Власть и депортированные народы в послевоенные годы в Северном Казахстане

Власть и депортированные народы в послевоенные годы в Северном Казахстане

Победа над фашистской Германией доказала военно-политическую мощь советского государства, укрепила моральный дух советских людей, направляя их на новые достижения уже в трудовой деятельности. Для депортированных народов эта победа вселяла надежду на изменение их статуса и улучшение их жизни. В послевоенные годы правовое положение спецпереселенцев регламентировалось различными правовыми документами: Постановлением Совета Народных Комиссаров СССР от 8 января 1945 г. «О правовом положении спецпереселенцев» [1], постановлением Совета Министров СССР от 21 февраля 1948 г., приказом МВД СССР от 8 марта 1948 г., Постановлением Генерального прокурора СССР № 1 445/279 ее от 22 декабря 1948 г. «О наложении строжайшего режима среди выселенцев» [2]. Данные нормативные акты закрепили бесправное положение спецпереселенцев на многие годы.

Вся жизнь спецпереселенцев была под контролем спецкомендатур, ограничиваясь не только их служебными инструкциями, но и нередко субъективным отношением и невежеством работников данных органов. Спецпереселенцы были обязаны каждый месяц отмечаться в спецкомендатурах; свобода их передвижения ограничивалась местом их поселения; выезд за пределы юрисдикции спецкомендатуры, даже временный, без специального разрешения органов МВД, был запрещен. В случае необходимости выезда, например, в командировку, спецпереселенцам необходимо было разрешение своей комендатуры.

После выхода 26 ноября 1948 г. Указа Президиума Верховного Совета СССР № 32/12 «Об уголовной ответственности за побеги из мест обязательного и постоянного поселения лиц, выселенных в отдаленные районы Советского Союза в период Отечественной войны» жизнь спецпереселенцев стала жестко ограниченной. Данный указ был направлен на борьбу с побегами спецпереселенцев и должен был кардинально воздействовать на спецпереселенцев, стремившихся вернуться домой. Однако режим ограничения передвижений спецпереселенцев не всегда соблюдался. Самовольные отлучки, выезды из мест поселений были довольно распространенным явлением. Они происходили как по частной инициативе спецпереселенцев, которые вынуждены были нарушать режим для решения своих материально-бытовых проблем, так и по распоряжению руководителей колхозов и предприятий области. Например, в Кокчетавской области в Келлеровском, Чкаловском, Кзылтуском и Красноармейском районах подавляющее большинство в населении колхозов составляли спецпоселенцы. Жизнь в таких селах была проблемной, а сложная бюрократическая система выдачи разрешений на выезд спецпереселенцев за пределы района доводила нормальную деятельность колхозов, МТС и организаций до абсурда.

Органам МГБ, комендатурам приходилось идти на уступки руководителям спецпоселков, так как производственный цикл колхозов и совхозов, особенно в пору сельхозработ, не мог откладываться. Так, в справке УМГБ по Кокчетавской области в ЦК КПК от 15 декабря 1952 г. «О состоянии режима спецпоселения и общественного порядка среди спецпоселенцев, расселённых на территории Кокчетавской области, за 1952 г.» отмечалось: «Нарушение установленного режима происходит по следующим конкретным видам:

• 1. Несвоевременная явка на контрольную регистрацию, за что привлечены к административной ответственности: арестованы 24 немца и подвергнуты штрафу 71.
• 2. Самовольные отлучки: арестованы 172 немца и подвергнуты штрафу 256.
• 3. Прочие нарушения: арестованы 11 немцев и подвергнуты штрафу 24.

К несвоевременно явившимся на контрольную регистрацию относятся спецпоселенцы, которые допустили неявку без уважительных причин. Самовольными отлучки считаются, когда спецпоселенцы выбывают за пределы спецкомендатуры без разрешения РО МГБ" [3, 183]. Основными причинами нарушений спецпоселенцев оставался их невысокий жизненный уровень, ставший следствием их выселения и экспроприации имущества. Спецпоселенцы находились в тяжелом материально-бытовом положении и при отсутствии продовольственной и медицинской помощи со стороны государства были вынуждены выживать самостоятельно, борясь за жизнь своих семей с установленным режимом. Воспоминания бывших спецпереселенцев в книге «Трагедия и прозрение» раскрывают жестокость и несправедливость по отношению к ним со стороны комендантов. Вот один из многочисленных фактов произвола в их воспоминаниях: «Один раз произошел такой случай, что Фрида Рейнгольдовна ушла без разрешения в другой поселок за подаянием, так как кушать было нечего, семья жила впроголодь. В это время в дом Голынтейнов приехал комендант и, не обнаружив ее дома, определил тут же наказание: лишение свободы на 5 суток» [4, 269].

Жизнь в условиях спецпоселения порой вынуждала спецпереселенцев идти даже на такие преступления, как кража скота, чтобы спасти от голодной смерти свои семьи [4, 91].

Нарушения режима спецпоселения происходили и по вине руководителей колхозов. Так, например, «…председатель Чкаловского райсовета т. Чаюк в июле 1952 г. понудил спецпоселенца Теминского К. А., работающего шофером Кировской МТС, без разрешения органов МГБ выехать с ним в Щучинский район. Аналогичные случаи имели место со стороны директора Алабатинского совхоза т. Сорокина, директора Заготскота тов. Савченко, руководителей колхозов и других» [3, 189−190].

Местные исполнительные органы власти понимали, что данное положение с ограничениями в передвижениях не может улучшить морально-психологический климат среди спецпереселенцев и повысить их производительность труда, а наоборот, способствует формированию негативных отношений между властью и спецпоселенцами. Производственные нужды и анализ настроений спецпереселенцев заставляли руководство областей обращаться с просьбами об упрощении и смягчении режима передвижения для этого контингента.

Так, в справке административного отдела ЦК КП (б)К от 8 сентября 1951 г. «О работе среди спецпоселенцев» по Кокчетавской области сказано: «1. В целях широкого вовлечения спецпоселенцев в общественно-хозяйственную жизнь колхозов, совхозов, МТС и МЖС, а также повседневного привлечения населения спецконтингента к активному участию в общественно-политической жизни районов и области, просим пересмотреть порядок выдачи разрешений на выезд за пределы спецкомендатуры для таких районов, как: Келлеровский, Чкаловский, Кзыл-туский, Айртауский. Разрешить начальникам РО МГБ выдавать разрешения спецпоселенцам внутри области без санкции УМГБ. Разрешить спецкомендантам спецкомендатур этих же районов выдачу разрешений спецпоселенцам на выезд внутри района. Эти мероприятия дали бы возможность своевременного и широкого охвата спецпоселенцев в участии на всех участках нашей работы и повысили бы качество оперативно-чекистской работы МГБ» [5].

Местные органы власти, стремясь усилить общественно-политическую работу среди спецпереселенцев, использовали все имеющиеся у них возможности воздействия. Большая часть спецпереселенческой молодежи, достигнув 16-летнего возраста, ставилась на персональный учет в комендатуре и вливалась в ряды работников совхозов, колхозов, МТС. Ярлык «спецпоселенец» прочно закреплялся за ними, становясь серьезным барьером в их социальном развитии. В то же время по месту проживания спецпереселенческая молодежь находилась под зорким надзором. Роль их воспитателей брали на себя комсомол и органы исполнительной власти.

Уже со школьной скамьи молодых людей старались рекрутировать в комсомол, где их мировоззрение активно идеологизировалось. Партийно-советские органы пытались укрепить приверженность этого контингента к советской власти. Процесс приема в комсомольскую организацию молодых людей из числа спецпоселенцев был под постоянным контролем властей. В информации секретаря ЦК КП (б)К Ж. Шаяхметова секретарю ЦК ВКП (б) П. Пономаренко «О трудовом и хозяйственном устройстве спецпереселенцев от 14 декабря 1949 г.» отмечалось: «Необходимо далее прекратить сложившееся на практике ограничение при приеме молодежи из спецпоселенцев в ряды ВЛКСМ. Это диктуется необходимостью отрыва этой части молодежи от вредных влияний, под которые она часто подпадает. Следовало бы разрешить комсомольским организациям принимать в комсомол молодежь из спецпоселенцев без ограничения, в обычном порядке, предусмотренном Уставом ВЛКСМ» [6, 167].

Комсомольской организации отводилась большая роль в процессе организации среди молодежи спецпоселенцев производственной дисциплины, социалистического соревнования, политико-воспитательной работы, досуга и общественного порядка. Руководство страны делало все, чтобы новое поколение спецпоселенцев было лояльным к органам советской власти. Однако родители этих спецпереселенцев старались воспитывать своих детей не по-коммунистически, а в русле традиций и культуры своего этноса. Например, среди спецпереселенцев немцев и поляков были сильны традиции празднования религиозных праздников. Так, в справке комиссии ЦК Компартии Казахстана, от 15 декабря 1952 г. «О состоянии работы среди спецпоселенцев, расселённых в Келлеровском районе Кокчетавской области, отмечалось: «У спецпоселенцев всех контингентов проявляется религиозный фанатизм (выделено нами. — Н.А.). Молодёжь находится под влиянием своих родителей, исполняющих религиозные обряды, которые препятствуют вступлению своих детей в пионерские и комсомольские организации. Проявление религиозного фанатизма характеризует и тот факт, что в настоящее время спецпоселенцы — немцы и поляки, соблюдая предрождественский пост, не посещают клубы, кино и другие общественные места» [3, 186−187]. Таким образом, сознание спецпереселенческой молодежи стало ареной борьбы официальной идеологии и этнического сознания родителей. Депортированные народы стремились передать свой этнокультурный опыт своим детям, стараясь, чтобы они не были оторваны от тех духовных ценностей, на которых они воспитывались сами. Эти народы, потерявшие свою родину, родственников, имущество, опасались того, что их дети могут быть настроены идеологией власти против них самих, поэтому запрещали им вступать в комсомольские и пионерские организации и препятствовали посещению школ. В том же Келлеровском районе: «. по заявлению директоров школ (Летовочной средней школы и Леонидовской неполной средней школы), многие родители не желают обучать своих детей и препятствуют их учёбе. При настоятельных требованиях директоров школ обучать детей в соответствии с законом об обязательном всеобщем обучении некоторые родители высказывают угрозы по адресу директоров школ. Так, например, директор школы тов. Цой неоднократно беседовал со спецпоселенцем Кооп и просил его не препятствовать детям посещать школу. После этих бесед спецпоселенец Кооп одному учителю заявил: «Пусть ваш директор убирается отсюда живым или мы его убьем» [3, 186].

Подобная ситуация была с детьми чеченцев. Дети из Северного Кавказа, не знавшие ни русского, ни казахского языков, оказались в крайне затруднительном положении. Они не посещали школы по простой причине — отсутствия теплой одежды и отрицательного отношения их родителей к учебе в советской школе. Так, в письме комсомольца А. Умарова констатировалось: «. Чеченские дети не учатся потому, что их родители сами безграмотны, не придают этому важному вопросу должного значения, кроме того, считают учебу для чеченской молодежи необязательной, что это какой-то грех, что, мол, грамотность не дает пользы, после чего человек становится не божьим и т. д.» [6, 180].

Несмотря на активно проводимую работу среди спецпоселенцев органами местной власти сознание особенно верующих спецпоселенцев не менялось. Советская идеологическая машина натыкалась на латентное или открытое сопротивление спецпоселенцев в ходе проведения агитационно-пропагандистских кампаний. В отчетах руководителей районов отмечалось, что во многих колхозах и МТС количество спецпоселенцев, вступивших в комсомольские и партийные организации, было крайне малым, а в некоторых вообще отсутствовало. Тем не менее властям иногда удавалось привлечь к воспитательной работе и комсомольцев из числа спецпереселенцев. Так, в справке комиссии ЦК Компартии Казахстана от 17 декабря 1952 г. «О работе среди спецпереселенцев» в Чкаловском районе Кокчетавской области отмечалось: «Из числа комсомольцев секретарями первичных комсомольских организаций работают 20 человек немцев, поляков и ингушей, 7 человек являются членами райкома комсомола, 13 человек — старшими пионервожатыми, 15 человек — заведующими избчитален, 8 человек — секретарями сельских советов, 107 — агитаторами, нештатными докладчиками райкома ЛКСМК — 5 человек. Спецпоселенцы из партийно-комсомольского актива и интеллигенция выступают с лекциями и докладами, беседами. Например, нештатный докладчик РК ЛКСМК, учитель Донецкой НСШ Штайнагель выступил с лекцией для молодежи на тему „Участие советской молодежи в сооружении великих строек коммунизма“. Хорошо проводят агитмассовую работу в колхозах „Червонный Пахарь“, „Красная Звезда“ члены ЛКСМК Сосновский, Циалковский, Боронь, которые за последнее время провели несколько бесед по материалам XIX съезда партии» [3, 190−191].

Таким образом, местными органами власти проводилась большая идеологическая работа, направленная на воспитание молодого поколения спецпосленцев. Проводниками этой политики были партийная, комсомольская, профсоюзная организации, сфера образования. Данная политика осуществлялась повсеместно, под строгим контролем коммунистической партии. Следует подчеркнуть, что жесткий идеологический прессинг не мог не дать результата. Ряды комсомольской и партийной организации постепенно росли и за счет переселенцев — передовиков производства. Это часть спецпереселенцев, проявившая свою лояльность к существующему режиму самоотверженным трудом, активной общественно-политической деятельностью, создавая о себе позитивное мнение, получала шанс на путевку в социалистическую жизнь. Молодым спецпереселенцам для власти приходилось собирать многочисленные ходатайства и характеристики с места работы, профсоюзной, комсомольской организации, чтобы вырваться из мест поселения в более благоприятную среду, для получения высшего образования.

Получение высшего образования для спецпереселенцев было сопряжено с большими трудностями не только из-за проблемы выезда из места проживания, но и из-за ограничительных препонов, выстроенных государством при поступлении в вуз. Официальные документы того времени позволяют судить о том, где и каким вузам запрещено было готовить специалистов из числа молодежи спецпереселенцев. Так, в постановлении ЦК КП (б)К от 28 мая 1952 г. о приеме спецпоселенцев в высшие учебные заведения было предписано:

• 1. Прекратить прием спецпоселенцев в Казахский государственный университет им. С. М. Кирова, в Алма-Атинский юридический, Казахский горнометаллургический, физкультурный и педагогический институты, а также в консерваторию.
• 2. Принять ограниченное количество спецпереселенцев в следующие вузы: Казахский сельскохозяйственный, Ветеринарно-зоотехнический, медицинский, Чимкентский технологический и учительские (кроме Алма-Атинского) институты.
• 3. Обратить внимание директоров перечисленных в пункте 2-м вузов на то, что в высшие учебные заведения могут быть приняты из числа спецпоселенцев только успешно выдержавшие конкурс, в первую очередь коммунисты и комсомольцы, активно проявившие себя в производственной и общественной работе, но не более установленного в прилагаемом списке количества" [3, 176−177]. Далее следовало приложение из списка областных вузов, где им был намечен план приема студентов из числа спецпоселенцев. Так, в Петропавловский учительский институт к конкурсу допускались 15 человек, и лишь 7 человек могли быть зачислены в число студентов. Из анализа этого документа следует, что государство ограничило права спецпереселенцев в получении высшего образования мизерным лимитом мест в вузах и узким рядом специальностей, которые могли получить спецпереселенцы. Все это приводило к тому, что молодежь спецпоселенцев оставалась в стороне от творческого и интеллектуального труда.

Стараясь преодолеть эти ограничения, спецпоселенцы обращались в органы местной власти с заявлениями о том, что их детей не принимают в те или иные учебные заведения, в ответ же получали лицемерные отписки следующего характера: " .Гр-ке Штуккерт М. А. разъяснено, что вопросы приема в учебные заведения решаются в каждом отдельном случае в соответствии с требованиями и условиями приема того или иного учебного заведения, и, если в учебное заведение с повышенными требованиями (выделено нами. — Н.А.) ее сын не подходит, то он может обратиться в другое учебное заведение, по условиям приема которого может быть принятым" [3, 161]. В чем выражались эти «особые» требования для спецпоселенцев оставалось неизвестным, очевидным было только то, что спецпоселенцы ущемлялись в связи с их статусом, определенным для них государством.

Бюрократические препоны, ограничения в свободе передвижения были главным бичом подрастающего поколения в реализации их жизненных планов. Молодежь депортированных народов, вступая во взрослую жизнь, практически сразу отсекалась от многих жизненных перспектив, и в первую очередь при получении образования.

Поступившие же в учебные заведения молодые спецпоселенцы были на особом счету как у преподавателей, так и в комсомольской организации. Так, бывшая, спецпереселенка Е. В. Эрленбуш вспоминает: «В училище — все отлично. Выполняю комсомольские поручения, но в комсомол мне нельзя. По окончании училища получила право продолжать учебу. Педсовет рекомендует меня в Ленинградский пединститут. Нельзя. Прошусь в Омский. Нельзя. Мне и диплома не дали. Отнесли его в учительский институт» [4, 288].

В условиях режима спецпоселения дискриминация прав молодых спецпереселенцев была распространенным явлением и зачастую приводила к ломке молодых судеб, озлобляя их, толкая на правонарушения. Так, в одном из документов «О работе со спецпереселенческой молодежью в Акмолинской области» описывается случай с ингушем, учащимся средней школы г. Акмолинска, который, закончив 10 класс на «отлично», не был награжден ни золотой, ни серебряной медалью. Желая учиться дальше, через горком комсомола получил разрешение на выезд в г. Алма-Ату, где поступил в КазГУ, но вскоре был исключен за драку. В том же документе констатировалось: «Большая вина ложится на нас за преступления и проступки, совершенные молодежью спецконтингента. Фактов этих очень много, и объясняются они также отсутствием политико-воспитательной работы, предоставлением молодежи самим себе или прекращением работы с этими товарищами» [6, 174].

Несмотря на констатацию подобных фактов, местные органы власти в период тоталитарного режима, пропитанного духом подозрительности, не желали брать на себя смелость отстаивать права спецпереселенцев. В ситуации безысходности и несправедливости определенная часть молодежи вставала на преступный путь. Такой выбор их жизненного пути также был следствием сохранявшегося режима спецпоселения, подавлявшего человеческое достоинство, вынуждавшего совершать преступления, за которыми наступали новые наказания.

В условиях спецпоселения было нелегко и взрослым. Не только получение высшего образования, но и трудоустройство по специальности для спецпереселенцев было определенной проблемой. В условиях режима спецпоселения многие квалифицированные кадры не могли себя реализовать на профессиональном поприще, в частности, к работе по специальности не привлекались учителя. В послевоенные годы в республике развивалось среднее образование, которое коснулось как детей спецпоселенцев, так и учителей из их числа. Учителя-спецпоселенцы получили возможность работать в школе и вернуться к педагогической деятельности. Вместе с тем их работа была под постоянным контролем, существовал специальный приказ Министерства просвещения Казахской ССР, по которому учителя спецпереселенцы освобождались от преподавания гуманитарных дисциплин [3, 162−163].

Недоверие к спецпоселенцам, в том числе и к учителям, было предсказуемым, так как во внимание бралось не только то, чему учил педагог, но и кого он воспитывал из своих учеников — патриота или врага советского строя. Большинство учителей из спецпереселенцев согласно этому приказу работали только в начальных классах или были учителями точных наук. Государство стремилось предупредить возможность каких-либо неприятных для власти эксцессов, которые могли исходить от учителей-спецпереселенцев. Поэтому все они были «охвачены политучебой в системе политпросвещения вместе со всеми другими учителями» [3, 162−163].

Идеологическая работа, проводимая партийными и советскими органами среди спецпоселенцев, с течением времени давала свой эффект. Государству удалось вовлечь спецконтингент в активный трудовой и общественно-политический процесс. Одним из проявлений этой политики стало активное участие спецпереселенцев в социалистическом соревновании.

Спецпоселки, созданные в Северном Казахстане в период депортаций, со временем укрупнялись, становясь важными хозяйствующими субъектами в областях. Дальнейшее их развитие порождало новые проблемы, а именно: поиск грамотных специалистов, решение кадровых вопросов. Трудовые достижения спецпереселенцев не могли не привести к изменению отношения местных органов власти к спецпереселенцам. В первую очередь это выразилось в выдвижении на руководящие должности в МТС, колхозах, бригадах наиболее добросовестных и ответственных работников из спецпереселенцев. Подобные факты отмечались в ряде районов, где большую часть населения составляли спецпереселенцы. Так, в Рузаевском районе Кокчетавской области отмечали: «Из числа спецпереселенцев на руководящей работе в МТС, колхозах и аппарате райотдела сельского хозяйства по состоянию на 20 августа 1951 г. работают 23 человека, из них немцев — 20, ингушей — 2, членов ВКП (б) — 2 человека. … Многие из вышеперечисленных являются передовиками сельского хозяйства: бригадир тракторного отряда Старобельской МТС Шнайдер Я. А. сэкономил 4154 кг горючего. Бригадир тракторной бригады Шарыкской МТС Бредгауэр в течение нескольких лет держит первенство по району и несколько раз отмечался на районной и областной Досках Почета» [3, 161−162].

Подобная практика поощрения на производстве объясняется как малочисленностью в спецпоселках специалистов из числа местных жителей, так и необходимостью использования авторитета передовиков в улучшении управления другими спецпоселенцами. Назначая людей на руководящие должности из среды опытных спецпоселенцев, государство пыталось укрепить контроль за ними и сгладить сохранявшуюся неприязнь к местным органам власти, которая, по понятным причинам, сохранялась в среде спецконтингента.

В целом назначение и выдвижение спецпоселенцев на руководящую работу не носило массового характера: «Они занимали невысокие и исключительно хозяйственные руководящие должности: заведующих фермами, бухгалтеров, агрономов и т. п. Понятно, что это не было случайно: если сталинский режим депортировал данный контингент населения, ставил его на спецучет, то отнюдь не для предоставления высоких и ключевых постов» [7]. Следует отметить, что для спецпереселенцев такая практика выдвижений была хоть какой-то моральной отдушиной в условиях режима спецпоселения и позволяла постепенно укреплять их позиции в новых местах поселения. За годы жизни в условиях режима спецпоселения многие из их числа были представлены к правительственным наградам за свои достижения в трудовой деятельности. Так, только по Келлеровскому району Кокчетавской области были награждены: «орденами и медалями 4952 человека, из них. медалью „За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941;1945 гг.“ по району 4213 человек, орденами: Ленина — 4 человека, Трудового Красного Знамени — 18 человек, Красной Звезды — 1 человек, Отечественной войны — 1 человек, „Знак Почёта“ — 3 человека» [3, 187].

Анализируя подобную статистику, не следует обманываться, считая, что отличившиеся спецпоселенцы находились в каком-то особом привилегированном положении. Награждение спецпоселенцев медалями и орденами являлось лишь констатацией их ударного труда, которую, местные органы власти не могли отрицать. Поощрения и награждения спецпоселенцев государством были очередным фарсом: они никоим образом не сказались на условиях жизни этих людей.

Данная противоречивая статистика охватывает и депортированных чеченцев и ингушей. В информации секретаря ЦК КП (б)К Ж. Шаяхметова секретарю ЦК ВКП (б) П. Пономаренко о трудовом и хозяйственном устройстве спецпереселенцев за 1949 г. отмечается: «Основная масса трудоспособных выселенцев относится к труду добросовестно, многие из них получили и получают в данное время премии, поощрения и правительственные награды. Всего орденами и медалями Советского Союза за время нахождения в Казахстане награждены 8843 чел., в том числе орденом Ленина 22 чел., орденом Трудового Красного Знамени — 23 чел. и орденом Красной Звезды — 5 чел.» [6, 166].

Был среди спецпоселенцев представитель, добившийся исключительных успехов в трудовой деятельности. Так, за свой самоотверженный труд в 1951 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР поляку И. А. Женскому было присвоено звание Героя Социалистического Труда. После этого события УМГБ по Кокчетавской области ходатайствовало о снятии Иосифа Адольфовича Женского с учета спецпоселения, однако МГБ КазССР 15 ноября 1952 г. возвратил материалы и сообщил, что И. А. Женский на учет спецпоселения взят правильно и на основании приказа МГБ и прокуратуры СССР № 187/64сс от 20 марта 1952 г. снятию с учета спецпоселения не подлежит [3, 188].

Таким образом, стремление представителей депортированных народов снять с себя ярлык «спецпоселенец» не давало результатов даже благодаря упорному труду. За годы спецпоселения депортированные народы внесли огромный вклад в укрепление экономической базы республики, и массовые трудовые подвиги являются тому подтверждением. Однако высокие достижения в труде спецпереселенцев не давали им ни какого-либо смягчения режима, ни даже моральной реабилитации.

В подтверждение этому следует отметить, что характер отношений местных исполнительных органов власти к спецпоселенцам со временем принципиально не изменился. Случаи пренебрежительного отношения, недоверия к спецпереселенцам сохранялись. Во многих документах отмечалось, что местные исполнительные органы власти слабо ведут политико-воспитательную работу, агитационные кампании должны быть направлены на формирование у спецпоселенцев сознания, соответствующего советским идеалам.

Для усиления политико-воспитательной работы центральные исполнительные органы власти рекомендовали привлекать к работе на местах коммунистов и комсомольцев из числа самих спецпоселенцев. В то же время у спецпереселенцев возникало немало проблем как в восстановлении, так и при вступлении в партийные ряды. С уверенностью можно констатировать, что годы тоталитарного режима сделали осторожными не только спецпоселенцев, но и самих руководителей местной власти, которые относились к коммунистам из числа спецконтингента с большим недоверием. Так, в Щучинском районе Кокчетавской области при проверке местных партийных организаций было отмечено: «Все секретари первичных партийных организаций там, где мы их посетили, имеют ошибочное представление о том, что „есть ли необходимость, проведения агитационно-пропагандистской работы среди этой категории людей?“ Они с большим недоверием отнеслись к использованию в агитационной работе коммунистов и комсомольцев из числа спецконтингентов. работающие на предприятиях, [в] учреждениях и колхозах спецпоселенцы совершенно мало привлекаются к общественной работе, и является абсурдным [положение], когда большинство коммунистов и комсомольцев из спецконтингента не имеют соответствующих поручений» [3, 178].

Руководители местных партийных органов в силу своей осторожности игнорировали указания сверху, делая коммунистов из числа спецпоселенцев изгоями как в собственных рядах, так и в среде спецпоселенцев. Спецпоселенческое население не могло не анализировать подобное отношение властей к коммунистам из их числа, что вызывало в итоге неоднозначные настроения. Для коммунистов спецпоселенцев подобная практика становилась новым ущемлением их прав. Подобные факты были и в других районах области. Так, в «Рузаевском районе Кокчетавской области председатель райисполкома т. К. предложил не приглашать на партийные собрания коммунистов-спецпереселенцев» [6, 145].

Следует отметить, что коммунисты и комсомольцы из спецпереселенцев, которые должны быть в авангарде общественных событий и планов партийной организации, оказывались в стороне из-за недоверия к ним. Непоследовательность в работе местных партийных органов в отношении этой категории спецпоселенцев была порождена неправовым характером депортаций, когда высылали всех, в том числе коммунистов, комсомольцев, а после войны в этом статусе спецпоселенцев оказались ветераны войны из числа депортированных народов. В такой ситуации местным партийным органам было нелегко найти подход к решению их проблем, взять ответственность на себя, поэтому чаще всего они ссылались на правительственные указы и постановления, по которым спецпоселенцы характеризовались как неблагонадежные люди.

Таким образом, тон в отношениях местных органов власти со всеми спецпереселенцами задавали те постановления, на основании которых была произведена депортация. Вследствие недоверия и настороженности возникала напряженность во всем обществе. Депортированные народы подвергались всевозможным унижениям. Большинство спецпереселенцев подвергались идеологической «обработке» по месту работы и учебы. Особенно политико-воспитательная работа активизировалась в период проведения каких-либо масштабных мероприятий советского государства. В период выборов, подписки к займам государства партийные органы взывали к сознательности спецпоселенцев, напоминая о том, что они пользуются всеми правами граждан СССР, с некоторыми лишь ограничениями в правах передвижения. Спецпереселенцы всех национальностей вместе с местным населением участвовали в предвыборных мероприятиях: собраниях, изучении законодательства о выборах, и пр. Как и местное население, не имея других альтернативных кандидатур на выборах, они заявляли о поддержке «кандидатов блока коммунистов и беспартийных». Вместе с этим сами спецпоселенцы практически не имели шансов быть избранными в советские органы власти.

Несоответствие декларируемых прав их реализации, предвзятое отношение властей вызывали противоречивые мысли и настроения, деформировали сознание и психику спецпоселенцев. Годы тоталитарного режима, доносы, угрозы, ожидание худшего сделали большинство спецпоселенцев осторожными, многие ушли в «себя», затаив обиду.

Государство и его институты, с момента депортации народов и в течение всех лет существования спецпоселенческой системы в стране, проводили антигуманную, противоречащую правам человека силовую политику. Местные органы власти исполняли функцию не только по приему, размещению и трудоиспользованию депортированных народов, но и обеспечивали контроль за проведением хозяйственных, общественно-политических кампаний, отслеживали настроения спецпереселенцев на протяжении всего существования данной системы. Лишь смерть в 1953 г. И. В. Сталина и дальнейшая политическая оттепель позволили сломать систему спецпоселений и начать освобождение людей. Однако до полной реабилитации было еще далеко. Люди, жившие в условиях спецпоселения, испытывавшие голод и принудительную работу, в большинстве своем становились физическими и душевными инвалидами.

спецпоселенец правовой власть послевоенный.

• 1. Бугай Н. Ф. Свидетельствуют архивы НКВД-МВД // История СССР. — 1992. — № 1. — С. 125, 126.
• 2. История Российских немцев в документах (1763−1992 гг.). — М.: Международный институт гуманитарных программ. — 1993. — С. 176.
• 3. Из истории немцев Казахстана (1921;1975 гг.). Сборник документов / Сост. И. Н. Бухонова, Т. Б. Митропольская, Е. А. Алпатов и др. Архив Президента РК. — Алматы Готика, 1997.
• 4. Трагедия и прозрение. Сборник архивных документов и воспоминаний жертв голода и политических репрессий. — Петропавловск, 2002.
• 5. Из истории поляков в Казахстане (1936;1956 гг.). Сборник документов. Архив Президента РК. / Отв. редактор Л. Д. Дегитаева. — Алматы: ТОО «Издательский дом „Казахстан“», 2000. — С. 166.
• 6. От депортации к интеграции: документы и материалы, посвященные 60-летию депортации чеченцев и ингушей в Казахстан: Международный фонд гуманитарной помощи «Нур» / Сост. Е. М. Грибанова, А. А. Гунашев, А. С. Зулкашева, Л. Н. Сапонова. — Алматы: Д? уір, 2004.
• 7. Кронгардт Г. К. Немцы в Кыргызстане 1880−1890 гг. — Бишкек: Илим, 1997. — С. 254.