Войны всегда изображались глазами мужчин: не принципиально — мужчин, которые решали во время войны свои проблемы, а мужчин которые были в этих войнах одними из многих, кто должен был оставить семью и пережить ужас тех событий… но все же — глазами мужчин. Может быть, поэтому Светлана Алексиевич избрала другой путь — правда о войне в ее книгах звучит в «прямой» речи живых свидетелей войны. Надо услышать «…живые голоса, живые судьбы. Прежде, чем стать историей, они еще чья-то боль, чей-то крик, чья-то жертва или преступление…». Услышать — мало. Переосмыслить, сделать крик текстом, и таким, чтобы мука сопереживания читателя выросла в сои переосмысление событий войны.
К тому времени, когда С. Алексиевич выпустила свою книгу «У войны не женское лицо», о женщинах на войне было написано немало. На ум прежде всего приходит повесть «А зори здесь тихие» Б. Васильева. Трогательная и лиричная книга. Почему же С. Алексиевич избрала для своего произведения совсем другой жанр — безжалостный, исключающий минимальную возможность лирики? Может быть потому, что образный, художественный текст стушевал бы, затенил, смягчил тот пронзительный свет правды, что идет от услышанных ею исповедей-свидетельств?
В Советской армии воевало около миллиона женщин. В своем произведении писательница изображает «женскую войну», как бы не скромно это не звучало. Когда женщина в звании старшего лейтенанта, ложась спать на несколько часов перед следующим боем, который может стать и последним, одевает сережки, лишь бы чувствовать себя хотя немного женщиной. Когда медсестра не может оставить на поле боя раненного немецкого солдата, так как он тоже человек. Когда молодая девушка во время гибели военного судна во тьме и сумасшествия обстрела стремится спасти хотя бы кого-то, так как знает, что хорошо плавала из детства.
Тем глупее становится война — даже победная война — когда женщина, предназначенная дать начало новой жизни, идет убивать, так как возникает потребность защитить свою Родину. Тем абсурднее становится война, когда из женщины стараются сделать солдата, «универсального солдата», а молодые девушки, отложив снайперские винтовки, вечером поют. Кроме того, в этом произведении нет героического в обычном понимании, но много живого, и вся война — антигуманная, абсурдная. Такая, какая она и есть.
