Этикет: социальный аспект анализа

Определяющая часть исследования посвящена периоду примерно с ХVI по XVIII век — именно этот отрезок классическая эпоха у Фуко. Но в целом книга охватывает гораздо более длительный этап — с конца средневековья, когда сумасшедшие считались скорее просветленными, чем больными, и до начала девятнадцатого века, времени появления первых психиатрических лечебниц, когда безумие начало приобретать свой современный статус. История психиатрии — это история безумия, история формирования в общественном сознании понятия сумасшествия как болезни, долгая и непростая.

Выбор понятия безумия в качестве объекта анализа не случаен. С конца девятнадцатого века, с появлением Ницше и Жерара де Нерваля (которых часто упоминает Фуко), дискурс безумия ворвался в европейскую культуру и за следующее столетие почти вытеснил из нее дискурс рациональности. Кстати, тема безумия в европейской литературе присутствовала всегда, и Фуко отслеживает ее развитие. Пожалуй, пик интереса к безумию литература пережила еще до Ницше, в эпоху романтизма, и как тут не вспомнить «Серапионовых братьев» Гофмана. Целые вереницы безумцев проходят перед читателями Гофмана, и, не будучи, вроде бы, основными героями, именно они связывают разрозненные новеллы в единое целое романа.

А до этого были еще безумцы Шекспира. Правда, следует учесть, что все это — речи о безумцах, время речей безумцев в культуре наступило после Ницше. Но суть даже не в этом, а в роли, которую безумие как мифологема, постоянно изменяясь, играло и продолжает играть в сознании европейского человека. С развитием психологии роль эта только возросла, и для многих, пытающихся формулировать сущность человека разумного в двадцатом веке, единственно возможным стало апофатическое определение от противного, через безумие. Фуко пишет: «Под психологией мы понимаем определенное явление, присущее западному миру начиная с XIX в, — тот монолитный постулат, который был определен современным человеком, но который определяет и его самого: человеческое бытие не характеризуется через некое отношение к истине, но наделено присущей ему и только ему, открытой вовне и одновременно потаенной, собственной истиной.

Последуем же за языком в его свободном течении: homo psychologicus — это прямой потомок homo mente captus" [9,516]. То есть человек психологический — прямой потомок человека безумного.

Фуко прослеживает все метаморфозы этой мифологемы. Первоначально средневековые безумцы — это люди Божьи, те самые нищие духом, которым открылось царствие небесное. Мудрость мира сего, если вспомнить апостола Павла, есть безумие перед Господом, соответственно, по контрапозиции (а средневековые схоласты были большими мастерами в рассуждениях такого рода), безумие в мире есть высшая мудрость [10]. Не случайно вплоть до начала классической эпохи в литературе и фольклоре безумец опровергает псевдомудрецов и оказывается носителем подлинной истины. Но постепенно оценка безумия меняется, и оно становится одним из пороков, а по мере утверждения рационализма и основным пороком, источником всех прочих. У Мольера безумец уже в лучшем случае симулянт, в худшем — негодяй, чаще же и то, и другое. И безумцы, наряду с преступниками, попадают в специально созданные заведения, которые не имели ничего общего с больницами, но много общего — с тюрьмами.

Не самая главная, но четко прослеживаемая на протяжении всей книги задача автора — критика традиционной истории психиатрии. Ее, как историю любой науки, принято описывать как постепенное накопление знаний, неспешный отказ от заблуждений, то есть прогресс, приведший в конечном итоге к возникновению лечебниц для умалишенных, а также современных методов лечения. По Фуко же, психиатрия (он предпочитает для обозначения ранних стадий развития этой науки термин «нозография») не нашла, а создала в безумце больного, постепенно формируя свою теоретическую базу, проделав путь не от наблюдений к обобщениям, а наоборот. Причем теории безумия были долгое время еще безумнее, чем объект, который они исследовали, как отмечает Фуко.

Так, во времена господства механицизма врачи склонны были объяснять все явления человеческой психики движением «животных духов». «Как правило, животные духи относят к сфере восприятия. Димерброк… утверждает, что они незримы, опровергая Бартолина, якобы видевшего их… Халер… утверждал, что они не имеют вкуса, и возражал Жану Паскалю, который попробовал их и нашел кислыми…» [9, 542]. Среди причин безумия называли все, что угодно, в частности, чтение книг: «Девочка, которая десяти лет от роду читает, вместо того чтобы резвиться, в двадцать лет превратится не в добрую кормилицу, а в истеричку» [9, 370].

Путь от безумца-преступника к безумцу-больному занял больше двухсот лет, только к концу восемнадцатого века кое-кто осознал, что их надо не наказывать, а лечить. Тогда же взамен цепей были изобретены смирительные рубашки. Но так ли уж сильно трансформировался статус безумца, если изоляция как основная мера борьбы с безумием осталась неизменной? Именно борьбы, и не важно, что составляет содержание этой борьбы — наказание или лечение. Безумец воспринимался как чужой, как источник постоянной угрозы в те века, когда он был преступником. Но изменилось ли что-то в его восприятии обществом, когда он стал больным? Фуко подчеркивает, что последняя глава его книги — еще не завершение истории. История безумия закончится тогда же, когда закончится история вообще.

ГЛАВА 3

3.

1. Сравнение социологов Исследования в области социальных регулирований и индивидуальных особенностей и манер поведения, их зарождения и исторического пути можно проводить, учитывая, что их основой будет являться длительность этих процессов в несколько веков. Но нельзя ограничиваться только лишь этим методологическим правилом, так как все исследование в этой области может ограничиться определенным аспектом.

Фактическое ядро цивилизационного процесса — это такое изменение структур индивидуальности, которое приводит к появлению разных форм контроля людей над своими аффектами, над своими переживаниями и своим поведением, и к укреплению этих форм контроля.

Элиас искал возможность четко обозначить и описать эту взаимосвязь между структурами индивида и структурами общества, вытекающую из их изменения, из процесса их становления. Однако он опровергал представления о том, что эта взаимосвязь вытекает из чего-то чуждого структуре, чего-то «только исторического». Становление структур личности и общества происходит в их неразделимой связи друг с другом.

Элиас считал, что термины «индивид» и «общество» — разные обозначения одного и того же явления, и не относятся к разным сущностям.

Понятие фигурации позволяет описывать то, что мы называем обществом, не как абстрактное понятие, обозначающее совокупность индивидов, существующих не общественно, и не как «систему» или «целостность», существующую без индивидов. Понятие фигурации описывает общество как переплетение взаимодействий индивидов.

Ключевая идея Элиаса заключается в том, что он рассматривал общественное развитие как незапланированное и не управляемое никем. Но, одновременно, это все же структурированный и направленный процесс.

Социальные институты, в целом, являются «незапланированными» следствиями человеческих стремлений. Для Элиаса не направленность процесса социальных изменений не исключение, не отклонение от нормального хода событий, а его основа, поскольку непреднамеренные человеческие взаимодействия всегда обусловлены намеренными взаимодействиями людей[1].

Но трансформация структур личности, по его мнению, не является результатом прямого тотального принуждения, которому государство подвергает индивидов.

В основе трансформации принуждений лежит дифференциация социальных принуждений (в том числе перевод социального страха в психологический, который в своей основе все равно остается социальным). В ходе процесса цивилизации устанавливается, такая структура общества, в котором принуждение индивидов со стороны друг друга переходит в самопринуждение.

В своей книге Н. Элиас проанализировал процесс становления западноевропейской цивилизации. (Нужно заметить, западноевропейская цивилизация и европейская цивилизация — это не одно и тоже. Некоторые авторы, считают, что европейская цивилизация возникает благодаря распространению основ западноевропейской цивилизации на другие европейские территории и Н. Элиас придерживается такой точки зрения)[11,1,302]. Этот процесс одновременно происходил на индивидуальном уровне (формирование определенных способов поведения индивида) и на общественном уровне (возникновение определенных форм взаимодействия индивидов, их организации).

Н. Элиас сделал основой своей цивилизационной теории поиск связи различных индивидуальных фаз возникновения и развития социальных союзов, которые в ходе истории объединяли все большее количество людей друг с другом.

«Цивилизованность» обозначает поведение, определяемое автором как самоконтроль человека над собственными аффектами, появляющийся сначала под влиянием принуждения со стороны других, но постепенно трансформирующийся в самопринуждение.

Лишь в ХIХ в. начали возникать некоторые сферы скрытого, была воздвигнута стена, которая ограждала подростков как от любых высказываний о сексе, так и от сексуальных практик.

Очевидно, что для М. Фуко принцип тотальности (или паноптикума), всеобщности в исследовании функционирования социальности является доминирующим. А различия в его социальной физике трактуются вездесущей властью как отклонения и патологии.

Таким образом, та сексуальная строгость, с которой мы сталкиваемся у философов первых веков нашей эры, как бы укоренена в этой древней традиции, — по крайней мере, постольку, поскольку она выступает своего рода предвозвестницей морали будущего.

К социальному контролю телесности Фуко относит некоторые процедуры власти, такие как — осмотр, надзор, осуждение, запрещение, контроль.

Одновременно с «разрастанием» сексуальной активности и усилением интереса к ней, ее все чаще воспринимают как опасный фактор, способный скомпрометировать искомое отношение к себе; возникает все большая потребность в недоверии к ней, в контроле над ней, в ограничении ее, по возможности, рамками брачных отношений; вместе с тем, преобразованная супружескими узами, она существенно повышает свой статус.

Фуко обращает свое внимание на попытку Ницше описать в своем труде мораль не традиционным образом, не как нечто изначально присущее человеку и характеризующее его сущность, а как исторически обусловленный способ отношения к миру.

История безумия, история формирования в общественном сознании понятия сумасшествия как болезни, очень непроста и продолжительна. Безумие в мире есть высшая мудрость [10]. В этой связи вплоть до начала классической эпохи в литературе и фольклоре безумец оказывается носителем подлинной истины и опровергает псевдомудрецов. Но с течением времени оценка безумия изменяется, и оно становится одним из пороков, а по мере утверждения рационализма и главным пороком, провоцирующим все прочие.

Исправление души и путь самосовершенствования «лежит через философию или «воспитание-paideia» и «все более приобретает медицинский оттенок. Формировать, образовывать себя и заботиться о себе — два эти занятия суть взаимосвязаны"[4,83].

Именно в пространстве просвещенного государства и его институтах разворачивается беспрецедентная практика наблюдения и надзора, осмотра и обследования в госпиталях, в школе и лицее, в военных учреждениях. Ведущим видом такого рода контроля выступает «дисциплинарная власть»

Власть осуществляется в качестве непрерывно действующей машины, предназначенной для управления всей жизнью наблюдаемых объектов, выступающих только в качестве информации, но никогда — в качестве субъектов коммуникации. Устройство паноптикума таково, что оно приводит к ликвидации абсолютизма, но власть становится вездесущей и более экономичной. Все находятся под наблюдением, но сама власть становится невидимой.

В современную эпоху власть максимально концентрируется вокруг живого человеческого тела и создает особый диспозитив сексуальности. Власть сама порождает сексуальность, так как власть продуктивна[8].

Сравнивая двух исследователей-социологов можно прийти к выводу, что очень много схожих мнений и позиций в их исследованиях. Они считают цивилизационный процесс развития и становления общества продолжительным и сложным. Каждый из них в отдельности показывает, как в историческом процессе происходило изменение «общественного мнения» и относительно норм поведения, и по отношению к естественным человеческим процессам. Каждый из них отмечает факт порождения самоконтроля индивидуума над своими потребностями и желаниями. Они рассматривают определенные позиции становления общества и взаимодействия человека с обществом и с государством.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Процесс цивилизации заключается в изменении образа поведения и мыслей людей в некотором определенном направлении [1]. Очевидно, что каждый отдельный индивид не замышлял такой перемены, не ставил перед собой задачи стать «цивилизованным» в какой-то момент в прошлом, чтобы затем реализовать это стремление через сознательные, «рациональные», целеустремленные действия. Очевидно, что «цивилизация» вовсе не является всего лишь рационализацией, т. е. продуктом человеческого «рацио» или итогом рассчитанного долговременного планирования. Разве постепенная «рационализация» основывается на уже сформированном «рациональном» поведении и планировании на протяжении веков? И разве цивилизующий процесс приводился в действие людьми, настолько предусмотрительными и способными контролировать все долгосрочные последствия своих поступков? Ведь мы должны учитывать, что сама по себе эта предусмотрительность и способность к саморегуляции уже предполагают долгий цивилизующий процесс. Фактически ничто в истории не свидетельствует, что эти перемены производились «рационально», через какое-либо целенаправленное воспитание отдельных индивидов или групп. Они совершались в значительной степени не запланировано, что, однако, не означает отсутствия какой-то упорядоченности, именно различного рода ограничения со стороны других членов общества трансформируются в самоограничения, в результате чего, более инстинктивные проявления человеческой деятельности все дальше уходят за кулисы жизни людей в обществе и наделяются чувством стыда [3].

Регуляция всей инстинктивной и аффективной жизни людей через постоянный самоконтроль становится все более устойчивой, соразмерной и всеохватной. Все это приводится в действие не рациональными идеями, возникшими столетия назад в мозгу отдельных людей и затем внедрявшимися в последующие поколения как цель действия и как желаемое состояние. Такого рода трансформация является всего лишь следствием стихийных перемен.

Список литературы

Р.Е.Гергилов. Книга жизни // «О процессе цивилизации» Норберта Элиаса /Электронная библиотека. Энциклопедия, 2006.;

http://old.russ.ru

Б.С.Ерасов. Сравнительное изучение цивилизаций.//Н.Элиас. Цивилизация как процесс роста рационального самоконтроля человека. (Перев. По изд.: Elias Тhe Civilizing Process. Sociogenetic and psychogenetic Invesstigations L.; N.Y., 1978. V2, C.229−235

В.Д.Леленко. Пространство повседневности в европейской культуре. — СПб., 1997/Электронная библиотека «Кругосвет»;

http://antropology.rchgi.spb.ru/fuco

Р.Кнычев. Концепция власти М. Фуко и «новые философы» // Современная структуралистическая идеология: генезис политологических концепций. — М.: «ИФАН», 1984. С.72−86;

Концепция «власти над живым» и сексуальности у М.Фуко. // Социальные и гуманитарные науки: РЖ. Сер.

11. «Социология», 1996, № 4. С.15−26;

В.А.Подорога. Власть и познание. (археологический поиск М. Фуко)// Власть: очерки современной политической философии Запада. М., 1989. — С.206−255;

В.В.Почепко. Коммуникативная специфика власти: (Социально-философский анализ концепции М. Фуко)// Философия и культура: История и современность. — СПб, 1995. С.169−184;

М.Рыклин. Сексуальность и власть: антирепрессивная гипотеза М. Фуко// Логос. 1994, № 5. С.196−206;

З.Сокулер, Предисловие М.Фуко., пер. с фр. И.Стаф. — СПб.: Университетская книга, 1997. — 576 с.;

М.Фуко. История безумия в классическую эпоху. — М., 1997 — англ.:Madness and civilization. N.-Y., 1997; франц. оригинал: History de la folie a age classique. Paris., 1972;

Н.Элиас. О процессе цивилизации. В 2-х томах. — Изд. «Университетская книга», 2001. С.330;

Электронная библиотека «Кругосвет"/www.krugosvet.ru