Вербальные и невербальные средства коммуникации в блоге

Креолизованный текст как часть процесса коммуникации

На сегодняшний день не существует единого и общепризнанного определения понятия «текст». В частности, Д. С. Лихачев отмечал, что текстовые явления отличаются от нетекстовых в первую очередь в силу их языковой сущности, т. е. к текстам относится то, что может считаться «языковым выражением определенного смыслового ряда» [Лихачев, 2001:130].

Флойд Меррелл, основываясь на сведениях, полученных из области кибернетики и исследований Ч. С. Пирса, создал теорию по анализу любых текстов, изложенную в труде «A semiotic theory of texts» («Семиотическая теория текстов»). В этой работе ученый утверждает, что текст и язык не являются одним и тем же, что язык — это средство, что тексты используют язык для передачи информации о мире и о других текстах на сознательном и несознательном уровнях [Merrell, 1985:5−6]. Тексты, по мнению исследователя, основаны на «символьных системах», каждая из которых состоит из набора письменных знаков, организованных в письменном тексте с целью передачи определенной информации [Merrell, 1985:11]. Такая точка зрения согласуется с мнением Е. И. Варгиной, которая отмечает, что «текст есть некая последовательность знаков, которая сама является знаком и значение которой несводимо к значениям составляющих ее частей, поскольку целостность есть неотъемлемое свойство текста» [Варгина, 2004:20]. Именно такого понимания понятия «текст» мы и будем придерживаться в данной работе.

В современной науке многими учеными разделяется та точка зрения, согласно которой текст может включать в себя как вербальные, так и невербальные элементы. В частности, В. А. Миловидов пишет: «Современная культурология считает текстом как словесные, так и несловесные сообщения (ритуал, музыка, кинематограф, живопись, город как архитектурный „текст“, составленный градостроителем, ментальность и т. д.)» [Миловидов, 2015:14]. В. Е. Хализев указывает, что «существуют несловесные тексты, обращенные впрямую к зрению…, или к слуху…, либо к зрению и слуху одновременно» [Хализев, 2013:242]. Д. С. Лихачев также в свое время отмечал, что «в области графики могут быть явления, относящиеся к тексту», т. е. такие, которые имеют «элемент смысла», важный для понимания текста (к примеру, использование различных шрифтов для выделения в тексте отдельных частей) [Лихачев, 2001:130].

Понятие текста тесно связано с понятием коммуникации (общения). М. М. Назаров отмечает, что существуют два разных подхода к пониманию процесса коммуникации: в первом случае говорится «о процессе передачи информации», а во втором понятие используется «для обозначения акта общения между людьми посредством передачи символов, целью которого является взаимопонимание» [Назаров, 2010:11]. В данном исследовании мы обращаемся ко второму подходу, однако, на наш взгляд, целью и сущностью акта коммуникации является воздействие, т. е. «любое изменение состояния объекта» [Варгина, 2004:39]. Сходной точки зрения придерживается и Е. И. Горшкова, которая в своем исследовании блогов рассматривает коммуникацию как «процесс, в ходе которого говорящий / пишущий вовлекает другого (человека) в сферу своих взаимодействий с миром с целью оказать на этого другого ориентирующее воздействие, то есть изменить в той или иной степени состояние среды, в которой находится адресат, так, чтобы это изменение вызвало со стороны адресата ту или иную поведенческую реакцию» [Горшкова, 2013:7].

Вместе с тем, с нашей точки зрения, нельзя отрицать связь процесса коммуникации с информационным обменом. Как отмечается в работе Ю. А. Сорокина и Е. Ф. Тарасова, передача информации может рассматриваться как часть механизма воздействия [Сорокин, Тарасов, 1990:182]. Коммуникация построена вокруг процесса обмена информацией, который включает в себя понятия о содержании, которое сообщает отправитель, и содержании, которое воспринимает получатель. Отправитель сообщения (информации) — адресант, получатель сообщения (информации) — адресат. При этом Е. И. Варгина отмечает, что «текст — это всегда воздействие, единомоментное или отложенное, непосредственное или опосредованное, воздействие на адресата данного конкретного текста, на культуру и общество в целом» [Варгина, 2004:3]. Исходя из этого положения, в данной работе мы будем рассматривать адресанта (автора текста) как источник воздействия, адресата (читателя текста) как объект воздействия, а текст как способ воздействия адресанта на адресата, осуществляемый посредством передачи определенной информации в рамках процесса коммуникации. В основе создания любого текста лежит определенная авторская интенция.

Говоря об адресанте и адресате, следует подчеркнуть несколько важных моментов. Во-первых, В. Е. Хализев отмечает, что в сфере искусствоведения под автором понимается: 1) реальный создатель художественного произведения; 2) изображение автором в тексте самого себя; 3) «художник слова, присутствующий в его творении как целом, имманентный произведению» [Хализев, 2013:96−97]. В последнем случае речь идет о том, что в организации произведения и в той информации, которая в этом произведении сообщается, видна индивидуальность адресанта, его творческое начало.

Во-вторых, Ю. А. Сорокин и Е. Ф. Тарасов, анализируя плакаты и плакатное творчество, указывают, что в условиях, когда люди не могут контактировать лицом к лицу, функции коммуникации ложатся на плакат, именно он организует общение [Сорокин, Тарасов, 1990:182−183]. Именно поэтому, как считают исследователи, авторы должны со всей ответственностью подходить к созданию плакатов, четко представляя себе, чего они хотят добиться. С нашей точки зрения, данное наблюдение применимо к любому произведению, к любому тексту в принципе. При этом актуализируется вопрос о том, как необходимо выстроить текст, чтобы достичь взаимопонимания. Адекватная передача сообщения требует «владения адресатом и адресантом идентичными кодами», но поскольку люди разные, то в реальности соблюдение этого условия возможно только в относительной степени [Каминская, 2006:6−7]. В итоге адресат может понять смысл текста полностью или частично, может не понять его вовсе, а, кроме того, он, на что обращает внимание Н. С. Валгина, может «извлечь из текста, да и из отдельного высказывания, гораздо больше информации, чем предполагал вложить в него автор, в частности информацию о самом авторе» [Валгина, 2004:246]. Кроме того, Ф. Меррелл в своей работе рассматривает вопросы явного и неявного (интуитивного) знания и указывает, что человек может интуитивно постигать информацию, заложенную в стихотворении [Merrell, 1985:28,34−36]. При этом текст можно рассматривать как поле для диалога между автором и реципиентом (читателем, если говорить о письменном тексте) [Миловидов, 2015:104; Варгина, 2004:24]. Диалогизм здесь проявляется как в том, что, конструируя текст, автор стремится подстроиться к коду адресата и вступает в некую беседу с ним, так и в том, что, пытаясь понять текст, реципиент занимает активную позицию, становясь соучастником беседы, присваивая мысли, соглашаясь или не соглашаясь и т. д.; «диалогический характер любого текста» связан с тем, что «процессы порождения и понимания текста оказываются соединенными воедино» [Варгина, 2004:24].

В-третьих, необходимо отметить, что созданный текст для адресанта является результатом деятельности, а для адресата материалом для деятельности (интерпретации) [Валгина, 2004:8]. Если добавить к этому проблему адекватности интерпретации текста и диалогический характер текста, то становится очевидно, что есть два полярных направления в изучении текста: «со стороны запрограммированного сообщения, в самом широком смысле слова, и со стороны возможных толкований информации, заложенной в этом сообщении» [Гальперин, 2007:23−24]. В силу этого мы в нашей работе не можем применять методику, разработанную Ф. Мерреллом, поскольку исследуем механизмы текстопостроения, используемые авторами произведений, в то время как интерес этого ученого направлен больше на «слушающего», на читателя [Merrell, 1985:4].

Необходимо также упомянуть про соотношение текста и речи. Е. И. Варгина отмечает, что «противопоставление языка и речи, т. е. языка в его сущности и языка в его явлении, не является абсолютным» и что есть вещи, которые являют собой единство этих противоположностей [Варгина, 2004:21]. Одной из таких вещей, по мнению исследовательницы, и является текст. Ранее похожую мысль высказывал Г. П. Щедровицкий, который в своей работе отмечал, что если «пытаться определять „язык“ как знаковую систему, то … язык — это речевые тексты, нормируемые в одном из своих аспектов системами семиотических знаний» [Щедровицкий, 1995:544]. Таким образом, мы можем с полным правом использовать понятие «речевое воздействие» применительно к текстам.

Коммуникация XX и XXI века характеризуется насыщенностью визуальной информацией. Эта особенность современной коммуникации способствовала тому, что ученые стали проявлять больше интереса к изучению паралингвистических средств текста и речи. Паралингвистика получила развитие в 50-е годы XX века [Колшанский, 2010:11]. Изначально ученые занимались преимущественно изучением экстралингвистических характеристик звучащей речи (интонация, паузация, индивидуальные особенности речи). Как пишет Е. Е. Анисимова, «систематическое изучение паралингвистических средств письменной коммуникации в лингвистике начинается лишь в 70-е годы» [Анисимова, 2003:5]. Г. В. Колшанский, в частности, отмечает: «В зависимости от условий общения в устной или письменной форме паралингвистические способы компенсации речевого акта могут быть подвижными (движение руки, пожимание плечами, движущиеся знаки мультипликационного характера) или неподвижными (материальная ситуация — расположение окружающих предметов, обозначения в тексте, символы)» [Колшанский, 2010:52].

В начале 1990;х годов Ю. А. Сорокин и Е. Ф. Тарасов ввели в отечественную лингвистику понятие «креолизованный текст»: «креолизованные тексты (КТ) — это тексты, фактура которых состоит из двух негомогенных частей: вербальной (языковой/речевой) и невербальной (принадлежащей к другим знаковым системам, нежели естественный язык)» [Сорокин, Тарасов, 1990:180−181]. Е. Е. Анисимова уточнила понятие письменного креолизованного текста: «применительно к письменной коммуникации к креолизованным текстам относятся тексты, доминанту поля паралингвистических средств которых образуют иконические (изобразительные) средства» [Анисимова, 2003:8]. Однако развитие интернета и компьютерных технологий сегодня заставляет нас пересмотреть отношение к письменным в своей основе текстам. В частности, Е. Н. Галичкина, исследуя компьютерный дискурс, отмечает: «Креолизованные тексты включают в себя собственно буквенные, образно-зрительные и образно-слуховые компоненты. Креолизованный текст имеет дополнения трех типов: картинки, аудиои видеовставки» [Галичкина, 2004:58].

В настоящее время активно используется более широкое понятие «поликодовый текст», отражающее «только один, центральный и основообразующий признак анализируемых текстов — поликодовость, сочетание знаков различных семиотических систем» [Ворошилова, 2013:18]. Также существуют и другие понятия для определения текстов с негомогенной (разнородной) структурой: «синкретические сообщения» Р. О. Якобсона; «лингвовизуальный комплекс» Л. М. Большияновой, «изовербальный комплекс» А. А. Бернацкой; «изоверб» А. В. Михеева [Бернацкая, 2000:105−106]. Отмечая наличие более 20 вариантов понятия «креолизованный текст», М. Б. Ворошилова предлагает собственное определение данного феномена: «Креолизованный текст — текст, обладающий сложной формой, то есть основанный на сочетании единиц двух и более различных семиотических систем, которые вступают в отношения взаимосвязи, взаимодополнения, взаимовлияния, что обусловливает комплексное воздействие на адресата» [Ворошилова, 2013:16, 22]. Поскольку наше исследование посвящено взаимодействию вербальных и невербальных компонентов, то мы будем использовать понятие «креолизованный текст».

А.А. Бернацкая отмечает, что небесспорно употребление понятия «иконический компонент» для обозначения изобразительного компонента изовербального комплекса хотя бы уже потому, что текст в принципе ориентируется на иконичность [Бернацкая, 2000:106]. В той же работе критикуется практика употребления понятия «визуальный компонент» для обозначения изобразительных средств, поскольку «в письменной форме сообщения любого типа словесный тип так же визуален, как любой другой» [Бернацкая, 2000:106]. В нашем исследовании мы будем преимущественно употреблять понятия «вербальный компонент», «невербальный компонент», «изобразительный компонент» для обозначения частей креолизованного текста.

Е.Е. Анисимова утверждает, что «с позиции коммуникантов, креолизованный текст не отличается принципиально от гомогенного [однородного — примеч. наше] вербального текста, ему присущи те же текстовые категории» [Анисимова, 2003:17]. Та же исследовательница отмечает, что «c точки зрения семиотики иконический язык принципиально не отличается от вербального языка» [Анисимова, 2003:11]. Креолизованный текст не является суммой вербального и невербального компонентов, значения слов и изображений «интегрируются и образуют сложно построенный смысл», «между вербальной и изобразительной частями устанавливаются разные корреляции» [Анисимова, 2003:11].

За рубежом функционирование вербальных и невербальных компонентов в текстах изучается в рамках направления, которое получило название «visual semiotics» («визуальная семиотика»). Как отмечает Фернанда Сент-Мартен, визуальная семиотика предусматривает изучение визуальных представлений, которые являются частью процесса символизации, а не всех видимых объектов [Saint-Martin, 1994:375]. В рамках это направления признается, что в основе организации нашего мышления лежат знаки, которые можно перевести в вербальную или невербальную форму [Saint-Martin, 1994:375]. Направление получило развитие в Европе в 1960;х годах. Ф. Сент-Мартен отмечает, что поскольку не существует такого понятия как «чистый цвет», то возникает проблема соотнесения изображений и их вербального представления, так как означающее не имеет здесь какого-либо конкретного означаемого [Saint-Martin, 1994:379]. Особый статус также получает категория пространства, поскольку по мысли отдельных ученых, в отличие от времени, пространство относится к уровню бессознательного и является проекций нашей психики [Saint-Martin, 1994:382−383]. Важной представляется нам и мысль о возможности параллельного восприятия слова и вещи, причем о параллельном восприятии можно говорить как в случае с вербальными, так и в случае с визуальными представлениями [Saint-Martin, 1994:393]. С нашей точки зрения, это позволяет предположить, что вербальный и невербальный компоненты не являются вторичными по отношению друг к другу. Эта точка зрения противоречит мнению отечественных ученых, в частности позиции А. А. Бернацкой и Г. В. Колшанского, которые утверждали, что невербальные системы знаков вторичны по отношению к вербальным [Бернацкая, 2000; Колшанский, 2010].

Обратимся теперь к текстовым категориям, которые, как отмечалось нами ранее, присущи и креолизованным текстам. Ю. М. Лотман, занимаясь исследованием художественных текстов, выделял такие характеристики текста как выраженность («текст зафиксирован в определенных знаках и в этом смысле противостоит внетекстовым структурам»), отграниченность (текст имеет границу, состоит в оппозиции ко всем знакам, не вошедшим в этот текст), структурность («тексту присуща внутренняя организация, превращающая его на синтагматическом уровне в структурное целое»; данный параметр связан с отграниченностью) [Лотман, 1998:61−63]. И. Р. Гальперин в числе прочих отмечает такие важные характеристики текста как информативность, связность, целостность, модальность, интеграция и завершенность [Гальперин, 2007]. Основным признаком модальности ученый называет «отношение говорящего (пишущего) к действительности»; категория присуща «языку в действии, т. е. речи, и поэтому является самой сущностью коммуникативного процесса», многие исследователи рассматривают ее «как выражение реальности/ирреальности высказывания» [Гальперин, 2007:113−114]. Понятие связности И. Р. Гальперин рассматривает в рамках когезии. «Когезия … это формы связи — грамматические, семантические, лексические — между отдельными частями текста, определяющие переход от одного контекстно-вариативного членения текста к другому. Интеграция — это объединение всех частей текста в целях достижения его целостности» [Гальперин, 2007:125]. Понятие о завершенности текста исследователь соотносит с наличием названия или первого предложения (зачина), осуществляющего функцию заголовка: «Завершенность ставит предел развертыванию текста, выявляя его содержательно-концептуальную информацию, имплицитно или эксплицитно содержащуюся в названии» [Гальперин, 2007:5,135]. Многие исследователи, в частности Е. Е. Анисимова, Н. С. Валгина, М. Б. Ворошилова, в числе основных текстовых категорий выделяют только целостность и связность [Анисимова, 2003; Валгина, 2004; Ворошилова, 2013]. Е. Е. Анисимова пишет: «Под целостностью понимается единство текста, его способность существовать в коммуникации как внутренне и внешне организованное целое. Связность заключается в содержательной и формальной связи частей текста» [Анисимова, 2003:17]. Отметим здесь, что приводимая Ю. М. Лотманом характеристика «структурность» фактически является слиянием понятий целостность и связность. Нам представляется, что в числе основных характеристик текста, четко характеризующих его и позволяющих выделить один текст в ряду других, должны быть названы целостность и связность (в их понимании Е.Е. Анисимовой), выраженность и ограниченность (в их понимании Ю.М. Лотманом). Остальные отмеченные характеристики текстов можно понимать как выражение тех или иных сторон указанных основных характеристик, либо они являются в большей степени выражением самой сущности процесса коммуникации (в частности, информативность и модальность).

Е.Е. Анисимова делит тексты на 3 категории: тексты «с нулевой креолизацией» (в этих текстах «изображение не представлено и не имеет значения для их организации»), тексты «с частичной креолизацией» («вербальная часть относительно автономна, независима от изображения»), тексты «с полной креолизацией» («вербальная часть не может существовать автономно, независимо от изобразительной части») [Анисимова, 2003:15]. Похожую классификацию текстов приводит и А. А. Бернацкая, выделяя 3 степени креолизации: сильную («с взаимной синсемантией участвующих систем»), умеренную («при явном доминировании одной системы и вспомогательной роли другой»), слабую («когда речь идет о традиционных параязыковых средствах коммуникации (фонационных, кинетических, графических)») [Бернацкая, 2000:109]. Однако если понимать текст как целостное произведение, осуществляющее комплексное воздействие на адресата, то говорить о степени связи компонентов, как это делает Е. Е. Анисимова, на наш взгляд, неправомерно. В противном случае мы, по сути, поднимаем вопросы о том, может ли читатель игнорировать отдельные части текста и насколько при этом изменится его восприятие текста. А эти вопросы уже лежат вне области нашего исследования. Вместе с тем, на наш взгляд, мы можем говорить о доминировании компонентов друг над другом, о гармоничности их связи, как это делает А. А. Бернацкая. Однако, говоря о слабой степени креолизации, А. А. Бернацкая, по сути, отрицает возможность существования «некреолизованных текстов»; «креолизация … неотъемлемое свойство коммуникации и человеческой культуры в целом» [Бернацкая, 2000:109]. Но если в случае с гомогенным вербальным письменным текстом мы всегда имеем дело с тем или иным цветом и размером шрифта, то существование таких явлений как инструментальная музыка (без участия человеческого голоса), на наш взгляд, позволяет говорить о возможности существования «некреолизованных текстов».

В целом отметим, что выяснение связи языка, текста и речи не является целью данного исследования. Однако приведенные данные, на наш взгляд, позволяют с уверенностью констатировать, что креолизованный текст может пониматься как код, состоящий из набора вербальных и невербальных знаков, через взаимосвязь которых автор сообщает реципиенту определенный сложно построенный смысл, тем самым оказывая комплексное целенаправленное воздействие. Креолизованному тексту присущи такие основные характеристики как целостность, связность, выраженность и отграниченность, позволяющие выделить конкретный текст в ряду многих. При этом механизмы текстопостроения, исследованию которых и посвящена наша работа, являются ключевым моментом в процессе коммуникации посредством креолизованного текста и во многом определяют успешность такого общения.