Понятие «лирическая проза» чаще всего употребляют для характеристики особого явления в литературе, появившегося в начале 60-х годов двадцатого столетия и вызвавшего широкую дискуссию, в которой приняли участие известные литературоведы, писатели и читатели1.
Публикацией, положившей начало наиболее активным спорам, стала статья В. Камянова «Не добротой единой». В ней критик считает, что необходимо оградить читателей от лирической прозы, утверждая, что несмотря на искренность и талант лирических прозаиков, лирическую прозу ожидает кризис перепроизводства, он упрекает ее в том, что «события здесь не так важны, как человеческие чувства и состояния.» 2. С точки зрения автора, эта проза отражает действительность только в одном ракурсе — психологическом.
Вполне объяснимо, что такая позиция вызвала противоположные суждения. Ю. Казаков в статье «Не довольно ли?» констатирует: «Лирические прозаики принесли в нашу литературу не только вздох и элегию, они принесли еще правдивость, талантливость, пристальное внимание к движениям души своих героев. Они дали нам если не широкие в каждом отдельном случае, то многочисленные картины жизни нашего общества, картины поэтические и верные».3 Автор отмечает такие качества этой жанровой разновидности, как чувствительность, глубокая и вместе с тем целомудренная ностальгия по быстротекущему времени, музыкальность, свидетельствующая о глубоком мас.
1 Скорино Л. Приметы жанра // Вопросы литературы. — 1965. — № 1. — С. 50−57- Клитко А. О прозе, по преимуществу лирической // Наш современник. — 1965. — № 3. — С. 112−114- Книпович В. Знамение времени // Литературная газета. — 1961. — 21 сентября.- Каретникова М. Лиризм и лжелиризм // Молод, гвардия. — 1962. -№ 6. — С. 259−267- Камянов В. Не добротой единой // Литературная газета. — 1967. — 22 ноября. — С. 5- Кряч-ко Л. Листы и корни // Литературная газета. — 1967. — 29 ноября. — С. 5- Казаков Ю. Не довольно ли? // Литературная газета. — 1967. — 27 декабря. — С. 6- Бочаров А. Круги художественного конфликта // Вопросы литературы. — 1974. — № 5. — С. 41−71- Росляков В. Иронии не подвластно // Литературная газета. — 1968. — 17 янв. — С. 6- Кожинов В. Ценности истинные и мнимые //Литературная газета. — 1968. — 31 января. — С.5- Ху-зе О. В глубины жизни // Литературная газета. — 1968. — 31 января. — С. 5- Слуцкие М. Лирическая проза: откуда и куда? // Учительская газета. — 1968. — 12 октябряБальбуров Э. Лирическая проза в литературном процессе 1950 — 1960;х годов // Русская литература. — 1979. -№ 2. — С. 55−72- Бочаров А. Право на исповедь // Октябрь. — 1980. -№ 7. — С. 198−208 и другие.
2 Камянов В. Не добротой единой//Литературная газета, — 1967.-22 ноября.-С. 4.
3 Казаков Ю. Не довольно ли? // Литературная газета. — 1967. — 27 декабря. — С. 3. терстве, чудесное преображение обыденного, обостренное внимание к природе, тончайшее чувство меры и подтекста, дар холодного наблюдения и умение показать внутренний мир человека.
В противовес подобным высказываниям отдельные критики, например, З. Богданова, утверждают, что в некоторых исповедальных произведениях как-то ощутима боязнь вымысла. Лирико-автобиографический припуск придает повествованию на первых порах искренность, свежесть, увлекает эмоциональной первозданностью, но затем оказывается, что эмоции обманчивы, они оборачиваются недосказанностью характеров, неточностью психологического рисунка1.
Возвращаясь к статье В. Камянова, отметим: он упрекает лирическую прозу в том, что она не в силах охватить личность героя целиком, а, следовательно, исключает трезвый анализ и исследование характеров. Следовательно, В. Камянов ставит вопрос так: либо мысль, либо переживание. И совершенно справедливо здесь, по нашему мнению, возражение литературоведа Л. Крячко: «Это же очевидно, что в лирической прозе художественный образ-переживание — это и есть та самая мысль» 2. Далее автор констатирует: «Да, этот род прозы труден, в нем немыслима никакая подмена, никакие фальсификации, потому так редки удачи, но это только подчеркивает и его возможности, и его потенциальную гражданскую действенность"3.
Итак, вопросы, которые поднимались в публицистике 60-х годов, явились доказательством тому, что лирическая проза, обновленная и преобразованная, получила широкое признание у большинства читателей. Она пришла на смену целому потоку бесконфликтных, традиционных, созданных по единому штампу произведений, принесла в литературу тех лет достаточно сильную струю свежего воздуха и не могла не вызвать критического отношения,.
1 Богданова 3. Новаторство и новации // Литературная газета. — 1967. — 5 апреля. — С. 2.
2 Крячко Л. Листы и корни // Литературная газета. — 1967. — С. 2.
3 Там же.-С. 19. так как процесс разрушения установившихся в литературе канонов постепенно становился все интенсивнее.
В своем диссертационном исследовании мы будем придерживаться традиционного подхода в решении вопроса о соотношении лирики и прозы, а именно будем исходить из идеи влияния лиризма на прозу (повесть, в частности), а не наоборот. Однако в литературоведении существует и совершенно противоположная позиция. Так, Э. Бальбуров выдвигает концепцию проникновения прозы в лирику и возникновения лирической повести на базе этого синтеза: «В свое время проза отвоевала себе место в поэзии в широком смысле слова. Продолжая совершенствовать свой стилистический арсенал и накапливать выразительные средства, с некоторых пор она начинает вторгаться и в заповедную область поэзии — лирику"1. На наш взгляд, относимые к лирической прозе, а затем и к лирической повести, и рассматриваемые далее в исследовании произведения по своим жанровым, художественно-изобразительным и стилистическим признакам имеют гораздо больше оснований считаться произведениями непосредственно прозаическими, лишь испытавшими влияние лиризма и, вследствие этого, обогащенными его элементами. И потому определяющим в данном терминологическом словосочета-нии-должно выступать существительное «проза» или «повесть», а уж затем — прилагательное «лирическая». Вопрос о проникновении прозы в лирику либо лирики в прозу будет рассмотрен далее, в теоретической главе работы.
Как уже отмечалось, проблема определения места лирической прозы в литературе стала особенно значимой во второй половине XX в. Так, В. Апухтина утверждает: «В 60-е гг. развитие прозы, сопровождаемое жанровыми и стилевыми исканиями, творческой полемикой вокруг актуальных эстетических проблем, протекало бурно, интенсивно. Тем не менее, содержание прозы отличалось внутренней цельностью, а разностороннее жанрово-стилевое движение в 50 — 60-е гг. — целенаправленностью, обусловленной.
1 Бальбуров Э. Поэтика лирической прозы. — Новосибирск, 1985. — С. 30. общественным стремлением советской литературы постигнуть основы нашей жизни"1 и, добавим, многопроблемностью. Например, действительность и современный человек, характер развития общества, общественная жизнь и нравственное совершенствование личности.
Известный исследователь А. Бочаров характеризует происходившие в литературе того времени процессы следующим образом: «. наряду с конфликтами, разрешаемыми через поступки, современную прозу интенсивно насыщают конфликты, разрешаемые в психологии героев и малоприметные в своих внешних проявлениях, — совсем как при землетрясении: чем глубже происходят катаклизмы, тем слабее толчки на поверхности. Критерием здесь становится значительность переживания"2. Автор отмечает, что наряду с конфликтами, которые направлены против врагов героя, «вовне», в прозе все более уверенно появляются конфликты, обращенные вовнутрь, в душу героя, а «это заметно обогащает изобразительные возможности литературы и многообразие художественных типов: «человек — социальная роль» все более основательно заменяется «человеком-личностью», а ролевые ожидания — познанием самых неожиданных духовных и эмоциональных импульсов"3. Правда, не обошлось и без появления социально-идеологической специфики лирической прозы в советский период. Так, лирический герой, перестав быть традиционным одиночкой, противостоящим обществу, становится активным членом коллектива, и его переживания и духовные искания являются как бы отражением мыслей и надежд миллионов. Нельзя не признать, что при таком подходе теряется некая самобытность, заключающаяся именно в привлекательности самой неповторимости лирического героя.
Поворот к интересам личности, к ее индивидуальности в 50 — 60-е гг. определил новое направление в творчестве таких писателей, как Ф. Абрамов, А. Адамович, Ю. Бондарев, В. Быков, С. Залыгин, В. Катаев, В. Распутин,.
1 Апухтина В. Современная советская проза (60-е — начало 70-х годов). — М., 1977. — С. 9.
2 Бочаров А. Круги художественного конфликта // Вопросы литературы. — 1974. — № 5. — С. 58.
3 Там же. — С. 58.
К.Симонов, В.Солоухин. Важнейшим звеном оказывается характер как явление эпохиличность, которая формируется в исторических обстоятельствах. В исследовании характеров и обстоятельств все более последовательно используется психологический анализ. К примеру, как справедливо отмечается по этому поводу в одной из коллективных монографий именно применительно к жанру повести, «.в 50-е годы усиливается интерес к проблемам индивидуальной человеческой жизни, к человеческой судьбе со всей сложностью и многообразием жизненных отношений"1. И здесь же: «В 50-е годы в нашей литературе поднимается волна лиризма, захватившая в дальнейшем все жанры прозы. Предпринимаются попытки создания лирических повествований, вбирающих в себя свойства и признаки таких жанровых структур, как мемуары, стихотворения в прозе, дневниковые записи, путевые заметки и т. п."2. Подобные суждения критиков и анализ произведений перечисленных писателей дают основание делать выводы о появившейся в те годы тенденции «очеловечивания» повести — тенденции, которую мы рассматриваем в качестве некоего преддверья появления и развития лирической повести в отечественной и далее — в национальной литературе.
Во второй половине XX в. в отечественной литературе получил широкое распространение термин «социально-психологический анализ». При условии верного выделения решающей роли воздействия социальных факторов на личность и в случае решения посредством этого многих проблем типизации и индивидуализации в литературе и вообще — в искусстве, этот подход имеет первостепенное значение. Но, фиксируя главное, определяя принцип исследования, это понятие все же не охватывает в сегодняшних условиях всей полноты человеческих исканий, а часто и вообще трактуется лишь как изображение социальной психологии. И получается порой, что художественный тип уподобляется, по выражению А. Бочарова, «бутерброду, когда на толстый ломоть социальной принадлежности намазывается тонкий слой пси.
1 Современная русская советская повесть. — Л., 1975. — С. 112.
2 Там же. — С. 114. хологии, главным образом в изображении любовных перипетий"1. Далее автор характеризует перемены в сознании людей и в литературе следующим образом: «Сегодня можно с полным правом говорить о кристаллизации концепции личности — так в насыщенном солевом растворе на каком-то этапе «вдруг» начинают образовываться кристаллы. Здесь сошлись несколько бурно нараставших объективных процессов последнего времени. Все углубляется наше понимание человека, его общественно-социальных параметров и его биологических, психологических, генетических возможностей. Возросла роль личности художника, все энергичнее осознающего себя не только летописцем наблюдаемой современности, а и полноправным ее участником"2. В ходе очерченного А. Бочаровым процесса «кристаллизации концепции личности» отечественная литература прошла через «исповедальную прозу», постепенно все интенсивнее приобретая черты концептуальности, философской основательности.
Представляется вполне закономерным, что такой коренной поворот общественного сознания к проблемам личности обусловил развитие лирической прозы (а значит, и лирической повести), ибо именно она в состоянии наиболее полно и беспристрастно отразить глубинные процессы, происходящие в душе человека. Лирическая повесть является одним из наиболее ярких и характерных литературных явлений 60-х годов. В осмыслении окружающей действительности она унаследовала опыт таких произведений, как «Владимирские проселки» (1958), «Капля росы» В. Солоухина и «Дневные звезды» (1959) О.Берггольц. Как справедливо замечает Арк. Эльяшевич, «Рассказ.
0 «времени и о семье», о великом времени и среднем, то есть обычном, как будто ничем не примечательном человеке, способном, однако, тонко и поэтично ощущать окружающий мир, — генеральная тема такого значительного лирического произведения, как «Дневные звезды» Ольги Берггольц"3.
1 Бочаров А. Требовательная любовь: концепция личности в современной советской прозе. — М., 1977. — С. 14−15.
2 Там же. — С. 5.
3 Эльяшевич Арк. О лирическом начале в прозе // Звезда. — 1961. -№ 8. — С. 201.
Повесть В. Солоухина «Капля росы» может быть отнесена к разряду «воспоминаний о детстве». Однако сам автор облегчает задачу критикам и читателю, предваряя свое произведение вступлением «о жанре». Автор предупреждает, что он сочиняет не повесть, не роман, не очерк и даже не автобиографию, а просто книгу. Книгу о селе Олепине, в котором он родился и вырос. В. Солоухин скупо рассказывает о фактах и событиях своей собственной жизни, однако всё в его книге дано через восприятие лирического героя. «Капля росы» щедро раскрывает поэзию колхозного быта. И в этом смысле произведение В. Солоухина — подлинно новаторское в советской литературе того времени, так как речь в нем идет о ранней стадии развития колхозной деревни — о 30-х годах. Так лирические воспоминания героя о поре детства и юности становятся свидетельством первых шагов советского колхозного строя, о характере и сути порожденных им общественных отношений.
Жанр, избранный автором «Дневных звезд» — Ольгой Берггольц, сложно поддается определению. Это не воспоминания в обычном смысле слова и не просто автобиографическая повесть. Это как раз тот жанр, в котором лирическое и эпическое существуют как два мощных потока, часто сходящихся между собой, и преобладание одного из них говорит о преобладании соответствующего типа исследования жизни в сознании писательницы. Ольга Берггольц не ставит задачу рисовать свою жизнь в ее плавной последовательности. Она пишет не столько автобиографию, сколько «главную книгу» своей жизни. В такой «главной книге» должны быть очерчены только узловые, поворотные моменты жизни, самые сокровенные чувства и мысли. Фактически «Дневные звезды» не что иное, как развернутый манифест лирического искусства, свод положений и принципов, раскрывающих самую сущность лирического охвата действительности.
Главное для художника того типа, к которому принадлежит Ольга Берггольц, — писать о себе, о своей жизни, но писать о своей жизни для неё означает рассказывать о всеобщей, потому что это параллельно протекающие жизни. Действие в книге Ольги Берггольц все время хронологически разбивается, отступление следует за отступлением, в картины прошлого вторгается настоящее, более поздние воспоминания опережают более ранние и снова уступают им место. Рассказ о детстве перебивается историческими ассоциациями. Поэтическая концепция Ольги Берггольц, освобожденная от претензий на некую универсальность и всеобщность, способна глубоко выразить сущность лирического искусства нашего времени. Эта концепция, несомненно, близка и другим советскими писателям, чье дарование отмечено чертами лирического склада.
Усиление лиризма в жанре повести коснулось, в первую очередь, произведений, посвященных жизни деревни в предвоенные и послевоенные годы и осмыслению трагического опыта. Примечательно то, что авторы произведений в большинстве своем — сами участники войны, то есть кровно прича-стны к событиям тех лети это не могло не отразиться в их прозе. Еще одна особенность лирической прозы рассматриваемого периода состояла, как отмечает А. Хайлов, в том, что по своему характеру «это была новеллистическая проза, которая противопоставила «кирпичам» нудных, неодухотворенных романов, деловой прозе очерков силу взволнованного душевного личного знакомства с деревенским миром, она продолжала и развивала то путешествие, которое предпринял по сельским проселкам В. Солоухин"1. Однако можно не согласиться с критиком в противопоставлении «лирической» и «деловой» прозы. Произведения В. Солоухина, как «Капля росы» и «Владимирские проселки», являют собой необычный сплав лирики и документализ-ма, представленного сведениями социально-производственного характера и цифровыми выкладками. Свойственный этим произведениям лиризм строится на конкретных, достоверно изображенных картинах реального мира, к которым и стремится выразить свое отношение художник, вкладывая этот мир в души, мысли и чувства своих героев. Эта художественная особенность бы.
1 Хайлов А. Три встречи с Евгением Носовым // Север. — 1972. — № 3. — С. 112. ла известна литературе довольно давно, и достижения лирической повести 60-х гг. состояли в том, что она интенсивно развивала, обогащала эту традицию русской прозы. «Кажется, — замечает В. Федоров, — нет более противоположных слов, чем огонь и лед, и тем не менее, на мой взгляд, в художественной прозе наших дней наметилось ощутимое сближение лиризма и исторического документализма"1.
Иной становится и сама природа лиризма, особенно во второй половине 60-х годов. Сами художники связывают с развитием лирического начала одну из плодотворных тенденций прозы указанного периода. В частности, М. Слуцкис отмечает, что «в союзе с аналитическим мышлением, с аппаратом психологии лирический подход дает очень интересные результаты. Подобная „перевооруженная“ лирика не только сопереживает, но и осмысляет, и исл следует». К такого рода произведениям могут быть отнесены «Пестрый камень. Повесть в письмах» (1969) В. Чивилихина, «Мой Дагестан» (1968) Р. Гамзатова, «День рождения» (1968) Г. Гулиа, «Сестра печали» (1969) В. Шефнера, «Трава забвенья» (1967) В. Катаева, «Где-то гремит война» (1967), «Последний поклон» (1971) и «Пастух и пастушка» (1971) В.Астафьева. Обзор отечественных лирических повестей 60-х годов был бы неполным, если бы мы, коснувшись произведений лирико-документального характера, не уделили внимания «традиционной» лирической прозе. Наиболее ярко лиричность проявляется в уже названных нами повестях В. Астафьева, «Траве забвенья» В. Катаева, «Пестром камне» В. Чивилихина, «Сестре печали» В.Шефнера. Также лирическая линия отчетливо прослеживается в автобиографических произведениях Н. Рыленкова, «Жизнь в ветреную погоду» (1964) А. Битова, «Живая вода» (1965) С. Никитина, «Люблю тебя светло» (1969) В.Лихоносова.
Закономерно испытывая определенное и значительное влияние затрагивавших всю страну процессов, северокавказские литературы, однако, обла.
1 Цит. по ст. Теракопян Л. А. Жажда цельности // Новый мир. — 1970. -№ 8. — С. 230.
2 Слуцкие М. Лирическая проза: откуда и куда? // Учительская газета. — 1968. — 12 окт. — С. 3. дали определенной спецификой своего жанрового и художественного развития. Становление новой, зародившейся в начале прошлого века исторической и, одновременно, творческой эпохи, формирование личности нового национального писателя до сих пор не исследованы северокавказским литературоведением. Несмотря на присутствующее в каждой из рассматриваемых литератур художественное своеобразие, обусловленное, прежде всего, и художественными традициями народа, и особенностями национального менталитета, — несмотря на это, в целом формирование многих литератур Северного Кавказа обычно связывается с развитием поэтических жанров, что, несомненно, и отразилось на интенсивном развитии национальной лирической повести.
В целом же, если рассматривать большинство северокавказских повестей 30 — 40-х гг., следует отметить наличие преобладавшей в них публици стической пафосности, превалирование описательности над психологизмом, частичное, порой преувеличенное, доминирование фольклорных сюжетооб-разующих, стилевых и композиционных пережитков. Все это в совокупности препятствовало реальному, психологически грамотному и гармоничному отображению исторической и человеческой действительности. Очевидным и неоспоримым исключением явилось творчество А. Евтыха, результатом которого на тот момент была его повесть «Мой старший брат» (1941), обладающая несомненными признаками лиризации и движения в глубь изображаемого.
30 — 40-е годы в северокавказской литературе — время приобретения мастерства, время усвоения навыков творческого преобразования действительности и ее художественного отображения. Что же касается жанровых разновидностей прозы, то в переломные для общества, а соответственно, для литературы моменты, как правило, появляется повесть. Она способна быстро реагировать на события общественной жизни, достоверно отразить их на своих страницах. Поэтому несомненно, что именно лирическая повесть являлась наиболее актуальной и мобильной жанровой разновидностью в исследуемый период.
Для северокавказской прозы конца 50-х — начала 60-х гг. характерно не только наличие, но и значительное усиление в ней лирического начала. Заметное влияние на развитие прозы начинает оказывать, наряду с фольклором, и поэзия. Во многих произведениях северокавказской прозы возрастает значение лирического героя, что особенно ощутимо в творчестве таких национальных прозаиков, как А. Абу-Бакар, И. Керимов, З. Налоев, Х. Теунов, Л. Кашежев, А. Евтых и др. Однако, несмотря на тот интерес, который представляет собой лирическая повесть для исследователя, и несмотря на всю важность и необходимость изучения этого уникального пласта литературы, она совсем или почти совсем не изучена как в региональном, так и в общероссийском масштабе. Упоминание о лирической прозе содержат немногочисленные работы1, посвященные жанру повести в целом. Впервые серьезное исследование адыгской лирической прозы провел К. Шаззо в книге «По зову времени» (1973), также эта проблема рассматривалась или частично затрагивалась в книгах и статьях таких писателей и литературоведов, как Р. Мамий, А. Схаляхо, Х. Тлепцерше, У. Панеш, Т. Чамоков и других.
Существует и целый ряд работ, посвященных исследованию национальной прозы на северокавказском региональном уровне. Так, в литературоведении достаточно известны публикации (монографии, ста.
1 Эльяшевич Арк. Герои истинные и мнимые. — М.-Л., 1963; Он же. Горизонтали и вертикали: Современная проза — от семидесятых к восьмидесятым. — Л., 1984; Современная русская советская повесть. — Л., 1975; Русская советская повесть 20-х годов. — М., 1976; Кузьмин А. Повесть как жанр литературы. — М., 1984; Суровцев Ю. В 70-е и сегодня: Очерки теории и практики современного литературного процесса. — М., 1985; Акимов В. Человек и время: Путевая проза, деревенская про за: Открытия и уроки. — Л., 1986; Остапцева B.H. Лиризм прозы 30-х гг. XIX в.: Дис.. канд. филол. наук. — М., 2003; Ханинова P.M. Своеобразие психологизма в рассказах В. Иванова (1920 — 1930;е гг.): Дис. канд. филол. наук. — Ставрополь, 2004.
2 Бекизова Л. Черкесская советская литература. — Черкесск, 1964; Хапсироков X. Некоторые вопросы развития адыгских литератур. — Ставрополь, 1964; Караева А. Очерк истории карачаевской литературы — М., 1966; Абитова С. Герой литературы Октября: Становление и развитие героя адыгских литератур. — Черкесск, 1971; Бекизова Л. От богатырского эпоса к роману. Национальные художественные традиции и развитие повествовательных жанров адыгских литератур. — Черкесск, 1974; Абуков К. Ступени роста. — М., 1982; Султанов К. Преемственность и обновление. — М., 1985; Гамзатов Г. Преодоление. Становление. Обновление: На путях формирования дагестанской советской литературы. — Махачкала, 1986.
1 Л тьи и диссертации) таких исследователей, как С. Абитова, К. Абуков, Л. Бекизова, Г. Гамзатов, А. Караева, А. Мусукаева, З. Налоев, К. Султанов, Ю. Тхагазитов, Х. Хапсироков и др. Работы указанных авторов посвящены изучению и исследованию процесса развития всевозможных жанровых образований в каждой из литератур северокавказских республик. Однако цельного, законченного исследования, посвященного жанровой разновидности лирической прозы — лирической повести, в литературах младописьменных народов Кавказа до сих пор нет.
Следовательно, изучение северокавказской лирической повести приобретает в настоящее время значительную актуальность. Приведем в подтверждение слова Х. Тлепцерше: «Опыт овладения адыгскими прозаиками сложными эпическими формами, среди которых одно из ведущих мест занимает повесть — и количественно, и по идейно-эстетической ее нагрузке в литературе — делает особенно насущным ее исследование"3. Об актуальности изучения повести говорит и К. Шаззо: «Представляется теоретически-актуальным дальнейшее всестороннее изучение каждого из жанров адыгских литератур, их разновидностей, их связей с жанроразвивающими факторами советской и мировой литературы. В связи с этим было бы плодотворным и интересным исследование адыгейского романа, повести <.> в отдельности и.
1 Налоев 3. Рождение кабардинской сов. литературы и ее первые шаги // Оч. ист. кабардинской литературы / Под ред. А. Н. Алиевой. — Нальчик, 1968. — С. 85−93- Бекизова Л. К проблеме становления положительного героя в черкесской литературе // Тр. КЧ НИИ. — Вып. 6. — Черкесск, 1970. — С. 178−205- Бекизова Л. О роли фольклорного наследия в становлении черкесской литературы // Тр. КЧ НИИ. — Вып. 6. — Черкесск, 1970. -С. 339−354- Бекизова Л., Караева А., Тугов В.
Литература
Карачаево-Черкесии на современном этапе // Тр. КЧНИИ. — 1970. — Вып. 6. — С. 245−286- Мусукаева А. Жанровое (реалистическое) обогащение кабардинской повести // Вестн. КБНИИ. — Вып. 7. — Нальчик, 1972. — С. 212−226- Султанов К. Пробиваясь к заветному смыслу. // Литературная Россия. — 1988. — 15 июля. — С. 9- Тхагазитов Ю. Время собирать камни?: Полем, заметки // Эльбрус. — 1988. — № 1. — С. 92−98- Гамзатов Г. Перестройка и национальное сознание // Вопросы литературы. — 1989.-№ 1.-С. 95−122.
2 Тхагазитов Ю. Духовно-культурные основы кабардинской литературы: Автореф. дис.. д-ра филол. наук. — М., 1994; Тхакушинов А. Социокультурная среда и отражение социальных процессов в художественной литературе: Автореф. дис.. д-ра социол. наук. — М, 1995; Нехай Т. Художественные и жанрово-стилевые поиски в прозе Х. Ашинова 60-х гг.: Дис.. канд. филол. наук. — Майкоп, 2000; Юлдашева В. Концепция нравственного выбора в художественном мировидении Чингиза Айтматова и ее влияние на северокавказскую прозу 60 — 80-х гг.: Дис.. канд. филол. наук. — Майкоп, 2002; Мамбетова М. Северокавказская лирическая проза (поэтика и проблематика): Дис. филол. наук. — Нальчик, 2003.
3 Тлепцерше Х. Г. На пути к зрелости. — Майкоп, 1991. — С. 9. в сопоставлении с соответствующими жанрами больших литератур"1. Считаем себя вправе отнести приведенные цитаты непосредственно к повести лирической, так как далее в работе она будет рассматриваться в качестве жанровой разновидности повести.
Проблема наличия доли лиризма в произведениях национальной прозы затрагивалась, в большинстве случаев, лишь применительно к другим родам и жанрам литературы, анализировалась в вышеназванных монографиях и статьях ряда северокавказских прозаиков и литературоведов. По этому поводу Р. Мамий в своей монографии «Адыгэ романым игъогу» («Путь адыгейского романа») отмечает: «Если оценивать сегодняшний адыгейский роман, первое, что бросается в глаза, — это развитие его в двух разных жанровых направлениях. С одной стороны, сильная эпическая струя, направляющая мощную сюжетную линию, многообразие человеческих характеров, объективное изложение событий, спокойный драматизм, — все это есть в романе. С другой стороны, его стилистический подтекст подразумевает наличие лирической прозы. Если так рассуждать, он связан не только с лирикой. Здесь соединяются, взаимодействуют и лирика, и эпос, образуя тем самым новый характер"2.
Актуальность исследования обусловлена назревшей на протяжении прошлого века необходимостью изучения основных закономерностей становления и развития лирической повести в северокавказской литературе, уникальностью и богатством пласта художественной словесности типологически-родственных литератур Северного Кавказа (Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Адыгеи) и Дагестана. Необходимо определить и охарактеризовать лирическую повесть как жанровую разновидность именно в.
1 Шаззо К. Г. Художественный конфликт и эволюция жанров в адыгских литературах. — Тбилиси, 1978. — С. 46.
2 Мамый Р. Адыгэ романым игьогу. — Мыекъуапэ, 1977. — Н.48. = Мамий Р. Путь адыгейского романа. -Майкоп, 1971. — С. 48 (Подстрочный перевод наш. — Ф.Х.). контексте национальных культур данного региона1.
Объектом исследования является проявление жанровых, стилистических и ряда других художественных особенностей лирической повести в литературах карачаево-балкарской, адыгской и дагестанской этнических групп, а материалом — произведения северокавказских прозаиков: А. Абу-Бакара, К. Абукова, Т. Адыгова, Ф. Алиевой, Х. Ашинова, Х. Байрамуковой, М. Батчаева, Г. Братова, М. Гаджиева, Р. Гамзатова, А. Евтыха, И. Капаева, А. Кешокова, Ц. Коховой, П. Кошубаева, А. Кушхаунова, М. Магомедова, М. Магомед-Расула, П. Мисакова, А. Мудунова, Н. Куека, А. Охтова, С. Панеша, А. Теппеева, Х. Теунова, З. Толгурова, Ю. Чуяко, Ад. Шогенцукова и некоторых других.
Цель исследования состоит в том, чтобы на основе анализа произведений северокавказских писателей проследить развитие лиризма в национальной повести. Учитывая недостаточную изученность этой проблемы, наличие в науке различных подходов к выделению в прозе такой жанровой разновидности, как лирическая повесть, была осуществлена попытка решения следующих задач:
1 Несмотря на то, что формулировка темы исследования основана на понятии «лирическая повесть», в теоретической главе работы рассматривается содержание ряда других, входящих в изначальное и непосредственно связанных с ним терминов и понятий в следующей, представляющейся наиболее логичной, последовательности: «лиризм как стилевая тенденция», «лиризм в прозе», «лиризм в повести», и, наконец, в качестве результата некоего синтеза этих понятий — дается определение лирической повести.
Исследователи по-разному трактуют понятие «северокавказский регион». Однако большинство авторов признает правомерным разделение его на следующие «литературные зоны» (У.Панеш), соответствующие устоявшимся веками этническим группам: адыгская (адыгейская, кабардинская, черкесская), карачаево-балкарская (карачаевская, балкарская), чечено-ингушская (чеченская, ингушская), дагестанская, осетинская литературы. Мы в своей работе придерживаемся именно данной классификации.
2 Абу-Бакар А. Ожерелье. — М., 1974; Абуков К. Я виноват, Марьям. — М., 1978; Адыгов Т. Избранное. — М., 2000; Алиева Ф. Свой почерк. — М., 1990; Ашинов X. Водяной орех. — М., 1970; Байрамукова X. Айран. — М., 1984; Батчаев М. Х. Быть человеком. — М., 1987; Братов Г. Когда цветут подснежники. — М., 1984; Гаджиев М. Неоконченная картина. — М., 1983; Гамзатов Р. Мой Дагестан. — М., 1968; Евтых А. Превосходная должность. — М., 1950; Он же. Разрыв сердца. — М., 2000; Капаев И. Гармонистка. — М., 1985; Капиев Э. Избранное. — М., 1966; Кешоков А. Вид с белой горы. — М., 1977; Кошубаев П. Птицы покидают гнезда. — Краснодар, 1982; Куек Н. Вино мертвых: Роман в новеллах. — Майкоп, 2002; Кушхаунов А. Всадник на белом коне. — М., 1982; Магомедов М. Родник отца. — М., 1987; Магомед-Расул М. За день до любви. — М., 1982; Миса-ков П. Королева долины. — М., 1973; Мудунов А. Восьмое чудо. — М., 1987; Охтов А. Камень Асият. — М., 1968; Панеш С. Сыновний долг. — М., 1991; Теппеев А. Яблоки до весны. — М., 1983; Теунов X. Подари красоту души. — М., 1966; Толгуров 3. Белая шаль. — М., 1982; Чуяко Ю. Чужая боль. — М., 1985; Шогенцуков Ад. Назову твоим именем. — М., 1970; Этезов О. Камни помнят. — М., 1976.
— выделить лирическую повесть как жанровую разновидность, разработать ее градацию применительно к анализируемым этническим группам;
— выявить особенности творческого воплощения в горской лирической повести самобытного и многообразного национального мира, исторического и духовного опыта народов Кавказа;
— определить способы художественного воссоздания в северокавказской лирической повести соотношения истории и человеческой личности в процессе ее становления с учетом национального бытия и национальной культуры, то есть на примере поэтапного развития лирической повести выявить закономерности развития национальных литератур Северного Кавказа и Дагестана.
Научная новизна данной работы заключается в обращении к неисследованному на сегодняшний день аспекту изучения литературного процесса, в том, что впервые предпринимается попытка целостного, системного и типологического анализа творчества северокавказских писателей с целью выявления выраженного элемента личностной субъективности, придающего эпическому повествованию лирический характер.
Теоретической основой исследования послужили труды1 отечественных и зарубежных философов, историков, литературоведов, критиков: Ари.
1 Апухтина В. Современная советская проза: (60-е — начало 70-х годов). — М., 1977; Аристотель. Поэтика (Об искусстве поэзии). — М., 1957; Бальбуров Э. Лирическая проза в литературном процессе 1950 — 1960;х годов // Русская литература. — 1979. — № 2. — С. 55−72- Бальбуров Э. Поэтика лирической прозы (1960 — 1970;е гг.). — Новосибирск, 1985; Бальбуров Э. Свобода исповеди и законы жанра: О композиции лирических повестей // Русская литература. — 1978. — № 2. — С. 178−189- Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. — М., 1979; Белинский В. Г. Полн. собр. соч. в 13-ти тт. — М., 1953 — 1956; Бочаров А. Круги художественного конфликта // Вопросы литературы. — 1974. — № 5. — С. 41−71- Бочаров А. Требовательная любовь: Концепция личности в современной советской прозе. -М., 1977; Гегель. Эстетика. — М., 1971; Гинзбург Л. О психологической прозе. — Л., 1977; Головко В. Русская реалистическая повесть: герменевтика и типология жанра. — М.-Ставрополь, 1995; Колобаева Л. Концепция личности в русской литературе рубежа XIX — XX вв. — М., 1990; Кузьмин А. Повесть как жанр литературы. -М., 1984; Солоухин В. С лирических позиций. — М., 1965; Суровцев Ю. Что же такое «ускоренное развитие» [нац. литератур] // Вопросы литературы. — 1968. -№ 4. — С. 32−51- Тимофеев Л. Советская литература. Метод. Стиль. Поэтика. — М., 1964; Утехин Н. Некоторые закономерности жанра // Русская советская повесть 20 — 30-х гг. — Л., 1976. — С. 66−98- Утехин Н. Основные типы эпической прозы и проблема жанра повести // Русская литература. -1973. — № 4. — С. 86−102- Храпченко М. Художественное творчество, действительность, человек. — М., 1978; Шкловский В. Б. О теории прозы. — M., 1983; Эйхенбаум Б. О прозе. О поэзии: Сб. ст. — Л., 1986; Эльяшевич А. Горизонтали и вертикали. — Л., 1984; Эльяшевич Арк. О лирической прозе // Октябрь. — 1960. — Кн. 11. — С. 204 210- Эльяшевич Арк. О лирическом начале в прозе // Звезда. — 1961. — № 8. — С. 189−202. стотеля, Гегеля, В. Апухтиной, Э. Бальбурова, М. Бахтина, В. Белинского,.
A.Бочарова, Л. Гинзбург, В. Головко, Л. Колобаевой, А. Кузьмина,.
B.Солоухина, Ю. Суровцева, Л. Тимофеева, Н. Утехина, М. Храпченко,.
B.Шкловского, Б. Эйхенбаума, Арк. Эльяшевича и др.
Различные аспекты проблемы жанрового своеобразия национальных литератур рассмотрены в работах1 северокавказских исследователей.
C.Абитовой, Х. Бакова, Л. Бекизовой, Р. Бикмухаметова, Г. Гамзатова, Л. Деминой, Л. Кашежевой, М. Кунижева, Р. Мамия, У. Панеша, К. Султанова, А. Схаляхо, Х. Тлепцерше, Х. Хапсирокова, Т. Чамокова, К. Шаззо и других.
Методологическая основа. В ходе исследования использованы сравнительно-типологический, исторический, системно-структурный и сопоставительный методы исследования применительно к различным стадиям зарождения и развития рассматриваемой жанровой разновидности — лирической повести — на примере литератур Адыгеи, Дагестана, Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии. Обращение к подобной методологии вызвано необходимостью изучения конкретно-исторических и литературных ситуаций зарождения национальной лирической повести, анализа отдельных ее образцов и стремлением показать общие типологические характеристики на отдельных этапах развития этой жанровой разновидности.
Теоретическая значимость работы заключается в том, что исследование углубляет представления о формировании и развитии самобытных на.
1 Абитова С. Герой литературы Октября: Становление и развитие героя адыгских литератур. — Черкесск, 1971; Баков X. Социалистический реализм и некоторые вопросы развития романа в адыгских младописьменных литературах // Традиции и современность. — Черкесск, 1986; Бекизова Л. От богатырского эпоса к роману. Национальные художественные традиции и развитие повествовательных жанров адыгских литератур.-.Черкесск, 1974; Бикмухаметов Р. Орбиты взаимодействия. — М., 1983; Гамзатов Г. Преодоление. Становление. Обновление: На путях формирования дагестанской советской литературы. — Махачкала, 1986; Демина Л. От очерка к роману // Сов. Адыгея. — 1994. — 6 маяКашежева Л. Кабардинская советская проза. -Нальчик, 1962; Кунижев М. Писатель вернулся // Евтых А. Мой старший брат. — Майкоп, 1992; Мамий Р. Вровень с веком. Идейно-нравственные ориентиры и художественные искания адыгейской прозы второй половины двадцатого века. — Майкоп, 2001; Панеш У. Типологические связи и формирование художественно-эстетического единства адыгских литератур. — Майкоп, 1990; Султанов К. Преемственность и обновление. — М., 1985; Схаляхо А. Идейно-художественное становление адыгейской литературы. — Майкоп, 1988; Тлепцерше X. На пути к зрелости. Адыгейская повесть: традиции и новаторство. — Краснодар, 1991; Хапси-роков X. Некоторые вопросы развития адыгских литератур. — Ставрополь, 1964; Чамоков Т. В ритме эпохи. — Нальчик, 1986; Шаззо К. Художественный конфликт и эволюция жанров в адыгских литературах. — Тбилиси, 1978. циональных литературных процессов. Выводы и заключения могут использоваться непосредственно для сопоставительного анализа литератур адыгской, карачаево-балкарской и дагестанской этнических групп на основе прослеженных в работе этапов зарождения и развития национальной лирической повести.
Практическая значимость диссертации заключается в том, что результаты, полученные в ходе исследования, могут быть использованы в школьной и вузовской практике, при создании авторских программ, при разработке спецкурсов и семинаров.
Положения, выносимые на защиту:
1. Плодотворность синтеза повествовательно-изобразительных возможностей повести с эмоциональной непосредственностью поэзии позволяет выделить в жанре повести лирическое начало, которое в 50 — 60-е годы двадцатого века явилось жанрообразующим элементом, создающим новую видовую категорию.
2. Сложившиеся и развивающиеся на общем, обладающем идентичными условиями существования жизненно-природном пространстве Северного Кавказа зародившиеся в недрах единого фольклорно-эпического пласта литературы заявленных этнических групп (адыгской, карачаево-балкарской и дагестанской) в 60-е годы оказались в рамках общелитературного процесса, однако в них, в связи с национальным своеобразием, лиризм проявился совершенно особенно.
3. В диссертации разработана типологическая система развития лирической повести в литературах адыгской, карачаево-балкарской и дагестанской этнических групп. Нами выделены следующие этапы:
1) лирико-социальная повесть конца 30-х — начала 60-х гг. А. Аджаматова, Х. Ашинова, Б. Гуртуева, А. Евтыха, Э. Капиева, Ц. Коховой, А. Мудунова, А. Охтова, Х. Теунова, Б. Тхайцухова, О. Хубиева, Ад. Шогенцукова, О. Этезова, — группа произведений, ко торая отличается влиянием фольклорной поэтики на художественные особенности зарождающегося, социально обусловленного лиризма писателей;
2) собственно лирическая (психологическая) и лирико-исповедальная (автобиографическая) повесть середины 60-хначала 80-х гг. В рамках первого из подвидов (произведения А. Абу-Бакара, Ф. Алиевой, Х. Байрамуковой, Г. Братова, М. Гаджиева, П. Кошубаева, А. Кушхаунова, М. Магомед-Расула, П. Мисакова, А. Теппева, З. Толгурова, А. Узденова, Ад. Шогенцукова) писатели пытаются разобраться в психологической сути и проследить существующую мотивацию событийдалее их психологический жизнен ный опыт находит прямое выражение, предрасполагая к исповеди, к напряженным лирико-философским раздумьям, что просматривается в повестях К. Абукова, Х. Ашинова, М. Батчаева, Г. Братова, А. Евтыха, А. Кешокова, П. Кошубаева, М. Магомедова, П. Мисакова, С. Панеша, выделяемых нами во вторую подгруппу;
3) лирико-философская повесть середины 80-х — начала 2000;х гг. (Т.Адыгов, М. Батчаев, Р. Гамзатов, А. Евтых, И. Капаев, Н. Куек, А. Кушхаунов, М. Магомедов, Ю. Чуяко, К. Шаззо), в которой рельефно вырисовывается внутренний эстетический критерий измерения сути отношений между человеком и окружающим миром с точки зрения авторских «установок», при этом имеют место определенные жанровые рамки выявления высших целей человека, смысла его существования.
Апробация работы. Основные положения диссертации отражены в монографиях «Проблема авторства и исповедь героя в лирической повести 40 — 80-х годов (на материале северокавказских литератур)» (Майкоп, 1998. -8,4 п.л.), «Особенности лирической повести в адыгейской прозе 40 — 70-х годов» (Майкоп, 1996. — 4,4 п.л.), «Жанр лирической повести в северокавказском литературном процессе (вторая половина XX в.: 40 — 90-е гг.)» (Майкоп, 2003. — 18,3 п.л.), «Углубление лирического начала в кабардинской повести (40 — 90-е гг. XX вв.)» (Нальчик, 2004. — 2 п.л.), «Двадцатый век: эпоха и ее художественное отражение в северокавказской лирической повести» (Майкоп, 2005. — 18,3 п.л.), в ряде статей, опубликованных в период с 1996 по 2004 год в сборниках и журналах «История адыгейской литературы в 3-х тт.», «Филологический вестник», «Сборник статей по литературе», «Известия вузов. Северо-Кавказский регион. Общественные науки», «Научная мысль Кавказа», «Вестник Кабардино-Балкарского научного центра РАН», «Литературная Адыгея», «Зэкъошныгъ» («Дружба») и других. Результаты исследования сообщались на научных конференциях в городах Пенза, Воронеж, Нальчик, Майкоп. Материалы и результаты исследования по главам и в целом обсуждались на заседании кафедры литературы и журналистики АГУ.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
В отличие от эпоса и драмы, в которых выступают определенные и законченные характеры, проявляющие себя в действии и взаимодействии и показанные в процессе своего развития в богатых и разносторонних жизненных обстоятельствах, лирика сосредоточена прежде всего на изображении внутреннего мира человека. Отсюда ее основные особенности: она рисует не законченные характеры, а отдельные состояния характера, не действия, не поведение человека, а его переживания и не процесс развития, а отдельный момент жизни, относительно законченный. Отсюда вытекает краткость — незначительный объем лирического произведения, одноголосность, то есть единство речевого строя (в отличие от эпоса и драмы, в которых многообразие характеров определяет многоголосность, передающую речевое своеобразие ряда характеров), эмоциональность, концентрированность речевых средств, передающих напряженность переживания.
Рассматривая лиризм как совокупность определенных жанровых, стилевых и композиционных качеств, обычно и прежде всего ведут речь об эмоциональности языка, взволнованности интонаций, музыкальности, наличии определенного и разнообразного настроения и так далее Однако, как отмечает Арк. Эльяшевич, следует еще помнить и о том, что «эти черты связаны с особенностями лирической формы, взятой в целостном и законченном виде"1. И еще у того же исследователя: «Говорить о лирической и эпической прозе — значит говорить об определенном типе исследования жизни». В конце 50-х — начале 60-х гг. в отечественной литературе материала для какого бы то ни было исследования жизни оказалось более, чем достаточно. В тот исторический период в литературу хлынул на редкость богатый, уникальный по своей исторической значимости жизненный материал. Широкое проникновение личности и ее психологии в прозу конца 50-х — начала 60-х годов существенно отразилось на ее жанрово-стилевых чертах. Не случайно в эти годы было изобретено множество новых жанровых определений. Но в этом разнообразном комплексе существовавших жанрово-стилевых образований выделялась форма, своеобразие которой было столь же ощутимым, сколь и трудноопределимым. В русле этой формы и были написаны «Дневные звезды» О. Берггольц, «Капля росы» Вл. Солоухина, «Маленькая железная дверь в стене» и «Трава забвенья» В. Катаева и др. Именно с этими произведениями и было связано появление в литературе термина «лирическая проза».
Несмотря на то, что лирическая проза вызвала активную реакцию критики и стала предметом оживленных дискуссий, ее жанровое своеобразие во многом осталось нераскрытым, а сам термин «лирическая проза» — одним из самых проблематичных в литературоведении.
В рамках лирического типа исследования и осмысления жизни личность рассказчика (лирического героя) становится сама объектом изображения и, благодаря этому, выдвигается на первый план. А уж затем, именно в ее контексте и сквозь ее призму персонифицировано очерчивается непосредственно окружающая личность героя действительность. Реализации той же цели способствует и специфика избранного нами для исследования среднего эпического жанра — повести. В качестве доказательства сошлемся на высказывание В. Головко: «Учитывая, что основой содержания «эпической поэзии» является событие, действие, необходимо особо подчеркнуть, что в роли жан-рообусловливающего фактора в повести выступает не просто «концепция человека» (тем более «концепция личности») и не «образ обстоятельств» (то есть та или иная среда, воссоздаваемая в произведении), а определенный принцип изображения человека в мире. В данном случае уместно говорить о двух сторонах одного процесса, то есть о функциональной роли «концепции человека» и «концепции действительности». В изображении человека и действительности существует «норма», своеобразная жанровая гармония данных «слагаемых», характерная для повести"1. И в еще большей степени принцип.
1 Головко В. Русская реалистическая повесть: герменевтика и типология жанра. — М.-Ставрополь, 1995. -С. 54. изображения человека в мире" характерен, на наш взгляд, для повести лирической.
Плодотворность синтеза повествовательно-изобразительных возможностей повести с эмоциональной непосредственностью поэзии особенно очевидна, когда перед писателем стоит задача передать свое ощущение времени, нераздельность «биографии души» и эпохи. Сама история как бы говорит в лирической повести живым человеческим голосом. Идет проникновенный лирический рассказ о «правде нашего общего бытия», пропущенной через душу и сердце поэта. Такова наиболее общая содержательность средней жанровой формы лирической прозы — лирической повести, которая и явилась стержневым объектом нашего анализа.
• Один из исследователей, В. Шкловский, сравнивал лирическую прозу с «кристаллом, через который анализируется жизнь». Используя это выражение, заметим, что в лирической повести на сегодняшний день произошла кристаллизация того эстетического качества, которое в последние годы стало характерной приметой литературы — исповедальности и сопровождающей ее психологичности. Причем активно в этот процесс отказа от привычной беллетризации включаются не только прозаики, для которых жанр эссе, воспоминаний, мемуаров привычен и органичен, но и те, кто явно и всегда предпочитал именно фабульное повествование. В данном случае речь идет о творчестве Ю. Трифонова и В. Распутина — прозаиков, в традиционном смысле этого слова, не близких к публицистике, очеркистике, далеких от повести прямого авторского высказывания, выражавших свою позицию опосредованно, лишь' через сложную систему героев, их взаимоотношений, их самооценок и столкновений.
Нравственный анализ лирического героя сосредоточен на анализе его нравственных воззрений, на системе его ценностей, на том, как герой этиче ски воспринимает и лирически переживает мир. Глубинные основания психологии личности раскрываются тогда, когда писатели преподносят судьбы своих героев в контексте общенациональной и общечеловеческой судьбы. Это и есть важнейший показатель как художественно-философского уровня самой национальной литературы, так и уровня писательского мышления и обобщения ведущих примет времени. Северокавказская поэзия на этот уровень вышла давно (Р.Гамзатов, К. Кулиев, А. Кешоков, И. Машбаш). Именно это обстоятельство помогло лирической повести Северного Кавказа осмыслить и в некотором роде преобразовать с учетом национальных особенностей традиции той духовно-лирической идеологии, которую предложили выдающиеся отечественные прозаики того времени — Ю. Трифонов, А. Солженицын, М. Слуцкис, В. Белов, В. Быков, В. Астафьев, Ч.Айтматов.
В процессе выявления доли лиризма в повести перед исследователем.
• встает целый комплекс стилевых принципов, охватывающих как форму, так и содержание произведения. Можно говорить о лирическом характере, о лирической композиции, о лирическом пейзаже, о лирическом языке рассмотренных нами произведений. Сложившиеся и развивающиеся на общем, обладающем идентичными физическими особенностями и условиями существования, жизненно-природном пространстве Кавказа, зародившиеся в недрах единого фольклорно-эпического пласта, практически одновременно начавшие путь к постижению глубин души человеческой — литературы заявленных этнических групп (адыгской, карачаево-балкарской и дагестанской) составляют оригинальное и своеобычное художественное явление. Лиризм, сози даемый в рамках повести, сам по себе являющийся сложным, многообразным понятием, в подобном преломлении приобретает некоторые общие черты.
Северокавказские писатели часто в повествовании используют прием риторических вопросов и восклицаний, что придает эмоциональную взволнованность и приподнятость стилистике художественного языка и текста. В качестве одного из инструментов лиризации в национальной повести также активно используется природа, выступающая в весьма своеобычной роли и наделяемая всевозможными человеческими качествами. Пейзаж не только выступает отображением одновременно духовного мира героя и окружающей среды, — он служит также средством создания значительных социально-философских, нравственно-этических обобщений. Также в качестве одного из эффективных лирических приемов, позволяющих проникать в глубины человеческого сознания и чувствования, используется прием изложения от первого лица. Благодаря этому достигается смещение акцентов в пользу сосредоточения внимания не на самой действительности, а именно на отношении лирического героя к ней, на его мыслях о ней и ощущениях, вызванных ею.
В рамках лирико-социальной повести конца 30-х — начала 60-х гг. в работе рассматриваются некоторые произведения Б. Гуртуева, Э. Капиева, Х. Теунова, А. Евтыха, А. Аджаматова, А. Мудунова, Ад. Шогенцукова, А. Охтова, Ц. Коховой, Х. Ашинова, Б. Тхайцухова, О. Хубиева, О.Этезова.
В ходе анализа первого выделяемого нами типологического подвида необходимо отметить, что процесс наполнения северокавказской повести внутренним психологическим содержанием, процесс ее лиризации начался как раз в первое послевоенное десятилетие. В период же становления молодых литератур Северного Кавказа писатели были так увлечены описанием столь интенсивно развивавшихся событий — революции, гражданской войны и коллективизации, что внутренний мир героев, их личностные качества и психология зачастую оставались в стороне от книжных строк. А потому появление в северокавказских литературах первых, пусть несмелых попыток обращения к богатому и многообразному миру личности современника необходимо рассматривать как значительный шаг национальной лирической повести вперед.
При этом в национальной лирической повести несомненно влияние фольклорной поэтики на формирование национального стиля и, в частности, на художественные особенности лиризма писателей. Плоды данного взаимодействия и взаимообогащения частично заключены в следующем: в тонкостях построения образа, когда идущая от фольклора идеализация «разживается» психологической мотивировкой действий героя, присущей лиризмув # преобразовании фольклорной патетики повествования в романтическую лирическую детальв обогащении композиции произведения лирическими отступлениями, мысленными диалогами и внутренними монологами героев. В последнем случае зачастую диалогически построенная речь со стиховой эмоциональной окраской обычно мотивирована характером и стоящей за ним сюжетной ситуацией, а монологическая форма выражения эмоционально окрашенного переживания чаще всего обусловлена законами лирической стилистики.
На протяжении всей второй половины прошлого века писатели Север®ного Кавказа постепенно осмысливают модифицирующиеся социальные обстоятельства, что со временем выражается в подчеркнуто напряженном их внимании к соответственно меняющимся психологии и нравственным установкам личности. Возросший в северокавказской литературе интерес к внутреннему миру человека, углубленное внимание к внутреннему миру героя способствовали более многомерному, психологически правдивому раскрытию характера. Личность стали рассматривать диалектичнее, во всей реальной сложности ее взаимосвязей с жизнью. В течение рассматриваемого периода в лирико-социальной повести успешно изживаются бесконфликтность, приукрашивание, тенденциозность, описательность и другие явные недостат-®ки ряда произведений послевоенного десятилетия.
Применительно к временному периоду середины 60-х — начала 80-х гг. в работе выделяется два подвида лирической повести — собственно лирическая (психологическая) и лирико-исповедальная (автобиографическая).
В рамках первого из них — собственно лирическая (психологическая) повесть — в работе рассматриваются произведения А. Абу-Бакара, л Ад. Шогенцукова, А. Узденова, П. Кошубаева, П. Мисакова, Х. Байрамуковой,.
Ф.Алиевой, А. Кушхаунова, М. Магомед-Расула, З. Толгурова, А. Теппева, М. Гаджиева, Г. Братова.
Согласимся с Ю. Бондаревым, справедливо отметившим, что в «психологическом «да» всегда заложена частица «нет», а именно — преодоление сжатия и разжатия, подобно тому как в одной пружине заложены противоположные силы. <.> Художественная истина выявляется из столкновения «да» и «нет», положенных на чашу весов, мера которых — сердце и разум"1. Эти разнообразные импульсы, порожденные богатством внутреннего мира человека, образуют яркую картину, насыщенную бесчисленными оттенками разнообразных нравственных движений. Улавливать и достоверно отображать их — неукоснительная, сложная и в то же время увлекательная задача лириче.
• ской повести в ее стремлении добираться до сокровенной сущности характера и личности героя. Отметим, что эта задача реализуется особенно продуктивно в рассмотренных произведениях данного подвида лирической повести, характерного для прозы середины 60-х — начала 80-х гг.
В рассматриваемый временной период психологический лиризм в повести утверждается весьма основательно. Это проявилось в том, что писателям удается все глубже проникать в бесконечные пласты человеческой личности, в первопричины и мотивацию человеческого поступка, реализуемого в его разнокалиберном проявлении в реальной жизни и в живом характере. Так, Р. Мамий, выделяя элементы лиризма в адыгской прозе, говорил то же о ^ другом ее жанре — романе: «Очевидное разнообразие стилистических средств, которое имеет место на сегодняшний день и постоянно увеличивается в пределах этого жанра, его многообразие и обогащение, — все это говорит о его несомненном развитии"2. И далее: «Спокойное романное повествование, которое, охватывая многие стороны жизни, отражая развитие событий, выдерживая их логику и изображая характеры, значительно отличается от.
1 Цит. по кн.: Белая Г. Художественный мир современной прозы. — М., 1983. — С. 36.
2 Мамый Р. Адыгэ романым игъогу. — Мыекъуапэ, 1977. — Н. 148. = Мамий Р. Путь адыгейского романа. -Майкоп, 1971.-С. 148. (Подстрочный перевод наш. -Ф.Х.) повествования лирического, сосредоточенного на личности героя, на его внутреннем мире, на движениях его души и психологии, — и такого рода романы и повести уже появляются в адыгейской литературе"1.
Писатели пытаются разобраться в психологической сути и проследить существующую мотивацию событий, происходящих сегодня в мире, в их республиках, в городе и ауле, в семье нашего современника. Силятся не только умом, но и сердцем понять современное бытие и нравы, наметить пути выхода из сложившейся не только в регионе, но и во всей стране морально-этической ситуации, когда старое, выстраданное веками презрительно растаптывается, а новое не рождается.
Писатели ищут и не находят сколько-нибудь надежной опоры для снятия возникших серьезных сомнений относительно будущего своих народов. Так, герои повести «Дорога в девять дней» А. Теппеева тоже ищут ту единственную нравственную опору, которая поможет им сохранить себя человеком среди людей. З. Толгуров (повесть «Белая шаль»), А. Теппеев (повесть «Дорога в девять дней») и другие авторы показывают своих героев в условиях сложнейшей ситуации нравственного выбора, что создает конфликтные узлы напряженного психологического действия. Рассматриваемые писатели проецируют свои произведения на то, что создано народом в течение многих и многих веков. Их мысль выводит драматическую формулу о том, не настало ли время основательного крушения народной культуры (обычаев, обрядов, костюма) и более того — народной нравственности и морали? Этот вопрос встает еще в «Моем Дагестане» Р. Гамзатова, волновавшегося о потере национального в одежде и вместе с тем — в литературе.
Уникальный, исторически и эстетически значимый, национальный, психологический жизненный опыт северокавказских писателей нашел прямое выражение, предрасполагая к исповеди, а не к летописи, к напряженным лирико-философским раздумьям. Эта тенденция отразилась на произведени.
1 Мамый Р. Адыгэ романым игьогу. — Мыекъуапэ, 1977. — Н. 149. = Мамий Р. Путь адыгейского романа. -Майкоп, 1971.-С. 149. ях, выделяемых нами в подгруппу лирико-исповедальных (автобиографических) повестей, относимую к группе произведений, написанных в середине 60-х — начале 80-х гг. В рамках этой подгруппы рассматриваются произведения А. Евтыха, К. Абукова, Х. Ашинова, П. Мисакова, А. Кешокова, С. Панеша, Г. Братова, П. Кошубаева, М. Магомедова, М.Батчаева.
Само время все эти годы искало форму, которая должна была бы быть внешне простой и незатейливой, чтобы оттенить и усилить своеобычность и изящество психологического материала, окрашенного деталями национального менталитета. Нужен был прямой и откровенный разговор, в котором авторская мысль освободилась бы от традиционных, литературных условий повествовательной формы. Важное преимущество открыто обращенного к читателю слова заключалось еще и в том, что оно создавало атмосферу непринужденного общения с читателем как с полноправным духовным и нравственным партнером, активизируя при этом собственный читательский жизненный опыт, интеллект и эмоциональную сферу.
В рамках преимущественно автобиографической повести и, одновременно, в ракурсе национальной литературы, наряду с общероссийской, родилась форма, которая обладала особыми выразительными возможностями. Она соединяла в себе панорамную широту прозаического повествования с взволнованностью лирического стиха и отличалась ярким жанровым своеобразием.
В лирической повести Северного Кавказа основное внимание ведущих писателей приковано к напряженному наполнению внешней фабулы произведений, сюжетной линии, эпически-насыщенных и обстоятельно-повествовательных эпизодов сочным психологичным колером. Постепенно, особенно в последние десятилетия, исчезает внешняя пафосность, выпуклые и бросающиеся в глаза объемные, излишне социализированные детали. На первый же план выступает голос повествователя и его яркая личность. Образ автора выступает в различных ипостасях — автора-повествователя, рассказчика-очевидца событий, их участника и так далее, порой в совокупности указанных функций или есть варианты закадрового его присутствия, но во всех случаях это присутствие задает тон повествованию, создает лирическую атмосферу сопричастности и сопереживания происходящему. Как отмечает по этому поводу К. Шаззо, «в современной прозе автор становится полноправным героем повествования, он — лицо, которое не только дирижирует «разноголосым оркестром», но и является одним из ведущих «музыкантов"1.
Вообще, вопрос неотделимости лирического образа от личности автора весьма актуален и поныне в работах теоретиков литературы. В свое время именно этот тезис был положен Аристотелем в основу самого выделения лирического рода, в котором «подражающий остается сам собою, не изменяя своего лица». Со времен Феокрита, которого, в частности, рассматривал Аристотель, лирические формы усложнились. Появились произведения, в которых «подражающий» (автор-рассказчик) скрыт под маской лирического персонажа, заслонен предметно-пластическими образами, растворен в ощущениях и медитациях. В этих произведениях можно и не увидеть авторского лица, но остается его воля, душевное побуждение, его личность. Она живет в каждом слове, во всех объективных сюжетах и образах, оставаясь «сама собою».
И здесь следует заметить, что в ряде проанализированных нами произведений автор является не просто «одним из ведущих музыкантов», но и, осмелимся утверждать, «самым ведущим» (если, конечно, можно так выразиться). К примеру, повести дагестанской писательницы Ф. Алиевой, черкесского — Г. Братова или адыгейского — А.Евтыха. И еще многие другие из рассмотренных нами выше лирических произведений свидетельствуют о продуктивном соприкосновении или полном слиянии авторской личности с личностью центрального героя, о слиянии, порождающем в своем итоге исповедально-лирическое национальное художественное полотно. Писатели искали крат.
1 Шаззо К. Новые рубежи // Проблемы адыгейской литературы и фольклора. — Майкоп, 1988. — С. 3.
2 Аристотель. Об искусстве поэзии. — М., 1957. — С. 45. чайшее расстояние между мыслью и ее выражением, искали слова, плотно прилегающие к мысли. Они плодотворно стремились к обладанию даром, о ф котором писал когда-то Чехов, рекомендуя своему адресату «удалить резцом все лишнее. Ведь сделать из мрамора лицо — это значит удалить из этого куска то, что не есть лицо"1.
Учитывая все усиливавшуюся тенденцию к размышлению, современную национальную повесть уже с полным основанием можно охарактеризовать как лирико-философскую и отнести к периоду середины 80-х — начала 2000;х гг. Представителями этой группы в работе признаются Р. Гамзатов, И. Капаев, Ю. Чуяко, К. Шаззо, Т. Адыгов, А. Кушхаунов, М. Батчаев, М. Магомедов, А. Евтых, Н.Куек. # Северокавказская лирическая повесть, чутко прислушиваясь к идеям времени и к тому, что происходит в «большой» повести, оказалась в гуще жанровых и содержательных исканий общероссийской литературы последних нескольких десятилетий. В повести также рельефно вырисовывается внутренний эстетический критерий измерения сути отношений между человеком и окружающим миром с точки зрения авторских «установок». Здесь имеют место определенные жанровые рамки выявления высших целей человека, самого смысла его существования. Писатели раскрывают, как правило, конфликты социального и человеческого, показывают дисгармонию или степень расхождения общечеловеческого и индивидуального в человеке, даю®щую представление о сути общественных отношений изображаемого времени. Эта дисгармония выражается в характере героя, в процессе воссоздания его жизненной судьбы, а нередко — и в прямых авторских высказываниях.
Однако, несмотря на это, в конце прошлого века — начале нынешнего в литературах обозначенных в исследовании этнических групп (адыгской, карачаево-балкарской и дагестанской) прослеживается явная тенденция, обусловленная позитивными процессами, происходившими в национальных литературах начиная с 30-х годов. К концу 80-х — началу 2000;х годов налицо несомненное усиление элементов лиризма в прозе — тенденция, которая бесспорно укрепила позиции жанровой разновидности прозы — лирической повести. Пройдя эволюцию от лирико-социальной (конец 30-х — начало 60-х гг.) к лирико-психологической и лирико-исповедальной (середина 60-х — начало 80-х), национальная повесть достигла в результате вершин лирико-философской прозы (середина 80-х — начало 2000;х), что, несомненно, отнюдь не исключает, а даже предполагает дальнейшие перспективы ее развития.
