Отдел седьмой. 
ГЕРМАНСКАЯ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЯ

Грюндерская горячка и культуркампф

Революция сверху была обеспечена союзом между прусским военным государством и германской буржуазией; эти две силы вели завоевательную войну против Франции, — и они же поделили между собою добычу.

Главное соображение, которым оправдывалась аннексия ЭльзасЛотарингии, — именно, что Германия предохраняется таким образом от завоевательных вожделений со стороны Франции, — как и следовало ожидать, немедленно оказалось полной бессмыслицей. Мольтке, наиболее прославленная военная знаменитость новой империи, дал прямо противоположный пароль: «То, что мы в полгода завоевали силой оружия, мы должны будем полвека защищать силой оружия, чтобы у нас этого не отняли обратно». Милитаризм вырос до размеров, которые и самым мрачным пессимистам шестидесятых годов показались бы невероятными.

Но буржуазия охотно с этим мирилась, так как германская армия ударами прикладов широко открывала для нее ворота мирового рынка. Правда, дождь миллиардов в своей подавляющей части достался главным образом военному государству: для того, чтобы расплатиться с долгами, на выдачу пожалований и пенсий, на постройку крепостей и казарм, на обновление запасов оружия и военного снаряжения. Тем не менее, огромное увеличение свободного капитала и находящегося в обращении количества денег вызвало сильный подъем молодой крупной промышленности. Концентрация капитала распространилась на все отрасли промышленной жизни. В годы 1871—1873 акционерный капитал увеличился более чем на 1200 миллионов талеров, — почти на всю сумму французского военного вознаграждения. Банковые учреждения и промышленные общества в самом пестром разнообразии вырастали, как грибы после дождя. Основывались многочисленные горные и железные заводы, массами проектировались железные дороги. В этом диком шабаше спекуляции буржуазия утратила последние следы своей политической линии.

Она пресмыкалась перед «величайшим человеком столетия», который дал ей все это золотое великолепие. Что касается Бисмарка, он пренебрежительно относился ко всем выражениям энтузиазма, считая излишним отвечать на них. Как и раньше, он железной рукой подавлял все политические притязания буржуазии. Когда один из ее ораторов в рейхстаге дерзнул пробормотать несколько робких слов о «правах народа», Бисмарк грубо прикрикнул на него, как на надоедливого нищего. Но в экономической области он оставил за буржуазией свободную арену, а устранение помех, стоявших на пути капиталистического развития, продолжалось в первые годы и в новой империи. Правой рукой Бисмарка в экономических делах оставался министр Дельбрюк, который открыл тайну времени в том, чтобы не упускать никаких процентов, и который благословил всякое капиталистическое шарлатанство, пустив крылатое слово, что никакое законодательство не должно мешать дуракам терять свои деньги.

Среди буржуазных классов серьезную оппозицию Бисмарку оказывали только партикуляристские элементы империи, которые сплотились в большую парламентскую партию. Германское оружие косвенно ниспровергло светскую власть папы и тем самым мобилизовало все боевые силы католицизма. В первом же германском рейхстаге выступила католическая фракция под именем центра. В первое время у нее не было враждебных умыслов против Бисмарка, который до сих пор был испытанным другом иезуитов. Но природа вещей была такова, что новая фракция превратилась в пункт, вокруг которого стали собираться все партикуляристские элементы. Наиболее сильная антипатия против пруссачества всегда наблюдалась в католических областях Германии, на Рейне, в Силезии, в Баварии. Здесь же следует упомянуть о католиках-поляках, а для несколько позднейшего времени — и о католикахэльзасцах. Партикуляристский характер центра в первое время имел такой решительный перевес над его религиозным характером, что к нему примкнули и ортодоксальные протестанты из Ганновера, стремившиеся к восстановлению своего прежнего королевства.

Таким образом под общим клерикальным знаменем объединилось все, что по соображениям партикуляристского свойства, шло против новой империи, — объединилась масса политически и социально разнороднейших элементов, которые расходились между собою по разнообразнейшим направлениям: от воззрений мелко-крестьянской и мелкобуржуазной демократии до воззрений феодальной романтики и самой заскорузлой цеховщины. Программа новой партии, опубликованная в 1871 году, прежде всего подчеркивала партикуляристскую точку зрения, — самостоятельность и самоопределение отдельных государств, — и лишь во вторую очередь религиозную точку зрения: защиту религиозных корпораций от вторжений светского законодательства. В соответствии с этим, вождем такой пестрой мешанины был избран не какой-либо церковный светоч, а бывший ганноверский министр Виндгорст, подобно Бисмарку дипломат старой школы;

однако, он по справедливости мог бы похвалиться тем, что он шел дальше Бисмарка.

Эта оппозиция не имела бы особенного значения, если бы новая империя управлялась не палкой прусского капрала, а как современное культурное государство. Тогда эта оппозиция в очень непродолжительном времени разложилась бы на составлявшие ее разнородные и, в общем, исторически отсталые элементы. Однако, то, чего до известной степени сумел достигнуть Бисмарк после 1866 года, он не достиг после 1870 года: у него не хватило искусства использовать сложившееся положение. Фимиамы, которые в неисчислимом количестве воскурялись его несравненному гению, заволокли туманом все, что лежало за пределами его старого юнкерского горизонта. С старо-прусскою капральскою палкой он обрушивался на всех, кто не хотел плясать под его дудку. Кто не хотел почтительно сообразоваться с его нервами и капризами, тот объявлялся «врагом государства» и подвергался остракизму.

В таком ослеплении Бисмарк совершенно пропустил представлявшуюся возможность парализовать оппозицию центра. Он хотел справиться с нею не посредством современного законодательства, а Насильственными мерами, проводившимися в старо-прусском полицейском духе, да и тут еще видимость, внешность принял за существо и вступил в конфликт с католической церковью, как таковою. Преследуя ее всевозможными исключительными законами и ненавистными вторжениями в ее внутреннюю жизнь, он восстановил против себя все католическое население империи. Вместо того, чтобы вести борьбу оружием буржуазной свободы, он сам вложил это оружие в руки центра и таким образом сделал его непобедимым для своего реакционного государственного искусства, хотя хвастливо кичился тем, что никогда не пойдет в Каноссу.

Либеральная буржуазия оказалась еще глупее, чем даже сам Бисмарк: она и в данном случае просто тащилась за своим чтимым героем, хотя она не могла бы сослаться в свою пользу на то смягчающее вину обстоятельство, что она выросла в феодальных воззрениях. Даже либеральный ученый с такой мировой репутацией, как Вирхов, не счел ниже своего достоинства окрестить эту историческую сатиру почетным именем культуркампфа (борьба за культуру). Для банды прожженных грюндеров, совершавшей свой шабаш в национал-либеральной партии, «культуркампф» служил только кулисой, которая давала возможность с большим удобством производить разграбление масс. Можно было с несомненнейшей уверенностью сказать, что если кто-нибудь с величайшими громами обрушивался «на Рим» и напыщеннее всего взывал к тени бедного Ульриха Гуттена, тот больше всего имел за собою грюндерской грязи.

Таким образом Бисмарк и либеральная буржуазия даром потеряли первые годы новой империи. Они с несравненной близорукостью упустили небывало благоприятное для них положение, и уже ближайшие выборы в рейхстаг, состоявшиеся в январе 1874 года, принесли для них заслуженную расплату. Если оставить в стороне полмиллиона прогрессистских голосов, которые по оценке Бисмарка делятся пополам между «дружественными» и «враждебными» империи, то эти выборы на 2.339.936 голосов безусловно «враждебных империи», дали всего только 2.408.549 безусловно «дружественных империи». Следовательно, у «друзей империи» оставался скромный перевес всего в 68.613 голосов, — да и это лишь при том благожелательном, но едва ли правильном предположении, что все «дружественные империи» голоса были поданы по искреннему убеждению.