Когнитивно-прагматические характеристики террористического дискурса

Содержание Введение Глава 1. Язык в антропоцентрической научной парадигме.

1.1 Познавательно-коммуникативная деятельность человека.

1.1.1 Виды компетенций в лингвистике общения.

1.2 Соотношение «текст-дискурс» .

1.2.1 Сущность дискурса.

1.2.2 Типология дискурса.

1.2.3 Жанры дискурса.

1.3 Когнитивная база дискурса.

1.3.1 Язык и знание.

1.3.2 Формы представления знаний.

1.3.3 Когниотип в системе репрезентации знаний.

1.4 Выводы Глава 2. Когнитивное представление предметной области «терроризм» .

2.1 Терроризм как социальное явление.

2.2 Когниотипическое представление предметной области «терроризм» .

2.3 Анализ вербального воплощения когниотипа предметной области «терроризм» .

2.4 Выводы Глава 3. Тексты предметной области «терроризм» в свете типологических и речежанровых характеристик.

3.1 Жанровая вариативность текстов предметной области «терроризм» .

3.1.1 Жанр информационного сообщения.

3.1.2 Жанр аналитического рассуждения.

3.1.3 Жанр описания.

3.1.4 Жанр официальных документов.

3.2 Особенности тектовой деятельности предметной области «терроризм». Террористическй нарратив.

3.3 Выводы Заключение Список использованной литературы Список источников.

Введение

Интенсивное развитие современной лингвистики привело к появлению большого числа работ, отличающихся нетрадиционным подходом к одной из основных проблем языкознания — о соотношении мысли и слова. В центре лингвистического описания ставится языковая личность и вербальная реализация ее отношений к окружающему миру. В эту непрерывно расширяющуюся область исследования входит проблематика данной диссертационной работы..

В исследовании текстовой объективации предметной сферы деятельности интегрируются достижения социолингвистики, лингвистики текста, когнитивной лингвистики, нарративного анализа, стилистики и риторики. Данные указанных наук взаимопересекаются и позволяют рассматривать текст с различных точек зрения, при этом речь идет о тексте в ситуации общения, то есть дискурсе.

Предпосылки текстуальной деятельности — когнитивные, лингвистические и др. определяют тип коммуникации, ведут к формированию ряда компетенций, из которых когнитивная рассматривается как ведущая. Описание когнитивных процессов и структур представляет особую значимость. Распределение знаний по предметным областям (ПО) предполагает наличие различных подходов, которые имеют общую точку соприкосновения — знания.

Теория дискурса является одним из наиболее развивающихся направлений коммуникативной лингвистики: типы, жанры, категории дискурса изучены еще недостаточно. Террористический дискурс еще не был объектом лингвистического изучения. Вышесказанное предопределило актуальность данного исследования.

Научная новизна представленной работы заключается в анализе террористического дискурса и выделении следующих жанров: информационного сообщения, аналитического рассуждения, описания, официальных документов. Дана его комплексная социолингвистическая и структурно-семантическая характеристика. Основываясь на концепции Е. Шейгал, нами сформулированы основные черты террористического нарратива, который представляет собой совокупность дискурсных образований разных жанров, сконцентрированных вокруг определенного террористического события.

Актуальностью рассматриваемых в работе проблем и новизной предлагаемых решений определяется теоретическая значимость работы, которая заключается в концептуализации понятия «когниотип терроризм» как примера когнитивных отношений, регулирующих человеческую деятельность и служащих ее когнитивной базой в процессе порождения и понимания текстов.

Практическая значимость работы состоит в том, что ее результаты могут найти применение в практике профессиональной деятельности юристов, а также в процессе вузовской подготовки по разделам, посвященным теории дискурса, лингвистики текста, когнитивной лингвистике, психолингвистике, социолингвистике, теории интерпретации текста.

Целью данного исследования является проведение когнитивно-прагматического анализа субстанционально-процессуальных свойств текстов в ПО «терроризм» и комплексная характеристика террористического дискурса для выявления его жанровой специфики.

Данная цель определила постановку задач исследования:

Определить понятия «террористический дискурс», «террористический нарратив» и установить их место в концептуальном поле теории дискурса.

Установить факторы формирования области знания в текстах террористической направленности в процессе выявления их когнитивно-прагматических характеристик.

Создать когниотип «терроризм» как комплекс знаний о терроризме, существующих в отечественном и англо-американском социумах.

Построить классификацию жанров террористического дискурса.

Охарактеризовать языковые и текстуальные особенности жанров террористического дискурса на английском и русском языках.

Для решения поставленных задач применялись следующие методы исследования: дедуктивный метод, общенаучный метод понятийного моделирования, метод текстуального анализа, метод когниотипического моделирования.

Методологической и философской основой работы послужило большое количество глубоко разработанных концепций языковой картины мира, когнитивного подхода к систематизации единиц языка и речи, ведущих свои корни от лингвофилософской теории В. фон Гумбольдта.

Данное исследование опирается на работы таких ученых, как Ю. Д. Апресян, Н. Д. Арутюнова, А. Г. Баранов, М. М. Бахтин, Г. И. Богин, А. Вежбицка, В. Г. Гак, В. З. Демьянков, Т.А. ван Дейк, В. А. Звегинцев, А. Е. Кибрик, Е. С. Кубрякова, Дж. Лакофф, М. Минский, Т. М. Николаева, Б. А. Серебренников, Ч. Филлмор, У. Чейф, В. И. Шаховский, Е. И. Шейгал, А. Д. Шмелев и других.

Объектом анализа является террористический дискурс, представленный русскими и английскими текстами террористической тематики с 1995 по 2001 гг. В качестве предмета исследования рассматриваются когнитивные и прагматические характеристики террористического дискурса.

Материалами исследования являются тексты террористической тематики (на русском и английском языках) за период с 1995 по 2001 гг., опубликованные в русских и англо-американских газетах и журналах, а также тексты на английском и русском языках, полученные по электронной почте и международной сети Интернет. Всего было проанализировано около 800 текстов отечественных источников, а также 750 текстов англо-американских источников. Общий объем анализируемого материала составил 7625 словоупотреблений по русским текстам и 9880 словоупотреблений по английским текстам. Отбор материала производился приемом сплошной выборки текстов из специализированных рубрик.

Положения, выносимые на защиту:

В системе типов дискурса выделяется террористический дискурс, который представляет собой совокупность текстов предметной области «терроризм», взятых в ситуации общения. Террористический дискурс представлен массивом текстов о совершенных террористических актах, информированием об исполнителях и жертвах, сопутствующих обстоятельствах, последствиях контртеррористических действий, общественным мнением, а также анализом причин и выводами. Любой текст, удовлетворяющий данным требованиям, является текстом о терроризме.

Когниотип «терроризм» отражает структурированные комплексные знания социально-культурного уровня в данной ПО. Он состоит из трех компонентов: пропозиционального, модального, текстуального и является ментально-лингвистической базой порождения и понимания текстов.

В террористическом дискурсе выделяются речевые жанры: информационного сообщения, аналитического рассуждения, описания, официальных документов. При этом ряд остается открытым. Тексты выделенных жанров совпадают по тематике и отличаются по композиционной структуре и стилистическим особенностям.

Русский и английский террористический дискурсы различаются рядом параметров: в жанре информационного сообщения — по функциям заголовка и оценочной коннотации; аналитического рассуждения — нейтральностью лексики и использованием метафорических средств языка; в официальных документах — по клишированности композиции, безличности изложения, императивности, модальным конструкциям и набору клишированных фраз.

Совокупность дискурсных образований разных жанров, сконцентрированных вокруг определенного террористического акта, образует террористический нарратив — своеобразный сверхтекст, объединенный общностью содержания и персонажей. Важной чертой в нем выступает вариативность эмпатической идентификации в текстах разных авторов.

Результаты исследования получили апробацию на международной научной конференции «Global English for Global Understanding» (Москва, 2001 г.), на заседаниях научно-исследовательской секции «Язык и речь» (Краснодарский юридический институт МВД РФ), на ежегодных научных конференциях преподавателей Краснодарского юридического института (1998 — 2001 гг.).Публикации по теме, содержащие основные положения исследования, включают пять работ.

Цели и задачи работы определили ее объем и структуру. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии, включающей список использованных и цитируемых научных трудов отечественных и зарубежных авторов, список источников исследования.

Глава 1. Язык в антропоцентрической научной парадигме.

1.1 Познавательно-коммуникативная деятельность человека Человеческая жизнь — система сменяющих друг друга видов деятельности, включенных в систему отношений общества, что и представляет ее особое своеобразие (Леонтьев, 1977: 81−82). Деятельность — специфическая человеческая форма отношения к окружающему миру, содержание которой составляет его целесообразное изменение и преобразование в интересах людей. Можно выделить следующие основные виды деятельности: предметно-практическую, познавательную, коммуникативную и проектно-конструктивную (Лекторский, 1985: 4). Первые три вида деятельности взаимосвязаны и взаимообусловлены и очень часто протекают параллельно, совмещаясь во времени. Главное, что отличает одну деятельность от другой, состоит в различии предметов деятельности. Именно предмет деятельности придает ей определенную направленность. Однако человеческая деятельность не существует иначе, как в форме действий или цепи действий. Например, трудовая деятельность существует в трудовых действиях, учебная деятельность — в учебных действиях, деятельность общения — в актах общения и т. д. (Леонтьев, 1977: 102−104).

Говоря о коммуникативной деятельности, представляется целесообразным раскрыть ее основные понятия — коммуникация, функции коммуникации, коммуникативная деятельность и коммуникативный акт как единица коммуникативной деятельности.

Коммуникация (лат. communicativ, or communico — делаю общим, связываю, общаюсь) — общение, обмен мыслями, сведениями, идеями и т. д. — специфическая форма взаимодействия людей в процессе их познавательно-трудовой деятельности (ЛЭС: 233).

К. Менг определяет коммуникацию как вид деятельности, «состоящий в производстве и восприятии языковых знаков и обеспечивающий специфическую смену между экстериоризацией духовной деятельности и обратным превращением экстериоризованной духовной деятельности в содержании сознания» (Менг, 1983: 222).

Е.С. Кубрякова указывает, что «процессы передачи информации получили название коммуникации … Коммуникативное поведение — поведение общественное. Этим определяется специфика человеческой коммуникации» (Кубрякова, 1986: 14). Основная социальная функция коммуникации состоит в том, что она обеспечивает предметно-практическую деятельность либо как овладение этой деятельностью, либо как ее планирование и координацию (Каменская, 1990: 10).

Вполне очевидно, что человеческое общение многогранно и исследуется разными науками: лингвистикой, психои социолингвистикой, психологией, социологией, семиотикой и теорией коммуникации. Каждая из этих наук вносит определенный вклад в уточнение понятий «язык» и «речь», являющих собой основу общения между людьми.

В языкознании проблема разграничения понятия «язык» и «речь» вызвала многолетнюю дискуссию. Мнение по этому вопросу высказали в своих работах В. Гумбольдт (1984), Г. Штейнталь (1979), А. А. Потебня (1989), Н. В. Крушевский (1975), И. А. Бодуэн де Куртенэ (1963) и многие другие. Попытку теоретического разъяснения такого разграничения предприняли Ф. де Соссюр (1990) и Л. В. Щерба (1974).

Язык возникает на определенной стадии человеческого развития и становится источником особого вида деятельности, духовной по своим истокам, материальной по воплощению, речемыслительной по природе. Обретая язык и овладевая всеми его механизмами, люди получают в свое распоряжение мощное средство общения и абстрактного мышления; они развивают способность оперировать любыми идеальными объектами вне сферы их практического применения или наличия (Лурия, 1979: 12, 28).

Исходя из современных общепринятых определений, язык понимается как система звуковых знаков, стихийно возникшая в человеческом обществе для целей общения. К единицам языка относятся слова. За ними исторически закреплены не те или иные конкретные мысли и чувства, а общенародные значения, сочетая которые люди получают базу формирования и средство выражения конкретных мыслей и чувств. Думая, люди «сливают» определенные единицы языка со своими мыслями и чувствами. В результате и возникает речь, или язык в действии (Леонтьев, 1968: 30).

Речь вплетена в жизнь человека и существует как неотъемлемое звено ее многочисленных проявлений; как деятельность она нередко подчинена деятельности более высокого порядка (Леонтьев, 1968: 31). Если язык мы признаем исторически возникшим сложным знаковым механизмом общения, то речью надо называть последовательность знаков языка, построенную по его законам, из его «материала» и в соответствии с требованиями выражаемого конкретного содержания (мыслей, чувств, настроений и т. д.) (Рождественский, 1990: 21).

Введение

м в науку термина «речь» признается тот очевидный факт, что общее (язык) и частное (речь) едины и вместе с тем различны. Средства общения, взятые в отвлечении от какого бы ни было конкретного их применения, мы называем языком. Те же самые средства общения, конкретно примененные, т. е. вступившие в связь с конкретным содержанием (мыслями, чувствами), мы называем речью. Средства общения в возможности — язык. Те же средства в действии (реализации) — речь. Общее (язык) выражается и осуществляется в частном (речь). Отдельное, частное (речь) — это одна из многих конкретных форм общего (языка).

В процессе общения в соответствии с потребностями коллектива из речи отбираются такие ее элементы, которые могут служить всем, — они и становятся фактами языка. Такие элементы речи редко имеют одного автора — они возникают одновременно во многих «местах», потому что определенная общественная потребность улавливается сразу многими и язык многим же подсказывает, какие его средства могут быть по-новому введены в речь. Из речи отдельных людей очень немногое может попасть в язык, да и то в результате действия общей потребности в каком-то новом средстве языка.

В изучении круга вопросов, относящихся к различению языка и речи, многое уже сделано. Разграничение между языком и речью составляет главное содержание теоретических работ А. Гардинера. Так, он противопоставляет язык как явление внеиндивидуальное и «постоянное» речи как явлению, зависящему от субъективного фактора и, следовательно, меняющемуся. А. Гардинер рассматривает традиционные категории и единицы языка, а также теорию предложения. Отдельные единицы располагаются им в разных планах — языка или речи, и, в частности, предложение он относит к явлениям речи. «Предложение — пишет он, — есть единица речи» (Гардинер, 1932: 47). Эту же точку зрения разделял А. И. Смирницкий (Смирницкий, 1954: 18).

Л. Ельмслев посвятил проблеме языка и речи специальную работу полагая, что язык и речь можно рассматривать:

как схему, т. е. как чистую форму, определяемую независимо от ее социального осуществления и материальной манифестации;

как норму, т. е. как материальную форму, определяемую в данной социальной реальности, но независимую от деталей манифестации;

как узус, т. е. как совокупность навыков, принятых в данном социальном коллективе и определяемых фактами наблюдаемых манифестаций.

Л. Ельмслев предлагает заменить разграничение между языком и речью различием между схемой и узусом, что поднимает лингвистику до семиологического уровня (Ельмслев, 1996: 264−389).

В защиту тесной связанности языка и речи высказываются многие лингвисты. Так, Ф. де Соссюр считает, что «оба эти предмета тесно между собой связаны, и друг друга взаимно предполагают: язык необходим, чтобы речь была понята и производила все свое действие; речь, в свою очередь, необходима для того, чтобы установился язык; исторически факт речи всегда предшествует языку. …Явлениями речи обусловлена эволюция языка: наши языковые навыки видоизменяются от впечатлений, получаемых при слушании других. Таким образом, устанавливается взаимозависимость между языком и речью: язык одновременно и орудие и продукт речи» (Ф. де Соссюр, 1977: 99).

После этого доказательного рассуждения Ф. де Соссюр неожиданно высказывает мысль об абсолютном разграничении языка и речи: «Но все это не мешает тому, что это две вещи совершенно различные». Эти последние разграничения и противопоставления последовательно выводятся из основного — между языком и речью. Таким образом, получается замкнутый логический круг (Ф. де Соссюр, 1977: 99). Ф. де Соссюром вводится третий термин для обозначения этого единого по своей сущности явления — «речевая деятельность» (Ф. де Соссюр, 1977: 99).

Речевая деятельность является видом деятельности (наряду с трудовой, познавательной, игровой и др.). Понятие речевой деятельности в этом значении рассматривается в работах Л. С. Выготского и А. Н. Леонтьева (Выготский, 1996; Леонтьев, 1969). Согласно данной концепции, речевая деятельность психологически организована подобно другим видам деятельности, т. е. с одной стороны, характеризуется предметным мотивом, целенаправленностью, эвристическим характером, с другой — состоит из нескольких последовательных фаз (ориентировка, планирование, реализация плана). Применительно к речевой деятельности эти фазы и составляющие их операции впервые выделены Л. С. Выготским (ЛЭС, 1990: 412).

Ф. де Соссюр говорил о том, что речевая деятельность — не лингвистическое, а скорее психическое явление (Ф. де Соссюр, 1977: 102). В речевой деятельности осуществляется взаимодействие языка и речи, но она представляет лишь психический субстрат этого взаимодействия. В трактовке Ф. де Соссюра речевая деятельность выступает как полная совокупность всех фактов о языке (Ф. де Соссюр, 1977: 103).

Однако представители современной лингвистики придерживаются несколько иного мнения. Так, А. А. Леонтьев разграничил понятия язык, речь и речевая деятельность (Леонтьев, 1968). Е. С. Кубрякова рассматривает термины «речь» и «речевая деятельность» как синонимичные, полагая, что «речевая деятельность — это деятельность, в ходе которой используется язык. Дело лингвиста объяснить и показать, как языковые ресурсы реализуются говорящими в актах речи и какие именно составляющие языковой системы характеризуют отдельные этапы речевой деятельности» (Кубрякова, 1986: 10). Иными словами, языковая система выступает объектом исследования. И. А. Зимняя разграничивает языковую систему и языковой материал: «это разные аспекты единственно данной в опыте речевой деятельности» (Зимняя, 1978: 23).

Так же как и язык, речевая деятельность многоаспектна. Однако с каких позиций ни рассматривался бы данный вид деятельности, в центре внимания остается языковая личность, человек, порождающий и воспринимающий высказывание. Так, в психолингвистике все сконцентрировано на говорящем: анализируется его путь от мысли к слову и те механизмы, которые им пускаются в действие: исследуется то, как он строит речь, разворачивает ее; делается попытка воссоздать весь процесс вербализации его замысла и даже превербальные этапы этого процесса. В говорящем интересует то, адекватно или нет, выбрал он языковые средства для достижения поставленной цели, соблюдены ли им условия истинности высказывания и т. п. Внимание акцентируется на принципах коммуникативного сотрудничества и тех выводах, которые слушающий может извлечь из сказанного (Кубрякова, 1986: 15).

Для характеристики номинативного аспекта речевой деятельности представляется существенным выдвижение речевого акта в качестве своеобразной единицы речевой деятельности не только в целях адекватного описания порождения речи в ее превербальных этапах, но и на стадии зарождения замысла речи (Кубрякова, 1986: 18). Речевой акт является целенаправленным речевым действием, совершаемым в соответствии с принципами и правилами речевого поведения, принятыми в данном обществе. Речевой акт является также единицей нормативного социоречевого поведения, рассматриваемой в рамках прагматической ситуации.

Проблематике речевого акта уделялось много внимания в лингвистических концепциях В. Гумбольдта (1984), Ш. Балли (1972) и др., но основы теории речевого акта были заложены английским философом Дж. Остиным (1962). По мнению этого ученого, в речевом акте участвуют говорящий и адресат, выступающие как носители определенных, согласованных между собой социальных ролей или функций. В состав речевого акта входит обстановка речи и тот фрагмент действительности, которого касается его содержание. Как считает Дж. Остин, выполнить речевой акт значит произнести членораздельные звуки, принадлежащие общепонятному языковому коду; построить высказывание из слов данного языка по правилам его грамматики; снабдить высказывание смыслом и референцией, т. е. соотнести с действительностью, осуществить речение; придать речению целенаправленность, превращающую его в иллокутивный акт (Остин, 1962: 35). Дж. Остин ввел понятие иллокутивной силы, которая включает наряду с иллокутивной целью, объединяющей речевые акты в классы, ее интенсивность, способ достижения цели, особенности зависимой пропорции и другие индивидуальные условия употребления конкретных речевых актов (Остин, 1962).

Дж. Р. Серль выделяет в речевом акте акт произнесения, пропозициональный акт, осуществляющий референцию и предикацию; иллокутивный акт, реализующий целеустановку говорящего. Некоторые иллокутивные цели могут быть достигнуты мимикой, жестами (Серль, 1987).

При классификации речевого акта учитывается иллокутивная цель, психологическое состояние говорящего, направление отношений между пропорциональным содержанием речевого акта и положением дел в мире, отношение к интересам говорящего и адресата.

Дж. Серль выделяет следующие основные классы речевых актов: информативные речевые акты; сообщения (репрезентативы); акты побуждения (директивы); акты принятия обязательств (комиссивы); акты, выражающие эмоциональное состояние (экспрессивы); акты-установления (декларативы) (Серль, 1987).

Характеристика речевого акта обычно дается через его сопоставление с пропозицией. Одна и та же пропозиция способна входить в разные речевые акты. Понимание речевого акта предполагает правильную интерпретацию его иллокутивной силы, которая взаимодействует с пропозицией. Пропозиции характеризуются условиями истинности. Аналогом требования истинности является требование искренности, которое связывает речевой акт с намерениями говорящего, а через них — с состояниями его сознания (интенциональными состояниями): просьбы соответствуют желаниям и нуждам говорящего, сообщения — эпистемическим состояниям, выражения чувств — тем или другим эмоциям. Согласование речевого акта с интенциональными состояниями признается обществом обязательным для речевых действий (ЛЭС, 1990: 413).

Из вышесказанного можно сделать вывод, что человек, будучи по своей природе существом социальным, не может жить вне связи с другими людьми: он должен советоваться, делиться мыслями, чувствами, сопереживать, искать понимания и т. д. Началом связи с другими людьми является общение (коммуникация), реализуемое посредством речи через коммуникативные акты. Коммуникативные акты (акты речи) связаны с личностью говорящего и личностью слушающего через язык. Акты речи связаны также с практикой предыдущих поколений, говоривших на том же языке, и с опытом человечества, говорившего на родных языках.

Акты общения составлены как из известных и сходных единиц, так и из новых. Все множество актов общения группируется по сходству и различию единиц, их составляющих. Большие группы актов общения, связанные культурной исторической преемственностью, называют языками.

Языки, как исторически цельные и связанные культурной преемственностью группы актов общения, подразделяются на отдельные акты общения со своей организацией (стихи, поэмы, повести, романы и т. д.).

Поскольку разделение труда и обмен информацией постоянно расширяются, в актах общения должны называться все новые предметы и действия с ними, по поводу которых происходит общение. Так общение необходимо становится общением с помощью имен — слов, называющих предметы. Таким образом, язык — это членораздельные акты общения с помощью имен. Приобретенное языком свойство именовать вещи делает возможным использование имени как орудия мысли.

С помощью актов речи можно прогнозировать, исследовать свойства объектов, фантазировать о них, устанавливать общность мыслей и направлять чувства. Так акты речи становятся выразителями индивидуальной мысли, а в случае их общезначимости — общественного сознания. Коммуникативные акты состоят из коммуникативной деятельности или содержат в себе коммуникативную деятельность как существенную составную часть и реализуются посредством языка, речи и речевой деятельности, что в совокупности и есть лингвистика общения или язык в действии. В центре этого взаимодействия находится общающаяся личность (Баранов, 1992: 7), познавательно — коммуникативная деятельность, которой проявляется в порождении и понимании текстов актов речи (язык в действии). По мнению А. Е. Кибрик, язык в действии — это текстовая деятельность, вплетенная в другие виды деятельности. В соответствии с целью нашего исследования представляется целесообразным проследить, исходя из вышеуказанных положений, как происходит реализация предметной сферы деятельности, в нашем случае, — «терроризм» .

1.1.1 Виды компетенций в лингвистике общения Пришедшее в научную среду осознание того факта, что исследование языка в действии (лингвистика общения) не может быть успешным в рамках традиционных лингвистических рассмотрений, выдвинуло на первый план ряд проблем, одной из которых является проблема различных компетенций, как форм актуализации жизненного опыта субъекта общения, а также вопросы особенностей организации этого опыта в интеллекте, вопросы моделирования опыта — поиск формализмов, отвечающих онтологии текстовой деятельности (Кибрик, 1992: 34).

Говоря о компетенциях, выделяют, с одной стороны, когнитивную, перцептивную, ситуативную, социальную компетенции (Кибрик, 1992: 35), а с другой — языковую (грамматическую, лексическую и пр.) и коммуникативную, ориентированные на порождение и понимание текстов. В исследовании естественного интеллекта произведена экстраполяция достижений из области когнитивной психологии и программ искусственного интеллекта. Это, прежде всего, привело к раскрытию роли когнитивной компетенции как ведущей в познавательно-коммуникативной (текстовой) деятельности индивида (Баранов, 1995).

В антропоцентрической научной парадигме человек рассматривается как система обработки информации. Здесь, как отмечает А. Г. Баранов, основой текстовой деятельности выступает индивидуальная когнитивная система (ИКС) субъекта общения, включающая различные виды знаний, подразделяемые на субстанциональные и процессуальные, или декларативные и процедурные (Баранов, 1995). Данные знания могут быть организованны в различные когнитивные структуры — схемы, фреймы, планы, скрипты, сценарии (Schank and Kass, 1988; Jansson, 1988).

Рассматривая особенности ИКС, следует выделить ее расчлененность по предметным областям, причем ИКС каждого индивида характеризуется определенным набором предметных областей. Понятие предметной области включило в проблематику лингвистики общения типологическую рубрикацию массива текстов. Для этого, как считает А. Г. Баранов, важно осуществить типологический подход, в котором выделяют параметры, определяющие принадлежность текста к определенному типу (Баранов, 1993: гл. 5). Предлагается различать четыре текстотипа: тексты межличностного общения; информационные; научные; художественные.

Данные текстотипы подразделяются на субтипы. Параметрами разбиения послужили модальные характеристики текстов: интенциональность, достоверность, референциальный статус. Указанные модальные характеристики действуют в семиотической рамке: «Я — Здесь — Сейчас» (Баранов, 1993). Исследователи текстовой деятельности выявили еще один уровень типологии текстов — речевые жанры (Бахтин, 1979: 237), что позволяет отразить расчлененность массива текстов по предметным областям, которых существует великое множество.

1.2 Соотношение «текст — дискурс» .

При всем многообразии подходов к изучению текста, их объединяет одна общая идея: текст — это законченное речевое целое. Текст обладает определенной структурой и должен отвечать определенным критериям текстуальности. М. М. Бахтин определяет текст следующим образом: «Текст (письменный и устный) — есть первичная данность всего гуманитарно-философского мышления. Текст является той непосредственной действительностью, из которой только и могут исходить эти дисциплины и это мышление. Где нет текста, там нет и объекта для исследования и мышления» (Бахтин, 1979: 281).

Эта мысль, высказанная М. М. Бахтиным, стала программной для области языкознания, которую сегодня называют теорией дискурса. Именно дискурс — текст, взятый в его функционально-прагматической целостности, является основной формой общения и определяется как объект и как предмет исследования лингвистики текста.

Следует отметить, что помимо установления, изучения единиц текста, анализа парадигматических, синтагматических и межуровневых связей внутри объекта исследования, возникает необходимость осуществлять всестороннее рассмотрение коммуникативной ситуации, в которой происходит порождение и восприятие текста, т. е. его реализация.

Центральная роль в ситуации общения принадлежит коммуникантам. На необходимость изучать язык в процессе речевой деятельности, учитывать явления, происходящие при порождении и восприятии текста, различные роли адресанта и адресата указывали ученые — представители психологического и коммуникативного подхода к изучению языка. Но ситуацию общения можно исследовать и с точки зрения прагматики. Участники коммуникации могут рассматриваться в соответствии со своими статусными, ролевыми и личностными характеристиками. Данный аспект изучения не оставляет без внимания и обстоятельства реализации текста: хронотип, канал, режим, тональность, код, сферу общения. Совокупность всего многообразия характеристик ситуации, в которой находится текст, и составляет среду его существования. Вовлечение характеристик такого рода в сферу лингвистического исследования создает оппозицию «текст — дискурс», где текстом считается независимое, изолированное, обособленное от ситуации, законченное речетворческое произведение. Под дискурсом понимаем текст, находящийся в ситуации реального общения. Представляется целесообразным дать более подробное описание теории дискурса, сущности, типологии жанров и когнитивной базы.

1.2.1 Сущность дискурса Истоки теории дискурса и методов его анализа следует искать в исследованиях языкового употребления (немецкая школа П. Хартмана), в социолингвистическом анализе коммуникации (американская школа Э. Щеглова, Г. Закса), в моделировании порождения речи, описании этнографии коммуникации и в антропологических исследованиях (А. Греймас, Е. Лондовский и др.). З. З. Харрис пытался распространить дистрибутивный метод с предложения на связный текст. Е. Косериу также употреблял термин «linguistica del texto» (Косериу, 1977). Таким образом, анализ дискурса и лингвистика текста в то же время образуют отожествляемые области лингвистики. В конце 70-х, начале 80-х гг. наметилась тенденция к их размежеванию из-за постоянной дифференциации понятий «текст» и «дискурс». Под текстом теперь понимается абстрактная конструкция, под дискурсом — различные виды ее актуализации, рассматриваемые с точки зрения ментальных процессов (Т.А. ван Дейк, 1989).

Понятие «дискурс» в современной лингвистике трактуется неоднозначно. Существует четыре основных подхода к пониманию дискурса.

В рамках первого подхода, дискурс трактуется как речь или как общение. Представители данного подхода: Т.А. ван Дейк (2000); Р. Водак (1997);

М.Я. Макаров (1998); Ю. С. Степанов (1995) — решают методологические задачи противопоставления формального и содержательного понимания языка. Понятие «дискурс» используется для того, чтобы перенести центр тяжести лингвистического анализа на социальные факторы общения. Е. С. Кубрякова отмечает: «Дискурс начинает пониматься как сложное коммуникативное явление, не только включающее акт создания определенного текста, но и отражающее зависимость создаваемого речевого произведения от значительного количества экстралингвистических обстоятельств — знаний о мире, мнений, установок и конкретных целей говорящего как создателя текста» (Кубрякова, 2000: 13−14).

В данном подходе устанавливаются отличия между языком, речью, речевой деятельностью и дискурсом. Если речь является родовым понятием по отношению к речевой деятельности и дискурсу, то речевая деятельность трактуется как процесс производства и восприятия речи. В этом случае дискурс рассматривается как разновидность речи, как дискурсивная речь, т. е. речь, построенная по правилам грамматики и стилистики, развивающая ту или иную мысль говорящего (пишущего). Дискурс, как последовательное изложение, является одним из видов речевой деятельности.

Исследования В. Г. Борботько представляют второй подход (Борьботько, 1998), выделяющий рекурсивные и дискурсивные высказывания. Если рекурсивные высказывания не добавляют ничего нового к тому, что было сказано ранее, то дискурсивные высказывания отличаются содержательно-информативной новизной.

А.Г. Баранов, Е. А. Попова, Е. В. Ковшикова противопоставляют дискурс тексту по признакам динамики и статики (Баранов (1993); Попова (1995); Ковшикова (1997)). А. Г. Баранов выделяет три уровня идеализации текста: актуальный текст, виртуальный текст и текстотип (Баранов, 1993: 81). Актуальный текст (текст в контексте общения) понимается во многих исследованиях как дискурс, а виртуальный текст, т. е. текст в изоляции от контекста общения, понимается как текст (Баранов, 1993). Текстотип (по А.Г. Баранову) — это набор правил порождения и понимания текстов. М. М. Бахтин считает, что текстотип соотнесен с концептом текста в языковом сознании. Текст трактуется как статичное завершенное произведение, рассматриваемое вне ситуации общения, а дискурс — как динамическое, завершенное и обусловленное речевое событие. Этот подход выражен в определении Н. Д. Арутюновой: «Дискурс — это «речь, погруженная в жизнь» «(Арутюнова, 1990: 137). В таком понимании дискурс — это текст плюс коммуникативно значимые обстоятельства, в которых этот текст актуализируется. Дискурс в таком случае рассматривается как последовательность речевых актов, как коммуникативное взаимодействие участников общения, как совокупность вербальных и невербальных действий. Рассматривая дискурс с позиции отношения между участниками коммуникации, В. И. Карасик выделяет личностно-ориентированное и статусно-ориентированное общение (Карасик, 1998: 189).

Мы говорим о личностно-ориентированном общении, если собеседник нам хорошо известен, и он интересует нас во всей полноте своих характеристик (Карасик, 1998: 189). В случае статусно-ориентированного общения коммуниканты реализуют себя в ограниченном наборе ролевых характеристик, выступая в качестве представителей определенных групп людей (начальник, подсудимый, клиент, пациент, учитель, коллега и т. д.). Личностно-ориентированный дискурс представлен в двух основных разновидностях: бытовой и бытийный, статусно-ориентированный дискурс — в нескольких типах институционального общения, выделяемых на основании функционирующих в обществе социальных институтов (Карасик, 1998).

В основе диалогического подхода лежит положение о том, что диалог — это основная форма дискурса, обладающая определенными особенностями, имеющая свою структуру; число участников диалога может быть более двух. Определение единиц, составляющих диалог, является предметом исследования целого ряда авторов: Н. Ю. Шведовой, Л. С. Маркиной, В. Г. Борботько, Т. М. Дридзе и др. Но, ни одна из рассмотренных нами классификаций не отражает всего многообразия типов дискурса. По этой причине были составлена классификация, в которой сделана попытка рассмотреть типы дискурса.

1.2.2 Типология дискурса Дискурс — это сложное образование, имеющее три измерения: участники коммуникации, ситуация общения и сам текст. Поэтому при построении типологии дискурса необходимо учитывать три уровня классификации. Ведущей среди трех, по нашему мнению, является категория участников общения, т. к. именно они являются создателями текста.

На первом уровне классификации типов дискурса выделяется личностный и институциональный дискурс. Участники личностного дискурса проявляют качества своей личности, в то время как институциональный дискурс требует от коммуникантов общения клишированного типа, проходящего в соответствии с нормами данного социума в общественных институтах.

Следующий уровень классификации предполагает дальнейшее уточнение и конкретизацию указанных двух типов дискурса. Личностный дискурс в зависимости от цели общения можно подразделить на художественный (самовыражение говорящего) и обиходный (удовлетворение практических потребностей говорящего) (Борботько, 1981).

Реализация обоих типов дискурса происходит в различных коммуникативных ситуациях.

Для определения типов институционального дискурса необходимо учитывать цель коммуникации. В нашем исследовании это может быть обмен информацией по случаю совершения террористического акта; обсуждение произошедшего с целью предупреждения следующего террористического акта и т. д. и прототипные характеристики ситуации общения, основными из которых на данном уровне является место (больница, аэровокзал, школа и пр.).

Таким образом, представляется возможным выделить, применительно к современному социуму: политический, административный, юридический, военный, педагогический, медицинский, деловой, рекламный, спортивный и др. виды дискурса (Карасик, 1998: 190). Что касается нашего исследования, мы выделяем террористический дискурс.

В каждом из перечисленных выше видов институционального дискурса реализуются свои, отличные от других коммуникативные ситуации.

Важно отметить, что институциональный дискурс исторически изменчив — исчезает общественный институт как особая культурная система и, соответственно, растворяется в смежных видах дискурса свойственный исчезающему институту дискурс как целостный тип общения. По мере изменения этнических ценностей социума, меняются нормы и виды институционального дискурса. Таким образом, институциональный дискурс — это специализированная клишированная разновидность общения между людьми, которые могут не знать друг друга, но должны общаться в соответствии с нормами данного социума. Дальнейшее дробление типов дискурса происходит в зависимости от формы проявления языка (устный и письменный), от способа общения (массовый или индивидуальный), от тона или регистра речи (высокий, нейтральный, сниженный), от степени эмоциональности, спонтанности, степени клишированности языковых форм, свернутости текста и других признаков (Карасик, 1998: 192). Так, в рамках террористического дискурса выделяются цели совершения террористического акта, участь нападавших, жертвы, место, время и дата совершенного события, орудия преступления, противоборствующие силы и т. д. На данном уровне выявляются признаки самого текста с учетом характеристик участников и ситуации общения. Здесь имеет место дальнейшая жанровая конкретизация внутри дискурса выделенного типа.

Проанализировав массив текстов ПО «терроризм», являющихся объектом нашего исследования, мы выделяем террористический дискурс как один из видов дискурса и его основные жанры.

Террористический дискурс по нашим данным, еще не был, предметом специального лингвистического изучения. С позиций социолингвистики, выделение этого типа дискурса представляется вполне обоснованным, поскольку терроризм, к сожалению, стал одной из самых глобальных проблем человечества, требующей определенного взаимодействия отдельной личности, общественности, СМИ, властей и т. д. для создания дальнейших мер по предотвращению этого грозного и устрашающего фактора современности. В основе вышеуказанных видов взаимодействия лежит общение, которое реализуется в террористическом дискурсе.

Рассмотрение конститутивных признаков террористического дискурса показало, что его целью является констатация совершенного террористического акта, информирование об исполнителях и жертвах, сопутствующих обстоятельствах, последствиях контртеррористических действий, общественном мнении, а также анализ причин и выводы.

Любой текст, удовлетворяющий данным требованиям, является текстом о терроризме. Внутри террористического, как и любого другого дискурса существует жанровая вариантность.

Была предпринята попытка построить иерархию жанров массива текстов по терроризму, основываясь на идее М. М. Бахтина, выделившего три фактора, создающих в своей совокупности целостное единство высказывания — речевой жанр. Речь идет о следующих факторах:

а) предметно-смысловая исчерпанность;

б) речевой замысел или речевая воля говорящего;

в) типические композиционно-жанровые формы завершения (Бахтин, 1979: 255).

Предметно-смысловая исчерпанность в текстах по терроризму задается одним из конститутивных признаков террористического дискурса, его целью. Именно рассмотрение проблемы «терроризм» и является предметом и содержанием текстов, относящихся к террористическому дискурсу. Однако текст, в котором не исчерпана тема или не решена поставленная задача, не перестанет быть текстом, вербализующим рассматриваемый дискурс, его жанр сохранится.

Речевой замысел или речевая воля говорящего также определяется основной целью террористического дискурса. В рамках этой цели участники террористического дискурса решают конкретные задачи: 1) получение новой информации о теракте (обмен мнениями); 2) нахождение верного решения (обсуждение, «мозговой штурм»); 3) отстаивание своего или критика чужого мышления (полемика); 4) фиксирование окончательных результатов по делу.

Два первых фактора, выделяющие речевые жанры (РЖ), являются скорее определяющими на уровне типа дискурса, а третий фактор — «типические формы завершения» — объединяет в себе все факторы жанра террористического дискурса.

1.2.3 Жанры дискурса Языкознание ХХ в. обогатилось появлением трех теорий коммуникации — теории речевых актов (ТРА), теории речевых жанров (ТРЖ) и теории языковых игр (ТЯИ), в задачу которых входило изучение и систематизация единиц речи. Каждая из них по-своему отражает фрагменты действительности, связанные с взаимодействием субъектов в обществе. Все они построены на идее единства коммуникативной и некоммуникативной человеческой деятельности.

Наряду с уже упомянутой ТРА нами рассматривается теория языковых игр (ТЯИ) и теория речевых жанров (ТРЖ).

Теорию языковой игры ученые рассматривают как философское осмысление коммуникации. Так Л. Витгенштейн считает, что вся коммуникативная деятельность как игра строится по определенным правилам и стратегиям (Витгенштейн, 1994: 75−319). Игра объединяет все действия участников игрового пространства, направленные на преобразование действительности (Романов, Романова 1999: 3). Языковые игры (ЯИ) могут быть описаны как сценарии, фреймы и схемы и более близки к разговорной речи, характеризуются гештальтностью и прототипичностью и строятся по законам традиции. Так как ТЯИ не является лингвистической, а в большей мере философской, многие положения остались на уровне предположений, и поэтому требуют более детальной разработки. ЯИ очень разнообразны, и объединяются в семьи, например, на основании принципа «семейного сходства». Такой подход приближает теорию игр (ТИ) к процессу общения.

В основу ТРЖ положен коммуникативно-деятельностный подход, в соответствии, с которым за единицу речевой деятельности принимается текст, обладающий целостностью и смысловой завершенностью. Текст, в свою очередь, принадлежит определенной ПО, имеет свои композиционные и стилистические особенности. Эти черты в соединении с речевым замыслом субъекта относят текст к тому или иному речевому жанру, который являет собой один из уровней типологии текстовой деятельности (Бахтин, 1979: 237).

Классическим определением жанра в литературоведении считается следующее: «жанр: литературный (от французского ganre — род, вид), исторически складывающийся тип литературного произведения (роман, поэма, баллада и т. д.); в теоретическом понятии в жанре обобщаются черты более или менее общиной группы произведений» (ЛЭС, 1987: 10).

Есть и другие определения: «Жанр — историческая категория, представляющая собой диалектическое единство — исторически устойчивый род, проявляющийся в исторически изменчивых разновидностях» (Троянская, 1986: 17).

Н.М. Разинкина считает жанром «разновидность функционально-речевого стиля, определяемую тремя факторами: а) формой построения; б) характером наличной информации; в) эмоциональной окраской этой информации» (Разинкина, 1976: 85).

Л.А. Кочетова под жанром понимает группу текстов, «которые используются для решения конкретной коммуникативной задачи в конкретных условиях общения» (Кочетова, 1998: 58).

Н.А. Якубова называет жанром «организованную форму практического использования языка, выработанную и кодифицированную практикой речевого общения» (Якубова, 1977: 152).

М.П. Брандес указывает, что «жанр — это апробированная, закрепленная традицией форма речевого воплощения функции практического назначения содержания произведения. В жанрах реализуется цель, т. е. практическое назначения языка» (Брандес, 1983: 28−29).

" Если под типом дискурса мы понимаем класс текстов, традиционно используемых для достижения определенных коммуникативных целей в типовых условиях общения, характеризующихся определенной композиционной структурой, то жанром мы считаем класс текстов, традиционно используемых для достижения определенных коммуникативных целей в конкретных условиях общения. Таким образом, тип дискурса есть инвариант по отношению к конкретным формам своего существования, жанрам. Жанр, в свою очередь, выступает инвариантом текстов, обладающих определенной коммуникативной целью и использующихся в конкретных условиях общения" (Синдеева, 1982: 27).

М. Бахтин, сопоставляя речевые жанры с формой высказывания, рассматривает их как единицу языкового общения: «…говорящему даны не только… формы общенародного языка…, но и обязательные для него формы высказывания, т. е. речевые жанры» (Бахтин, 1979: 259), «мы отливаем нашу речь по определяемым жанровым формам. Эти речевые жанры даны нам почти так же, как нам дан родной язык» (Бахтин, 1979: 257); «…речевые жанры приходят в человеческое сознание вместе с языком. Научиться говорить значит научиться строить высказывание. Мы говорим высказываниями, а не отдельными словами и предложениями» (Бахтин, 1979: 257). М. М. Бахтин полагает, что речевые жанры строятся из высказываний — единиц речевого общения субъектов. Являясь таковым, высказывание строится из слов, словосочетаний, предложений, т. е. из единиц языка и как единица общения характеризуется четкостью границ, целостностью и смысловой завершенностью. Объем высказывания по М. Бахтину может варьироваться от однословной реплики до многотомного романа, т. к. и то и другое имеют начало и конец. Началу предшествует высказывания других субъектов, по окончании следует ответная реакция реципиента. Именно завершенность высказывания дает возможность ответа.

Высказывание обладает смыслом и значением, актуализированным в конкретной деятельности индивида. Смысл формируется в сознании коммуникантов и определяется ситуацией общения. Всякое высказывание индивидуально. Исходя из этих позиций, оно имеет свою окраску, диктуемую контекстом и обладает такими общими характеристиками, как тематическое содержание, языковой стиль, композиционное построение. Все эти моменты определяются сферой использования языка.

М.М. Бахтин разграничивает «предложение» и «высказывание» (Бахтин, 1979: 245). Он разделяет эти понятия как единицы разной природы. Концепция М. М. Бахтина направлена на вторичные речевые жанры. Для него «потеряны» первичные «высказывания». Он отмечает, что «односторонняя ориентация на первичные жанры приводит к вульгаризации всей проблемы» (Бахтин, 1979: 239).

Речевым жанрам свойственна прототипичность. Прототип жанра принадлежит ИКС субъекта и служит образцом при порождении и понимании текстов. Прототип не имеет временных и пространственных характеристик и реализуется в текстах. Тексты располагаются в поле жанра, где центральное место остается за прототипом. Прототип позволяет упорядочить весь массив текстов.

Важными теоретическими положениями концепции М. М. Бахтина, на наш взгляд, являются:

функциональный подход к описанию речевых жанров;

текстовая направленность речевого жанра;

деление жанров на первичные (простые) и вторичные (сложные);

наличие жанров не только в художественной литературе, но и в литературе любой сферы деятельности, соответственно, необозримое количество жанров;

интертекстуальность речевого жанра и интерперсональность высказывания.

Следует отметить, что при рассмотрении понятия «речевой жанр» нет единообразия.

Так, Г. И. Богин определяет РЖ как «исторически сложившиеся виды произведений речи, имеющие форму, порожденную задачами представления действительных и альтернативных миров в речевых произведениях, возникающих в типичных для данного народа ситуациях общения в соответствии с их назначением в личной и общественной жизни представителей этого народа» (Богин, 1997: 12). Некоторые лингвисты соотносят термин «речевой жанр» с термином «речевой акт» (РА), считая их аналогами (Шмелева, 1997; Арутюнова, 1990).

Следует отметить, что жанры очень разнообразны и соответствуют различным видам деятельности человека. Кроме того, в каждой сфере деятельности существует целый «репертуар» РЖ, увеличивающийся вместе с развитием данной сферы. Сюда относятся и бытовой диалог, и команда, и деловые документы, и публицистика, и научная деятельность, и литературные жанры, а также такие жанры, как беседа, рассказ, извинение, приказ, благодарность, приветствие и т. д. Ученые не оставляют попыток систематизировать жанры речи. Существующие классификации либо дают слишком общее представление (М.М. Бахтин, 1996, В. В. Дементьев, 1997), либо охватывают лишь часть текстовой деятельности (Н.Д. Арутюнова). Наиболее приемлемым, на наш взгляд, является разделение типологии РЖ, разработанная А. Г. Барановым.