Специфика Английского Просвещения

Для начала следует в принципе определиться с самим термином Английское Просвещение, он не очень часто употребим в академическом сообществе и может показаться несколько неочевидным. Стоит сразу заметить уместность рассмотрения эпохи Просвещения в разных географических точках. Несмотря на то, что эпоха Просвещения часто характеризуется универсализмом и способствовала коммуникации интеллектуалов по всей Европе, она обладала своими чертами в каждой из стран. Часто можно услышать такой термин, как Шотландское Просвещение, под которым часто понимаются такие авторы как Дэвид Юм, Томас Рейд, Адам Фергюсон и прочие. Под Французским Просвещением чаще всего понимают чаще всего ассоциируемых с Просвещением в принципе философов: Дени Дидро, Вольтера, Жан-Жака Руссо. Однако помимо авторов, которые, разумеется, связаны между собой и, взаимопроникновение идей которых было безусловно сильнее из-за географической близости и единого языка, под термином, например, «Шотландское Просвещение» понимается так же и специфика исторических предпосылок, приведших к интеллектуальному буму в XVIII веке. Понимание того, что Просвещение имело специфическую региональную окраску пришло к исследователями сравнительно недавно, только во второй половине XX века. Сегодня Просвещение — это скорее зонтичный термин, подразумевающий под собой эпоху бурного развития общественной мысли, которая продолжила развивать идею рационализма, появившуюся в XVII веке. Важно заметить, что заявлять рационализм и деизм как безусловную базу всей эпохи Просвещения довольно рискованно, поскольку тогда даже сам Бёрк логически выпадет из этой парадигмы. Просвещение действительно вышло из идей Декарта, но в дальнейшем его идеи развивались в совершенно различных направлениях, проявившись как у французских энциклопедистов, так и у Джозефа Пристли.

Английское Просвещение в отличие от Шотландского и Французского не характеризуется наличием конкретных философов, вплоть до того, что некоторые исследователи отрицают его существование. Однако такой взгляд слишком радикален, Просвещение в Англии все же существовало, но имело четкую религиозную и консервативную окраску. Дж.Г. А. Покок склонен объяснять это тем, что та, прослойка философской интеллигенции, которая была двигателем и носителем идей Просвещения в большинстве европейских стран складывалась в результате жесткого неприятия идей католической церкви или радикального пуританизма, изначально основываясь на идеях антиклерикализма ^{53 54}. В Англии ресурс, способный породить идеи антиклерикализма, был истощен гражданской войной, в которой сторона Парламента была представлена в большинстве своем пуританами, выступавшими против организованной иерархичной церкви и, использовавшей эсхатологические тезисы кальвинизма для оправдания секуляризации власти.

Уставшая от антиклерикализма пуритан Англия восстановила церковную власть, но при этом сознательно ограничив её радикализм Актом о Веротерпимости 1688 года, позволившем диссентерам (за исключением унитарианцев) свободно исповедовать свою религию и создавать свои церковные организации. Противостояние между церковью и интеллектуалами было предотвращено, не успев зародиться.

Надо сказать, что сама специфика англиканства предопределила во многом суть Английского Просвещения. Англиканство появилось в начале XVI века как религия, созданная самим государством, а не в результате внутреннего конфликта церкви, что отличало его от других протестантских религиозных течений. И как религия, англиканство на протяжении большинства времени своего существования (за исключением периода гражданской войны) находилось на позициях поддержки существующего в Англии политического строя. Несмотря на многочисленные попытки выработать универсальные англиканские принципы, единой теологической доктрины англиканства не сложилось и до сих пор в принципе тяжело определить, что считать англиканской теологией и как понять какие из авторов наиболее релевантны для её развития. Оформиться как независимая религия англиканство смогло к концу XVII века, однако с распространением идей Эразма Роттердамского, возник конфликт между сторонниками условно традиционных кальвинистских протестантских принципов и приверженцами срединной позиции англиканства между кальвинизмом и католицизмом (впоследствии они получили название арминианцев). С точки зрения экклезиологии арминианство стремилось к унификации обряда, но с точки зрения теологии возрожденные ими в Англии принципы эразмианского гуманизма обеспечили период определенной идеологической стабильности и мира, а представители Фолклендского кружка создали теологическую базу для последующего развития идей веротерпимости, на которых после Реформации строилось взаимодействие Церкви Англии как с Диссентом, так и с несогласными членами официальной церкви. Таким образом, в Англии источником общественного консенсуса и истоком Просвещения выступила сама англиканская церковь.

Более того, несмотря на потерю монархом своего властного статуса, после Реставрации церковь все равно сохранила свою позицию поддержки существующего государственного устройства. Тори — партия поддержки монархии и феодальной аристократии, трансформировалась и её принципы постепенно уходили в прошлое. Церковь Англии, которая до Английской революции ассоциировалась с партией Тори, после реформации сблизилась с партией Вигов, партии компромисса и общественного консенсуса, закрепленного Реформацией в форме конституционного устройства, партии доминировавшей в английском парламенте на протяжении практически всего XVIII века.

Акт о веротерпимости не ослабил, а на оборот укрепил позиции религии в Англии, настолько, что на протяжение всего XVIII века никаких подвижек в направлении секуляризации общества не предпринималось, а в 1790-х англиканство оставалось столь же активным претендентом на культурную гегемонию, как и в 1690-х. Это объяснят во многом то, что, как это удачно сформулировал Б. У. Янг, Английское Просвещение было «клерикальным, а не радикальным». Доминировавшим дискурсом на протяжении всего XVIII века оставался дискурс англиканской церкви, внутри которого фактически и развивалось Просвещение. Диссентеры мало участвовали в общественной дискуссии, хотя и создали свою уникальную интеллектуальную традицию рационального диссента, лучше всего представленную работами Джозефа Пристли и Ричарда Прайса. Католикам участие в общественной дискуссии было недоступно, поскольку Акт о веротерпимости не включал их в число возможных к свободному исповеданию религий, и постоянное преследование католиков после двух Якобитских восстаний окончательно маргинализовало их.

Образование было хотя напрямую не подконтрольно Церкви, но не было секуляризовано. Как отмечает сам Бёрк в «Размышлениях о революции во Франции»:

«Church and State are ideas inseparable in their minds, and scarcely is the one ever mentioned without mentioning the other… Our education is so formed as to confirm and fix this impression. Our education is in a manner wholly in the hands of ecclesiastics, and in all stages from infancy to manhood. Even when our youth, leaving schools and universities, enter that most important period of life which begins to link experience and study together, and when with that view they visit other countries, instead of old domestics whom we have seen as governors to principal men from other parts, three fourths of those who go abroad with our young nobility and gentlemen are ecclesiastics: not as austere masters, nor as mere followers; but as friends and companions of a graver character, and not seldom persons as well born as themselves. With them, as relations, they most commonly keep up a close connection through life. By this connection we conceive that we attach our gentlemen to the Church».

Многие программы университетов были составлены еще в XVII веке и не пересматривалась до конца XVIII века, так что большинство образованной элиты получало довольно серьезную религиозную подготовку. Единственной альтернативой университету были нонконформистские академии (академии Диссента), даже несмотря на их веротерпимость (так, например, англиканский епископ Джозеф Батлер закончил академию в Тьюксбери), представляли собой религиозные учебные заведения. Программы университетов и академий, конечно, не всегда соблюдались и в них имелись подвижки, так к средине XVIII века в Оксфорде и Кембриджа студенты неофициально разбирали работы Дж.

Локка, а так же других авторов более близкой им эпохи. Однако этого было недостаточно для даже частичной секуляризации сознания, и сами принципы Просвещения: критичность, вера в прогресс и опора на чувства, сочетались в Англии с глубоким религиозным пиететом. Хорошим примером может служить Исаак Ньютон, представитель раннего Английского Просвещения, который несмотря на то, что заметно отклонился от основной доктрины Церкви Англии, посвятил значительную часть своей жизни теологическим изысканиям.

Англиканство определяло не только культурный и научный дискурсы, но и дискурс политический. Большинство членов Парламента на протяжении всего XVIII века составляли приверженцы Церкви Англии, и клерикальные вопросы, решавшиеся в Парламенте, такие как права католиков или унитариацев, вопросы церковной власти, вопрос о том, должны ли все члены Англиканской церкви принимать Тридцать девять пунктов веры становились политическими. Для того, чтобы понять, почему это происходило и как это повлияло на Бёрка, необходимо сказать пару слов о сущности партийного деления в английском Парламенте в XVIII веке. Партией, составлявшей большинство в парламенте на протяжении всего XVIII веке были Виги — партия, которую условно можно назвать либеральной. Условно консервативная партия Тори, представлявшая интересы крупной землевладельческой аристократии, в том виде, в котором она начинала существовать в XVI веке, к концу XVIII века практически исчезла. Деление на партии уже в начале XVIII века было очень условным, партийная принадлежность определялась не идеями, а скорее принадлежность к тому или иному клану, семейными связями и личной протекцией. Так как процедура голосования определялась самим избирательным округом, некоторые места можно было купить по договору с жителями этого округа (официально), подкупить избирателей или организаторов выборов, или же попасть в парламент по протекции влиятельного политического деятеля, за которым этот округ был закреплен (так Бёрк попал впервые парламент, он получил место представителя Венодовера, в качестве подарка от лорда Фермана). Ключевым для партийного разделения можно считать момент восшествия на престол Георга III в 1760 году (незадолго до попадания самого Бёрка в парламент в 1765 году), провозгласившего себя «королем всех англичан», а партийное деление более не существующим. Большинство кабинетов при Георге III было сформировано Вигами, поддерживавшими идею отмирания партийной приверженности, однако в последствии партии государственников, поддерживавших королевскую администрацию начали получать наименование Тори, со стороны оппозиции, которая была представлена в большей части, враждебными кабинету Вигами. Таким образом к последней трети XVIII века условное партийное деление между Тори и Вигами проходило между поддерживавшими двор и корону членами парламента, и поддерживавшими независимость парламента. Но такое деление тоже является условным, поскольку в действительно внутри партии Вигов и остатков старых Тори стали формироваться группировки, которые часто назывались по имени самого влиятельного их члена, и которые могли заметно отличаться между собой в идеологических установках и голосовании. Бёрк принадлежал к одной из самых заметных парламентских группировок — Рокингемским Вигам.

Рокингемские Виги были, возможно, наиболее последовательной из групп Вигов в парламенте и придерживались классических либеральных принципов. Однако, приписывать Бёрка однозначно к либералам не следует, потому что, во-первых, он мог голосовать не всегда в соответствии со своей группой, часто предпочитая следовать своим личным инстинктам, а, во-вторых, потому что партия Рокингема представляла собой партию последовательных, хотя и довольно дерзких реформ, активно сопротивляясь резким радикальным изменениям.

Принадлежность Бёрка эпохе Просвещения сегодня не ставится под сомнение, хотя буквально пятьдесят лет назад еще было популярно мнение, что своими «Размышлениями о революции во Франции» Бёрк бросил вызов самой эпохе Просвещения, отвергнув идею абсолютной рациональности индивида и не согласившись с большинством французских просветителей в вопросах государственного устройства. Это традиция была прервана эссе Лили Сазерленд, успешно показавшей, что несогласие с французскими philosophes, не делает из Бёрка врага Просвещения, а наоборот подчеркивает его преемственность и помещает его с ними в один и тот же дискурс. Однако Бёрк остается при этом исключительно английским (английским, а не британским) феноменом. Получив университетское образование хотя и в Ирландии, но с сильно выраженным религиозным англиканским компонентом, Бёрк до конца жизни не оставил свое увлечение теологией и, судя по его дневникам и письмам, был знаком с работами ведущих англиканских теологов своего времени. Более того, влившись в Лондонское светское общество, и став в последствии членом парламента, Бёрк впитал в себя все идеалы именно Английского Просвещения, и как многие другие свои современники наследовал традиции англиканской мысли. В следующей главе мы подробно рассмотрим соотношение принципов Бёрка с принципами наиболее заметных англиканских теологов, предшествовавших ему.