Двойственная результативность логической последовательности мышления

Формальная логика обнаруживает свою ограниченность и тогда, когда она работает наиболее эффективно, т. е. в зрелых фазах познавательных циклов, опираясь на развитый аппарат строгих и четко определенных понятий, систематически контролируясь и корректируясь опытом.

В этой связи вновь вернемся к современной многоуровнево-иерархической модели мироздания в большом и в малом. Напомним, что в ней сочетаются идея органического материального единства явлений на всех структурных уровнях объектов познания и идея конечности, относительной самостоятельности (автономности) явлений на каждом уровне. Не будь этой относительной независимости явлений и законов разных уровней друг от друга, у человеческого познания оставались бы лишь две возможности: либо полная непознаваемость мира, либо одноактная познаваемость на уровне вселенского всезнания. Обе возможности не соответствуют реальному опыту науки. В частности, тому, что Д. И. Менделеев построил свою периодическую систематику химических элементов (1869 г.) более чем за полвека до открытия протонно-нейтронно-электронной структуры атомов (1911—1932 гг.), или тому, что законы классической генетики были открыты Г. Менделем в 1865 г., когда не было ничего известно о хромосомах клеточного ядра. В свою очередь, предложив хромосомную теорию наследственности в 1911 г., Т. X. Морган ничего не знал о двойной спирали ДНК, теорию которой Д. Уотсон и Ф. Крик построили лишь к 1953 г. Подобные историко-научные факты можно приводить в изобилии. И все они естественно объясняются тем, что широкая относительная автономность комплексов явлений объективного мира в большом и в малом позволяет человеку познавать его поэтапно, «послойно». Именно она позволяет строить эффективные теории, отражающие сложные комплексы опытно данных явлений, абстрагируясь от их связей с явлениями других уровней или долгое время не подозревая о таких связях, что, в сущности, то же самое.

Но рано или поздно строгая и эффективная теория сталкивается с фактами жизни сложного объекта на других его уровнях по совсем другим законам, которые ей неведомы. Своих понятий и законов ей недостаточно для объяснения фактов нового качества. Формальнологическая стройность и самосогласованность теории при этом расстраиваются внутренними противоречиями и парадоксальной несовместимостью с опытно наблюдаемыми явлениями.

Ярким примером может служить парадоксальная несовместимость классических представлений о движении электрона в атоме с его опытно данной стабильностью. Согласно классической электродинамике, электрон на орбите постоянно испытывает центростремительное ускорение и потому должен постоянно излучать свет. Двигаясь в таком режиме, он должен быстро растратить на излучение запас всей кинетической энергии и упасть на ядро. Опыт же говорит о том, что электрон может вечно вращаться на своей орбите. Известно, что только Н. Бору впервые удалось разрешить это противоречие в 1913 г. Для этого в классическую модель атома пришлось ввести «чужеродное» понятие о квантах энергии электрона, о дискретном наборе устойчивых орбит и о квантованных порциях излучения (поглощения) фотонов при перескоках электрона с одной устойчивой орбиты на другую. С этого переломного рубежа в модели атома стали систематически привлекаться квантовые идеи, что позволило к 1927 г. сформировать высокоадекватную физическую теорию атома.

Рассмотренное показывает, что сложившаяся, эффективно формализованная система теоретических знаний имеет ограниченные возможности своего логико-дедуктивного развития. Последовательность мышления в духе логической дедукции эффективна и результативна лишь в той мере, в какой она придерживается круга явлений определенного уровня в исследуемом объекте. С переходом к кругу явлений другого, почти не изученного уровня логически последовательное мышление становится существенно менее эффективным.

Дело нельзя представлять так, что при этом старая теория однозначно утрачивает свою эффективность. Напротив, она берет на себя важнейшую миссию главной интеллектуальной опоры человеческого мышления в познании качественно новой области явлений. Это — особая большая тема нашей книги по эволюционной теории познания. Здесь же важно подчеркнуть лишь то, что при этом утрачивается однозначная эффективность зрелой логической дедукции. Познание при этом становится эвристическим, преимущественно индуктивным, а старая теория лишь способствует тому, чтобы мышление не продвигалось в потоке новых фактов исключительно «на ощупь». В частности, она позволяет мышлению производить эффективную селекцию фактов из новой области — отсортировывать те, которые находят объяснение в старых понятиях, от тех, которые такого объяснения не находят и особенно стимулируют выработку жизненно важных новых понятий.

Что же касается возникающих при этом логических противоречий, то от них в науке иной раз остается сделать последний шаг к новым крупным открытиям. Именно так было в случае вышерассмотренного противоречия классической теории атома, которое прямо-таки навязывало физикам качественно новую идею о квантованных стационарных орбитах электронов и об их скачкообразных переходах с орбиты на орбиту. Но, подчеркнем еще раз, все это не имеет ничего общего с формально-логической последовательностью мышления на основе эффективной логической дедукции. Познавательный опыт теоретической науки всесторонне показывает, что логически последовательное мышление эффективно в сравнительно узких пределах относительной автономности изучаемых явлений и становится неэффективным, когда опыт выявляет относительность этой автономности.

Прямолинейное продолжение логической последовательности анализа за эти пределы приводит к феномену, который можно образно назвать концептуальной шизофренией. Это явление чаще всего не затрагивает вопроса о психическом здоровье тех деятелей науки, которые мыслят в таком духе. Тем не менее определенная аналогия здесь четко просматривается. У шизофреников логическая зацикленность на своей idee fixe носит броские формы, поскольку распространяется буквально на все их мысленные взаимоотношения с внешним и своим внутренним миром. Как у того больного, который на вопрос врача-психиатра «Когда Вам впервые пришло в голову, что Вы — пес?» мгновенно отвечает: «Давно, доктор. Тогда я еще был щенком». В науке «концептуальная шизофрения» также может представлять известную опасность для психического благополучия ее носителей. Ведь и среди деятелей науки встречаются такие, которые фанатично преданы своей концепции, а фанатизм всегда чреват гораздо большими неприятностями, чем склонность упорно объяснять в понятиях этой концепции то, что явно не объясняется.

Но «концептуальная шизофрения» может быть и долговременной научной традицией, массовым явлением, характерным для мышления многотысячных сообществ специалистов. Психическому здоровью людей при этом мало что угрожает, ибо они просто воспитаны в духе такой методологии и считают ее чем-то само собой разумеющимся. Ярким примером может служить марксизм. За всю его историю сравнительно немногим обществоведам марксистской ориентации удавалось вырваться за рамки традиции объяснять все сущее в обществе с позиций теории классовой борьбы.

Отметим, что с этой «концептуальной шизофренией» марксизма остро конфликтует марксистская теория объективной истины как продукции научного познания. Эта теория (особенно, в ленинской интерпретации) четко говорит о том, что истины науки абсолютны только в смысле неизменности в определенных пределах, а при попытках распространить их за эти пределы они становятся заблуждениями. В этом свойстве относительности научных истин кроется большая опасность, ибо при их последовательном развитии за пределы безусловной справедливости они плодят в человеческих знаниях хитросплетения полуистинных-полуложных результатов.

Известно, что полуправда гораздо опаснее откровенной лжи, ибо ложь здесь сложно и утонченно маскируется под истину. Деятели науки отчетливо понимают эту опасность теоретизирований без постоянных оглядок на исходные понятия, схемы и допущения. Поэтому они культивируют то, что можно назвать интеллектуальным аскетизмом: как ни соблазнительно потеоретизировать по поводу широких областей объективного мира и мира в целом, в науке следует придерживаться теоретического анализа вполне определенных объектов, которые должным образом концептуально схематизированы.