Предпосылки образования и создание миссионерских отделений (1842-1858 гг.)

Работа по созданию отделений в Казанской духовной академии началась сразу после открытия академии (1). Определив наиболее распространенные языки у нерусских народов, проживающих на территории Среднего Поволжья и восточных окраин Российского государства, руководство учебного заведения открыло в 1845 г. две кафедры: 1) турецкий, татарский и арабский языки и 2) монгольский и калмыцкий языки (2). Григорий Митькевич (ректор академии в 1844—1851 гг.) усердно заботился о введении в академии серьезного изучения восточных языков. Именно по его инициативе, были открыты два класса по изучению языков — монголо-калмыцкое с 8 января 1845 г. и татарское с арабским 22 января 1845 г. Первыми учителями-лингвистами стали выдающиеся ученые из Казанского университета А.К. Казем-Бек (вел занятия по турецко-татарскому и арабскому языкам) и А. А. Попов (преподавал монголо-калмыцкий язык). Оба профессора занимались главным образом изучением языков и сведения по истории, этнографии и религии арабов, монголов и калмыков сообщали поверхностно. Тем не менее, они успели за полтора года своего преподавания в стенах академии подготовить несколько отличных наставников нерусских языков для семинарий и двоих для Казанской духовной академии — А. А. Бобровникова и Н. И. Ильминского. Последние составили целую эпоху в истории миссионерского образования не только в самой академии, но и во всем академическом округе (3). Поэтому здесь необходимо указать, что даже «непродолжительное преподавание университетских профессоров оказалось очень важным для дальнейшей судьбы востоковедения в Казанской духовной академии. Оно определило основные направления в его развитии — изучение языков тюркских и монгольских народов России, истории ислама и буддизма и создало преемственность научных исследований Казанского университета и Казанской духовной академии. Открытие в академии сначала татарско-арабского и монгольскокалмыцкого разрядов, а затем специальных миссионерских отделений было бы невозможно без преподавателей, прошедших подготовку у университетских профессоров. Способствуя подготовке первых преподавателей восточных языков Казанской духовной академии, А.К. Казем-Бек и А. А. Попов заложили основу для изучения здесь восточных языков» (4).

Ректор Григорий чрезмерно заботился о первых воспитанниках академии, лингвистах — Н. И. Ильминском и А. А. Бобровникове, особенно о последнем. Ректор, заметив научные способности Бобровникова, заранее определил его на кафедру монгольского языка, помог стать баккалавром. Он также помогал ему денежными средствами, содействовал составлению и изданию капитального труда Бобровникова «Монголо-калмыцкой грамматики» (5).

Но неопределенность положения кафедр и неупорядоченность изучавшихся на них предметов, а также трудность самих языков обусловили небольшое количество желающих. В 1846—1847 учебном году из 60-ти студентов академии татарскому языку обучались 14 человек, монгольско-калмыцкому — 7. В 1847—1848 учебном году на татарский язык записались 10, а на монгольскокалмыцкий всего — 5 студентов (6).

Первым вопрос о более определенной постановке миссионерских кафедр поднял Н. И. Ильминский в 1848 г. В своей записке правлению академии, он указал пути приобщения студентов к изучению восточных языков, призывал определить цели кафедр, разработать учебные программы и т. д. Правление академии проигнорировало бы обращение Ильминского, если бы эту инициативу не поддержал ректор Григорий Митькевич, который обращается с просьбой о создании самостоятельных миссионерских отделений в Св. Синод. Вскоре Св. Синод дает свое согласие. По поручению ректора Григория правление академии приступает к большой работе по созданию проектов будущих миссионерских отделений. Однако, «несмотря на всю энергию главного двигателя этого дела, преосвященного Григория Митькевича, оно тянулось до 1853 г. и только в этом году уже ясно обозначилось, что отделения будут открыты. Преосвященный Григорий, живший тогда в Петербурге по званию синодального члена, известил ректора Парфения, что вопрос об их открытии в Св. Синоде уже решен и что академия должна позаботиться со своей стороны о подготовке к расширению своего курса и главным образом об увеличении штата преподавателей» (8). Парфений (Петр Тихонович Попов, ректор академии в 1852—1854 гг.) и сам не проявлял интереса к языкам нерусских народов России и не стремился содействовать процессу их изучения в академии. На его равнодушие к миссионерским кафедрам обратил внимание бывший ректор академии архиепископ казанский Григорий, который в 1851 г. и порекомендовал Парфения на должность ректора. В 1854 г., по всей вероятности именно по настоянию Григория, Парфений был назначен епископом в Томскую епархию. Ректором академии становится Агафангел Соловьев (1854−1857 гг.). Именно при нем, после продолжительных подготовительных работ, в начале 1854- 1855 учебного курса произошло открытие единственных в России миссионерских отделений: «Иноверцы и язычники, находящиеся в Епархиях Казанского духовно-учебного округа, трех родов: а) татары, б) народы монгольского племени, в) чуваши, черемисы и вотяки. Все сие племена говорят разными языками и имеют каждый свои собственные заблуждения в отношении к вере: посему 1) Необходимо открыть при Казанской духовной академии три параллельные миссионерские отделения для образования наставников Семинарий и миссионеров, имеющих действовать на а) татар, на б) монгольское племя и на в) чуваш, черемис и вотяков. 2) В сии отделения должны быть помещаемы те студенты высшего и низшего отделения, которые изъявят желание быть по окончании Академического курса или миссионерами или наставниками в Семинариях Казанского Духовного Учебного округа по языкам означенных племен и по миссионерским предметам; преимущественно же должно помещать в сии отделения воспитанников тех Епархий, в которых есть означенные племена» (9). Таким образом, в академии были открыты 4 отделения, это: 1) противораскольническое, 2) противомусульманское, 3) противобуддийское и 4) черемисско-чувашское. С этого времени можно говорить о специфической миссионерской направленности образования Казанской духовной академии по сравнению с другими аналогичными академиями. Открытие специальных миссионерских отделений требовало привлечения профессиональных преподавателей-востоковедов. В своей статье мы не будем останавливаться на деятельности противораскольнического, противобуддийского и черемисско-чувашского отделений, зато подробно освятим историю миссионерского противомусульманского отделения, связанного с изучением нерусских народов Поволжья, Средней Азии, Приуралья и др.

На черемисско-чувашском отделении студентам должны были преподаваться вероучение, этнография и языки этих племен и соответствующая часть миссионерской педагогики. Здесь надо отметить, что студенты всех миссионерских отделений освобождались от изучения истории, философии, математики и естественных наук. Преподавание было возложено на протоиерея Вишневского. В 1854 г. на это отделение записалось 12 человек. Через два года черемисско-чувашское отделение было закрыто, так как число прошедших курс обучения в нем показался руководству академии достаточным для удовлетворения потребностей края (10).

Противобуддийское отделение академии не проявляло широкой практической деятельности, как противомусульманское, вследствие уже самой отдаленности заведения от регионов с буддийским населением, и в основном носила только учебный характер. В 1854 г. на него записалось всего 7 студентов. И в последующие годы количество воспитанников в отделении не менялось. Единственным преподавателем здесь был А. А. Бобровников. Он читал лекции по монгольскому и калмыцкому языкам, вел буддийское учение с полемикой, миссионерскую педагогику и даже народную медицину. Преподаватель академии К. В. Харлампович высоко оценил деятельность А. А. Бобровникова и Н. И. Ильминского: «Последние составили целую эпоху в истории миссионерского образования не только в самой академии, но и во всем академическом округе» (11).

Противомусульманское отделение должно было стать центром подготовки специалистов для ведения миссионерской деятельности среди мусульман, новообращенных христиан и язычников, проживающих в основном на территории Поволжья и Приуралья. Преподавателями на него были назначены Н. И. Ильминский, Г. С. Саблуков (с 1856 г.) и практикант татарского языка Ямбулатов. На отделении студентам преподавались в течение 4-х лет следующие науки: «история Мухаммеда», «мухаммеданская вера» по ее источникам с раскрытием общего характера татар, их образа мышления, обычаев и привычек, «педагогика», «татарский» и «арабский» языки в такой степени, чтобы студенты могли свободно объясняться с татарами в повседневной обстановке не только о простых предметах, но и о христианском религиозном учении, заповедях, понятиях и т. д. (12). Занятия по разговорному татарскому языку летом проводились в татарской слободе, где студенты размещались на казенный счет. Таким образом, воспитанникам миссионерского противомусульманского отделения давались хорошие знания по религиозным учениям и истории ислама, христианства, по нерусским языкам, позволяющим эффективно их использовать в своей будущей миссионерской деятельности. Выпускники отделения могли свободно разъясняться с татарами и по возможности оказывать религиозное влияние и информационное воздействие.

По своему назначению и определению противомусульманское отделение стало научным центром изучения истории и этнографии нерусских народов России, истории и учения ислама. Именно здесь сконцентрировались выдающиеся преподаватели и знатоки мусульманской религии. Как отмечал М. А. Батунский, студенты и преподаватели противомусульманского отделения Казанской духовной академии «являлись первыми в России профессиональными миссионерами-исламоведами» (13). Высоко оценивает деятельность этого отделения и И. Алексеев, называя ее еще и новацией, культурно-политическим проектом: «Создание противомусульманского миссионерского отделения, готовившего высококвалифицированных специалистов, обладавших комплексным знанием социокультурных реалий, языков и религиозных верований мусульманских народов империи было определенной новацией в религиозно-просветительской практике православной церкви и далеко не всегда вызывало сочувствие самих церковников. Можно сказать, что это был в большей степени культурнополитический, нежели церковный проект, инициированный светскими лицами, такими как Н. И. Ильминский. Он был ориентирован на практическую реализацию положения о господствующем характере православия методами целенаправленной культурной политики» (14).

На начальном периоде своего существования противомусульманское отделение осуществляло сбор материала о предмете своего научного исследования, приобретало мусульманскую литературу и источники и нарабатывало методы работы с ними (15). Деятельность противомусульманского отделения, по мнению Е. В. Колесовой, способствовала формированию в последней трети XIX в. профессионального миссионерского исламоведения (16). Свидетельством его растущей репутации явилось приглашение казанских специалистов принять участие в подготовке III-го международного конгресса востоковедов, который проходил в С.-Петербурге в 1876 г. (17).

Перед ректором Казанской духовной академии Агафангелом Соловьевым и преподавателями миссионерского противомусульманского отделения академии стояла большая задача. Им необходимо было укрепить новое отделение хорошими специалистами, образовать свою научную базу, профессионально расширить свои знания о предмете исследования и создать большую библиотеку из редких восточных рукописей и книг. При ректорстве Агафангела миссионерские отделения не знали никаких забот. Он не любил словесности, не знал и не ценил математики и физики, потому при нем было ослаблено их изучение, а естественные науки и совсем были убраны из академического курса. Зато он ревностно отнесся к организации открытых при нем миссионерских отделений. Он занимался пополнением библиотеки нужными для новых отделений книгами и рукописями. Взял под особый контроль издание нового академического журнала «Православный собеседник». Каждый преподаватель академии должен был регулярно помещать в нем свои статьи и работы. Он же содействовал организации различных командировок.

Так, с целью изучения арабского языка, истории и учения ислама и Востока, а также в связи с возросшей необходимостью рассмотрения постановки миссионерской работы католического духовенства, Совет Казанской духовной академии направил Н. И. Ильминского на два с половиной года в мусульманские страны (Египет, Аравия, Сирия и др.) (18). Здесь надо указать, что эта поездка была первым в России случаем «отправки за границу» в научную командировку преподавателя духовного учебного заведения (19). Н. И. Ильминскому предписывалось: «За время путешествия основательно изучить арабский язык, историю Магомета, магометанской веры и ее сект… изучить магометанскую веру по ее источникам, вникнув при этом в ее слабые стороны и указав удобнейшие способы выйти из нее в христианство… приготовлять материалы для составления удовлетворительной антикораники… заняться основательным изучением турецкого языка… досужие часы употребить на изучение персидского языка… также еврейского… составить особый сборник наиболее полезных наблюдений и открытий по части литературы и древностей… посещать в Сирии и в Египте древние храмы, обратить внимание на древние в них манускрипты и утвари… «(20).

После возвращения из этой научной командировки в 1854 г. Н. И. Ильминский был назначен преподавателем в миссионерское противомусульманское отделение академии. Он вел занятия по истории Мухаммеда, «мухаммеданской вере», педагогике, татарскому и арабскому языкам. На первых порах он ставил «изучение языков выше изучения мусульманства и особенно богословской против него полемики» (21). Но все же определенная увлеченность миссионерскими идеями, по мнению И. Ю. Крачковского, не дала полностью раскрыться его научным талантам: «Н. И. Ильминский, выдающийся представитель казанской школы, блестящий тюрколог и арабист, глубоко увлеченный идеями миссионерства и „просветительской“ деятельностью среди „инородцев“, не дал ни тюркологии, ни арабистике того, что он мог бы дать» (22).

Н.И. Ильминский не совсем доверял благотворной силе противомусульманской полемики и всегда предпочитал ей просветительные меры к обращению татар в христианство. Он полагал, что самым лучшим средством для ослабления ислама нужно считать распространение между мусульманами просвещения и знакомства с христианской цивилизацией, а не полемику, которая только ожесточает их религиозную ревность и заставляет их прибегать только к новым ухищрениям для поддержания своей веры. С 1856 г., освободившись от преподавания языков, он мог сосредоточиться на изложении мусульманского учения с более высокой интенсивностью. Этот курс он начал с рассмотрения подробного жизнеописания Мухаммада по арабским источникам и истории первоначального рассмотрения ислама. Затем у него следовал курс мусульманского законоведения — «Мухтасараль викайаэ» (в переводе с арабского «Избрание защиты»), с изложением подробных правил мусульманской религии. И, наконец, им была изложена мусульманская догматика по арабскому сочинению А. Несефи, в толковании шейха Тафтазани (23).

Таким образом, Ильминский стоял у истоков открытия миссионерских отделений и изучения арабского языка и ислама в Казанской духовной академии. Именно его исследования стали толчком в деле развития крупного исламоведческого центра в лице Казанской духовной академии.

Необходимо отметить, что миссионерское противомусульманское отделение так и не приобрело популярности ни у студентов, ни у руководства Казанской духовной академии. В частности, на это обратил внимание Н. П. Остроумов: «Миссионерское противомусульманское отделение (вместе с противораскольнеческим и противобуддийским) существовало при академии, как нечто придаточное, не обязательное; но каждый студент должен был числиться на этом отделении, если он не записался на какое-нибудь из двух других отделений» (24). Но, несмотря на яростные нападки, отделение просуществовало вплоть до закрытия Казанской духовной академии в 1920 г.

Другим преподавателем миссионерского противомусульманского отделения, известнейшим представителем казанского исламоведения второй половины XIX в., был Г. С. Саблуков. Его перевели в Казанскую духовную академию из Саратовской духовной семинарии в 1849 г. Выпускник Московской духовной академии владел тремя восточными языками (еврейским, арабским и татарским). По мнению И. Ю. Крачковского, знакомство и общение с академиками Х. Д. Френом и П. С. Савельевым заменило Г. С. Саблукову «не достававшую ему специальную научную школу» (25).

Период 1856—1858 гг. является самым эффективным в деятельности противомусульманского отделения благодаря совместным усилиям Ильминского и Саблукова. Первый преподавал мусульманское вероучение с полемикой против него, второй — татарский и арабский языки (26). «Г. С. Саблуков в эти два года, — отмечал П. В. Знаменский, — занимался исключительно преподаванием языков. Он и сам в это время усидчиво занимался татарским и арабским языками, стараясь довести свои знания до совершенства и доводя свою работу до некоторой даже скрупулезности. Он сам рассказывал, как, например, желая овладеть произношением известного арабского языка, он по целым неделям настойчиво настраивал на этот звук и горло, и язык, или, стараясь усвоить в совершенстве манеру писать на столе, а садился по-восточному и чертил арабские буквы, держа руку с бумагой на коленке. Такою же внимательностью отличалось и его преподавание. При переводах с татарского и арабского языков он сообщал такую массу филологических замечаний и вдавался в такие ученые подробности, что изумлял всех своих слушателей, и оказывался даже слишком уже для них учен.» (27).