Крестьянский надел. 
Что в реформах 60-70-х годов XIX века давало возможность развивать капитализм, а что тормозило его развитие

Решение аграрного вопроса занимало первенствующее место в реформе 1861 г. Закон исходил из принципа признания за помещиком права собственности на всю землю в имении, в том числе и на крестьянскую надельную. Крестьяне считались лишь пользователями надельной землёй, обязанные отбывать за неё повинности. Чтобы стать собственником своей надельной земли, крестьянин должен был выкупить её у помещика.

Наделение крестьян землёй диктовалось необходимостью сохранить крестьянское хозяйство как объект эксплуатации и обеспечить социальную безопасность в стране: правительство знало, что требование предоставления земли очень громко звучало в крестьянском движении предреформенных лет. Полное обезземеление крестьян было экономически невыгодной и социально опасной мерой: лишая помещиков и государство возможности получать прежние доходы с крестьян, оно создавало многомиллионную армию безземельного пролетариата и грозило крестьянским восстанием.

Но если полное обезземеление крестьян в силу указанных соображений было невозможно, то и наделение крестьян достаточным количеством земли которое поставило бы крестьянское хозяйство в независимое положение от помещичьего, было не выгодно помещику. Поэтому ставилась задача предоставить крестьянам землю в таком размере, чтобы они были привязаны к своему наделу, а вследствие недостаточности последнего — и к помещичьему хозяйству.

Наделение крестьян землёй носило принудительный характер. Закон запрещал крестьянам в течение 9 лет после его издания (до 1870 г.) отказываться от надела, но и по истечении этого срока право отказа от надела было обставлено такими условиями, что фактически сводилось на нет.

При определении норм надела учитывались особенности местных природных и экономических условий.

Закон предусматривал отрезку от крестьянского надела, если он превышал определенную для данной местности высшую или указную норму, и прирезку, если надел не достигал низшей нормы. Законом же разрешалась отрезка в тех случаях, если у помещика оказывалось менее 1/3 земли в имении по отношению к крестьянской надельной (а в степной полосе менее ½) или, когда помещик предоставлял крестьянину бесплатно («в дар») ј высшего надела («дарственный надел»). Разрыв между высшей и низшей нормами сделал отрезки правилом, а прирезки — исключением. Да и размер отрезки в десятки раз превышал прирезку, причем у крестьян отрезались лучшие, а прирезались худшие земли. Прирезка, в конечном счете, производилась также в помещичьих интересах: она доводила надел до определённого минимума, необходимого для сохранения крестьянского хозяйства, и в большинстве случаев была связана с увеличением повинностей. В итоге крестьянское землепользование в целом по стране сократилось более чем на 1/5.

Тяжесть отрезков заключалась не только в их размерах. Как правило, отрезались наиболее ценные, а главное, необходимые для крестьян угодья, без которых невозможно было нормальное функционирование крестьянского хозяйства: луга, выгоны, водопои и т. п. Крестьянин вынужден был арендовать эти «отрезные земли». Отрезки превратились в руках помещиков в весьма эффективное средство нажима на крестьян.

Землевладение крестьян было утеснено не только отрезками, но и чересполосицей, лишением крестьян лесных угодий (лес включался в крестьянский надел только в лесистых северо-восточных губерниях). Закон давал помещику право переносить крестьянские усадьбы на другое место, до перехода крестьян на выкуп обменивать их наделы на свои земли, если на крестьянском наделе открывались вдруг какие-нибудь полезные ископаемые, или просто эта земля оказывалась необходимой для тех или иных нужд помещика. Реформа 1861 г. не только сохранила, но ещё больше увеличила помещичье землевладение за счёт сокращения крестьянского. 1,3 млн. душ крестьян фактически оказались безземельными. Надел остальных крестьян в среднем составил 3,4 десятины на душу, в то время как для нормального обеспечения необходимого жизненного уровня крестьянина за счёт сельского хозяйства при тогдашней агротехнике требовалось от 6 до 8 десятин на душу (в зависимости от различных районов).