Актуальность темы
исследования. Исследование проблем социального управления, в том числе и бюрократического, является необходимым элементом в познании закономерностей функционирования и развития современного общества. Начало исследования феномена бюрократического управления явилось следствием дифференциации философского и социально-гуманитарного знания в XIX веке. Дальнейшее развитие социально-гуманитарного знания, прежде всего, социологии, очевидным образом определило формирование всего комплекса теорий бюрократии и определяет его до настоящего времени.
В XX веке основным направлением развития социологии была дальнейшая конкретизация социологического знания, которая осуществлялась через построение специальных социологических теорий изучаемых предметностей. Тем самым реализовывались программные установки на конструирование социологии как «строгой» научной дисциплины.
Современные теории бюрократии, в большинстве своем, фундированы структурным функционализмом, а также общей теорией систем. Организации рассматриваются как открытые, управляемые и самоорганизующиеся системы, в которых совмещаются как искусственно-рациональные, так и естественно возникшие элементы динамично развивающегося социального порядка. При этом активно используются положения теории информации, количественные и качественные методы исследования, эконометрический анализ.
Однако структурно-функционалистские и производные от них теории бюрократии характеризуют неоклассический этап развития социологического знания и в недостаточной степени учитывают проблемы, поставленные постклассической социологией. Одной из ключевых таких проблем является определение «природы» социальной реальности. В зависимости от того или иного ответа на вопрос, что есть социальная реальность, различным смысловым содержанием наполняется понятие социального управления в целом и бюрократического — в частности.
В современных социогуманитарном и философском дискурсах проблема социальности радикально формулируется как проблема виртуализации социальности (симуляция как смерть социальности «в тени молчаливого большинства» у Ж. Бодрийяра, проблематичность редуцирования социального к коммуникативному у Ю. Хабермаса и М. Кательса). Изучение различных аспектов виртуальной реальности отражает актуальные процессы, протекающие в антропологическом, духовном, социальном и политическом измерениях современного общества. Вместе с тем, несмотря на то, что представления о виртуальной реальности получили распространение в различных областях теоретического и прикладного знания, дистанция, отделяющая «представления» от научных понятий и философских концептов остается.
Интеллектуальный потенциал традиционных воззрений на бюрократию не исчерпан, и они остаются важной вехой в развитии представлений о социальном управлении. Вместе с тем, назрела необходимость реконструировать теорию бюрократии с учетом тех новшеств, которые были привнесены в последние десятилетия в обществознание теоретиками как традиционной школы, так и школы посттрадиционной, постмодернисткой. Предпринимаемый анализ, не претендуя на полноту, позволяет в то же время обозначить перспективное, с точки зрения автора, направление изучения проблем бюрократического управления в контексте фиксируемых современными исследователями изменений западного общества.
Степень научной разработанности проблемы бюрократии в целом следует признать достаточной. С конца XVIII века, когда в среде физиократов для обозначения господства канцелярий возникло слово «бюрократия"1, было изда.
1 И. Голосенко раскрывает этимологию слова «бюрократия»: «Римским легионерам за счет казны шились плащи из плотного, фубого сукна, окрашенного в мужественный красный цвет. Постепенно латинским словом burrus (красный) стали вообще именовать этот тип ткани. В новое время аппликации из подобного же материала широко использовались для украшения мебели разных видов — карточных, бильярдных и письменных столов, стульев, кроватей и книжных шкафов. Французские мебельщики изобрели небольшой письменный столик с модными матерчатыми вставками, предназначенный для дам высшего света, и придумали для него более изящное словечко — bureau, в котором солдатская крепость старого термина burrus явно сглаживалась. Становление абсолютизма. повсеместно сопровождалось бурным ростом числа государственных канцелярий и их служащих. При Людовике XIV их общее количество значительно превышало число офицеров, и удельный вес канцелярий в управлении всеми общественными делами стремительно рос, подчас вызывая глухое недовольство всех сословий. Подражая высшим классам, мир канцелярий и присутственных мест стал повсеместно использовать, но множество трудов, так или иначе затрагивающих проблематику бюрократического государственного управления. Впервые научное понимание существа бюрократии дал К. Маркс в рамках критики гегелевской философии права. В частности, он показал, что социальной причиной универсальных бюрократических отношений являются отношения частной собственности, при этом в процессе бюрократизации происходит замещение содержательной цели деятельности организации задачей сохранения и укрепления ее как таковой. Следует подчеркнуть, согласно К. Марксу, бюрократия не является классом, но исполняет функцию подчинения эксплуатируемого класса господствующему. Важно также учитывать, что К. Маркс не разрабатывал целостную концепцию бюрократии, а рассматривал проблемы государственного управления в рамках общей критики капиталистического общества и государства.
М.Вебер, также подвергая критике Г. Гегеля, рассматривавшего бюрократию в качестве средоточия государственного сознания и важнейшего элемента среднего сословия, охарактеризовал бюрократию как естественную и необходимую форму всякой социальной организации, а рациональный ее тип — как технически наиболее эффективное средство управления, которое, однако, необходимо ограничивать в присущем ему стремлении к экспансии в политическую сферу. Впоследствии теория М. Вебера была дополнена концепцией «человеческих отношений» (Э.Мэйо, Ф. Герцберг, Д. Макгрегор), согласно которой эффективность работы связывается с морально-психологическим климатом, господствующим в организации, личными отношениями, настроениями, симпатиями и антипатиями членов организации. Предпринимались попытки синтеза теорий К. Маркса и М. Вебера (К.Виттфогель), разработки элементов альтернативной теории бюрократии восточных цивилизаций (Л.Васильев). матерчатые покрытия столов. У начальства они были красного цвета, у среднего звена — зеленого, у чернорабочих канцелярии — серого, так что по этой цветовой символике сразу можно было определить статус служащих. Русские войска, войдя в 1814 году во Францию, подарили Парижу термин «бистро», но захватили с собою местный термин «бюрократия», который сразу же вступил в конфронтацию с отечественным термином «чиновничество», возникшим. в первые годы правления Александра I в кругах, близких к М. Сперанскому". (Голо-ссико И. Л. Три толкования феномена бюрократии в дореволюционной социологии России // Социологический журнал. -2001, № 3. С. 159−160).
Однако после М. Вебера изучение бюрократического управления на Западе было сконцентрировано, в основном, на проблемах внутренних схем организации и эффективности бюрократической деятельности. В научной литературе подобные концепции, преимущественное влияние на формирование которых оказали положения структурного функционализма Т. Парсонса, получили название теорий «формальной организации» (Р.Мертон, Ч. Барнард, Г. Саймон, Ф. Селзник, П. Блау, А. Этциони, Г. Аллисон, Дж. Бендор, Т. Хаммонд, П. Ди Мад-жио, У. Пауэлл). Оригинальную организационную модель бюрократии предложил М. Крозье, чья заслуга состоит, кроме прочего, в попытке преодолеть вебе-ровское наследие с помощью бихевиористского анализа и использования культурологических разработок. Следует также отметить, что с веберовских позиций осуществлялся не только организационный анализ, но и политический теоретический анализ феномена бюрократии, который нашел свое выражение, в частности, в технократизме (Т.Веблен, Дж. Бернхейм, Дж. Гэлбрейт, М. Дюверже).
В Советском Союзе изучение бюрократии являлось составной частью политической теории марксизма-ленинизма и развивалось либо в рамках критики буржуазных концепций, либо как экзегетика марксистских текстов. Среди крупных теоретиков можно указать имена таких ученых, как Г. Ашин1, Ф. Бурлацкий2, Ю. Замошкин3, В.Макаренко. Современные исследования бюрократического управления проводятся как уже упоминавшимися Г. Ашиным и В. Макаренко, так и М. Афанасьевым, И. Василенко4, О. Гаман-Голутвиной5, В. Гимпельсоном6, Ю. Давыдовым, В. Динесом, А. Дукой, А. Зверевым,.
1 См., напр.: Ашин Г. К. Современные теории элиты: критический очерк. — М.: Международные отношения, 1985.
2 См., напр.: Бурлацкий Ф. М., Галкин А. А. Современный Левиафан: очерки политической социологии капитализма.-М.: Мысль, 1985.
3 См., напр.: Замошкин Ю. А. Идейно-теоретические дискуссии вокруг проблемы бюрократии // Вопросы философии. — 1970, № 11.
4 См., напр.: Василенко II.A. Административно-государственное управление в странах Запада: США, Великобритания, Франция, Германия. — М.: Издательская корпорация «Логос», 2001.
5 См., напр.: Гаман-Голутвнна О. В. Бюрократия Российской Империи. — M.: РАГС, 1997.
6 См., напр.: Гимпельсон В. Е. Численность и состав российской бюрократии: между советской номенклатурой и госслужбой гражданского общества. М.: ГУ-ВШЭ, 2002.
Г. Зинченко1, В. Иноземцевым, М. Масловским, Л. Сморгуновым,.
B.Спиридоновой, А. Оболонским2, С. Перегудовым3, А. Пригожиным4 и др. Тематика виртуальной реальности (как проблема «природы» социальной реальности) конституируется, главным образом, в рамках постнеклассической философии (Ж.Делез, Ж. Бодрийяр, М. Постер, среди отечественных исследователей — С. Хоружий, Н. Носов). Но затем происходит ее распространение и на другие направления социального критицизма, представителями которых являются, в частности, Ю. Хабермас, Э. Гидденс, М. Кастельс, С. Жижек, У. Эко, З. Бауман, М. Хардт и А.Негри. В последнее десятилетие активно разрабатываются специальные теории, использующие понятие виртуальности для объяснения общественных изменений (М.Паэтау, А. Бюль, А. Крокер и М. Вэйнстейн, в России — А. Неклесса, Д. Иванов).
Применение категории «виртуальность» непосредственно к проблемам бюрократического управления характерно для Ж. Бодрийяра, З. Баумана и.
C.Жижека. Следует учитывать, что они рассматривают процессы виртуализации бюрократии в более широком контексте: либо как «виртуализацию капитализма» (С.Жижек, З. Бауман), либо как гибель власти, знаменующуюся торжеством «молчаливого большинства» (Ж.Бодрийяр). Пересмотр традиционных оснований социально-гуманитарного знания пока не привел к построению теории, которая бы объясняла, как происходящие изменения влияют на трансформацию социального управления, на функционирование бюрократического аппарата. Исследователи проблем бюрократии, в большинстве своем, продолжают использовать для анализа структурно-функционалистскую методологию и технократические подходы, рассматривая виртуализацию бюрократии либо как технологический процесс, имеющий социальные последствия (Дж.Фонтейн,.
1 См., напр.: Зипчепко Г. П. От администрирования к менеджменту (опыт реформирования государственной службы в Великобритании) // Политические исследования. — 1996, № 1.
2 См., напр.: Оболонский А. В. Бюрократия и бюрократизм (к теории вопроса) // Государство и право. — 1993, № 10.
3 См., напр.: Перегудов С. П. Новый российский корпоратизм: демократический или бюрократический? // Политические исследования. — 1997, № 2.
4 См., напр.: Пригожим А. И. Организационные управленческие патологии // Общественные науки и современность. — 1998, № 3.
Л.Сморгунов), либо как процесс социальный, но опосредованный компьютерами и без компьютеров невозможный.
Отсутствие тщательно разработанной теории виртуальной бюрократии создает поле изыскания, повышает уровень творческой свободы и предполагает стереоскопичность диссертационного исследования за счет использования множества источников. Вместе с тем, сохраняется опасность неожиданно оказаться в положении человека, который ломится в открытую дверь. В социально-гуманитарном знании представления о виртуальности и об элементах социального управления, использующих виртуальные механизмы, не достигли строгости аналитических категорийвиртуальность предстает кэролловским Снарком, который, как известно, невообразим. Но, в отличие от охотников Л. Кэролла, вооружившихся перед своей экспедицией картой «без намека на землю и мели», мы имеем в своем распоряжении схему, на которую усилиями многих выдающихся ученых уже нанесены некоторые проливы и рифы.
И все же в настоящее время вряд ли возможно полностью и с должной основательностью охарактеризовать этап развития современного общества и, соответственно, механизмов управления им. В связи с этим исключительную важность представляет определение содержания предшествующих периодов изучения бюрократии, тем более что многие характерные для них положения по-прежнему актуальны. Так, мы полагаем, что наследие К. Маркса, противопоставившего гражданское («огосударствленное») общество обществу человеческому и показавшего мнимый характер деятельности государственной бюрократии по исполнению своих функций, должно обязательно использоваться при анализе современных политических реалий. Но рассмотрение бюрократии как средства эксплуатации одного класса другим, подразумевающее, с одной стороны, объективный характер наличной системы производительных сил и производственных отношений (частнособственнических), а с другой — борьбу за право пролетариата стать Господином1 (пролетарская революция), более не ак.
1 Имеется в виду лежащий в основании истории фундаментальный конфликт между Господином и Рабом, подробно описанный А. Кожевым: «Человек не рождается рабом или свободным, но создает себя тем или иным в свободном и произвольном Действии. Господин — это тот, кто шел до конца в своей Борьбе, с готовностью уметуально. По С. Жижеку, современные субъекты управления сознают, что в своей деятельности следуют иллюзии, но все равно продолжают ей следовать. Более того, сами «мы все очень хорошо знаем, что бюрократия не всесильна, однако наше поведение во взаимоотношениях с бюрократической машиной определяется верой в ее всемогущество. Как только вера. оказывается утраченной, распадается сама текстура социального поля"1. Эти слова С. Жижека являются парафразой бодрийяровского описания феномена «логики Деда Мороза» которая есть «не логика тезиса и доказательства, но логика легенды и вовлеченности в нее"2.
Таким образом, конституирующей характеристикой современного общества (постиндустриального, постэкономического, позднего капитализма, радикализированного модерна и т. п.) является, как это ни парадоксально, его неспособность к саморазвитию. Переходный период, о котором так много говорят в о последние десятилетия, рискует обратиться долгим межвременьем: происходит институционализация транзитного состояния, логика которой обусловливается, в значительной степени, возрастающей ролью информации в современном мире. «Сегодня именно в плане воспроизводства — моды, масс-медиа, рекламы, информационно-коммуникативных сетей, — в сфере того, что Маркс пренебрежительно именовал непроизводительными издержками капитала (какова ирония истории!). обретают свое единство общие процессы капитала"4.
На наш взгляд, механизмы бюрократического управления в данных условиях претерпевают значительные изменения, что находит свое выражение, в частности, в создании виртуальных сфер бюрократического регулирования -«удобных социальных проблем» (Н.Кристи), автономизации бюрократической системы, усиления государственного контроля над обществом, минимизации эффективности социальной критики, «бегства с агоры» (З.Бауман) — на глобальреть или добиться признания, тогда как Раб руководствовался страхом смерти и добровольно вошел в подчинение Господину, не добившись его признания" (Кожев Л. Идея смерти в философии Гегеля. — М.: ЛогосПрогресс-Традиция, 1998. С. 81).
1 ZizekS. How Did Marx Invent the Symptom? // Mapping ideology. — London-New York: Verso, 1994. P. 318. Бодршшр Ж. Система вещей. — М.: Рудомино, 2001. С. 180.
3 См.: Хардт М., Негри А. Множество: война и демократия в эпоху империи. — М.: Культурная революция, 2006. С. 200.
4 Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. — М.: Добросвет, 2000. С. 124. ном уровне — в создании виртуальных событий, способных оказывать на участников политических процессов такое же влияние, какое оказывали бы события реальные, разделении формирующейся глобальной административной системы и бюрократий национальных государств (М.Хардт и А. Негри).
Целью диссертационной работы является теоретико-методологическая разработка проблематики государственного бюрократического управления в контексте наметившейся тенденции виртуализации социальной реальности. На наш взгляд, фиксируемая как постмодернистской социологией, так и социологией постмодерна1 деконвенционализация социальных и политических практик оказывает мощнейшее воздействие на механизмы бюрократического управления обществом, которое в условиях глобализации распространятся на все без исключения государства мира, при этом в каждом из них обретая свою специфику.
Для достижения поставленной цели решались следующие задачи (имплицитно задающие план и логику построения текста диссертационной работы): определение содержания эволюции теоретических воззрений на бюрократию, анализ основных концепций бюрократии: теорий М. Вебера, К. Маркса, В. Макаренко, структурно-функционалистских теорий организации и их критики М. Крозье, а также технократической парадигмыконцептуализация понятия «виртуальная реальность» и анализ возможностей применения положений современных социологических теорий (информационного) общества для исследования проблемы бюрократического управления в контексте виртуализации социального (теории Э. Тоффлера, Д. Белла, М. Кастельса, Ю. Хабермаса и Э. Гидденса) — рассмотрение бюрократического государственного управления как конструирования сфер виртуального бюрократического регулирования;
1 Постмодернистская социология утверждает исчерпанность онтологии модерна и трансформацию современных индустриальных обществ в «постсовременные» (постиндустриальные). Социология постмодерна сохраняет позиции рационализма и акцентирует преемственность и незавершенность модернистского проекта. описание характеристик глобализационного процесса, соотносящихся с представлениями о виртуализации бюрократического управления.
Методологической основой диссертации избрана методология современной критической теории. Ее сущность определяется необходимостью построения полидисциплинарной теории современного общества на основе познания общественного процесса в его целостности и интеграции в поле исследования результатов эмпирических исследований. Критическая теория как форма интеграции социально-гуманитарной мысли характеризуется постоянным критическим переосмыслением. Следовательно, производство номологи-ческого знания (инвариантых закономерностей) в ней дополняется критикой «знания» идеологического (принцип дистанцирования научного исследования от политической конъюнктуры В. Макаренко, принцип определяющейся эмансипационным познавательным интересом саморефлексии Ю. Хабермаса).
Применительно к задачам исследования критический подход базируется на следующих принципах:
— принцип преемственности традиционного и нетрадиционного анализа дисфункций бюрократического управления. Традиционная критика бюрократии была начата К. Марксом и продолжалась М. Вебером, Р. Мертоном, М. Крозье;
— принцип деконструктивизма, который характеризует нетрадиционную критику теорий бюрократии как идеологии власти. Практика деконструкции предназначена для демистификации таких фантомов сознания, как «власть» и «бюрократия». Эти фантомы фундированы неосознаваемым влиянием идеологии, направленной на стабилизацию господствующего социального порядка. Подобного рода расширительное понимание деконструктивизма, генетически связанное с критической теорией и неомарксизмом, мы находим, например, в левом деконструктивизме Ф. Лентриккии, который высказывает мысль о необходимости отказа от понятия единой «репрессивной власти», утверждая, вслед за М. Фуко, ее дисперсный и лишенный единой направленности характер1;
1 Ильин И. П. Левый деконетруктнвизм Ф. Лентриккии // Постструктурализм. Деконструктнвизм. Постмодернизм. — М.: «Интрада», 1996. С. 191−193.
— принцип интерсубъективности, который заключается в преодолении телеологической модели действия при рассмотрении проблемы бюрократического управления. Выражается в переходе от субъект-объектного рассмотрения системы бюрократического управления к пониманию ее как сплетения многочисленных практикпринцип производительной силы символа и коммуникации, фиксирующий наличие симуляционной культуры с присущей для нее множественностью реальностей. Согласно этому принципу, виртуальный образ мира, формируемый при участии современной бюрократической системы, обладает устойчивыми характеристиками.
В процессе реализации теоретико-методологических установок мы опирались на труды К. Маркса, М. Вебера, В. Зомбарта, М. Крозье, В. Макаренко, представителей структурно-функционалистских и технократических подходов, теоретиков информационного общества (Э.Тоффлера, Д. Белла, М. Кастельса, Ю. Хабермаса, Э. Гидденса). Также при описании современного западного общества были использованы работы Ж. Бодрийра, Ж. Делеза, З. Баумана, У. Бека, С. Жижека, И. Валлерстайна, М. Хардта и А. Негри, Р. Инглхарта, Н. Кристи, Ф. Уэбстера и др. Для разработки проблем виртуализации государственного бюрократического управления привлекались результаты исследований таких отечественных и зарубежных ученых как Н. Носов, С. Хоружий, Д. Иванов, В. Фуре, Ю. Милованов, М. Постер и др.
Объектом диссертационного исследования являются государственные политические бюрократии современных западных обществ1. Предмет исследования — изменение функций государственных политических бюрократий и механизмов их воздействия на население государств-наций в условиях деконвен-циализации социальных практик, детерриториализации пространства коммуникаций и процесса глобализации.
1 Мы хорошо понимаем условность понятия «западное общество», однако, вслед за многими теоретиками, вынуждены его использовать, и полагаем данную редукцию необходимой жертвой, которую следует принести за право рассматривать понятия «общество» и «государство» на абстрактном уровне. Характеристики «современного западного общества» соответствуют признакам «информационного общества» (и многочисленным аналогам этого понятия). Общие положения, характерные для концепций «информационного общества», описаны в соответствующей главе диссертационной работы.
Научная новизна диссертационного исследования состоит в обосновании возможности использования категории «виртуальная реальность» в политических исследованиях применительно к теориям бюрократии. Содержание этой категории оформляется в оппозиции «виртуальное — константное» и служит для фиксации специфических изменений, происходящих в современном западном обществе. Обозначены контуры реконструкции теории бюрократии в контексте наметившейся тенденции виртуализации социальной реальности.
Новизна проведенного исследования связана с тем, что в работе:
1. Бюрократическое государственное управление рассмотрено как конструирование сфер виртуального регулирования. Выявлен механизм создания виртуальных сфер бюрократического регулирования, суть которого состоит в разработке множественных сценарных моделей поведения когорт и формировании необходимых детерминант.
2. Показано, что следование теории рациональной бюрократии М. Вебера, основывающейся на вере людей в необходимость подчинения государству и на их «страсти к прибыли» (В.Зомбарт), в условиях экспансии постматериальной культуры (Р.Инглхарт) является условием создания виртуальных сфер бюрократического регулирования.
3. Для анализа виртуальных аспектов бюрократического управления применены концепции информационного общества. В частности, показано, каким образом делокализация территории, деконвенциализация социальных практик, развитие информационных технологий, сегрегация коммуникативных практик на субмиры ведут к созданию виртуальных сфер регулирования.
4. Проблема виртуализации сфер бюрократического управления рассмотрена на национальном и глобальном уровнях. При этом показано, что государство инициирует производство сфер виртуального регулирования с целью сохранения институциональной стабильности и достижения внешнеполитических преференций.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Генетически связанное с капитализмом веберовское легальное господство не имеет ценностного фундамента. В стремлении к максимальной легитимации, оно базируется на вере людей и на их «страсти к прибыли» (В.Зомбарт). Вера способна трансформироваться в легитимность. В свою очередь, «страсть к прибыли» порождает постоянную неудовлетворенность, которая может эффективно использоваться при манипулировании индивидом. Вера и «страсть к прибыли» в условиях легального господства формируют устойчивую и жизнеспособную конструкцию политической системы.
2. Поставленная К. Марксом и актуализированная В. Макаренко проблема мнимого характера политических действий государственной бюрократии по реализации возложенных на нее функций («государственный формализм») в современных условиях получает новое звучание. Зарождается государственный формализм особого рода, сущность которого заключается в искусственном создании «удобных» (Н.Кристи) или политизации элементов реальных социальных проблем, решение которых приносит определенную выгоду (политическую, экономическую etc.). Таким образом, власть уходит из реальности, занимаясь лишь производством знаков своего подобия. Тезис К. Маркса о невозможности устранения причин социальных бедствий государственным аппаратом по-прежнему остается актуальным, однако изменяется стандарт восприятия населением социальных проблем и роли государства в их решении. Происходит ав-тономизация государственной бюрократической системы, которая приводит, с одной стороны, к увеличению ее гибкости, но, с другой стороны, ограничивает поле ее маневра только теми проблемами, которые она может эффективно перевести в виртуальную плоскость. С этим тезисом связана дилемма политической концептологии В. Макаренко: участие в политике по-прежнему необходимо, но успех такого участия все более сомнителен.
3. Комплекс современных западных теорий бюрократии детерминируется неоклассическим этапом развития социологического знания и основывается, прежде всего, на структурно-функциональном подходе. Воззрения на государственную бюрократию эволюционировали от «дисфункциональной» теории.
Р.Мертон), согласно которой дисфункции бюрократического управления снижают его эффективность и не позволяют адекватно реагировать на происходящие в окружающей среде изменения, до рассмотрения дисфункций как конституирующих свойств современных бюрократических организаций (М.Крозье). Развитие постклассической социологии, для которой основополагающей является проблема природы социальной реальности, пока не привело к построению специальной теории, которая бы объясняла, как происходящие изменения влияют на функционирование бюрократического аппарата.
4. Бюрократическое государственное управление может быть рассмотрено как конструирование сфер виртуального регулирования. Виртуальная бюрократическая реальность производна от константной реальности, и, несмотря на то, что она воспринимается людьми как субстанциональная, не является таковой. Вместе с тем, формируемый при участии современной бюрократической системы виртуальный образ мира обладает устойчивыми характеристиками и слабо подвержен коррекционным воздействиям со стороны константной реальности. Формирование данного образа может вестись с целью как стабилизации общественно-политической обстановки, так и её дестабилизации.
5. Виртуальные сферы бюрократического регулирования производны от своих константных аналогов, но отличаются от них неопределенностью объекта управления, отсутствием временных границ решения проблем, абстрактностью угрозы, а также, в большинстве случаев, ее глобальным характером. Виртуальная сфера бюрократического управления не представляет значительной угрозы для влиятельных общественных групп, хотя и выглядит реальной опасностью для большинства общества. Процесс решения «проблемы», возникшей в виртуальной сфере управления, дает возможность сменить приоритеты государственного управления, мобилизовать население, конструировать общественное мнение в заданном ключе.
6. Делокализация территории и коммодификация времени (Э.Гидденс), развитие средств массовой информации, информационных технологий (М.Касельс) принципиально изменяет содержание социального и политического управления. Обладая массивными базами данных, каждодневное использование которых обеспечивает функционирование современного общества, государство получает эффективный механизм управления. Действие этого механизма основано на построении гипотетических когорт, разработке множественных сценарных моделей их поведения и формировании необходимых для реализации наиболее предпочтительного варианта развития событий детерминант.
7. Для анализа виртуальных аспектов бюрократического управления могут быть использованы элементы концепций теоретиков информационного общества. Так, М. Кастельс, разрабатывая теорию «сетевого» общества и государства, подчеркивает постоянно изменяющуюся геометрию власти, источниками которой являются генерирование, обработка и передача информации. Возникновение информационального глобального общества, построенного вокруг потоков, создает условия для виртуализации власти, которую он описывает как смену стабильных властных элит элитами от власти, глобализированными и гораздо более автономными и независимыми от контроля локальных обществ. Ю. Хабермас характеризует государство как «скопление функциональных структур, отказавшихся от перспективного подхода ко всему общественному организму». В условиях нарастающего затруднения взаимопонимания, «утяжеления» языка, образующего коммуникативную среду жизненного мира, происходит сегрегация последнего на множество слабо связанных между собой субмиров, что, в свою очередь, обусловливает игнорирование реальных сфер регулирования со стороны государства и, соответственно, инициирование создания виртуальных сфер.
8. Проблему виртуализации сфер бюрократического управления следует рассматривать одновременно на национальном и глобальном уровнях. Наблюдаемая тенденция отстранения бюрократического аппарата от принятия экономических решений делокализованными институциями («политика глобализации» П. Бурдье) не освобождает государство от соблюдения интересов локализованных в реальном пространстве граждан. Правящие элиты и бюрократический аппарат вынуждены постоянно осуществлять затруднительный выбор из двух возможностей: или выполнять социальные обязательства в целях обеспечения социальной и политической стабильности, внутреннего макроэкономического равновесия, или осуществлять переход к неолиберальной модели управления с целью обеспечения конкурентноспособности экономики в рамках мирового разделения труда. В этих условиях для сохранения институциональной стабильности государство может прибегнуть к созданию и постоянному воспроизводству сфер виртуального регулирования. Современная практика международной политики наиболее полно реализует виртуальные механизмы управления.
Научно-теоретическая и практическая значимость диссертации.
Проведенный анализ феномена бюрократического управления в современном западном обществе позволяет осмыслить некоторые актуальные политические процессы и механизмы, применяемые политическими бюрократиями при реализации государственной политики, а также обозначить теоретический инструментарий, который необходимо использовать для ревизии традиционных воззрений на бюрократию. Материалы исследования могут быть использованы для разработки базовых и междисциплинарных курсов по политологии, политической философии, политической социологии, истории социально-политических учений, социологии организаций, а также спецкурсов, посвященных проблемам бюрократического управления.
Апробация работы. Основные положения диссертационного исследования докладывались и обсуждались на нескольких международных, всероссийских и межрегиональных конференциях. Результаты исследования изложены в 13 публикациях:
1. Стеценко А. Н. О парадигме различения политики и бюрократии // Труды аспирантов и соискателей Ростовского государственного университета. Том X. — Ростов-на-Дону: Изд-во РГУ, 2004. С. 310−314.
2. Стеценко А. Н. Применение теории бюрократии при анализе политической системы республик Северного Кавказа // Молодежь XXI века — будущее российской науки (тезисы докладов на II Межрегиональной научнопрактической конференции студентов, аспирантов и молодых ученых 21−22 мая 2004 г.). — Ростов-на-Дону: Изд-во ООО «ЦВВР», 2004. С. 113−115.
3. Стеценко А. Н. О моделях принятия политических решений в контексте теории бюрократии // Труды аспирантов и соискателей Ростовского государственного университета. Том XI. — Ростов-на-Дону: Изд-во РГУ, 2005. С. 390−392.
4. Стеценко А. Н. О принципе самоуправления в гражданском обществе // Инновации в местном самоуправлении (тезисы выступлений на российско-германской научно-практической конференции 27−28 мая 2005 г.). Т.-2. — Ростов-на-Дону: Изд-во СКАГС, 2005. С. 125−128.
5. Романова С. А., Стеценко А. Н. Политические антиинституты // Молодежь XXI века — будущее российской науки (тезисы докладов на III Межрегиональной научно-практической конференции студентов, аспирантов и молодых ученых 12−13 мая 2005 г.). — Ростов-на-Дону: Изд-во ООО «ЦВВР», 2005. С. 139−141.
6. Романова С. А., Стеценко А. Н. Бюрократия и социальные технологии // Социально-гуманитарные знание: прагматический аспект (материалы международной конференции). — Ростов-на-Дону: Институт управления бизнеса и права, 2005. С. 159−166.
7. Стеценко А. Н. Самодержавная патримониальная бюрократия (опыт применения теории бюрократии М. Вебера к анализу опричнины) // Молодежь XXI века — будущее российской науки (тезисы докладов на Всероссийской научно-практической конференции студентов, аспирантов и молодых ученых 1415 мая 2006 г.). — Ростов-на-Дону: Изд-во ООО «ЦВВР», 2006. С. 136−139.
8. Романова С. А., Стеценко А. Н. Некоммерческие организации в системе взаимоотношений государства и гражданского общества // Государственный аппарат и политические реформы (сборник докладов на международной научно-практической конференции 26−27 мая 2006 г.). Т.2. — Ростов-на-Дону: Изд-во СКАГС, 2006. С. 227−233.
9. Стеценко А. Н. Концепция патримониальной бюрократии М. Вебера // Труды аспирантов и соискателей Ростовского государственного университета. Том XII. — Ростов-на-Дону: Изд-во ООО «Терра-Принт», 2006. С. 344−345.
10. Стеценко А. Н. Оппозиция в республиках Юга России // Российские регионы в условиях трансформации отечественного социума (материалы Всероссийской научной конференции 14−15 сентября 2006 г.). — Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2006. С. 54−59.
11. Стеценко А. Н. Проблемы миграции в Северо-Кавказском регионе // Конфликты и сотрудничество на Северном Кавказе: управление, экономика, общество (сборник тезисов выступлений на международной научно-практической конференции 29−30 сентября 2006 г.). — Ростов-на-Дону — Горячий Ключ: Изд-во СКАГС, 2006. С. 105−108.
12. Романова С. А., Стеценко А. Н. К вопросу о регулировании миграционных процессов // Государственное и муниципальное управление. Ученые записки СКАГС. — 2007, № 3. С. 73−81.
13. Стеценко А. Н. Содержание социально-политического управления в современном западном обществе // Философия права. — 2008, № 1. С. 52−56.
Структура диссертационной работы включает: введение, три главы, заключение и библиографический список, насчитывающий 207 наименований. Содержание работы изложено на 168 страницах.
Заключение
.
Ключевой проблемой диссертационной работы является использование в исследовании государственного бюрократического управления понятия «виртуальная реальность», содержание которого оформляется в оппозиции «виртуальное — константное» и служит для фиксации специфических изменений, происходящих в современном западном обществе. В постклассической науке понятие «виртуальная реальность» мыслится как обозначение совокупности объектов следующего (по отношению к реальности низлежащей, порождающей их) уровня. Эти объекты онтологически равноправны с порождающей их «константной» реальностью и автономныпри этом их существование полностью обусловлено перманентным процессом их воспроизводства порождающей реальностью. Проблематика виртуальной реальности конституируется в рамках постнеклассической философии как вопрос определения природы реальности, как осознание проблематичности и неопределенности последней, как осмысление возможного (и невозможного) в качестве действительного.
На наш взгляд, виртуальная бюрократическая реальность произво’дна от константной реальности, и, несмотря на то, что она воспринимается людьми как субстанциональная, не является таковой. Вместе с тем, формируемый при участии современной бюрократической системы виртуальный образ мира обладает устойчивыми характеристиками и слабо подвержен коррекционным воздействиям со стороны константной реальности. Подобная постоянность воззрений обусловлена культивированием убежденности людей в предсказуемости и контроле окружающего их мира. В то же время, убежденность, укорененная в виртуальном пространстве, и, в целом, не имеющая своей основой стремление к познанию реальных процессов, не может являться устойчивой и подвержена в условиях высокого уровня развития информационных технологий манипуля-тивным воздействиям. При этом целью подобного рода воздействий могут быть как стабилизация общественно-политической обстановки, так и ее дестабилизация, распространение «неуверенности духа времени» и чувства «избытка опасностей». «Политика чрезвычайного положения» позволяет, во-первых, переключать внимание населения от неотложных задач, решение которых по каким либо причинам невозможно или нежелательно, во-вторых, расширять пределы компетенции и возможности бюрократического вмешательства.
Проблематика виртуальности в известной степени коррелирует с поставленной К. Марксом проблемой мнимого характера политических действий государственной бюрократии по реализации возложенных на нее функций. Согласно К. Марксу, бюрократический аппарат, не обладая политическим разумом, не в состоянии предложить адекватный механизм решения социальных проблем, поэтому стремится преобразовать их в бесконечные административные действия («государственный формализм»). На наш взгляд, современная политическая система порождает государственный формализм особого рода, сущность которого заключается в искусственном создании «удобных» или политизации граней реальных социальных проблем, решение которых приносит определенную выгоду (политическую, экономическую etc.).
Таким образом, власть уходит из реальности, занимаясь лишь производством знаков своего подобия. Власть «играет» в действительность, при этом оппозиция (внесистемная, системная и межкорпоративная) не в состоянии остановить эту игру. В роли системной оппозиции выступает социальный критицизм, который в современных условиях выступает апологетом власти. Угрозы, которые несет в себе межкорпоративная оппозиция, успешно преодолеваются постоянным процессом гомогенизации управляющей системы, выработкой руководящим сословием единой линии поведения на основе создания виртуальной политической реальности, имитирующей политическую борьбу и ротацию элит. Внесистемная же оппозиция (отвергающая сами правила политической игры) носит на Западе главным образом контркультурный характер, тяготеет к эстетическим, художественным формам протеста и не предполагает радикальные политические способы выражения несогласия1.
1 См.: Сергеев С. А. Политическая оппозиция и оппозиционность: опыт осмысления понятия // Социально-гуманитарные знания. -2004, № 3. С. 125−137.
Инициирование государством «удобных» социальных проблем способно повышать уровень легитимности легального господства (М.Вебер), который в значительной степени производен от веры людей в незыблемость установленных институций, а также от их «страсти к наживе» (В.Зомбарт). Легальное господство культивирует веру в существование компромисса интересов различных страт общества. Способность веры трансформироваться в политическую легитимность является необходимым условием виртуализации управления. Как показал В. Зомбарт, «страсть к наживе» стремится к своему удовлетворению за пределами процесса производства благ, так как «добыча» денег в рамках обыденного хозяйства не может обеспечить постоянно возрастающих запросов современного человека. Современная капиталистическая система не предполагает достижения паритета произведенного и потребляемого, постоянная неудовлетворенность является главным ее движителем. Именно постоянная неудовлетворенность в условиях экспансии постматериальной культуры (Р.Инглхарт) является вторым необходимым условием эффективного функционирования механизмов бюрократического управления, основанных на создании сфер виртуального регулирования. Таким образом, вера в достижение устойчивого состояния и постоянная неудовлетворенность, некапиталистическая «страсть к наживе» в условиях легального господства формируют жизнеспособную конструкцию политической системы. Вера и эмоции становятся объектом бюрократического манипулирования.
Постматериальное сознание формируется реальностью производной, но которая воспринимается людьми постматериального мира как реально существующая реальность, и действия их определяются этим восприятием. Даже если реальность воспринимается современным человеком как многомирная, сценарная и вариантная, она остается стереотипной: виртуальный мир в принципе не способен генерировать уникальные формы, так как лишь комбинирует элементы, присущие константной реальности. Подобное комбинирование допускает нарушение основных законов абстрактной логики и не приводит к потере понимания онтологии виртуальности.
Данный феномен объясняет возможность существования сфер виртуального бюрократического регулирования, производных от своих константных аналогов, но отличающихся от них неопределенностью объекта управления, отсутствием временных границ решения проблем, абстрактностью угрозы, а также, в большинстве случаев, ее глобальным характером. Виртуальная сфера бюрократического управления не представляет значительной угрозы для влиятельных общественных групп, хотя и выглядит реальной опасностью для большинства общества. Процесс «решения» виртуальной проблемы дает возможность сменить приоритеты государственного управления, мобилизовать население, конструировать общественное мнение в заданном ключе.
Рефлексивный характер современного общества (Э.Гидденс) позволяет разрабатывать действенные механизмы управления им со стороны интенсифицированных рефлексивных институций. При этом учет интересов всех членов «индивидуализированного общества» (З.Бауман) невозможен, так как социальная жизнь, не будучи предустановленной, разомкнута в неопределенность, изменчива и полиморфнасовременное общество — это «общество риска» (У.Бек). В то же время конститутивность образов в условиях отсутствия предустановленного порядка социальной жизни, обусловленного делокализацией территории, коммодификацией времени (Э.Гидденс), развитием средств массовой информации и информационных технологий (М.Кастельс) принципиально изменяет содержание социального и политического управления. Обладая массивными базами данных, каждодневное использование которых обеспечивает функционирование современного общества, государство получает возможность разрабатывать множественные сценарные модели поведения гипотетических когорт и формировать необходимые для реализации наиболее предпочтительного варианта развития событий детерминанты. Факторы, условия и обстоятельства, которые учитывают члены когорты при определении линии своего поведения, многообразны (к ним относятся социальные условия, потоки политической информации, тип восприятия социальной реальности агентом, социальные связи), однако известно, что большинство граждан при принятии политического решения используют редукционные когнитивные механизмы, что создает условия для введения в систему их координат детерминант, не имеющих отношения к социальной реальности или имеющих к ней опосредованное отношение — виртуальных детерминант.
Создание виртуальных сфер бюрократического регулирования предполагает постоянное изменение содержания «программирующей» информации в зависимости от текущей политической конъюнктуры. При этом политические и экономические институты, генерирующие данную комбинированную информацию, остаются стабильными и в достаточной степени автономными от де-конвенциализированного «жизненного мира» (Ю.Хабермас), в котором они укоренены. Институциональная дестабилизация, изменение формальных правил (Д.Норт) требует существенных усилий от общества, и, прежде всего, изменения неформальных ограничений — привычек, традиций, обычаев и условностей. Последние же в условиях игрового, индивидуализированного характера театральной саморепрезентации личности (Г.Дебор) и цифровой коммуникационной системы (М.Кастельс) теряют свою определенность. Вышесказанное позволяет нам утверждать, что текучий плоскостной барельеф постоянно изменяющихся социальных практик (определяющих, согласно теории структурации Э. Гидденса, социально-политическую структуру общества радикализированного модерна) трансформируется в монументальный объемный горельеф мощи бюрократии, лишь слегка соприкасающийся с породившей его реальностью.
В концепциях теоретиков «информационного общества» содержатся и другие элементы, которые, на наш взгляд, могут быть использованы для осуществления ревизии традиционных воззрений на социальное управление и реконструкции теории бюрократии. Так, описываемые Э. Тоффлером характеристики адхократии — мобильность, динамичность, адаптивность, детерриториальность, повышение значимости информационной работы, модульность и одноразовость — в некоторой степени синонимичны свойствам виртуальной бюрократии. Вместе с тем, такой атрибут адхократического управления, как использование в своей деятельности научных разработок, требует уточнения. На наш взгляд,.
Д.Белл, определяющий отношение научного знания к власти как подчиненное, более близок к истине, что, впрочем, не означает невозможности использования достижений социальных наук прикладного характера в бюрократической деятельности (как показывает практика, главным образом, в сфере PR-технологий).
М.Кастельс подчеркивает постоянно изменяющуюся геометрию власти, источниками которой являются генерирование, обработка и передача информации. Возникновение информационального глобального общества, построенного вокруг потоков, создает условия для виртуализации власти, которую он описывает как смену стабильных властных элит элитами от власти, глобализированными и гораздо более автономными и независимыми от контроля локальных обществ. Четко организованные новые — космополитичные — элиты осуществляют регулирование пространства потоков (при этом логика сети остается доминирующей) путем сегментации и дезорганизации локализованных в пространстве и времени масс — местных и национальных сообществ. Описывая феномен «реальной виртуальности», М. Кастельс основывается на отрицании разделения между реальностью и символическим ее отображением, ставшем возможным благодаря революционному развитию средств мультимедиа. Постулируя приоритет логики сети, наличие «коллективного капиталиста» М. Кастельс, в некоторой степени, снимает ответственность с правящих кругов, объективизирует анонимную власть, в то время как С. Жижек, используя лакановское различение между «реальностью» и «реальным"1, говорит о цинизме правящей культуры, осознающей дистанцию, разделяющую виртуальность от реальности, но продолжающей действовать так, как если бы она не отдавала себе в этом отчета. При этом, как было показано, социальная критика, разоблачающая «тайную машинерию идеологии власти», не влияет на ее эффективность: «в эпоху цинизма, идеология может позволить себе обнаружить секреты своего функционирования и после этого продолжать нормально функционировать"2.
1 «Реальность» — социальная реальность действительно существующих людей, вовлеченных во взаимодействие и производственный процесс, в то время как реальное — безжалостная «абстрактная» призрачная логика Капитала, который определяет то, что происходит в социальной реальности" Жижек С. Хрупкий абсолют, или почему стоит бороться за христианское наследие. — М.: Художественный журнал, 2003. С. 42.
2 Жижек С. Власть и цинизм // Кабинет: картины мира I. — СПб.: ИНАПРЕСС, 1998. С. 169.
Ключевое понятие теории Ю. Хабермаса — «жизненный мир» — может быть соотнесено с термином «константная реальность». Колонизация коммуникативной практики бюрократической подсистемой, устанавливающей плотную сеть правовых норм и использующей административно-правовые средства реализации социальных программ, не означает управления, то есть восприятия импульсов общественных групп и претворения их в жизнь. Государство определяется Ю. Хабермасом как скопление функциональных структур, отказавшихся от перспективного подхода ко всему общественному организму. В условиях нарастающего затруднения взаимопонимания, «утяжеления» языка, образующего коммуникативную среду жизненного мира, происходит сегрегация последнего на множество слабо связанных между собой субмиров, что, в свою очередь, обусловливает игнорирование реальных сфер регулирования со стороны государства и, соответственно, инициирование создания виртуальных сфер.
Проблема виртуализации сфер бюрократического управления рассматривается нами на двух уровнях: национальном и глобальном. Создание виртуальных сфер национального бюрократического управления и принятие мер по решению проблем, возникающих в этих сферах, имеет своей целью, в частности, стимулирование артикуляции разнообразных общественных интересов в жестко заданном режиме. При этом происходит глобализация национальных правящих элит, что выражается, например, в увеличении доли глобальных компонентов в их реальных интересах. Концептуализация глобализационной проблематики в наибольшей мере характерна для М. Кастельса, Э. Гидденса, П. Бурдье, М. Хардта и А.Негри. На наш взгляд, наиболее рельефно глобализационные процессы являют себя в экономической сфере1, которая, как показал М. Кастельс, чрезвычайно политизирована.
Наблюдаемая тенденция отстранения бюрократического аппарата от принятия экономических решений делокализованными институциями («политика глобализации») не освобождает государство от соблюдения интересов локали.
1 «Потребность в постоянно увеличивающемся сбыте продуктов гонит буржуазию по всему земному шару. Всюду должна она внедриться, всюду обосноваться, всюду установить связи. Буржуазия путем эксплуатации всемирного рынка сделала производство и потребление всех стран космополитическим». Маркс К., Энгельс Ф. Манифест коммунистической партии // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. — М., 1957. Т. 4. С. 427. зованных в реальном пространстве граждан. Экономическая глобализация подрывает оставшиеся основы бюрократически организованного государства всеобщего благосостояния. Правящие элиты и бюрократический аппарат вынуждены постоянно осуществлять затруднительный выбор из двух возможностей: или выполнять социальные обязательства в целях обеспечения социальной и политической стабильности, внутреннего макроэкономического равновесия, или осуществлять переход к неолиберальной модели управления с целью обеспечения конкурентноспособности экономики в рамках мирового разделения труда. В этих условиях для сохранения институциональной стабильности государство может прибегнуть к созданию и постоянному воспроизводству сфер виртуального регулирования (если не к откровенной дезинформации и манипуляции). Современная практика международной политики наиболее полно реализует виртуальные механизмы управления, базирующиеся на использовании ряда идеологем, «метких слов на службе власти» (М.Эпштейн).
Анализ формирующейся системы мирового господства осциллирует между двумя полярными оценками актуального состояния международных отношений: анархией, ведущей к потере управляемости международными процессами, и «мировым правительством», задающим направления «политики глобализации». С нашей точки зрения, концепция М. Хардта и А. Негри позволяет избежать крайностей этих точек зрения, предполагая, с одной стороны, существование субъекта управления (в отличие от лишенных оформленного властвующего центра сети М. Кастельса или ризомы Ж. Делеза и Ф. Гваттари), с другой — его нетипичный характер. Власть мировой Империи виртуальна: не имеет центра1, вездесуща и текуча, основана на разрыве всякого ясно установленного онтологического отношения, но при этом пронизывает контролем все уровни общественной жизни и является суверенной, то есть удерживающей право принятия решения о применении насилия в исключительной ситуации. Имперская бюрократия действует инструментально и гибко через государственные бюро.
1 А. Негри специально указывает, что «ни Соединенные Штаты, ни, на самом деле, какое бы то ни было национальное государство на сегодняшний день не способны стать центром империалистического проекта. Империализм ушел в прошлое. Ни одна нация отныне не станет мировым лидером в том смысле, в каком им являлись народы Европы для периода современности» (Хардт М., НегриА. Указ. соч. С. 13). кратии, видя результатом своей деятельности подчинение локального общества глобальному капиталистическому режиму и уничтожение альтернативных путей развития путем поддержания сети микроконфликтов1, развитие которых не предполагает критику основ Империи.
Таким образом, синтез и критика построений теоретиков, представляющих ведущие течения современной западной мысли (и многие из которых сами, в значительной степени, являются синтетическими и критическими) позволяют обозначить контуры реконструкции теории бюрократии в контексте наметившейся тенденции виртуализации социальной реальности. Вместе с тем, это не означает, что традиционные парадигмы исследования бюрократического управления безвозвратно устарели и не могут эффективно использоваться в научной деятельности. Они сохраняют свою актуальность и эвристический потенциал, особенно при изучения низового, локализованного уровня бюрократии. Мы же своей задачей видели исследование, прежде всего, политической бюрократии и анализ новейших тенденций, характеризующих политическое бюрократическое управление обществом на государственном и глобальном уровнях, которые имеют все шансы стать господствующими. х Хардт М., Негри А. Указ. соч. С. 191−192.
