Понятие евразийства

Понятие евразийства

Евразийство — идейное и общественно-политическое движение русской эмиграции, пытавшееся осмыслить причины Февральской и Октябрьской революций 1917 г. и найти пути преобразования большевистской власти. Основные представители: Н. С. Трубецкой — филолог и лингвист, основатель Пражского лингвистического кружка; П. Н. Савицкий — географ, экономист; П. П. Сувчинский — музыковед, музыкальный и литературный критик; Г. В. Флоровский — историк культуры, богослов и патролог; Вернадский — историк и геополитик; Н. Н. Алексеев — правовед, политолог, историк обществ, мысли; В. Н. Ильин — историк культуры, литературовед и богослов; Л. П. Карсавин — религиозный философ, историк-медиевист и другие.

В.Н. Ильин возводил истоки евразийства к М. Л. Магницкому, который писал о спасительном значении татарского ига, отгородившего Россию от Европы и тем самым способствовавшего сохранению чистоты веры Христововой. Неоспоримым истоком евразийских воззрений является славянофильство, о чём не раз заявляли сами евразийцы. Своими корнями Евразийство уходит в сложившуюся ещё в 16 веке теорию «Москва — третий Рим». Они, вслед за славянофилами, утверждали самостоятельную ценность русской национальной стихии, но отвергали «народническое отождествление этой стихии с определёнными конкретными достижениями… формами сложившегося быта». Экономика России может быть построена по западным образцам: «Мы совмещаем славянофильское ощущение мировой значительности русской национальной стихии с западническим чувством относительной культурной примитивности России в области экономической и со стремлением устранить эту примитивность». Слабость славянофильской доктрины они видели в том, что славянофилы упирали на славянство, не замечая существенный «азийский» элемент русской культуры, хотя А. С. Хомяков говорил о «туранском» элементе русской культуры и полагал монгольское завоевание счастливой для Руси случайностью. Он связывал надежды России с Востоком. У него можно найти понятие, близкое к понятию «симфонической личности» евразийцев: «каждый народ представляет такое же живое лицо, как и каждый человек». Много писал о миссии России в Азии Ф. М. Достоевский: «Россия уже не может отказаться от движения своего на Восток в этом смысле и не может изменить его цели, ибо она отказалась бы тогда от самой себя». Россию он называл «азиатской».

Одним из предшественников Евразийства был В. Соловьёв, который мыслил Россию в качестве медиативного фактора мировой истории, снимающего в себе противоположные стороны и Запада и Востока. Отвергая крайности культуры Востока и Запада, а именно деспотизм первого и индивидуализм второго, он полагал, что Россия выступит в качестве «третьей силы» всемирно-исторического развития, а русская культура сможет совместить соборный коллективизм и аскетическую самоотверженность Востока с творческой свободой европеизированной личности.

Выделение Н. Я. Данилевским в сфере исторической жизнедеятельности человечества культурно-исторических типов (самобытных цивилизаций), в частности романо-германской (или европейской) и славянской цивилизации, было исходным для учения евразийцев. При этом каждая цивилизация имеет регион традиционного влияния. Для России такой регион определён, как Западная, Средняя и Восточная Азия.

К.Н. Леонтьев, следуя Данилевскому, видит в единении сил Востока возможность противостояния всегдашней для России и для всех неевропейских народов опасности, идущей с Запада, несущей «безбожие, анархию, и всеобщее огрубление». Сопротивляться Западу может только Россия в силу развитого в ней «туранского» элемента: только из наиболее восточной, азиатской нации из славянских может получиться духовно независимая от Европы нация. Поэтому закономерно говорить не о славянской культуре, а о славяно-туранской.

В.С. Соловьёв в стихотворении «Панмоноголизм» и «Краткой повести об антихристе» пророчил монгольское завоевание Европы. Под игом монголов Европа, забыв свои распри, объединится (как это сделала разорванная на уделы Русь) и после успешного восстания создаст «Европейские соединённые штаты», которые станут ареной деятельности антихриста.

Русско-японская война 1904;05 гг. обострила интерес к Востоку, а первая мировая война скомпрометировала Европу. Тема «кризиса европейской культуры» стала ходячей и в Европе (книга Шпенглера «Закат Европы») и в России. Взамен европейской агрессивности стали искать умиротворяющий веяний с Востока. После революций 1917 г. мотив «жёлтой опасности» сменился мотивом «поскреби русского — увидишь татарина». И.С. Соколов-Микитов написал: «На России лежал лёгкий лак европейства, нанесённый Петром, теперь лак смыло и осталась голая Азия» []. Евразийцы также пытались осмыслить факт воссоздания России почти в тех же границах после её полного распада после революций 1917 г.

Европа, полагали евразийцы, купила своё научное и техническое превосходство ценой идейного и религиозного оскудения. Над моралью и религией господствует в Европе «воинствующий экономизм», с которым необходима беспощадная борьба. Гуманизм отвратил Европу от Воли Божией. Первородным грехом Европы является рационализм. Задача же православной философии — осознать и выразить в осмысленных конструкциях живые интуиции и прозрения Промысла Божия, который логикой не постичь. Восток представлялся «вдохновляющей силой новых революционных поколений». Все размышления евразийцев на тему «Запад — Восток» клонились к выводу, что смена западноевропейскому миру придёт с Востока.

Духовной основой романской культуры является католичество. Центральной идеей католичества евразийцы полагали идею «греха» и «преступления». На Востоке крепче верили в Христа-Спасителя и Христа-Искупителя. На Западе же Христос являлся воображению прежде всего как грозный судья. Здесь больше боялись загробного возмездия, чем веровали в прощение грехов. Таким образом, православие утверждается по вертикали — вглубь и ввысь, а католичество — по горизонтали. Внешним побуждением очень резкого выхода по отношению к католицизму была попытка католицизма, по договорённости с большевиками, обратить Россию в католичество. Базой объединения большевиков и католиков евразийцы полагали враждебность к Православию. Савицкий квалифицировал латинство хуже большевизма: «…жертвы большевистских расстрелов являют образ гибели телесной; но верим — по милости Божией — обретают спасение духовное. Обращающиеся же в латинство нередко способствуют тем самым телесному своему благополучию; но подвержены гибели духовной; идут от Истины полной к извращению Истины, от Церкви Христовой к сообществу, предавшему начала церковные в жертву человеческой гордыне». Миссия России по отношению к Европе — призыв к её покаянию. В Азии же нет еретического упрямства, а лишь «языческая немощь», сравнительно легко приводимая к христианству.

Деление на Запад-Европу и Восток-Азию не удовлетворял евразийцев: ибо у Запада есть свой Восток, а у Востока — свой Юг, Запад и Восток. Естественным является деление на Европу, Азию и Евразию. «Европа» в новом понимании — это океаническая и со сложным рельефом Западная Европа. «Азия» — это Юг и Восток Азии: Индия, Китай, Восточная Сибирь и т. д. «Евразия» — это континентальная равнинная часть Европы и Азии, объединяющая три равнины: восточноевропейскую, «беломорско-кавказскую», западносибирскую и туркестанскую. Сама эта география предназначает Евразию к созданию на её территории единого государства. Степь есть становой хребет Евразии. Кто владеет степью, тот владеет и Евразией. Завладев степью, а стало быть, и всей Евразией, Чингисхан выполнил великую задачу, поставленную самой природой Евразии. Преемницей Чингисхана была Российская империя, которая инстинктивно стремилась расширить свои владения до пределов Евразии. И Россия-СССР несёт на себе миссию объединения всей Евразии.

Следующий подступ к обоснованию законности понятия «Евразия» экономический. Железнодорожный тариф в 50 раз выше морского фрахта. Единое мировое хозяйство создаётся как океаническое. Россия-Евразия континентальна, с замерзающими морями. Чтобы не оказаться на задворках океанической жизни, необходимо развивать внутриконтинентальные экономические связи. Отсюда возникает экономическое взаимотяготение евразийских стран. Россия должна в пределах Евразии, а не за её пределами, например в торговле с Западной Европой, решать свои экономические проблемы. Савицкий считает, что не в поддержке «океанической политики», но «в осознании „континентальности“ и в приспособлении к ней — экономическое будущее России».

В Евразии славянские народы смешались с народами «урало-алтайской группы», иначе, с туранскими народами: угрофиннами (эсты, карелы, финны, лопари, мордва, черемисы, зыряне, вотяки, венгры, вогулы, остяки и др.), тюрками (турки-османы, татары, балкарцы, башкиры, киргизы, туркмены, узбеки, алтайцы, якуты, чуваши, хазары, половцы, уйгуры и др.), монголами (калмыки и буряты). Русские не европейцы и не азиаты, а евразийцы. Испокон веков славяне ближе к Востоку, чем к Западу. В рамках праиндоевропейского языка праславянский диалект был ближе праиранскому, чем западным диалектам. Русская культура имеет восточные корни. На русскую культуру последовательно влияли Юг, Восток и Запад. Влияние Юга — Византийской культуры — было формирующим в 10−13 вв. Основной результат этого влияния — Русская Православная Церковь. Но Византийская культура тоже имеет корни. Влияние Востока — «степной цивилизации» — сформировало русскую государственность в 13−14 вв. Апогей влияния Запада приходится на 18 век. Оно затронуло тонкий слой «верхов» русского общества и было противоположно существовавшим «восточным» устремлениям «низов», исконным устремлениям русского духа. Когда Византийское Православие попало на почву туранской психологии, то получился прочный сплав, который стал поддаваться коррозии лишь в послепетровскую эпоху.

В результате сложных этнических процессов в Евразии сформировался «туранский психологический тип». Народы Евразии тяготеют к созданию на всей занимаемой ими территории единого государства в силу географического, языкового, психологического, этнического сходства.

Картина мировой культуры, с точки зрения евразийцев, плюралистична: миры национальных культур несводимы друг к другу и существуют параллельно. Общечеловеческая культура, одинаковая для всех народов, в принципе невозможна, а если таковая возникнет, то будет представлена главным образом романо-германской цивилизацией, которая, считая себя наивысшим типом культуры, станет навязывать другим народам свои ценности и идеалы. Отсюда признание национализма как законного способа самоутверждения в мире нероманогерманских народов. Если русский народ не сможет осознать своей культурной самобытности, освободиться от ложных форм старого национализма (стремление к великодержавности, национальное высокомерие западного образца, сопровождаемое требованиями русификации «инородцев», панславизм и т. п.), который, по мнению евразийцев, был заимствован славянофильством из романо-германской культуры, то России угрожает опасность превратиться в культурную и политическую колонию Запада. Миссия России — вобрать в себя все культурные достижения малых народов, расположенных на её территории, а также всё лучшее, что есть в азиатской культуре в целом, и возглавить союз угнетённых народов в борьбе за свободу и независимость против культурного империализма развитых стран Запада.

Мнение, что Киевская Русь заложила основу Русского государства и что татары прервали развитие её государственности, неверно. Киевская Русь была нежизнеспособна. Она двигалась от расцвета к упадку и далее к чужеземному игу. Ей оставалось дробиться на всё более мелкие княжества, постоянно враждующие друг с другом, и погружаться в удельный хаос. Киевская Русь фатально шла к иноземному игу, которое могло исходить от турок, Запада, татар. В традициях государственной системы Чингисхана сохранилась широкая веротерпимость. Подданным не навязывалась определённая религия, но ценилась истинная вера. Татары понимали, что глубокая и стойкая вера есть основа стойкого и верного характера, а такой человек есть основа государства. Татарское завоевание вызвало религиозный подъём. Обострилось и национальное чувство. Сильное впечатление получили русские люди от величия чужой государственности. Татары объединили Русь, включив её в систему монгольской государственности. У татар Русь приобрела конструкцию административного аппарата, организацию военного дела, финансовую систему, организацию путей сообщения и почты и т. д. Центром этих преобразований стала Москва.

Пётр I выполнил задачу заимствования европейской техники, прежде всего военной, ценой отказа «верхов» русского общества от русской культуры. Пётр пытался не вырастить, а сразу сделать Великую Россию по западноевропейским образцам. Православную Церковь он превратил в один из органов государственного аппарата, что «мумифицировало» русскую жизнь. Начала углубляться пропасть между «верхами» и «низами» русского общества. Пётр превратил Россию из самой даровитой ученицы Византии в вечного аутсайдера Запада. Различие «верхов» и «низов» перешло из экономического в культурное и далее в религиозное. Русская имперская политика стала антинациональной и нехристианской. Россия втянулась в чуждую её интересам европейскую политику. Правительство поставило перед Россией ложную дилемму: «быть культурной Европой» — «быть варварской Азией». Оно не сознавало третьего пути: развиваться на основе самозаконной русской культуры, в основе которой лежит Православие. Все слои «верхов» русского общества были ориентированы на Запад. «Охранителям» из всех идей Европы импонировали: империализм, милитаризм, воинствующий шовинизм, эксплуататорский капитализм. «Обществу» импонировали другие, но тоже западные идеи: либерализм, парламентаризм, народоправство, «свободы», социализм. «Народники» усвоили народное недовольство, но не поняли подлинных начал жизни народа. Поэтому нельзя идеализировать дореволюционную Россию: виновата в революции не только интеллигенция, но и правящий слой. Первая мировая война была трагическим последствием втянутости России в европейскую политику. Она ещё более раздвинула трещину между «верхами» и «низами», и в эту трещину провалилась Россия.

Февральская революция 1917 года была революцией тонкого верхнего слоя и быстро прошла. Все евразийцы сошлись на том, что Октябрьская революция совершила суд над Петербургским периодом русской истории. Народ воспринял лозунги классовой борьбы не столько потому, чтобы посчитаться с имущими классами, сколько потому, чтобы посчитаться с людьми чужой культуры и веры. Таким образом, умыслом революции была решительная европеизация, а результатом её стало выпадение России из рамок европейского бытия. В России отменены либерализм, парламентаризм и установлены жесточайшие формы деспотизма. Свой пафос большевизм черпал не в реализации западнического коммунистического идеала, а в глубинах богоборчества. Но в революции наметился путь выявления здоровой русской стихии: изоляция от Запада и в то же время активная азиатская политика; укрепление чувства мирового призвания России; разрушение пропасти между «верхами» и «низами», так как большевизм вытянул на поверхность сильный и энергичный слой из глубин народа, эти люди способны обезвредить вводимые им яды большевистской идеологии, этот слой и способен воспринять идеи евразийцев; гибель индивидуализма западного типа. Развитие этих тенденций способно привести большевизм к самоотрицанию. Евразийцы верили, что не большевики со своей внешней и внутренней политикой, во многом имперской, управляют русской революционной стихией, но эта стихия ведёт за собой большевиков. Белое движение потерпело поражение потому, что оно пыталось реставрировать либо империю, либо демократию, то есть нечто чуждое народу, западническое.

После окончания революции евразийцы жили чувством, что пришёл к концу какой-то исторический цикл. И начался новый цикл, о чём свидетельствует выход России из рамок современной культуры. Они верили, что Россия научит все нации искать пути к существованию, согласному со своей национальной сутью. Евразийцы предвидели, что после крушения коммунизма повсюду возникнет национальное возбуждение.

Революционная катастрофа, обнажившая трещину раскола в русской и европейской культуре, в вместе с тем и мировой культуры как целого, явилась тем катарсисом, который, с точки зрения евразийцев, поднял Россию на новую ступень исторического самосознания, оказавшуюся во многом недоступной европейцам, что и предопределило духовное избранничество русских эмигрантов по отношению к их инокультурному западноевропейскому окружению.

Средоточием всех размышлений евразийцев о судьбах России было Православие. Из опыта революции следовало, что здоровое социальное общежитие может быть основано только на связи человека с Богом, то есть на религиозной основе. В России такой основой является Православие. Атеистическая власть становится звероподобной, она несёт мучение всем и в конце концов самим мучителям. Но усиление сил зла и хаоса ведёт к торжеству Духа Святого. Национальная идея России сольётся с идеей Православия.

Надежду на Православие евразийцы связывали с преодолением «паралича» Церкви. Особые надежды здесь вселяет восстановление Патриаршества и соборного начала. Основной идеей истинной идеологии является Православная вера, которая единственно может противостоять вере коммунистической. Лишь движимая такой идеологией Россия-Евразия способна сбросить западноевропейское иго и найти согласие со своей собственной сущностью. Евразия — объединение идеологическое, подобное религиозному ордену, а не политической партии. «Идея-Правительница» должна заменить и государство, и вождя, пока эта Идея не создаст и государство, и вождя. В этом суть идеократии, идеоправства. Народоправческая идея демократии должна быть заменена народоводительской идеей демотии, которая означает, что народ идейно, культурно и политически руководим выражающей его волю инициативной частью. Правящий слой призван быть органическою частью государства. Взамен ни на что не способного в русских условиях парламента Россия может получить сильное и действенное правительство, власть сильных и энергичных людей. Евразийцы понимали все опасности искушения властью и искали избавления от этих искушений в христианском благочестии правящего слоя. Евразийцы понимали власть как бремя, говорили о «подвиге власти», который единственно способен создать «Государство правды» вместо «правого государства».

СССР охватывает основное ядро Евразии. Следует сохранить его федеративное устройство, соответствующее идее братства народов Евразии. В этом богатстве русская культура должна стать базой всей евразийской культуры. Государственный монополизм не допустим и допускаются «лично-хозяйственное начало» собственности и «частный капитал», осторожно регулируемые государством. Евразийцы полагали, что исконное воззрение народов России-Евразии на землю следующее: земля — «объект, конечное распоряжение которым принадлежит всему общественному целому», интересы же этого целого требуют установления личной собственности на землю.

Евразийцы выделяли следующие фазы революции: уничтожение старого строя; изменение нового строя в сторону, определяемую русской органикой. Страшное напряжение во время революции и гражданской войны ничего не дало. «Антихозяйственность» большевиков ведёт страну к экономическому краху. «Капиталистическое перерождение большевиков» привело к возникновению «капитало-коммунизма», характерными чертами которого являются государственно-монополистическая эксплуатация труда рабочих, отсутствие помощи населению. Это ведёт к массовой нищете. Правящие «верхи» откололись от народа, реализуют свои идеи, не считаясь с народом. Компартия — западническая, она не выражает чаяний ни русского, ни других народов Евразии. Интернационализм чужд национальным устремлениям народов. Атеизм находится в противоречии с исконной религиозностью русского народа. Исходя из политической ситуации в СССР, евразийцы видели два возможных исхода: «отступление» НЭПа будет продолжаться до тех пор, пока путы большевистского аппарата ослабнут настолько, что отпадут сами собой или от лёгкого толчка; рецидив военного коммунизма приведёт к волне восстаний и бунтов, далее к падению большевистского ига. Евразийцы прежде всего рассчитывали на исконные чаяния русского народы. Активным преобразователем большевистской России в евразийском направлении способен стать новый правящий слой. Этот слой знает экономическую и социальную реальность России, нужды и чаяния народа. Он видит всю непригодность коммунистических схем.

П.Н. Милюков говорил, что единая культура идёт с Запада на Восток, что история России развивается в общеевропейских линиях, хотя и имеет некоторое своеобразие, что для России лучше быть последней из европейских стран, чем первой из азиатских. Православие он называл одной из «провинциальных форм монотеизма» и обвинял евразийцев в примирении с большевиками. Учение евразийцев о правящем слое и соответствующем «отборе» способно, полагал Милюков, привести к «евразийскому ЧК». В целом же он называл Евразийство «идеологической утопией».

Н.А. Бердяев отметил талантливость евразийцев, но предостерегал их: «Такого рода душевная формация может обернуться русским фашизмом». Бердяеву импонировало мнение евразийцев о том, что Европа не является монополистом в культуре. Но проповедь «замкнутых национальных существований» идёт вопреки «новой универсалистской эпохе». Евразийцы отрицают вселенское значение Православия и мировое призвание России как великого мира Востоко-Запада, соединяющего в себе два потока всемирной истории. Национально-расовую и географическую историософию евразийцев Бердяев определяет как материалистическую.

В подлинном своём виде евразийское движение просуществовало 20-е годы. Одна из причин распада — крушение надежд, связанных с НЭПом. Зарождавшееся свободомыслие студентов было пресечено террором в сочетании с оглушающей пропагандой. Внутренний распад движения назревал с середины 20-х годов. Внешний распад связан с газетой «Евразия». В газете появилось много пробольшевистской и просто чекистской молодёжи, которая пыталась сочетать Маркса с Н. Ф. Фёдоровым и восхваляла СССР. Итогом большевизации газеты было письмо в редакцию князя Н. С. Трубецкого, где он заявил о своём выходе из газеты и евразийской организации. Н. Н. Алексеев, В. Н. Ильин, П. Н. Савицкий в своей брошюре «О газете «Евразия» обвинили издание в капитуляции перед большевиками и покинули движение. Таким образом, движение покинули его создатели и наиболее активные деятели. Публикации евразийского характера продолжались до конца 30-х годов, но с несравнимо меньшей интенсивностью.

евразийство цивилизация эмиграция русский