Примитивная сложность катастрофы

Примитивная сложность катастрофы

«Все просрали!» — так часто в сердцах определяют события лета 1941 г. Иногда даже приписывают эту фразу самому Сталину. Якобы вождь посетовал об утрате таким незатейливым способом страны, оставленной Ильичом. Впрочем, от версии про Сталина, жалеющего о потере наследия обитателя Мавзолея, чересчур отчетливо несет кукурузными початками, чтобы воспринимать ее всерьез. Речь, скорее, идет о материализации общественных настроений через легенды о крылатых фразах руководителя страны. Однако эмоции и крепкие словечки к делу не подошьешь. Если формализовать тезис, скрывающийся в хлесткой идиоме, то его можно сформулировать следующим образом: «Имеющиеся материальные и людские ресурсы были использованы с недопустимо низкой результативностью».

Общественный интерес к событиям 1941 г. с этой точки зрения носит отнюдь не праздный характер. Государство (читай — общество) затратило значительные средства на строительство Вооруженных сил, но с трудом построенная армия была разгромлена. Соответственно, люди искали причины катастрофы, чтобы избежать повторения в будущем.

БОЛЬШАЯ СТРАТЕГИЯ

Для понимания причин катастрофического развития ситуации имеет смысл рассмотреть штатный сценарий. Под штатным сценарием подразумевается развитие событии в той последовательности, которая в наилучшей степени устраивала Красную Армию в плане достижения наивысшей готовности к войне.

Разработчиком документов советского военного планирования являлся начальник Генерального штаба Красной Армии. Соответственно, руководителями оперативных разработок были последовательно Маршал Советского Союза Б. М. Шапошников (до августа 1940 г.), затем — генерал армии КАМерецков (до февраля 1941 г.), а в последующем — генерал армии Г. К. Жуков. Непосредственными исполнителями были генерал-майор А. М. Василевский (северное, северо-западное и западное направления), генерал-майор А. Ф. Анисов (юго-западное и южное направления), а также генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин. Документы такой важности и секретности в СССР писались от руки на бланках «Народный комиссар обороны СССР».

Заголовок у советских военных планов 1940 года был «Соображения об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза». Результат размышления Б. М. Шапошникова над новым профилем границы был отражен в документе, датированном 19 августа 1940 г. По мнению Бориса Михайловича, следовало построить планирование вокруг следующих тезисов: «Считая, что основной удар немцев будет направлен к северу от устья р. Сан, необходимо и главные силы Красной Армии иметь развернутыми к северу от Полесья. На Юге — активной обороной должны быть прикрыты Западная Украина и Бессарабия и скована возможно большая часть германской армии. Основной задачей наших войск является — нанесение поражения германским силам, сосредоточивающимся в Восточной Пруссии и в районе Варшавы: вспомогательным ударом нанести поражение группировке противника в районе Ивангород. Люблин, Грубешов, Томашев». Фактически основной идеей плана является воспроизведение действий русской армии 1914 года, штурм цитадели Восточной Пруссии ударами с северо-запада и в обход Мазурских озер.

Однако руководство Генерального штаба меняется, и соответствующие изменения претерпевают советские военные планы. К. А. Мерецков к тому моменту уже имел печальный опыт штурма «Линии Маннергейма» зимой 1939/40 года, и перспектива взламывать куда более совершенные укрепления немцев в Восточной Пруссии его явно не прельщала. Ось советского военного планирования стала смещаться на юг. Следующий вариант плана появляется 18 сентября 1940 г. Основные задачи войск обрисованы в нем следующими словами: «Главные силы Красной Армии на Западе, в зависимости от обстановки, могут быть развернуты или к югу от Брест-Литовска с тем, чтобы мощным ударом в направлениях Люблин и Краков и далее на Бреслау (Братислав) в первый же этап войны отрезать Германию от Балканских стран, лишить ее важнейших экономических баз и решительно воздействовать на Балканские страны в вопросах участия их в войне; или к северу от Брест-Литовска, с задачей нанести поражение главным силам германской армии в пределах Восточной Пруссии и овладеть последней. Окончательное решение на развертывание будет зависеть от той политической обстановки, которая сложится к началу войны, в условиях же мирного времени считаю необходимым иметь разработанными оба варианта». Всего в составе Юго-Западного фронта по «южному» варианту развертывания предполагалось иметь «70 стрелковых дивизий; 9 танковых дивизий; 4 мотострелковые дивизии; 7 кавалерийских дивизий; 5 танковых бригад; 81 полк авиации». В составе Западного и Северо-Западного, соответственно, «55 стрелковых дивизий; 7 танковых дивизий; 3 мотострелковые дивизии; 3 кавалерийские дивизии; 6 танковых бригад; 1 авиадесантная бригада; 59 полков авиации». В сентябре 1940 года еще наблюдается дуализм, попытка составить два плана. Один вариант должен был развить идеи Б. М. Шапошникова, второй же придавал первой операции советских войск принципиально иную форму, смещая центр сосредоточения на территорию Украины.

Зацикливание на 1941 г. приводит к тому, что люди иной раз не желают видеть событий и документов ни до, ни после 1941 г. Ритуальные пляски вокруг неподписанных «Соображений…» от 15 мая 1941 г. во многом бессмысленны. Документ от 15 мая 1941 г. действительно не подписан, но он лишь является версией «Соображений…» 1940 г. Поэтому об общих тенденциях в советском военном планировании можно говорить вполне уверенно. Советские планы первой операции носили наступательный характер и предусматривали разгром угрожающего СССР противника собственным наступлением.

5 октября 1940 г. у И. В. Сталина состоялось совещание, на котором присутствовали К. Е. Ворошилов, С. КТимошенко, В. М. Молотов и К-А. Мерецков. Темой совещания был доклад «Об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на Западе и Востоке в 1940—1941 гг.». В ходе обсуждения Генеральному штабу в лице К. А. Мерецкова было поручено доработать план с учетом развертывания еще более сильной главной группировки в составе Юго-Западного фронта. 14 октября 1940 года доработанный «южный» вариант плана был утвержден в качестве основного. Одновременно было решено продолжить работу и над «северным» вариантом. Но интерес к мучительному «прогрызанию» укреплений в Восточной Пруссии явно пошел на убыль. Сроком готовности обоих планов было назначено 1 мая 1941 г.

Детализирует план, разработанный A.M. Василевским под руководством К. А. Мерецкова, разработка М. А. Пуркаева, датируемая декабрем 1940 г. Этот документ известен как «Записка начальника штаба КОВО по решению Военного совета Юго-Западного фронта по плану развертывания на 1940 г.». Записка Пуркаева интересна тем, что это один из немногих опубликованных источников, дающих информацию о задачах отдельных армий. Общая задача Юго-Западного фронта выглядит так: «Ближайшая стратегическая задача — разгром, во взаимодействии с 4-й армией Западного фронта, вооруженных сил Германии в районах Люблин, Томашув, Кельце, Радом и Жешув, Ясло, Краков и выход на 30-й день операции на фронт р. Пи-лица, Петроков, Оппельн, Нейштадт, отрезая Германию от ее южных союзников. Одновременно прочно обеспечить госграницу с Венгрией и Румынией. Ближайшая задача — во взаимодействии с 4-й армией Западного фронта окружить и уничтожить противника восточнее р. Висла и на 10-й день операции выйти на р. Висла и развивать наступление в направлениях: на Кельце, Петроков и на Краков». Задачу предполагалось решить силами семи армий. Группировка, сосредотачиваемая против Южной Польши, должна была нанести удары в излюбленной немцами форме: наступление флангов по сходящимся направлениям с обороняющимся центром.

Однако выполнение плана первой операции не могло начаться в произвольный момент. То есть Сталин не мог в один прекрасный день встать не с той ноги, поднять трубку и позвонить начальнику Генерального штаба Красной Армии: «Я решил поверить Рамзаю, давайте зададим немцам жару». От момента принятия политического решения до начала выполнения плана первой операции требовался подготовительный период продолжительностью несколько недель. Согласно запискеМ.А.Пуркаева первые дни войны должны были выглядеть так:

«1-й этап — оборона на укрепленном рубеже по линии госграницы. Задача — не допустить вторжения противника на советскую территорию, а вторгнувшегося уничтожить и обеспечить сосредоточение и развертывание армий фронта для наступления.

Главные силы армии сосредоточиваются до 27-го дня мобилизации за линией Ковель, Луцк, р. Стырь, Броды, Львов, Грудск Ягельонский, Самбор, Дрогобыч, Стрый, Станислав и далее по р. Днестр".

В условиях войны с решительными целями государства мобилизуют максимально возможное количество людей в армию. Постоянно их держать под ружьем невозможно — кто тогда будет работать, растить хлеб и строить дома. Изъятие рабочих рук из экономики возможно только на сравнительно короткий промежуток времени. Поэтому в мирное время армия содержится в сокращенном составе. Предварительное обучение потенциальных солдат проводится в ходе военной службы, после которой они увольняются в запас и трудятся на благо страны в далеких от военного дела сферах. В случае возникновения конфликта запасники призываются и наполняют ряды содержащихся в сокращенном составе дивизий. Понятно, что запасники распределены по стране пропорционально плотности населения, а не сконцентрированы в приграничных областях. Поэтому местом постоянной дислокации дивизий и корпусов в мирное время являются внутренние округа. Для создания у границ способной сделать что-то полезное группировки требовалось призвать запасников, погрузить дивизии в эшелоны и протолкать их по железнодорожной сети на запад. Помимо призывников дивизии при переходе на штаты военного времени получали автомашины, лошадей и трактора. В крайнем случае, протолкать в эшелонах в приграничные округа можно было содержащиеся по штатам мирного времени дивизии.

Сколь-нибудь активные задачи на этапе сбора сил со всей страны в западных округах по советским планам получала только авиация. Вот как это описывал Пуркаев: «Воздушные силы ЮЗФ решают следующие основные задачи:

В тесном взаимодействии с наземными войсками уничтожают живую силу наступающего пр[отивни]ка, массируя удары на главных направлениях.

Последовательными ударами по установленным базам и аэродромам, а также боевыми действиями в воздухе уничтожают авиацию противника.

Истребительной авиацией прикрывают сосредоточение, развертывание и действия армий фронта.

6. Мощными ударами по железнодорожным узлам: Краков, Кельце, Калиш, Крейцбург, Ченстохов, Бреслау, Ратибор, Брно, Оппельн нарушить и задержать сосредоточение немецких войск".

Как прямым текстом указывается в записке, сосредоточение основных сил может быть произведено к 27-му дню мобилизации. Условно это можно назвать «нажатием красной кнопки». То есть после нажатия красной кнопки в Москве начинается процесс, который займет почти месяц, и лишь после этого будет собран плановый наряд сил. Только после этого можно было приступать к выполнению следующего пункта записки Пуркаева: «2-й этап операции — наступление. Задача — ближайшая задача фронта. Глубина — 120— 130 км. Начало наступления сутра 30-го дня мобилизации. Средний темп продвижения — 12—13 км».

Таким образом, идеальный (точнее, плановый) сценарий вступления СССР в войну с Германией выглядел следующим образом. В период нарастания политической напряженности в отношениях с соседом войска приграничных округов постепенно усиливаются. В определенный момент, когда сохранять приготовления в тайне становится уже невозможным, нажимают «красную кнопку» и открыто объявляют мобилизацию. При этом обе стороны еще находятся в состоянии, когда ударные группировки у границы с соседом не сформированы. В приложении к реальным событиям 1941 г. это означает объявление мобилизации примерно 10 июня. Соответственно, до завершения сбора сил у границы стороны будут подвозить войска к границе, обмениваться авиаударами и совершать мелкие вылазки на территорию противника. Кто первым закончит формирование ударных группировок, тот первым перейдет в наступление.

Теперь мы вплотную подходим к вопросу о том, почему случилось страшное. Для понимания этого нужно посмотреть в описании второго этапа в записке Пуркаева наряд сил и их распределение по армиям. Вот как должна была выглядеть группировка войск Юго-Западного фронта перед началом первой операции (дается в сокращенном составе, без артполков, УРов и авиации, перечисление с севера на юг):

«5-я армия. Состав: четыре управления ск; двенадцать стрелковых] дивизий; одно управление мк; две танковые дивизии; одна мотострелковая дивизия; одна моторизованная бригада; три отдельные танковых бригады;

19-я армия. Состав: два управления стр[елковых] корпусов; семь стрелковых дивизий; две моторизованных бригады; одна отдельная] танковая бригада;

6-я армия. Состав: пять управлений стр[елковых] корпусов; пятнадцать стр[елковых] дивизий; три танковые бригады; одна моторизованная бригада;

26-я армия. Состав: пять управлений стр[елковых] корпусов; одно управление механизированного] корпуса; пятнадцать стрелковых дивизий; две танковые дивизии; одна мотострелковая] дивизия; три танковые бригады;

12-я армия. Состав: управлений] стр[елковых] корпусов — четыре; стрелковых дивизий — одиннадцать; танковых дивизий — одна; управлений кав[алерийских] корп[усов] — одно; кавал[ерийских] дивизий — две.

18-я армия. Состав: два управления стр[елковых] корпусов; шесть стрелковых дивизий; одна танковая бригада; одна моторизованная бригада;

9-я армия в составе: два управления стрелк[овых] корпусов; восемь стрелковых дивизий; три кавалерийские дивизии; две танковые бригады; одна моторизованная бригада".

Поскольку записка писалась в декабре 1940 г., до формирования 30 механизированных корпусов, в ней присутствуют танковые и моторизованные бригады. Понятно, что в период от декабря до июня 1941 г. планы менялись, перераспределялись роли между армиями. Последний плановый наряд сил по предвоенным планам дает нам записка Ватутина от 13 июня:

«III. Распределение сил по армиям на Западном и Юго-Западном фронтах Западный фронт:

ЗА — 8 дивизий, из них: сд — 5, тд—- 2, мд — 1; 10А — сд — 5;

13А — 11 дивизий, из них: сд — 6, тд — 2, мд — 1, кд — 2; 4А — 12 дивизий, из них: сд — 6, тд — 4, мд — 2; резерв фронта — 8 дивизий, из них: сд — 2, тд — 4, мд — 2. Юго-Западный фронт:

5А — 15 дивизий, из них: сд — 9, тд — 4, мд — 2; 20А — сд — 7;

6А — 16 дивизий, из них: сд — 10, тд — 4, мд — 2;

26А — 15 дивизий, из них: сд — 9, тд — 4, мд — 2;

21А — 13 дивизий, из них: сд — 8, тд — 2, сд — 1, кд — 2;

12А — сд — 4;

18А — 8 дивизий, из них: сд — 5, тд — 2, мд — 1;

9А — 12 дивизий, из них: сд — 4, тд — 2, мд — 1;

резерв фронта — 7 дивизий, из них: сд — 4, тд — 2, мд— I".

Если мы посмотрим на группировку советских войск Юго-Западного фронта на 22 июня 1941 г., то увидим в ней мало общего с нарядом сил на первую операцию по запискам Пуркаева и Ватутина. Во-первых, в построении войск фронта вообще отсутствуют и 19-я армия (записка Пуркаева), и 20-я и 21-я армии (записка Ватутина). 19, 20 и 21-я армии находились на 22 июня довольно далеко (более 300 км) от границы. Количество войск в подчинении имеющихся армейских управлений на 22 июня 1941 г. также существенно отличается от планового. В подчинении штаба 5-й армии было пять стрелковых дивизий (45, 62, 87, 124 и 135-я), в подчинении 6-й армии — три стрелковые дивизии (41, 97 и 159-я), в подчинении 26-й армии — три стрелковые дивизии (72, 99 и 173-я), в подчинении 12-й армии — шесть стрелковых дивизий (вскоре часть из них будет передана 18-й армии). Разница, прямо скажем, в разы относительно планового наряда сил на первую операцию.

Немецкие войска, напротив, были плотно построены вдоль советской границы. Немецкая армия была полностью отмобилизована и по хорошей европейской дорожной сети переброшена к границе с СССР. Поэтому удары немецких танковых и пехотных корпусов были для растянутых в нитку советских дивизий просто сокрушительными. Фронт неудержимо покатился на восток. Причем кризисная обстановка сложилась не только на направлениях ударов немецких танковых групп, но и на направлениях наступления полевых армий немцев. Наступление пехотных соединений 17-й армии на Львов заставило командование советской 6-й армии подпирать фронт трех своих стрелковых соединений дивизиями 4-го механизированного корпуса. Поэтому сильнейший механизированный корпус Юго-Западного фронта фактически не принимал участия в танковом сражении в районе Дубно.

Что же произошло? Была слишком поздно нажата «красная кнопка», запускавшая процесс сбора сил для первой операции. Наряд сил на первую операцию состоял из трех групп:

армии и подчиненные им соединения, постоянно находившиеся у границы;

стрелковые корпуса, постоянно дислоцированные в глубине территории особого (приграничного) округа;

армии внутренних округов.

Немцев фактически встретила завеса из пункта 1). Пункты 2) и 3) требовали от нескольких дней до нескольких недель на доставку из глубины округа или же из внутреннего военного округа. Красная Армия получила удар полностью собранных ударных группировок Вермахта на этапе сосредоточения сил. Причем задача собираемых из внутренних округов и из глубины особых округов соединений могла быть какой угодно. Для построения по периметру львовского и бело-стокского выступов обороны на манер Курской дуги также требовались силы, далеко превосходившие имевшиеся в наличии на 22 июня 1941 г.

Выдвижение главных сил на запад было начато только в середине июня 1941 г., когда данные о готовящемся германском нападении стали почти бесспорными. Только 13 июня 1941 г. руководство Киевского особого военного округа получило директиву наркома обороны и начальника Генштаба Красной Армии на выдвижение «глубинных» стрелковых корпусов ближе к границе. Началось выдвижение «глубинных» соединений округа 17—18 июня. Сроки выдвижения и пункты назначения корпусов были определены следующим образом: «31-й стрелковый корпус из района Коростеня к утру 28 июня должен был подойти к границе вблизи Ковеля. Штабу корпуса до 22 июня надлежало оставаться на месте; 36-й стрелковый корпус должен был занять приграничный район Дубно, Козин, Кре-менецкутру 27 июня; 37-му стрелковому корпусу уже к утру 25 июня нужно было сосредоточиться в районе Перемышляны, Брезжаны, Дунаюв; 55-му стрелковому корпусу (без одной дивизии, остававшейся на месте) предписывалось выйти к границе 26 июня, 49-му — к 30 июня».

Точно так же лишь в июне было начато выдвижение войск внутренних округов ближе к границе. Занять положение по предвоенным планам (в частности, записке Ватутина) они уже не успевали, и де-факто армии были перенацелены на западное направление. Все говорит о том, что советское высшее военное руководство осознало в последний момент нереализуемость предвоенных планов. Ни о каком ударе с целью разгрома противника у советских границ уже не могло быть и речи. Поэтому предвоенное построение с акцентом на юго-западном направлении переиграли в накачку войсками западного направления. Было очевидно, что именно здесь противник нанесет свой главный удар и, если случится что-то страшное, лучше иметь побольше войск под рукой для латания дыр во фронте. Так оно и произошло: Западный фронт рухнул после окружения его главных сил к западу от Минска. Образовавшаяся дыра была прикрыта армиями внутренних округов, предназначавшимися первоначально для формирования ударной группировки в львовском выступе.

Сценарий развития событий в условиях, когда «глубинные» стрелковые корпуса и армии внутренних округов не заняли назначенные им места, был предсказуемо катастрофическим. К сожалению, в советской историографии некоторые моменты не разъяснялись и не детализировались. Например, в «Военно-историческом журнале» № 6 за 1981 г. были даны сведения о соотношении сил приграничных округов и противостоявших им немецких групп армий. В частности, в группе армий «Юг» (6, 11 и 17-я немецкие армии, 1-я танковая группа, 4-я румынская армия) были учтены 26 пехотных дивизий, 4 легкопехотные дивизии, 2 горно-егерские дивизии, 3 охранные дивизии, 5 танковых дивизий и 4 моторизованные дивизии, 13 румынских пехотных дивизий, 2 пехотные, 3 горно-стрелковые, 3 кавалерийские, 1 механизированная румынские бригады, 1 пехотная, 1 кавалерийская и 3 механизированные венгерские бригады. В составе войск КОВО и ОдВО авторами статьи в ВИЖе учитывались 45 стрелковых дивизий, 5 кавалерийских дивизий, 20 танковых и 10 моторизованных дивизий. Итоговое соотношение сил на юго-западном направлении получается 0,8 к 1,0 в пользу советских войск. Естественно, это соотношение сил порождает спекуляции на тему позорного проигрыша приграничного сражения Юго-Западным фронтом и последующего отступления к старой границе, а затем и к Днепру.

Соотношение 0,8 к 1,0 не учитывает пространственного фактора и практического значения с точки зрения рассмотрения не имеет, может использоваться только как абстрактная справочная величина. В непосредственное соприкосновение с противником в первый день войны могли вступить только 16 стрелковых дивизий КОВО. Это были как раз те самые приграничные дивизии, которые обсуждаются в нашей лемме. Над ними у войск 6-й, 17-й армий и 1 -й танковой группы имелось двойное общее превосходство, доведенное на направлении главного удара до соотношения 3,6:1 в пользу немцев. Второй эшелон армий прикрытия границы составляли одна стрелковая дивизия (135-я), одна кавалерийская дивизия (3-я) и четыре механизированных корпуса (8 танковых и 4 моторизованные дивизии), которые находились в 50—100 км от границы. При разгромном соотношении сил приграничных дивизий и перешедшего в наступление противника эти соединения вынуждены были расходоваться на под-пирание фронта и частично на контрудары. Еще 15 стрелковых дивизий (с севера на юг: 193, 195, 200, 140, 146, 228, 80, 139, 141, 130, 169, 189, 190, 198 и 109-я стрелковые дивизии), 1 кавалерийская дивизия (5-я) и 4 механизированных корпуса (8 танковых и 4 моторизованные дивизии) находились в 100—400 км от границы. Эти номера дивизий выше уже встречались — речь идет о «глубинных» соединениях КОВО, содержавшихся в сокращенных штатах мирного времени и несколько накачанные резервистами. Эти дивизии в первые несколько дней войны чисто технически не могли принять участие в отражении удара противника. Соответственно, их войска группы армий «Юг» могли начать поедать, уже почти расправившись с приграничными соединениями, как это и произошло в реальности.

То же самое, только в куда худшем даже с точки зрения брутто-численности войск, наблюдалось в Западном особом военном округе. В «Военно-историческом журнале» № 6 за 1981 г. насчитали соотношение сил 1,7:1 между группой армий «Центр» и войсками ЗапОВО. Понятно, что с учетом пространственного расположения войск (2,47 и 21-го стрелковых корпусов в глубине, вне оперативной связи с приграничными армиями) неизбежно наступал коллапс возглавлявшихся Д. Г. Павловым армий Западного фронта.

Немцы обладали одной, но плотной линией войск против трех тонких советских, разделенных сотней и более километров. Поэтому они сначала (обладая численным превосходством в штуках дивизий) разгромили приграничные соединения. Затем они вышли на рубежи, занимаемые «глубинными» соединениями округов (обладая все тем же численным превосходством). Следующими были уже армии внутренних округов (на Западном направлении). Поскольку над очередным эшелоном советских войск немцы также обладали численным превосходством, итог борьбы был опять же предсказуемым.

Для того чтобы нажать «красную кнопку» вовремя, требовались достаточно весомые основания. Нажатие «красной кнопки» в мае 1941 г. таило угрозу попадания в щекотливую ситуацию: войска собраны, армия мобилизована (допустим, скрытым порядком), а противник не нападает. Что здесь прикажете делать? Нападать первыми? Возвращать армию в места постоянной дислокации? Последний вариант опасен тем, что противник, во-первых, может-таки напасть согласно собственным планам, а во-вторых, может запустить ответный процесс и также оказаться у границы с развернутой и мобилизованной армией.

Хороший пример действий по сценарию с ранним нажатием «красной кнопки» дает нам арабо-израильская война 1967 г. Перестрелки на границе между Израилем и Сирией все больше грозили перерасти в войну. Количественное и качественное превосходство израильской армии над сирийской было таково, что любой удар Израиля по Сирии неизбежно приводил к коллапсу последней. Египет не мог позволить безнаказанно разгромить своего союзника. Поэтому президент Египта Г. А. Насер предпринял ряд шагов, призванных удержать Израиль от удара по Сирии. 16 мая египтяне потребовали вывода войск ООН с Синайского полуострова. Одновременно на Синай вводились египетские войска. К22 мая там была собрана 100-тысячная группировка, удвоившая постоянно дислоцировавшийся на полуострове контингент. После ввода войск Насер объявил о блокаде Тиранского пролива, лишавшей Израиль возможности использовать Эйлатский порт. Это был серьезный удар по экономике Израиля.

Однако президент Насер даже представить себе не мог, какую бурную реакцию вызовут его демарши. Израиль с его призывной армией, опиравшейся на призыв резервистов, был очень чувствителен к возможному внезапному нападению. Уже 17 мая в Израиле была объявлена мобилизация резервистов. Последней каплей стала блокада Тиранского пролива. Премьер-министр Израиля Эшкол назвал ее в кнессете 23 мая «актом агрессии против Израиля». Блокада и усиление египетских войск на Синае расценивались израильской разведкой как подготовка к атаке на Израиль. Однако нельзя не признать, что эти предположения были ошибкой. Время для «окончательного решения» израильской проблемы было более чем неподходящее. С 1962 г. Египет втянулся в гражданскую войну в Йемене и задействовал там значительные силы своей армии. Планом действий египетских войск на Синае был чисто оборонительный план «Ка-хир», предусматривающий занятие нескольких ключевых точек в глубине полуострова. Предполагалось пропустить израильские танковые клинья в глубь полуострова и дать бой на этих выгодных по условиям местности позициях. Перспектива поддерживать Сирию активными действиями привела к разброду и шатанию военного планирования. Характерная деталь: одна из бригад египетской армии наездила по пустыне еще до войны 1200 км — командование никак не могло решить, где ей находиться в новых условиях. Более того, блокада Тиранского пролива была лишь продекларирована, но не осуществлялась физически.

В итоге израильская армия была мобилизована, а арабы все не нападали. Как мы знаем сейчас, нападать-то они вообще не собирались. Все ограничивалось риторикой в прессе. Арабы, в свою очередь, ждали нападения Израиля на Сирию. Между тем мобилизация резервистов давила на экономику Израиля, а разведка убеждала в неизбежности египетского удара. Что было делать в такой ситуации? Распускать резервистов по домам и оказаться перед лицом возможного нападения арабских стран с малочисленной армией военного времени? Судьбоносное заседание Кабинета министров Израиля началось в воскресенье, 4 июня, в 8.15 утра. Руководитель военной разведки А. Ярив сообщил, что, по его данным, египетская армия переходит от обороны к наступлению с явным намерением занять Эй-лат. В действительности египетские войска выдвигались ближе к границе в готовности вступить в войну только в случае израильского нападения на Сирию. Однако однозначной интерпретации действий египтян у израильской разведки не было. После семичасового обсуждения израильским Кабинетом министров было принято решение бить первыми. В 7.00 утра израильского времени (8.00 египетского) 5 июня около 40 «Миражей» и «Мистэров» поднялись в воздух и понеслись в сторону моря. Несколько минут спустя за ними взлетели еще 40 машин, а потом еще 40. Вскоре в воздухе уже были две сотни самолетов. Что было дальше, общеизвестно: разгром авиации Египта на аэродромах, оккупация Синая, западного берега реки Иордан, Голанских высот и международная изоляция. Франция, ранее исправно поставлявшая Израилю военную технику (основу ВВС Израиля в 1967 г. составляли французские самолеты), отказалась делать это в дальнейшем. Ответом на вопрос: «Почему погибли 800 солдат и офицеров Израиля в июне 1967 г.?» будет: «Потому что у руководства страны не выдержали нервы».

В итоге в 1973 г. Израиль оказался в сложном положении. На этот раз арабы действительно готовили атаку на Израиль, но делали это без лишней помпы. Мобилизацию армии, ложившуюся тяжким грузом на экономику, проводить на каждый чих соседей было невозможно. Шанс на «превентивный удар» был использован в 1967 г. Атака соседей второй раз уже не лезла ни в какие ворота. Поэтому, когда нападение все же состоялось, армия Израиля встретила его неотмобилизованной. Мобилизация проходила уже под грохот пушек на границе.

Советское руководство в 1941 г. находилось в куда более сложных условиях, чем руководство Израиля в 1967 г. Если израильская армия чувствовала по крайней мере качественное превосходство над соседями, то РККА не испытывала такого же чувства превосходства над Вермахтом. Напротив, это Вермахт имел за плечами опыт двух успешных кампаний. РККА же имела опыт выявившей массу недостатков в подготовке войск Финской войны. Кидаться на сильного противника, не имея для этого оснований, кроме расплывчатых данных разведки, было почти безумием. Помимо этого свой отпечаток на оценку ситуации накладывала специфика СССР с его большими расстояниями от мест постоянной дислокации армий внутренних округов до границы. Это в маленьком Израиле можно поднять резервистов и за день, максимум два растолкать их по нужным участкам границы. В СССР требовалось везти резервистов по железной дороге одну-две недели. То есть мобилизация даже без ее объявления могла быть вскрыта противником и привести к сползанию к войне. Замечу также, что руководству Израиля в 1967 г. было морально намного легче: в средствах массовой информации арабских стран не было недостатка в громких заявлениях о скором разгроме еврейского государства. Напротив, немцы весной 1941 г. не спешили обличать «жи-добольшевиков» в прессе и на радио.

Сталин в 1941 г. находился между Сциллой и Харибдой. С одной стороны, опасность оказаться с неотмобилизованной и недоразвер-нутой армией вынуждала реагировать на любые изменения в обстановке. С другой стороны, проведение мобилизации и масштабных мероприятий по созданию на Западе группировки сил для первой операции могло привести к вступлению в войну без весомых на то оснований. Понятно, что фактор возможности так называемого «внезапного нападения» учитывался. Никто не ждал, что будут заранее присылать бумагу с классическим «иду на вы», т. е. официальным объявлением войны. Однако очевидное забвение формальностей не отменяло стандартного набора событий перед началом военных действий. Но этого стандартного набора не было. Не было прощупывания на дипломатическом уровне возможности получения от СССР тех или иных материальных благ или территории. Не было прямых обвинений (например, в сотрудничестве с Англией, с которой Германия находится в состоянии войны). Что бы ни говорили, но нападение Германии на СССР в 1941 г. было особым случаем в истории войн. Немецким руководством было заранее принято решение на безусловное силовое решение проблемы. Поэтому никаких демаршей, которые могли бы дать основания для нажатия на «красную кнопку» и запуска процесса сбора войску границы, попросту не было. Напротив, на дипломатическом уровне немцы просто молчали как рыбы. Информацию, которая могла служить достаточным основанием для «красной кнопки», могла дать разведка. Но до самого последнего момента, когда нажатие «красной кнопки» могло дать положительный результат, разведка весомых доказательств не представляла. 31 мая 1941 г. начальник Разведывательного управления Генерального штаба Ф. И. Голиков докладывал:

«Общее распределение вооруженных сил Германии состоит в следующем:

против Англии (на всех фронтах) 122—126 дивизий;

против СССР — 120—122 дивизии;

резервов — 44—48 дивизий".

При этом разведка не отмечала заметного акцента в группировке немецких войск. Голиков докладывал, что:

«Распределение по направлениям немецких сил против СССР следующее:

а) в Восточной Пруссии — 23—24 дивизии, в том числе 18—19 пехотных, 3 моторизованные, 2 танковые и 7 кав. полков;

б) на варшавском направлении против ЗапОВО — 30 дивизий, в том числе 24 пехотные, 4 танковые, одна моторизованная, одна кавалерийская и 8 кав. полков;

в) в Люблинско-Краковском районе против КОВО — 35—36 дивизий, в том числе 24—25 пехотных, 6 танковых, 5 моторизованных и 5 кав. полков;

г) в Словакии (район Зборов, Пренов, Вранов) — 5 горных дивизий;

д) в Прикарпатской Украине — 4 дивизии;

е) в Молдавии и Северной Добрудже — 17 дивизий, в том числе 10 пехотных, 4 моторизованные, одна горная и две танковые дивизии;

ж) в районе Данциг, Познань, Торн — 6 пехотных дивизий и один кав. полк.

Последней строкой доклада Голикова было: «В заключение можно отметить, что перегруппировки немецких войск после окончания Балканской кампании в основном завершены». Глядя на эту картину распределения сил, мы не видим ярко выраженных ударных группировок. Количество подвижных соединений немцев в Румынии примерно равно их числу на западном направлении против Западного особого военного округа.

Советское руководство можно понять: запускать процесс накопления войск у границы, усугубленный тайной мобилизацией, было просто опасно. Для его запуска нужна была прочная опора. Либо политические демарши противника, либо не допускающие двоякого толкования данные разведки. Ни того ни другого у высшего руководства СССР в период, когда нажатие «красной кнопки» еще могло дать положительный результат, попросту не было. Потом уже начиналась сплошная импровизация, т.к. штатный вариант был нереализуем.

ТЕХНИКА

Одна из проблем дискуссии вокруг 1941 г. в том, что многие ее участники зацикливаются на специфике первого года войны, не желая оглянуться вокруг. Дело даже не в смаковании документов критического характера по 1941 г. Люди не очень представляют себе проблемы отступающей армии. Многие естественные спутники общего неуспеха воспринимаются как причины самого поражения. Быстрое уменьшение численности легкого состава техники механизированных корпусов представляется уникальным явлением, явившимся причиной якобы неравноценного размена массы советских танков на горстку немецких.

В первую очередь мне хотелось бы дистанцироваться от тех, кто пытается натягивать резинку на глобус в подсчетах категорий танков. Их усилия направлены на то, чтобы подогнать число «реально боеспособных» советских танков поближе к численности танкового парка Вермахта. Как изучение документов, публиковавшихся в соответствующих сборниках, так и личное знакомство с первичными документами в ЦАМО показывает, что большая часть боевых машин мехкорпусов благополучно вышла по тревоге 22 июня. Доля танков и бронемашин, брошенных вследствие неисправностей в местах постоянной дислокации, невелика. Во всяком случае, она не дает ни малейших шансов арифметическими экзерсисами согнать цифру общей численности танкового парка мехкорпусов приграничных округов до численности танковых дивизий сил вторжения. Проблемы начались уже после того, как танки ушли из военных городков в пекло маршей и сражений.

Попробуем заглянуть в 1943 г., когда линия фронта двигалась на запад. Обвал в конце августа 1943 г. фронта 6-й армии в Донбассе вынудил немецкое командование спешно бросать в бой перевооруженные на новую технику части. Одной из «подпорок» 6-й армии должен был стать II батальон 23-го танкового полка, вооруженный 96 «Пантерами». Новейшие по тому времени танки должны были остановить продвижение вперед советских танковых войск. К моменту прибытия на фронт в первых числах сентября 1943 г. батальон был укомплектован по штату и насчитывал 96 «Пантер». Почти сотня «Пантер» была серьезным аргументом. Однако они были быстро растащены по пехотным подразделениям и фактически стали маленькими «пожарными командами». К 20 сентября 1943 г. из 96 новеньких «Пантер» осталось только 11 боеготовых танков. 28 «Пантер» были взорваны, так как не могли быть отбуксированы при приближении советских войск. Еще 11 «Пантер» были в краткосрочном ремонте и должны были быть восстановлены к 23 сентября, 13 были на ремонтной базе батальона в Запорожье, 24 — на сборном пункте к востоку от Днепра, 4 — на полковой ремонтной базе, 4 погружены на ж.-д. платформы, и один танк охранял дамбу у Запорожья. Буквально за две недели от сотни «Пантер» остался всего десяток боеготовых машин. При этом обстоятельства потери некоторых «Пантер» вполне могут соперничать с утратой KB и Т-34 в 1941 г. Так, 14 поврежденных «Пантер» находились в готовности к погрузке на станции Сталино-Западная. Однако перед лицом наступающих советских войск на станции была взорвана система водоснабжения паровозов — это было первое, что взрывали. Из-за этого ни один паровоз на Сталино-Западная не мог двинуться с места. Вывозить что-либо можно было только паровозами с соседних станций. В итоге несколько танков пришлось взорвать. Эвакуация «Пантер» также затруднялась тем, что вместо затребованных батальоном 18 тяжелых тягачей было выделено только четыре. В итоге боевые повреждения составляли едва ли 10% от общего числа потерянных танков. К концу месяца в батальоне остались буквально единицы боеготовых «Пантер». Один из немногих батальонов новейших танков на Восточном фронте потерял боеспособность, не оказав заметного воздействия на ход событий.

Примерно то же самое происходило на южном фасе Курской дуги после завершения немецкого наступления. К 20 июля 1943 г. из 200 отправленных на фронт для участия в операции «Цитадель» «Пантер» 39-го танкового полка боеготовым остался только 41 танк. Судьба остальных машин распределилась следующим образом: 82 танка были в ремонте в полковых ремонтно-восстановительных подразделениях, 16 танков были подготовлены для отправки на ремонт в Германию и 58 «Пантер» числились в безвозвратных потерях. Из числа последних 2 танка сгорели от пожара двигателя еще до начала боев. Названная цифра танков в ремонте на самом деле лукавая. Правильнее их назвать «потенциально восстановимые». К тому моменту 55 «Пантер» и 3 «Бергепантер» все еще не были эвакуированы. Поэтому, прежде чем приступить к ремонту, их еще необходимо было отбуксировать к Борисовке, где были развернуты ремонтные мастерские 39-го танкового полка. При этом для эвакуации немцами были сосредоточены крупные силы: четырнадцать 18-тонных полугусеничных тягачей из 3-й ремонтно-эвакуационной роты и девятнадцать 18-тонных полугусеничных тягачей из ремонтных подразделений 39-го танкового полка. Однако в конце июля немцы были выдавлены на исходные позиции, которые они занимали до 4 июля. В августе началось советское наступление — операция «Румянцев». В итоге, несмотря на получение 12 «Пантер» с завода, боеготовыми было всего 9 машин, 47 в ремонте, а число безвозвратных потерь подскочило до 156 танков. В донесении 4-й танковой армии Гудериа-ну от 11 августа уточнялось, что 35 «Пантер» были взорваны немцами в Борисовке, т. е. в том районе, где располагались ремонтные мастерские 39-го танкового полка. Звучит парадоксально, но, если бы «Румянцев» начался двумя неделями позже, немцы бы его встретили большим числом боеготовых танков.

Продвижение советских войск вперед вызывало быстрый «падеж» немецких танков. В августе 1943 г. в группу армий «Юг» прибыл из Германии перевооружившийся на «Пантеры» II батальон танкового полка дивизии СС «Дас Райх» — 71 танк. Через десять дней боев боеготовыми осталась только 21 «Пантера». «Детские болезни» танков «Пантера» только усугубляли общую ситуацию. Точно так же поломки новых KB и Т-34 приводили к быстрому снижению числа боеготовых машин в механизированных корпусах.

Может быть, проблема в 1943 г. касалась только новых танков, какими были еще относительно сырые «Пантеры»? В качестве еще одного примера можно привести данные по боевой деятельности одного из участников дубненских боев июня 1941 г., немецкой 14-й танковой дивизии, двумя с половиной годами спустя, осенью 1943 года. 14-я дивизия прибыла в октябре 1943 г. на Восточный фронт из Франции, где проходила пополнение и переформирование. Соединение действовало в схожих с мехкорпусами 1941 г. условиях, вело маневренные оборонительные бои севернее Кривого Рога. Дивизия вступила в бой 28 октября в составе 49 танков Pz. IV, 44 САУ StuG. HI, 7 огнеметных (Flamm) танков, 9 командирских машин. Как мы видим, никаких сырых «Пантер» в соединении не было. 14-я танковая дивизия в тот период вела боевые действия в составе 1-й танковой армии. Потери танкового парка дивизии за 16 дней боев отражены в таблице.

Таблица 1

СТРУКТУРА ПОТЕРЬ 14-Й ТАНКОВОЙ ДИВИЗИИ ОСЕНЬЮ 1943 Г.

Все эти частные примеры являются отражением общей тенденции воздействия быстрого смещения линии фронта на состояние танковых войск. Прекрасной иллюстрацией этого явления может служить статистика по немецким танкам на Восточном фронте с середины 1942 г. до весны 1943 г. Когда немцы наступали на юге и сохраняли относительно стабильный фронт в центре, в безвозвратные потери списывалось не так много танков. В июле 1942 г. было списано 198 машин, в августе — 232, в сентябре — 298 машин. Замечу: это потери в период наступления на Кавказ и Сталинград и тяжелых позиционных боев под Ржевом. Но линия фронта смещалась преимущественно вперед (на частный успех Западного фронта под Погорелым Городищем можно внимания не обращать). А вот когда линия фронта покатилась назад, в безвозвратные потери было списано 456 машин в январе 1943 г. и 1105 машин в феврале. Судя по всему, в последнюю цифру входят танки, потерянные с капитуляцией армии Паулюса. Формально небоеспособные танки 6-й армии могли числиться в ремонте и автоматически перешли в статус безвозвратных потерь с ликвидацией котла. То же самое происходило с танками, числившимися в ремонте в группах армий «А» и «Б» (позднее «Юг»). Смещение линии фронта поглощало машины, находившиеся в тыловых районах этих групп армий. Потеря ремонтного фонда, в свою очередь, вызывала снижение числа боеготовых танков на фронте. Если в декабре 1942 г. их было у немцев на всем Восточном фронте 1723, то в феврале 1943 г. число боеготовых танков упало до 981 единицы. Для этого периода показательна судьба 6-й танковой дивизии, прибывшей на Восточный фронт, переформированной с Запада и участвовавшей в попытке деблокировать армию Паулюса. 7 декабря 1942 г. соединение прибывает на фронт с 143 боеготовыми танками. Уже к 20 декабря число боеготовых машин падает до 62 единиц, а к 8 января до 32 единиц. Причем 8 января 1943 г. в безвозвратные потери сразу списывается 59 танков. Именно в этот период советские войска перешли в наступление на сталинградском направлении и захватили находившиеся в ремонте танки дивизии в районе станции Котельниково.

Как мы видим, движение линии фронта назад, общий отход вызывают поистине катастрофические изменения в балансе боеготовых, находящихся в ремонте и безвозвратно потерянных танков. Когда есть понимание общих тенденций, данные по потерям советских механизированных корпусов уже не вызывают сильных эмоций. Перед нами встает вполне обычная «история болезни». Характерную картину дает отчет командира 10-й танковой дивизии 15-го механизированного корпуса, участвовавшей в дубненских боях с момента их завязки в первые дни войны до самого финала (см. таблицу). Потери приведены по данным на 1 августа, но подавляющее большинство их

приходится на период дубненских боев.

Как мы видим, из 307 боевых машин на поле боя дивизией потеряно 153 танка и бронемашины, что составляет 50%. Еще 20 машин было уничтожено на сборных пунктах аварийных машин, где собирались поврежденные огнем противника танки. Это прибавляет еще 7% к списку потерь в результате непосредственного воздействия противника. 21 машина застряла в болотах и речках, что составляет 7% от общего числа потерь. Наконец, наиболее обидный пункт — это 95 машин, потерянных из-за невозможности восстановить и эвакуировать их. Это почти треть общего числа потерь, 31%. Советская 10-я танковая дивизия летом 1941 г. во многом воспроизводит судьбу полка «Пантер» летом 1943 г., о котором я писал выше, в несколько ускоренном темпе.

Не следует думать, что немецкие танки в 1941 г. были неуязвимыми. Возьмем в качестве примера 13-ю танковую дивизию. В июне 1941 г. она пробивалась в составе III моторизованного корпуса к Луцку от Владимира-Волынского. В I батальоне 4-го танкового полка дивизии наутро 24 июня 1941 г. имелось боеготовыми 19 Pz. II, 34 Pz. III, 10 Pz. IV и 2 командирских танка. Наступая вдоль Киевского шоссе, немецкая дивизия сражалась с 19-й танковой дивизией советского 22-го мехкорпуса под Войницей, 1-й противотанковой артиллерийской бригадой. К вечеру 28 июня в батальоне осталось боеготовыми 15 Pz. II, 10 Pz. III, 4 Pz. IV и 2 командирских танка. Нетрудно догадаться, что в случае потери ремфонда 13-я танковая дивизия довольно быстро осталась бы вообще без танков. Однако смещение фронта на восток позволило поддерживать боеспособность соединения на приемлемом уровне. В некоторых случаях это позволяло длительное время держаться без пополнения. 10-я танковая дивизия 2-й танковой группы Гудериана вступила в войну с СССР с 176 танками. К 21 июля 1941 г. число боеготовых танков упало более чем вдвое — до 81 машины. Однако усилиями ремонтников к 11 сентября 1941 г. число боеготовых танков в дивизии поднялось до 150 машин. При этом первое пополнение прибыло только 18 сентября — всего 3 (три!) танка Pz.IV. При этом темпы ремонта были умеренными: к 1 августа в 10-й танковой дивизии было 88 боеготовых танков. Такие скачки численности можно видеть во многих соединениях панцерваффе летом 1941 г. Наступавшая на Ленинград 1-я танковая дивизия начинает кампанию со 145 боеготовыми танками, к 22 июля их остается 79. К 3 августа ремонтники подтягивают численность боеготовых танков до 109 машин, а к 23 августа она падает до 72 машин. Все это не помешало дивизии выставить к началу наступления на Москву 111 танков, получив в качестве пополнения всего 5 Pz. III и 4 Pz.IV.

Когда Красная Армия наступала в 1944—1945 гг., противники поменялись ролями. Теперь ремонтные средства корпусов и танковых армий получили возможность восстанавливать застрявшие и подбитые машины. При этом даже безвозвратно потерянные танки (т.е. не подлежащие восстановлению силами ремонтных служб), оставшиеся на контролируемой советскими войсками территории, становились источником запасных частей. В 4-й танковой армии зимой 1944/45 г. почти 50% запасных частей было получено путем «канни-бализации» разбитых и сгоревших танков. По некоторым позициям (например, траки, пальцы гусениц и орудия) изъятые с безвозвратно потерянных машин части и агрегаты превосходили поступление аналогичных запчастей с заводов промышленности. Поэтому 4-я танковая армия могла «держаться на плаву» без массированного вливания пополнений. В отчете управления бронетанкового снабжения и ремонта отмечается: «Армия в целом за период боев почти 1,5 раза пополнялась за счет танков, вышедших из ремонта, что давало возможность поддерживать на протяжении всей операции боевую способность частей и соединений армии». Аналогичная картина наблюдалась во 2-й гв. танковой армии. В зимних боях 1945 г. один танк проживал три «жизни». В отчете управления бронетанкового снабжения и ремонта указывалось: «Сопоставляя количество отремонтированных танков и СУ за время операции с количеством танков и СУ, имевшихся в армии к началу операции, получается, что каждый танк 3 раза восстанавливался и возвращался в строй».

Это типичная ситуация, когда танки многократно восстанавливаются после выхода из строя на поле боя. Нужно вообще раз и навсегда забыть киношный образ поражения танка из фильмов Озерова: красивый взрыв углеводородов на моторном отсеке после попадания в лобовую проекцию машины. Эффектные взрывы сопровождали поражение танка периода Второй мировой войны далеко не всегда. Чаще это происходило при попадании снарядов калибром 88 мм и выше. Выгорание танков также было не самым частым явлением. Например, в ходе зимних операций 1945 г. управлением бронетанкового снабжения и ремонта 2-й гв. танковой армии было осмотрено 160 попаданий на 50 танках безвозвратных потерь и 40 танках капитального ремонта. По итогам анализа статистики повреждений был сделан вывод: «…на танках и самоходных установках, безвозвратно потерянных в боях, обнаружены в большинстве случаев пробоины болванками 88 мм и более 100 мм. В результате этих попаданий танки сгорали. В то же время при осмотре танков и СУ капитального ремонта установлено, что машины в большинстве случаев имеют пробоины болванками 75 мм. Попадания болванок 75 мм лишь в отдельных случаях приводили к взрыву 10—12 гильз снарядов боеуклад-ки». Если в 1945 г. попадания из орудий калибра 88 мм и выше составляли около 40% общего числа попаданий, то до лета 1942 г. 50% потерь советских танков приходилось на 50-мм ПАК-38. Разрушительные возможности 50-мм снарядов были еще ниже, чем у 75-мм. Чаще машина получала одно или несколько результативных попаданий без видимого эффекта, останавливалась и далее уже покидала поле боя не своим ходом. Поэтому работа танковых войск во многом опиралась на восстановление подбитой или вышедшей из строя вследствие поломок техники.

Здесь позволю себе сделать небольшое лирическое отступление. Мемуары Г. К. Жукова «Воспоминания и размышления» при всех их очевидных недостатках на самом деле очень глубокая и серьезная книга. Некоторые моменты и высказывания кажутся странными без накопления некоторого объема знаний о предмете. Георгий Константинович был человеком информированным и иногда указывал на некоторые подводные течения в войне. Есть его широко известное высказывание про «огнеопасность» советских танков. Однако БТ действительно имели легкопоражаемые баки по бортам боевого отделения и часто вспыхивали от попаданий снарядов. Выгорание танков мешало их восстановлению и тем самым нарушало систему работы танковых войск. По итогам боев на Халхин-Голе отмечалось: «От попадания противотанковых снарядов почти все танки и броневики тоже горят и восстановлению не подлежат. Машины приходят в полную негодность, пожар вспыхивает за 15—30 с. Экипаж всегда выскакивает с горящей одеждой. Пожар дает сильное пламя и черный дым (горит, как деревянный домик), наблюдаемый с дистанции 5— 6 км. Через 15 минут начинают взрываться боеприпасы, после взрыва которых танк может быть использован только как металлолом». Как мне думается, своим высказыванием Жуков как раз намекает на трудности с «оборачиванием» битых «бэтэшек». Это, кстати, видно в таблице потерь 10-й танковой дивизии, приведенной выше. Танки БТ лидируют в графе «Разбито и сгорело на поле боя». В боях на Халхин-Голе с 3 июля по 5 августа 1939 г. в 11-й танковой бригаде 68 БТ числились сгоревшими, а 61 — подбитыми. То есть более 50% машин шло в безвозвратные потери. Танки новых типов были намного устойчивее, за что и были любимы экипажами.