История создания советских домов-коммун

Оглавление Введение

1. Источники

2. Литература

3. Жилищный вопрос в 20-е годы и возрождение идеи коммуны

4. Дом работников Наркомфина

5. К социалистическому жилищу

6. Студенческий Дом коммуны на ул. Орджоникидзе

7. Конец времени домов-коммун Заключение Список источников и литературы

" Попалим денек-другой из ружий и думаем;

старому нос утрем.

Это что!

Пиджак сменить снаружи;

Мало, товарищи!

Выворачивайтесь нутром!

Эти строчки Маяковского, помещенные в журнале «Советская архитектура», передают пафос строителей нового, социалистического общества, развернувших свою деятельность после утверждения советской власти. Радикальные преобразования в области культуры должны были разрушить наиболее бросающиеся в глаза черты старого духовного мира человека и создать скелет нового, советского. Этому служила антирелигиозная и антицерковная политика, переустройство системы образования и проч. Колоссальная роль в этом отводилась организации нового быта: о необходимости отказа от дореволюционного образа жизни, заявленной Лениным еще в 1918 году, наперебой трубила пресса: «Пора весь свой быт перестроить по-новому!» .

Эта задача была неразрывно связана с архитектурой. «Архитектура должна быть выразительницей глубочайших устремлений современности» , — говорил архитектор И. А. Головин на одной из лекций, прочитанных в Московском архитектурном обществе. Н. Докучаев писал, что архитектура является фокусом, «в котором сосредоточены коллективная идеология и искания». Архитектор М. Гинзбург придавал поиску новых архитектурных форм колоссальное значение, связывая его с обновлением современной цивилизации с выходом на первый план нового социального слоя — пролетариата, принесшего новые ценности, среди которой едва ли не главное место занимает труд. «Труду, его мощи и силе, энергии и объему захватываемых им областей деятельной жизни мы без колебания готовы отдать наши лучшие художественные возможности». Поэтому в качестве основной задачи Гинзбург выдвигал развитие таких архитектурных форм как «рабочий дом» и «дом работы» .

Именно истории решения проблемы рабочего жилища и будет посвящен доклад. Поскольку тема довольно обширна, необходимо определить ее границы. Я буду рассматривать только московское коммунальное строительство на рубеже 20−30-х. годов. Первое связано исключительно с моими предпочтениями. Второе же с тем, что именно в это время идея дома-коммуны ожила, была поддержана государством, активно разрабатывалась советскими архитекторами и воплощалась в жизнь. Тогда как до конца 20-х гг., коммуны возникали стихийно и в непредназначенных для того помещениях, а в начале 30-х. власть отказалась от этой идеи, и строительство было прекращено.

Необходимо оговориться, что тема интересует нас не чисто в архитектурном свете, но, главным образом, в социальном и идеологическом. Почему именно в это время возродилась идея дома-коммуны? Что привлекало в ней архитекторов и власть? Как конкретно она разрабатывалась и воплощалась в жизнь? Почему от нее так быстро отказались? В своей работе я постараюсь осветить этот круг вопросов.

1. Источники Основным источником, с которым мне пришлось работать, были архитектурные журналы рубежа 20−30-х. гг., в которых публиковались статьи архитекторов по теоретическим вопросам современной архитектуры и проекты построек. Кроме того, именно периодические издания дали мне возможность погрузиться в атмосферу интеллектуальной жизни общества. Возможность почувствовать дух творчества, эксперимента и стремления к новому, которым были охвачены советские архитекторы.

Наиболее часто мы будем обращаться к журналу «Современная архитектура», который был образован архитекторами-конструктивистами в 1926 году и издавался ежемесячно на протяжении пяти лет. В нем выходили статьи, отражающие формирование теории дома-коммуны: анкета «Ваши конкретные представления о доме-коммуне?», «Проблема нового социалистического типа жилья», «Тезисы по жилью». Здесь же был опубликован проект М. Гинзбурга «Дом сотрудников Наркомфина», которому будет посвящена отдельная глава. Проект И. С. Николаева «Опытная постройка студенческого дома коммуны» вышел в свет на страницах журнала «Строительство Москвы». «Советское искусство» уже в 1926 году поставило вопрос об «Архитектуре рабочего жилища и быте». Название журнала «За новый быт!» говорит само за себя. В нем получили отражение все стороны жизни, которые стремилось переустроить новое общество, в том числе вопросы семейной жизни и ведения домашнего хозяйства.

Помимо периодики важным источником являются документы — «Типовое положение о доме-коммуне», составленное Центржилсоюзом в 1928 году, и постановление ЦК ВКП (б) «О работе по перестройке быта», принятое в 1930 году. Эти документы были призваны отрегулировать разработку идеи домов-коммун, унифицировать ее. Интересно, что и тот, и другой решали эту задачу абсолютно по-разному.

Новое восприятие значения архитектуры, ее актуальных задач отразилось не только в периодических изданиях, но в работах видных советских архитекторов — в лекции И. А. Голосова «Новые пути в архитектуре», прочитанной им в Московском архитектурном обществе в 1922 году и опубликованной в сборнике «Из истории советской архитектуры». Той же теме посвящен труд М. Гинзбурга «Стиль и эпоха» .

Очевидно, что тема обеспечена источниковой базой, позволяющей историку в общих чертах осветить историю московских домов-коммун. Однако, я нахожу ее все-таки недостаточной. Представляется особенно интересным то, как жили московские коммунары, насколько это соответствовало планам архитекторов и идеологов. Это позволило бы судить, насколько удался социальный эксперимент. Но подобных источников — каких-либо воспоминаний коммунаров, записок, художественных произведений, посвященных этой теме, я не обнаружила. Поиск в этом направлении, конечно, следует продолжать.

2.

Литература

Научного исследования, посвященного теме московских домов-коммун, еще не существует, но есть несколько более общих работ, облегчающих работу исследователя.

В первую очередь, следует назвать две монографии по архитектуре нашего периода. В своей работе В. Кириллов называет его «временем величайшего дерзания во имя нового, напряженного поиска и эксперимента», с чем, пожалуй, можно согласиться. Автор дает представление о развитии советской архитектуры: знакомит читателя с современными тенденциями и с архитектурными обществами. Отдельную главу он посвящает разработке нового рабочего жилища в 20−30-е гг., где с архитектурной точки зрения прослеживает этапы его развития — от коттеджей «города-сада» через постепенное укрупнение к массовому рабочему жилищу в виде дома-коммуны.

Очень подробно и широко раскрывается тема домов-коммун в одной из частей исследования В. Э. Хазановой, которое было главным помощником в моей работе. Оно содержит богатейший фактический материал, анализ особенностей отдельных этапов и построек, а также частые и обильные цитаты из источников, в том числе те, которые мне не удалось найти в оригинале: «Типовое положение о доме-коммуне» и постановление «О работе по перестройке быта» .

Вторая группа литературы, которую я использовала в работе, посвящена повседневной жизни советского города. Исследование Н. Б. Лебиной рассматривает разные стороны этой темы, в том числе бытовые коммуны: историю возникновения самой идеи коммуны в дореволюционной России и утверждение ее в советском государстве. Лебина сосредотачивает свое внимание в основном не на домах-коммунах, а на коммуне как форме быта. Забвение идеи коммуны на государственном уровне она склонна объяснять появлением «элитных слоев, которым необходимо создавать приличные условия жизни» .

Работа Г. В. Андреевского представляет собой интересную реконструкцию московской повседневности 20−30-х. гг. О домах-коммунах, которые относятся к моей теме, он почти не говорит, но рисует картину жизни общества в целом: он окунает читателя в быт обыкновенных общежитий, в которых приходилось ютиться людям. А это позволяет увидеть дома-коммуны в контексте своего времени.

3. Жилищный вопрос в 20-е годы и возрождение идеи коммуны Острый жилищный вопрос существовал еще при царской власти, поэтому в государстве «диктатуры пролетариата» он должен был быть решен как можно скорее. Попробуем кратко проследить, что для этого делалось. В начале 1920;х гг. жителей рабочих казарм расселяли в квартиры буржуазии и интеллигенции. Также разрабатывалась идея «города-сада», в котором семьи живут в коттеджах, имеющих элементы усадебного хозяйства и домашнего ремесла. Тогда же стала воплощаться идея коллективизации быта, но иначе, чем на рубеже 20−30-х гг. В более благоустроенных гостиницах появлялись «Дома советов», имевшие черты коммунального дома, но в них могли жить только работники, занимавшие высокие должности и имевшие длительный партийный стаж. Для менее значительных работников во второсортных гостиницах устраивались «Отели советов», в которых царила настоящая разруха: «Уборные не действуют… Все до нельзя загажено, полы поломаны… Самый не нижний, 1 этаж и подвал представляют сплошную клоаку…». Молодые люди, кто из революционного энтузиазма, кто для преодоления материальных проблем, создавали коммуны в фабричных казармах, в общежитиях. Так, уже в 1923 году в подобных коммунах проживало более 40% молодых рабочих. Но все эти мероприятия первых лет советской власти еще не имели такой государственной поддержки и размаха. С началом НЭПа идея коллективизации домашнего хозяйства вообще была временно отложена.

Во второй половине 20-х гг., она была возрождена в государственных масштабах, что было связано, с одной стороны, с тем, что «жилищная нужда обострена до крайности». Людям приходилось ютиться на чердаках, в подъездах, переоборудовать под жилье кладовые и уборные. В очереди на получение комнаты в 1925 г., в Краснопресненском райсовете ежемесячно состояло двадцать семь тысяч человек, тогда как получить комнату могли только пятьдесят-шестьдесят очередников. Многие жили в общежитиях, в крайне неблагоустроенных, антисанитарных и тесных условиях. Так в комнате общежития Краснохолмской фабрики на шестьдесят кроватей приходилось восемьдесят жильцов. При чем на некоторых кроватях располагались целыми семьями. Естественно, что в столь тяжелых условиях невозможна была нормальная человеческая жизнь, обострялись социальные проблемы: каждый день в дома младенца попадало по сто-двести подкидышей, свирепствовали всевозможные болезни и т. д. А о каком-либо развитии личности и говорить было нечего. Этот клубок проблем, вызванный жилищным вопросом, нельзя было игнорировать.

С другой стороны, возрождение идеи коммуны было частью новой государственной политики, для которой были характерны сворачивание либеральных мероприятий НЭПа и ускорение строительства социализма. В этом власть опиралась на классиков марксизма-ленинизма. На страницах «Современной архитектуры» цитировались слова Ленина о том, что необходима «массовая борьба против домашнего хозяйства или, вернее, массовая перестройка в крупное социалистическое хозяйство» .

В 1926 году Н. Докучаев писал, что новое жилище, должно быть не только «удобно, светло, тепло и гигиенично», но вести к созданию «широко коллективного социального быта». В связи с этим он ставил риторический вопрос о том, возможно ли это в условиях старой организации жилья: «Подходит ли нам… режим индивидуалистических наклонностей буржуазной семьи, замыкающейся в скорлупе „собственного“ очага и хозяйства?». И тут же отвечает, что «это полярно всякому социализму». К зарубежным разработкам рабочих жилищ советские архитекторы относились настороженно. «Это либо простые казармы, без каких бы то ни было удобств, либо бараки, в которые вообще никакое приличное и культурное житье немыслимо, либо отдельные домишки в виде коттеджей». Последние считались средством «превращения привилегированной части рабочего класса в мелких хозяйчиков… с целью разъединения рабочего класса». То есть все прежние попытки решить жилищный вопрос признавались негодными в условиях новой жизни.

Поэтому единственным типом жилья, который должен воспитывать человека социалистической эпохи, считался дом-коммуна, где, с архитектурной точки зрения, площадь индивидуального пользования сокращена до минимума и созданы помещения общего пользования, имеющие особенное архитектурное оформление и качественное оборудование. С социальной, предполагается переустройство быта на началах коллективизма. «В этой обстановке будет расти и крупнеть коммунист» .

К разработке типа нового жилья советские архитекторы решили привлечь общественность, для чего в журнале «Современная архитектура» была опубликована анкета «Ваши конкретные представления о доме-коммуне?», состоящая из двух частей и обращенная как к простым гражданам, так и к профессионалам-архитекторам соответственно. К товарищу обращались с такими вопросами. «Как представляется тебе вещественное оформление нового быта??? Какие новые потребности уже образовываются и какие тобой считаются отмирающими? Какие из бытовых навыков могут… быть организованы как коллективно-обобществляющие? Как увяжется активность организации общественного питания с задачами раскрепощения женщин??? Как ты мыслишь и смотришь на общественное воспитание детей???». Очевидно, насколько серьезны намерения строителей нового общества: их стремление к коллективизму подразумевает перестройку не только производственно-бытовых навыков, но даже семейных отношений, наиболее традиционной стороны жизни человека. Почву для подобных преобразований готовил еще Ленин: «женщина продолжает оставаться домашней рабыней…, ибо ее давит, душит, отупляет, принижает мелкое домашнее хозяйство, приковывая ее к кухне и к детской». Эта линия развивалась на страницах советской периодики. Так в журнале «За новый быт!», ставится цель освободить женщину «от ее домашней каторги, чтобы она так же, как и ее муж, ходила на собрания, в клуб, занималась общественной жизнью». А на страницах журнала «Современная архитектура» утверждалась необходимость «приступить к уничтожению семьи как органа угнетения и эксплуатации». Семья должна была превратиться в «чисто товарищеский, физиологически необходимый, исторически неизбежный союз рабочего-мужчины и работницы-женщины». Суть этой переоценки ценностей очень четко и ярко передает В. Паперный: «Традиционная семья — это институт, посвященный таинству рождения… Глобальный коллектив этой (социалистический — прим. Е.С.) культуры посвящен другому таинству — таинству труда». Однако, довольно сложно осуществить столь резкий переворот мгновенно, поэтому стали разрабатываться проекты домов-коммун переходного типа. В Москве этот тип жилья представлен домом работников Наркомфина.

4. Дом работников Наркомфина Дом работников Наркомфина появился в 1928;30 гг. на Новинском бульваре. Он был построен по проекту архитектора М. Гинзбурга в соавторстве с И. Милинисом. По плану предполагалось возвести жилой дом, коммунальный блок, детский сад-ясли и хозяйственный корпус, но в итоге были построены только жилой дом и коммунальный блок. Он был рассчитан на небольшое количество жителей — 200 человек, при этом предусматривались квартиры как для одиночек и малых семей, так и для больших.

Для больших семей выделялись двухэтажные квартиры, имеющие т.н. «резервуар воздуха» — комнату-столовую высотой в два этажа. На первом этаже находились передняя, кухня и внутренняя лестница на второй этаж, где располагались спальни и ванная комната. Малая семья получала однокомнатную квартиру, имевшую лишь небольшой кухонный элемент, а также душ, санузел и маленькую переднюю. В самом верхнем этаже дома располагались комнаты общежительного типа, имевшие общий душ и умывальник. В таких комнатах жили 1−2 человека. Таким образом, население дома не было однородным — это были и традиционные семьи, и одинокие люди. Условия жизни не были равны, они соответствовали потребностям жителей и должны были облегчить их жизнь.

Коммунальный центр соединен с жилым теплым переходом и представляет собой двухэтажное здание, каждый этаж которого в свою очередь имеет два яруса и двухсветную высокую часть. На первом этаже в двухсветной части располагался спортивный зал, на 1 ярусе — душевые, переодевальни, уборные и спорт-принадлежности, на 2 ярусе — помещения для отдыхающих и наблюдающих за спортом. На втором этаже в двухсветной части — общественная столовая, на 1 ярусе — кухня, на 2 — читальня и помещения для отдыха. В летнее время на крыше предполагалось устраивать столовую. Как видим, организация коммунального блока была удобной и разумной, направленной на разностороннее развитие личности. А главное, она должна была способствовать сплочению жителей, объединенных общим столом и досугом. Однако, в доме Наркомфина общественная жизнь не была обязательной.

Кроме того, дом имел много оригинальных решений, которые должны были способствовать «бодрой и здоровой жизни». Коридоры, связывающие жилые ячейки, летом превращались в террасы. На плоской крыше устраивались солярий, спортивная площадка, цветники. Сам жилой корпус был приподнят на 2,5 метра на столбах, благодаря чему, как подчеркивает архитектор, никто не жил на «наихудшем» 1 этаже, здесь теперь можно было устроить крытую террасу или продолжение сада. При окраске внутренних помещений учитывались «психофизиологические и пространственно-организующие возможности цвета». Так интенсивные цвета, несущие сильный эмоциональный заряд, использовались только в тех местах, на которых взгляд почти не задерживается, в основном же применялись спокойные цвета. Благодаря обилию стекла здание было насквозь пронизано светом. Несомненно, эти решения были большим достижением архитектора.

Итак, дом сотрудников Наркомфина был новым словом в советской архитектуре, которое должно было служить свободному, безболезненному и постепенному переходу к новым формам общественной жизни. Он подразумевал сохранение традиционных форм жизни, предлагая при этом пользоваться новыми социалистическими элементами. Очевидна установка на формирование здоровой, активной и коммуникабельной личности.

Надо отметить, что именно этот выбор постепенного пути к социализму подвергался критике со стороны некоторых других архитекторов. Так, на страницах журнала «Строительство Москвы» от имени редакции появилась статья, в которой в отношении дома Наркомфина говорилось о «прямом некритическом заимствовании творческих методов западных архитекторов-новаторов», чья творческая система была «обусловлена четко выраженным „социальным заказом“ капиталистического общества». В частности критиковалось применения т.н. ячейки типа «К», той самой двухэтажной квартиры, рассчитанной на большую семью. Со ссылкой на жилищный кризис и тенденцию к обобществлению быта редакция журнала останавливала свой выбор на однокомнатной квартире. Таким образом, проект Гинзбурга был принят неоднозначно. Творческая мысль находила и иные пути в социализм.

5. К социалистическому жилищу В 1928 году руководителями Центржилсоюза было составлено «Типовое положение о доме-коммуне», которое предполагало обязательное и наиболее полное обобществление быта. Исследователь В. Э. Хазанова сравнивает его по строгости с монастырским уставом.

Для коммунара жизнь начиналась с чистого листа: было запрещено привозить в коммуну старую мебель и другие предметы хозяйственного оборудования. Коммуна должна была стать настоящим, сплоченным, организованным коллективом рабочих и рабочей молодежи. Часть коммунаров работает на производстве, где обязуется пропагандировать переустройство быта. Другая часть трудится внутри дома и обеспечивает общественную жизнь: работает в библиотеках-читальнях и на кухне, устраивает кружки, экскурсии, доклады, вечера самодеятельности, а также с помощью студентов готовится к поступлению на рабфаки и в вузы. Каждый коммунар обязывается ликвидировать собственную неграмотность, заниматься физкультурой и «бороться со всякими проявления пьянства, хулиганства, религиозностью, грубостью, некультурностью и другими остатками старого быта». А это значило, что личная жизнь человека должна была стать делом общественным, он обязан был соответствовать своему статусу коммунара: быть идеологически подкованным, здоровым, оптимистичным, а главное — активным участником общественной деятельности. Для этого освобождалось время, которое раньше было целиком посвящено каждодневным бытовым делам, например, приготовлению еды.

Индивидуальные помещения предполагалось свести к минимуму, в том числе путем отказа от жизни всей семьей: подчеркивалось, что обобществлению подлежат воспитание детей, питание, стирка, удовлетворение части культурных запросов. Жилая ячейка на 1−2 человек была рассчитана только на «сон, часть отдыха и умственной работы». Дети жили в специальном секторе, который для общения с родителями был связан теплым переходом со взрослым. То есть семейные связи не уничтожались на корню, но значительно сокращались, потому что для создания человека новой эпохи определяющую роль должен был играть не малый семейный коллектив, а большой коллектив товарищей.

Дом должен был иметь органы самоуправления — Общее собрание членов дома-коммуны и руководящий совет коммуны из 25 человек, работа в котором велась бы по секциям: детской, культурно-массовой, физкультурно-гигиенической, хозяйственной. Верховным органом был назван Президиум совета, включавший председателя, секретаря совета и председателей секций. Благодаря этому коммунары получали возможность деятельно участвовать в организации собственной жизни, что идеально вписывалось в картину государства диктатуры пролетариата, где каждая кухарка должна уметь управлять государством. Кроме того, представляется, что такие органы могли принимать меры по отношению к коммунарам, чье поведение или образ мысли не соответствовал советскому. Таким образом, социализм должен был внедряться в российскую действительность снизу. Каждая коммуна создавала маленькое социалистическое общество, цельное, активное, выдержанное. А из этих коммунальных коллективов должно было сложиться единое и однородное советское социалистическое общество.

Пункты «Типового положения» легли в основу инструкции по заселению дома-коммуны на улице Лестева (бывш. Хавско-Шаболовский пер.), построенного в 1925;1926 гг., по проекту архитектора Г. Вольфензона. Мы не будем рассматривать этот дом, поскольку по своей архитектуре он даже более, чем дом Наркомфина. являлся переходным: он имел индивидуальные квартиры и совсем небольшой коммунальный блок.

Итак, в советской архитектуре сформировалось два параллельных течения, которые по-разному видели роль дома-коммуны в строительстве социализма. Существовало мнение, что современный дом-коммуна, сохраняя традиционные формы быта, одновременно должен предоставлять возможность включаться в активную общественную жизнь. То есть переход к социализму должен быть постепенным. По другой точке зрения, уже сейчас следовало отказаться от домов переходного типа и сразу погрузить человека в переустроенный на социалистических началах быт, то есть проводить максимальное обобществление жизни. Этот подход был воплощен в студенческом доме коммуне на ул. Орджоникидзе.

6. Студенческий Дом коммуны на ул. Орджоникидзе

" Именно в студенческом жилье открываются наиболее благоприятные возможности создания жилья коммунального типа" , — считал архитектор И. С. Николаев, по проекту которого в 1929;1930 гг. на ул. Орджоникидзе (бывш. 5-й Донской проезд) был построен студенческий дом-коммуна. Действительно, студенчество представляет собой очень однородную по возрасту и социальному составу среду, объединенную общими интересами, занятиями и досугом. «Все это должно дать крепкую спайку коллективу». Кроме того, молодые люди еще не создали собственных семей, не накопили собственным трудом материальных благ, не обустроили собственного домашнего очага, которые были бы им дороги и просто привычны, а потому им теоретически ничего не препятствует отказаться от всего этого. К тому же молодежь еще не имеет жизненного опыта, который также предостерегает людей старшего поколения от резких поворотов, но обладает мощным энтузиазмом, восприимчивостью к новым идеям, активностью и радикализмом. Именно эти качества студенчества делали его наиболее благодатным материалом для создания нового человека и общества.

Что представляла собой жизнь в доме-коммуне на ул. Орджоникидзе? Дом состоит из трех корпусов: спального, санитарно-спортивного и учебного. Узкий и протяженный восьмиэтажный корпус пронизан коридорами, соединяющими спальные кабины, в каждой из которых живет по два человека. Обстановка кабины подчеркнуто минималистична: две кровати, два табурета и подоконник, заменяющий стол. Во-первых, это должно было способствовать оздоровлению обстановки: «за счет лишних вещей надо дать место в комнате воздуху и солнцу». А во-вторых, предполагалось, что большую часть дня коммунар будет проводить в общественных помещениях, а спальная кабина служит только для сна и отдыха.

В санитарно-спортивном корпусе находились раздевальни с индивидуальными шкафчиками, души, умывальни, уборные, спортивный зал, солярий и медпункт. Мы видим здесь те же установки на здоровую и активную жизнь, что и других домах-коммунах.

Общественный блок предоставлял студенту все необходимое для жизни и работы. В нем находилась столовая, в которой одновременно помещалось 25% жителей, кухня, комнаты отдыха и фойе с журнальными столиками. Здесь же располагались библиотека, помещения для всевозможных кружков, для «делового использования» — чтения, черчения, штудирования и т. п. Развитый коммунальный блок создает условия для ежедневного разностороннего развития личности путем общения и работы в коллективе.

Каждый студент мог заниматься как в общем зале, так и в индивидуальной кабине, имеющей только стол и стул. То есть индивидуальное пространство предполагалось, но было сокращено до минимума. Коммунар может быть один только тогда, когда это необходимо — во время сна или сосредоточенной умственной работы. В остальное время он пребывает в коллективе. Его собственность также ограничивается необходимым минимумом. Вообще дух минимализма пронизывает весь дом. Как отмечает исследовательница Хазанова, «в сооружении все поражает нарочитым нигилизмом» .

Таким образом, студенческий дом-коммуна на ул. Орджоникидзе должен был воплощать в жизнь идею создания нового человека, но иначе, чем, например, дом Наркомфина. Во-первых, этот дом был лишен переходных черт и предполагал немедленное погружение человека в социалистическую жизнь. Во-вторых, жителями этого дома были студенты, об особенностях которых уже говорилось выше. В-третьих, в студенческой коммуне человек жил до окончания учебы, то есть всего несколько лет, которые должны были заложить в каждом коммунаре основы нового быта, новой жизненной позиции и новых взаимоотношений. Затем на его место приходил новый коммунар и проходил ту же школу будущей жизни. Такая система, напоминающая конвейер, теоретически позволяла ускорить процесс создания человека новой эпохи.

7. Конец времени домов-коммун

16 мая 1930 года ЦК ВКП (б) приняло постановление «О работе по перестройке быта», в котором партия обрушилась с критикой на архитекторов, ратующих за немедленное переустройство быта на социалистических началах. Их попытки были названы «крайне необоснованными, полуфантастическими, а потому чрезвычайно вредными». Чем можно объяснить столь резкое осуждение, казалось бы, более чем похвального, с точки зрения партии, стремления? Оно было признано несвоевременным по двум причинам — экономической и культурной. Во-первых, не готова материальная база, поэтому для ее создания необходимо направить все ресурсы на индустриализацию. Во-вторых, не готово само население. А потому разработка и реализация проектов, подразумевающих максимальное обобществление быта, ведет только к «громадной растрате средств и дискредитации самой идеи» .

Немедленное внедрение социализма в повседневную жизнь было решено отложить. Как это отразилось на домах коммунах? Пришлось вернуться к домам переходного типа, в которых сочетались бы традиционные формы быта и общественное обслуживание — столовые, детсады, библиотеки, мастерские, прачечные и т. п. Сохранялась возможность жить семьей и по минимуму пользоваться коммунальным центром. Более того, индивидуальная часть дома получала небывалое развитие: кабины проектировались бoльших размеров, что предполагало использование их не только для сна, но и для других занятий, а также для хранения личных вещей. Все это свидетельствует о том, что, достигнув своего расцвета, максимально полно и последовательно разработанная идея дома-коммуны была отвергнута партией и потому оставлена архитекторами. Власть пересмотрела свой взгляд на нее и поставила жесткие рамки, в которых она могла развиваться. Фактически, эти рамки вернули ее в зачаточное состояние и пресекли возможность экспериментировать. Тогда как путь, проделанный советскими архитекторами в этой области, и был экспериментом. Недолгим, во многом оставшимся на бумаге, но ярким и многообещающим. Естественно поэтому, что после постановления партии интерес к идее дома-коммуны стал охладевать. Постепенно в архитектуре утверждался новый стиль, сталинский, отвечающий современным запросам власти, в то время как конструктивизм не просто забывался, но часто намеренно искоренялся. На страницах одной их книг сороковых годов особенно точно передается отношение к конструктивизму: «Была ясность, но не было мощи… не было монументальности, не было героики, не было пафоса социалистического строительства». Архитектура получила от власти другую задачу, и дома-коммуны снова остались за бортом истории, так и не решив ни жилищного вопроса, ни проблемы создания нового человека.

Заключение

Подведу итоги своего небольшого исследования. Идея строительства домов-коммун появилась во второй половине 20-х гг., когда, с одной стороны, общество душил жилищный кризис, а с другой, власть взяла курс на ускорение строительства социализма. Последнее обстоятельство обеспечило архитекторам-конструктивистам мощную поддержку государства. Активная творческая мысль, воодушевленная стремлением к новому счастливому будущему, текла по двум руслам. Одно предполагало постепенный и свободный путь в социализм, другое — обязательное переустройство жизни на социалистических началах уже сегодня. Поэтому в Москве появлялись дома коммуны двух типов: переходного (Дом сотрудников Наркомфина на Новинском бульваре) и социалистического (Студенческий дом коммуна на ул. Орджоникидзе). По-разному, но оба типа коммун стремились к достижению единой цели — созданию нового быта, который, в свою очередь, должен был создать человека новой эпохи. За счет обобществления различных сторон жизни — приготовления пищи, воспитания детей, стирки, уборки, досуга — коммунар должен был стать, с одной стороны, идеологически выдержанной, а с другой, разносторонне развитой личностью. Он должен был вести здоровый образ жизни и активно участвовать в общественной жизни. С изменением общей ситуации в стране, партия положила конец развитию идеи домов коммун как явлению несвоевременному. По сути, это было проявлением тенденции к пресечению безудержной творческой инициативы 20-х. гг., которая затронула всю культурную жизнь страны. На смену романтично-утопическому, строгому, революционному духу шел совсем другой, имперский, пафосный, отражавший новую политическую атмосферу.

жилище коммунальный строительство архитектура

Источники

1. Из лекции архитектора И. А. Голосова «Новые пути в архитектуре» // Из истории советской архитектуры. Документы и материалы. М., 1963.

2. М. Гинзбург Стиль и эпоха. М., 1924.

3. Н. Докучаев Архитектура рабочего жилища и быт // Советское искусство, 1926, № 3−6.

4. Анкета «Ваши конкретные представления о доме-коммуне?» // Современная архитектура, 1926, № 4.

5. Жилищное строительство и Современная архитектура // Там же.

6. О рабочем жилищном строительстве // Там же. 1928, № 3.

7. Типовое положение о доме-коммуне // Цит. По: В. Э. Хазанова Советская архитектура первой пятилетки. М., 1980.

8. Работница и жилище // За новый быт! 1928, № 17−18.

9. Хлев или жилище культурного человека? // Там же.

10. Проблема нового социального типа жилья. Тезисы по жилью. // Современная архитектура. 1929. № 4.

11. Дом сотрудников Наркомфина // Там же, № 5

12. И. С. Николаев Опытная постройка студенческого дома-коммуны // Строительство Москвы. 1930, № 7.

13. Постановление ЦК ВКП (б) «О работе по перестройке быта» // Цит. По: В. Э. Хазанова Указ. Соч.

1. В. В. Кириллов Путь поиска и эксперимента. М., 1974.

2. В. Э. Хазанова Советская архитектура первой пятилетки. Проблемы города будущего. М., 1980.

3. Н. Б. Лебина Повседневная жизнь советского города: нормы и аномалии

4. Г. В. Андреевский Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху