Образование Российской республики (февраль 1917 г. — январь 1918 г.)

ОБРАЗОВАНИЕ РОССИЙСКОЙ РЕСПУБЛИКИ

(февраль 1917 г. -январь 1918 г.)

1. Причины и следствие провозглашения Российской республики 1 сентября 1917 года Предпарламент как возможность установления демократической республики Октябрьские события и образование Временного рабочего и крестьянского правительства республики

4. Учредительное Собрание: конец парламентского республиканизма в России Список использованных источников и литературы демократический республика предпарламент

1. Причины и следствие провозглашения Российской республики 1 сентября 1917 г.

После июльских событий 1917 года, консервативные и мелкобуржуазные силы подготовили Государственное совещание. Оно было созвано Временным правительством «ввиду исключительных переживаемых событий и в целях единения государственной власти со всеми организованными силами страны» и проходило в Москве с 12 по 15 августа. На нём присутствовало около 2500 человек, представлявших большинство политических партий, течений и слоев общества. Участниками Государственного Совещания были депутаты Государственной Думы всех созывов, кооператоры, делегаты от торгово-промышленных кругов и банков, профсоюзов, Городских дум, земств, армии, флота, Советов крестьянских депутатов и Советов рабочих и солдатских депутатов, научных организаций, интеллигенции, национальных организаций, 33 комиссара и 15 членов Временного правительства, духовенства, Союза земельных собственников и др.

Временное правительство надеялось с помощью Совещания укрепить своё положение, получив поддержку буржуазии. Правый лагерь предполагал, что итогом работы Совещания явится твёрдая государственная власть, способная навести порядок в армии и стране. Лидеры меньшевиков и эсеров рассчитывали, что некоторые уступки правым силам позволят сохранить коалиционное правительство и их влияние в нём.

Выступавшие призывали укрепить государственную власть в центре и на местах, пресечь противоправную деятельность экстремистских организаций, укрепить армию, сплотить все слои населения во имя победоносного завершения войны. Подавляющее большинство присутствующих высказывалось за то, чтобы объявить Россию республикой.

Г. А. Алексинский, выступая как представитель группы депутатов П-ой Государственной Думы, выводил необходимость победы «над германской реакцией» из политических интересов России. Идет борьба «передовых демократий» (российской, английской, французской, сербской, итальянской и бельгийской) против «союза четырех монархов». Если бы этот союз победил, «то население всех стран мира сказало бы, что с точки зрения элементарной безопасности страны монархический режим стоит выше демократического, республиканского. Во имя защиты республиканских и демократических идеалов мы не можем допустить победы четырех хищных монархий над семью передовыми демократиями мира».

Меньшевик Н. С. Чхеидзе говорил о задаче «безотлагательного созыва Учредительного собрания, которое закрепит в России демократическую республику, фактически уже провозглашенную народом.

В речи правой эсерки Е.К. Брешко-Брешковской упоминалось о «нашей республике». Видный теоретик анархизма П. А. Кропоткин так мотивировал требование провозгласить республику: «Мне кажется нам, в этом Соборе русской земли, следовало бы уже объявить наше твердое желание, чтобы Россия гласно и открыто признала себя республикой… Мы не предвосхитим ничего из прав Учредительного собрания, — я вполне признаю, что ему должно принадлежать суверенное решение в таком вопросе, — если мы, Собор русской земли, громко выразим наше желание, чтобы Россия была провозглашена республикой, мы этим только облегчим работу Учредительного собрания, и нам будут благодарны все остальные народы Европы и Америки».

Крупный предприниматель П. П. Рябушинский заявил, что «торгово-промышленный мир» в будущем будет… искренне приветствовать республиканский строй в России".

Представитель кооперативных организаций А. М. Беркенгейм говорил, что сейчас же после февральских дней «мы заявили, что нам нужно всем одно: демократическая республика и свободное волеизъявление народа в Учредительном собрании».

Председатель ЦК Всероссийского союза увечных воинов А. И. Вишневский сказал: «Мы верим, что Временное правительство, неуклонно отметая всякие покушения на добытые революцией народные права, приведет страну к справедливому и почетному миру, Учредительному собранию и демократической республике».

Председатель армейского комитета, позже армейский комиссар ХП армии, меньшевик Г. Д. Кучин говорил о «свободных солдатах Российской республики».

Генерал А. М. Каледин выступил за «укрепление демократического республиканского строя». Среди возгласов, раздававшихся после заключительной речи А. Ф. Керенского на Государственном совещании, были и такие: «Да здравствует Российская республика!».

«Поразительное единодушие проявилось в том, — констатирует Керенский, — с каким воодушевлением встречало совещание требование установления республики, которое звучало в выступлениях всех ораторов — от рабочих до капиталистов, от генералов до простых солдат».

Действительно, о необходимости государственного устройства России в форме республики, участники Государственного совещания высказались единодушно. Но по вопросу содержания этой республиканской формы, укрепления республиканской власти позиции чётко разделились.

Позиция Корнилова — Каледина требовала создания твердой власти путём отсечения демократических организаций от Временного правительства. Меры, предлагаемые ими «для спасения родины», сводились к следующему: «армия вне политики, запрещение всех митингов, собраний и т. п.; все Советы и комитеты должны быть упразднены как в армии, так и в тылу; «Декларация прав солдата» пересматривается и дополняется «Декларацией обязанностей солдата»; дисциплина поднимается самыми решительными мерами; все меры, принимаемые на фронте, распространяются и на тыл; дисциплинарные права начальствующих лиц восстанавливаются. «Страну, — заявил Каледин, — может спасти от окончательной гибели только действительно твердая власть, находящаяся в опытных и умелых руках лиц, не связанных узкопартийными групповыми интересами, свободных от необходимости после каждого шага оглядываться на всевозможные комитеты и Советы…».

Позиция, изложенная лидером меньшевиков, председателем ЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов Н. С. Чхеидзе, заключалась в стремлении укрепить власть посредством усиления роли демократических организаций, действующих в согласии с Временным правительством. «Он говорил от имени не только ЦИК Советов, но и других демократических организаций — фронтовых и армейских организаций, кооперативов, профсоюзов и т. д., словом от тех, кто был объединён понятием революционная демократия». Чхеидзе огласил Декларацию революционной демократии, получившей название «Платформа 14 августа». В ней, в частности, говорилось: «В лице своих Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов революционная демократия не стремилась к власти, не искала монополий для себя. Она была готова поддерживать всякую власть, способную охранять интересы страны и революции». Социалисты, подчёркивалось в Декларации, защищают интересы не отдельных классов и групп, а общие интересы России и революции. Поэтому, «всякая попытка разрушить демократические организации, подорвать их значение, вскрыть пропасть между ними и властью и сделать власть орудием в руках привилегированных и имущих, есть не только измена делу революции — это есть прямое предательство Родины…».

Государственное совещание, задуманное Керенским как средство сплочения и единения вокруг правительства, обнаружило углубляющийся социальный раскол. Оно показало крепнущую позицию правого лагеря и половинчатость позиции Керенского, явно не желавшего ожесточать правых и поэтому не разделявшего «платформу 14 августа». А. Ф. Керенский в те дни говорил: «Мне трудно потому, что я борюсь с большевиками левыми и большевиками правыми, а от меня требуют, чтобы я опирался на тех или других. Или у меня армия без штаба, или штаб без армии. Я хочу идти посредине, а мне не помогают…». Балансируя между левыми и правыми, Керенский окончательно теряет престиж.

Л.Г. Корнилов, назначенный Верховным главнокомандующим 19 июля (тогда же на пост управляющего военным министерством назначен Б.В. Савинков), пользовался большим авторитетом. 3 августа Корнилов представил Керенскому доклад, в котором ввиду нарастающего хозяйственного паралича, ставящего под угрозу снабжение армии, предлагались милитаризация фабрик, заводов, железных дорог и введение смертной казни в тылу. Керенский признал, что в докладе Корнилова был изложен «целый ряд мер, в огромном большинстве вполне приемлемых», но «оглашение» которых в такой редакции могло спровоцировать революционное выступление.

Сходясь с Корниловым в необходимости усиления власти правительства, Керенский не хотел ограничивать демократические свободы. «Я помню», -записала З. Н. Гиппиус о Керенском в своём дневнике 14 августа 1917 года, -«как он в первые дни свободы „клялся“ перед Советами быть всегда с „демократией“, как он одним взмахом пера „навсегда“ уничтожил смертную казнь… Его стали носить на руках. И теперь у него, вероятно, двойной ужас… ведь если соединиться с Корниловым и Савинковым… опять „смертная казнь“, — „измена моей весне“. Я клялся быть с демократией, „умереть без неё“ — и должен действовать без неё, даже как бы против неё».

Проявившийся на Государственном совещании сдвиг политических сил, в том числе, меньшевиков и эсеров, вправо, подтолкнул Керенского и Корнилова к установлению диктатуры. В ближайшем окружении Корнилова и с его участием разрабатывались планы установления в России новой формы правления.

20 августа пала Рига. В телеграмме премьер-министру Румынии И. Братиану, румынский посланник К. Диаманди сообщил о беседе Корниловым: «Генерал прибавил, что войска оставили Ригу по его приказанию и отступили потому, что он предпочитал потерю территории потере армии. Генерал Корнилов рассчитывает также на впечатление, которое взятие Риги произведёт в общественном мнении в целях немедленного восстановления дисциплины в русской армии». Падение Риги и отступление русских войск резко усилили противоречия в обществе. Левые обвиняли в поражении военное руководство страны. А. И. Деникин, назначенный 2 августа главнокомандующим Юго-Западным фронтом вместо генерала Л. Г. Корнилова писал, что «…падение Риги произвело в стране большое впечатление. Но среди революционной демократии оно совершенно неожиданно вызвало не раскаяние, не патриотический подъём, а ещё большую злобу против командного и офицерского состава… Все левые органы печати… открыли жестокую кампанию против Ставки и командования. Прозвучало слово „предательство“.. Усилился значительно напор Советов против Верховного главнокомандующего, генерала Корнилова, и в газетах промелькнули слухи о предстоящем его удалении».

Командование считало, что в поражении под Ригой виноваты Советы, разлагающе действующие на армию и слабое правительство, неспособное справиться с большевиками и навести порядок в армии. А. И. Деникин писал, что из-за агитации большевиков «войска Северного фронта и особенно 12-й армии были наиболее развалившиеся из всех и по логике вещей не могли оказать врагу должного сопротивления».

В.Н. Львов, бывший посредником между Керенским и Корниловым перед корниловским мятежом, приводил слова генерала Корнилова, сказанные им Львову 24 августа: «Передайте Керенскому, — сказал мне Корнилов, — что Рига взята вследствие того, что предложения мои, представленные Временному правительству, до сих пор им не утверждены. Взятие Риги вызывает негодование всей армии. Дольше медлить нельзя. Необходимо, чтобы полковые комитеты не имели права вмешиваться в распоряжения военного начальства, чтобы Петроград был введён в сферу военных действий и подчинён военным законам, а все фронтовые и тыловые части были подчинены Верховному главнокомандующему. По сведениям контрразведки, доставленным мне, в Петрограде готовится большевистское восстание между 28 августа и 2 сентября. Это восстание имеет целью низвержение власти Временного правительства, провозглашение власти Советов, заключение мира с Германией и выдачу ей большевиками Балтийского флота. Ввиду столь грозной опасности, угрожающей России, я не вижу иного выхода, как немедленная передача власти Временным правительством в руки Верховного главнокомандующего» .

По словам Львова, Керенский считал возможным мирный переход власти от Временного правительства к военной диктатуре: «Кто будет Верховным главнокомандующим, меня не касается», — говорил Корнилов, — «лишь бы власть ему была передана Временным правительством», но «сделал жест головой в знак согласия» на предложение Львова быть диктатором. Реставрации монархии Корнилов не хотел, сказав, что «Романовы взойдут на престол только через мой труп». Заявив, что «не верю больше Керенскому, он ничего не делает», Корнилов, однако, сперва собирался предложить ему портфель министра юстиции в своём кабинете, затем, по предложению своего ординарца Завойко, — должность заместителя председателя Совета Министров. В «фантастический состав будущего кабинета» министров Корнилов предполагал ввести Б. В. Савинкова — военным министром, а также В. Н. Львова, А. Аладьина («бывшего члена Думы», весьма важного тайного агента Англии) и М. М. Филоненко (комиссара Временного правительства в Ставке). Для формирования кабинета в Ставку от имени Главнокомандующего было решено «пригласить видных партийных и гражданских руководителей, в том числе Родзянко», о чём за подписью Львова тогда же была послана телеграмма.

После падения Риги, из-за приблизившегося к столице фронта, Керенский передал в подчинение Верховному главнокомандующему Петроградский военный округ, «за исключением самого города» и просьбу к Корнилову «перебросить в Петроград в распоряжение правительства части Конного корпуса».

24 августа Корнилов назначил генерала А. М. Крымова командующим Отдельной (Петроградской) армией, а генерала П. Н. Краснова командиром 111-го конного корпуса. Крымову было приказано при «выступлении большевиков» немедленно занять столицу, обезоружить гарнизон и рабочих и разогнать Совет. ^JJ В телеграмме, направленной Савинкову 26 августа, Корнилов просит «объявить Петроград на военном положении 29 августа».

26 августа В. Н. Львов передал Керенскому требования Корнилова: объявить Петроград на военном положении, передать всю власть, военную и гражданскую, в руки Верховного главнокомандующего, отставка всех министров, не исключая и министра-председателя и передача временного управления министерств товарищами министров впредь до образования кабинета Верховным главнокомандующим. Львов также сообщил, что «в случае большевистского восстания правительство не должно ожидать какой-либо помощи» и если Керенский не переедет в Ставку, Корнилов не гарантирует безопасности премьера.

Керенский не хотел терять власть. Премьер-министр решил избавиться от сильного соперника и подавить мятеж генерала. В ночь с 26 на 27 августа на заседании кабинета министров он потребовал и получил всю полноту власти «с тем, чтобы скорейшим образом положить конец антиправительственному наступлению, предпринятому Верховным главнокомандующим генералом Корниловым».

Ранним утром 27 он послал Корнилову телеграмму с приказом сдать должность. В Ставке решили, что Керенский попал под влияние большевиков, исполнить его приказ Верховный главнокомандующий отказался. Керенский обвинил Корнилова в мятеже.

Терять генералу и его соратникам было нечего, и они выступили открыто. В приказе, переданном по телеграфу из Ставки, Корнилов обвинил Временное правительство в том, что оно действует «под давлением большевистского большинства Советов… в полном согласии с планами германского Генерального штаба»; клялся, что ему, сыну «казака-крестьянина… лично ничего не надо», что он хочет лишь одного — «довести народ путём победы над врагом до Учредительного собрания», на котором делегаты сами выберут уклад государственной жизни.

Мятежники Корнилова столкнулись с единым народным фронтом. Угроза подавления демократии заставила эсеров и меньшевиков пойти на союз с большевиками. Они образовали «комитеты народной борьбы с контрреволюцией», оказавшиеся под контролем большевиков, как самой организованной партии. В мятежные части были направлены сотни агитаторов. Они убеждали солдат не подчиняться Корнилову, уверяя, что он введёт военную диктатуру, запретит Советы, а это значит — война, восстановление дисциплины и смертной казни. Даже сторонник Корнилова генерал П. Н. Краснов писал, что «в прекрасно, благородно, смело написанном приказе Корнилова звучала фальшь». Приказ «настойчиво звал к войне и победе. Керенский, который лучше понимал настроение массы, сейчас же учуял эту фальшь, и его контрприказ, объявлявший Корнилова изменником и контрреволюционером, говоривший о тех завоеваниях революции, которые солдатом понимались, как… отсутствие какой бы то ни было власти, сразу завоевал симпатии солдатской массы».

Из войсковых частей в поддержку Временного правительства шли телеграммы. Представители армейского комитета 6 Армии, Фронтового комитета Юго-Западного фронта, Союза моряков Одесского флота и Социалистической партии 29 августа постановили: «Власть Совета остается до созыва Учредительного собрания. Генерала Корнилова, как не исполнившего боевого приказа Временного правительства, предать военно-революционному суду. Смертная казнь в демократической республике, как позор, должна быть немедленно отменена».

«…Видя попытки изменника Родины и Революции генерала Корнилова и его шайки — служак старого закала — отнять у нас добытую кровью наших братьев свободу, свергнуть Временное правительство и республиканский строй», — говорилось в резолюции 9-го Корпусного Воздухоплавательного отряда действующей армии от 31 августа, — «клянёмся, при первом кличе демократии и наших уполномоченных органов Советов солдатских депутатов, отстоять грудью и штыками от посягательств тёмных сил завоевания революции».

Железнодорожники блокировали движение поездов с корниловскими частями, телеграфисты нарушили их связь. Подразделения Петроградского гарнизона заняли боевые позиции, готовясь оборонять столицу. Без единого выстрела уже к 31 августа мятеж был подавлен. Крымов застрелился, Корнилов был арестован и вместе с другими руководителями заговора помещён в тюрьму в городе Быхове под Могилёвом.

Для Керенского эта победа мало чем отличалась от поражения. Спровоцированный и подавленный корниловский мятеж имел катастрофические последствия, создавшие условия для взятия власти большевиками.

Правительственный лагерь оказался в состоянии разброда. Керенский, уже с начала августа терявший свою популярность, теперь утратил её вовсе. Попытавшись угодить и правым, и левым, он у всех вызывал презрение. Повсюду ходили слухи о его контактах с Корниловым. Правые обвиняли Керенского в предательстве, левые — в сговоре с мятежниками. Центральные комитеты меньшевистской и эсеровской партии приняли резолюции о недопустимости участия в правительстве кадетов, поскольку они поддержали Корнилова. Кадеты вышли из правительства. Возник третий правительственный кризис.

Суть политической ситуации в России к осени 1917 г. заключалась в перманентном кризисе правительственной власти. «В раскрывшемся заговоре против революции и свободы», — писал член Исполкома Петроградского Совета, комиссар Временного правительства на Северном фронте B.C. Войтинский, — «вместе со ставкой участвовала часть Временного правительства». Коалиция с кадетами в массовом общественном сознании была окончательно скомпрометирована. Не решаясь на кардинальные меры, которые могли бы укрепить власть (активные поиски мира, передача земли крестьянам и пр.), А. Ф. Керенский решил объявить Россию республикой.

Когда на Государственном Московском совещании представители различных партий, классов, городских и земских учреждений высказались в пользу республики, А. Ф. Керенский обратился к присутствовавшим на Совещании министрам с просьбой дать ему возможность провозгласить Россию республикой, но получил отказ. Корниловский мятеж и его провал ускорили формальное провозглашение республиканского строя в России. После подавления выступления генерала Л. Г. Корнилова, «ни у кого в демократических кругах, — писал А. Ф. Керенский, — не осталось и капли сомнения в необходимости формального подтверждения существования в России республиканской формы правления». На заседании Совета министров 31 августа был утвержден окончательный проект «Провозглашения Республики».

1 сентября 1917 г. актом Временного правительства Россия объявлялась республикой. Акт был подписан А. Ф. Керенским и министром юстиции А. С. Зарудным. Этот акт начинался с указания на мятеж Корнилова, на «смуту» в армии и стране, на опасность, угрожающую судьбе родины и свободе и заканчивался словами: «Считая нужным положить предел внешней неопределенности государственного строя, помятуя единодушие и восторженное признание республиканской идеи, которое сказалось на Московском государственном совещании, Временное правительство объявляет, что государственный порядок, которым управляется Российское государство, есть порядок республиканский, и провозглашает Российскую Республику».

Провозглашение республиканского строя имело огромное моральное и символонесущее значение, но само по себе оно не решало ни одну из проблем, стоявших перед страной.

Исходя из насущных потребностей страны, «для восстановления потрясенного государственного порядка», вся полнота власти по управлению страной была передана «пяти лицам из его состава во главе с министром-председателем» .

В этот специальный орган, получивший название «Директория», во главе с эсером А. Ф. Керенским вошли: министр иностранных дел М. И. Терещенко (беспартийный); министр почт и телеграфа А. М. Никитин (беспартийный), который также отвечал за министерство внутренних дел; военный министр генерал-майор А. И. Верховский (беспартийный); бывший командующий Балтийским флотом контр-адмирал Д. Н. Вердеревский (беспартийный), получивший пост морского министра.

Главной задачей Временное правительство считало восстановление государственного порядка и боеспособности армии. Оно стремилось «к расширению своего состава путем привлечения в свои ряды … тех,… кто вечные и общие интересы родины ставит выше временных и частных интересов партии или классов».

Сторонники Временного правительства утверждали, что провозглашение России республикой есть акт чрезвычайной важности, так как им решен вопрос, прежде находившийся в неопределенном положении. Так, Председатель Московской городской думы правый эсер О. С. Минор предложил приветствовать издание правительством декрета о демократической республике. По словам Минора, идея республики окрепла в борьбе с корниловщиной. Настал момент закрепить этот факт на бумаге. Минор призвал Думу «защищать и охранять ныне провозглашенный республиканский строи».

Формальное провозглашение республики было встречено подавляющим большинством населения России без какого-либо энтузиазма. Тот же Минор признавал, что «либо в России прошел энтузиазм и падает настроение, либо население привыкло к мысли о республике, и декрет лишь завершил не вызывающий сомнение факт».

Большевик П. Г. Смидович, полемизируя с мнением О. С. Минора, считал, что «декрет говорит лишь о российской республике, в нем нет слова „демократическая“. Он не предполагает истинного народовластия».

В 5 часов утра 1 сентября Петроградский Совет по предложению Л. Б. Каменева принял резолюцию «О власти». Резолюция Совета требовала отстранения от власти не только кадетов, но и всех представителей буржуазии, утверждая, что единственный выход — в создании власти из «представителей революционного пролетариата и крестьянства», основными задачами которой будут: провозглашение «демократической республики», конфискация помещичьих земель без выкупа и передача её крестьянским комитетам впредь до решения Учредительного собрания; введения рабочего контроля над производством; национализация важнейших отраслей промышленности и предложение народам воюющих государств всеобщего демократического мира. Согласно большевистской резолюции, революционная власть должна создать демократическую республику.

Акт Временного правительства и провозглашение республики критиковали кадеты, монархисты и верхушка казачества, находившие, что в данном случае имеет место «предрешение голоса высшего судьи и властелина» — Учредительного собрания.

Кадеты говорили, что акт отразится на свободе пропаганды и на отношении к монархическим тенденциям, хотя и незаметным, но существующим. Вместе с тем, они признавали, что акт «по реальному своему значению не связывает Учредительного собрания. Если признать, что 3 сентября Россия «проснулась республикой», то приходится тут же прибавить, что едва ли она это обстоятельство особенно сильно ощутила. Прежде всего, провозглашение состоялось «между прочим, мимоходом, кстати». Затем сама формула «не блещет красотой и юридической точностью». Стремясь к определенности, «забыли, что республика без республиканских учреждений и без народного представительства,… без конституции — по существу не может быть определенной формой государственного строя».

Газета кадетов «Речь» находит акт данью «фетишизму слов»: «И сейчас те, ради кого произнесена новая фраза, не склонны к ликованию. В сущности, большевики победили. Все эти шесть месяцев мы жили в строе, если не республиканском, то, конечно, не монархическом. Но когда провозгласили республику, на деле в жизни господствовал уже большевистский клич: вся власть Советам». Далее газета ставила серьезный вопрос: «Уверенно ли Временное правительство в том, что вывеска республики поднимет престиж теперешнего порядка?».

П.Н. Милюков по поводу этого акта писал: «Легче всего было удовлетворить желание „революционной демократии“ о провозглашении России демократической республикой. Юридического значения это провозглашение все равно не имело. Иначе, как заметил один из близких к правительству юристов, нужно было бы допустить, что какой-нибудь другой состав правительства может провозгласить Россию монархией».

По мнению кадетов, «слабость, а не сила, беспомощность, а не уверенность звучат в тех словах, которыми „правительство пяти“ объявляет свое решение, опираясь на смысл аплодисментов, раздававшихся в Московском государственном совещании во время речи Кропоткина».

Акт Временного правительства вызвал естественные протесты монархистов. В. В. Шульгин заявил в «Киевской газете», что, объявляя Россию республикой, Временное правительство превысило свои полномочия: «Мы не можем допустить ни республики, ни современного республиканского правительства. И мы вовсе не уверены, что нам хочется, чтобы Россия была республикой».

В резолюции конференции казачьих войск говорилось, что ни одна из реформ, обещанных на Московском государственном совещании, не выполнена: Временное правительство «лишь провозгласило республику, на что его никто не уполномочивал и что является узурпацией суверенных прав народов государства Российского». В акте провозглашения республики казачество усматривает «захват Временным правительством власти Учредительного собрания» и настаивает на передаче вопроса о государственном строе Учредительному собранию.

В ответ на заявление представителей казачества, А. Ф. Керенский сказал, что узурпацией прав Учредительного собрания было бы объявление республики «федеративной или централистской». Что же касается отсутствия указаний в акте 1 сентября на демократическую республику, то такое указание было бы излишне, ибо «демократическая это не есть та или иная форма государственного устройства, а скорее форма политическая».

По словам правой газеты «Народное слово», вряд ли кого может всерьез интересовать вопрос, как формально будет называться тот государственный порядок или, вернее, беспорядок, который существует в России: над страной висит угроза гражданской войны, и внешний враг грозит самому существованию государства. От того, что «Россия будет называться республикой, — продолжала газета, — ни на шаг не продвинется разрешение тех задач, которые на ее плечи взвалила история». Правительство должно было сделать «этот тактический шаг под внешним давлением», это вынужденная уступка «крайним левым течениям, которые в связи с ликвидацией мятежа генерала Корнилова так высоко подняли голову». Акт 1 сентября «должен сыграть роль масла, которое усмиряет разбушевавшиеся волны».

Акт 1 сентября вызвал негодование моряков Балтийского флота, заявивших, что «провозглашенная республика не есть истинная демократическая республика», и поэтому потребовавших для России демократической республики и всех широких прав для демократии, связанных с этой формой правления.

Представитель штаба флота В. Н. Демчинский говорил на заседании Центробалта 7 сентября, что вопрос о государственном строе «мы решать… не можем, так как вопрос о том какая должна быть республика, принадлежит Учредительному Собранию». Выступавшие его поддержали: «Так как нет законов социальных, то это сомнительная республика. В демократической республике не может так быть, чтобы сразу после ее провозглашения был объявлен приказ Керенского о прекращении политической жизни в армии». В резолюция этого заседания отмечалось, что «декретом Временного правительства объявлена Российская республика, а не демократическая», что это есть недоговоренность и откладывание введения республиканских учреждений на неопределенное время.

10 сентября адмирал Д. Н. Вердеревский телеграфировал просьбу разъяснить Центробалту «смысл объявления России республикой» и указал, что Центробалт должен «с большей осмотрительностью и сознательностью относиться к вопросу установления окончательной формы правления в Российской республике».

Для составления проекта Конституции Российской Республики 11 октября при Юридическом совещании была образована Особая комиссия под председательством профессора государственного права Н. И. Лазаревского (затем В.М.Гессена). Ею был разработан ряд проектов конституционных законов, которые предполагалось внести на рассмотрение в Учредительное собрание.²⁸⁷

Комиссия исходила из того, что в основу конституции должны быть положены три принципа: народное верховенство, широкое развитие местного самоуправления и, наконец, признание и обеспечение широкой индивидуальной свободы граждан. Комиссия допускала, что формой правления может быть монархия или республика. В схеме, по которой должны быть расположены статьи конституции, стоял пункт о принципах, могущих быть положенными в основу конституции. Среди них были названы «монархический принцип» и раздел «Президент республики». При обсуждении раздела некоторые члены Комиссии говорили об основных законах Российской Республики. В проекте закона об организации временной исполнительной власти при Учредительном собрании очень подробно говорилось о должности временного президента Российской республики, избираемого Учредительным собранием и наделенного широкими полномочиями. Широкие права президента в деле управления государством, назначения и увольнения высших чиновников (вплоть до министров), руководство армией и внешней политикой «напоминали компетенции царя по „Основным законам Российской империи“, а верхняя и нижняя палаты российского парламента были схожи с Государственным советом и Государственной думой». Президент республики избирался на год. Парламент предполагался двухпалатный. Согласно проекту, президент сочетал в своем лице функции главы государства и главы правительства. Законопроекты должны были вноситься в Учредительное собрание по распоряжению и от имени Президента, который наделялся законодательной инициативой.

Особая комиссия при Юридическом совещании действовала по 24 октября и не завершила своей деятельности. Конституцию Российского государства дорабатывали в Париже в 1919 г. эмигрировавшие из России члены КОМИССИИ.

Итак, акт Временного правительства от 1 сентября сводился к формальному провозглашению республики. Это было политико-декларативное действие.

Насущные вопросы о земле, федеральном устройстве государства откладывались до Учредительного собрания. Война продолжалась. Продовольственное положение в больших городах ухудшалось, цены росли, хлебный паек урезался. Общее экономическое положение оставалось тяжелым: транспорт был в состоянии паралича, поставки сырья сокращались, производительность падала. Временное правительство не могло решить ни одной из проблем, стоящих перед страной.

Провозгласив Россию республикой, Керенский надеялся продемонстрировать движение вперед, к демократическому будущему. Однако реальная демократизация страны зависела от разрешения социальных противоречий — старых, доставшихся в наследство от царизма, и новых, возникших в послефевральский период. Будучи не в состоянии разрешить эти противоречия, правительство Керенского не сумело и наполнить провозглашение республики в России сколько-нибудь реальным содержанием.

2. Предпарламент как возможность установления демократической республики Политические последствия корниловского мятежа были огромны. В начале мятежа между Керенским, который стремился к образованию сильной Директории, и лидерами Совета, которые противились созданию подобного правительства и в тот момент беспокоились главным образом о защите революции, было достигнуто временное взаимопонимание. Согласно политической резолюции, принятой ЦИК и ИВСД в ночь с 27 на 28 августа, Керенскому предоставлялось право сформировать правительство, которое он сочтет нужным. Единственным непременным условием правительства являлась непримиримая борьба с Корниловым. Быстрый разгром корниловского мятежа выдвинул на передний план проблему, касавшуюся характера власти, которая заменила бы обанкротившуюся вторую коалицию.

В первой половине сентября правительства в стране не было. Кабинет, самоупразднившийся 26 августа в начале конфликта со Ставкой, с тех пор не был восстановлен. «Правда, были, как будто, министры или управляющие министерствами, но было неясно, кто их назначил, где источник их власти, и никто не принимал их всерьёз. Так, в военном министерстве появился Верховский, в морском — адмирал Вердеревский. Было до очевидности ясно, что их имена не только не разрешают правительственного кризиса, но и не приближают его разрешения».

Официально считалось, что Россией управляет «коалиция», но коалиции давно уже не было. Политические группы, входившие раньше в её состав, теперь противостояли друг другу, как открытые враги. Стоявшая во главе цензовых элементов конституционно-демократическая партия, со времени корниловщины представлялась партией гражданской войны, противницей республики и всех демократических завоеваний, присутствие в правительстве её представителей не обеспечивало этому правительству поддержки и оно оказалось в политической изоляции.

«…Зашевелился и старый комитет Государственной Думы (Временный комитет ГД), пытающийся доказать, что Правительство Керенскогоучреждение незаконнорожденное, ибо, в противоположность кабинету князя Львова, оно сформировано без санкции Думы. А до созыва Учредительного Собрания нужно считать Думу единственным законным представительным собранием в России, но об её существовании все позабыли».

Всё более безнадёжным становилось и международное положение России. Если в июне (и ещё в начале июля) была перспектива международной социалистической конференции, выступление демократий Запада на помощь российской революции, и всеобщий демократический мир представлялся достижимым, то после июльского поражения и всё более усиливающего развала на фронте, после корниловского мятежа, — бессилие правительства стало очевидным как союзникам, так и противникам страны.

Слабости правительства и характеру его внешней политики соответствовал хаос, царящий среди высшего армейского командования. Главнокомандующий войсками Петроградского военного округа генерал П. А. Половцов вспоминал: «Большевики сильно работают и против меня, доказывая мою жестокость и контрреволюционность. Пока эта пропаганда в хороших полках не производит впечатления, но если не реагировать, какие могут получиться последствия в ближайшем будущем? Многие меня подбивают действовать без поддержки правительства и даже наперекор его желаниям, но на это я не согласен. Довольно и без того беспорядка».

Керенский, по словам генерала Половцова, для солдат был ненавистен как соучастник Корнилова, офицерство обвиняло его в том, что он покинул Корнилова на полпути и предал его. «Я готов был всячески Керенского поддержать в надежде на то, что он спасёт Россию, — высказывал генерал мнение подавляющего числа окружавших Керенского людей, — но теперь убедился в полной его непригодности на такую роль. Он не умеет разбираться в людях, плохо ориентируется в настроениях масс, особенно солдатских, не имеет достаточно дипломатического такта, чтобы скрывать своего двуличия, к сожалению, иногда необходимого на дипломатическом поприще, и наконец за последнее время слишком, по-видимому, занят мыслью о собственном величии. Его слишком очевидное и честолюбивое стремление стать самодержавным диктатором понемногу охлаждает симпатии даже самых горячих его сторонников. Словом, для управления страной недостаточно одного только красноречия, хотя бы и выдающегося».

В армии стремительно развивался тот же процесс, каким была охвачена вся страна: при отсутствии власти в центре, на местах шел процесс распада государственной машины, развивалась анархия.

Окрылённые победой над Корниловым массовые организации на местах, фабрично-заводские рабочие, солдаты, матросы, то есть все те, кто присоединился к антикорниловскому движению, выражали своё мнение о характере, составе и программе будущего правительства в многочисленных письмах, резолюциях, политических декларациях.

Исполнительная власть Временного правительства, обвинённого в связях с корниловцами зашаталась, начала терять массовую поддержку: земства, городские думы оказались слабой опорой. Зато резко возросла роль Советов, революционных комитетов, комитетов спасения, множившихся после августа. Если после июльского кризиса наметилось уменьшение влияния Советов, то в ходе и после подавления корниловского мятежа роль Советов резко возросла. Общественно-политическая обстановка в стране явилась благотворной для распространения лозунга «Вся власть Советам!».

Быстрая победа над Корниловым подтвердила огромные потенциальные возможности совместных действий социалистических групп. Глубокий общественно-политический и правительственный кризис, связанный с корниловщиной и её ликвидацией, а также отказом части эсеров и меньшевиков от коалиции с кадетами, создал условия, когда вновь возникла возможность укрепления республиканского строя на демократических началах. На заседаниях ВНИК и Исполкома Совета крестьянских депутатов раздавались взволнованные голоса с горячим призывом к единению демократических сил. Большевики, еще совсем недавно пребывавшие почти в подполье, стали главными героями подавления корниловского выступления и быстро обретали популярность.

Если до осени сохранялось примерное равенство численности меньшевиков и большевиков, то с начала сентября рост партии меньшевиков прекратился, а РСДРП (б) выросла за два месяца в полтора раза и достигла 350 тыс. членов. На выборах в Петроградскую городскую думу, состоявшихся 20 августа, большевики получили 75 мест, кадеты — 42, меньшевики — 8. К тому же большевики завоевали прочные позиции в некоторых массовых организациях, таких, как фабзавкомы и районные советы в Петрограде. Объединенные в Межрайонное совещание, эти советы, благодаря своим вооруженным дружинам, сыграли решающую роль во время попытки корниловского мятежа. Когда правительство потребовало разоружения Красной гвардии, Советы еще более радикализировались и присоединились к Петроградскому Совету, в котором теперь руководили большевики. Оба этих органа, располагавшие сетью освобожденных активистов, начали тесно сотрудничать и вместе заседали в Смольном. Более того, участием в ликвидации корниловского выступления они укрепили свои боевые порядки, добившись с помощью ЦИК и Временного правительства освобождения из тюрем большевиков. Со 2 по 19 сентября из «Крестов», гауптвахт и других мест заключения были освобождены Л. Д. Троцкий, Л. Б. Каменев, А. М. Коллонтай, Ф. Ф. Раскольников, А. В. Луначарский, Н. В. Крыленко, П. Е. Дыбенко и другие большевистские лидеры. Всего из заключения было выпущено 140 большевиков. Это был политический просчёт Временного правительства и лично Керенского.

В солдатских комитетах после неудачного наступления на фронте также росло число большевиков. Многие части и Балтфлот отказались признать Директорию, называли Керенского «бонапартом». Войска в Финляндии поддержали требование сейма о независимости.

Главнокомандующий войсками Петроградского военного округа в 1917 г. генерал П. А. Половцов писал: «Большевики тоже не дремлют. Оправившись от страха и видя, что правительство склонно с ними деликатничать, они опять подняли голову. Готовя новый скандал, они хотят сначала полонить Совет, но не вооруженной силой, а мирным проникновением. Число представителей, как в рабочей секции, так и в солдатской, переходящих на сторону большевиков, всё увеличивается. Причины такого явления мне не совсем ясны: не знаю, кроются ли они в неудовольствии правительством, или просто в немецких деньгах. …очистить Совет путём перевыборов можно, если правительство быстро разберёт дело восстания и круто расправится с зачинщиками. Однако шансов на такой исход мало, а между тем, если не заткнуть глотку Троцкому, солдаты скоро придут к убеждению, что раз он не пострадал за восстание, значит, он прав».

С конца лета именно большевики начали определять политику Советов. В ночь с 31 августа на 1 сентября их резолюцию о создании правительства без буржуазии впервые принял Петроградский Совет. Старый президиум вышел в отставку. Место Чхеидзе занял Троцкий, всего за несколько дней до того освобождённый из «Крестов». В руки большевиков перешел и Московский совет: Там 7 сентября была принята резолюция о необходимости установления советской власти.

Процесс большевизации Советов набирал силу по всей стране, в сентябре уже более 50 Советов приняли резолюцию о передаче власти Советам. Вновь появилась возможность мирного прихода большевиков к власти через Советы.

В статье «О компромиссах», написанной 1 сентября, Ленин предлагал меньшевикам и эсерам образовать правительство, ответственное перед Советами и обещал, что большевики в этом случае не будут предпринимать попыток вооружённого захвата власти. Компромисс с эсерами и меньшевиками Ленин объяснял обстоятельствами и ограничивал его во времени: «Лишь как исключение, лишь в силу особого положения, которое, очевидно, продержится лишь самое короткое время, мы можем предложить компромисс этим партиям…». По его мнению, компромисс заключался бы в том, что «большевики, не претендуя на участие в правительстве… отказались бы от выставления немедленно требования перехода власти к пролетариату и беднейшим крестьянам, от революционных методов борьбы за это требование. Условием, само собой разумеющимся и не новым для эсеров и меньшевиков, была бы полная свобода агитации и созыва Учредительного собрания, без новых оттяжек или даже в более короткий срок».

Часть лидеров меньшевиков и эсеров всё-таки сохранили курс на коалицию с буржуазией. Партия социалистов-революционеров оценила предложение Ленина как желание большевиков возложить на эсеров и меньшевиков «всю чёрную и ответственную работу власти, себе же отводят удобную роль контролёров… Советское правительство погибло бы под тяжестью противоречий между классовым характером его программы и необходимостью осуществлять надклассовую политику». Меньшевики считали, что тактика большевиков «неизбежно привела бы в случае всего успеха, к изоляции пролетариата и к поражению его в гражданской войне против огромного большинства населения…».

В очередной раз решался вопрос о власти. Нельзя было не учитывать позицию ЦИК и Исполнительного Комитета Всероссийского Совета крестьянских депутатов. Резолюция совместного пленарного заседания отвергла большевистский проект создания правительства исключительно из «представителей революционного пролетариата и крестьянства». Не получили широкой поддержки и депутаты Петроградской Городской думы, которые призывали передать всю полноту власти Советам. В резолюции, внесённой меньшевиками и эсерами и принятой большинством депутатов, содержались два основных момента: одобрение идеи скорейшего созыва Демократического совещания, чтобы принять окончательное решение по вопросу о власти, а до этого поддержать новое правительство, сформированное Керенским.

Серьёзные разногласия по вопросу борьбы за власть и методов этой борьбы, были в большевистской партии между умеренными большевистскими лидерами, входящими в ЦК и Лениным. Особенно ярко они проявились на УП (Апрельской) Всероссийской конференции РСДРП (б), проходившей в Петрограде с 24 по 29 апреля 1917 г. и на У1 съезде РСДРП (б) с 26 июля по 3 августа 1917 г. в Петрограде.

Статья Ленина «О компромиссах» была отрицательно воспринята многими известными большевистскими лидерами Петербургского комитета, обсудившими её на своём заседании 7 сентября. С возражениями против ленинской тактики компромиссов выступили и члены Московского областного бюро РСДРП (б).³⁰³

14 сентября в газете «Рабочий путь» была опубликована статья Ленина «Один из коренных вопросов революции». «Ни обойти, ни отодвинуть вопроса о власти нельзя, — писал он, — ибо это именно основной вопрос, определяющий все развитие революции, в ее внешней и внутренней политике». Ленин ставит вопрос ребром: «Либо разгон Советов и бесславная смерть их, либо вся власть Советам… Власть Советам — это значит радикальная переделка всего старого государственного аппарата, этого чиновничьего аппарата, тормозящего все демократическое, устранение этого аппарата и замена его новым, народным, т. е. истинно демократическим аппаратом Советов, т. е. организованного и вооруженного большинства народа, рабочих, солдат, крестьян, представление почина и самостоятельности большинству народа не только в выборе депутатов, но и в управлении государством, в осуществлении реформ и преобразований». ³⁰⁴

В следующей статье «Русская революция и гражданская война» Ленин предвидел, что большевики не получат большинства на выборах и в Учредительном собрании «эсеры могут продолжать „игру“ в соглашение с кадетами…». Ленин сознавал, что прийти к власти законным путем через Учредительное собрание партия не в состоянии, так как вряд ли получит более 1/3 голосов. Оставалось захватить власть до созыва Учредительного собрания. В сентябре должен был собраться П Всероссийский съезд Советов. Съезд тоже мог не поддержать большевистский переворот, поэтому Ленин призывал спешить с подготовкой восстания, чтобы захватить власть до открытия съезда.

12−14 сентября Ленин послал в ЦК РСДРП письма «Большевики должны взять государственную власть» и «Марксизм и восстание». В них Ленин отказывался от своей тактики компромиссов и выдвигал план немедленной подготовки к вооруженному восстанию. Ленин пришёл к выводу, что стремительный рост влияния партии и затянувшийся политический кризис создают уникальную возможность завоевания власти, и эту возможность упускать нельзя. В России, стране моноцентристской, исход борьбы решался в столицах. Это прекрасно понимал Ленин, когда писал: «Получив большинствов обоих столичных Советах рабочих и солдатских депутатов, большевики могут и должны взять государственную власть в свои руки».

Вновь Ленин столкнулся с сопротивлением умеренных. В обоих случаях умеренные большевики отвергли курс Ленина, на вооружённое восстание с целью захвата власти. Центральный комитет большевиков не подержал Ленина и постановил сжечь все его письма, сохранив лишь для архива по одному их экземпляру, с тем, чтобы предотвратить их распространение.

Приверженцами демократического развития страны оставались Центральные исполнительные комитеты — рабоче-солдатский и крестьянский. «Но Крестьянский исполнительный комитет висел в воздухе, крестьянские массы давно вышли из-под его руководства, и в общеполитических вопросах его голос не имел никакого веса. А наш ЦИК (рабоче-солдатский)», — как отмечал В. С. Войтинский, — «имел против себя не только „улицу“, но и Советы Петрограда и Москвы, и чувствовалось, что все выше подымается против него волна неудовольствия и на фронте. Это парализовало его волю, делало его беспомощным и вялым».

Перед демократией снова возник старый вопрос о политическом союзе, который проявился в виде дилеммы: коалиция или советская власть. Для решения этого вопроса решено было созвать Всероссийское Демократическое совещание.

Петроградский Совет отнесся враждебно к идее совещания и, предвосхищая его возможное решение, вынес резолюцию против возобновления коалиции.

Несмотря на различные мнения, решением Объединённого заседания ВЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов и Исполкома Всероссийского Совета крестьянских депутатов 3 сентября было определено созвать Всероссийское Демократическое совещание. Представители партий и общественных движений были приглашены телеграммой представителя ВЦИК Н. С. Чхеидзе и председателя Исполкома Н. Д. Авксентьева. В ней сообщалось, что причиной созыва в Петрограде всей организованной Демократической России является «создание сильной революционной власти, способной объединить всю революционную Россию для отпора внешним врагам и для подавления всяких покушении на завоеванную свободу».

Меньшевик Ф. И. Дан, участник Демократического совещания писал, что «идея Демократического Совещания, связывалась в умах инициаторов его с сознанием необходимости образования однородного демократического правительства взамен правительства коалиционного, правительства с участием представителей буржуазии, явно начавшего разваливаться после пресловутого июньского наступления на фронте и получившего смертельную рану в дни корниловского восстания» .

На совещании должны были быть рассмотрены вопросы организации власти, создания коалиционного правительства. Организаторы созыва Демократического Совещания пытались создать демократическую власть, опирающуюся не только на те элементы революционной демократии, которые сосредоточились в Советах, но и на те, которые имели прочную базу в кооперативах и органах местного самоуправления (городских думах и земствах). Поэтому круг делегатов был очень широким (1582 делегата). Среди приглашённых были также министры Временного правительства А. М. Никитин, А. И. Верховский, Д. Н. Вердеревский, К. А. Гвоздев, а также члены дипломатического корпуса от союзных держав.