Ольфакторная картина мира романов И.А. Гончарова

Ольфакторная картина мира романов И.А. Гончарова

Статья посвящена поэтике запахов в романах И. А. Гончарова. Автор анализирует романы И. А. Гончарова, выявляя основные черты тематического многообразия элементов произведения, связанных с передачей обонятельных ощущений Тема «запахи как часть литературы» неоднократно привлекала внимание российских и западных исследователей. Свидетельство тому — большая антология в двух томах «Ароматы и запахи в культуре», вышедшая в 2003 году в издании НЛО и ее дополнение и переиздание, выполненное в 2010 году [1]. Важным событием в области изучения запахов в литературе стало диссертационное исследование Н. А. Рогачевой [5], ее же монография, посвященная ольфакторному пространству русской поэзии конца XIX—XX вв. [6] и множество других научных исследований.

А.И. Костяев в своей монографии «Ароматы и запахи в истории культуры. Знаки и символы» говорит о том, что движущей силой обонятельной чувствительности является такое переосмысление, когда «представления о мире не разрушаются, не отрицаются, а обогащаются новым содержанием. Смыслы запахов не „вносятся“ извне как внешнее, принудительное начало. Они „самовозникают“ в сознании субъектов культуры» [4, с. 6]. Воспроизвести и изучить сознание субъектов культуры и помогает исследование запахов в художественных моделях разных авторов.

С этой точки зрения следует говорить о принципиальной значимости для литературоведения открытия запахов в культурологии, психологии, философии и даже экономике. Важно, что для представителей различных научных дисциплин литература становится неизменным источником наблюдений и основой для обобщений.

Существует типичная для новых ответвлений филологического знания терминологическая синонимия, которую уместно было бы объяснить в самом начале. Под ольфакцией понимается процесс обоняния (принюхивания, вдыхания запаха, распознавания запаха). Ольфакторий — это совокупность всех элементов текста, содержащих отсылки к ольфакции. Прилагательное «ольфакторный» рассматривается в значении «имеющий отношение к ольфакции». роман запах литературоведение Мир запахов Гончарова — это ольфакторный рай на земле: природные запахи (и воздух, и земля, и трава, и вода) сливаются в патетическую симфонию. Ароматы сопровождают все важные периоды жизни героев: детства, взросления, влюбленности, увядания, смерти. Мир ароматических метафор Гончарова связан с романтическими воспоминаниями и ностальгическими представлениями.

Еще Добролюбов заметил «полноту поэтического миросозерцания» романиста, его способность «охватить полный образ предмета, отчеканить, изваять его» [3, С. 8.]. Это пристрастие Гончарова к деталям критик объясняет его стремлением проследить явление до конца, найти его причины, установить его связи со всеми окружающими явлениями, возвести образ в тип, придать ему родовое и общее значение.

Так и ольфакторный мир Гончарова представлен детально, полно и широко. Многие повторяющиеся ольфакторные детали, встречаясь много раз (цветущая сирень), обращаются в лейтмотив и перерастают в символ.

В ольфакторных построениях Гончарова обнаруживается движение к «простой жизни», которая и есть главное счастье, полноценный источник всего прекрасного, что только может воспринимать человек: «Но лето, лето особенно упоительно в том краю. Там надо искать свежего сухого воздуха, напоенного — не лимоном и не лавром, а просто запахом полыни, сосны и черемухи; там искать ясных дней, слегка жгучих, но не палящих лучей солнца и почти в течение трех месяцев безоблачного неба» [2, IV, 100] («Обломов»). Подмена романтического (и экзотического) «лавра и лимона» запахом вполне прозаических, обычных сосны и полыни и составляет суть эстетического поворота, совершенного Гончаровым.

Тема «райских садов» у Гончарова индивидуализируется, превращается в тему «своего сада», который, по Вольтеру, и надо возделывать всю жизнь: «Наконец, на четвертый или пятый день после разговора с ней, он встал часов в пять утра. Солнце еще было на дальнем горизонте, из сада несло здоровою свежестью, цветы разливали сильный запах, роса блистала на траве. Он наскоро оделся и пошел в сад» [2, VII, 352] («Обрыв»). «Сильный» запах, «здоровая» свежесть — указатели ярких, живительных перемен, ждущих героя. Возможно, запах оттого и «сильный», что он актуализируется в эту минуту чувствами героя: «Вот две бабочки, вертясь друг около друга в воздухе, опрометью, как в вальсе, мчатся около древесных стволов. Трава сильно пахнет; из нее раздается неумолкаемый треск… «Какая тут возня! — думал Обломов, вглядываясь в эту суету и вслушиваясь в мелкий шум природы. — А снаружи так все тихо, покойно!..» «[2, IV, 255] («Обломов»).

" Райский" сад, который мы находим в одном из фрагментов «Фрегата «Паллада» «, уже не является чем-то поразительным, удивляющим: это, скорее, награда за долгий безрадостный переход: «…после угрюмого, серо-свинцового неба и такого же моря, заплескали голубые волны, засияли синие небеса, как мы жадно бросились к берегу погреться горячим дыханием земли, как упивались за версту повеявшим с берега благоуханием цветов. Радостно вскочили мы на цветущий берег, под олеандры» [2, II, 201]. «Радостно вскочили» — снижающая торжественность момента деталь.

" Райские кущи" оказываются предметом исследовательского интереса; рассказчик удивлен, что казавшиеся ему ранее «романтическими штампами» и традиционными преувеличениями фразы о «запахе за версту» — чистая правда. Сам исследовательский интерес здесь выступает в качестве прозаизирующего фактора — нет искреннего восхищения, есть удивление скептически настроенного человека. Но настоящий «эдем» — в сердце, и благоухание цветов в этико-эстетической «программе» Гончарова занимает не последнее место.

Наиболее ярким примером «цветочного» ольфактория следует признать весь сюжет с веткой сирени в романе «Обломов». Это полноценный ольфакторный сюжет, имеющий свои точки завязки, развития, кульминации и развязки.

" - Мне отчего-то больно, неловко, жжет меня, — прошептал Обломов, не глядя на нее.

Она молчала, сорвала ветку сирени и нюхала ее, закрыв лицо и нос.

• — Понюхайте, как хорошо пахнет! — сказала она и закрыла нос и ему.
• — А вот ландыши! Постойте, я нарву, — говорил он, нагибаясь к траве, — те лучше пахнут: полями, рощей; природы больше. А сирень все около домов растет, ветки так и лезут в окна, запах приторный. Вон еще роса на ландышах не высохла.

Он поднес ей несколько ландышей.

• — А резеду вы любите? — спросила она.
• — Нет: сильно очень пахнет; ни резеды, ни роз не люблю. Да я вообще не очень люблю цветов; в поле еще так, а в комнате — сколько возни с ними… сор…" [2, IV, 208].

Здесь ветка сирени и ее запах становятся «Галеотом» влюбленной пары, заменяя первый поцелуй: Ольга закрывает себе «лицо и нос» (плеоназм), а затем эту же ветку прижимает к лицу Обломова. Этот контакт нарушается ольфакторным диалогом — какой запах нравится героям. Обломов здесь поясняет, что его прельщают простые запахи полей, рощ, а яркие запахи садовых цветов раздражают (как и цветы в вазах). Запах сирени он называет «приторным», и с этой точки зрения сам выбор символа их любви («ветка сирени») уже оказывается неоднозначным. Ольга «лезет» в жизнь Обломова, как ветки сирени «лезут в окна». В их отношениях (при всей их глубине и «рафинированности») нет столь желанной Обломову простоты, естественности, спонтанности («полей и рощ»).

Развитие темы запаха сирени «притупляет» эту двойственность, размывает ее: «Он старался заглянуть ей в лицо, узнать, что она; но она нюхала ландыши и сирени и не знала сама, что она… что ей сказать, что сделать. „Ради бога, не подумайте, чтоб я хотел… Я сам через минуту бог знает что дал бы, чтоб воротить неосторожное слово…“ Она шла, потупя голову и нюхая цветы» [2, IV, 209].

Ветка сирени превращается для них в знак их любви, это уже не запах буквально, а знак запаха: «Пока между нами любовь появилась в виде легкого, улыбающегося видения, пока она звучала в Casta diva, носилась в запахе сиреневой ветки, в невысказанном участии, в стыдливом взгляде, я не доверял ей, принимая ее за игру воображения и шепот самолюбия» [2, IV, 250]. .

Наконец, в финале мы обнаруживаем удивительное соседство — на могиле Обломова растет и сирень («лезет» даже после смерти героя), и полынь из его сна: «Что же стало с Обломовым? Где он? Где? — На ближайшем кладбище под скромной урной покоится тело его, между кустов, в затишье. Ветви сирени, посаженные дружеской рукой, дремлют над могилой да безмятежно пахнет полынь. Кажется, сам ангел тишины охраняет сон его» [2, IV, 485]. С ольфакторной точки зрения, здесь доминирует запах горькой полыни — она пахнет «безмятежно», свободно, а сирень присутствует здесь без запаха, именно как знак («дружбы», не «любви»).

" Цветочная" тема, перекликаясь с темой «своего сада», иначе реализована в «Обрыве»: «Райский взял фуражку и собрался идти в сад. Марфенька вызвалась показать ему все хозяйство: и свой садик, и большой сад, и огород, цветник, беседки… И сад, казалось ему, хорош оттого, что она тут. Марфенька реяла около него, осматривала клумбы, поднимала головку то у того, то у другого цветка.

• — Вот этот розан вчера еще почкой был, а теперь посмотрите, как распустился, — говорила она, с торжеством показывая ему цветок.
• — Как ты сама! — сказал он.
• — Ну, уж хороша роза!
• — Ты лучше ее!
• — Понюхайте, как она пахнет!

Он нюхал цветок и шел за ней.

• — А вот эти маргаритки надо полить и пионы тоже! — говорила она опять, и уже была в другом углу сада, черпала воду из бочки и с грациозным усилием несла лейку, поливала кусты и зорко осматривала, не надо ли полить другие.
• — А в Петербурге еще и сирени не зацвели, — сказал он.
• — Ужели? А у нас уж отцвели, теперь акации начинают цвести. Для меня праздник, когда липы зацветут, — какой запах!
• — Сколько здесь птиц! — сказал он, вслушиваясь в веселое щебетанье на деревьях" [2, VII, 175].

Марфенька погружена в мир цветов — для нее это настоящее царство, где она — «и царь, и плотник», она счастлива видеть плоды своего труда, и она не ленится трудиться в своем саду. Для Райского это место — только «рама» Марфеньки, и все его «дежурные» комплименты выглядят жалкими и пошлыми в этом пространстве. Марфенька ждет цветения лип, чтобы насладиться их запахом. Райский не может поддержать эту тему и переводит разговор на другое.

В «Обрыве» тема цветов, их благоухания оказывается значимой: «Татьяна Марковна любила видеть открытое место перед глазами, чтоб не походило на трущобу, чтоб было солнышко да пахло цветами»; «Послушай, Верочка, какой сон! Слушайте, говорят вам, Николай Андреич, что вы не посидите!.. На дворе будто ночь лунная, светлая, так пахнет цветами, птицы поют…» [2, VII, 59].

Букеты срезанных цветов также становятся значимой художественной деталью: «Софья не заботится поднять ее; она рассеянно берет цветок из вазы, не замечая, что прочие цветы раскинулись прихотливо и некоторые выпали. Она нюхает цветок и, погруженная в себя, рассеянно ощипывает листья губами и тихо идет, не сознавая почти, что делает, к роялю, садится боком, небрежно, на табурет и одной рукой берет задумчивые аккорды и все думает, думает…» .

Букет — месть Райского Вере — превращается в знак любви. Райский, потребовав у садовника сделать померанцевый букет (который делается только для невест — флердоранж), планирует указать Вере на то, что ему известно о ее связи с Марком, это своеобразная издевка: «Он, как святыню, обеими руками, держал букет померанцевых цветов, глядя на него с наслаждением, а сам все оглядывался через цветник — к темной аллее, а ее все нет! Совсем рассвело. Пошел мелкий дождь, стало грязно. „Не послать ли им два зонтика?“ — думал он с безотрадной улыбкой, лаская букет и нюхая его». Но сам факт прикосновения к прекрасным цветам, издающим чудесный аромат, меняет его самого и его намерения. Он смотрит на букет с наслаждением, ласкает его, упивается запахом. Когда Вера возвращается после своего свидания с Марком, один ее измученный вид начисто мешает все карты Райского, он уже не в состоянии мстить. И хотя он кидает букет в ее комнату, она воспринимает это как знак любви, а не издевку: «- Великодушный друг… „рыцарь“ … — прошептала она и вздохнула с трудом, как от боли, и тут только заметив другой букет на столе, назначенный Марфеньке, взяла его, машинально поднесла к лицу, но букет выпал у ней из рук, и она сама упала без чувств на ковер». В сцене встречи с сестрой утром «Вера, чувствуя, что не одолеет себя, поспешила взять букет и подала ей.

— Какой роскошный букет! — сказала Марфенька, тая от восторга и нюхая цветы". Прикалывание бутоньерки померанцевых цветов к платью Марфеньки и разговор сестер разворачиваются в этой атмосфере аромата флердоранжа, задающего тему предчувствия любви, счастья, семейной жизни и открыто контрастирующего с тем, что переживает в этот момент Вера.

Внимание к цветам, их запахам позволяет Гончарову передать идею контраста природы и цивилизации, мира людей и мира простора: «Взирать на лазурь неба, дышать ароматами цветов, глядеться в водный ток, блуждать по злаку полей… Короче, наслаждаться природою в полном смысле этого слова. За городом воздух чище, цветы ароматней; там грудь колеблется каким-то неведомым восторгом; там небесный свод не отуманен пылью, восходящею тучами от душных городских стен и смрадных улиц; там кровообращение правильнее, мысль свободнее, душа светлее, сердце чище…» [2, I, 43] («Лихая болесть»).

Мир города противопоставлен загородной жизни; аромат цветов оказывается в противопоставлении «смраду улиц». В «Обыкновенной истории» также есть такое противопоставление: «Тогда Александр опрокидывался на спинку стула и уносился мысленно в место злачно, в место покойно, где нет ни бумаг, ни чернил, ни странных лиц, ни вицмундиров, где царствуют спокойствие, нега и прохлада, где в изящно убранной зале благоухают цветы, раздаются звуки фортепиано, в клетке прыгает попугай, а в саду качают ветвями березы и кусты сирени. И царицей всего этого — она…» [2, I, 251].

Здесь кроется одна из важнейших в творчестве Гончарова мысль о «затмении настоящего» суетой и пустой тратой времени в жизни обычного городского человека, делающего карьеру, наполняющего свое существование ложными тщеславными смыслами: «Что особенного тогда носится в этом теплом воздухе? Какая тайна пробегает по цветам, деревьям, по траве и веет неизъяснимой негой на душу? Зачем в ней тогда рождаются иные мысли, иные чувства, нежели в шуме, среди людей? А какая обстановка для любви в этом сне природы, в этом сумраке, в безмолвных деревьях, благоухающих цветах и уединении! Как могущественно все настраивало ум к мечтам, сердце к тем редким ощущениям, которые во всегдашней, правильной и строгой жизни кажутся такими бесполезными, неуместными и смешными отступлениями» [2, I, 261] («Обыкновенная история»).

" Правильная и строгая" жизнь оказывается неправильной и бессмысленной с точки зрения истинных чувств и мыслей, которые родиться могут только «в этом теплом воздухе», среди трав, цветов и садов. Мысль о тонких ощущениях, ведущих к утонченным и точным мыслям, идеям, восходящая к Платону, получает здесь новое развитие.

Рассмотрение ольфакторной картины художественного мира Гончарова позволяет обнаружить основные фильтры, используемые автором: это, прежде всего, сосредоточение на запахах природы, где «дворянско-усадебные» ароматы цветов занимают большое место; большее, чем у других авторов. «Цветочный» характер обоняемого мира Гончарова контрастирует с миром запахов простых и грубых. Однако это не столько социальные запахи (какие встречаются в прозе Григоровича, «запах нищеты»), сколько запахи крепкого «натурального хозяйства», в конечном счете, другая сторона природного ольфактория. Этот запах может восприниматься как неприятный и как вполне приемлемый.

Важная черта ольфакторной картины Гончарова — активный характер воспринимающего запах субъекта. Запахи не «плывут», «обволакивают», «разливаются» (хотя и такие случаи мы можем обнаружить), но оказываются некоей субстанцией, требующей извлечения (принюхивания).

Герои Гончарова ведут себя в пространстве запахов «биологически», они готовы к восприятию запахов, ищут запахи, стараются их интерпретировать. Так ольфакторная картина из «фона» становится героем — персонажи романов обмениваются ольфакторными впечатлениями, запах становится темой диалогов и размышлений. Именно с этим связан и «второй уровень» ольфакторной картины — ее метафорическое значение.

Запахи становятся символами ауры и характера, а обоняние — характеристикой человека, причем тот, кто имеет развитое и прихотливое обоняние, и есть скептик, глубокий «реалист», не собирающийся пользоваться розовыми очками. Так запахи превращаются в сигнификат — они означают внятность, простоту, прозу жизни (даже если речь идет о благоухании и других возвышенных ароматах).

• 1. Ароматы и запахи в культуре: в 2 т. / сост. О. Б. Вайнштейн. — М.: Нов. лит. обозрение, 2003. Т. 1. — 608 с.; Т. 2. — 664 с. Переизд.: 2010.
• 2. Гончаров И. А. Полное собрание сочинений и писем: в 20 т. — СПб.: Наука, 1997.
• 3. Добролюбов Н. А. Полное собрание сочинений. В 6 т. М.-Л.: ГИХЛ, 1934. Т. 2.
• 4. Костяев А. И. Ароматы и запахи в истории культуры: Знаки и символы. — М.: ЛКИ, 2007. — 144 с.
• 5. Рогачева Н. А. Русская лирика рубежа XIX—XX вв.еков: поэтика запаха: автореф. дис. … д-ра филол. наук. — Екатеринбург, 2011.
• 6. Рогачева Н. А. Ольфакторное пространство русской поэзии конца XIX — начала XX вв.: проблемы поэтики. — Тюмень: Изд-во Тюменского государственного университета, 2010. — 404 с.