Лютер, Мюнцер, Гуттен

После того, как тезисы Лютера послужили сигналом к открытой борьбе против Рима, пестрая неразбериха взаимно противоположных интересов упростилась; различные классы и фракции классов разделились по трем крупным лагерям, — консервативно-католическому, буржуазно-реформаторскому и плебейско-революционному.

В консервативно-католическом лагере сосредоточились все элементы, заинтересованные в сохранении существующего, с императором во главе. Средневековая имперская власть в Германии упала так низко, что в 1519 году при выборах императора из-за его короны сцепились между собою французский и испанский короли. Из семи курфюрстов, которые должны были произвести выборы, почти все попеременно подкупались то французским, то испанским золотом. Наконец, победил испанский король Карл, который происходил из дома Габсбургов и в то же время был государем, австрийских наследственных земель. Как испанский король и как государь наследственных испанских земель, он был в высокой мере заинтересован в том, чтобы не было разрыва с Римом. Он приказал своим наемникам взять Рим штурмом, чтобы подчинить папу своей воле, но он не мог отречься от папской церкви, так как она представляла самую сильную опору его господства и в Испании и в наследственных австрийских землях. Поэтому император Карл V остался решительным противником германской реформации, при чем поддержку ему оказывали духовные государи и часть светских, богатое дворянство, аристократическая фракция духовенства и городской патрициат.

Против этого католическо-консервативного лагеря стояла широкая масса нации, которая в страшном возмущении восстала против папской эксплуатации. Но очень скоро она разделилась на два лагеря, из которых в одном соединились имущие элементы оппозиции, — масса низшего дворянства, цеховые горожане и часть светских государей, которые рассчитывали на обогащение от конфискации церковных имуществ и, кроме того, надеялись воспользоваться случаем, чтобы достигнуть еще большей независимости от императора и империи. Эта буржуазно-умеренная партия, конечно, хотела освободиться от ярма папской эксплуатации, но в то же время хотела сохранить в неприкосновенности светскую эксплуатацию, поскольку последняя исходила от нее самой. В резкой противоположности с нею очень скоро сложилась революционная партия, которая рекрутировалась из крестьян и городских плебеев и хотела бы с папской эксплуатацией устранить и всяческую светскую эксплуатацию. Сущность этих двух партий превосходно отражается в характере их вождей: Мартина Лютера, который стоял во главе чисто реформистской партии, и Томаса Мюнцера, стоявшего во главе глубоко революционной партии. Оба были — духовные и вышли из плебейской фракции духовенства.

Мартин Лютер (1483—1546) родился в Эйслебене; сын крестьянина, он после строгого и сурового воспитания избрал духовную профессию. В умственном отношении он не был выдающейся головой; по смелости и оригинальности мышления его превосходили многие его современники. В бытность студентом в Эрфурте он примкнул к кружку гуманистов, который, образовался при Эрфуртском университете; однако, он недалеко пошел в своем гуманистическом образовании. Повидимому, его более привлекала веселая жизнь гуманистов; на это указывают те нравственные муки — своего рода похмелье, — которые в 1505 году привели его в эрфуртский монастырь августинцев и к наложению на себя самых тяжелых эпитемий. Затем в 1509 году курфюрст Фридрих саксонский пригласил его профессором богословия во вновь основанный виттенбергский университет, в котором он в 1517 году опубликовал свои тезисы против индульгенций или, точнее, против слишком бесстыдного злоупотребления отпущениями: в этих тезисах он еще и сам говорил, что, кто оспаривает истину папских отпущений, да будет проклят и осужден.

Неудивительно, что сам Лютер до крайности был поражен тем действием, которое произвели его тезисы. Он все еще был в духовном плену папства, но неловкие попытки папской власти принудить его к молчанию, — такие, которые обыкновенно предпринимаются эксплуататорскими классами, когда они видят приближение конца, — подстрекнули его гражданское упорство; к тому же движение, которому он дал толчок помимо своей воли и намерений, гнало его дальше и дальше. Скорее движение увлекало Лютера за собою, чем Лютер вел его; но он приобрел решающее влияние на массы потому, что за профессором в нем никогда не умирал крестьянин, потому, что он умел писать сильным, захватывающим языком и в этом отношении превосходил всех своих современников; да и вообще его заслуги перед немецким языком остаются незабвенными заслугами. Чем суровее теснил его Рим, тем решительнее выступал он против Рима. Он начал проповедь насильственного сопротивления папской эксплуатации: не словами, а оружием следует вырвать разъедающую мир язву; немецкие руки должны омыться в римской крови. С неменьшей резкостью выступал Лютер и против светских государей, которые не соглашались с ним; если бы кто-нибудь в настоящее время стал говорить против германских государей языком «возлюбленного человека божия», ему было бы обеспечено обвинение в государственной измене, и его не выпустили бы из каторжной тюрьмы.

Однако, если в Лютере-профессоре не умирал сын крестьянина, то и наоборот: сын крестьянина все же был профессором. Чем дольше бушевали революционные бури, чем глубже массы захватывались ими, чем чувствительнее благодаря этому становилось для них ярмо не только папской эксплуатации, но и туземных эксплуататоров, тем очевиднее делалось, что Лютер попал в положение того заклинателя, который не мог прогнать вызванных им духов. И вот здесь-то профессор виттенбергского университета, протеже курфюрста Фридриха саксонского, принял решение, высказавшись за мирное развитие в рамках законности. С 1517 по 1522 год Лютер кокетничал со всеми демократическо-революционными элементами; с 1522 по 1525 год он последовательно, один за другим, предал все революционные элементы.

Против буржуазного реформатора Лютера выступил революционный плебей крестьянин Томас Мюнцер (1490—1525). В сущности и его нельзя назвать самостоятельным умом; он не внес каких-либо новых целей в движение своего времени, но он проницательным и дальновидным взглядом сумел распознать его революционные элементы, он был целостным человеком, отличавшимся мужественной решимостью и непоколебимостью в своих мыслях и действиях. Он был родом из Штольберга на Гарце, где его отец, как рассказывают, погиб на виселице жертвою произвола графов Штольбергов. Подобно Лютеру, Мюнцер избрал для себя духовную профессию, но в нем рано проснулся революционер. Уже на пятнадцатом году он устроил в школе в Галле тайный союз, направленный против архиепископа магдебурского и римской церкви вообще, к обрядам и учениям которой он относился с величайшим презрением. Его быстро прогоняли с его духовной должности, сначала в Цвиккау, потом в Праге; недолго удалось ему оставаться и в Альштетте и Тюрингене. Раньше Лютера он отменил применение латинского языка в богослужении и повсюду, куда ни являлся, организовал революционную пропаганду: он продолжал призывы Лютера к применению силы, между тем как Лютер уже высказывался за мирный прогресс.

Учение Мюнцера нападало на главные пункты не только католицизма, но и христианства. Настоящего, живого откровения надо искать в разуме, оно существовало во все времена и у всех народов, существует и в настоящее время. Выдвигать против разума библию, как делает присмиревший Лютер, это значило бы буквой убивать дух. Небо существует, не на том свете: его надо искать в этой жизни, и верующие призваны к тому, чтобы уже на земле создать небо, царствие божие. Как нет на том свете никакого неба, так нет никакого ада. Христос был человек, подобно нам, пророк и учитель, не бог. Под царствием божиим, которое верующие призваны создать уже здесь на земле, Мюнцер разумел такое состояние общества, при котором нет классовых различий, частной собственности и какой-либо самостоятельной государственной власти, чуждой членам общества. Все существующие власти, поскольку они не подчинятся и не примкнут к революции, должны быть свергнуты; все работы и все имущества следует сделать общими, необходимо провести самое полное равенство. Следует устроить союз, чтобы все это провести не только в Германии, но и во всем христианском мире. Надо приглашать государей и сеньоров присоединиться к этому делу, если же они не захотят, союз при первой же возможности с оружием в руках должен свергнуть их и предать смерти.

Эти учения Мюнцер проповедовал под облачением мистических выражений, но тем глубже было впечатление, производимое ими на массы, которые были еще в полном плену религиозных форм мышления. Народ со всех сторон стекался к Мюнцеру, и Лютер прибег к тому самому средству, к которому в таких случаях обыкновенно прибегают половинчатые реформисты против решительных революционеров: он донес на Мюнцера саксонским князьям. Мюнцер выступал против них с вызывающей смелостью, но они не решились тронуть его, и его изгнал городской совет Алыптетта. Мюнцер отправился сначала в Мюльгаузен, затем в Нюрнберг; его скоро изгнали из этих городов, и тогда он перекочевал в южную Германию, неустанно раздувая брожение, возвещавшее близость насильственного выступления крестьянского класса.

Но сначала, осенью 1522 года, вспыхнуло восстание низшего дворянства, рыцарей. Его вождями были Франц фон-Зикинген и Ульрих фон-Гуттен (1488—1523 г.), а популярность, какая сохранилась за их именами, не должна прикрывать внутренней реакционности их восстания. Пламенная ненависть, которую питали к князьям и папам Гуттен и Зикинген, и пламенный энтузиазм, с которым они относились к воссозданию национального государства, сделали их в половине 16-го века любимцами германской буржуазии, которая тогда была охвачена такими же настроениями. Но государство, которое хотели восстановить Гуттен и Зикинген, было средневековым государством. Это была своего рода дворянская демократия, с бессильным императором во главе, предполагавшая искоренение князей, но вместе с тем и городов, и неизменное угнетение крестьянского класса. По сравнению с этим идеалом исторический прогресс представляли не только города, но даже и князья. Если господство князей тоже знаменовало раздробление Германии, то оно все же до известной степени собирало национальные силы среди этой раздробленности; напротив, та помещичья демократия, которую отстаивали Гуттен и Зикинген, превратилась бы в такую же помещичью анархию, которая привела Польшу к столь жалкой гибели.

Восстание низшего дворянства было потеряно с самого начала; города не помышляли о том, чтобы оказать ему поддержку, крестьяне — тоже; это чрезвычайно облегчало задачу князей. Замки Зикингена быстро были взяты штурмом и сопротивление их сломлено; сам он пал во время осады его укрепления Ландштуля, а через несколько месяцев, в сентябре 1523 года, на острове Уфнау на Цюрихском озере умер и спасшийся бегством Гуттен.