Лексемы со значением «природа» в корпусе кубанских песен

XX век был периодом бурного развития лексикографии в России, ознаменовался появлением большого количества словарей разных типов и назначений: синонимических, фразеологических, этимологических, диалектных, языка писателей и др.

Лексикографическому описанию подвергались самые разнообразные формы национального языка, однако до сих пор в лексикографии существует досадный пробел: практически отсутствуют специальные словари устного народного творчества. Справедливости ради, надо заметить, что лексика фольклорных произведений вниманием лексикографов полностью не обойдена: фольклорное слово отчасти находит отражение в толковых словарях литературного языка, имея при себе помету (народно-поэтическое), а также в областных словарях. Но в специальном словаре они не собраны.

Курские исследователи в течении многих лет изучающие язык фольклора, пришли к выводу о необходимости создания толкового словаря, в котором фольклорные слова подавались подавались бы полностью и систематически, воссоздавая тем самым полную картину мира, как она отразилась в устном народном творчестве. В Курском пединституте на базе кафедры русского языка была образована лаборатория «Фольклорная лексикография». Сотрудники лаборатории под руководством А. Т. Хроленко, выбрали один из вариантов словарного представления фольклорного материала; опираясь на жанровый принцип описания, в качестве первого объекта фольклорной лексикографии они взяли эпос.

По мнению курских русистов, словарь должен быть универсальным лексикографическим трудом, органически соединяющим в себе черты толкового, синонимического, фразеологического и др.

Словарь языка фольклора, включающий в себя все знаменательные лексемы, предназначен для оказания помощи в адекватном понимании фольклорных текстов и знаний слов.

Данная курсовая работа посвящена изучению лексики природы в песнях кубанских казаков и опыту её лексикографического описания.

Материалом для нашего изучения послужили народные песни Кубани, собранные А. Д. Бигдаем в ходе экспедиций 1883 — 1895 годов и изданные им 1897 году в двух томах — песни черноморских казаков и линейных казаков.

Данная работа ставить своей целью выявить лексемы со значением природа в корпусе кубанских песен.

В соответствии с поставленной целью были выявлены следующие задачи:

1. изучить литературу, посвященную данной теме;

2. выявить лексическую специфику в употреблении лексем со значением природа;

3. пронаблюдать в контексте самого фольклора наличие данных лексических единиц;

4. разработать модель словарной статьи.

Материалы исследования: монографические работы, словари, справочные материалы, народные песни Кубани.

В ходе изучения материала курсовой работы использованы следующие методы исследования: описательный, анализ, моделирование.

I. Фольклорное слово и опыт его описания в словарях. Лексика графическая практика его описания

1.1 Фольклорное слово и его уникальность Совсем не просто понять, почему фольклор — искусство активной творческой памяти, апеллирующей к эстетическому образцу, нормативному канону формы и содержания, — остаётся в активе современной цивилизации, столь четко ориентированной на личностное начало во всех областях человеческой деятельности. Практически во всех шедеврах духовного творчества современности отыскиваются элементы традиционного народного искусства. Тема «Фольклор в жизни современного общества» весьма актуальна и безусловно перспективна. Мы же остановимся только на одном вопросе — фольклорное слово, его семантика, своеобразие, эстетические и поэтические возможности. Первым, что приходит на ум, когда размышляешь о возможностях фольклорного слова, это мысль о словарном богатстве русского народного творчества. Однако вопрос о богатстве не так прост, и одним этим определением проблему своеобразия народно-художественной речи не решить [Хроленко 1992:3].

Мнения исследователей относительно лексического богатства разделились. Одни считают круг фольклорной лексики предельно ограниченным. «Словарь замкнут кругом бытовых и хозяйственных понятий», — писала М. А. Рыбникова о языке народной сказки. В XIX веке педагог В.А. воскресенский, сравнивая равные по количеству словоупотреблений басню И. А. Крылова и отрывок из былины в записи А. Ф. Гильфердинга, склонялся к мысли о том, что словарь былин обширнее, богаче словаря знаменитого баснописца. Следовательно, словарь художественной литературы, вне всякого сомнения обширнее языка фольклора [Хроленко 1992:5].

В языке народной поэзии, как нигде, надо четко разграничивать ядро и периферию. Ядро — это совокупность ключевых слов данного жанра или всего фольклора в целом, периферия — то, что привносится индивидуальным исполнителем, результат эволюции фольклорного текста. Ядро — адекватный слепок фольклорного мира, а мир этот стремится к устойчивости, к постоянному преодолению пространства и временной определенности. Следовательно, лексическое ядро традиционных жанров фольклора устойчиво и ограниченно. Можно с большой долей уверенности предполагать, что количественная ограниченность запаса слов может успешно компенсироваться другими средствами: многозначностью, вариантностью слова, его повышенной валентностью и т. п. Так, о свойствах фольклора вообще и его лексики в частности сказал А. Горелов: «Поэзия, однообразная в основах стилистики, обнаруживает беспредельное богатство оттенков, градаций, нюансов в сочетаниях и формах слова (а значит и психологического рисунка)…"[Хроленко 1992:6].

По мнению А. Т. Хроленко, «описание словарной стороны языка фольклора должно идти двумя основными и взаимосвязанными путями: регистрация ее инвентаря (слов, конфигураций) — внешний аспект — и исследование специфики фольклорного слова в его системных связях с другими словами тексте — внутренний аспект. Специфику фольклорной лексики отражает и количественный аспект ее, но художественно-поэтические возможности народно-песенного слова надо искать только в семантической структуре его» [Хроленко 1992:7].

В чем же выразительность и сила народно-песенного слова? Для многих писателей — это лаконизм и простота как эстетическая категория. Лаконизм фольклорного произведения строится на народном слове с его потрясающей «бездной пространства» мысли и чувства [Хроленко 1992:8]. Лаконизм — первая ступень к художественной простоте, этой неотъемлемой черте народного творчества. Простота народно-песенной речи — это то, что бросается в глаза человеку, приобщающемуся к произведениям народного искусства.

Секрет гармонии («прозаичности») народной поэзии и в том редком умении создавать многообразие из небольшого количества исходных элементов, но в народной словесности эти исходные элементы — слова, синтаксические структуры — семантически сложны и в, силу этого, обладают неограниченными в пределах традиции конструктивными и выразительными возможностями. Если из немногого создается совершенно многое, значит это немногое внутренне чрезвычайно богато [Хроленко 1992:11].

Расширение семантической области каждого ключевого народно-песенного слова, обусловленного его парадигматическими свойствами, происходит не только от того, чтобы совместить родовую и видовую номинации народно-песенных реалий или их признаков.

1.2 Специфика фольклорного слова Фольклорному слову присущи и другие аспекты, в комплексе и создающие неповторимую природу народно-песенной лексемы в структуре фольклорного текста. это оценочный, иерархический, символический, семиотический, коннотативный, и, возможно, другие аспекты.

Оценочность фольклорного слова состоит в том, что народно-поэтическое слово не только строит фольклорный мир, но и одновременно оценивает его. Оценочная характеристика довольно часто преобладает и даже нейтрализует номинативную, как в словах свет, душа, сердце и т. п.

Очень часто оценочность выражается морфологически, при помощи префиксов и суффиксов раскуст, разворянчик, раздонской и др. если же морфологический показатель отсутствует, номинативную и оценочную стороны значения разграничить труднее [Хроленко 1992:72].

Особенно заметно это на примере прилагательных, по сути своей являющихся определителями. Например, колоративные прилагательные белый, лазоревый, красный, зеленый, черный и др. выступают в функции оценочных слов, теряя цветовую определенность.

Например Под белым шатром под лазоревым Спит, почивает добрый молодец. (Кир., № 596)

Ты, мой сизенький, мой беленький голубчик.

Ты к чему рано с тепла гнезда слетаешь. (Соб. V, № 478)

Л. Г. Бараг, заметив, что один из белорусских сказочников часто пользуется сочетанием бело поле, объясняет это явление как создание нового эпитета по аналогии. однако представляется, что здесь новый эпитет не создается. Прилагательное белый, обладающее в фольклоре предельно расширенной семантикой, используется как оценочное определение (= «хорошее, красивое») к существительному поле, поскольку заметных ограничений в использовании эпитета белый в фольклоре нет.

Оценочность прилагательного белый видится и в устойчивых словосочетаниях типа бело ходить:

А что же ты, солдатушка, бела ходишь?

Или ты солдатушка, кого любишь? (Воронеж, № 7)

А.Т. Хроленко заметил, что прилагательное немецкий в большенстве контекстов представляет представляет парадигму «чужое, не наше, заграничное», но есть случаи, когда эти прилагательные используются в таких контекстах, когда общее значение определить сложно. Например:

Эх, будто ты ведь, милый, В царскую службу.(Печора, № 27)

А за церькваю за нямецкаю, А ладо, ладо! за нямецкаю, А за другэю, за турецькаю Там налитела галубей стада. (Хал., № 142) [Хроленко 1992:78].

А.Т. Хроленко учитывая уважительное отношение носителей традиционного народного искусства к памятникам культурной архитектуры, предположил, что здесь передается значение «чужой», положительной оценки по принципу «привезенный из далека — лучший» [Хроленко 1992:78].

Итак, обязательное наличие оценочного компонента в лексическом значении слова является требованием лирического жанра с его нравственной оценкой всего сущего в фольклорном мире и обеспечено свойствами диалектной лексики, обладающей повышенным эмоциональным тонусом и аккумулирующей максимальный набор средств экспрессивного выражения.

Следующим аспектом или одной из закономерностей фольклорной ассоциации является ценностный, или значимостный иерархизм устойчиво связанных слов. Это то, что возникает в слове в результате постоянного и длительного совместного употребления с другими словами.

Ока-река богатая была:

У ней бережки серебряные, Донушко позолоченое. (Кир. т. 1, № 260)

Здесь ряды парадигматических синонимов подчиняются отмеченной С. Г. Лазутиным закономерности: синонимы следуют друг за другом в направлении усиления эмоциональной выразительности песни. Нарастание, ценностное накопление, усиление — неотъемлемая сюжетная примета русского фольклора (вспомним сказки о трех царствах, о все более трудных испытаниях или все более дорогих подарках) [Хроленко 1992:89].

Иерархические свойства слова позволяют наиболее экономно и органично достичь эстетического эффекта при помощи композиционного приёма символического накопления, заключающегося в расположении однозначных символических ситуаций с одинаковой эмоциональной направленностью по степени их нарастания, от ситуации обобщенного характера к конкретной. Это свойство слов в фольклорном тексте генетически восходит к способности пар синонимов в бытовой диалектной речи резко увеличивать экспрессию [Хроленко 1992:92].

А.Т. Хроленко также отметил «символический аспект фольклора». «Под символикой понимается система изображений персонажей, их внутреннего состояния и взаимоотношений при помощи традиционных и устойчивых иносказаний, представляющих собой различные виды замены одного предмета, действия или состояния другими предметами, действами или состояниями» [Хроленко 1992:93].

Значительное количество образов-символов определяло наличие сравнительно широкой группы слов, в которых символический компонент значения является доминирующим. Канонический список таких характеристик для русского фольклора слов-символов сравнительно невелик, однако наблюдения свидетельствуют, что круг слов с символическим компонентом гораздо шире этого традиционного списка [Хроленко 1992:93].

Например, «как показывают материалы Я. Автомонова, все слова, называющие растения, в русском фольклоре символичны, однако нет строгой определенности между реалиями флоры и её символическим значением. Например, очень многое подразумевается под словом калина. Черемуха, груша, яблоня символизируют и «жену», и «мать», и даже «отца».

Что кедрово древо в саду — родной батюшка;

Кипарис древо в саду — родна матушка;

Сладка яблоня в саду — молода жена;

Отросточки у яблоньки — малы детушки (Соб. III, № 587).

Символическое и метафорическое в фольклоре подчас разграничить трудно, потому что одна и та же лексема, например лебедь белая, в зависимости от контекста может быть и символом и просто поэтическим синонимом слова невеста [Хроленко 1992:93] .

Как показывают материалы А. Т, Хроленко, символическое или метафорическое является постоянным, языковым, а не речевым компонентом семантической структуры слова, так как «природа народного произведения такова, что все в ней подчинено описанию эмоционального мира человека. И в этом смысле использование любого явления из мира природы изначально носит двойственный характер. „Человеческий аспект“ любой растительной или животной реалии появляется не в данном тексте, а задан потенциально, включен в фольклорное слово в качестве тенденции с условием обязательной реализации».

Исследователи заметили, что фольклорное слово не только обозначает понятие или реалию, но и реализует семиотическую оппозицию. Например, окно, ворота в русском фольклоре являются знаками границы между своим и чужим миром, существительное лес — это «лес» и «не лес», «нечто чужое». Совместное употребление существительных мед и пиво — это рефлекс древней оппозиции «сладкое/горькое». «При анализе семантики фольклорной лексики всегда необходимо учитывать этот семиотический аспект фольклора, его остаточную ритуальность. Например, лебедь, ворон — это и разные птицы, и «светлое» и «темное».

Семиотичность в фольклоре и предельная обобщенность символики, результат ее сопоставления и противопоставления; это свойство не отдельных слов фольклорного текста, а необходимая черта каждого ключевого слова Символы, сведенные в классы, создают семиотическую оппозицию. Так, Я. Автомонов, сопоставив многочисленные символы, взятые из растительного мира, пришел к выводу, что все они распадаются на хорошие и печальные, причем преобладают символы печали. Деревья и кусты — знаки печали — противопоставлены траве — знаку светлого. Вода во всех видах — река, ключ и т. п. — обобщенный знак печали [Хроленко 1992:97].

Семиотичность фольклора можно объяснить отмеченную еще А. А. Потебней широкую взаимозаменяемость символов:

жених=конь=олень=стадо —- топчет зелье=руту=васильки или проч. или=сад невесты Стремлением к семиотичности можно объяснить неопределенность имен существительных собственных. Так существительное литва является знаком 1) воинской силы; 2) страны, куда отвозят дань и в результате военного столкновения освобождаются от этой зависимости; 3) места трудного богатырского подвига; 4) страны, чей правитель угрожает русскому городу; 5) косвенной характеристики силы и враждебности персонажа былины; 6) места полона и др. Хроленко 1992:98].

Семиотизм опорных слов реализуется во всем фольклорном тексте.

Последним аспектом, который выделяет в своих исследованиях А. Т. Хроленко, является коннотация.

В лингвистике принято следующее определение коннотации: «Дополнительное содержание слова (или выражения), его сопутствующие семантические или стилистические оттенки, которые накладываются на его основное значение, служат для выражения разного рода экспрессивно-эмоционально-оценочных обертонов…».

Слово выступает в речи не только как «знак» какого-то понятия или представления; оно отягощено грузом как устойчиво закрепленных за ним, так и индивидуально возникающих в речи ассоциаций [Хроленко 1992:104].

Коннотация структурирована и состоит из эмоционального, экспрессивного, стилистического элементов. Таким образом, коннотация связана с характеристикой ситуации общения, участников акта общения, определенного отношения участников акта общения к предмету речи.

За каждым тщательно отобранным в многовековом использовании фольклорным словом стоит обязательное коннотативное (затекстное) содержание. Фольклорная коннотация отличается от не фольклорной принципиально. За пределами народно-поэтической речи она в известном смысле случайна и не системна. В фольклоре же коннотация обусловлена всей системой фольклорного мира и языка. Коннотация здесь — языковое свойство, а не текстовое, речевое.

В фольклоре коннотация, по мнению А. Т. Хроленко, двупланова. С одной стороны, она включает в себя то, что мы отмечаем и за пределами народного творчества (это прежде всего индивидуально-эмоциональный комплекс, которым сопровождается для человека почти каждое использованное им слово). С другой стороны, в фольклорную коннотацию включается так называемый ассоциативный тезаурус, обусловленный всей системой фольклорного мира и языка. Она включает и национальное мировоззрение, и народное мироощущение, и строй образного народного мышления, а потому становление носителя фольклора включает в себя не только усвоение круга сюжетов, жанровой специфики, техники создания фольклорных произведений, но и всей коннотации, которую и можно назвать условно «фольклорным миром».

Исследование коннотативного аспекта семантики фольклорного слова предельно затруднено, ибо «ассоциативный тезаурус» лингвофольклориста отличен от соответствующего «тезауруса» носителя фольклора.

1.3 Способы описания фольклорного слова В виде части национального языка устно-поэтическая лексика находит отражение в филологических словарях разных типов — в нормативных толковых словарях, исторических, диалектных и т. д. Как же представлена эта лексика в традиционных лексикографических изданиях?

На страницах нормативных толковых словарей отражаются фольклорные слова, значения, устойчивые сочетания в незначительной степени. Для стилистической характеристики фольклорных слов используются разные способы: толкование, ремарки, отсылочные определения и наиболее часто — стилистические пометы. Однако отсутствие согласованности в стилистическом комментарии слов в разных словарях, а также унификации в употреблении средств стилистической характеристики в пределах одного словаря свидетельствует о трудностях адекватного определения стилистического статуса устно-поэтического слова и необходимости создания специальных словарей языка фольклора.

Представление устно-поэтических лексем в исторических словарях зависит от того, к какой из групп относится этот словарь (по характеру отбора лексики): полному (тезаурусного типа), который составляется с ориентацией на весь словарный состав языка того или иного периода или дифференциальному, который вычленяет и описывает определенный слой лексики.

Так, например: «Словарь русского языка ХI-ХVII вв.» и «Словарь русского языка XVIII века» относятся к разряду полных словарей.

Базой «Словаря русского языка ХI-ХVII вв.» являются разнообразные памятники древней русской письменности, причем список источников все время пополняется. Широкий круг источников разных жанров и у «Словаря русского языка XVIII века». Это позволяет предположить, что народно-поэтические лексемы могли попасть в состав словников и получить лексикографическое описание на страницах словарей.

Поскольку фольклор стал систематически записываться только в XVIII в., песенные и былинные сборники включались в круг источников указанных исторических словарей в ограниченном количестве. Так, в перечень источников «Словаря русского языка XVIII века» помещен сборник былин Кирши Данилова, отдельные песенные сборники, напр. М. Д. Чулкова (Члкв Песни), собрания пословиц, поговорок, загадок в рукописных сборниках XVIII в. (ППЗ) и нек. др.

Характеристика речевой употребительности слова, формы слова и сочетания проводится в этом словаре с помощью стилистических помет.

Указанные пометы, по утверждению составителей словаря, отвечают сложившимся в XVIII в. общим представлениям о стилистической дифференциации русского языка.

Это свидетельствует о том, что исторический словарь полного типа можно использовать для выявления или уточнения семантики многих слов, встретившихся в в памятниках устного народного творчества.

Дифференциальность словаря определяет его особенности, в частности ограничения при формировании словника. Поскольку в словаре будут описываться лишь «эволюционирующие в направлении современности» лексические единицы из разнообразных жанров письменных текстов XIX в., а в качестве источников фольклорные сборники не значатся, многие народно-песенные лексемы в этот словник не попадут, хотя отдельные фольклорные слова все же будут представлены, как это следует из девятой главы проекта словаря: «Помета Фольк. (фольклорное) относится к числу помет, маркирующих лексику с позиций жанрово-стилистичсской характеристики, и применяется при описании слов, сохраняющих фольклорный колорит и связанных с традициями народной поэзии. Напр. Волюшка. Фольк. Лента, которую девушки носили в косе до замужества. Любчик. Фольк. Талисман, с помощью которого привороживши любимого Кручиниться. Фольк. Горевать, печалиться. Зазнобушка. Фольк Любимая женщина, де-вущка. о Горемычная головушка. Фольк. и т. п.

Исторические словари, стремящиеся отразить историю слов, диахронию лексико-семантических явлений, имеют большое общекультурное значение и играют важную роль в развитии лингвистической науки. Такие словари, документирующие на своих страницах «исторический путь народа, его духовный облик и материальную культуру», являются надежной базой для лингвофольклористов, работающих над созданием словаря языка фольклора. Они позволяют выявить или уточнить семантику многих слов, встретившихся в памятниках устно-поэтического творчества, а также скорректировать отдельные лексикографические решения относительно структуры словаря, его словника, содержания словарных статей, дефиниций и т. д. Тем не менее исторический словарь, не решающий задачу полного и всестороннего описания фольклорной лексики, ни в коем случае не подменяет словарь языка фольклора, поскольку у них разные цели и разные источники.

Фольклорное слово нашло также отражение на страницах словаря В. И. Даля. «Всеми силами своего ума и сердца Даль стремился возродить интерес общества к живому русскому слову, его фольклорно-этнографическим истокам, и в целом, «к утраченному русскому духу» .

Фольклорные материалы, безусловно, являлись одним из источников Словаря, наряду с другими, однако Даль намеренно отказался от стилистических помет. Он писал: «Словарь составляется для русских, почему я почти не делаю отметок о том, насколько слово в ходу, не опошлело ли оно, в каком слое общества живет и проч. В этом пусть всяк судит и рядит по своему вкусу; при шаткости неустановившегося языка нашего тут строгой черты или грани провести нельзя» [Даль 1995: XVI].

Исследователи полагают, что основная причина такого пренебрежения стилистическими пометами кроется в языковой концепции В. И. Даля. Главная цель, которую преследовал автор своим лексикографическим трудом, «не разграничить употребление слов, а перемешать все стили речи» [Даль 1995: XVI], так как в синтезе книжных и простонародных слов и оборотов Даль видел возможность обогащения и очищения литературного письменного языка. В соответствии с этой концепцией «ассортимент» стилистических помет в Словаре ограничен и не систематизирован. Помета может служить указанием слов старинных (стар), церковнославянских (црк), социальных диалектов (морс, фабрч., горн., кузн., столр. и др.), а также отражать эмоционально-экспрессивную окраску слова (шутч., бран.) или принадлежность к определенному стилистическому пласту (пес., сказ.).

При составлении областных словарей в отечественной и зарубежной лексикографии нередко использовались записи произведений устного народного творчества как материал для формирования словника и как источник цитат, подтверждающий наличие слова в том или ином диалекте.

Проблема соотношения устно-поэтической речи и речи диалектной — одна из вечных проблем языка фольклора — на протяжении долгого времени привлекает внимание многих исследователей, однако единодушия в её решении не наблюдается. Здесь заметны два противоположных мнения. Одни исследователи утверждают, что язык фольклора носит наддиалектный характер, другие же полагают, что язык фольклора — функционально-стилевая разновидность диалекта. Сторонники наддиалектного характера языка фольклора отвергают его в качестве источника отдельного областного словаря, полагая, что произведения устного народного творчества не связаны с определенным говором.

Существует противоположная точка зрения, автор которой О. И. Киселева. Народно-поэтический язык, по её мнению, «теснейшим образом связан с тем диалектом, на котором создаются произведения устного народного творчества, подобно тому, как язык художественного произведения связан с литературным языком», именно поэтому факты языка фольклора могут быть использованы и при изучении местных говоров, и в качестве источника диалектной лексикографии.

Следует заметить, что выходящий с 1965 года «Словарь русских народных говоров» (СРНГ) в качестве одного из источников использует многочисленные фольклорные сборники (П. В. Киреевского, П. В. Шейна, А. Н. Афанасьева, А. Ф. Гильфердинга, Н. Е. Ончукова, А. Д. Григорьева и т. д.). По мнению современных диалектологов, язык фольклора не может быть исключен из диалектологических разысканий, т. к. связь между фольклорным и диалектным языком тесная и многосторонняя.

Основная масса слов свободно используется в народно-разговорном языке и в языке фольклора, но в произведениях устного народного творчества есть «слова сугубо фольклорные, которые функционируют только в народно-поэтических произведениях.

Для таких слов в СРНГ используется специальная помета фольк. (фольклорное). «Её применение ограничено словами и значениями из произведений устного народного творчества, не употребляющимися в бытовой речи. К таким словам относятся слова небытовой тематики, например, относящиеся к обрядовой лексике (гор докняжая 'сваха', обручество 'обручение', обручиик 'жених'), слова конкретных лексико-семантических групп, например, с первой частью горе (горебедный, горелошица, горепашица. горюшечии), слова с суффиксами уменьшительно-ласкательными (горюшенький, горятничушка. горчешепько), слова типа горынский (змея-горынскан) горынчище и т. п.». Однако эта помета обязательно сопровождается и территориальными пометами. «Лексические элементы, присущие языку устного народного творчества, но не локализованные территориально, в словарь не вводятся на том основании, что они имеют общерусский характер».

Помета «фольклорное» может относиться ко всему слову, отдельному значению, вариантной форме, сопровождать опенки значения или характеризовать употребление слова и его лексическую сочетаемость. Напр.:

Газетушка. Фольк. Деловая бумага; послание Голяшка. 4. Фольк. Ножка. Куричья, петушиная, собачья г о л я ш ка

Глядывать и глядывати. 1. Глядеть, смотреть (многократно).

Фольк. Глядывати Горюша. 1. Бедняга, горемыка, о Ж. Фольк. О женщине-бедняге, Так, М. А. Бобунова, сопоставив списки слов с пометой «фольклорное» в СРНГ и «народно-поэтическое» в толковых словарях литературного языка, увидела, что совпадений практически нет.

Так как СРНГ — это словарь дифференциального типа, следовательно, из фольклорных источников отбирается не лексика устного народного творчества вообще, а прежде всего диалектные слова, встречающиеся в языке фольклорных произведений, хотя для большинства специфически фольклорных слов сделано исключение.

Тем не менее, по справедливому замечанию А. Т. Хроленко «включение устно-поэтического слова в диалектные словари не снимает проблем фольклорной лексикографии в силу специфики диалектного словаря дифференциального типа, который не может включить лексические единицы фольклорного текста. Да и принципы подачи фольклорного слова существенно отличаются от принципов толкования слов литературного языка. Не случайно, что составители СРНГ толкование ряда сугубо фольклорных слов ограничивают указанием типа «постоянный эпитет в произведениях народного творчества» [Хроленко 1979: 230].

Следовательно, для словаря языка фольклора нужны другие принципы и особый метаязык.

Семантику отдельных устно-поэтических лексем можно уточнить в «Словаре редких и забытых слов» [Сомов 1996]. Этот словарь-глоссарий, содержащий архаизмы, варваризмы, экзотизмы, поэтизмы, диалектизмы, а также профессиональную и терминологическую лексику, отражающую своеобразие жизни России XVIIIначала XX века, помогает, по мнению автора, снять лексические трудности, которые возникают при чтении произведений русских классиков. Однако дифференциальный подход к отбору редких слов не позволяет адекватно представить лексику устно-поэтических произведений, а предназначенность словаря массовому читателю объясняет упрощенную структуру словарной статьи, в которой не отражаются функциональные и семантические особенности включенных слов. Итак, мы видим, что фольклорные слова включаются в словники различных филологических словарей, однако в них фиксируются далеко не все народно-песенные лексемы. В большей степени эта группа слов представлена на страницах словаря В. Даля (правда, часто без помет) и в СРНГ. Количество же фольклорных лексем, попавших в нормативные словари, зависит главным образом от объема словника. Не случайно в БАС их зафиксировано больше, чем в МАС и БТС. Несогласованность и непоследовательность в стилистическом комментарии слов как в пределах одного словаря, так и в разных словарях, а также невозможность адекватного отражения семантической структуры народных песенных лексем в неспециализированных лексикографических изданиях, утверждает многих исследователей в мысли о необходимости создания специального словаря языка фольклора.

II. Лексика природы в фольклорном дискурсе и её лексикографическое описание

2.1 Лексика природы как предмет лексикографического описания В число актуальных проблем лексикографии входит создание типов словарей. Данная проблема является одной из важнейших в теории лексикографии, поскольку «позволяет не только осмыслить уже осуществленное, но и прогнозировать создание новых типов словарей определять характер лексикографических проектов, стимулировать усилия лексикографов в разных направлениях»

Первичным признаком, определяющим тип словаря, является объект лексикографирования. Объектом лексикографирования ЯФ являются языковые единицы устно-поэтических произведений.

По содержанию словарь ЯФ входит в группу лингвистических словарей, в которых толкуются слова, а не предметы и понятия, ими обозначаемые, хотя, как известно, граница между энциклопедическим и лингвистическим условна и подчас неуловима.

По мнению многих исследователей (Бобунова, Гак), словарь ЯФ как лексикографическое издание должен давать читателям различные сведения о слове. Словарь должен быть «универсальным», и эта «универсализация» может идти не только в лингвистическом аспекте, но и проявляться в сочетании толковых и энциклопедических словарей.

«Словарь ЯФ является образцом описательного словаря, наряду со словарями разговорной и детской речи, словарями языка писателей, диалектными словарями и др.» так как он лишь констатирует наличие определенных языковых единиц и описывает их.

М.А. Бобунова относит словарь ЯФ к переводным словарям, так как он содержит диалектную и специфически фольклорную лексику, переводимую на обиходный русский язык.

Таким образом, словарь ЯФ представляет собой образец экспериментального частного описательного частично переводного лингвистического словаря с элементами энциклопедизма.

Словарь ЯФ может и должен пересекаться с разными типами словарей по разным признакам. По своему материалу он в большей степени сближается с диалектными и этнолингвистическими словарями, а по целям и задачам описания — со словарями языка писателей, однако отличается от названных словарей или по источникам, или по составу словника, или по единице описания, или по структуре словарных статей.

Следовательно, словарь ЯФ — это самостоятельный тип лингвистического словаря, претендующий на определенное место в словарной типологии.

Предмет нашего исследования — лексика природы в фольклорном дискурсе. Известно, что содержание народной поэзии составляет не природа, а человек, то есть то, что есть самого важного в мире для человека. Если человек обставляется в ней картинами природы в таких, например, началах песен, как следующие:

Летiв крячок на той бочок, Жалiбненько крикнув:

Горе ж менi ж мени на чужинi,

Що я не привыкнув***,

или:

Пiд горою високою Голуби лiтають;

Я роскоши не зазнаю, А лiта минають****,

то это делается не из-за каких-либо артистических соображений, не потому, почему живописец окружает группу примечательным ландшафтом; как бы ни был этот ландшафт тесно связан с воображением живописца с лицами картины, но он может быть оставлен вчерне или только намечен, тогда как человеческие фигуры уже окончены, или наоборот. В поэзии, на той ступени ее жизни, к какой принадлежат примеры, подобные приведенным, необходимость начинать с природы существует независимо от сознания и намерения, и потому ненарушима; она, так сказать, размах мысли, без которого не существовала и сама мысль. Человек обращается внутрь себя сначала только от внешних предметов; внутренняя жизнь всегда имеет для человека внутреннюю цену, но сознается и уясняется исподволь и посредственно" [Потебня 1989:189].

В началах песен, вроде упомянутых, слышится нечто произвольное. Кажется, будто природа импонирует человеку, который освобождается от ее давления лишь по мере того, как посредством языка слагает внешнее явление в систему и осмысливает их, связывая с событиями своей душевной жизни.

А. А. Потебня сравнил образы фольклорной песни с образами поэтических стихотворений. Он выделил три элемента поэтического произведения — внешняя форма, образ и значение — при этом уточнил, что «первые две представляют нечто объективное, что внешняя форма доступна нашему исследованию; что касается образа, то в его состав, кроме личных условий жизни поэта, входит предание усвоенное им (поэтом) и доступное исследованию. А о значении поэтического произведения для самого поэта можно говорить лишь настолько, насколько дает нам право говорить самый образ, а образ всегда находится в значительном расстоянии от своего значения, ибо он так к нему относится, как представление в слове относится к значению его.

Сознание этого расстояния подает иногда повод жалобам на невыразимость мысли. Сюда относятся многие интересные места у поэтов, например у Тютчева в стихотворении «Молчание!»:

лексика природа песня кубанский

Молчи, скрывайся и таи

И мысли и мечты свои!

Пускай в душевной глубине встают и заходят оне, Безмолвно, как звезды в ночи,;

Любуйся ими — и молчи.

Как сердцу высказать себя?

Другому как понять тебя?

Поймет ли он, чем ты живешь?

Мысль изреченная есть ложь… и т. д.

Ложь, потому что значение слова не передается. [Потебня]

В итоге исследований А. А. Потебня пришел к такому выводу, что «лексикографам нужно заботиться о том, чтобы объяснить состав и внутреннюю форму произведения и приготовить читающего к созданию своего значения,-но не более; если же мы сами сообщаем значение, то в этом случае не объясняем, а только говорим, что сами думаем по поводу данного поэтического произведения».

2.2 Лексика природы в словарях. Необходимость создания научной версии В настоящее время существует единственный опыт создания словаря ЯФ, принадлежащий Курской школе. Это «Словарь языка русского фольклора: Лексика былинных текстов»

До этого «своеобразная и весьма значительная форма национального языка (язык устного народного творчества) не была объектом систематического лексикографического описания, хотя целесообразность словаря языка фольклора сомнений у филологов никогда не вызывала. Еще Ф. И. Буслаев мечтал о лексиконе фольклорных эпитетов и видел в нем инструмент важных этнопсихологических и этногносеологических исследований: «Полезно бы собрать все постоянные эпитеты для того, чтобы определить в какие предметы преимущественно вдумывался человек и какие понятия присоединял к оным» [Бобунова 2006:3].

Кроме того, как уже было сказано в первой главе, лексика фольклорных произведений вниманием лексикографов все же не была обойдена. С одной стороны, народно-поэтические слова находят отражение в толковых словарях литературного языка. С другой стороны, лексика произведений устного народного творчества является одним из источников областных словарей.

Начало фольклорной лексикографии автор словаря видит «в стремлении собирателей и издателей оснастить фольклорные сборники словариками местных и непонятных слов, предметными, именными и другими указателями, ориентирующимися на конкретные условно-поэтические тексты или отдельные фольклорные жанры. Также отмечены попытки каталогизации и систематизации фольклорных сюжетов, мотивов, символов, художественных сравнений и т. д. Конечно, любые указатели, каталоги, сборники, ориентирующиеся на собрание народно-поэтических произведений, на отдельные жанры на весь фольклор в целом, весьма полезны и необходимы и как практическая помощь фольклористам, и как импульс лексикографической работы, однако они не заменят добротного словаря народно-поэтического языка [Бобунова 2006:4].

Предлагаемый М. А. Бобуновой «Словарь языка русского фольклора: Лексика былинных текстов» преследует цель познакомить с результатами многолетнего труда курских лингвофольклористов, поставивших перед собой задачу — ликвидировать досадный пробел в лексикографии и представить на суд читателя книгу, которая знакомит его с лексическим богатством русской народной эпической поэзии и одновременно с одним из вариантов словарного представления этого богатства" [Бобунова 2006:4].

Лексикографы курской школы при разработке словаря выдвинули следующие «принципиальные посылки»:

1. ориентация на жанровую дифференциацию фольклорного материала;

2. семантика и функция каждого слова определяется только в рамках и только средствами фольклорного текста;

3. семантическая структура фольклорного слова специфична, и его своеобразие определяется фольклорной картиной мира, а также структурой и поэтикой текста;

4. специфике фольклорного слова должна соответствовать структура словарной статьи;

5. в основу лексикографического описания слова должен быть положен учет всех выявленных связей описываемого слова с другими лексемами конкретного текста и всего корпуса привлеченных текстов.

Эти посылки, по мнению исследователей курской школы, обеспечивают объективность выводов, адекватность лексикографического описания и дают возможность использовать приём аппликации при сопоставлении аналогичных лексем (концептов) различных фольклорных собраний одного жанра, нескольких жанров, а также народно-поэтического творчества разных этносов.

На первом этапе объектом фольклорной лексикографии избран эпический жанр. Базой первой очереди словаря стали тексты «Онежских былин» А. Ф. Гильфердинга. Выбор обусловлен высоким научным авторитетом собрания, единством места и времени фиксации былин, достаточным количеством хорошо сохранившихся текстов.

Кластеры также демонстрируют особенности фольклорной морфемики и позволяют говорить о типах словообразовательных гнезд. Кроме того кластерный подход к описанию лексем является надежной базой для сопоставления лексем разного характера для выявления территориальной, жанровой и этнической специфики языка фольклора. «Аппликация» кластеров позволяет говорить о том, как отразился тот или иной фрагмент картины мира в поэтическом сознании разных этносов, поможет выявить общефольклорные тенденции и жанровые приоритеты, послужит надежным источником исследования материала в пространственно-временном аспекте. Курскими лингвофольклористами была разработана методика «сжатия конкорданса». Она предполагает учет абсолютно всех употреблений того или иного слова в пределах определенного корпуса текстов.

Например:

Щека (7) Я по хлебу кладу за щеку (2, № 178, 25) =:щечка 1 А: правый 3 Vs: <�быть> будто маков цвет 1 Vo: есть [три знамени] на щ. 1, есть пить [хлеб] за щ. 1, признавать по щ. 1 +: щечки у нее будто маков цвет — сравнение и диминутивная форма употребила сказительница Андреева (Кенозеро) Источником словаря ЯФ являются исключительно фольклорные тексты.

Словарь ЯФ может сближаться с этнолингвистическими словарями по разным пунктам (источники, направление описания, порядок расположения лексем, параметрическая структура словарной статьи), однако принципиальное отличие видится в том, что словарь ЯФ не выходит за пределы фольклорного текста и в качестве единиц описания выбирает языковые единицы фольклорного языка. Принципиально различается и форма словарного описания. В результате картина мира, построенная только на фольклорных данных, никогда не будет совпадать с картиной мира, воссозданной на широком этнографическом комплексе. Особое внимание фольклорному слову также уделил А. А. Потебня. При разработке словарной статьи, которую мы можем найти в его монографии «Слово и миф», исследователь прежде всего исходил из этимологического значения слова, его мифологической основы. При этом Потебня опирался на исследования Афанасьева, на его основное положение, что «зерно, из которого вырастает мифологическое сказание, кроется в первозданном слове» [Афанасьев 1995:15]. На этой основе А. А. Потебня сделал вывод, что «простейшие формы мифа могут совпадать со словом, а миф как целое сказание может предполагать миф как слово.

«Пыль. Таким же образом пыль дороги — печаль. „не жаль мени дориженьки, що куриться курно, А жаль мени дивчиноньки, що журиться дурно; не жаль мени дориженьки, що пилом припала, А жаль мени дивчиноньки, що з личенька спала“, то есть что похудела от печали». Затем дается предпологаемое значение понятия 'гасить', если пожар представляется любовью — сватовством; но если огонь-пожар — то тушить его должно значить утешать, что и встречаем в примечании к дороге: «Приливайте дориженьку, щоб пилом не пала; Разважайте матусеньку, щоб з лиця не спала. Приливайте дориженьку, таки пилом пала, Разважайте матусеньку, таки з лиця спала». Затем автор дает ссылку на примечание. Например: «В Малороссии есть обычай, выпроводивши кого-нибудь из близких, пить за его счастье в дороге, что называется «гладить дорогу». Это выражение не имеет связи с поливанием дороги и может быть объяснено иначе: веселить себя и тем облегчать разлуку тому, кто уехал. Шуточное в настоящее время приглашение пить: «Пийте, щоб дома не журились», — может быть основано на веровании в родство душ. Если вышесказанное верно, то оно доказывает, что значение словац. Truzniti sia, веселиться, могло образоваться и от значения надгробного мира, потому что он не был печален.

Потебня обращает внимание на то при составлении словарной статьи лексикографы не должны давать толковая слову: «значение образа беспредельно, ибо практически назначить ему предел нельзя, как нельзя его назначить применению пословицы. С этой точки зрения, странны претезания критиков, требующих, чтобы поэтическое произведение говорило именно то, что вздумается им сказать. Камень, брошенный в воду, рисует круги на поверхности воды, и мы, однако, не можем по кругам судить о величине камня».

Также лексика природы нашла свое отражение в целом ряде лексикографических справочниках таких как — одножанровые словари, словоуказатели и созданные на их базе — алфавитные словники и частотные словари, полные и неполные конкордансы.

Объектом нашего исследования послужили народные песни Кубани, собранные А. Д. Бигдаем в ходе экспедиций 1883 — 1895 годов и изданные им 1897 году в двух томах — песни черноморских казаков и линейных казаков.

В данном корпусе текстов были выявлены такие лексемы природы: хмара, мисяц, солнце, дощ, мороз, роса, ночь, день, витэр, туча, туман, восход, закат, вечер, пороша, мэтэлиця, шуря-буря.

Рассмотрим лексему «хмара», исходя из того, что «семантика и функция каждого фольклорного слова определяется только в рамках и только средствами фольклорного текста».

l туча, опасность

#5#

*8. Гэй, черна хмара наступае, та дрибный дощик з нэба,

Гэй, зруйнуваты Запорижжя та колысь буду трэба.

*9. Гай, ой маты Катэрыно, та шо ты наробыла, Гэй, шо то вийсько запорижскэ та й занапастыла.*

l хмароньки — клубы пыли

#7#

*1. Гэй, священныку отцу Мыколаю,

Дай порадоньку батько.

Гэй, пишлы наши славни запорожци,

Тико хмаронькы выдно.

l вражда, враг, заслоняющий свет:

#74#

*1. За тучамы, за хмарамы сонэчко нэ сходэ.

За лыхымы за людьмы мий мылый нэ ходэ.

l жестокая мать, препятствие:

#150#

*3. Рада б зирка зийты — чорна хмара наступае,

Рада б дивка выйты, та матуся нэ пускае.

Если одно явление происходит паралельно с другим, то значение соответственно меняется.

l Так, в следующем контексте слово «мороз» обозночает тяжелое испытание

l

#30#

*1. Ой, нэ розвывайся, а ты сухый дубэ, завтра мороз будэ.

Я морозу того нэ боюся, зараз розивьюся.

*2. Ой, нэ убырайся, молодой козаче, завтра поход будэ.

Я ж походу того нэ боюся, зараз снаряжуся.;

l вместе с туманом — встреча жениха с невестой:

#31#

*1. Туман яром, туман яром, Та мороз долиною,

Изустрився Нэкрутэнко

3 молодою дивчиною. ;

l Мороз вечером, при заходе солнца — свидание:

#95#

*1. Сонце нызэнько, вэчир блызэнько, Прыйды до мэнэ, мое сэрдэнько.

*4. Ой, выйды, выйды, хоч по морозу,

Я твои нижечки в шапочку вложу.;

l Мороз со снегом — тайное свидание:

#173#

*9. Всэ Бога просыла:

— Ой, дай, Боже, снижкы та морозы.

*10. Снижкы та морозы…

Щоб позакыдало стэжкы та дорогы.

*11. Стэжкы, та дорогы…

Шоб нэ зналы, куды я ходыла.

*12. Куды я ходыла…

Куды ходыла и шо там робыла.

Для фольклорного слова существенны не только связи в нутри одной строки, но и связи межстрочные. Такие вертикальные конструкции служат своеобразным стержнем устойчивого фрагмента. Например, ассоциативный ряд туман… лыха доля:

#80#

*5. Туман, туман по долыни аж в кучери вьеться,

Ой, дэсь моя лыха доля стэпом волочеться.

или: рута зийшла… дивка замиж выйшла, кукиль нэ вродывся… козак нэ жэнывся:

#65#

*5.Бодай же ты, дивчинонька,

Тоди замиж выйшла,

Як у поли, край дорогы

Рута мьята зийшла.

*6.-Бодай же ты, козаченько,

Тоди оженывся,

Як у млыни на камини

Кукиль уродывся.(Если поют девушки.)

Природа народного произведения такова, что все в ней подчинено описанию эмоционального мира человека. И в этом смысле использование любого явления из мира природы изначально носит двойственный характер.

Так многие явления природы связаны в сознании человека с горой. Появление горы в лирических песнях говорит о последующей смерти героя:

#37#

*1. Та ходыла Марусэнька по крутий гори,

Побачила сэлэзэнька на тыхий води.

*2. Плывы, плывы, сэлэзэнько, тыхо по води, Прыбудь, прыбудь, мий батэнько, тэпэр и к мини.

*3. Ой, рад бы я, моя доню, прыбуты к тоби,

Насыпалы сырой зэмли на рукы мини.;

о разлуке героев:

#279#

*Камьяная гора Розвалылася.

Дивка з козаком Роспростылася.*;

заря, поднемающаяся между двух гор — девушка:

#126#

*1. И по цей бик гора, и по той бик гора.

Помиж тымы крутымы горами сходылася зоря.

2. Ой, то й нэ зоря, то дивчина моя, Яром, яром та долыною по воду пийшла;

это препятствие, перескочив через коорое влюбленные будут вместе:

#69#*

4. Я ти ворогы стропчу пид ногы,

Крути горы пэрэскочу.

Отдай мэнэ, моя мат, замиж

За кого я схочу.

Словарная статья, по мнению М. А. Бобуновой, должна состоять из нескольких структурных частей, позволяющих получить о слове максимум информации: частотность, толкование, варианты, синонимы и д. д.

Каков же должен быть подход к словарному описанию природы. Так, в процессе работы над «Словарем языка фольклора: Лексика былины» курские лингвофольклористы утвердились в мысли о таком подходе к словарному описанию как «кластер». Под кластером они понимают «совокупность слов различной частеречной принадлежности, семантически и / или функционально связанных между собой, которые служат для репрезентации того или иного фрагмента фольклорной картины мира"[Бобунова 2006:7]. Так, в кластер «Цвет» включены прилагательные черный, чернобархатный, белый, существительные чернавка, беломойница, глаголы чернеть, белить, наречия черным [черно], белешенько и др. В кластер «Птицы» войдут не только обобщенные и конкретные наименования пернатых (птица, орел, кукушка и др.), но и прилагательные, образованные от орнитонимов (птичий, орлиный) или характеризующее птиц (клевучий), наречия (по-соловьиному), глаголы, называющие характерные для птиц действия (ворковать, попурхивать) и т. т.

Символы, сведенные в классы, создают семиотическую оппозицию. Так, Я. Автомонов, сопоставив многочисленные символы, взятые из растительного мира, пришел к выводу, что все они распадаются на хорошие и печальные, причем преобладают символы печали. Деревья и кусты — знаки печали — противопоставлены траве — знаку светлого. Вода во всех видах — река, ключ и т. п. — обобщенный знак печали [Хроленко 1992:97]

В разработке словаря языка фольклора природные явления можно разделить его на два кластера, первый из которых будет включать слова, вызывающие ассоциации счастья, а второй — несчастья. при этом и в тот и другой кластер могут входить подобные лексические единицы, так как одно и тоже явление природы в зависимости от настроения лирического героя может выражать различные чувства. Например:

#68#

Гей, ничь моя тэмна, а зиронька ясна,

Долэнька ж моя нэсчастна…

или:

Гей, ничь моя свитла, зиронька ясна,

Долэнька ж моя прэкрасна.*

Также появляется необходимость отмечать участие слова в устойчивых поэтических приемах (обращение, сравнение, параллелизм).

Курскими лингвофольклористами была разработана методика «сжатия конкорданса». Она предполагает учет абсолютно всех употреблений того или иного слова в пределах определенного корпуса текстов. Применив эту методику к корпусу кубанских песен, можно обнаружить, что в глагольных связях природа, зачастую выступает в качестве активного субъекта действия (Vs), что указывает на то, что человек осмысливает природу, как некое полноправное явление, связанное с событиями его жизни.

В структуре словарной статьи необходимо так же отразить антонимичность языка фольклора. При этом важно отметить, что антонимы эти подобны индивидуально-авторским в поэтических текстах.

Так антоним слова «солнце» — «луна», но исходя из того, что в фольклорных текстах солнце — это явление природы, которое наблюдается только на родной стороне,