Происхождение и эзотерический смысл сказок. 
Отличие волшебных сказок от литературных

Среди богатств народного эпоса сказки являют собой особую фольклорную форму, основанную на парадоксе реального и фантастичного. Выразительно, с притягательной силой, в доступной для ребенка форме сказки раскрывают исторически сложившиеся национальные и общечеловеческие ценности.

В Древней Руси сказочные жанры, по-видимому, только еще начинали оформляться, выделяясь из синкретичного повествовательного фольклора. Близостью к сказкам дышат многие исторические предания: о змееборце Кожемяке, о Белгородском киселе, о четырех мщениях княгини Ольги древлянам… Древнерусская письменность доносит церковное осуждение «басен человеческих» — по-видимому, широко распространенных. Слово «сказка» в его современном смысле появилось только в XVII в., до этого времени говорили байка или басень (от баятъ — рассказывать).

В XI — XIV вв. русский фольклор обогатился за счет книжных переводов и устных пересказов сюжетов, которые были заимствованы от южных славян и связаны с византийской христианской традицией. Под их влиянием могла усилиться идея сочувствия к слабым и обездоленным, вера в конечное торжество добра и справедливости. В этот период образы змея, дьявола и нечистой силы начали символизировать враждебное христианству язычество.

Постепенно литература приобретала все более светский характер. С конца XVI и на протяжении XVII — XVIII вв. в Россию из Западной Европы стали притекать повести, притчи, сказания, рыцарские романы. Их сборники или отдельные тексты анонимно переписывались грамотными людьми, раз от разу все более меняясь на русский лад и приобретая черты устных сказок. Таким образом, проходя через руки многих читателей, складывалось полулитературное-полуфольклорное явление — «народная книга''. Удовлетворяя разнообразным духовным запросам, она оделась в русское платье и растеклась по всем общественным слоям. Там, где не умели читать, эти произведения начинали пересказывать устно, превращая их в сказки.

В XVII в. и особенно с Петровского времени наряду с народной книгой появился другой тип литературы — книги для народа. Это были произведения, переделанные специально для крестьян; они печатались на грубой бумаге и продавались на ярмарках. Сначала это были только аляповато раскрашенные сатирические картинки с подписями. Со второй половины XVIII в. появились издания с текстами: пересказами рыцарских и сатирических повестей, исторических сказаний, народных сказок, былин. Они печатались анонимно и украшались такими же картинками. Эту продукцию стали называть словом «лубок» — то ли от корзин из липовой коры (луба), в которых вместе с прочим товаром ее разносили по селам коробейники, то ли от самой бумаги, первоначально изготовлявшейся также из луба. Часто лубок был единственной печатной книгой, доступной крестьянам.

Лубок и народная книга обогатили все жанры устной сказки. Через них в русский фольклор пришли многие популярные сюжеты (например, «Финист-ясный сокол», «Иван-царевич и серый волк», «Волшебное кольцо»). Анонимными авторами создавались и оригинальные русские повести, которые затем обрабатывались для лубка. Так, повесть «Гистория о российском матросе Василии Кариотском и о прекрасной королевне Ираклии» сначала превратилась в лубочную сказку «О сильном и храбром рыцаре Портупее-Прапорщике и о прекрасной. королевне Маргарите», а потом в устную: «Портупей-прапорщик». К русским повестям восходят сатирические сказки «Ерш Ершович», «Шемякин суд» и др. В лубок попадали произведения известных русских писателей, почти всегда переделанные и утратившие имя автора. Например, через лубок в устный репертуар народа перешла «Сказка о рыбаке и рыбке» А. С. Пушкина, источником которой является немецкая сказка из сборника братьев Гримм. А пушкинская «Сказка о царе Салтане», также разошедшаяся в лубочных изданиях, не оставила в устной традиции заметного следа — народ дорожил собственным сюжетом о чудесных детях царицы, не принял его авторской переделки.

В XVIII в. Европа познакомилась с большим многотомным сводом индийских, персидских и арабских сказок — сборником «Тысяча и одна ночь». Он был переведен сначала на французский, а с французского на все европейские языки, в том числе и на русский. В результате многие европейские народы, и среди них русский, стали рассказывать восточные сказки: «Дух в бутылке (кувшине)», «Лампа Аладина», «Два брата и сорок разбойников (Али-Баба)» и ряд других. Так, из этого сборника в русский фольклор перешла восточная версия сюжета «Чудесные дети» — «Поющее дерево и птица-говорунья» .

Глубокий след в сказке оставили земледельческие культы земли, воды, солнца. В сказке, чтобы перевоплотиться, нужно удариться о сыру землю. Разнообразной волшебной силой обладает вода: оживляет мертвого, омолаживает старого, дает зрение слепому, делает героя сильным, а его врага слабым. Неотъемлемой художественной чертой жанра является красочное сияние золотых предметов сказочного мира — в данном случае эпитет «золотой» обозначает цвет солнца.

Такой его смысл золотые предметы сказки раскрывают в своих функциях. Например, в сказке «Сивко-Бурко» царевна пометила своего жениха золотым перстнем, от прикосновения которого у него как солнце во лбу воссияло.

Волшебная сказка несет в себе разнообразные следы тотемистических верований. С древними представлениями о супруге-тотеме связаны сказки о чудесных невестах и женихах. Главный герой часто вступает в союз с невестой-птицей. Отзвуком древних брачных обрядов является их первая встреча у воды: на берегу моря, реки или озера.

Устойчиво повторяется одна и та же ситуация: герой прячется, в это время прилетают три утицы, опускаются на берег, превращаются в девушек и идут купаться. Пока они купаются, герой похищает одежду (или крылышки) одной из девушек. Накупавшись, сестры улетают, а она обращается к похитителю с ритуальным вызовом: «Отзовись, — говорит, — кто взял мои крылышки? Коли стар человек — будь мне батюшка, а старушка — будь мне матушка; коли млад человек — будь сердечный друг, а красная девица — будь родная сестра! Герой выходит из укрытия, и девушка подтверждает свою клятву: Давши слово, нельзя менять; иду за тебя, за доброго молодца, замуж!

С тотемистическими верованиями связаны сюжетные мотивы о чудесном рождении богатыря. Одна из таких сказок — «Иван — Медвежье» ушко" :

Жиу поп. У попа была попадья очень красива, и ходил медвидьи три года на нее зарился. На цетвертый ее и увел. Вот жить им, *жить -^ родился сын, нарекнули имя: Иван, Медвежье ушко. Иван Медвежье ушко растет не по дням и цясам, и вырос он большой и говорит матери: «Цъто же, мама, у нас тятенька мохнатый, а мы не мохнатые?» — «А то, цьто, Ваня, -мы руськие, а ен зверь лесовой». — «Пойдем-ко, матушка, на святую Русь!» .

Тотемом-прародителем была также рыба. В сказке «Бой на калиновом мосту» бездетный царь велит зажарить и подать царице златоперую щуку. Царица ее съела, одно перышко попробовала кухарка, а очистки слизала корова. В результате все трое родили по богатырю: голос в голос и волос в волос.

Особенно часто животные-тотемы являются чудесными помощниками героя. Они могут быть связаны с умершими родителями. Девушке-сироте помогает корова («Мачеха и падчерица»), а Иванушке — конь («Сивко-Бурко»).

Конь всегда сопутствует герою волшебной сказки. Он связан с солнцем и тридесятым царствам. Чудесный сказочный конь — в звездах, с месяцем и солнцем, с золотыми хвостом и гривой — появляется ночью и излучает ослепительный свет.

Первоначально сказка была рассчитана на взрослого, способного через художественное слово — «из уст в уста» — передавать ее содержание детям, создавая приоритетную установку на целенаправленное восприятие. Все важно здесь: и форма, и содержание, и художественное преподнесение текста с учетом возраста, но самое главное — умение в трактовке сохранить изюминку народной мудрости. Иными словами, знакомя ребенка со сказкой, взрослый должен задуматься: что же лежит в основе ее содержания, с какой целью она создана первым автором (чему-то научить, удивить или позабавить)? Должен понять, благодаря каким ценностным ориентациям эта сказка представляет интерес и для современного ребенка. Вышеизложенное позволяет заметить: для практической работы необходимы знания по фольклористике народной сказки, чтобы методически грамотно раскрыть детям богатство национальной культуры.

Изучению русского фольклора посвятили свои работы братья Б. и Ю. Соколовы, А. И. Никифоров, Н. П. Андреев, А. Н. Афанасьев, В. Я. Пропп и многие другие. Ученые по-разному трактовали сказку. Одни стремились охарактеризовать сказочный вымысел как независимый от реальности, другие желали понять, как в фантазии сказок преломилось отношение народных рассказчиков к окружающей действительности. Третьи исследователи сказкой называли все, что «сказывалось» (Ю. М. Соколов).

Что же понимать под занимательным фантастическим вымыслом? Ведь даже в детской прибаутке или потешке есть фантастический вымысел и занимательность.

Попытку отличить сказку от других жанров фольклора предпринял более 100 лет назад К. С. Аксаков. Он считал, что сказка и песня разнятся: «сказка — складка (вымысел), а песня — быль». Аксаков подчеркивал, что самое характерное для сказок — вымысел, причем сознательный. С Аксаковым не соглашался известный фольклорист А. Н. Афанасьев. Он не допускал мысли, что «пустая складка» могла сохраняться у народа в продолжение ряда веков. А. Н. Афанасьев считал, что сказка не пустая складка, она вызвана действительностью, какими-то объективными реалиями жизни народа. Как замечает современный ученый-фольклорист В. П. Аникин, он был прав, хотя исходил из особого, мифологического понимания генезиса сказки.

Признак, принятый Аксаковым за существенный для сказочного повествования, был положен с некоторыми уточнениями в основу определения сказки, предложенного советским фольклористом А. И. Никифоровым. Никифоров писал: «Сказки — это устные рассказы, бытующие в народе с целью развлечения, имеющие содержанием необычные в бытовом смысле события (фантастические, чудесные или житейские) и отличающиеся специальным композиционно-стилистическим построением». Поясняя смысл своего определения, Никифоров указывал на «три существенных признака» сказки: «первый признак — целеустановка на развлечение слушателей»; «второй признак современной сказки — необычное в бытовом плане содержание»; «наконец, третий важный признак сказки—особая форма ее построения». Ученый уточнил смысл народного изречения: «Сказка—складка (вымысел)», говоря о «целеустановке на развлечение» и о «необычном» как о характерной примете содержания сказок.

Известный советский сказковед Э. В. Померанцева принимает эту точку зрения, определяя народную сказку как эпическое устное художественное произведение, преимущественно прозаическое, волшебное или бытовое по характеру с установкой на вымысел.

Некоторые современные исследователи фольклора, указывая на фантастику как самый существенный признак сказок, не видят связи фантастического вымысла с реальностью (В. Я. Пропп). Другие же авторы, как В. П. Аникин, обращаясь к трудам М. В. Ломоносова о природе фантастического в искусстве, проводят исторические параллели. Оказывается, великий ученый больше всего ценил в фантастике смысл. Именно поэтому он критиковал художественные произведения, которые лишены осмысленного использования вымысла. Ломоносов считал вымысел сказки условным, так как фабула ее основывается на реалистических мотивах. Заметим: этой точки зрения придерживаются и современные исследователи. волшебный литературный детский сказка В настоящее время сказка становится преимущественно авторской, она приобретает новые формы и пытается отвечать требованиям времени, ставит перед собой иные задачи. Но она не утрачивает связи с фольклором. Происходит это потому, что писатель, сочиняющий для детей сказку, продолжает оставаться, несмотря на богатство своей фантазии, представителем того языка и той культуры, которой он принадлежит. Ему самому в детстве рассказывали сказки и пели песни его народа. И, став взрослым, он без труда сможет вернуться в собственное детство, увидеть мир глазами ребенка.

Авторская сказка имеет различные формы: есть сказки-поэмы, сказки-рассказы, сказки-легенды, сказки-предания, сказки-аллегории и т. д.

В народной сказке всё ясно: любое чудо можно было предвидеть наперёд. Другое дело, когда чудом правит авторская выдумка — фантазия: теперь готовься к неожиданностям и гадай, что случится на следующей странице.

Было время, когда сказки начинались с «однажды» и «жили-были». Меньше всего тогда от них ждали правдоподобия. Так и говорили: сказка — это то, чего не бывает. Всякий знал, что место её не здесь, а где-то там — «за тридевять земель», «в некотором царстве-государстве». Но всё изменилось с приходом в сказочный мир творцов: в обыденной жизни они начали искать следы сказки, в сказке — следы обыденной жизни.

Они решились смешать реальность и чудо, заставили встретиться повседневное с небывалым. Зачем? Чтобы действительность преобразилась. Для этого им понадобились разные магические секреты.

Конечно, литературная сказка не вполне порывает с народной. Нередко сказочники-творцы прибегают к законам народной сказки. Но важнее для них найденные, изобретённые ими секреты. Один из них — это секрет внезапного чуда. Когда мы читаем народную сказку, мы ожидаем чудес и не удивляемся им. Не так — в литературной сказке.

Сказочники-творцы начинают, как правило, с изображения обычных героев в обычных обстоятельствах. До поры до времени жизнь в книге идёт своим чередом и всё совершается, как всегда. Но вот в какой-то момент говорится волшебное слово " вдруг" . И точно: вдруг появляется колдун из-за угла аптеки, джин из бутылки, фея под видом гувернантки. Игрушки оживают, птицы начинают говорить на человеческом языке, люди открывают в себе немыслимые способности.

А глубже всех секрет неожиданной точки зрения постигли поэты. У них ведь во все времена особенный взгляд на вещи — не такой, как у всех остальных.

Например: в век стремительного технического прогресса поэт способен изумиться даже устаревшему телефонному аппарату. И всё потому, что поэту ведомы правила волшебной игры под названием «А что если?»:

А что если взглянуть на телефон глазами озадаченного марсианина? Не превратится ли тогда аппарат в домашнее животное, которое любит поспать?

А что если телефон зазвонит и кто-то поднимет трубку? Марсианину покажется, что животное проснулось и плачет, а хозяин его убаюкивает, поднеся к губам.

А что если кто-то начнёт набирать номер? Марсианин решит, что хозяин будит животное, щекоча его пальцем.

Сказочники-творцы знакомят нас с новым видом: любая обычная вещь, любое будничное явление может стать загадочной деталью. Теперь, чтобы выяснить сказочную мораль, читателю приходится разгадывать её ключевые детали, расшифровывать её наиболее важные эпизоды. Чтобы понять литературную сказку, недостаточно только следить за её сюжетом, надо ещё и спрашивать; «А что это значит?» — по поводу каждой детали.

Для развития детей не столь важно, какая сказка — народная, литературная или авторская. Важно, чтобы сказка оставалась такой, какая она есть: доброй и строгой, нежной и поэтической, справедливой и умной. Если же сказка не учит добру и любви — это уже не сказка, а какая-нибудь история, которая названа ее именем.