«Гранатовый браслет» (1911)

Рассказ зачастую толкуют примитивно — противоположением аристократке Вере Шеиной бедного чиновника Желткова. А они оба принадлежали примерно к одному кругу образованной интеллигенции. В «Гранатовом браслете» все сложнее и значительнее.

Редчайший дар высокой и безответной любви стал «громадным счастьем», единственным содержанием, поэзией жизни Желткова. Феноменальность его переживаний поднимает образ молодого человека над всеми другими героями рассказа. Не только грубый, недалекий Тугановский, легкомысленная кокетка Анна, но и умный, совестливый Шеин, почитающий любовь «величайшей тайной» Аносов, сама прекрасная и чистая Вера Николаевна пребывают в явно сниженной бытовой среде. Однако не в этом контрасте таится главный нерв повествования.

С первых строк возникает ощущение увядания. Оно читается в осеннем пейзаже, в печальном виде пустых дач с разбитыми стеклами, опустевших клумб, с «точно выродившимися», мелкими розами, в «травянистом, грустном запахе» предзимья. Сходно с осенней природой однообразное, как бы дремотное существование Веры Шеиной, где укрепились привычные отношения, удобные связи и навыки. Прекрасное вовсе не чуждо Вере, но стремление к нему давно притупилось. Она «была строго проста, со всеми холодна и немного свысока любезна, независима и царственно спокойна». Царское спокойствие и разрушает Желтков.

Куприн пишет не о зарождении любви Веры, а именно о пробуждении ее души. Протекает оно в утонченной сфере предчувствий, острых переживаний. Внешнее течение дней идет своим чередом: съезжаются гости на именины Веры, ее муж с иронией рассказывает им о странном поклоннике жены, созревает и затем осуществляется план посещения Шейным и братом Веры Тугановским Желткова, на этой встрече молодому человеку предлагается покинуть город, где живет Вера, а он решает совсем уйти из жизни и уходит. Все события отзываются нарастающим душевным напряжением героини.

Психологическая кульминация рассказа — прощание Веры с умершим Желтковым, их единственное «свидание» — поворотный момент в ее внутреннем состоянии. На лице усопшего она прочла «глубокую важность», «блаженную и безмятежную» улыбку, «то же самое умиротворенное выражение», как «на масках великих страдальцев — Пушкина и Наполеона». Величие страданий и умиротворение в чувстве, их вызвавшем, — такого никогда не испытывала сама Вера. «В эту секунду она поняла, что та любовь, о которой мечтает каждая женщина, прошла мимо нее». Былая самоуспокоенность воспринимается ошибкой, недугом.

Куприн наделяет свою любимую героиню гораздо большими духовными силами, чем те, которые вызвали ее разочарование в себе. В финальной главке волнение Веры достигает предела. Под звуки бетховенской сонаты — прослушать ее завещал Желтков — Вера как бы принимает в свое сердце все, что перенес он. Принимает и заново, в слезах раскаяния и просветления, переживает «жизнь, которая покорно и радостно обрекла себя на мучения, страдания и смерть». Теперь эта жизнь навсегда останется с нею и для нее.

При чтении «Гранатового браслета» невольно вспоминаешь тургеневский рассказ «После смерти. Клара Милич». В обоих произведениях речь о необычайном, почти титаническом чувстве, которое как бы сохраняется после смерти человека и разрушает спокойное, даже ленивое существование другого лица. Есть и текстовая перекличка. В конце рассказов Тургенева и Куприна звучит, хотя и по-разному, мольба о прощении за равнодушие к любви. Но таинственная власть Клары Милич приводит ее избранника к гибели. А Желтков, оставляя о себе доброе, светлое воспоминание, дарит Вере новую, обогащенную духовными ценностями жизнь.

Редкой сложности и сокровенности процесс заключен в «Гранатовом браслете». Писатель тем не менее отказывается и от передачи развернутых раздумий героини, и от собственных прямых размышлений о ней. Удивительно целомудренно прикасается он к утонченной человеческой душе и одновременно подробно передает облик, поведение других персонажей рассказа. И все-таки с первых слов предугадывается приближение потрясений Веры Шейной. Впечатление это создается будто объективированным описа нием, насыщенным, однако, ассоциациями с какими-то опасными явлениями.

«Отвратительные погоды» приносят холод, ураганный ветер, а затем приходят прелестные солнечные дни, радующие Веру Шеину. Ненадолго возвратилось лето, которое снова отступит перед грозным ураганом. И спокойная радость Веры не менее быстротечна. «Бесконечность и величие морского простора», притягивающие взор Веры и ее сестры Анны, отделены от них страшным обрывом, пугающим обеих. Так предречен «обрыв» тихого семейного благополучия Шеиных.

Писатель подробно рассказывает об именинных хлопотах Веры, подарке Анны, приезде гостей, передает юмористические историйки Шеина, которыми он развлекает собравшихся… Неторопливое повествование часто прерывается настораживающими знаками. Вера с неприятным ощущением убеждается, что за столом сидят тринадцать человек — несчастливое число. В разгар карточной игры горничная приносит письмо Желткова и браслет с пятью гранатами — пятью «густо-красными живыми огнями». «Точно кровь», — думает Вера «с неожиданной тревогой». Исподволь готовит автор к главной теме рассказа.

Переживания Веры в их кульминации и разрешении воплощены лаконично, но с острой экспрессией. Она достигнута выразительной ассоциацией происходящего с музыкой одной из частей второй сонаты Бетховена (вынесенной и в эпиграф «Гранатового браслета»). Слияние мыслей Веры со звуками позволяет естественно выразить возвышенное молитвенное состояние души, будто донести голос Желткова. А сопричастность героине цветов, деревьев, легкого ветерка просветляет слезы женщины, как бы благословляя ее на верную память об усопшем. Опосредованно запечатлены самые неуловимые человеческие чувствования.

Поэтический «Гранатовый браслет», посвященный, казалось бы, какому-то частному случаю, очень важен для понимания авторской концепции человека. Герой повести Куприна «Яма» (1915; написана в 1908;1914) защищает дорогой писателю взгляд: «Человек рожден для великой радости, для беспрестанного творчества, в котором он — бог, для широкой, свободной, ничем не стесненной любви ко всему: к дереву, к небу, к человеку, к собаке, к милой, кроткой, прекрасной земле, ах, особенно к земле с ее блаженным материнством…» Здесь, может быть, более четко, чем во многих других вещах, сближены священные для Куприна понятия — творчества и любви. Она толкуется как таинственная энергия, созидающая гармонию земного бытия, в том числе человеческих отношений. «Гранатовый браслет», пожалуй, единственный в купринской прозе, отразил феномен любви-сотворчества с самой матерью-природой.

В рассказах 1910;х гг. писатель неоднократно обращался к сильным и светлым чувствам: взаимной сердечной преданности супругов («Искушение», 1910), «мгновенной, но истинной любви» («Фиалки», 1915), поклонению красоте («Звезда Соломона», 1917). Всюду, однако, людей подстерегала гибель надежды. Трагедия человеческого существования полнее всего выражена в «Яме».