МЮНХЕНГРЕЦКИЕ И БЕРЛИНСКИЕ КОНВЕНЦИИ 1833 г

В сложившейся после заключения договора с Турцией ситуации, близкой к изоляции России, Николай I согласился на новое сближение с Австрией и Пруссией, инициатива принадлежала Австрии. Окружение царя, в частности Нессельроде, сторонник сближения с Австрией, подталкивало императора к союзу с Веной и Берлином. Однако при организации встречи между союзниками возникли трения. Пруссия, неожиданно для Николая, с большой неохотой шла на официальные переговоры. Поддерживая антидемократические устремления своих союзников, берлинское правительство не желало связывать себя особым соглашением трех монархов. Фридрих Вильгельм III, король Пруссии, под предлогом маневров в Берлине, отказался от совместного свидания трех правителей. Он предложил отдельно встретиться с Николаем I и Францем в местах, удобных каждому из них. Обдумывая свой план по объединению Германии во главе с Пруссией, берлинское правительство при осуществлении непопулярных в либеральном немецком обществе мер старалось оставаться в тени с тем, чтобы при необходимости переложить вину на Австрию, свою соперницу в германских делах.

Николай I заявил о своей готовности встретиться «вдвоем или втроем — как решит прусский король — без затруднений и риска» [52]. Остановились на Мюнхенгреце, небольшом городке в восточной Чехии (ныне Мнихово-Градиште). Предварительно была достигнута договоренность обсудить германский, бельгийский, польский и Восточный вопросы. Первая встреча состоялась между прусским королем и Меттернихом в начале августа 1833 г. в Теплице, а в середине августа в Терезиенштадте с Францем I. Фридрих Вильгельм предложил обсудить прежде всего германскую проблему как наиболее важную для Пруссии. Монархи договорились созвать в 1834 г. в Вене заседание Германского сейма для выработки мер по «пресечению тех беспорядков, которыми так богата теперь Европа и которые угрожают Германии» .

Встреча Николая I со своим тестем — Фридрихом Вильгельмом III — состоялась в начале сентябре 1833 г. в Шведте. При внешней любезности ход консультаций свидетельствовал о том, что прусский король был далек от решения общеевропейских проблем, не говоря уже о Восточном вопросе. Только в день отъезда из Шведта в Чехию Николай получил согласие прусского короля на принятие конвенции, узаконивавшей вмешательство союзников во внутренние дела других стран при условии обращения к ним за помощью соответствующего государства [53].

Император России не был удовлетворен результатом встречи: слишком очевидно расходились цели и направления политики России и Пруссии. Пруссию занимали вопросы, связанные с объединением Германии, хотя для успешного решения этой задачи нужна была стабильность в Европе. Понимая это, прусское правительство тем не менее не желало быть активной стороной в непопулярном среди населения страны союзе трех императоров.

В Мюнхенгрец на встречу с австрийским и российским императорами в качестве наблюдателя от Пруссии был направлен кронпринц Вильгельм, который не оказывал существенного влияния на ход переговоров. Мюнхенгрецкая встреча, как и свидание в Шведте, выявила разногласия в позициях союзников. То, ради чего Николай I пошел на совещание, был Восточный вопрос. Союзом с Австрией он рассчитывал закрепить успехи, достигнутые соглашением с Турцией в Ункяр-Искелеси, и не позволить Западу вовлечь Венский кабинет в антироссийскую коалицию. Австрия видела свою задачу в демонстрации перед Европой, «зараженной новыми идеями», единства монархических держав. Кроме того, соглашением с Россией по Восточному вопросу Венский кабинет стремился ограничить единоличное влияние Петербурга на Константинополь, представлявшее опасность для интересов Австрии.

Николай I, прибыв в Мюнхенгрец в сентябре 1833 г., в беседах с Францем и Меттернихом не уставал говорить о продолжавшихся волнениях поляков, венгров, бельгийцев. В российском меморандуме, переданном австрийскому канцлеру, указывалось на важность сплочения монархических сил для уничтожения революционной опасности. Союз, по мнению российского правительства, должен был также ослабить англо-французскую коалицию, провозгласившую в 1830 г. принцип невмешательства [54]. Положения, изложенные в российском меморандуме, без оговорок были одобрены австрийской стороной.

Особое место в переговорах занял вопрос о судьбе Османской империи. В условиях революционного брожения в Европе многонациональная Габсбургская империя особенно нуждалась в сохранении целостности Турции. Россия по-прежнему отстаивала ее неделимость, однако, как и другие правительства, не верила в продолжительность существования Османской империи и стремилась заручиться союзниками на случай ее распада. Вместе с Австрией при сохранении первенства России Николай I рассчитывал решить Восточный вопрос при возможных осложнениях на Ближнем Востоке.

В русско-австрийской конвенции по Восточному вопросу, подписанной 6(18) сентября 1833 г. в Мюнхенгреце (она держалась в глубокой тайне от всех европейских государств, кроме Пруссии), говорилось о желании обоих императоров укрепить союз для сохранения Османской империи. Императоры обязались принять «самые действенные меры» для предотвращения угрозы безопасности Турции и их собственных пограничных с нею владений. В секретных статьях конвенции говорилось об обязательствах обеих держав «в случае ниспровержения существующего порядка в Турции действовать согласованно» [55].

Конвенция, подписанная в Мюнхенгреце, ограничивала самостоятельные действия России на Востоке, ибо Николай I обязывался по всем вопросам, относившимся к Турции, принимать согласованные с Венским кабинетом решения. В этом смысле конвенция сравнительно с Ункяр-Искелесийским договором была отступлением от традиций российской политики решать ближневосточный вопрос двусторонними переговорами с Турцией. Но международная обстановка, сложившаяся в 30-е годы, практически исключала возможность единоличного вмешательства России в дела Османской империи. В этой ситуации Николай I видел в Австрии государство, союз с которым служил не только барьером против распространения революционных идей, но и определенным гарантом, способным, хотя бы на время, удержать западноевропейские страны от новой войны на Востоке. Соглашение достигло этой цели. В частности оно не позволило министру иностранных дел Великобритании Г. Пальмерстону реализовать свои планы по созданию австро-английской коалиции, направленной против России [56].

Более конкретный характер носила конвенция по польскому вопросу, подписанная между Россией и Австрией в Мюнхенгреце, и русско-прусское соглашение, утвержденное в Берлине. По ним установилась взаимная гарантия польских владений каждой из сторон и выдача «политических преступников». Союзные державы обязывались оказывать друг другу военную помощь в случае восстания в польских землях [57].

В Мюнхенгреце также было принято решение трех держав по бельгийскому вопросу. В целях скорейшего окончания конфликта в Бельгии голландскому королю было предложено пойти на дальнейшие уступки бельгийцам. Союзники подтвердили принятое в 1831 г. на лондонской конференции решение о признании независимости Бельгии, обязались следовать политике нейтралитета в отношении нового государства, если оно в своих действиях «не будет противоречить интересам Германского союза». В последнем случае война должна была стать общим делом участников коалиции и император России обязывался предоставить Пруссии армию не менее 120 тыс. человек. Соглашение по бельгийскому вопросу было уступкой Николая I правительствам Англии и Франции, которые в 1831—1832 гг. фактически самостоятельно решали судьбу Бельгии.

Предметом обсуждения в Мюнхенгреце был также германский вопрос, вызванный продолжавшимися волнениями в государствах Германского союза. В конвенции трех держав говорилось о готовности союзников решительными действиями навести в Германии «порядок». Это нашло практическое воплощение в принятом в 1834 г. постановлении германских государств о фактической ликвидации местных конституций, введенных в 1830—1831 гг., и о передаче всей полноты власти Франкфуртскому сейму, председателем которого был Меттерних, инициатор всех контрреволюционных актов, утвержденных в Мюнхенгреце.

Еще до официальной встречи монархов в Мюнхенгреце и Берлине они договорились о распределении функций по охране легитимных институтов. «Согласно этой системе, — сообщали российские дипломаты из Вены и Берлина Нессельроде, — Австрия взяла на себя охрану спокойствия на Итальянском полуострове. Сохранение спокойствия в Германии доверено Австрии и Пруссии. Наконец, Россия взяла на себя охрану Польши и Леванта». Кроме того, каждая из держав обязывалась оказывать взаимную помощью друг другу, «выполняя долг, который их совместная система вменяет в обязанность России, Австрии и Пруссии в случае иностранной агрессии на одно или другое государство» [58].

Заключительным аккордом встречи трех правителей было принятие ими 3(15) октября 1833 г. в Берлине конвенции о праве интервенции, которое трактовалось как законный акт для «всякого независимого государства» [59]. Однако, утвердив конвенцию, они понимали ее непопулярность. Поэтому монархи по предложению Пруссии договорились сохранять тайну ее подписания до тех пор, пока события не потребуют ее обнародования. Согласно конвенции три государства признали за каждой независимой страной право призывать себе на помощь «во время смут внутренних, а также при внешней опасности, каждое другое независимое государство». Страна, к которой обращались за помощью, могла оказать ее или отказать в ней, исходя из своих интересов. Берлинская конвенция о праве интервенции явилась попыткой воскресить, правда на ограниченной основе, сходные положения, принятые конгрессами Священного союза в 20-х годах. Но в конвенциях 1820−1821 гг. право вмешательства не зависело от воли правителя, на территории которого происходили волнения.

В новых условиях союз трех держав не имел большого будущего. Сами союзники не чувствовали себя столь уверенно, как в 20-е годы XIX в.: изменилась международная обстановка. Англия, выступившая союзницей России в антинаполеоновских коалициях, после Ункяр-Искелеси сблизилась с Францией. Пруссия, сделавшая значительные успехи по созданию Германского Таможенного союза, неохотно шла на открытое провозглашение контрреволюционных принципов. Тем не менее съезд монархов в Мюнхенгреце и Берлине свидетельствовал о решимости трех держав совместными усилиями бороться с «возмутителями спокойствия Европы», что проявилось прежде всего в декларации по польскому вопросу и в конвенции о праве вмешательства союзников в дела других стран.

Подписанные соглашения еще отчетливее выявили противостояние англо-французского блока, закрепленного договором 1834 г., и монархических держав. Париж не признал законность соглашений трех правителей, заявив, что они не будут учитываться Францией в ее политике. Сходную позицию заняла Англия. Да и сам. император России не обольщался действенностью соглашений по стабилизации обстановки в Западной Европе. Видимо, был прав немецкий историк Шиман, заметивший, что расправа царя над восставшими поляками «не была прощена Европой» [60].

Направляясь в сентябре 1835 г. на встречу трех монархов в Теплиц, правитель России не чувствовал себя победителем. Более того, он опасался, что этой поездкой может быть закончена его жизнь в случае новых осложнений с поляками. Перед своим отъездом, 30 июля 1835 г., Николай I составил завещание сыну, в котором изложил свои мысли на характер и направление внешнеполитической деятельности государства и роль императора в стране. Он предлагал наследнику, будущему императору Александру II, сохранить прежний порядок управления, не менять людей, «поддерживать достоинство России» и «доброе согласие» с иностранными державами, «не заводить ссор из-за вздора». Считая, что благополучие государства зависит от императора, он советовал сыну быть «примером благочестия» .

Эти разумные, чуть сентиментальные напутствия Николая I сыну вступали в противоречия с его наставлениями, когда он касался тактики в отношении «бунтовщиков». В этом случае император предлагал «смело» появиться «там, где нужно, призвав, ежели потребуется, войско, и усмиряй, буде можно, без пролития крови. Но в случае упорства, мятежников не щади, ибо, жертвуя несколькими, спасешь Россию» [61]. Эти последние слова, предположительно, касались решения польского вопроса, который вызывал особое беспокойство царя. Стремясь к стабильности и порядку «любой ценой», он видел в поляках постоянных «возмутителей спокойствия». По этой причине, полагаю, он не тяготел к идее общеславянского единства, обдумывал план передачи части Царства Польского Австрии и Пруссии [62].

Встреча в Теплице закончилась благополучно для жизни императора. Монархи поддержали основные решения, выработанные в Мюнхенгреце и Берлине. Таким образом, к середине 30-х годов сформировались как бы два блока государств: франко-английский и русско-австро-прусский, поддерживавшие хрупкое равновесие в Европе.