Нельзя не сказать о целом ряде открытий, сделанных им в работе над этой картиной. Поразительные по напряженности и точности долгие операторские планы, снимавшиеся ручной камерой, казались просто взрывом в те времена, когда киносъемочная аппаратура почти всегда покоилась на фундаментальных штативах. Виртуозная работа с операторским краном и длиннофокусной оптикой, ставшие хрестоматийными кадры пейзажей, снятые с земли широкоугольным объективом снизу вверх, когда деревья в лесу словно сходятся, смыкаются над головой, трагический, я бы сказал, бег камеры вслед за героиней, то теряющейся из поля зрения, то неожиданно возникающей вновь… Все эти чисто технические достижения хороши не сами по себе, а именно с той точки зрения, насколько эмоционально и глубоко передавали они чувства и мысли авторов. А чего стоит хотя бы «лифт-эффект»! Специально сконструированное устройство позволяло оператору с большой скоростью подниматься или опускаться, совершая при этом головокружительное вращение. Не так уж важно, что испытывал при этом человек, державший кинокамеру, — важнее то, что испытывали люди в зрительном зале, взмывая или падая, будто воздушный смерч, за человеком, бегущим по винтовой лестнице дома…
В этой картине режиссер и оператор вернулись от цветного изображения к черно-белому, и их решение было глубоко, по-художнически оправданным.
Но самое главное, это замечательная цельность замысла и его воплощения, единство творческих устремлений режиссера Михаила Калатозова, оператора Сергея Урусевского, актеров Алексея Баталова и Татьяны Самойловой, всех остальных членов съемочной группы. Тонкие и неожиданные режиссерские решения и блестящие операторские новации не пришли здесь в противоречие, а создали тот уникальный сплав, который возможен только в искусстве кино.
«Да, такой картины, пожалуй, еще не было ни в нашем, ни в мировом кинематографе. „Журавли“ поразили воображение. Не столько тем, что происходит, не сюжетом, не актерским исполнением — самим обликом, состоянием экрана. Не было уже ни пленки, ни изображения в привычном значении этих слов. Было невиданное, ошеломляющее зрелище».
К такому кинематографу Урусевский пришел не сразу, очень долго в его экранной работе присутствовали элементы живописи и графики. Изначально, лишь отдельный кадр претерпел преобразования. Он наполнялся, в первую очередь, благодаря световой палитре, приобретая выразительность от фильма к фильму. Освещение формировало настроение, однако безмолвствовала композиция. Н это продолжалось лишь до определенного времени.
Перспективу и масштабы стали крушить внезапно очертившиеся точки зрения, ракурсы — пока в пределах самостоятельного кадра, ограниченного со всех сторон рамками экрана. Но уже готова зажить собственной жизнью прикованная к штативу камера. Эмоционально насыщенные панорамы все чаще проникают на экран.
«Взрывается и изображение. Оно словно выплеснулось из прямоугольника экрана. Каждый кадр в отдельности не схватить глазом. Оператор работает крупными мазками. Каждому состоянию найден зрительный эквивалент. Изобразительная палитра в беспрерывном движении. Краски то сгущаются, накаляются, то стихают, переходят на «шепот».
Не сковать каркасом статичной композиции, не припечатать рисунком бликов такое изображение. Нагнетают напряжение ракурсы. Как и переливы в сюжете, так же мгновенны и превращения на экране. Как не остановить мгновения, так и невозможно расчленить зрительный поток.
Действие увязывается многосложной извилистой панорамой.
Композиции жизненны и реальны, они перерастают одна в другую.
Не присутствуют больше на экране обособленных слов-кадров, пусть, эмоционально насыщенных, но обособленных, слышится громкая выразительная речь. Ее формируют не только движущаяся и где-то живая камера, но и оттенки, свет. Визуальные образы Урусевского легкие, изящны, пропитаны атмосферой, светом, порывисты по линиям, контуру. Они также в беспрерывном движении. Трудно охарактеризуешь экран уже как черно-белый. Мастерское освещение выудило из кинопленки, дающей, казалось, только две краски, огромное количество оттенков серого.
И С. Урусевский показал, что любовь, ненависть, радость можно выразить самим изображением в сочетании с движением, ритмом, светом и главное — внутренним ощущением, горением, творческой взволнованностью оператора-художника.
Выразителем заглавной темы снимаемого сюжета стала камера Урусевского. Она превратилась в проводника чувственной атмосферы, независимо от того любовь это, неприязнь, горе, счастье или печаль.
Внутренний мир, сокровенные порывы человеческой души желал показать с помощью кинематографических средств Урусевский. Именно это, а не стремление выделится знанием технических уловок, подвигло его на постоянные испытания всевозможных средств и методов для съемки. В самое напряженное, драматически сложное время угол зрения камеры Урусевского без особых сложностей незаметно все ближе и ближе смещался, а потом и сливался со взглядом нужного героя, переходя к его внутреннем чувствам.
Список литературы
Долинин Д. Киноизображение для «чайников». СПб, 2000.
Ефимов, Э. М. Замысел — фильм — зритель. — М.: Искусство, 1987. — 270 с.
И мастерство, и вдохновенье… [Текст]: кинооператор Сергей Урусевский в воспоминаниях современников / сост. И. Григорьев.
Усть-Каменогорск: Медиа-Альянс, 2008. 240 с.
Меркель, М. М. Угол зрения (Диалог с Урусевским).- М.: Искусство, 1980. 135 с.
Урусевский, С. П. С кинокамерой и за мольбертом: [О времени и о себе] / Сергей Урусевский; [Вступ. ст. А.А. Каменского]. — М.: Алгоритм, 2002. — 397 с.
Урусевский, С. П. С кинокамерой и за мольбертом: [О времени и о себе] / Сергей Урусевский; [Вступ. ст. А.А. Каменского]. — М.: Алгоритм, 2002. С. 79.
И мастерство, и вдохновенье… [Текст]: кинооператор Сергей Урусевский в воспоминаниях современников / сост. И. Григорьев.
Усть-Каменогорск: Медиа-Альянс, 2008.С. 43−65.
Ефимов, Э. М. Замысел — фильм — зритель. — М.: Искусство, 1987. С. 19.
И мастерство, и вдохновенье… [Текст]: кинооператор Сергей Урусевский в воспоминаниях современников / сост. И. Григорьев.
Усть-Каменогорск: Медиа-Альянс, 2008.С. 43−65.
Там же.
Долинин Д. Киноизображение для «чайников». СПб, 2000. С. 69.
Меркель, М. М. Угол зрения (Диалог с Урусевским).- М.: Искусство, 1980. С. 38.
Там же. С. 41.
