Девиантное поведение в советском обществе 1920-х гг.: На материалах Европейской части России

Актуальность исследования. С тех пор, как проблематика истории повседневности утвердилась в отечественном историографическом пространстве ее предметная область постоянно уточняется и в связи с самой практикой конкретно-исторических исследований (сопровождающейся теоретико-методологической рефлексией), и в связи с нарастанием широкого общественного интереса к самым различным сферам и периодам в истории повседневности в контексте тех перемен в бурно развивающейся исторической науке, которые М. А. Барг охарактеризовал понятием «историографическая революция"1.

Отечественная историография, переживающая ломку представлений о структуре предмета изучения, обновления собственно исследовательского инструментария и реагирующая на преобразования, совершающиеся во всех социально-гуманитарных науках, все больше вводит феноменологию поведения человека в истории вообще и его аномальных форм в частности в область этого интереса. Нарастание научно-исторического интереса к этой проблематике сопровождается выделением и изучением связей различного уровня: социокультурных — между общественной жизнью и типом культуры — придающим им смысл и спецификумежду конкретными историческими событиями и формами массового поведения в них различных социальных групп и личностеймежду существовавшими и формирующимися идеалами, нормами и реальной повседневной практикой и т. д.

В условиях кризисных, переходных периодов усложняется социальная структура, распадается сеть ценностных ориентаций, регулятивов поведения, разрушаются традиционные механизмы адаптации и социализации людей, возникает множество их новых форм, что ведет к нарушению стабильности социума. Эти процессы находят свое выражение в различных типах поведения. Вслед за изменением внутреннего мира человека, его представлений,.

1 Барг М. А. Человек — общество — история // Новая и новейшая история. — 1989. -№ 2. — С. 45. ценностей и эмоций меняются и основанные на них поведенческие реакции. Поэтому изменения любых форм поведения могут служить показателями как изменений объективных условий жизнедеятельности людей, так и процесса формирования новой культурной или социокультурной среды. Отсюда вытекает возможность выявления связи между объективно-исторической необходимостью и миром человеческой субъективности.

Согласно эволюционной теории поведения движущей силой поведенческой эволюции является поведенческий отбор, отличающийся от естественного отбора тем, что критерием успешности поведения является передача потомству поведенческих особенностей. Основным фактором, обусловливающим поведение является ситуативность поведения, необходимость реагировать на задачи ранее не встречавшегося типа, увеличение количества возможных выборов поведенческих актов.

В тех исторических условиях, когда совершается переход к новому типу социальных, культурных, экономических, политических отношений, сопровождающийся системным кризисом, как это было в постреволюционный период 1920;х гг. или в настоящее время, различные поведенческие деформации порождаются не только кризисным состоянием как таковым, но и оказываются средством поиска тех поведенческих моделей, которые соответствуют потребностям создания нового общественного устройства и служат средством социокультурной и социально-психологической адаптации к новым условиям.

В результате, научно-исторический анализ процессов социокультурной эволюции поведения в условиях переходного периода оказывается теоретически и практически актуальным как для выявления особенностей процессов переходности в истории, так и для понимания и объяснения логики преобразовательских замыслов в соотношении с результатами их реализации.

1 Большаков В. Ю. Эволюционная теория поведения. — СПб.: Издательство С.-Петербургского университета, 2001. С. 193.

Своевременность предлагаемого исследования, на наш взгляд, определяется и тем, что оно вписывается в процесс «историографической революции», поскольку сама его предметная область предполагает не только осмысление макроисторических процессов, но и изучение самых разнообразных сторон жизнедеятельности «человека в истории» (А.Я. Гуревич). Изучение заявленной темы проводится в русле новой социальной истории, имеющей своим предметом социальные аспекты различных проявлений повседневной жизни человека, взятых в его историческом развитии. Исследовательский интерес, в связи с указанным обстоятельством, расположен также и в сфере исторической антропологии, т.к. в сфере внимания оказываются и ментальные основы поведения в их социально-индивидуальном воплощении в особый период отечественной истории, когда под политическим и идеологическим воздействием партии большевиков и изменившихся условий традиционные для России модели социально-индивидуального поведения трансформировались не только в новые позитивные формы, но и в формы массового деструктивного поведения.

Такая исследовательская позиция потребовала определить в качестве объекта диссертационного исследования процесс социокультурного развития советского общества, а его предметом — особенности исторической эволюции девиантного поведения в советском обществе 1920;х гг. на примере Европейской части России.

Основная проблематика диссертационной работы, следовательно, состоит в выявлении общего и особенного, типического и индивидуального в эволюции девиантного поведения в 1920;е гг.

Отечественная историография проблематики девиантного поведения в переходный период 1920;х гг., к сожалению, не обладает богатой традицией именно в аксиологическом аспекте. Как правило, в разработке этой проблемы авторы, связывая ее с повседневностью, основное внимание уделяют таким социокультурным явлениям, как пьянство, алкоголизм, наркомания, преступность. Для обоснования роста масштабов этих явлений в качестве объяснительной модели используется системный кризис данного периода, особенно в его социально-экономических и политических составляющих. Такой подход, с одной стороны, представляется очевидным и вполне оправданным. С другой стороны, такой тип социально-индивидуального поведения, как девиантный, в условиях переходного периода, во-первых, нуждается в строгой характеристике, выявлении и обосновании признаков отклонения от нормы. Что в послереволюционных условиях могло считаться поведенческой нормой: нарождающаяся и формирующаяся мораль партии большевиков или традиционные для дореволюционной России нормы и ценности поведения?

В условиях переходности, когда старые нормы и ценности утрачиваются, а новые еще не создаются, когда значительная часть населения не считает необходимым отказываться от традиций, отклоняться от старых и новых норм и ценностей, социально-индивидуальное поведение становится и средством адаптации к новым социокультурным условиям, и средством строительства нового общества. В результате девиантность, т. е. отклонение от общечеловеческих норм и ценностей, приобретает едва ли не тотальный характер, распространяется не только на повседневную жизнь «простого человека», но и на самые разнообразные сферы жизнедеятельности — экономику и идеологию, политику и культуру, право и мораль и т. д. Нарастание масштабов девиантности в этих сферах происходит до тех пор, пока новая сеть ценностных ориентаций и норм не легитимирует часть тех моделей поведения, которые еще совсем недавно могли считаться девиантными, пока часть поведенческих моделей, рожденных революцией, не отомрет.

Исследовательские задачи, следовательно, состоят не столько в том, чтобы сделать выпуклой, тщательно описать ту или иную форму отклоняющегося поведения (пьянство, преступность, проституцию и т. п.), сколько в том, чтобы выявить эволюционную динамику наиболее массовых моделей поведения на основе изменений в социоментальной среде.

Последнее делает необходимым использование достаточно широко представленного в литературе доктринально-оценочного принципа анализа, базирующегося на выявлении сущностных характеристик явления и обращении к аксиологическому подходу, предполагающему выявление не столько онтологии, сути самого явления, сколько его ценности и значимости для субъекта1.

Именно такое сочетание, на наш взгляд, позволяет выявить как сущность самого феномена девиантного поведения в условиях переходного периода 1920;х гг., так и особенности его системного воздействия на социальную и культурную жизнь за порогом этого периода.

Территориальные границы диссертационного сочинения включают в себя Европейскую часть России. Данная территория находилась в территориальном и институциональном пространстве СССР, в изучаемый период неоднократно подвергалась изменениям административных границ и наименований входящих в нее регионов и отдельных административно-территориальных образований, управлялась административными органами Советского государства в соответствии с политическими задачами и особенностями отдельных краев и областей. В этой части российской исторической системы, являющейся этнообразующей и государствообразующей, имелись все экономические, политические, социальные и культурные компоненты, характерные для Советской России, а затем и СССР в целом.

С другой стороны, именно проживающая здесь часть населения подвергалась наибольшему политическому, идеологическому, социальному и экономическому воздействию в ходе социалистического строительства. Процессы, протекавшие здесь, затем разворачивались и в других регионах, приобретая присущие всему советскому обществу особенности и признаки. В известном смысле население Европейской части России стало главным полигоном социальных экспериментов, вынесло на себе их основную.

1 Мининков А. Н. Методология истории. — Ростов-н-Д.: РГУ, 2004. — С. 180−181. тяжесть. В аспекте предмета исследования можно выдвинуть положение о том, что именно среди населения Европейской части страны можно выявить основные типы девиантного поведения, характерные для советского общества в целом.

Хронологические рамки работы охватывают период с 1921 по 1929 г. Нижний предел обусловлен завершением Гражданской войны и переходом к новой экономической политике. Именно начиная с этого времени на фоне послереволюционных преобразований в различных сферах жизни общества происходит эволюция системы ценностных ориентаций, поведенческих норм, становятся наиболее заметными в мирных условиях изменения общественного сознания.

Верхний предел — кризис рубежа 1920;х — 1930;х гг., «Кронштадт на рубеже пятилеток» (выражение О.В. Хлевнюка), начало «наступления социализма по всему фронту».

Особенности данного периода в контексте темы исследования заключаются в том, что в это время формируется такой тип мышления и поведения, который может быть назван советским. Именно он оказал решающее влияние на формы девиантности поведения.

Указанные хронологические границы не предлагается рассматривать как жестко фиксированные. Возникновение форм поведения определенного типа, в том числе и отклоняющегося от существующих норм, имеет различные биологические, социально-психологические истоки. Однако под воздействием конкретных исторических условий и событий эти формы становятся массовыми, преобладающими. Установлением нижней границы мы лишь подчеркиваем этот факт. Верхняя граница также весьма условна, она связана с рубежом 1920;х — 1930;х гг. в силу того, что анализ конкретно-исторического материала показывает существенные изменения в социально-индивидуальном поведении. Но эволюция массовых поведенческих реакций не полностью совпадала с общим ритмом событий в стране. Процесс эволюции поведенческих реакций шел несколько автономно, что, однако, не следует считать признаком их изолированности от событий.

Проблема терминологии. Необходимо оговориться, что термин «де-виантное поведение» рассматривается не только в социально-психологическом, но и в социокультурном, этическом аспектах. Употребляя этот термин, диссертант предполагает их сочетание, подчеркивая тем самым системную сложность и неоднозначность дифференциальных связей в обществе, определявших формы девиантного поведения в условиях изучаемого периода в частности, и преобладающих типов социокультурного поведения в целом.

Понятие «девиантное поведение» автор использовала для характеристики тех форм социокультурного поведения, т. е. социального поведения, облеченного в культурные формы определенного типа, которые выходят за пределы социальной и культурной норм, существующих в определенном обществе в определенных конкретно-исторических условиях.

Под нормой понимается усредненное значение какого-либо признака жизнедеятельности, наиболее распространенный, среднестатистический вариант процесса деятельностиидеальный, желаемый тип, образец, эталон1. Норма как категорический нравственный императив не имеет четко обозначенных границ, за которыми существует ее антитеза — не-норма, т. е. отклонение от нормы. Границы социокультурной нормы размыты, но в целом она определяет исторически сложившийся в данном конкретном социуме предел, меру, интервал допустимого (дозволенного или обязательного) поведения, деятельности людей, социальных групп, социальных организаций2.

Отклонение от социальной нормы в ряде современных социально-гуманитарных наук получило название «девиантное» (отклоняющееся) по.

1 Ковалева А. И. Социализация личности: норма и отклонение. — М., 1996. — С. 103−104.

2 Гилинский Я. Социология девиантного поведения и социального контроля: краткий очерк // Рубеж. — 1992. — № 2. — С. 56. ведение. В социологии утвердилось представление о том, что девиантное I поведение как отклонение от социальной нормы есть механизм эволюции, как негативный, так и позитивный по своему содержанию1. Социальными источниками девиантности в поведении считаются: системный кризис, меняющий регуляторы социального поведения, социальное недовольство (на макроуровне) и социальная неустроенность индивида (на микроуровне)2. Наиболее часто к отклонениям от социальной нормы относят ряд патологических состояний: пьянство и алкоголизм, наркоманию и проституцию, преступность и самоубийство. Они рассматриваются как существенный л показатель «здоровья общества» .

Однако, на наш взгляд, применительно к конкретно-историческим условиям переходного периода понимание социально-индивидуальных форм девиантного поведения оказывается неполным. Девиантное поведение, во-первых, распространяется не только на семейно-бытовую сферу, сферу трудовых, правовых, половых отношений. Оно, прежде всего, становится своеобразной нормой политической, идеологической повседневности, имеет своим источником и переоценку ценностей, и их утрату. Следовательно, обращение к истории девиантного поведения в условиях переходного периода требует и уточнения этого понятия, и определения границ и признаков этого явления.

В соответствии с определением предметной области исследования автором сформулированы цели и задачи исследования.

1 См., например: Афанасьев В. Эволюция концепции аномии в социологии девиантного поведения // Рубеж. — 1992. — № 2. — С. 69−81- Гилинский Я. Социальный контроль над девиантностью в современной России: Теория, история, перспективы // Социальный контроль над девиантностью в современной России — СПб., 1998. — С. 7- Современная западная социология: Словарь. — М., 1990. — С. 17, 250.

2 См., например: Большаков В. Ю. Эволюционная теория поведения. — СПб., 2001. — С. 192—232- Гилинский Я. И. Социология девиантного поведения и социального контроля: краткий очерк // Рубеж. — 1992. — № 2. — С. 59−61.

3 Дюркгейм Э. Норма и патология // Рубеж. — 1992. — № 2. — С. 82−88- Мертон Р. Социальная структура и аномия // Рубеж. — 1992. — № 2. — С. 89−105- Социологический энциклопедический словарь. — М., 1998. — С. 235.

Целью диссертационного исследования является изучение эволюции девиантного поведения в 1920;х гг. у населения Европейской части России.

Исходя из цели, автором были поставлены следующие исследовательские задачи:

— сделать историографический, источниковый анализ, определить теоретико-методологические основания исследования девиантного поведения в советском обществе 1920;х гг.;

— проанализировать социокультурную ситуацию и источники политической девиантности в советском обществе 1920;х гг.;

— выявить и изучить особенности, основные формы и эволюцию девиантного поведения у населения Европейской части России в 1920;х гг.

Научная новизна работы заключается в том, что в ней исследуется феномен девиантного поведения в связи с изменениями в сфере социокультурных представлений в условиях переходного периода 1920;х гг., а также в том, что эволюция форм девиантности рассматривается в контексте эмоционально-духовной жизни советского общества, меняющейся в данный период.

В частности, автором на основе историографического и источниковедческого анализа найден наиболее продуктивный метод исследования процесса формирования тех социокультурных представлений, с помощью которых и через которые возникали и эволюционировали как социальные нормы, так и девиантное поведение.

В ходе исследования автором сделан ряд выводов, обладающих качеством научной новизны, — значительный рост девиантного поведения в послереволюционный период был связан не только с социально-экономическим и политическим кризисом, в значительной мере он порождался и радикальными изменениями в общественном и индивидуальном сознании. Под воздействием изменившихся исторических условий, политическим и идеологическим воздействием коммунистической партии и советского государства традиционные нормы и ценности населения Европейской части России трансформировались в уникальную систему взглядов, норм и ценностей социального поведения.

Процесс трансформации социальных норм и девиантного поведения включал в себя два основных компонента: нормы, ценности, поведенческие формы, отражающие традиционное мировоззрение, и новые формы поведения, которые не только формировались под непосредственным политическим и идеологическим воздействием коммунистической партии и советского государства, но и поддерживались ими в той или иной мере как средство строительства нового общества и человека, и соответствующие образования, через которые отрицались любые нормы и ценности, открывающие простор для любых видов девиантности, в том числе и социально-патологических.

Партия большевиков и советское государство в отношении социально девиантного поведения имели противоречивую позицию: с одной стороны, они поддерживали отдельные формы девиантного поведения, рассматривая их как неизбежное следствие революционных преобразований и даже необходимое для строительства нового общества явлениес другой стороны, в интересах укрепления государства, власти и общества они вели активную борьбу с проявлениями девиантности. В результате, в соответствии с собственными целями, одни формы девиантности рассматривались как позитивные и постепенно превращались в нормы, а другие подавлялись и вытеснялись. Этот процесс порождал новые, советские типы поведения и образа жизни.

В диссертации впервые вводится в научный оборот большой массив неопубликованного ранее фактического материала, извлеченного из фондов ряда центральных и местных архивов, анализируется широкий круг источников по истории девиантного поведения на территории Европейской части России.

Практическая значимость исследования, во-первых, определяется постановкой и разработкой исследовательской проблемы. Во-вторых, содержащиеся в диссертации материалы и выводы могут быть ориентированы в научной, преподавательской работе при конкретизации содержания курсов по отечественной истории, исторической социологии, исторической антропологии.

Апробация исследования. Основные положения диссертации сообщались на заседаниях кафедры истории России XX века Армавирского государственного педагогического университета, различные аспекты темы раскрыты автором в научных публикациях, на научных конференциях.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех разделов, заключения и списка источников и литературы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Изучение девиантного поведения в отечественных социально-гуманитарных науках имеет богатую традицию, получившую свое начало еще в дореволюционный период. Общие особенности научной литературы этого жанра, носившего, в основном, демократическую и либеральную направленность, состояли как в социально-политическом обличении пороков существующего режима, так и в поиске идеалов совершенного общественного устройства и нового человека.

В послереволюционный период 1920 годов в связи с ростом социальной девиантности, а также из-за необходимости определения системы ценностей, обеспечивающей поддержание нового социального строя, изучение проблемы девиантного поведения было продолжено, сопровождаясь при этом выходом громадного числа агитационно-пропагандистских работ. Однако в социологически ориентированной литературе этого периода вопросы связи девиантного поведения с общественно-индивидуальным сознанием практически не исследовались. Кроме того, в 1930;е гг. исследования по социальной девиантологии были свернуты и только, начиная с середины 1960;х до середины 1980;х гг. стали постепенно возрождаться. При этом собственно исторические исследования в это время отсутствовали.

Начиная примерно со второй половины 1980;х гг., постепенно складывается и историография проблемы как в связи с возникновением своеобразного «социального заказа» на критику советского общества, так и в связи с формированием научно-исторического интереса в контексте выявления «белых» пятен в истории советского периода. Постепенно формируется историко-антропологическое и социально-историческое направление в изучении социальной девиантности с акцентацией на историю повседневности.

В изучении истории девиантного поведения возможен и целесообразен методологический синтез историографической практики и современных социальных торий, предполагающий взаимный контроль исследовательских процедур и методов между исторической наукой и другими отраслями социально-гуманитарного знания. Такой подход диктуется тем, что проблема девиантного поведения по своей предметности — объект повышенной сложности, требующий привлечения к научно-историческому исследованию социальных теорий и междисциплинарных исследовательских процедур.

Девиантное поведение можно рассматривать как особый вид социального действия, социально индивидуально мотивированный процесс, выражающий отклонение от господствующей в конкретно-исторических условиях системы ценностей и ценностных ориентаций. Поведенческие деформации, согласно эволюционной теории поведения, возникают там и тогда, где и когда нарушается временной баланс между тремя классами социально-индивидуального поведения (индивидуальным, ролевым и мас-совидным).

Использование такого подхода позволяет снять характерное для исторического познания противоречие между методами генерализации и методом индивидуализации при условии соблюдения принципов объективности, историзма, ценностного подхода и методологического многообразия.

В этом контексте в диссертации ставятся и решаются такие методологические задачи, как определение социокультурных границ девиантно-сти применительно к различным сферам жизнедеятельности человека и общества советской России 1920;х гг.- определение связи между типом ментальности и девиантного поведения.

Решение данных задач оказывается возможным в связи с использованием достаточно широкого и разнообразного комплекса источников, включающего в себя: делопроизводственные документы управленческого характера, опубликованные документы и материалы (законы, нормативные акты, определяющие меры социального контроля) — сборники документовпериодические и серийные издания, мемуарную литературу и др., позволяющие обеспечить репрезентативность исследования.

Конкретно-исторические условия развития пореформенной России, вступление страны в полосу затянувшегося системного кризиса порождали источники массового социально девиантного поведения.

Реальные последствия буржуазных реформ, догоняющий характер развития страны сказывались на снижении качества жизни социальных «низов». Этот процесс совпадал с тем, что основная масса населения страны социально-психологически была не готова к реформам, вековой уклад жизни, традиционная система ценностей, преобладающий тип ментально-стей вступили в противоречие с моделью жизнедеятельности, задаваемой процессом модернизации.

Высокие темпы экономического роста сочетались с крайне низким уровнем производственно-технологической культуры, крайне высокой нормой эксплуатации, низкой зарплатой, длинным рабочим днем и другими явлениями — оборотной стороной процесса промышленного роста. В ходе модернизации высокими темпами исчерпывалась основа традиционного развития страны — крестьянство с его общинными отношениями и преобладанием натурального хозяйства. Этот процесс совпал с первой российской «демографической катастрофой» 1915;1922 гг., в ходе которой людские потери составили 12 млн. чел., сопровождавшиеся падением ценности человеческой жизни, распадом традиционной семьи, эволюцией бытовых отношений, девиантностью демографического поведения населения.

В условиях начала завершающей стадии системного кризиса, в который Россия вступила с началом Первой мировой войны, внутренние противоречия потенциально могли быть решены политическими средствами с помощью государственного управления. Однако стремительная потеря авторитета самодержавной государственной власти, сопровождавшаяся массовой дехристианизацией населения, способствовали тому, что в общественном сознании в условиях начавшихся революций оформились основные типы массового сознания — деструктивного поведения, представлявшие собой варианты социальной девиантности: «ролевая деструктивность» вдохновителей и организаторов революционных преобразований, руководствовавшихся универсальной идеологией разрушениямассовая агрессивная деструктивность, направленная против любых форм политической, социальной, экономической и культурной организациидевиантная позиция социального поведения, основанного на попытке сохранения нейтралитета по отношению к противоборствующим сторонам.

Синдром социальной деструктивности, разрушительности достиг своего апогея и приобрел массовый характер в годы Гражданской войны и был ничем иным как проявлением русского бунта. Однако «деструктивность отмщения» как элемент идеологии партии большевиков оказалась более близкой умонастроениям значительной и большей части населения, которое постепенно втягивалось не только в непосредственное вооруженное противостояние, но и в своеобразный процесс «внутреннего разрушения» традиционных ценностей, норм морали и поведения.

После завершения Гражданской войны мотивационная сфера индивидуального и массового поведения продолжала изменяться. Ценностные ориентации, поведенческие нормы, соответствующие новому общественному устройству, его идеалам и практике социальных преобразований, не только быстро возникали, но и быстро разрушались под воздействием конкретно-исторических условий.

В первые послевоенные годы партия и государство оценивались массовым сознанием в зависимости от содержания их политических действий двойственно: и как средство реализации справедливого общественного устройства, и как средство сил, препятствующих этой реакции. Такой дуализм был одним из источников политически девиантного поведения, тем более что этому явлению способствовало состояние аномичности в общественном сознании. В этих условиях на уровне повседневной жизни, в том числе и прежде всего политической повседневности, шел постоянный поиск идейных и нравственных императивов в обществе. Поскольку подавляющее большинство населения не было знакомо с идеологемами партии большевиков, а их оценка колебалась в пределах противоположностей (от полной поддержки до полного отрицания), постольку средством поиска новых норм политической повседневности становилось девиантное поведение. В первые послереволюционные годы сформировались социально-психологические типы субъектов девиантного поведения: отрицательной (по отношению к власти) направленности, носителями которой было большинство населения Европейской части Россиипозитивной направленности и нейтральной направленности.

В изучаемый период в целом наблюдалась тенденция, выражавшаяся в росте отрицательных политических настроений среди различных категорий населения. Проведенный контент-анализ информационных сводок органов ВЧК-ОГПУ свидетельствует о том, что репрессивные органы власти рассматривали большинство населения Европейской части России как относящиеся к Советской власти либо враждебно, либо нейтрально, т. е. политическое поведение 88 — 92% населения рассматривалось как девиантное по отношению к правящей партии и советскому государству.

Руководствуясь идеей о необходимости ускоренного перехода к социализму, власть постоянно усиливала политическое, экономическое и идеологическое давление на население, принуждая его не только к поддержке этой идеи, но и активному участию в ее воплощении.

В условиях нарастающего репрессивного воздействия со стороны власти политическое поведение переживало полосу затяжной и противоречивой трансформации, сопровождавшуюся как всплесками политической активности, так и политической апатии, аномичности.

Антисоветское поведение как форма социальной девиантности по отношению к новой советской системе, под давлением власти постепенно из сферы политической жизни перемещается в сферу семейных, бытовых и половых отношений. От системного кризиса и протестного поведения первых лет Советской власти часть населения унаследовала девиантные, разрушительные стратегии поведения.

В 1920;е гг. одной из основных форм социальной девиантности были пьянство и алкоголизм. Ко времени установления Советской власти бытовая культура населения Европейской части России и ментальности несли в себе как негативное отношение к пьянству, так и снисходительное отношение к нему. При этом уровень алкоголизации населения, несмотря на различные колебания, оставался достаточно высоким.

После прихода к власти партия большевиков столкнулась с эксцес-сивным пьянством, развернувшимся на волне радости по поводу установления нового строя и полного отсутствия социального контроля. В годы Гражданской войны масштабы пьянства и связанные с ним формы девиантности существенно возросли.

В программных документах партии пьянство рассматривалось как пережиток капитализма, социальная болезнь, возникающая на основе социальной несправедливости, считалось, оно как социальное явление отомрет в условиях социалистического строительства. Позиция молодого советского государства в начале 1920;х гг. по отношению к употреблению спиртных напитков была противоречивой. С одной стороны, была сформулирована социальная норма, рассматривающая пьянство как слабость, моральную неустойчивость человека, способствующего своим антисоциальным поведением контрреволюции. Декретом СНК РСФСР от 19 декабря 1919 г. «О воспрещении на территории РСФСР изготовления и продажи спирта, крепких напитков и не относящихся к ним спиртосодержащих средств» устанавливался не «сухой закон», а индивидуально-личностная ответственность за производство, неумеренное потребление спиртных напитков, порождающее девиантное поведение.

С другой стороны, устанавливая социальную норму и средства ее контроля, власть вводила ряд мер, объективно им противоречащих. В результате в начале 1920;х гг. волна социальной девиантности, связанной с пьянством, охватив самые различные социальные слои, в том числе работников органов власти, коммунистов, приобрела характер стихии, способной привести государство и общество в состояние хаоса и дезорганизации.

Страну, особенно деревню, охватило массовое самогоноварение. В октябре 1924 г. была введена водочная монополия, с помощью которой государство первоначально стремилось организовать эффективную борьбу с самогоноварением, но впоследствии, по предложению Сталина, она была использована как финансовый источник социалистического строительства. Тем самым на уровне государственного руководства представления об экономических факторах социалистического строительства взяли верх над идеологическими соображениями и моральными нормами. В неявном виде государство в области продажи и потребления спиртных напитков способствовало нарастанию социально девиантного поведения, связанного с пьянством, и оставляло базу для его сохранения и расширения масштабов.

Понимание преступности как формы социальной девиантности и причин, порождающих это явление, а также меры социального контроля, базировались на классовом подходе, принципах революционной целесообразности и революционной справедливости. Поэтому как сама правовая норма, так и правоприменительная практика сочетали в себе несоответствие между преступным деянием и мерой наказания за него. При этом основным средством искоренения преступности, за исключением «классово чуждых» преступников, считалось их перевоспитание в новых социальных условиях.

Однако правоприменительная практика, основанная на правовой идеологии большевизма, свидетельствовала о том, что реальность не соответствовала замыслу: преступность и преступники не только не исчезали, а росли. Сама правовая идеология правящей партии, формирующаяся система советского права и правоприменительная практика, в силу своей внутренней противоречивости и во взаимодействии с конкретными историческими условиями, несли в себе элемент социальной девиантности, в значительной мере способствовали сохранению основных тенденций преступности как девиантного поведения. В начале 1920;х гг. наблюдалось ослабление борьбы с преступностью, особенно с уголовной.

Советская юриспруденция 1920;х гг. квалифицировала социально девиантное поведение по основным видам, в которых наиболее многочисленными были преступления против порядка управления, тем самым основной массе преступлений придавался политический оттенок.

Советское государство из года в год наращивало репрессивные усилия, в результате которых в 1927 г. было осуждено 130 человек на каждые 10 тысяч взрослого населения РСФСР. Больше половины из них составляли крестьяне.

Наиболее распространенной и постоянной растущей формой преступного поведения было хулиганство, распространенное прежде всего среди молодежи до 25 лет. Хулиганство как социально девиантный феномен 1920 годов было как своеобразным продолжением революционного действия, так и средством борьбы против советской действительности.

Преступность в целом как форма социальной девиантности формировалась в конкретно-исторических условиях и была продуктом не только системного кризиса, но результатом неустойчивого характера идеологии, политической и правовой деятельности правящей партии и советского государства, переживавших противоречивый период становления. Постепенно, начиная со второй половины 1920 годов, осознавая масштабы угрозы со стороны криминального мира, власть все больше ужесточает борьбу с ним.

После Октябрьской революции началось разрушение старого, традиционного, патриархального типа семьи. Первые законодательные акты в сфере семейных отношений базировались на двух исходных идеях: о том, что субъект этих отношений значим с точки зрения социальной и профессиональной активности, и о том, что после революционизации и пролетаризации этих отношений, по мере коммунистического строительства, семья отомрет и сформируется новый тип половых отношений, построенный на полной свободе мужчины и женщины по отношению друг к другу.

В начале 1920 годов критика традиционной семьи стала приобретать крайние формы, которая базировалась на представлениях о необходимости нового типа социализации личности, разрушения «замкнутости» семейно-брачных отношений и полного подчинения семьи интересам строительства нового общества.

Вместе с тем задача формирования социально необходимого человека через преобразование семьи как идеологическая, политическая и экономическая задача находилась в пределах социальной девиантности — семья, как вековая ценность и одна из основных сфер человеческой жизнедеятельности, становилась объектом социального эксперимента, разрушающего нравственные устои. Тем самым в ходе социального эксперимента создавались условия для биологизации человеческой нравственности, результаты строительства новой семьи проявлялись, прежде всего, в изменении социально-демографической ситуации в 1920 годы и моделей демографического поведения населения Европейской части России, выразившиеся в заметном сокращении количества зарегистрированных брачных союзов, в утрате стабильности брачных отношений, роста доли молодых мужчин и женщин брачного возраста.

К источникам социальной девиантности этого вида относились не только последствия системного кризиса, пережитого страной, но и непосредственная политика партии и государства в этой сфере. Попытки реализации идеи отмирания семьи старого типа не дополнялись определением вполне ясной и позитивной перспективы семьи. Власть не прямым, а косвенным образом способствовала нарастанию девиантного поведения в сфере семейно-брачных и половых отношений. Одним из последствий ее противоречивой позиции в 1920 годы была эволюция сексуальных морали-тетов, нарастание девиантных явлений в этой сфере, рост проституции. Особенное распространение эти явления получили в среде молодежи.

С идеологической точки зрения эти явления были неожиданными для правящей партии и государства, которые к концу 1920 годов были вынуждены прибегнуть к реставрации традиционной семьи и брака, облекаемых в форму основной ячейки социалистического общества.