Влас Михайлович Дорошевич. 
Портрет прессы (фельетон. 
Дело о людоедстве)

В фантазии о невероятной религиозности и богобоязни русского человека уже мало кто верил из здравомыслящих образованных читателей, хотя в попытках обрести стабильность официальная идеология отчаянно старалась выдать желаемое за действительное, лозунг «Православие, Самодержавие, Народность» вызывает иронию и насмешки, как тупиковое направление общественно-политической тенденции.

Активность попыток насаждения русского национализма приобретает другой, откровенно черносотенный аспект, агрессивный и нетерпимый. В фельетоне В. М. Дорошевича рупором национально-патриотического направления является газета «Земщина», с неистовой злобой провоцирующая низменные инстинктивные эмоции у читателя: «Волосы, даже под мышками, встают от ужаса, и перо невольно падает из скрючившихся от трепета пальцев. С ужасом садишься за стол, с ужасом хлебаешь щи: на чем они сварены? С ужасом погружаешь нож в дымящийся пирог: а вдруг там околоточный?»

Грубый и оскорбительный стиль черносотенной прессы «…некоторые подлецы, называемые юристами», аналогичен политическим методам погромов. В качестве давления на общественное мнение используются клевета и голословные обвинения в подкупах представителями национальных окраин, сопротивляющихся русификации, без каких-либо попыток фактического подтверждения обвинений. Со страниц «Земщина» обливаются грязью практически все оппоненты, достается и графу Витте с его попытками разумных реформ, и представителям либеральных партий, даже «доблестному сыну своего отечества» А. И. Гучкову. Апогеем черносотенного разгула в фельетоне показан призыв к средневековым методам правосудия, пыткам и публичным казням: «То-то был бы праздник, то-то было бы веселие для всей Руси православной, для всякого человека, истинно русского, для каждого доброго христианина, если б нас к праздникам святые пасхи порадовали пытками. То-то радость была бы в Москве-городе, ежели б к светлому празднику заботливое начальство ее площади изукрасило. На Красной площади Петрункевич бы на колу сидел, на Страстной — Родичев, на детское удовольствие на колесе бы вертелся, на Арбатской — Маклакова бы на горячих углях поджаривали, а на Каланчевской — князь Павел Долгоруков, будучи подвешен за большие пальцы рук, с гирями, прикрепленными к большим пальцам на ногах, должен был бы в такой позиции поганые речи Мирабо произносить. А народ православный, по-праздничному разодетый, ходил бы мимо, смотрел и любовался, лузгая семечки и расходясь по требованию начальства.».

Читатель внимательно следит за развитием сюжета, из газет можно узнать, как развивается дело невезучего купца, неожиданно повествование обрывает уже выступление самого А. В. Суворина на страницах своей газеты:

«…Заниматься же ныне вопросом: что хотел сказать купец, когда говорил, что ел «пирог с околоточным надзирателем», ей-богу, грешно. Мало ли что какой купец скажет. Купцов много. Русские купцы говорят различно. На то у человека и язык, чтобы говорить. В России не одни купцы. Если все записывать, что каждый купец скажет, — выйдет книга толще энциклопедии.

И по-моему, чем скорее прекратятся толки о купце и об околоточном, тем, право, будет лучше и для нас, и для России. Для ее несомненно великого и светлого будущего. Надо о выборах думать теперь, а не о купцах с околоточными."

Действительно, при чем здесь судьба отдельного человека, если пора начинать избирательную кампанию в III Государственную думу Российской Империи. Мелкие личные интересы маскируются высокими политическими лозунгами о будущем, о России.

Заключение

Жестокий финал фельетона несет в себе удручающую пессимистическую идею невозможности справедливого и беспристрастного освещения событий: купец Семипудов отправлен на вечную каторгу, а протрезвевший околоточный наказан за отсутствие на службе тремя дежурствами вне очереди. Лишь короткой фразой о закрытии газеты «Вольное вече» на восемнадцать лет, автор дает маленькую надежду скорее себе самому, впрочем, умеющие читать между строк, услышат негромкий, но твердый голос автора. Ведь о закрытии «Вольного вече» сообщено со страниц газеты «Россия».

В фельетоне «Дело о людоедстве» острая художественно-публицистическая манера В. М. Дорошевича развенчивает журналистику, заключившую сделку с властью, при этом показана полная беспомощность и абсурдность предпринимаемых ухищрений. Общедемократические позиции и подлинный гуманизм писателя оказываются в некотором противоречии со своей эпохой, но именно благодаря этим качествам и литературному таланту он остался в истории российской журналистики и литературы.

ИСТОЧНИКИ

Дорошевич В. М. Рассказы и очерки. М.: Современник, 1986. С. 85−100.

Карелин А. П. Влас Дорошевич. Литературно-биографический очерк // Дорошевич В. М. Рассказы и очерки. М.: Современник, 1986. С.5−24.

Карелин А. П. Влас Дорошевич. Литературно-биографический очерк // Дорошевич В. М. Рассказы и очерки. М.: Современник, 1986. С.

9.

Карелин А. П. Влас Дорошевич. Литературно-биографический очерк. С.

14.

Дорошевич В. М. Рассказы и очерки. М.: Современник, 1986. С.

85.

Дорошевич В. М. Рассказы и очерки. С.

87.

См.: Карелин А. П. Влас Дорошевич. Литературно-биографический очерк. С.

19.

Дорошевич В. М. Рассказы и очерки. С.

93.

Дорошевич В. М. Рассказы и очерки. С.

94.

Дорошевич В. М. Рассказы и очерки. С.

94.

Дорошевич В. М. Рассказы и очерки. С.

95.

Дорошевич В. М. Рассказы и очерки. С.99−100.