Славяне к западу от Эльбы и их онемечение

По известиям VIII в., славянские поселки находились в Тюрингии на р. Фульде и в прилегающей к ней местности; между прочим, славяне были в составе населения имений знаменитого Фульдского монастыря. При Карле Великом славянские поселения обнаруживаются по источникам на Верхнем Майне и его притоках, в Восточной Франконии. Область эта в источниках IX в. и называлась поэтому regio slavorum, in Sclavis. Между прочим, около семнадцати округов Восточной Франконии выступают с славянским населением; славяне являются обитателями сел, принадлежащих епископу Вюрцбургскому. Обилием славянских селений в Восточной Франконии и Южной Тюрингии объясняется тот факт, что нынешний Тюрингенский, или Франконский, лес в XI в. носил название Saltus slavorum. Из пожалований Оттона I монастырям и церквам Кведлинбурга и Магдебурга явствует, что славяне «шли по селам и городам Северной Тюрингии, вокруг Гарца и в Остфалии». Славянское население констатируется, по источникам, в Северной, или Старой, марке и севернее в Люнебурге. В своем месте было уже указано, что на левом берегу Эльбы жили древане, смоляне и глиняне. В общем, таким образом, к западу от Эльбы славяне расселились в областях по Верхнему Майну и между Везером и Эльбою. Расселение славян к западу от Эльбы, по всем данным, началось еще при последних Меровингах, продолжалось при Каролингах и государях Саксонской династии. Славяне, к которым шло немецкое господство с запада, сами шли навстречу этому господству и передвигались с востока на запад, в области, занятые германцами. По всем признакам, в этих областях было еще немало незаселенных земель, диких лесных пущ и разных угодий. Многие славяне и искали убежища в этих местах от нападений и разорений, достигавших их за Эльбой от немцев, датчан и своих соплеменников, покорностью местным немецким властям старались обеспечить себе возможность мирного труда и безопасность жительства.

Расселяясь по немецким землям, славяне вступали в разнообразные отношения к местным землевладельцам и немецким властям. Коегде славянские земледельческие колонии устраивались на пустошах самостоятельно, образовывая общины под управлением своих старост и неся разные повинности государю территории. Эти свободные колонисты устанавливали наследственное, «дедичное» владение занятыми участками по своему славянскому праву (отсюда выражение грамот: cum jure slavico, quod Dedenik vocatur). Но в большинстве случаев славяне устраивались на землях, уже освоенных немцами — князьями, монастырями, баронами и рыцарями, и притом на разных условиях. Некоторые из них, очевидно, наиболее знатные и зажиточные, брали лены с условием несения военной службы. В грамотах они называются milites slavonici, или, по-славянски, «витязи». Другие брали участки земли на условии несения крестьянских, земледельческих повинностей (slavi rustici). Их называли гостями (hospites), свободными людьми, колонами, податными (tributarii). По-видимому, к ним же прилагалось и славянское «смерды» (smurden). Люди этой категории платили преимущественно натуральные подати — житом и овсом (осоп, восоп), сеном, льном, шерстью, медом, пивом, курами, баранами, свиньями, волами (нарез), полотнами, сукнами, иногда и деньгами (siclos). Наконец, из славян формировалось отчасти и несвободное, рабочее население земледельческих усадеб и экономий — homines servientes, mancipia, servi, или по-славянски холопы (culope, klobslente), работники (roboten). Некоторая часть славянского населения осела и в городах названных областей Германии. С течением времени, когда возросло в количестве и силе немецкое население, первоначальные условия жизни славян в Германии изменились. Крестьяне потеряли свое «дедичное право» на землю и перешли на право тевтонское, сделались чиншевикамиарендаторами; многие потеряли и личную свободу, превратились в слуг и подданных землевладельцев. При этом многие вынуждены были покинуть свои старые селения и земельные участки, которые отданы были владельцами немцам, и устроились в новых селениях и на новых земельных участках, худших по сравнению с прежними. Эти выселки, удерживая имя прежних поселений славян, в отличие от них назывались обыкновенно «малыми». Значительная часть славян совсем лишилась пахотных участков и осталась только при усадьбах и огородах, промышляя рыболовством, перевозом и поденными работами; лачуги этой бедноты располагались обыкновенно на окраинах немецких селений, составляя особые их части, называвшиеся китцами (kletz — хызы, хижина). Такое же вытеснение и оттеснение славян на окраины происходило и в немецких городах, где славян с течением времени перестали принимать в гильдии и цехи, запрещали им приобретать недвижимую собственность и пользоваться благами городского самоуправления. Славяне вытеснены были на предместья, жили в особых улицах или в китцах, нанимались большею частью рыболовством и поденным трудом чернорабочих. Ухудшение социального положения славян сопровождалось гонением и на самую их народность, стояло в тесной взаимной связи с этим ухудшением. При таких условиях количество славян в областях к западу от Эльбы все более и более сокращалось: многие семьи вымирали среди бедности и лишений, а другие старались ассимилироваться с немцами, стереть с себя печать славянства, печать отверженности.

Как бы то ни было, но процесс исчезновения славянства в Саксонии, Тюрингии, Франконии и Баварии затянулся все-таки на несколько веков. Славяне существовали здесь в первой половине XVI в., вызывая негодование лютеранских пасторов тем, что не понимали проповеди на немецком языке.

Это национальное коснение и упорство вызвало далее репрессии со стороны немецких властей, которые стали запрещать употребление славянского языка. Все это в связи с социальным угнетением и привело в конце концов к исчезновению славянской народности в рассматриваемых областях Германии. В конце XVII в. славянский язык был в употреблении только в Вендланде, в земле древан, но и то говорили на нем только старики крестьяне, а молодежь уже стыдилась его и смеялась над стариками. В то время на этот исчезающий язык обратил внимание Лейбниц. По его желанию пастор Митгоф прислал ему в 1691 г. небольшой сборник вендских слов и молитв. Тогда же (в 1698 г.) Пфеффингер в Люнебурге записал около сотни фраз, «Отче наш» на вендском языке и рассказы о вендской свадьбе. Пастор Геннинг, родом лужичанин, предпринял составление вендского словаря. Между прочим, он рассказывает, как трудно было ему это делать: никто не хотел давать ему нужных сведений, все думали, что он выспрашивает вендские слова для посмешища, и только один крестьянин Ян Янишка, пахарь из Кленова, отважился помочь пастору в собирании нужных ему сведений. Но больше других сделал по этой части крестьянин Парум Шульц (1678—1734). В течение многих лет он трудился над хроникой своего села, в которой записывал различные сообщения и наблюдения относительно урожаев, продажи скота, продажи земель, сельских свадеб, назначения пастора или кистера, а также и вообще обычаев, которых держались в это время венды и о которых он слыхал от старших. Шульц признается, что ему уже трудно писать и говорить по-славянски; дед и отец его хорошо знали родной язык, сестра мало разумела его, а младший брат уже совершенно не понимал его. «Когда я и еще трое лиц в нашем селе помрем, — писал он, — никто уже не будет знать, как назвать по-славянски даже собаку». Но в других селах Вендланда славянская речь продержалась, по некоторым известиям, до конца XVIII и даже до середины XIX в.