«Запретная» цивилистика: о чем молчит гражданское право

Название настоящей статьи — парафраз заглавий двух известных книг, содержательно от цивилистики весьма далеких («Запретная археология» М. Бейджента¹ и «Запрещенная археология» М. А. Кремо и R Л. Томпсона^[1][2]), но рассказывающих, по сути об идентичной ситуации. Имен этой ситуации можно, вероятно, выдумать, довольно много; мы остановимся на двух названиях — псевдонаука (официальном) и синдром голого короля (неофициальном, по сказке Г. Андерсена). Много у ситуации и отличительных черт; мы скажем лишь о трех самых заметных.

Первая черта — это избирательное отношение к фактам, то есть старательный отбор из всего многообразия явлений реальной действительности, изучаемых наукой, только тех, которые по той или иной причине «удобны» для данного конкретного «исследователя» или представляемого им «научного направления». В результате предметом изучения оказываются произвольно составленные наборы фактов (в правоведении — правовых норм), отражающих реальную действительность весьма расплывчато. Под стать такому подходцу и результаты: малейший шаг в сторону (к любому из фактов, в свое время вывалившихся сквозь дырки антинаучного сита) ставит в тупик подобного «ученого».

Вторая — уменье не видеть очевидного, если оно не ложится «в строку», не помогает подогнать «решение» задачи под заранее заказанный ответ. В эту категорию, кстати, попадают не только факты, но и более принципиальные вещи, включая логику, профессиональную компетентность, добросовестность, а нередко и простую человеческую порядочность. Что-то мешает? Так просто отбрось это и скорее вперед, к новым квазинаучным свершениям! Зачем, к примеру, замечать, что король голый, если дана установка на то, что он одет, причем, в невероятно прекрасное платье? Тем более, что тот, кто рискнет сомневаться, немедленно будет заклеймен как глупец.

Третья характеристика, указывающая на то, что перед нами не наука, а мистерия-буфф (не аудитория, а манеж, не профессура, а клоунада) — это навык «чтения между строк», т. е. поразительное умение замечать и находить то, чего не существует, если оно помогает хотя бы чисто внешне подкрепить «нужное» решение. Раз говорят, что на короле новый прекрасный камзол — значит так оно и есть! — чего тут еще думать? Хороши все средства: под маской дремучего невежества вдруг неожиданно обнаруживается авторитетный специалист; лектор, который не в состоянии сладить с «эскадроном мыслей шальных», нарекается «живым голосом практики»; выдумки внезапно превращаются в установленные факты, горячечный бред — в логику, а в нормах закона вдруг открывается такой смысл, за который люди, правом неиспорченные, могут просто побить.

И вот посредством перечисленных (а также многих других, не менее замечательных, хотя и не столь заметных) «научных методов», постепенно возводится довольно уродливая конструкция. В народе она описывается весьма сочными выражениями¹ и красочными словами^[3][4]; своими же создателями сей «Monstrum horrendum, informe, ingens, cui lumen ademptum» (Гомер), выдается (с помощью, опять-таки, навыка извлечения на свет Божий «того, чего не может быть») за некое уникальное творение, любовно именуемое юридической наукой. К счастью, большинство наших людей чудище это просто не замечают, ибо то, что у нас ныне называется правоведением, сегодня мало кого интересует. Не исключая, между прочим, и тех, кто им занимается — творит, преподает или изучает.

Итог плачевен: наука современного российского права оказывается наводнена такими «сведениями», которые противоречат даже самым поверхностным знаниям, добытым в рамках других наук (математики, физики, истории, экономики, финансовой науки, статистики, социологии, психологии), обыкновенным наблюдениям, элементарным началам ремесел и искусств, а то и простому жизненному опыту. На такой эмпирической основе, да еще и с помощью описанных выше методов взрастают, порою, такие «достижения», о которых так и хочется воскликнуть вслед за булгаковским Воландом: «Вы, профессор, воля ваша, что-то нескладное придумали! Оно, может, и умно, но больно непонятно. Над вами потешаться будут». А то и повторить за гоголевским полицеймейстером: «Черт знает что такое!». Почему этого не делается постоянно? То ли из вежливости, то ли из боязни. В то же время факты реальной действительности (режущие объективный взгляд и непредвзятый слух), их доказательства, умозаключения, рассуждения, действительно интересные, полезные и важные аргументы и выводы (в своей очевидности обычно подобные тому лесу, которого почему-то не видно за частоколом отдельных деревьев), не имеют никаких шансов даже на то, чтобы просто проникнуть в науку (быть введенными, как сейчас выражаются, в научный оборот), не говоря уже о том, чтобы закрепиться там.

Все то же самое — в учебниках, курсах и пособиях: их студенты читают либо на сон грядущий, либо в качестве руководств на тему «Как не надо заниматься наукой». На занятиях одни студенты борются со сном, другие вынуждены выходить из аудитории, чтобы спокойно отсмеяться, третьи задают такие вопросы, после которых начинают чувствовать себя неудобно все — от самих студентов, до спрошенных ими преподавателей.

В этих условиях те юридические знания, которые составляют содержание правоведения, распадаются на три больших и, судя по всему, приблизительно равновеликих массива:

• 1) сведения нейтральные, т. е. либо действительности, логике и опыту соответствующие, либо, напротив, сведения «пустые» и оттого бесполезные;
• 2) сведения классические, т. е. взгляды и воззрения, которые, будучи «официально утвержденным» каноном или догмой, не подлежат никакой критике и никаким сомнениям; и, наконец,
• 3) сведения еретические или запретные, т. е. такие фактические данные и точки зрения, которые находятся в хотя бы малейшем несоответствии с «господствующей доктриной».

Увы, но даже самое сугубое, простирающееся до любых мыслимых глубин, деталей и мелочей, содержательное, предметное, практически полезное знание одних только нейтральных научных данных, никогда не даст его носителю тех блистательных результатов, которые ему доставят песнопения «по официозным мотивам»^[5]. Чем ярче будут гореть глаза и чем более безапелляционным будет тон апологета, восхваляющего признанных гениев и почитаемых «научных святынь» — тем больших высот в своей карьере он достигнет, и тем из более сложных ситуаций выберется. Что же касается знаний «левацких» («уклонистских» и «право-троцкистских»), то с ними не то что соискателю на защиту, но и первокурснику на зачет являться противопоказано. Будь он Сократом, Платоном и Аристотелем в одном лице — за его рассуждения не дадут и ломаного гроша, если у ревнителей-инквизиторов возникнет хоть малейшее подозрение, что они могут быть направлены «против Великих».

Современная российская наука гражданского права (цивилистика) — одна из тех областей, где случаи противостояния знаний канонических знаниям запретным особенно многочисленны, ярки и сильны. Здесь даже по многим ключевым, системообразующим проблемам, догматическим представлениям, над истинностью которых не рекомендуется даже задумываться (не то, что оспаривать!), противостоят взгляды запретные или просто не поощряемые. Из догм составляются талмуды (диссертации, монографии и учебники), слабо отличающиеся друг от друга, ну, а «ересь» отсекается самым категорическим образом — о самом факте ее существования стараются, пока это только возможно, молчать. В настоящей статье мы как раз и хотели бы рассказать о некоторых подобных моментах (вопросах, проблемах), причем, сделать это с помощью двух логических приемов — (1) противопоставления и (2) отрицания.

Если вопрос таков, что по нему существует «официальная позиция», то именно от нее мы и будем отталкиваться в нашем изложении. В этом случае нам понадобится противопоставление, то есть суждение следующего вида: «Вам расскажут, что… (канонические знания) — но в действительности дело обстоит следующим образом:… („троцкизм“)». Вопросов такого рода очень много; я ограничился лишь несколькими, ключевыми.

Если же речь пойдет о вопросе, который, как ни посмотри, входит в предмет цивилистики, но тем не менее, ее «официальной версией» «не замечается», из-за чего и позиции по нему не имеется, то мы воспользуемся отрицанием: «Вам не расскажут на гражданском праве о том, что…». К сожалению, «не расскажут» вам тоже немало, поэтому вопросы этого типа, рассмотренные в настоящей статье, тоже не исчерпывают всего их круга.

Таким образом мы и расскажем о тех вещах, обсуждение которых «не принято», а интерес к которым всегда неуместен и считается признаком то ли непрофессионализма, то ли дурного тона, о том, что я назвал в заголовке запретным гражданским правом^[6].

• [1] Beydjent М. Ancient Traces: Mysteries in Ancient and Early History. London, 1998.
• [2] Cremo M. A., Thompson R. L. Forbidden Archeology: The Hidden History of the HumanRace. San Diego, 1993.
• [3] «Кто в лес, кто по дрова», «ни туда, ни сюда», «чушь собачья», «черт знает чтотакое», «сорок бочек арестантов», «китайская грамота» или «пожар в бардаке во времянаводнения».
• [4] «Абракадабра», «несуразица», «фигня», «галиматья», «околесица», «бессмыслица»,"нелепость", «муть», «нонсенс», «тяни-толкай», «бредятина», «вздор», «мура» и многимидругими, увы, не подлежащими печатанию.
• [5] Подробнее об этом см.: Белов В. А. «Да Бог с ней, с истиной — мне Платондороже!» или О человеческих отношениях в российском правоведении // Закон.2014. № 12. С. 61—72.
• [6] Здесь возникает один следующий «тонкий» момент: к сожалению (!), в процессенашего рассказа нам придется довольно регулярно ссылаться на собственные сочинения. Хотим подчеркнуть: это ни в коем случае не проявление мании величия, а вынужденный поступок. Ведь мы же будем рассказывать как раз о том, о чем обычно принятопомалкивать — тогда на кого ж еще, кроме себя, ссылаться? Разумеется, когда это возможно (т. е. тогда, когда кто-то еще кроме нас тоже приподнимает завесу молчания надтем или иным вопросом) мы указываем на соответствующие работы и их авторов.