума зависит тот или иной стиль поведения. Следовательно, «добро» выступает как значимая для социума ценность:

Делай добро, и тебе будет добро [1, c. 92].

Что посеешь, то и пожнёшь [1, c. 179].

Шануй людзей, то і цябе пашануюць [18, c. 121].

Хто людзём жалае дабра, тэй палучыць сам сабе заўсягда [22, c. 460].

Што пасееш, тое і пажнеш (сажнеш) [19, c. 44].

Хто пасее вецер, той пажне буру [21, c. 418].

Нарабіў ліха — не чакай дабра [21, c. 414].

Кроме того, беспокоясь о своём благополучии, благосостоянии, человек не должен вредить и желать плохого другим:

Ища себе прибыли, другому не желай гибели [10, c. 50].

Что людям радеешь, то и сам добудешь [17, c. 13].

Не чыні таго другім, што табе не люба [19, c. 173].

Што людзём пазычыш, то і сам палучыш [19, c. 180].

Особо следует отметить паремии, в которых представлен концепт «дружба».

Дружба — одна из самых важных сторон человеческих взаимоотношений, базирующаяся на доверии, понимании, общности интересов. И в русских, и в белорусских пословицах рекомендуется относиться к дружбе бережно, утверждается необходимость дорожить дружбой, так как потерять её легче, чем приобрести:

Друг и брат — великое дело: не скоро его добудешь [10, c. 163].

Друга ищи, а найдёшь — береги [17, c. 228].

Дружбой дорожи, забывать её не спеши [25, c. 303].

Легче друга потерять, чем найти [25, c. 304].

Из-за нового приятеля не теряй и старого [25, c. 304].

Своих друзей наживай, а отцовских не утрачивай [1, c. 233].

Дружба не гриб, в лесу не найдёшь [25, c. 303].

Новых сяброў нажывай, але і старых не забывай [19, c. 96].

Стары друг лепшы новых двух [18, c. 382].

Бліжні друг луччы дальніх двух [18, c. 382].

Однако если в дружеские отношения вмешиваются материальные интересы, то это приводит к потере дружбы:

В долг давать — дружбу терять [17, c. 40].

Не давай денег, не теряй дружбы [17, c. 225].

Хочаш прыяцеля страціць, а ворага набыць — грошы пазыч [18, c. 489].

Калі хочаш ворага нажыць, дык грошы пазыч [24, c. 50].

Дружбы не цярай, нічога не пазычай [18, c. 489].

В целом анализ паремий, отражающих категорию «дружба», приводит к выводу, что для русских и белорусов дружба — святое чувство, стоящее выше материальных приобретений:

Нет богатства лучше дружбы [10, c. 85].

Друг денег дороже [17, c. 228].

Друга на деньги не купишь [17, c. 228].

Лепш сто сяброў, чым сто рублёў [19, c. 96].

Прыяцеля (сябра) за грошы не купіш [19, c. 96].

Исследование паремической трактовки противопоставленных концептов «своё» / «чужое» позволяет заметить, что забота о чужом, желание обладать чужим оборачивается для человека потерей своего:

Чужим умом жить — добра не нажить [1, c. 343].

О чужой голове биться — свою на кон ставить [1, c. 96].

Кто чужого желает, скоро своё потеряет [17, c. 148].

Чужие деньги считать — не разбогатеть [1, c. 69].

Чужого мужа полюбить — себя погубить [17, c. 207].

Лучше по миру сбирать, чем чужое брать [1, c. 124].

Не ганіся за чужым, не трэба будзець плаціць сваім [22, c. 440].

Чужое ўзяць — сваё згубіць [22, c. 440].

Не бяры чужога: аддасі сваё [22, c. 440].

За чужым пагонішся, дык сваё ўтраціш [24, c. 42].

У чужым свайго не найдзеш [19, c 172].

За чужую рагожу аддай кожу [22, c. 440].

Содержание приведённых пословиц свидетельствует о положительной оценке «своего» и отрицательной — «чужого».

В паремиях, описывающих гендерные отношения в контексте ситуации потери / приобретения, регулярную вербализацию обнаруживают концепты-спутники понятия «любовь» — милый / мілы; любить / любіць:

Для милого не жаль потерять и многого [17, c. 200].

Для милого дружка и серёжку из ушка [17, c. 200].

Для мілага друга і завушнічка з вуха [23, c. 274].

Хоць жыццё ўтрачу, але мілага абачу [22, c. 8].

Здесь реализуется представление о такой любви, когда потеря ради любимого не является значимой. При этом русские и белорусские паремии различаются по отражаемой в них степени «жертвенности» ради любимого: в русской паремии любящий готов потерять «многое», в белорусской — даже жизнь.

Однако и в русском, и в белорусском паремийниках найдены пословицы, в которых объект любви представлен как недостойный человек. В данном случае в паремиях отмечается, что любящий человек готов утратить свою индивидуальность, игнорировать моральные принципы ради любви:

Злого любить — себя губить [17, c. 202].

Ліхога любіць — сябе губіць [19, c. 118].

Таким образом, «любовь» может явиться причиной добра либо зла.

Среди паремий, описывающих гендерные отношения, фиксируются выражения, содержащие рекомендации относительно семейной жизни:

Добрую жену взять — ни скуки, ни горя не знать [1, c. 290].

Хто жонку добру мае, той гора не знае [22, c. 66].

В данных выражениях говорится о необходимости брать в жёны хорошую, «домовитую» девушку.

б) Статус ценностей в паремиях о потере и приобретении имеют следующие сущности: «честь» (доброе имя), «время», «счастье», «молодость», «здоровье», «родители».

Под «честью» понимается совокупность высших морально-этических принципов личности, в том числе и хорошая, незапятнанная репутация, доброе, честное имя.

Наличие в русских и белорусских паремийниках пословиц о чести является подтверждением тому, насколько важно для индивида сохранить доброе имя. При этом наличие незапятнанной репутации ценнее, нежели материальные приобретения:

За совесть да за честь — хоть голову снесть [1, c. 240].

Лучше глаза лишиться, чем доброго имени [25, c. 292].

Хоць бедны, да чэсны [22, c. 311].

Абы сумленне чыста [22, c. 311].

Добрая слава лепш за багацце [21, c. 400].

Кроме того, в русских паремиях отражено мнение, согласно которому потеря чести, доброго имени невосполнима:

Честь на волоске висит, а потеряешь, так и канатом не привяжешь [25, c. 292].

В числе паремических выражений также наблюдаются пословицы о соотношениях материальной и идеальной сфер, материальных и идеальных ценностей. Необходимо подчеркнуть, что в большинстве как русских, так и белорусских паремий отмечается неглавенствующая роль материальных ценностей в жизни людей:

Богатство — вода: пришла и ушла [1, c. 62].

Деньги пух — только дунь на них — и нет [1, c. 62].

За грошы ўсяго не купіш [19, c. 113].

Не ганіся за багаццем, а за шчасцем [22, c. 425].

Ценностную характеристику получают категории типа «молодость», «здоровье», «счастье», «время». При этом никакие материальные блага, например, деньги не могут помочь их приобретению, поэтому в пословицах данные сущности трактуются как бесценные, их потеря для людей невосполнима:

Молодость не кошелёк: потеряешь — не найдёшь [25, c. 187].

Легко найти счастье, а потерять и того легче [1, c. 47].

Битого, пролитого да прожитого не воротишь [25, c. 188].

Время не деньги, потеряешь — не найдёшь [25, c. 275].

Время деньгу даёт, а на деньги времени не купишь [17, c. 16].

То не беда, что на карман пошла, а то беда, что здоровье унесла [25, c. 300].

Што прайшло, таго не вернеш [22, c. 469].

Хутчэй шчасце згубіць, як найсці [19, c. 170].

Без шчасця не будзе багацтва, а за грошы шчасця не купіш [22, c. 425].

Згубленае золата можна знайсці, згублены час — ніколі [19, c. 190].

Здароўе латва страціць, ды трудна набыць [22, c. 212].

«Бесценны» также родители — отец и мать. Паремии предписывают уважать, ценить их:

На свете всё найдёшь, кроме отца и матери [1, c. 301].

Шануй бацьку з маткай: другіх не знайдзеш [22, c. 86].

Няма такой крамы, што купляюць мамы [19, c. 125].

Однако и в русском, и белорусском паремиологических фондах фиксируются пословицы, в которых подчёркивается значимость материальных ценностей, в частности денег, способствующих разрешению многих проблем:

Стоит крякнуть да денежкой брякнуть — всё будет [1, c. 59].

Деньга попа купит и бога обманет (т. е. поп грехи скроет) [1, c. 60].

Наличные денежки — колдунчики [1, c. 59].

За грошы хіба пцічага малака не дастанеш [19, c. 112].

За грошы і бога купіш [18, c. 476].

Абы грошы, то й роднага бацька купіш [18, c. 475].

в) Широко представлены в паремийниках обеих наций пословицы, дающие оценку такому человеческому качеству, как лень. Необходимо подчеркнуть, что данное качество способствует только потерям:

Станешь лениться, будешь с сумой волочиться [17, c. 16].

Себя покоить — дому не пристроить [1, c. 379].

Спать долго — жить с долгом [17, c. 18].

Кто ленив с сохой, тому всё год плохой [17, c. 30].

Пачнеш ляніцца — будзеш з торбай валачыцца [22, c. 268].

Дзе шчырая праца, там густа, а дзе лянота, там пуста [22, c. 267].

Хто ўлетку спіць, той узімку не есць [21, c. 394].

Из-за бездействия, праздного времяпрепровождения человек утрачивает не только материальное, но лишается и хлеба насущного:

Сколько ни говорить, а с разговору сыту не быть [25, c. 319].

На полатях лежать — ломтя не видать [17, c. 16].

Пролениться — и хлеба лишиться [17, c. 12].

Сладкая ежа не придёт лежа [17, c. 19].

У ленивого что на дворе, то и на столе (ничего) [17, c. 12].

Хто ў жніво халадку шукае, той галадае [19, c. 45].

Лежачы хлеба не дабудзеш [19, c. 152].

Хто доўга спіць, той хлеб толькі сніць [18, c. 120].

Таким образом, сущность «лень» в русских и белорусских паремиях имеет ярко выраженную негативную оценку.

Лишиться чего-либо человек может и тогда, когда не обладает должным умением, навыками, когда не способен позаботиться о своём хозяйстве, материальном благополучии. В пословичных выражениях категория «неумение» маркирована отрицательно:

Ел бы пирог, да в печи сжёг [1, c. 48].

Дать тебе волю — спустишь и отцовскую долю [25, c. 166].

Добрая жена дом сбережёт, а плохая своим рукавом разнесёт [10, c. 36].

У скупого больше пропадает [1, c. 81].

Добрая жонка дом зберажэ, а ліхая рукавом растрасе [19, c. 124].

Скупы два разы траціць [22, c. 334].

Хто над грошам гіне, той тысячы губляе [22, c. 334].

В качестве антиценностей в паремиях выступают такие пристрастия людей, как «гульба» и «пьянство». С данными пагубными «занятиями» человека народное сознание связывает только потери:

Доплясались, что без хлеба остались [17, c. 265].

Ныне гуляшки и завтра гуляшки — находишься без рубашки [17, c. 19].

Только бы пить, да гулять, да дела не знать [1, c. 199].

С вином поводишься — нагишом находишься [17, c. 246].

Не в горсти дыра, в глотке [1, c. 198].

Кто винцо любит, тот сам себя губит [17, c. 246].

Вино полюбил — семью разорил [25, c. 253].

Дзе гультай ходзіць, там зямля не родзіць [18, c. 120].