Военный коллаборационизм советских граждан в годы Второй мировой войны: к вопросу о методологии проблемы

Проблема сотрудничества советских граждан с германскими военнополитическими органами относится к числу наиболее сложных в истории Второй мировой войны. Многочисленные дискуссии вызывает все: от самого феномена коллаборационизма до терминологии, которой пользуются исследователи. Одной из причин этого и, одновременно, другим аспектом проблемы, является сильный идеологический фон, который сопровождает большинство работ, посвященных коллаборационизму.

В советской исторической литературе всех, кто сотрудничал с военнополитическими структурами нацистской Германии, было принято изображать только с негативной стороны и одновременно крайне упрощенно. Это, естественно, не способствовало пониманию такого общественно-политического явления, каким был коллаборационизм. В реальности, это явление былонамного сложнее и на всем протяжение своего существования завесило от целого ряда факторов, которые оказывали на него то или иное влияние. Другой крайностью, свойственной, например, западной историографии, является попытка поставить советский коллаборационизм в один ряд с похожими явлениями, которые имели место в оккупированной нацистами Европе 11:2.s, 39 49:5.s.8 421.

В связи с этим, целью данной статьи является комплексное освещение проблемы коллаборационизма советских граждан в годы Второй мировой войны и анализ этого явления с военно-политической точки зрения. Данная проблема имеет ряд ключевых моментов, которые целесообразно выделить в качестве задач исследования. Эго: (а) определение понятий «коллаборационизм» и «военный коллаборационизм», их причины и предпосылки;

(б) основные этапы использования советских граждан германским военно-политическим руководством и их характеристика; (в) типологизация так называемых «восточных» формирований; их абсолютная и относительная численность.

На наш взгляд, к понятию «коллаборационизм» подходит следующее определение: это добровольное сотрудничество с нацистским военно-политическим руководством на территории Германии или оккупированных ею стран, с целью установления или укрепления нового административно-политического режима. Исходя из сфер такого сотрудничества, принято выделять политическую, административную, военную, экономическую, культурную и бытовую разновидности коллаборационизма. А к наиболее активным относить три первые разновидности. Таким образом, административный коллаборационизм это работа в органах местного «самоуправления», организованных при поддержке оккупантов. Политический коллаборационизм участие в деятельности всевозможных «правительств», «советов» и «комитетов», созданных с целью получения власти и влияния на политику оккупантов. Наконец, военный коллаборационизм это служба в силовых структурах нацистской Германии (Вермахт, войска CC и полиция) [4,с.З—4].

Между коллаборационизмом советских и европейских граждан есть много схожего. Тем не менее, и это следует подчеркнуть, советский коллаборационизм был, по сути, продолжением событий гражданской войны 1918;1920 гг., а его предпосылками послужили особенности общественно-политического развития предвоенного СССР. Среди них, прежде всего, следует назвать репрессии, коллективизацию, религиозные притеснения и т. п. К предпосылкам, повлиявшим на появление коллаборационизма, также следует отнести и такие, которые имели более глубокий характер и складывались на протяжении более длительного исторического периода. Наиболее существенными из них являлись национальные противоречия. В годы революции и гражданской войны произошло их значительное обострение, выведшее национальный вопрос из культурной сферы в сферу политическую. Поэтому, за двадцать послереволюционных лет национальные противоречия могли быть только внешне разрешены советской властью и имели значительный конфликте генный характер. К началу 1940;х гг. эти предпосылки привели к тому, что в определенной части советского общества оформились стойкие протестные настроения, вылившиеся в ряде случаев в повстанческое движение [5,с.99−118].

Все перечисленное можно назвать внутренними предпосылками. Однако были еще внешние факторы, которые также сыграли свою роль. К таким факторам можно отнести немецкие геополитические планы по поводу Советского Союза, деятельность антисоветской эмиграции и ее место в рамках этих планов. После начала Великой Отечественной войны к ним прибавилось еще два существенных фактора: особенности немецкого оккупационного режима в том или ином регионе СССР и положением на фронтах [6,с.7].

Причины, приведшие к созданию коллаборационистских формирований, были двух типов. Условно их можно назвать «немецкими» и «национальными», т. е. такими, которыми руководствовались, соответственно, представители немецкого руководства и представители тех или иных национальных движений. Привлекая добровольцев из числа населения оккупированных советских территорий, немецкое военно-политическое руководство, вопервых, рассчитывало пополнить людские ресурсы, в использовании которых к зиме 1941 г. наметился явный кризис. Во-вторых, оно планировало создать эффективные силы для борьбы с набирающим мощь партизанским движением. Причем, следует отметить, что, наряду с чисто военным вопросом, здесь имелся и определенный пропагандистский эффект заставить партизан сражаться с их соотечественниками. В-третьих, на определенном этапе привлечение добровольцев стало символизировать начало «новой» немецкой политики. Известно, что перед наступлением на Кавказ были созданы многочисленные формирования из числа представителей населявших его народов. Наконец, в-четвертых, создание коллаборационистских формирований по национальному признаку было инструментом национальной политики нацистов [7,s.84−90;8,s.217−228],.

Таким образом, немецкая сторона была явным инициатором этого процесса. Однако роль второго типа причин также нельзя недооценивать. В ряде случаев, представителям национальных движений принадлежала не менее активная роль. Как правило, определяющими в данном случае были следующие мотивы: коллаборационистские формирования, как инструмент давления на немцев, как средство борьбы против своих идеологических противников, и, на заключительном этапе войны, как предмет торга с западными союзниками [6,с. 14].

Следует подчеркнуть, что среди германского военно-политического руководства не было единого мнения относительно советского коллаборационизма. По сути, дискуссии шли до самого конца войны. В целом, немецкую политику по привлечению к сотрудничеству населения оккупированных советских территорий можно условно разделить на три этапа. Проводя оккупационную политику на первом из них (июнь 1941 декабрь 1942 г.) немцы в качестве основного ее метода использовали террор и принуждение: пока Вермахт одерживал на фронтах победы, а в тылу еще не развернулось мощное партизанское движение, союзники среди местного населения Гитлеру нужны не были. «Даже если в конкретных обстоятельствах окажется проще обратиться за военной помощью к каким-нибудь завоеванным народам, заявил он на одном из совещаний, это будет ошибкой. Рано или поздно они обратят оружие против нас…» [9,с.85].

Поэтому, привлечение населения к сотрудничеству было ограничено, в целом, следующими моментами: разрешением на очень урезанное самоуправление и культурную деятельность; созданием разведывательно-диверсионных подразделений, использованием «добровольных помощников» при армейских частях или набором контингента в части вспомогательной полиции; и некоторыми послаблениями в сфере землепользования [10,р.538−542].

Точка зрения Гитлера была доминирующей и отражала реальные воззрения большинства членов нацистской партии на проведение «восточной» политики. С ней, разумеется, соглашались почти все, во всяком случае, внешне. Например, самыми последовательными сторонниками гитлеровской версии политики были М. Борман, Г. Геринг, рейхскомиссар «Украины» Э. Kox и, до определенного момента, рейхсфюрер CC Г. Гиммлер. Однако, существовало еще несколько точек зрения, отличных от мнения Гитлера, среди которых необходимо выделить следующие две [11,S. 15−30].

Носителями первой их них был ряд офицеров Вермахта среднего звена и немецкие политики и дипломаты «старой школы», которые считали, что «восточные» народы надо использовать самым активным образом, привлекая их, как к военной, так и политической борьбе против большевизма. Они также считали, что с гражданами оккупированных советских территорий надо обходиться по-человечески, но дать им какую-нибудь реальную перспективу надо уже сейчас. Следует сказать, что многие из этих офицеров оказались замешанными в неудавшемся заговоре против Гитлера (июль 1944 г.). Одним из проектов этой группы было так называемое Власовское движение и Русская освободительная армия (РОА), в которых они видели не только инструменты в войне против СССР, но и будущих союзников ненацистской Германии [12,s.71−75].

Особое внимание члены этой группы уделяли национальному вопросу в «восточной» политике. Так, один из ее лидеров граф К. фон Штауффенберг считал, что, прежде всего, надо завоевать симпатии русского народа. Другие же народы СССР он считал полностью подчиненными русскому, а их национальные движения слабыми и незначительными. По его мнению, они вряд ли могли бы стать серьезными союзниками Германии, а «все заигрывания с ними могли только помешать союзу с русским народом, который очень болезненно относится к территориальной целостности своего государства» [10,р.502−503].

Главный теоретик нацизма А. Розенберг считал по-другому и имел свою точку зрения на «восточную» политику. В принципе, она не отличалась от мнения Гитлера, который был уверен, что восточные территории являются жизненным пространством германской нации. Поэтому перед ней стоит только три задачи: захватить, управлять и эксплуатировать. Розенберг соглашался с этой генеральной линией, но считал, что достигнуть этой цели можно только, при условии тесного сотрудничества с населением. Однако главное отличие его точки зрения заключалось в том, что все эти блага должны были распространяться только на нерусские народы СССР. То есть, в отличие от оппозиционно настроенных офицеров Вермахта, он считал, что опираться надо именно на национальные движения, которые традиционно не любят русских и коммунистическую власть, как продолжение русского империализма. В теории все выглядело довольно привлекательно, так как выполнялась главная цель «восточной» политикиуничтожить СССР путем использования внутренних противоречий [11,s.3−14].

Однако главным недостатком Розенберга было то, что он не имел серьезного политического веса в глазах лидеров нацистской партии. Более того, его зачастую не слушали даже его подчиненные. И сторонников проведения своей точки зрения Розенберг имел значительно меньше, чем антигитлеровские оппозиционеры. Тем не менее, его теории вполне успешно конкурировали с идеями фон Штауффенберга, поскольку даже среди противников Розенберга было достаточно русофобов [13,р.6].

После краха надежд на молниеносную войну ситуация изменилась коренным образом. 18 декабря 1942 г., накануне Сталинградской катастрофы, в Берлине состоялась конференция представителей нацистского военно-политического руководства, отвечавших за проведение «восточной» политики. Основной темой конференции был вопрос о возможности более широкого привлечении советского населения к сотрудничеству с немцами. Целым рядом мер предполагалось обеспечить Вермахт пополнением, увеличить отряды по борьбе с партизанами и решить вопрос с недостатком рабочей силы в самой Германии [14,р.47−56]. «Вывод, сделанный на конференции, пишет английский историк А. Буллок, был выражен двумя предложениями: сложность создавшегося положения делает настоятельным позитивное сотрудничество населения. Россия может быть сокрушена только русскими» [15,с.368]. В данном случае под русскими подразумевались все народы Советского Союза.

Исходя из этих установок, нацисты были вынуждены провести некоторые «реформы» в своей оккупационной политике на территории СССР. В целом, они были сведены к следующим моментам:

• — населению оккупированных территорий давалась какая-нибудь «политическая цель» (иногда, вплоть до обещания независимости) и делались определенные уступки в обращении с ним. Обычно эта цель заключалась в разрешении на ограниченное участие в решении управленческих и административных вопросов;
• — политическим лидерам того или иного национального движения, которые считали себя союзниками Германии, обещалось создание собственных вооруженных сил. Сначала эти силы должны были находиться под немецким контролем, а затем перейти под национальное командование;
• — в качестве стимула при создании подобных вооруженных сил всем, кто соглашался вступить в них, обещались всевозможные льготы и привилегии экономического характера: начиная от денежного вознаграждения и заканчивая наделением земельными участками семей добровольцев [16,frames 536−552].

Эти изменения начали активно внедряться с весны 1943 г. Правда, не все руководители немецкой оккупационной администрации восприняли их однозначно. Например, в Прибалтике и Белоруссии такая политика принесла определенные плоды. На Украине же ее полностью заблокировал рейхскомиссар Э. Kox [17,s.232−257].

Второй этап продолжался до лета 1944 г. Его основной рубеж полное освобождение территории СССР от немецких оккупантов. Примерно с осени этого года начался новый этап во взаимоотношениях немецкого военнополитического руководства и коллаборационистов. Среди его характерных особенностей можно назвать следующие моменты. Во-первых, эти отношения приобрели еще более политический характер. То есть, теперь, что бы получить любых союзников, немцы были готовы признать лидеров национальных движений единственными и законными представителями их народов. Например, в марте 1945 г. таковыми были признаны грузинское и крымско-татарское национальные движения [18,с.109;19,р.1].

Во-вторых, чтобы придать этим движениям больше политического веса, немцы пошли на создание национальных армий из разрозненных коллаборационистских формирований соответствующей национальности. В результате были «созданы» Туркестанская национальная армия. Кавказская освободительная армия и Украинская национальная армия. Слово «созданы» здесь намеренно взято в кавычки, так как все эти «армии» остались только на бумаге. Единственным исключением является Украинская национальная армия, которая за несколько дней до капитуляции Германии была передана под руководство Украинского национального комитета [20,с.82−88;21,с.79].

Наконец, в-третьих, если на предыдущих этапах конфликт между точками зрения на «восточную» политику не носил такой острый характер, то теперь он достиг своей кульминации. Представители «прорусской» концепции при активной поддержке рейхсфюрера CC Гиммлера предприняли попытку объединить все коллаборационистские организации под эгидой Власовского движения, создав Комитет освобождения народов России (КОНР). А все коллаборационистские формирования должны были стать основой вооруженных сил этого комитета. Этой попытке категорически воспротивился Розенберг. А сотрудничавшие с ним лидеры национальных движений попросту отказались вести переговоры с генералом А. Власовым, на том основании, что создание его комитета является очередным проявлением русского империализма [22,s.202−206].

На протяжении всей своей истории коллаборационистские формирования действовали в определенной среде и в определенных условиях, подвергаясь влиянию целого ряда факторов. В данном случае, наиболее значительным следует признать влияние, которое исходило со стороны:

• — немецких военно-политических органов разного уровня;
• — коллаборационистских организаций той же национальной группы, представителями которой были укомплектованы личный состав формирования;
• — коллаборационистских организаций и добровольческих формирований представителей других национальных движений;
• — партизанского и подпольного движения, которое действовало на данной территории;
• — местного населения, проживавшего на данной территории.

Все эти факторы можно условно назвать внутренними. К внешним факторам следует отнести военную обстановку на том или ином участке Восточного фронта или на этом фронте в целом [23,s.906−976].

Что касается понятия «коллаборационистские формирования», то, на взгляд, наиболее точным является следующее определение. Это: формирования из иностранных граждан и военнослужащих, объединенных в рамках Вермахта, войск CC и сил по охране правопорядка, либо в виде отдельных частей или подразделений, либо включенных туда в индивидуальном порядке.

Коллаборационистские формирования из числа советских граждан, несмотря на определенную уникальность, не были, как таковые, отдельной категорией германских вооруженных сил. Однако такая характеристика является несколько абстрактной и нуждается в дальнейшем разъяснении.

В нормативных документах германского военного командования и полицейского руководства по использованию «местных вспомогательных сил на Востоке» все контингенты добровольцев из числа советских граждан строго различались. В целом, выделялись следующие категории:

• 1. Формирования разведывательно-диверсионного назначения, созданные немецкими специальными службами;
• 2. Вспомогательные и специальные формирования:
  • (а) «добровольные помощники» или «хиви» (Hilfswillige /Hiwi); (б) формирования специального характера (строительные, инженерные, транспортные, хозяйственные и т. п.);
  • (в) части и подразделения в составе германских вспомогательных формирований (Организация Тодта и т. п.);
• 3. Формирования полицейского характера: (а) формирования по поддержанию общественного порядка, созданные под эгидой военной оккупационной администрации; (б) формирования по поддержанию общественного порядка, созданные под эгидой полиции порядка или полиции безопасности; (в) формирования в составе частей порядка Вермахта (тайная полевая полиция, полевая жандармерия и т. п.);
• 4. Линейные (фронтовые) формирования: (а) формирования в составе Вермахта; (б) формирования в составе войск CC [24,s.l-48;25,s.l-10],

Первые коллаборационистские формирования из представителей «восточных» народов были созданы при поддержке германских спецслужб (а именно военной разведки Абвера), накануне нападения на Советский Союз. Главная цель диверсионно-разведывательные мероприятия в приграничных районах или ближнем тылу советских войск. Весной-летом 1941 г. по такой схеме были организованы украинские батальоны «Нахтигаль» и «Роланд», эстонский батальон «Эрна» и 1-й белорусский штурмовой взвод. Как правило, после выполнения своего задания, эти части расформировывались, а их личный состав шел на комплектование полицейских или других подразделений. Необходимо отметить, что первые диверсионно-разведывательные формирования состояли, как правило, из эмигрантов или военнопленных Польской армии. Собственно советских граждан в них практически не было. Однако, после того как появилось значительное количество советских военнопленных и добровольцев с оккупированных территорий, эта диспропорция исчезла [26,с. 121−132].

Следующий этап в создании таких частей относиться к осени-весне 1941;1942 гг. Планируя наступление на Кавказ, немцы создали несколько подразделений, целью которых были диверсия, разведка, пропаганда и организация восстаний в тылу советских войск. Так были сформированы Туркестанский батальон и батальон (затем полк) «Бергманн», соответственно из представителей народов Средней Азии и Кавказа. Эти части и подразделения создавались с целью их использования за линией фронта. Однако немецкими спецслужбами был организован еще целый ряд частей, целью которых были специальные операции против партизанского движения. Так, осенью 1942 г. почти одновременно был созданы Специальный штаб «Россия» и 13-й белорусский полицейский батальон при СД, сыгравшие значительную роль в борьбе против партизан [27,с.378−382].

Наконец, на заключительном этапе войны Абвер и СД приступили к созданию спецчастей, которые после заброски в советский тыл должны были организовать там партизанское движение. Наиболее характерным примером такого формирования является белорусский десантный батальон «Дальвиц». В силу своих функций, эта категория добровольцев была самой малочисленной. За всю войну через ряды этих частей прошло не более 10 тыс. человек [28,р.168−187].

Что касается второй категории добровольцев, то это были лица, завербованные командованием немецких частей и соединений, стремившихся таким образом покрыть недостаток в живой силе. Первоначально они использовались в тыловых службах в качестве шоферов, конюхов, рабочих по кухне, разнорабочих, а в боевых подразделениях в качестве подносчиков патронов и саперов. Co временем их стали использовать и в боевых операциях наравне с немецкими солдатами. Следует сказать, что численность «хиви» постоянно увеличивалась при фактическом уменьшении штатов немецкой пехотной дивизии. Так, штаты пехотной дивизии, установленные со 2 октября 1943 г., предусматривали наличие 2005 добровольцев на 10 708 человек немецкого персонала, что составляло около 16% от ее общей численности. В танковых и моторизованных дивизиях численность «хиви» должна была составлять соответственно 970 и 776 человек, что тоже равнялось 16%. Несколько позднее, чем в сухопутных силах, вспомогательные формирования появились в ВМФ, ВМС и других структурах Вермахта [29, frames 6 386 595, 6 386 598]. В результате, к концу войны эта категория «восточных» добровольцев насчитывала 665−675 тыс. человек и являлась самой многочисленной [30, frames 6 489 700−6 489 707].

Появление третьей категории добровольческих формирований попытка оккупационных властей решить проблему отсутствия достаточного количества охранных частей. То есть, подразделения вспомогательной полиции создавались в целях поддержания общественного порядка на оккупированных территориях и для борьбы с партизанским движением. Первой начала создаваться вспомогательная полиция в зоне ответственности военной администрации. Главной особенностью этой полиции было то, что ее подразделения были абсолютно не унифицированными во всех смыслах и создавались без всякой системы. И хотя в тыловых районах групп армий «Север», «Центр» и «Юг» ее формирования назывались соответственно «местные боевые соединения» (Eimvohnerkamppebande), «служба порядка» (Ordnungsdienst) и «вспомогательные охранные части» (Hilfswachmannschaften), на местах все зависело от вкуса начальника немецкой администрации или фантазии руководителя самоуправления, при котором они создавались. Так, на территории Белоруссии и Западной России эта полиция могла называться: «местная милиция» (OrtsmiIitz), «служба порядка» (Ordmmgsdienst), «гражданское ополчение» (Burgerwehr), «местное ополчение» (Heimwehr) или «самооборона» (Selbst-sehutz) [31, Ы.63−68].

• 3 ноября 1941 г. рейхсфюрер CC Гиммлер издал приказ, согласно которому все «местные полицейские вспомогательные силы», действовавшие на территории, перешедшей под юрисдикцию гражданской оккупационной администрации, были реорганизованы в части «вспомогательной полиции порядка» (Schutzmannschaft der OrdmmgspoIizei или «Sehumа») [32, frame 2 721 867]. Функции новой полиции ничем не отличались от функций формирований, созданных для охраны тыла армий или групп армий. Единственным отличием в данном случае было то, что они подчинялись не военным, а полицейским властям (зачастую происходило обычное переподчинение частей «милиции», «самообороны» или «ополчения» от местного армейского коменданта местному полицейскому чиновнику соответствующему фюреру CC и полиции). В зависимости от их назначения, принято выделять следующие категории «вспомогательной полиции порядка»:
  • — полиция индивидуальной службы в городах и сельской местности (Schutzmannschaft-Emzeldienst);
  • — батальоны «вспомогательной полиции порядка» (Schutzmannschaft-Bataillone);
  • — вспомогательная пожарная полиция (Feuerschutzmannschaft);
  • — вспомогательная охранная полиция (Hilfsschutzmaimschaft).

Всего же к концу войны эта категория «восточных» добровольцев насчитывала 390−400 тыс. человек [30,р.14].

Последней категорией «восточных» коллаборационистских формирований являлись их боевые части. Это были либо отдельные соединения (дивизии и корпуса, что было крайне редко), либо полки и подразделения (батальоны и роты) в составе Вермахта и войск CC. Они создавались с целью их применения на фронте, однако зачастую могли использоваться и как формирования предыдущих категорий, главным образом, в качестве охранных частей. Наиболее значительными из них следует признать Вооруженные силы КОНР, 15-й Казачий кавалерийский корпус, 162-ю Тюркскую пехотную дивизию, а также шесть национальных дивизий войск CC. К концу войны в них проходило службу 470−475 тыс. «восточных» добровольцев [33,s.342].

Таким образом, с уверенностью можно сказать, что в течение Второй мировой войны в германских силовых структурах прошло службу от 1,3 до 1,5 млн. советских граждан разных национальностей большинство добровольно, остальные же в результате призывных компаний различной степени интенсивности (см. таблицу) [34, frames 2 524 101−2 524 103]. Такое количество добровольцев, несомненно, следует признать значительным вкладом коллаборационистов из числа народов СССР в военные усилия нацистской Германии.

военный коллаборационизм советский нацистский.

• * Данные о численности белорусских добровольцев в составе германских силовых структур даны без учета личного состава Белорусской краевой обороны (более 30 тыс. человек).
• ** Приведенные общие цифры касаются только тех добровольцев из числа граждан СССР, наличие которых подтверждается документальными источниками. Однако, кроме этих добровольцев, набранных централизовано, было еще около 200−300 тыс. человек, которые в индивидуальном порядке или небольшими группами входили в состав немецких частей и соединений. Если же учитывать и этих добровольцев, то как раз и получится цифра в 1,3 1,5 млн. граждан СССР, проходивших службу в составе германских силовых структур.

Военный коллаборационизм советских граждан, несомненно, имел много общего с похожими явлениями, которые происходили в оккупированной нацистами Европе. Одновременно следует отметить то, что в идейно-политическом плане советский коллаборационизм был, по сути, продолжением событий гражданской войны 1918;1920 гг. в новых условиях. Эти условия складывались под воздействием негативных сторон общественно-политического развития предвоенного СССР (репрессии, коллективизация. Голодомор, национально-религиозные притеснения). В конечном итоге все это привело к тому, что немецкое военно-политическое руководство смогло привлечь на свою сторону почти 1,5 млн. так называемых «восточных» добровольцев, или ¾ всех военных коллаборационистов.

Список использованных источников

• 1. См., например: Семиряга М. И. Коллаборационизм. Природа, типология и проявления в годы второй мировой войны / М. И. Семиряга. М.: РОССПЭН, 2000. 862 с.
• 2. Neulen H.-W. An Deutscher Seite: Internationale Freiwillige von Welmnacht und Waffen-SS / H.-W. Neulen. -Mtmchen: Universitas, 1985. 518 s.
• 3. SeidlerF.W. DieKollaboration: 1939;1945/F.W. Seidler. -Miinchen; Berlin: Herbig, 1995.-576 s.
• 4. Романько О. В. ОУН і УПА в Другій світовій: боротьба за національне визволення чи громадянське протистояння / О. В. Романько // Історичний журнал. 2007. № 3. — С. 3−11.
• 5. Попов А. Ю. 15 встреч с генералом КГБ Бельченко / А. Ю. Попов. М.: ОлмаПресс, 2002. 384 с.
• 6. Романько О. В. Коричневые тени в Полесье. Белоруссия 1941;1945 / О. В. Романько. М.: Вече, 2008. 432 с.
• 7. Brautigam О. Uberblick liber die besetzen Ostgebiete wahrend des 2. Weltkrieges / О. Brautigam. Tubingen: Institut fur Besatzungsfragen, 1954. 97 s.
• 8. Simon G. Nationalismus und Nationalitatenpolitik in der Sowjetunion: von der totalitaren Diktatur zur nachstalinschen Gesellschaft / G. Simon. Baden-Baden: Nomos, 1985 -486 s.
• 9. Цит. по: Бетелл H. Последняя тайна / H. Бетелл. М.: Агентство печати «Новости», 1992. -253 с.
• 10. Dallin A. Gennan Rule in Russia 1941;1945: A Study of occupation policies / A. Dallin. London: Macmillan, 1957. 695 p.
• 11. Ilnytzkyj R. Deutschland und die Ukraine 1934;1945: Tatsachen europaischer Ostpolitik: ein Vorbericht: In 2 bd. / R. Ilnytzkyi. Miinchen: Osteuropa-Institut, 1958. Bd. I.-286 s.
• 12. Steenberg S. General Wlassow: derFiilirerderrussischenBefreiungsannee-Verrater oder Patriot / S. Steenberg. Rastatt: Moewig, 1986. 271 s.
• 13. Alexiev A. Soviet Nationalities in Gemian Wartime Strategy, 1941;1945 / A. Alexiev. Santa Monica, CA: Rand Corporation, 1982. 39 p.
• 14. Mulligan T. The Politics of Illusion and Empire: Gemian Occupation Policy in the Soviet Union, 1942;1943 /T. Mulligan. -New York: Praeger, 1988. -206 p.
• 15. Буллок А. Гитлер и Сталин: Жизнь и власть. Сравнительное жизнеописание: В 2 т. / А. Буллок. Смоленск: Русич, 1998 Т. 2 688 с.
• 16. Archiwum Akt Nowych, Warszawa, RP Polska (далее AAN). Mikrofilmy aleksandrijskie. Т-78. Fremde Heere Ost. Roll 556.
• 17. ReitlingerG. EinHausaufSandgebaut: HitlersGewaltpolitikinRussland, 1941;1944 / G. Reitlinger. Hamburg: Riitten und Loening, 1962. 543 s.
• 18. Романько О. В. Крымско-татарская эмиграция в годы Второй мировой войны и ее сотрудничество с военно-политическим руководством Третьего рейха / О. В. Романько // Друга світова війна і доля народів України: Матеріали 2-ї Всеукраїнської наукової конференції. K., 2007. С. 97−109.
• 19. Privatarchiv des Joachim Hoffmann, Ebringen, Deutschland. Reichsminister Rosenberg an Georgischen Verbindungsstab. 17.3.1945 // Intelligence Division. DRS (51)42.
• 20. Гунчак T. У мундирах ворога / Т. Гунчак // Військо України. 1993. № 9. С. 6−156.
• 21. Романько О. В. Мусульманские легионы во Второй мировой войне / О. В. Романько. М.: ACT; Транзиткнига, 2004. 320 с.
• 22. Frolich S. General Wlassow. Russen und Deutsche zwischen Hitler und Stalin / S. Frolich. KoIn: Markus Verlag, 1987. 403 s.
• 23. Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg / Hrsg. vom MGFA: In 9 bd. Stattgart Miinchen, 1979;2007. Bd. 9. Halbbd. 2. 1205 s.
• 24. Archiv des Institut fur Zeitgeschichte, Miinchen, Deutschland. Sammlung «Thorwald-Material», Kostring (Ernst, General der Kav. a.D.). Erfahrungen mit den Freiwilligen aus dem russischen Raum im Kampf mit den Bolschevismus 1941;1945.13.07.1954.
• 25. Sammlung des Militargeschichtlichen Forschungsamt der Bundeswehr, Potsdam, Deutschland (далее MGFA). Heygendorff, R. v., Oberst. Die landeseigenen Verbande im kampf gegen die S.U., Vortrag. 18.04.1943.
• 26. Дробязко С. И. Под знаменами врага. Антисоветские формирования в составе германских вооруженных сил 1941;1945 / С. И. Дробязко. М.: Эксмо, 2005. 606 с.
• 27. Романько О. В. Советский легион Гитлера. Граждане СССР в вермахте и CC /

О.В. Романько. М.: Издатель Быстров, 2006. 640 с.

• 28. MGFA. Pozdnjakov V. Gennan CounterintelligenceActivities in Occupied Russia (1941;1944). Historical Division, U.S. Anny Europe, 1953. Ms. Nr. P-122.
• 29. AAN. Mikrofilmy aleksandrijskie. T-78. Fremde Heere Ost. Roll 417. 30.1bid.-Roll 501.
• 31. Bundesarchiv-Militararchiv, Freiburg, Deutschland. RH 22. Befehlshaber der riickwartigen Heeresgebiete / Heeresgebiet Mitte. RH 22/215.