Теории и методы социальной психологии в историческом исследовании

Психология как наука возникла в последней трети XIX века. Две ведущие европейские психологические школы конца XIX века В. Вундта в Германии и Ф. Брентано в Австрии оказали колоссальное воздействие на развитие всех общественных и гуманитарных наук в последующие десятилетия. В. Вундт утверждал, что высшие психические процессы, и прежде всего мышление, результат исторического развития сообщества людей, поэтому должны изучаться особой наукой социальной психологией. Он также показал, что как сознание индивида не сводится к ощущениям и чувствам, а представляет собой их синтез, так и народное сознание представляет собой синтез индивидуальных сознаний, в результате которого возникает новая реальность, обнаруживающаяся в продуктах сверхличностной деятельности: языке, мифах и морали.

Значение теоретических достижений социальной психологии I половины XX века, ставших основой междисциплинарных исследований, обогативших методический и концептуальный инструментарий историков, трудно переоценить. Речь идет о появлении бихевиоризма, гештальтпсихологии и психоанализа, концепции и выводы которых стали стимулом развития междисциплинарной кооперации истории и психологии.

Бихевиоризм был продуктом американской функционалистской революции, направленной против описательной психологии, изучающей содержание умственных процессов. Под влиянием учений Дарвина, Павлова и Бехтерева он подчеркивал значение для человеческого поведения таких начальных элементов психической организации как привычки и условные рефлексы. В отличие от ранней версии, в рамках которой ставилась под сомнение возможность сознательных актов человеческого поведения, более усложненный последующий вариант бихевиористского учения предусматривал анализ ментальных процессов, представавших не в виде непосредственно доступных наблюдению данных, а в форме обобщений, сделанных на их основании.

Выдающиеся достижения гештальтпсихологии связаны с исследованием ощущений, восприятия и мышления. Гештальтпсихология исследовала организацию ментальных процессов, в которых отдельные элементы приобретают характер и значение лишь в рамках их общей композиции. Сосредоточение внимания на изучении организованных систем опыта и поведения, обусловленности отдельных фактов психической жизни структурой, в которую они внедрены (в противоположность механическому толкованию взаимосвязи отдельных независимых ее элементов), получило широкое распространение в социальной психологии за пределами собственно рассматриваемого направления. Одним из направлений междисциплинарных исследований, порожденных гештальтпсихологией, стала реконструкция «частного» («внутреннего») мира человека.

Признание идеи целостности при исследовании сложных психических явлений было характерно и для «понимающей психологии» В. Дильтея, оказавшей большое влияние на развитие общественных наук в XX веке. В. Дильтей отмечал, что «комплексы душевной жизни обусловливаются ее общей планомерной связью. Методическое преимущество психологии в том, что душевная связь дана ей непосредственно, живо, в виде переживаемой действительности. Переживание связи лежит в основе всякого постижения фактов духовного, исторического и общественного порядка, в более или менее выясненном, расчлененном и исследованном виде». Он, как отмечалось выше, выдвинул идею понимания культуры прошлого посредством ее интерпретации, истолкования отдельных явлений как моментов целостной духовной жизни реконструируемой эпохи (метод герменевтики), «вживания», «вчувствования» в духовный мир исторического персонажа.

Другим продуктивным направлением психологии, давшем импульс исследованию подсознательного в человеческом поведении, стал психоанализ. З. Фрейд разработал начала психоанализа в рамках медицинской практики, независимо от академической науки. Вскоре стало очевидным, что его открытия заполняют заметный вакуум в психологии в сфере теории мотивации. Изучение психопатологии, снов и человеческих ошибок позволило сфокусировать внимание на иррациональных компонентах человеческого поведения.

З. Фрейд и его последователи выявили ряд новых форм, которые ментальные процессы могут принять в ситуации бессознательных действий человека. Это амбивалентность — сосуществование противоположных чувств по отношению к одному и тому же объекту; вытеснение (замещение) — процесс, в котором подавленные эмоции, вызванные одним объектом, пробуждаются другим; конденсация (уплотнение, сгущение) — процесс, в котором мысль, выражение или действие имеют множественные значения в различных контекстах; проекция — процесс, в котором чьи-либо собственные подавленные качества или мотивы приписываются другим. Необходимость использования наработок психоанализа в историко-антропологических исследованиях определяется тем, что историк должен учитывать роль защитных и адаптационных психологических механизмов в анализе человеческого поведения. Для их понимания важны такие разработанные З. Фрейдом и его последователями концепции, как проекция; подавление (исключения из сферы сознательного); реакция порядка — формирования паттерна поведения, соответствующего ситуации в ее сознательной интерпретации (но противоречащего импульсу на бессознательном уровне); изоляция — отделение мыслей от их эмоционального тревожащего контекста; рационализация — изобретение правдоподобных и приемлемых причин подсознательно мотивированного поведения.

З. Фрейд подчеркивал важность семейных взаимоотношений в младенчестве и раннем детстве в формировании структуры личности взрослого и, в особенности, процесса идентификации с фигурами родителей как источника совести («суперэго») и, в конце концов, непрерывности социального контроля в обществе. Это стимулировало внимание и интерес историков к изучению ранних периодов в жизни исторических персонажей, выявлению факторов, способствовавших формированию тех или иных психологических черт личности.

Влияние психоанализа на историческую науку сказалось прежде всего в сфере исследования исторических личностей и культурной традиции. В 50-е гг. XX в. в США появился термин «психоистория», которым обозначалось изучение выдающихся личностей прошлого с помощью методов психоанализа. Первым произведением, созданным в этом жанре, стало исследование психоаналитика Э. Эриксона истории молодого М. Лютера, имевшее огромный успех и признание в научном мире. Надо отметить, что опыт самого З. Фрейда по написанию психологического портрета Леонардо да Винчи, осуществленный в 1910 г., был отмечен фактическими погрешностями. Э. Эриксон создал в дальнейшем биографии Гитлера, Ганди, Сталина, Фрейда, Шоу, включая их «в свое досье психоаналитика ради создания универсальной схемы жизненного пути личности».

Так называемые «неофрейдисты» (К. Хорни, Э. Фромм, Р. Бенедикт, А. Кардинер и др.) отвергли биологические предпосылки теории либидо о доминирующей важности сексуального начала и его трансформациях. Они сделали попытку применения в психоанализе теорий социологии и культурной антропологии, рассматривая как культурно и социально обусловленные многие факторы, считавшиеся чисто биологическими. Э. Фромм и его последователи разработали концепцию авторитарной личности и описали ее поведение на примере Мюнцера, Кромвеля, И. Грозного, Петра I, Сен-Жюста, Робеспьера и др. По мнению современного американского психоаналитика Л. Демоза, выдвинувшего «психогенную теорию истории», изменение отношений между взрослыми и детьми главный двигатель цивилизации. Он утверждает, что «вся культура и весь психический склад человечества передаются через „узкий тоннель“ детства».

Лучшие образцы психоистории вносят в биографические труды ценный элемент психологического реализма, исследуя эмоциональную сторону, сложность и непоследовательность человеческого поведения, выявляя внутренние побуждения исторических личностей. Кроме того, с точки зрения истории культуры основной заслугой психоанализа стало то, что он привлек внимание к культурной обусловленности родительской опеки, воспитания и самоидентификации и к действию подсознательного в коллективном менталитете. Позитивным можно назвать и влияние психоанализа на критику некоторых источников личного происхождения дневников, писем (например, стал учитываться факт психологической потребности автора в фантазиях).

В то же время нельзя не признать и ограниченность возможностей психоанализа в историческом исследовании, где историк вынужден проводить психоанализ документов, а не людей. Кроме того, важную роль в методике психоанализа играет изучение детства, а источников, которые могли бы дать необходимую с этой точки зрения информацию об историческом персонаже, как правило, нет. Помимо этого, как подчеркивает Д. Тош, анализ эмоционального развития у З. Фрейда в высшей степени культурно обусловлен: он основан на опыте воспитания детей и установок (особенно в отношении к сексу) средних слоев городского населения на Западе конца XIX века. Можно согласиться с мнением, что в последние десятилетия психологизм более ощутимо присутствует в исторической науке не в качестве психоистории, а в виде истории ментальности, появившейся еще в работах основателей Школы «Анналов» М. Блока и Л. Февра.

Внимание историков привлекают и биографические исследования с использованием методов клинической психологии. Сталкиваясь с задачей создания интерпретативной биографии, исследователь, знакомый с методами психологии, на основании изучения ранних лет своего персонажа, будет формулировать гипотезы о том, какие качества личности он проявит позже, будучи вовлечен в различные типы ситуаций. Систематическая проверка этих гипотез в сопоставлении со свидетельствами, относящимися к различным стадиям жизни, не только способна дать ключ к пониманию мотивов поведения, но также сфокусировать внимание на процессе становления и эволюции личности изучаемого персонажа.

Историки могут использовать также интерпретативные стратегии, разработанные в психологии для изучения индивидуального мира человека (в частности, проективные технологии) при изучении письменных источников личного происхождения. Эксперименты по изучению личностной динамики восприятия показали, что никто не может написать документ о себе или ком-либо другом без того, чтобы он ни был глубоко личностно окрашен под влиянием подсознательных и сознательных факторов.

Другие важные для историка концептуальные наработки социальной психологии связаны с изучением взаимодействия людей в группах. Они возникли в рамках так называемого «интеракционизма». В любой функционирующей социальной группе, согласно этой точке зрения, так называемый изолированный индивид — вводящая в заблуждение фикция. Люди достигают взаимодействия и избегают случайностей в своих взаимоотношениях в силу того, что воплощают в своей личности многие черты социокультурной системы в микрокосме. Это символы, верования, ожидания определенных действий друг от друга, разделяемые членами социальной группы, видоизмененные или возникающие мотивы, стремления и оценочные стандарты, приобретенные как результат группового опыта.

Одной из центральных проблем социальной психологии является проблема социализации личности. Посредством социализации культура, являющаяся в начале жизненного цикла внешней и принудительной по отношению к человеку, становится внутренней, сложно инкорпорированной структурой его личности. Личность, принимая культуру, в которой она сформировалась, усваивает ее в своей собственной своеобразной версии. Поскольку культура существует только в разделяемых членами социальной группы практиках и понимании, личность вносит вклад в культурные инновации в то же самое время, что и поддерживает культурную преемственность. Поэтому противоречие между изучением великих личностей, с одной стороны, и экономической и социокультурной интерпретацией истории, с другой, основывается на ложной дихотомии.

Плодотворная роль рассмотренной теоретической ориентации может быть прослежена в изучении психологии лидерства. Было установлено, что лидерство — это отношения между лидером, последователями и требованиями ситуации, включающими традиции группы, формируемые всеми ее членами. Лидер играет социальную роль, и его поведение должно соответствовать ожиданиям членов группы. Его роль при этом корреспондирует с взаимными ролями других членов группы, а его личные качества и реальное поведение позволяют ему удовлетворить требованиям роли более или менее успешно.

Начиная с 1930;х гг. психологи и психоаналитики совместно с антропологами сфокусировали свое внимание на изучении проблемы «культура-личность». Изучение становления личности в «примитивных» обществах, демонстрирующее широкий спектр социальных практик, позволило выявить комплексную взаимосвязь между традиционными культурными нормами, представлениями и практиками, в которых индивиды воспитываются, и чертами личности, наиболее часто встречающимися среди членов данного общества. Для обозначения черт организационной структуры личности, общих или наиболее часто встречающихся, различные исследователи использовали синонимичные термины, такие как «базовая структура личности», «модальная личность», «социальный характер», «национальный характер». Была предложена гипотеза, что структура личности обеспечивает опосредованную связь между, казалось бы, не связанными чертами культуры, которые, тем не менее, находятся в единстве.

Поскольку индивид принадлежит одновременно к разным социальным группам, он играет в обществе разные роли. Одни удовлетворяют его более, другие менее. В условиях, когда референтная группа и выполняемая социальная роль ясно не определены (что может быть в кризисные и переходные периоды истории), аутизмические элементы психики, сосредоточивающие индивида на его внутреннем мире, определяют видение им ситуации в соответствии со своими собственными стремлениями.

Результаты изучения отклонений от социальной нормы в ролевом поведении были использованы в исследованиях процессов социальных изменений. Было выдвинуто предположение о существовании двух видов негативных девиаций: отрицание социально-ожидаемого ролевого поведения и внешнее принятие роли при неспособности успешно функционировать в соответствии с ней. Третий тип девиантного поведения может быть определен как позитивная девиация. Он принимает форму поддержки духа или смысла социальной роли без следования соответствующим ей традиционным стереотипам поведения (примером может быть поведение политического лидера-реформатора). В этом случае возникает конструктивное лидерство, осуществляются новаторские изменения.

При создании исторической биографии важны описание и анализ поведения человека с учетом социальных ролей, выполняемых им, структуры организованной системы взаимодействия, в которой он реализовывал себя, и образцов санкций (одобрения и наказания), которым он подвергался, выполняя эти роли. Изучение возможных конфликтов между различными ролями, выполняемыми личностью, и санкциями, которым она подвергается, может также дать объяснение некоторым формам ее поведения.

Итак, традиционный подход социальной психологии объяснял человеческое действие посредством анализа относительно стабильных психологических структур и механизмов. Социальные психологи постулировали наличие типичных стабильных психологических структур и тенденций, существующих в скрытой форме (латентно) до тех пор, пока они не стимулированы воздействием внешней среды. Структура или тенденция таким способом активируется и это выражается в последующих действиях индивида. Так, например, было установлено, что индивид поддерживает состояние когнитивного баланса до тех пор, пока поступающая информация не нарушит его, запуская тем самым автоматический механизм восстановления первоначального состояния. Теория когнитивного диссонанса Л. Фестингера объясняет, почему изменение поведения (отчасти вынужденное) вызывает изменение установок и ценностных ориентиров личности. Это позволяет понять механизм трансформации базовых ценностей больших групп людей, и, соответственно, дает инструмент его анализа. история антропологический наука Появление исторической социальной психологии как особого научного направления во второй половине XX века было обусловлено преодолением позитивистско-эмпирической философии, являвшейся базой традиционной социальной психологии, и осознанием того, что адекватное понимание психологических феноменов возможно лишь при условии рассмотрения связи между событиями во времени, помещения того или иного явления в рамки определенного временного контекста. Следуя Соссюровской лингвистической классификации, социальные теоретики, такие как Харри, Рили, Нельсон и Бланк, разграничили синхронистический подход, имеющий дело со статичным состоянием изучаемого объекта, и диахронную теорию, рассматривающую объекты (или отношения между ними) в течение определенного временного периода.

Изучение психологических аспектов социальной активности людей невозможно вне временного контекста. Так, эволюция культуры, развитие социальных традиций, отношений между этническими группами, становление политических институтов происходили в течение столетий. Это определило появление исторической психологии как особой науки, изучающей социально-психологические аспекты исторического процесса, на рубеже XIX XX вв., в трудах В. Вундта, хотя элементы такого подхода встречались уже у Геродота, затем Д. Вико и Г. Лотце.

Теоретические ориентации исторической психологии, изучающей долговременные процессы эволюции человеческого поведения и деятельности, базируются на трех основных подходах: диалектическом, структуралистском и эволюционистском, нашедших воплощение в трудах не только собственно психологов, но и философов, историков, социологов, лингвистов. Среди них можно назвать такие имена как Маркс, Поппер, Леви-Стросс, Барт, Фуко, Московичи, Выготский, Лурье, Леонтьев, Лурия и др. Каждый из них в рамках указанных подходов предложил свои теоретические конструкции, объясняющие направленность, ход и характер изменений социальной активности и поведения людей на протяжении длительной истории человеческого существования.

Историческая социальная психология дисциплина, появившаяся в последнее двадцатилетие как «диахронистически» ориентированная социальная психология, опирается на обновленный эпистемологический фундамент методологических течений конца XX начала XXI вв. Она включает классификацию видов исследования, осуществляющихся в рамках этой дисциплины. Первая форма исследования базируется на постулате о стабильности («assumption of stability»), признании, с одной стороны, универсальных принципов функционирования человека, с другой — различий в проявлениях этих принципов внутри различающихся временных контекстов. Базовые процессы социального взаимодействия сохраняются, но конкретная форма их реализации может видоизменяться с течением времени (например, в психологии развития ребенка, процесса обучения или мотивации достижения успеха). Сторонники этого подхода разделяют веру в наличие фундаментального стабильного основания человеческой природы, управляемого определенными механизмами и принципами. Исследование этого типа не противоречит экспериментированию. Однако существует очевидная трудность в сборе экспериментальных данных, относящихся к длительному историческому периоду.

Второй исследовательский подход может быть назван как концепция упорядоченного изменения («ordered change»). Сторонники этого направления считают базовые принципы человеческого существования диахронными по своей природе и фокусируют внимание не на их проявлении в тот или иной период, а на процессе последовательного продвижения в ходе их развития от одной стадии к другой. Приверженцы данного подхода полагают, что эти последовательные формы повторяются в течение жизни либо одного индивида или культуры, либо ряда индивидов и культур. Данная ориентация может быть прослежена в трудах Вико, Вундта, Маркса, Фрейда и других исследователей.

Третий подход, который может быть условно назван «теорией случайности» («aleatory orientation»), характеризуется убеждением в том, что большинство длительных процессов не могут быть предопределены или в своей основе повторяться. Более того, принимается, что они могут варьироваться, иногда существенно, от одного индивида или периода к другому. Большинство моделей исторических перемен сами являются предметом значительных изменений. В результате, каждый долговременный процесс может быть понят лишь в контексте взаимодействующих обстоятельств конкретной исторической ситуации. Этот подход завоевывает постоянно растущее число приверженцев, в частности, среди исследователей психологии жизненного цикла. Он может быть прослежен в изучении «поколенческих» эффектов и находит выражение в методологическом прорыве, представленном когорт-анализом. Как показывает последний, траектория развития в течение жизни человека большинства поведенческих тенденций имеет специфику применительно к различным возрастным группам. В целом последний подход характеризуется принятием образа человека как сознательно действующего социального агента.

Из научного арсенала психологии история заимствовала прежде всего идеи об иррациональности масс, закономерностях поведения толпы как особого социально-психологического феномена, развитые в работах Г. Лебона, С. Московичи, Х. Ортеги-и-Гассета и других авторов. Так, значительный интерес для исследователя менталитета и социального поведения народных масс на рубеже XIX — XX вв. представляют труды Г. Ле Бона, который одним из первых обратился к этой проблеме. Он пришел к выводу об определяющем влиянии психического склада народа на характер его общественных и политических учреждений. Последние не могут быть, исходя из этого, произвольно изменены народом. «Все, что он может сделать, — писал Г. Ле Бон, — это изменить названия, дать новые имена старым понятиям, представляющим естественное развитие долгого прошлого». Г. Ле Бон анализировал особенности социальной психологии рабочего класса (на примере парижского пролетариата), его привычки, идеалы, ценности, верования, предрассудки, специфику восприятия социализма. Ле Бон полагал, что убеждения масс всегда стремятся принять религиозную форму (человеку нужно верование для машинального направления своей жизни, во избежание всяких усилий, сопряженных с размышлением), а потому и увлечение социализмом выражает потребность в новой вере, способной в новых условиях возобновить прежние обещания.

Г. Ле Бон был также одним из первых, кто обратился к научному анализу психологии толпы. Он утверждал, что толпа в своих действиях подчиняется интересам общественным и бескорыстным, в основе коллективной жестокости часто лежит вера в идею справедливости и потребность в нравственном удовлетворении, волнения толпы имеют под собой прочный фундамент наследственных инстинктов, совокупность которых составляет душу расы.

Значительный вклад в разработку психологии масс внес С. Московичи. В его трудах детально разработана теория социальных представлений, которая отчасти продолжает созданную Э. Дюркгеймом концепцию коллективных представлений. Методологическую значимость для историка имеют такие черты концепции С. Московичи, как признание особой важности социального происхождения этих представлений, убежденности их носителей в их справедливости и принудительного (для индивида) характера. С. Московичи развил взгляды Ле Бона на психологию толпы, доказав, что это человеческая совокупность, обладающая психической общностью, действующая неосознанно; толпа консервативна, несмотря на революционный образ действий, нуждается в поддержке вождя, пленяющего ее своим гипнотизирующим авторитетом.

Определенное методологическое значение для историка, исследующего ментальный облик масс, имеют также выводы представителей отечественной психологической школы Л. С. Выготского, создателя культурно-исторической теории развития психики. Наиболее важными среди них являются идеи о знаковой опосредованности культурного поведения, а также рассмотрение психики как результата интериоризации внешних условий в структуру индивидуального действия и сознания.

Итак, начиная с основателя «психологии народов» В. Вундта, постулировавшего наличие особого психического склада, общих психических черт индивидов, принадлежащих к определенной этнической общности, за рубежом и в нашей стране велись активные теоретические разработки в области пересечения подходов и методов исследования психологии и истории. Помимо типичных социально-психологических качеств и черт изучались явления психологической динамики, возникающие вследствие коммуникации людей в больших группах и выражающиеся в возникновении одновременно переживаемых психических состояний: массовых настроений, мнений, слухов, психозов и т. д. Социальная психология, изучая их, рассматривает механизмы действия толпы, принятия и распространения внушенных стереотипов и образцов поведения. Использование этих наработок в исторических исследованиях имеет давнюю традицию. Особенно широким оно стало во второй половине XX в. в связи с распространением влияния «новой исторической науки», изучением истории ментальностей, усилением общей антропологической ориентации исторического знания. То есть произошло усиление позиций тех школ и направлений в исторических исследованиях, которые активно используют достижения психологии в ряду других смежных наук.

В отечественной историографии одним из первых к научной разработке проблем русского национального самосознания и психологии приступил В. О. Ключевский, рассматривавший вопрос о формировании характера народа и его основных ментальных свойств в тесной связи с анализом естественно-географических, природно-климатических условий среды обитания и формирования, повлиявших также и на формы его хозяйственной и социальной организации. Активизация использования достижений психологии в изучении прошлого характерна для отечественной исторической науки последних полутора десятилетий, хотя уже в 1960;е гг. после «реабилитации» социальной психологии в нашей стране оно получило определенный импульс. В 1960;е сер. 1980;х гг. вышли работы А. Я Гуревича, Б. Ф. Поршнева (а еще раньше Б.А. Романова), других историков, в которых использовались концептуальные наработки и методы исторической и социальной психологии.

В современной российской историографии в жанре историко-психологических исследований написаны десятки монографий и сотни статей, защищаются кандидатские и докторские диссертации, а применение психологических подходов к анализу человеческого поведения является непременным атрибутом историко-антропологических исследований. Хотелось бы выделить в этом отношении два направления, где использование достижений психологии дало ощутимые научные результаты: изучение российских революций начала XX в. и история войн XX века.

Важным этапом в осмыслении задач обновления методологических подходов к изучению истории русской революции 1917 г. стал доклад П. В. Волобуева и В. П. Булдакова на XVIII Международном конгрессе исторических наук 2 сентября 1995 г., в котором авторы предложили, в частности, ее психосоциальную интерпретацию, реализуемую на основе междисциплинарного синтеза. Другим важным шагом на этом пути стало создание Научного совета РАН «История революций в России» и Международной комиссии по истории Октябрьской революции. На основе интеграции научных усилий отечественных и зарубежных исследователей в середине 1990;х гг. началась разработка перспективного направления исследований: «Человек и революция в XX в.», в рамках которого социальные процессы стали рассматриваться сквозь призму «человеческого измерения», т. е. с учетом особенностей восприятия действительности напосредственными участниками исторических событий, формирования различных моделей социального поведения, в том числе стратегии выживания в экстремальных условиях.

Междисциплинарный подход к исследованию различных аспектов психологии масс в революционную эпоху был реализован в монографии В. П. Булдакова «Красная Смута. Природа и последствия революционного насилия» (1997). Появление монографии вызвало научную дискуссию, в ходе которой высказывались неоднозначные суждения о принципиальной допустимости и пределах использования историком понятийного аппарата, выводов и методов аналитической психологии и других смежных гуманитарных дисциплин. Наряду с констатацией «прорывов» по целому ряду направлений научного поиска, достигнутых благодаря применению автором исторического синтеза, были отмечены методологические и источниковедческие резервы в освещении поставленной проблемы. Несмотря на дискуссионный характер и недостаточную обоснованность ряда положений и выводов книга В. П. Булдакова вкупе с другими работами автора является первой в нашей стране попыткой комплексного освещения социально-институциональной и социально-психологической сторон революционного кризиса и революционного процесса в их диалектическом единстве, воссоздания психоментального облика основных действующих лиц революции во всей его сложности и противоречивости, изучения природы, проявлений и последствий революционного насилия, различных форм психопатологического и девиантного поведения масс в революционную эпоху.

Использование достижений психологии основной дисциплины — «партнера» исторической науки в рамках военно-исторической антропологии позволяет решить поставленные ею задачи изучения комбатанта «человека воюющего», а также влияния войн на человеческое общество. Наиболее ценными для изучения психологии войны являются, по характеристике Е. С. Сенявской, идеи бихевиаризма, теории «установки» Д. Н. Узнадзе, течений и школ, занимавшихся изучением мотивации, а также психологии «бессознательного» в русле психоаналитического направления (К. Юнг, К. Хорни, Э. Фромм) и связанной с ним теории фрустрации (Э. Мак-Нейл, Л. Берковитц); теории ролевого поведения (Э. Дюркгейм, П. Жане, Д. Мид); экзистенциальной психологии и теории личности (У. Джемс, во многом предвосхитивший философские идеи М. Хайдеггера, К. Ясперса, Ж.-П. Сартра; К. Роджерс, А. Маслоу, В. Франкл и др.), а также прикладная область психологической науки психология выживания в экстремальных ситуациях. Современными российскими исследователями, работающими в русле исторической и, конкретно, военно-исторической антропологии, достигнуты немалые результаты в изучении войн и их влияния на общество.

Применение в исторических исследованиях концепций, заимствованных у психологии, имеет смысл и может быть продуктивным только в рамках адекватного теоретического контекста, включающего ясно сформулированные объяснительные принципы, не противоречащие используемым историком концептуальным моделям и терминологии.