Боевое применение танков Т-37А и Т-38

Боевое крещение советские плавающие танки получили в ходе конфликтов на Дальнем Востоке. Но использовались они там весьма ограничено. Так в частях 57-го особого корпуса (1-й армейской группы) танки Т-37А имелись только в составе стрелково-пулеметного батальона 11-й ОЛТБр (8 ед.) и танкового батальона 82-й СД (14 ед.). В ходе боев на реке Халхин-Гол с мая по октябрь 1939 года 17 их них были потеряны.

В ходе «освободительного» похода РККА в Западную Украину и Белоруссию, танки Т-37А и Т-38 были в составе стрелковых и кавалерийских частей (к тому времени в танковых бригадах этих машин уже не было). В эпизодических боестолкновениях с польскими войсками Т-37А и Т-38 показали себя плохо. Так, в бою в районе города Холм было потеряно 3 Т-37А из состава танковых батальонов 45-й и 367-й СД. О действиях танков-амфибий в ходе польской кампании говорилось, что «танки Т-38 как машины разведки не соответствуют поставленным им задачам. В ходе всей операции они не успевали за танками Т-26… Танки Т-37А в ходе маршей часто выходили из строя, проходимость низкая, отставали даже от пехотных подразделений».

К началу боевых действий с Финляндией в частях ЛВО насчитывалось 435 Т-37А и Т-38, которые довольно активно участвовали в боях. Например, 11 декабря 1939 года на Карельский перешеек прибыл 18-й ОТБ имеющий в своем составе 54 танка Т-38. Батальон был придан 136-й СД, его танки использовались в качестве подвижных огневых точек в боевых порядках пехоты. Также на Т-38 была возложена охрана штаба дивизии, вывоз с поля боя раненых и доставка боеприпасов.

В составе 70-й СД действовал 361-й ТБ (10 Т-26 и 20 Т-38). 2 декабря взвод Т-38 был послан в разведку к станции Ино. В ходе выполнения задачи наши танкисты встретили до батальона финской пехоты с артиллерией, пытавшейся зайти в тыл советским частям. Танкисты приняли ночной бой, длившийся до утра, и сорвали атаку противника. Артиллерийским огнем финнов было подбито 3 Т-38.

К 30 ноября 1939 года в составе танковые войска 9-й армии состояли из 177-го отдельного разведбата 122-й СД и отдельного разведбата 163-й СД. В этих двух батальонах насчитывалось 29 танков Т-37А и 2 Т-38. За 15 дней боев почти все эти танки были потеряны, в основном, подорвавшись на минах.

В целом в условиях специфичного ТВД на Карельском перешейке маломощные, слабобронированные и легковооруженные плавающие танки показали себя неважно. Корпуса танков разрушались от взрыва противопехотных мин, броня пробивалась огнем противотанковых ружей. Маневренность машин на местности оказалась недостаточной, сцепление с грунтом слабым, а проходимость по снегу очень плохой. Почти везде танки-амфибии несли тяжелые потери и часто выходили из строя по техническим причинам.

Участие Т-37А и Т-38 в Великой Отечественной войне. В ходе формирования мехкорпусов, в 1940;1941 гг., для их укомплектования матчастью, использовалась вся техника танковых батальонов стрелковых дивизий, в том числе и танки-амфибии. По штату в механизированном корпусе должно было быть 17 машин данного типа. На деле такое положение соблюдалось не всегда. В некоторых корпусах плавающих танков не было вовсе, а в 40-й ТД 22-го МК КОВО насчитывалось 19 танков Т-26 и 139 Т-37А.

По состоянию на 1 июня 1941 года в Красной Армии имелось 2331 Т-37А и 1129 танков Т-38. Далеко не все эти машины пребывали в боевой готовности. В общем, по РККА было исправных Т-37А — 1371 машина, а Т-38 — 629 машин. В западных военных округах по своему техническому состоянию к 1-й и 2-й категориям относилось 523 Т-37А и 304 Т-38.Другими словами, только эти танки были технически исправны или, в крайнем случае, требовали мелкого ремонта. Основная их масса была потеряна в первый же месяц боев, многие — так и не вступив в бой с врагом. Главным образом, танки бросали или подрывали свои же экипажи из-за поломок и неисправностей. Лишь в считанных случаях, при грамотном использовании, этим слабым машинам удавалось оказать эффективную поддержку нашей пехоте. Один такой эпизод описал в своих воспоминаниях офицер-танкист Г. Пенежко, командовавший в первые дни войны ротой плавающих танков Т-37А, которые он именует то «танкетками», то «малютками».

" Наша рота танкеток давит небывало урожайную пшеницу. Мы выходим на правый фланг дивизии. Жарко. Парит полуденное солнце. Далеко слева — Перемышль. Город в дыму. Видны только шпили костелов.

Моя «малютка», во главе двух взводов танкеток, скребя днищем по кочкам лощины, резво несется к роще, по опушке которой только что подымались черные фонтаны.

Нам удалось опередить немцев и занять западную опушку рощи. Но не успел еще левофланговый взвод старшего сержанта Зубова заглушить моторы, как на гребень в четырехстах метрах от нас выскочила группа немецких мотоциклистов. Я подал сигнал «В атаку!» Мой сигнал принят. На правом фланге взвод Зубова уже давит мотоциклы и теснит их ко мне. С ходу врезаюсь в группу мотоциклистов и поливаю ее пулеметными очередями. Верткие трехколесные машины рассыпаются во все стороны. Моя танкетка не может делать резких поворотов. Меня это злит, я ругаюсь и преследую противника по прямой на гребень; повторяю сигнал. Танкетки спешат ко мне, расстреливая на ходу не успевших скрыться за гребень мотоциклистов.

Оба взвода вслед за бегущим противником перемахнули гребень, и я увидел над зелеными волнами пшеницы цепь больших темных машин. Они тянули за собой пушки. Едва успев дать красную ракету, я открываю почти в упор огонь по широкому стеклу встречной машины. Вздрогнув и перекосившись, она застыла на месте. Сизые пилотки убегающих немецких пехотинцев мелькают в пшенице. Дымят и пылают разбросанные по полю остовы гусеничных машин, от которых немцы не успели отцепить орудия. Мы носимся между горящими тягачами, забыв уже о мотоциклистах, скрывшихся в направлении хутора.

Вдруг над головой что-то резко и незнакомо просвистело, и я увидел показавшиеся со стороны хутора башни вражеских танков. Выбросив сигнал «Делай, как я!», разворачиваю машину «влево 90″ и, непрерывно маневрируя, спешу выйти из-под обстрела. Машины выполняют мой приказ. Механики выжимают из своих „малюток“ весь их запас скорости. Теперь уже ясно, что мы являемся целью немецких танков. Стреляя с хода, они забирают левее и идут нам наперерез. С обогнавшей меня танкетки покатилась сорванная снарядом башня, и машина, вздрогнув, остановилась» .

Следует подчеркнуть, что приводимый отрывок является едва ли не единственным в отечественной мемуарной литературе описанием боя советских плавающих танков с немецкими войсками. Характерным в этом эпизоде является то, что, нанеся поражение подразделению мотоциклистов и разгромив колонну артиллерийских тягачей, танки Т-37А были вынуждены отступить, а если быть точным, — спасаться бегством перед танками противника, в бою с которыми у пулеметных машин не было никаких шансов уцелеть.

К весне 1942 года Т-37А в боевых частях осталось очень мало. Не имеет смысла перечислять все подразделения, где ещё были танки Т-37А, отметим лишь только, что достаточно долго — до конца 1943 года — плавающие танки Т-37А эксплуатировались на Ленинградском фронте. Здесь, в условиях блокады, активных боевых действий не велось, к тому же имелась возможность ремонта машин на предприятиях Ленинграда. Из-за невысокой боевой ценности танков-амфибий их использовали главным образом для выполнения второстепенных задач. Так, на основании постановления Военного Совета Ленинградского фронта № 1 225 от 3 сентября 1942 года сформировали три танковых роты по 10 Т-37А и Т-38 для охраны и обороны авиагарнизонов 38-го БАО (Озерки), 50-го БАО (Смольная) и 8-й авиабазы Балтийского флота. Помимо этого, на Ленинградском фронте была проведена одна из двух проведенных за всю войну операций (вторая проводилась в 1944 году на Карельском фронте), в которой плавающие танки использовались для форсирования водной преграды и захвата плацдарма на противоположном берегу. Одна из двух вышеназванных операций — операция по форсированию Невы началась ночью 26 сентября 1942 года. В первом эшелоне шла рота ОЛТБ — 10 машин. В 4.30 танки спустились к воде, при этом один из них сломался, а у двух других при маневрировании слетели гусеницы (позднее их эвакуировали в тыл). Оставшиеся семь машин вошли в Неву и устремились к левому берегу. Немцы, заметив переправу, осветили реку ракетами и открыли сильный артиллерийский, минометный и пулеметный огонь по танкам. В результате на левый берег вышло всего три танка. Но из-за того, что пехота 70-й стрелковой дивизии задержалась с переправой, все три машины были быстро подбиты. Их экипажи попытались вплавь переправится на правый берег, но в воде были расстреляны противником и утонули.

В течение последующих четырех ночей советской пехоте удалось переправиться на левый берег Невы и занять там небольшой плацдарм. Вместе с пехотой удалось переправить и 29 танков, из них 16 Т-37А и Т-38 (9 Т-26 и 1 БТ-2 были перевезены через реку на пароме). На плацдарме танки сразу же ставились на позиции для их использования в качестве неподвижных огневых точек и окапывались. Но из-за открытой местности, сильного артиллерийского огня и бомбежек с воздуха, к 5 октября 1942 года 25 танков было подбито. Экипажи уничтоженных танков действовали как обычные пехотинцы, проявив при этом мужество и героизм. Так, вечером 5 октября группе немцев удалось просочиться в тыл частям, оборонявшимся на плацдарме. Группа танкистов, взяв два ящика гранат, забросала ими немцев, после чего бой перешел в рукопашную схватку. При этом механик-водитель ОЛТБ Байда «заколол ножом немецкого офицера, а тов. Рожков (тоже механик-водитель ОЛТБ) несколько немцев убил из нагана».

Дольше всего танки-амфибии Т-37А действовали на Карельском фронте. Здесь в сентябре 1941 года, за счет личного состава и матчасти расформированных отдельных разведывательных батальонов стрелковых дивизий, решением Военного Совета фронта были созданы внештатные бронеотряды. Эти отряды поступили в распоряжение командования оперативных групп фронта — Мурманской, Кандалакшской, Кемской и Медвежьегорской. Всего в составе этих групп имелось 38 танков Т-37А и Т-38. Это не такая уж и малая сила, если учесть, что к этому моменту на Карельском фронте имелось всего 34 танка (3 Т-28, 17 БТ, 6 Т-26 и 8 XT-133), 20 танкеток Т-27 и 44 броневика.

К лету 1944 года все оставшиеся в строю Т-37А, а также машины, переданные с Ленинградского фронта, были сведены в 92-й отдельный танковый полк. В ходе подготовки к наступлению в Карелии, командование фронта приняло решение использовать этот полк «для форсирования реки Свирь и захвата плацдарма с целью обеспечения переправы остальных войск». Эта операция стала вторым (и самым удачным) эпизодом, в котором плавающие танки использовались для переправы через водную преграду. Совместно с 92-м танковым полком, имевшим к 18 июля 1944 года 40 Т-37А и Т-38, должен был действовать 275-й отдельный моторизованный батальон особого назначения (ОМБОН), насчитывавший 100 автомобилей-амфибий Ford GPA, полученных из США по программе Ленд-лиза.

Операция началась утром 21 июля 1944 года. Началу переправы через реку Свирь предшествовала мощная артиллерийская подготовка, длившаяся 3 часа 20 минут. За 40 — 50 минут до окончания артогня 92-й танковый полк занял исходные позиции. Одновременно на берег реки вышли 338, 339 и 378-й гвардейские тяжелые самоходно-артиллерийские полки (63 ИСУ-152). Танки и автомобили-амфибии с десантом автоматчиков и саперов, начали переправу еще до окончания артиллерийской подготовки. Ведя огонь из пулеметов с хода, машины быстро достигли противоположного берега. При поддержке огня тяжелых самоходных полков, ведущих огонь прямой наводкой по ДЗОТам и огневым точкам противника, плавающие танки преодолели проволочные заграждения, три линии траншей и при поддержке десанта с автомобилей-амфибий завязали бой в глубине захваченного плацдарма.

Мощная артиллерийская подготовка и внезапность атаки плавающих танков и автомобилей-амфибий не позволили противнику использовать все огневые средства и обеспечили быстрый захват правого берега реки Свирь на фронте до 4 километров. При этом потери 92-го танкового полка составили всего 5 машин. В дальнейшем, по мере переправы стрелковых частей и расширения плацдарма, к вечеру 23 июля на правый берег Свири переправили танковую бригаду, танковый полк и четыре самоходно-артиллерийских полка, которые расширили и углубили прорыв.

Операция по форсированию реки Свирь стала последним известным эпизодом участия советских плавающих танков в Великой Отечественной войне.

Информация об использовании советских плавающих танков в армиях других стран довольно скупа. Единственной машиной, направленной на экспорт, был один танк Т-37А, проданный Турции в 1934 году вместе с партией Т-26. Советское правительство рассчитывало на заказ партии плавающих танков, но после испытаний Т-37А турки отказались от закупки таких танков. Остальные танки-амфибии попали в другие страны в качестве трофеев. Первой «обзавелась» ими армия Финляндии, захватившая в ходе советско-финляндской («Зимней») войны довольно большое количество Т-37А. После ремонта на заводе в Варкаусе они были включены в состав финского танкового батальона, имевшего на 31 мая 1941 года 29 Т-37А и 13 Т-38. К 1 июля 1943 года все Т-37А были выведены финнами из эксплуатации вследствие сильного износа.

В 1940 году один трофейный Т-37А финны подарили шведским добровольцам, которые в ходе «Зимней» войны действовали против частей Красной Армии на Кемском направлении. Непродолжительное время этот танк использовался в Военной пехотной школе недалеко от Стокгольма. Помимо финнов и шведов, трофейные Т-37А эксплуатировали венгры и румыны. Известно, что к 1 ноября 1942 года в румынской армии имелось 19 Т-37А.

Трофейные плавающие танки использовались и в частях вермахта, но в весьма небольших количествах. Главным образом они несли службу охраны в тылу, но иногда включались как внештатные машины в состав разведывательных батальонов пехотных дивизий.

До настоящего времени сохранилось только два экземпляра Т-37А: в Военно-историческом музее бронетанкового вооружения и техники в подмосковной Кубинке и в Швеции, в танковом музее в Аксвелле. Кроме того существует сохранившийся Т-38 в музее БТВТ и опытный экземпляр Т-38, вооруженный 20-мм пушкой ТНШ, находящийся в Центральном музее Вооруженных Сил.