Начальный этап истории скифо-сибирского мира. 
Теория отдельных центров

Формирование основных черт культур скифо-сибирского облика относится к первой половине I тыс. до н. э. К рубежу зо.

VII—VI вв. оно закончилось. На западе в степях Причерноморья и Крыма сложилась скифская культура, в Нижнем Поволжье и Южном Приуралье — культура савроматов, в степных районах Казахстана и горных долинах Памира и Тянь-Шаня — культура саков. В это время возникли татарская культура в Хакасско-Минусинском районе, пазырыкская и уюкская культуры в долинах Горного Алтая и Тувы.

В степях Евразии произошла коренная смена культур. Она охватила, по крайней мере, два столетия в истории степей Евразии конца эпохи бронзы и начала железного века. Период с конца IX по VII в. включительно в евразийских степях отмечен рядом принципиальных исторически важных обстоятельств. Среди них — начало металлургии железа, освоение технологии получения железа и изготовление изделий из него; аккумуляция всех хозяйственных достижений эпохи бронзы и формирование этнополитического лидерства в степном мире. На отдельных территориях эти процессы шли по-разному. Например, в Причерноморье сложность обусловлена тем обстоятельством, что на территории, которая потом стала Скифией, обитали киммерийцы — конкретный исторический этнос, оставивший след в письменных источниках; здесь известна археологическая культура — срубная, или культура позднесрубной поры. Суть проблемы состоит в том, какие археологические памятники и комплексы материальной культуры связаны с киммерийцами, какова их судьба, что послужило основой сложения скифской археологической культуры, иначе говоря, как связать конкретные древние этносы скифов и киммерийцев с археологическими памятниками первой четверти I тыс. до н. э.

Остановимся только на самых главных моментах этой проблемы. Многие исследователи считают, что скифы жили в Северном Причерноморье еще в IX—VIII вв. до н. э., сосуществуя на этой территории с киммерийцами (Граков, 1971, с. 19—20; 1977, с. 25- 97). Б. Н. Граковым была высказана мысль о культурной близости скифов и киммерийцев (Граков, 1977, с. 18).

Среди многочисленных и весьма противоречивых сведений древних авторов о киммерийцах только Геродот локализовал их с определенной уверенностью в восточной части Причерноморья, в частности, на Керченском полуострове, где находились киммерийские стены и переправы, Боспор Киммерийский. В степных районах известно упоминание о могилах.

Предскифский и раннескифский комплекс предметов:

• 1 — древнейшие скифские парадные мечи (Мельгуновский мог., Келермес); 2 — типы мечей и кинжалов; 3 — бронзовые наконечники стрел конца бронзового века и раннескифского времени; 4 — бронзовые удила и псалии предскифского и раннескифского времени;
• 5 — каменные подвески (бруски);
• 6,7 — бронзовые нашивки

Керамическая посуда из предскифских и раннескифских памятников Северного Причерноморья киммерийских царей у Тиры, в устье Днепра. Б. Н. Граков приводит сведения середины VII в. до н. э. о том, что под руководством царя Лингдамиля киммерийцы осаждали г. Эфес, взяли Сарды при царе Лидии Гегесе (692—654 гг. до н. э.); зафиксировано и вторичное взятие Сард киммерийцами в 647 г. до н. э. (Граков, 1977, с. 104). Геродот указывал, что киммерийцы прошли в Малую Азию через Кавказ. Страбон свидетельствовал об их вторжении через Босфор фракийский, т. е. по берегу Черного моря. Ассирийско-урартские клинописи упоминают о народе гамирра, который с конца VIII в. до н. э. стал тревожить Урарту, проник в Ассирию. Б. Н. Граков отождествляет гамирра с киммерийцами (Граков, 1977, с. 104). В 697—678 гг. до н. э. киммерийцев, руководимых царем Туешной, в Ассирии разбил Асархаддон. В дальнейшем они упоминаются в качестве наемников в ассирийском войске. А в 676—674 гг. до н. э. они совместно с урартийцами напали на Фригию, а потом на Лидию. Последнее появление киммерийцев в Малой Азии и их изгнание, по мнению Гракова, основанному на вавилонской хронике царя Набупаласара (626—604 гг. до н. э.), относится к 614—611 гг. до н. э., (Граков, 1977, с. 105).

В клинописных текстах первой половины VII в. до н. э. при царе Асархаддоне (680—669 гг. до н. э.) и Ашурбанипале (668— 626 гг. до н. э.) упоминаются вместе ашкуза (скифы) и гамирра (киммерийцы). Таким образом, в источниках вопрос о появлении скифов в Причерноморье сводится к проблеме смены киммерийцев скифами, подчинению или вытеснению скифами киммерийцев с территории их первоначального обитания. При этом остается открытым вопрос об этнической и языковой близости киммерийцев со скифами и фракийцами. Есть мнения о смешанном ирано-фракийском начале в их языке (Абаев, 1962, с. 125—126; Артамонов, 1974, с. 43—46).

Как решается вопрос об археологических материалах VIII— VII вв., а возможно и IX в. до н. э. применительно к этим двум этносам — киммерийцам и скифам?

Проблема киммерийской принадлежности археологических предметов первой четверти I тыс. до н. э. на юге Украины и в Крыму — пожалуй, наиболее сложная в археологии. Ее разработка началась еще в начале прошлого века В. А. Городцовым: к предскифскому времени в Северном Причерноморье он отнес ряд бронзовых предметов — отдельные образцы плоских тесел, кельты с овальной втулкой, листовидные двуушковые черешковые кинжалы, крюкастые серпы, бронзовые удила и клепанные из полос бронзовые котлы, черную и бурую лощеную керамику.

В дальнейшем внимание археологов при решении проблемы киммерийцев и скифов привлекла срубная культура эпохи бронзы, поздний период которой соответствует рассматриваемому времени и территориально совпадает. «Срубная» теория происхождения скифской культуры была господствующей почти до конца 60-х годов XX в. (Тереножкин, 1961, с. 3—14; Яценко, 1959, с. 17—24). Она и сейчас, с изменениями и уточнениями памятников и материалов, и хронологически, и территориально подтверждает, что срубная культура является основной предшественницей скифской культуры.

Расселение во второй половине II тыс. до н. э. племен срубной культуры, древнего ираноязычного населения, было связано с вытеснением и подчинением носителей катакомбной культуры. Быстрое распространение по Северному Причерноморью срубной культуры, заимствовавшей от сейминской культуры более совершенное вооружение, сопровождалось вытеснением и ассимиляцией населения катакомбной культуры (Артамонов, 1974, с. 11). Смена была относительно быстрой. Уже в середине XII в. до н. э. появляются памятники срубной культуры на Днестре (Бородинский клад с вещами сейминского типа), в степях Северного Кавказа, в Приазовье и в Причерноморье, на запад часть их дошла до территории Молдавии и Румынии.

Эти зафиксированные в археологии события смены катакомбной культуры срубной отождествляются с широко известной и бытующей в научной литературе версией Геродота, основанной на сведениях Аристея, который в VII в. до н. э. побывал в Причерноморье и написал поэму «Аримаспия», где приводятся сведения об азиатской родине скифов, их приходе из-за Аракса и событиях их борьбы с киммерийцами. По этому поводу М. И. Артамонов пишет: «Археология не знает ни о каком вторжении нового населения в Северное Причерноморье, которое могло бы соответствовать появлению там скифов и изгнанию ими киммерийцев, после распространения срубной культуры к западу от Волги и вытеснения ею населения предшествующей катакомбной культуры» (Артамонов, 1974, с. 28).

Особый интерес для решения проблемы происхождения скифов и скифской культуры представляют заключительные собатиновский и белозеровский этапы срубной культуры и кобяковская культура X—VIII вв. до н. э. на Нижнем Дону. К XII в. до н. э. относится появление керамики собатиновского типа. Это сосуды со слабо отогнутой шейкой, плечики не выражены, сосуд украшен валиками с косыми насечками. Эта керамика имеет некоторое сходство со скифской.

Следующий, белозеровский, этап датируется Б. Н. Граковым IX—VII вв. до н. э. (Граков, 1971, с. 136). Другие авторы склонны датировать его более ранним временем — XI—IX вв. до н. э. (Тереножкин, 1977, Лесков, 1967, с. 143—178; Шарафутдинова, 1968, с. 16—34). А погребения VIII—VII вв. до н. э., т. е. непосредственно предшествующие скифской эпохе, А. И. Тереножкин рассматривает как особую группу памятников (Тереножкин, 1961).

Довольно сложно выделить комплексы вещей, связанные со скифами и киммерийцами. Пожалуй, наиболее удачно это было сделано А. А. Иессеном в 50-е годы (Иессен, 1953, с. 49—110). Им была показана преемственность части конского снаряжения и предметов вооружения раннескифского времени от типов, известных в погребениях воинов-всадников VIII—VII вв. до н. э.

В решении этой проблемы большое значение придается зафиксированным письменными источниками походам скифов в Азию. Причем эти походы воспринимались как переселение народа. В качестве одной из основных причин этого выдвигалось наступление в VIII—VII вв. до н. э. засушливого периода в степях, что принудило скифов передвинуться в места с более устойчивым распределением осадков и растительности. И здесь обращает на себя внимание значительное уменьшение числа памятников в VIII—VII вв. до н. э. по сравнению с предшествующим и последующим периодами (Артамонов, 1974, с. 26).

Упоминание о скифах, когда они в союзе с маннейцами и мидянами выступили против Ассирийской державы во главе с царицей Ишпакан, относится к 70-м годам VII в. до н. э. Вновь на исторической арене скифы появляются в последней четверти VII в. до н. э. Геродот упоминает о 28-летнем господстве скифов в Азии, об их нашествии на Египет, смерти фараона Псаметтиха I в 610 г. В 614—612 гг. скифы участвовали в осаде ассирийской столицы Ниневии уже на стороне мидян.

Скифы пробыли в Передней Азии долго и возвратились в Северное Причерноморье, заметно отличаясь от своих предков, как считает Артамонов (Артамонов, 1974, с. 34).

По археологическим свидетельствам прослежены пути передвижения скифов в Переднюю Азию вдоль черноморского побережья — там, где сейчас находятся Адлер, Сочи, Сухуми, и далее на юг; а их восточный путь пролегал вдоль Каспийского побережья — там, где сейчас Махачкала, Дербент, и далее на юг. Эти пути подтверждены находками археологических предметов раннескифского периода. Таким образом, версия походов скифов получила подтверждение. Открытым остается вопрос, как воспринимать эти походы скифов? Их нельзя представлять как переселение всего народа и потом его возвращение. Скорее всего, это были походы воинов, военно-аристократической части скифов, примерно так же, как тысячу лет спустя славяне в период установления своего господства устраивали походы на Византию, осаждали Царьград или норманны совершали свои походы по Европе и побережью Северной Америки. Все это явления одного порядка, и не следует их представлять как переселение всего народа.

В проблеме происхождения скифов и скифской археологической культуры четко вырисовываются две стороны: какова была система отношений «скифы — киммерийцы» и какую роль в смене этносов и культур сыграли переднеазиатские походы скифов. Ясно, что скифы и киммерийцы жили в Причерноморье до VI в. до н. э. Киммерийцы до рубежа VII—VI вв. до н. э. были лидирующим, господствующим народом. При этом вряд ли удастся четко разграничить вещественные комплексы ранних скифов и киммерийцев. Исторически известные походы скифов привели к смене лидерства в Причерноморье и установлению господства скифской аристократии.

Данное учеб, пособие не призвано решить самой проблемы происхождения скифов. Мы только показали, что она неоднозначна и далека еще от окончательного решения. К тому же эта проблема локально скифская, в какой-то мере савромато-сарматская и не более. Она не охватывает всего комплекса проблем, связанных с происхождением других культур скифского облика в степях Евразии.

Как обстоит дело с происхождением других культур? Интерес к восточным соседям скифов, савроматам, возник также давно, еще в XVIII в. Он восходит к В. К. Третьяковскому, М. В. Ломоносову, Г. Ф. Миллеру, В. Н. Татищеву. Их интересовали вопросы размещения этносов, их языки, отношение к происхождению славян.

Однако без археологических материалов, учитывая, что сведения о древних авторах были отрывочны и противоречивы, нельзя было решить ни одной проблемы савромато-сарматской истории. Археологические исследования же их начались только в конце XIX в. И в настоящее время накоплен большой археологический материал, главным образом, из савроматских погребений. Подробная сводка истории изучения археологических памятников савроматов приведена в монографии К. Ф. Смирнова (Смирнов, 1964, с. 5—23).

В настоящее время проблема происхождения савроматов степного Поволжья и Приуралья выглядит менее сложно, чем скифов, и большинство исследователей решали ее в связи с предшествующими культурами. В разработку проблемы существенный вклад внес М. И. Ростовцев. Он впервые указал на отличия в культуре оренбургских курганов (савроматских) от скифских, показал ираноязычность савроматов. Касаясь их происхождения, он не допускал мысли о местном формировании, а считал, что савроматы пришли из глубины Центральной Азии и сохранили тесную связь с иранской родиной. Ростовцев подчеркивал иранский характер культуры савроматов: вооружения, ожерелья, подвесок (Ростовцев, 1925, с. 612). Его теория происхождения савроматов вытекала из общей концепции, в основном миграционной. Однако он полагал, что ранний звериный стиль савроматов является местным, а различаемых древними авторами савроматов и сарматов считал разными народами. М. И. Ростовцев считал, что савроматы — это покоренные сарматы (Смирнов, 1964, с. 11). Точку зрения М. И. Ростовцева на происхождение савроматосарматов развивал С. П. Толстов, полагая, что сарматы были массагетского происхождения, а территория их первоначального обитания — это область между Аральским и Каспийским морями. Оттуда они переселились в более западные степные равнины. Он рассматривал их как северо-западную ветвь массагето-хорезмийского ираноязычного населения (Толстов, 1948, с. 221; 1963, с. 309, 310).

В 30-е годы прошлого века, в период господства стадиальной теории, ранние савроматские памятники рассматривались как принадлежавшие скифской стадии развития культуры и указывалось больше на их общность со скифскими, чем на их различия. Мысль же о каком-либо передвижении племен и его роли в этногенезе не допускалась. В разработку хронологии погребений скифского времени Поволжья сарматов и связи с ранними савроматами много внес П. Рау. Он отметил существенные черты, отличающие культуру Поволжья VI — IV вв. до н. э. от скифской культуры Причерноморья (Рау, 1929, с. 84—86).

В 40-х — начале 50-х годов XX в. некоторое распространение получила теория о кавказском происхождении савроматосарматов, о сарматах-яфитидах. Ее обоснованию послужили данные об осетинском языке и некоторые археологические данные. Выделяются в основном два периода, охватывающие VI — первую половину IV в. до н. э. и конец IV—II вв. до н. э. Известны два локальных варианта савроматской культуры — поволжский и южноуральский (Смирнов, 1964; Мошкова, 1974).

К. Ф. Смирнов полагал, что в этногенезе савроматов основную роль сыграли западноандроновские и срубные племена. Он указывал на характерные черты обряда погребения: западная ориентировка, ставшая у савроматов господствующей, которая, по мнению Смирнова, связана в первую очередь с влиянием андроновского населения оренбургских степей и Казахстана; погребение коней или частей конской сбруи заимствовано от срубной культуры. Далее автор указывал на соответствие форм ритуала в применении огня в некоторых группах срубного и савроматского населения и, наконец, на господство грунтовых могил на всей территории волжскоуральских савроматов раннего периода и срубно-андроновских погребений (Смирнов, 1964, с. 182—188).

Относительно древних южносибирских этносов на восточной территории можно отметить весьма детальную разработку вопросов происхождения тагарской культуры. По количеству раскопанных памятников и накопленных археологических материалов она принадлежит сейчас к наиболее хорошо изученной культуре. Вопросы происхождения тагарской культуры довольно полно разработаны в монографии Н. Л. Членовой (Членова, 1967). В 60—70-е годы прошлого века был исследован целый район тагарских памятников в лесостепной части Южной Сибири (Мартынов, 1979).

Следует остановиться на некоторых основных моментах. Вопросы происхождения культуры скифского облика в Сибири в литературе ставили задолго до выделения в 20-е годы XX в. С. А Теплоуховым курганной или, как ее потом стали называть, тагарской культуры. Эта проблема решалась не отдельно для Сибири, а в связи с общностью элементов сибирской культуры со скифской. Мы уже упоминали о концепции Н. М. Ядринцева, Рейнике, Минза, которые считали сибирские предметы скифского облика более древними и оказавшими влияние на формирование собственно скифской культуры (Ядринцев, 1897, с. 176—177; Минз, 1913; Рейнике, 1892, с. 226). В противоположность этому Б. В. Фармаковский высказал мысль о происхождении сибирской культуры из Причерноморья (Фармаковский, 1914, с. ЗА—37).

Важным рубежом в изучении тагарской культуры, в том числе проблемы ее происхождения, явилось создание С. А. Теплоуховым первой хронологической периодизации древних культур палеометаллической эпохи в Южной Сибири (Теплоухов, 1929).

Много внимания вопросам хронологии и периодизации тагарской культуры в прошлом уделил С. В. Киселев. Еще 1929 г. он дал ныне существующее название культуры — татарская и выделил три стадии ее развития (X—VII вв. до н. э.; VII—IV вв. до н. э. и III—I вв. до н. э.) (Киселев, 1929, с. 257— 266). Киселев охарактеризовал типичные для первой стадии тагарской культуры погребальные сооружения и обряд погребения и попытался связать некоторые тагарские вещи с карасукскими, сейминскими, с предметами «раннеархаической Скифии» и материалами Ананьинского могильника (Киселев, 1929, с. 258).

Вторую стадию С. В. Киселев охарактеризовал как промежуточную и не связанную с принципиальными изменениями инвентаря. К третьей стадии он отнес курганы с котловидными и кубическими сосудами, аналогичные сарматским древностям III—I вв. до н. э., бронзовые кастрюльки с крышкой и другие предметы. Начало третьей стадии Киселев определил III в. до н. э. (Киселев, 1929, с. 262).

В дальнейшем эту периодизацию тагарской культуры С. В. Киселев пересмотрел и привел в соответствие с хронологией культур скифской эпохи. Им было предложено хронологическое деление культуры на три стадии: первая — VII—V вв. до н. э.; вторая — V—III вв. до н. э.; третья — III—I вв. до н. э. (Киселев, 1951, с. 276). На обширном материале археологических источников он показал, как развивалась культура в целом: погребальные сооружения, обряд захоронения, бронзовый инвентарь и глиняная посуда.

М. П. Грязнов, развивая схему С. А. Теплоухова, предложил свое деление культуры. Впервые эта схема была опубликована им в «Истории Сибири» (История Сибири, т. I, с. 187—196). «Тагарская культура, — писал Грязнов, — охватывает длительный период в семь столетий. Наиболее распространено сейчас деление его на четыре этапа: банновский — VII—VI вв., подгорновский — VI—V вв.; сарагашенский — IV—III вв.; тесинский — II—I вв. до н. э.» (История Сибири, т. I, с. 187). Сразу же вызвал сомнение тесинский этап. По инвентарю и хронологии он выходит за пределы тагарской культуры.

Несмотря на некоторые различия в хронологии этапов, начала и конца тагарской культуры, указанные периодизации построены на эволюционном взгляде на происхождение и развитие культуры. Значит ли это, что они совсем неверные, не отражают развитие культуры и должны быть отвергнуты? Вовсе нет. Они в основном правильно отражают развитие культуры в пределах VI—III вв. до н. э. Спорными могут быть только начальная и конечная даты. Суть проблемы в другом. Происхождение тагарской культуры рассматривалось только в связи с предшествующей ей карасукской культурой конца эпохи бронзы, и весь комплекс погребального инвентаря, обряд погребения, погребальные сооружения и даже «звериный стиль» рассматривались тоже как эволюционно происходящие от карасукской культуры. Иногда это выглядело убедительно относительно некоторых бронзовых предметов, иногда менее или совсем неубедительно.

Иной взгляд на происхождение тагарской культуры изложен в работах Н. Л. Членовой, которая исходит из общего вывода о том, что «генетически она (тагарская культура) не была связана с карасукской. Это доказывается отсутствием связи между карасукской и тагарской керамикой, украшениями, обрядом погребения» (Членова, 1967, с. 211). Мысль о более сложном пути происхождения тагарской культуры и роли в этом процессе носителей лугавской и андроновской культур обосновывается исследователем в работе «Происхождение и ранняя история племен тагарской культуры» (Членова, 1967). Происхождение тагарской культуры она рассматривает на широкой, общей со скифской, подоснове, сначала ямно-афанасьевской, а затем срубно-андроновской. Н. Л. Членова считает, что с середины II тыс. до н. э. в Минусинской котловине наряду с пришлыми носителями карасукской культуры продолжали жить потомки людей афанасьевской культуры, смешавшиеся с местным лесным населением. В начале I тыс. до н. э. «начинается смешение людей лугавской культуры с потомками андроновских племен, продолжавшими жить в северо-западной части Минусинской котловины» (Членова, 1967, с. 216). Не менее интересен вывод автора о том, что между людьми складывавшейся тагарской культуры и карасукской в X—VIII вв. до н. э. существовали связи, в результате которых тагарские племена заимствовали многие достижения последних (Членова, 1977, с. 216).

При рассмотрении этой концепции происхождения культуры совершенно правильным является методологический вывод о том, что никогда не происходило полной смены или замены одних этносов другими, всегда было смешение этносов или частичное вытеснение в пределах какой-то территории.

Поэтому и процесс изменений в археологических культурах и сложения новых культур нельзя представлять только как эволюционный. Это всегда был сложный, многокомпонентный процесс, как это мы видим на примере скифов и тагарцев.

Материал, раскрывающий генетическое сходство тагарской культуры с андроновской на примере погребальных сооружений, обряда, керамики и некоторого бронзового инвентаря, был приведен одним из авторов настоящей работы (Мартынов, 1979), и им же высказано мнение, что в генезисе тагарской культуры, наряду с племенами карасукской, значительную роль сыграли носители андроновской культуры.

Надо отметить, что указанную выше концепцию подтверждают и антропологические наблюдения. В тагарских сериях черепов выделяются группы, имеющие черты афанасьевского, андроновского и даже окуневского типов (Козинцев, 1977). В своем большинстве носители тагарской культуры не были потомками только андроновцев, тагарское население сложилось из элементов разного этнического происхождения.

В 60—70-е годы было раскопано большое количество тагарских памятников в лесостепной части Южной Сибири (Мартынов, Бобров, 1971; Мартынов, 1973; Мартынов, Мартынова, Кулемзин, 1971). В результате была открыта лесостепная тагарская культура скифского времени к северу и северозападу от Хакасско-Минусинского района в лесостепной части Красноярского края и Кемеровской области и выделены три этапа ее развития: болынепичугинский (VI—V вв. до н. э.); тисульский (V—IV вв. до н. э.); Назаровский (III в. до н. э.) (Мартынов, 1979, с. 65—85). В тагарской лесостепной культуре были выявлены андроновские традиции в конструкции погребальных сооружений (земляные курганы), в устройстве раннетагарских могил, ориентировке погребенных, тагарской керамике (сосуды баночных форм, некоторые виды бронзовых предметов), обнаружены кинжалы с боковыми выемками, дисковидные солярные бляшки, серпы и некоторые виды кельтов. Вместе с тем, были прослежены и значительные карасукские традиции, которые больше всего проявились в тагарском бронзолитейном производстве. Большинство форм кинжалов, чеканов, ножей происходят от карасукских (Мартынов, 1979, с. 70—71).

Таким образом, в происхождении тагарской культуры можно отметить два основных направления — эволюционное и неэволюционное. Вопрос этот больше методологический. Если рассмотреть в этом плане теорию С. А. Теплоухова — С. В. Киселева — М. П. Грязнова, то нельзя не отметить ее прочной эволюционной методологической основы. Очевидно, в 1920;е годы и не могло возникнуть иного толкования истории развития древних народов Южной Сибири, кроме прогрессивно-эволюционного. Теплоухов создавал свою эволюционную периодизацию, когда далеко еще недостаточными были знания, он не мог оторваться от прямолинейно-эволюционного рассмотрения археологического развития народов Сибири в эпоху бронзы и железа.

В дальнейшем в работах С. В. Киселева эволюционная концепция происхождения и развития культур приобрела более обоснованное объяснение, на что уже указывалось. При этом речь в данном случае идет не о том, что эволюционный метод вообще плох или неприемлем. Отвергать его — это значит отвергать основной взгляд на поступательное развитие материальной культуры, общества или хронологическую последовательность смены культур. Однако в вопросах происхождения культур эволюционный метод, которому чужды понятия скачков, приводил к прямолинейному схематизму. Очевидно, возникновение иных, не эволюционных в своей основе теорий происхождения татарской культуры было явлением вполне закономерным, отвечающим развитию знаний по данному вопросу и в целом развитию теоретической мысли в археологии.

Мы не случайно так подробно остановились на проблеме происхождения двух культур — скифской и тагарской. По ним накоплено значительно больше материалов, чем по другим культурам, и прослежены особенности этого сложного процесса.

Происхождение других культур скифо-сибирского мира выглядит проще. Относительно саков Средней Азии и Казахстана прочно установилось мнение, высказанное А. Н. Бернштамом и С. С. Черниковым, о том, что саки являются прямыми потомками племен поздней бронзы этих же территорий (Бернштам, 1949; 1952). Особенно значительный вклад в разработку проблемы поздней бронзы и раннего железного века региона внесли казахские археологи (Акишев, Кушаев, 1963; Кадырбаев, 1968). Гипотеза стала более убедительной в результате изучения новых памятников эпохи бронзы в Казахстане (Оразбаев, 1958; Черников, 1960), памятников тасмалинской культуры в Центральном Казахстане, сакских памятников на Памире и в Казахстане (Литвинский, 1972; Акишев, 1978), исследования комплекса Уйгарак в Приаралье (Вишневская, Итина, 1983), современных раскопок в Приаралье, в Казахстанском Алтае и на Тянь-Шане (Самашев, 2004). Однако не все в этой проблеме ясно. Недостаточно еще изучены памятники поздней бронзы Казахстана и Средней Азии, роль тазабагьябских и других культур в этногенезе саков.

Неполно изучен и вопрос о происхождении культуры скифского времени Горного Алтая, Тувы и Ордоса. В Горном Алтае мало известны памятники поздней бронзы.

Значительные успехи в исследовании культуры скифского времени связаны с последними десятилетиями в Туве. История археологического изучения Тувы довольно полно изложена Л. Р. Кызласовым (Кызласов, 1979, с. 5—17), а памятников скифского времени этого региона — в книге А. Д. Грача (Грач, 1980, с. 5—15). Остро ставился вопрос о периодизации, хронологии, названии культуры скифского времени Тувы, о связи ее с Минусинской котловиной или Алтаем, но при этом происхождение самой культуры отдельно не рассматривалось. В ряде исследований этот вопрос оказался вовсе обойденным (см., например, Грач, 1980). Л. Р. Кызласов выявил так называемую уюкскую культуру скифского времени (Кызласов, 1959, с. 75—89; 1977, с. 69—86). В дальнейшем Н. Л. Членова выделила хронологические памятники VII—VI вв. до н. э. и V—III вв. до н. э. (Членова, 1967, с. 47—53). Культура скифского времени в Туве была освещена в книге М. X. Маннай-Оола (Маннай-Оол, 1970) и в монографии А. Д. Грача, который установил две культуры скифского времени в Туве: алдыбельскую VII—VI вв. до н. э. и саглынскую V—III вв. до н. э. (Грач, 1980, с. 2А—38). Вопросы же происхождения культуры получили освещение в связи с раскопками кургана Аржан (Кызласов, 1977; Грязнов, 1980).

Не ясна проблема образования культуры скифского облика в Ордосе, самой восточной культуры этого мира. Интерес к этому очагу культуры скифского мира возник давно (Андерсон, 1933; Лоер, 1949, 1951, 1956). Однако имеющиеся материалы по ней еще не обобщены, рассредоточены по многим музеям мира и трудно пока проанализировать происхождение этой культуры. Можно только отметить ее резкое различие с бронзой Китая и несомненную принадлежность к культурам скифо-сибирского мира.

Рассмотрев современное состояние проблемы происхождения отдельных культур скифо-сибирского мира, необходимо отметить прежде всего их неравномерную изученность: одни, как, например, скифская, тагарская, представлены колоссальным количеством археологических материалов, имеют длительную историю исследования, на основании которой созданы целые направления в советской археологии; изучение же других только начинается.

Но нас интересуют не отдельные культуры. Рассматривая их происхождение в отдельности, мы вряд ли решим эту проблему и уж никак не найдем ответ на вопрос о природе возникновения общих черт в каждой из них. Во всех случаях в формировании культур в той или иной мере заметны роль предшествующих культур эпохи бронзы, связи с культурами Переднего Востока, коммуникабельность и распространение новаций в родственной среде. Видимо, надо понять, что возникновение культур скифо-сибирского мира было явлением многоплановым, качественно новым, своего рода революцией в степях Евразии.

Значительный вклад в разработку этой проблемы внес М. П. Грязнов (Грязнов, 1983). Ясно, что корнями эта проблема уходит в исторические процессы VIII—VII вв. до н. э. в степях Евразии. Причем культуры возникли не в одном каком-то месте, а на обширной территории: таких было несколько центров. В формировании новых представлений о происхождении культур много дали материалы раскопок кургана Аржан.

М. П. Грязнов рассматривает курган Аржан как царский курган. Кроме царя с царицей, в кургане погребены 15 знатных вельмож преклонного и старческого возраста. Предполагается, что все эти захоронения составляют в целом 29 закрытых археологических комплексов, синхронных с точностью до одного дня (день похорон). Ими представлены все составные части Аржанского племенного союза и некоторых соседних с ним племен или племенных союзов (Грязнов, 1980). Принадлежность к высшему слою знати погребенных показали раскопки кургана Аржан 2, произведенные в последние годы.

Для раннескифского времени характерны ранние формы скифских бронзовых втульчатых наконечников стрел с ромбическим пером, кинжалы с навершием, бронзовые чеканы с круглыми в сечении бойком и пяткой, плоский нож с навершием в виде полукольца, удила со стремечковидным или круглым кольцом, трехдырчатые с грибовидной шляпкой наверху псалии; ранние образцы скифо-сибирского звериного стиля, представленного изображениями зверей «на цыпочках», скульптурными фигурками архара на навершиях, свернутым по кругу хищником «пантера» (Грязнов, 1983, с. 4). Сюда же относятся оленные камни так называемого монгольского типа, представляющие собой фигуру воина со схематически показанными шапочкой, серьгами, тремя косыми черточками вместо лица, ожерельем, поясом с прикрепленным к нему кинжалом, луком и секирой, силуэтными изображениями зверей, главным образом, стилизованных изображений оленей. Они были распространены в разных вариантах далеко на западе — до Болгарии и Румынии (Грязнов, 1983, с. 4). К ранней поре относятся изображения оленей и других животных в том же своеобразном стиле «на цыпочках» и в галопе, с неестественно вытянутой мордой на петроглифах и оленных камнях. Все это характерно в целом для культуры степей Сибири, Казахстана, так называемого киммерийского или предскифского времени в Северном Причерноморье.

Принципиально важно, что М. П. Грязнов рассмотрел предметы VIII—VII вв. до н. э. не в одном каком-то районе, как это делали до него, а на протяжении всего степного пространства и выявил отдельные центры формирования культур скифского облика — 10 районов. Остановимся кратко на них.

1. Причерноморье. Погребений VIII—VII вв. до н. э. немного. Могилы сооружались обычно по одной на отдельных холмах. Мужчин хоронили часто с оружием, а также с уздой и седлом, помещаемыми иногда отдельно — вне могилы. Встречаются кинжалы и мечи трех типов: железные с бронзовой (крестовидной) рукояткой, грибовидным навершием; железные и биметаллические кинжалы с характерной гардой (кабардино-балкарский тип); бронзовый кинжал с грибовидным навершием и плоской гардой. Первые два типа — северокавказского происхождения, третий близок к азиатским формам (Грязнов, 1983, с. 5). Характерны уздечки с удилами со стремечковидными кольцами и псалиями, соответствующими формам саяно-алтайских псалиев. Наряду с этим распространены северокавказские типы узды, кольчатые удила, которые снабжены дыркой для крепления с псалиями — так называемые «двукольчатые удила» с маленьким кольцом в основании большого кольца, и псалии трехпетельчатые с примечательной загнутой лопастью. Встречаются и другие северокавказские типы узды, например, подпружные пряжки с более сложным приспособлением для крепления и пристегивания ремня (Грязнов, 1983, с. 5). Сюда же относятся бляшки, подвески из зуба коня, бронзовые сложных композиций наременные бляшки, булавовидные фигуры, основу которых составляет кружок, обрамленный с четырех сторон грибовидными шляпками в профиль; своеобразные бляшки в виде расположенных по дуге трех-семи кружков, серии антропоморфных стел из Крыма, Харьковщины, Болгарии, Румынии, близких оленным камням Монголии и Саяно-Алтая. На них высечены шапочка, ожерелье, серьги, пояс с оружием и другие детали воина (Савинов, Членова, 1978).

«Северное Причерноморье, — отмечал М. П. Грязнов, — предстает перед нами в пору начальной фазы развития культуры скифо-сибирских племен как самобытное этнокультурное образование, сформировавшееся, однако, во взаимодействии с культурами других районов степей, в том числе и весьма отдаленных. Наиболее тесную культурную связь следует предполагать с племенами Северного Кавказа и Предкавказья» (Грязнов, 1983, с. 6).

2. Северный Кавказ и Предкавказье. Для региона характерны кинжалы указанных двух северокавказских типов и наконечники раннескифских стрел. Интересны кинжалы со спиралевидным орнаментом на бронзовой рукояти из могильника близ Кисловодска и в Прикубанье (Тереножкин, 1976, рис. 70, табл. 2, 5). В мужских могилах кисловодской группы могильников находится обычно один из предметов, по-видимому, престижного характера: каменный топорик, каменный цилиндрический молоток, такой же молоток бронзовый, бронзовый топорик-молоток; бронзовый топор кобанского типа; бронзовая или серебряная булава (Виноградов и др., 1980). Может быть, эти знаки указывают на принадлежность их владельца к определенной социальной категории.

«В целом Северный Кавказ и Предкавказье в рассматриваемое время представляли собой обширную область, заселенную близкими по культуре племенами, сохранившими и развивавшими свои местные традиции, но во многом воспринявшими общие для всех степных народов основные черты культуры ранних кочевников аржано-черногоровской фазы. Более близкие контакты прослеживаются с племенами степного Причерноморья» (Грязнов, 1983, с. 6).

• 3. Приаралье. Эта область первоначально была известна нам по двум курганным могильникам — Тагискен и Уйгарак в долине р. Сырдарьи (Вишневская, Итина, 1983; Толстов, 1963). Сейчас в результате работ казахских археологов Ж. Курманкулова и 3. Самашева материалов стало значительно больше (Самашев, 2004). Над погребенным устраивалось деревянно-земляное сооружение на древней поверхности земли. В ногах погребенных находятся обычно удила, подпружные пряжки и наременные бляшки, остатки седла раннескифских форм. Оружие — бронзовые и железные кинжалы с широкой овальной гардой, наконечники стрел преимущественно трехгранные и трехлопастные, черешковые формы, зародившиеся в Казахстане и Средней Азии еще в эпоху поздней бронзы. Есть и втульчатые наконечники с ромбическим и ланцетовидным пером раннескифских типов; бронзовые и железные цельнометаллические ножи, в том числе с кольцом-навершием — форма, характерная для восточных областей; в могильниках находятся также удила с круглым и стремечковидным кольцом, обычно с рядами бугорков по стержню. Псалии встречаются редко, возможно, они делались из дерева или кожи. Иногда псалии и звено для удил отливались монолитно. Своеобразны и подпружные пряжки — пара колец с рамкой на боку для ремня: одно кольцо гладкое, другое — со шпеньком-копытом для пристегивания ремня. Многочисленны бронзовые наременные бляшки и пронизки. Распространены булавовидные фигурки (Грязнов, 1983, с. 7). Предметы Приаралья часто декорированы, выполнены в скифо-сибирском зверином стиле.
• 4. Центральный и частично Северный Казахстан. Здесь известны памятники тасмалинской культуры (Кадырбаев, 1968). Мужчин обычно хоронили в грунтовых ямах. Иногда клали голову коня с надетой на нее уздечкой или узду и седло. Характерны бронзовые кинжалы с широкой гардой, похожие на бабочковидные, ножи обычно с навершием в виде небольшого кольца; наконечники стрел, подобные приаральским, и удила с петелькой в основании стремечковидного кольца, трехдырчатые псалии.

К тасмалинской культуре относится, видимо, и большая группа наскальных изображений, открытых и исследованных в отрогах хребта Каратау: шествующие олени, олени, стоящие «на цыпочках» (Кадырбаев, Марьяшев, 1977). Возможно, что в Казахстане и Средней Азии, как считает М. П. Грязнов, со временем будет установлено несколько отдельных близких и родственных культур, составляющих одну обширную культурную общность. Вероятно, степи Казахстана и Средней Азии представляли собой в рассматриваемое время большой этнокультурный регион, отличный от северокавказского и степного причерноморского регионов (Грязнов, 1983, с. 8).

5, 6. Горный Алтай и прилегающие территории. Выделяются еще две (V и VI вв. до н. э.) области: первая связана со степями и лесостепями к западу и северу от Алтая (Тишкин, Дашковский, 2004; 1997; Тишкин, Горбунов, 2005), вторая — собственно Горный Алтай. Этот регион хорошо изучен и представлен обширными материалами раскопок в Горном Алтае. Вместе с тем, надо отметить, что раннескифских материалов в этом регионе не так много: материалы майэмирского этапа культуры; раннескифские образцы искусства известны на писаницах.

Серия оленных камней обнаружена в юго-восточной части Горного Алтая, здесь же — и случайные находки бронзовых вещей. Среди них — длинные кинжалы с грибовидным навершием рукояти и с прямой гардой, сходные с крестовидными кинжалами Северного Причерноморья и Предкавказья; бронзовые зеркала с вертикальным бортиком по краю и плоской петелькой на оборотной стороне и известное бухтарминское зеркало с изображением оленей и горного козла в позе раннескифского стиля «на цыпочках». Изображения зверей в скифосибирском стиле представлены в бронзовых и золотых изделиях, а также на оленных камнях и петроглифах. Тут же и оленные камни монгольского типа, изображающие воина с некоторыми символами (Кубарев, 1979). В наскальном искусстве известны изображения оленей, баранов, стоящих в позе «на цыпочках». Эти материалы свидетельствуют о том, что процесс формирования культуры скифского облика шел здесь тем же путем, что и в других территориях и несет в себе те же проблемы, прежде всего, недостаточно прослеживаемую связь с культурой эпохи бронзы.

• 7. Минусинская котловина. Для этого района характерен так называемый баиновский этап тагарской культуры. Могильники содержат до 20—30 могил, каменные ящики, сложенные из массивных песчаниковых плит, которые окружены небольшой квадратной оградой из вертикально поставленных плит. Могилы родовой и племенной знати отличались значительными размерами, более сложным устройством и богатым инвентарем. Оружие и орудия труда, кроме ножей, в могилах встречаются редко. Они известны преимущественно по случайным находкам. Характерны кинжалы с грибовидным или кольцевым навершием рукояти и с плоской прямоугольной гардой, ножи пластинчатые с навершием в виде кольца или полукольца. Были распространены бронзовые чеканы, подобные найденному в Аржане, и своеобразной формы чеканы и секиры с клювовидно загнутой пяткой. Среди случайных находок встречаются многочисленные удила со стремечковидным кольцом и такие же с дыркой в основании, как в Казахстане. В могилах можно увидеть бронзовые коромыслообразные предметы и аргиллитовые бусы. Известна серия изображений зверей, выполненных в скифо-сибирском стиле.
• 8, 9. Тува и Монголия. Ранний период известен, главным образом, по материалам кургана Аржан (Грязнов, 1980), оленным камням, уздечкам и псалиям так называемого аржанского типа, кинжалам и наконечникам стрел.

В Монголии обнаружено огромное количество оленных камней, небольшое число случайных находок бронзовых изделий, петроглифы раннескифского времени. Это, несомненно, особый район, отличный от рассмотренных соседних, с несколько своеобразными формами пока немногих известных нам изделий.

Многочисленны и разнообразны оленные камни, свыше 500 их открыли и изучили В. В. Волков и Э. А. Новгородова (Волков, 2002; Новгородова, 1980). Многие из них почти по всей поверхности заполнены силуэтными стилизованными изображениями оленей, иногда и других зверей в характерных позах. В том же стиле и в тех же позах изображали оленей и других зверей на скалах, что позволило М. П. Грязнову заметить: «Монголия, видимо, была центром формирования великолепного стиля в монументальном искусстве, в изображениях на камне силуэтов оленей, козлов, хищников, кабанов и других зверей» (Грязнов, 1983, с. 10).

Возможно, десятой областью следует считать далекий Ордос. Там пока не известны памятники аржано-черногоровского типа, но надо надеяться, что со временем они будут открыты, так как хранящиеся в разных странах мира коллекции «ордосских бронз» содержат некоторые вещи явно аржано-черногоровского круга. В наше время результативные исследования в этом регионе проводит Н. В. Полосьмак.

Стилизованные изображения летящих к солнцу оленей на камнях Таким образом, отказавшись от решения проблемы через рассмотрение происхождения археологических культур из одного какого-то центра, мы видим, что на всем пространстве степей — от Днепра на западе до Китайской стены на востоке — в IX—VIII вв. до н. э. сложилось около десяти культур скифского облика. Они не были еще теми культурами: скифской, сакской, савроматской, татарской, какими мы их видим в эпоху расцвета. С VII в. до н. э. наступает следующий этап, качественно новый уровень. Но принципиально важно то, что в этих районах уже сложились те основные категории предметов, которые характеризуют скифскую триаду: предметы конской сбруи, вооружения и ранний звериный стиль, в разных вариантах символизировавших единство процесса зарождения новой исторической эпохи в степях. В это время особую роль играли различные факторы, как исторические, так и неисторические. Они привели к формированию крупных этносов древности, расцвету культур скифо-сибирского мира степей Евразии и сложению единства.