Этногенез и этническая история адыгов

К адыгам относятся современные адыгейцы, кабардинцы и черкесы. Адыгейцы населяют Адыгею и ряд районов Краснодарского края. Кабардинцы и черкесы проживают в Кабардино-Балкарии и соседней Карачаево-Черкесии. Много адыгов находится в Турции, Сирии, Иордании и других странах Ближнего Востока и на Балканах, часть их проникла в Западную Европу и Америку. Таким образом, современное расселение адыгов, их разбросанность по многим странам и даже континентам, заставляют прибегать к термину — диаспора. Но как соотносятся друг к другу упомянутые группы адыгов?

В связи с этим необходимо сказать о таких понятиях как «этнос» и «этническая общность». Следует принять во внимание, что в отечественной и мировой науке не сложилось общепризнанного понимания природы, характера и строения этноса1, хотя в последние десятилетия (особенно в 60-х и 70-х гг.) появился ряд работ, затрагивающих эту проблему или специально посвященных понятиям «этнос» и «этническая общность», их соотношению и типологизации2. По мнению Ю.В. Бром-лея, этнос в узком смысле в самой общей форме может быть определен как исторически сложившаяся совокупность людей, обладающих общими, относительно стабильными особенностями культуры (в том числе языка) и психики, а также сознанием своего единства и отличия от других таких же образований3. Более лаконично в современной науке «этнос» (народ) чаще всего определяется как осознанная культурно-языковая общность.

Понятие «этническая общность» трактуется более широко, чем «этнос» — «народ» 4. Особо следует отметить, что такая трактовка предполагает существование этнических общностей разных таксоними-ческих уровней и порядков. Этносы — «это как бы основные единицы этнической классификации человечества, наряду с которыми можно выделить этнические общности таксонимически более высокого и более низкого порядка» 5. При этом, одна и та же совокупность людей может одновременно входить в состав нескольких этнических общностей разного таксонимиче-ского уровня, в результате чего создается своеобразная иерархия6.

Исходя из этого, можно думать, что кабардинцы, адыгейцы, черкесы относятся к одному уровню, к другому — адыги, абхазы и убыхи, к третьему — кавказские народы автохтонной языковой семьи вообще и т. д.

Этническими общностями принято считать группы народов, родственные по происхождению и сохранившие близость (генеалогическое родство) языков и особенности традиционной культуры. К этническим общностям относят и разные территориальные подразделения народов, говорящих на родственных языках, но резко различающихся культурно-бытовыми признаками.

Нам представляется, что вопрос о том, можно ли считать какую-либо группу этнической общностью или единым народом, должен зависеть и от того, в какой степени сохранились у народов, составляющих данную «единицу», сходные культурно-языковые особенности, и в какой мере ими осознается этническое свое родство, что, конечно же, впрямую зависит от давности распада какой-либо этно-лингвистической общности на несколько отдельных единиц, или, говоря точнее, раскола единого этноса на два или больше родственных народов.

Раскол адыгов на две большие группы: западных (черкесов) и восточных (кабардинцев) произошел по историческим меркам совсем недавно — в ХУ-ХУ1 вв. Но за время, прошедшее с момента обособления в культуре и языке двух локальных групп в прошлом единого народа, произошли некоторые изменения, особенно языковые, т.к. язык любого народа развивается и сравнительно быстрыми темпами. Однако, несмотря на то, что между отдельными группами адыгов уже не существует экономического, политического и территориального единства, их можно рассматривать не только как этническую общность, но и как этнос, исходя из современного понимания и трактовки понятия этнос7. Единственное препятствие для такого определения — это отсутствие «общности территории» у адыгов. Между тем, в одном из свежих изданий говорится, что «под термином „народ“. понимается исторически сложившаяся на определенной территории устойчивая межпоколенная общность людей, обладающих общими, относительно стабильными особенностями культуры (включая язык) и психики, а также самосознанием, то есть сознанием своего единства и отличия от всех других подобных общностей» 8. Но, поскольку споры о терминах «народ», «народность», «нация» и составляющих их компонентах и признаках еще не закончены, по-видимому, требует уточнения «общность территории», потому что неясно, какую территорию следует брать за исходную: ту, которую народ считал своей исконной тогда, когда уже сформировались все главные признаки этноса, или ту, на которой он впоследствии исторически оказался9.

Восточные адыги (кабардинцы и черкесы) с одним языком и западные (адыгейцы — с четырьмя диалектами в языке: чемгуйским, абадзехским, бжедугским и шапсугским) говорят на самостоятельных, но настолько близких языках, что между ними нет языкового барьера и возможно непосредственное общение. Материальная и духовная культуры у них почти одинаковы. Все представители различных локальных групп адыгов именуют себя «адыгэ». Это важно, ибо самоназвание также является одним из основных признаков этнического самосознания.

Живя раздельно, в окружении других народов, адыги сохранили особенности культуры, этикет, язык, хотя не избежали определенной трансформации, так как в условиях диаспоры интеграционные процессы разной степени неизбежны, особенно за рубежом, где часто наблюдается чересполосное расселение адыгов в среде местного населения. В последнее время дают, конечно, о себе знать и процессы аккультурации и вестерни-зации.

Но характерно и то, что на какой бы территории не проживали адыги, они еще четко осознают свое этническое родство, принадлежность к единому этносу. Чрезвычайно важным компонентом адыгского этнического самосознания является также этикет — «адыгэ хабзэ» , — правил которого придерживаются представители всех локальных групп адыгов — за рубежом и на исторической прародине — Северо-Западном и Центральном Кавказе.

Что же касается адыгов, абхазов и убыхов, то между ними уже существует этническая общность иного уровня. К этим народам применимо понятие «этническая общность». Они по языку, культуре и психическому складу обнаруживают этническое родство, составляя отдельную ветвь т.н. кавказской языковой семьи. В древности был пранарод абхазо-адыгов и только позднее выделились собственно абхазские и черкесские племена, а еще позже от них «отпочковалась» третья группа, которую составили убыхи (язык почти мертвыйбывшие носители живут в Турции и Сирии).

За время, прошедшее с момента их обособления (примерно 2,5−3 тыс. лет), в языке этих народов произошли настолько существенные изменения, что непосредственное понимание между ними уже невозможно, хотя они живо ощущают сходство языков и особенно обычаев и т. д.

Однако, адыги и абхазы входят в этническую общность более обширного порядка — общекавказскую, к которой кроме абхазо-адыгов относятся нахские и дагестанские народы и, может быть, картвелы (грузины). Но распад общекавказского этно-лингвистического единства произошел еще раньше, в древнейшую эпоху и эти языки настолько разошлись, что при встрече людей, говорящих на них (например, адыгейцы и чеченцы), они не только не смогут понять друг друга, но и не заметят близости своих языков.

Поэтому, если родство между абхазским, убыхским и адыгскими языками прослеживается сравнительно легко, то родство абхазо-адыгских и нахско-дагестанских языков устанавливается только методом сравнительного научного анализа, путем сложных грамматических и фонетических сопоставлений, хотя общие элементы культуры народов Кавказа, проявляющиеся в форме одежды, в некоторых элементах духовной культуры (эпос и др.), религии и т. д. обнаруживаются легко.

Приступим к вопросу, который является главным в данной работе. Сперва укажем, что современная этнология (этнография, народоведение) ставит перед собой изучение следующих важнейших проблем: а) возникновение этносов (этногенез) — б) историческую эволюцию этносов (этническую историю) — в) современную жизнь этносов (их актуальное функционирование) и, наконец, г) возможные пути развития этносов в обозримом будущем (проблемы этнического прогнозирования10).

В этой работе рассматриваются две проблемы: возникновение (этногенез или ранний этногенез) и дальнейшая эволюция (этническая история) адыгского этноса.

Решение этих проблем выдвигает ряд вопросов, ответить на которые необходимо. Например, всегда ли адыги были так разобщены? Где их историческая территория, т. е. прародина? С какого времени следует говорить об адыгах как о самостоятельном этносе? Можно ли адыгов считать автохтонным (местным, коренным) народом Северного Кавказа? Если они могли быть пришельцами на Кавказ, то когда это произошло? С какими народами приходилось общаться адыгам в процессе своего исторического формирования и как эти связи отразились на характере их культуры, языка и прочее?

Предлагаемая работа является попыткой ответить на эти и другие частные вопросы, и заранее следует отметить, что рассмотрение вопросов этногенеза и этнической истории адыгов возможно только в связи с историей других автохтонов Северного Кавказа, так как они все связаны общностью происхождения, выйдя из единого палеокавказского этнического мира. В целом многообразие языков, а следовательно, народов Северного Кавказа, вопросы их происхождения давно привлекают внимание исследователей. Важное место в этом всегда занимала и проблема становления адыгского этноса. Решить эту нелегкую задачу брались историки, лингвисты и фольклористы. Вопрос об этногенезе адыгов в той или иной степени затрагивался во многих исторических и лингвистических трудах, касавшихся конкретно адыгов и в связи с общей проблемой происхождения народов кавказской языковой семьи.

Однако специфические трудности этногенеза вообще, этногенеза адыгов, в частности, недостаток источников и неравномерное их распределение по рассматриваемым вопросам, отсутствие четко разработанных общетеоретических проблем этногенеза и единой методологии явились причиной того, что концепции, вполне удовлетворительно объясняющей процесс исторического формирования адыгской народности во всей его сложности и многообразии долгое время создано не было. Специальные монографические работы, посвященные всей этнической истории адыгов до сих пор также отсутствовали, за исключением нескольких книг и статей автора настоящей работы11.

Останавливаться на каждом высказывании по проблеме происхождения адыгов (а их достаточно большое количество), видимо, нет особой надобности. Это заняло бы не один десяток страниц рукописи или печатного издания и главное — многие концепции, особенно из старой историографии, как это стало понятно сейчас, лишены научного смысла и представляют теперь только историографический интерес. Но нам бы хотелось выделить и рассмотреть три концепции, последовательно сменявшие друг друга по мере становления и развития проблемы, а именно: миграционная версия, автохтонная и автохтонно-миграционная теории этногенеза адыгов.

Интерес к адыгам, в частности, к вопросу об их происхождении, возник уже давно. Первые гипотезы, возникшие еще в ХУШ-Х1Х вв. носят явные следы влияния старой вульгарно-миграционной теории происхождения народов. Адыгам приписывалось сарматское, тюркское и даже славянское происхождение. Их предками считали выходцев из Аравии, Египта, Сирии. Некоторые полагали, что адыги берут свое начало от абиссинцев, индусов.

Более или менее подробные и достоверные сведения об адыгах в европейской литературе встречаются с ХУ-ХУ1 вв., в произведениях путешественников — иностранцев, по тем или иным причинам попадавших на Северный Кавказ. С этого времени происходит накопление этнографических и исторических сведений о местном населении. Исторические и географические сочинения того времени носили преимущественно описательный характер. Но наряду со сведениями о быте в этих трудах встречаются суждения об этнической принадлежности и происхождении черкесов и кабардинцев (как именуют источники адыгов), со ссылкой на этно-генетические, в частности, генеалогические предания самих адыгов о своем происхождении. Сущность этих сказаний сводится к тому, что адыгов под предводительством Араб-хана, Кеса, Инала или какого-либо иного руководителя они выводят из Аравии, Египта и Восточной Малой Азии, направляют сперва в Крым и через некоторое время поселяют на Западном Кавказе. Эти легенды приведены в трудах авторов 18-го и 19-го вв. Я. Потоцкого12. П.С. Палласа13, Г. Ю. Клапрота14, И.Ф. Бларамберга15, Джемса Белла16 и др. Хотя указанные авторы считались с такими важными данными как народные сказания, но отсутствие научного метода исследования и некритическое отношение к фольклору приводили к появлению в их трудах элементов фантазии.

Например, П. С. Паллас писал, что «кабардинцы считают себя по происхождению арабами» и «может быть это остатки войск, которые халифы когда-то посылали на Кавказ» .

Как положительный фактор все же можно отметить запись ими старинных, не дошедших до наших дней преданий адыгов. Кроме того, авторы того времени сделали и ряд верных замечаний. Для Г. Ю. Клапрота, А. Ламберти, Дж. Лукка, Ж.-И. де Бесса, И.-А. Гюльденштедта не было сомнений в этническом родстве абхазов и адыгов. Последний автор отметил, что «оба народа говорят одним коренным языком, но столь различными наречиями, что они без навыка друг друга не разумеют» .

Тебу де Мариньи происхождение этнонима «черкес» прямо связывал с древними керкетами.

К вопросу о происхождении адыгов обращались адыгские просветители и историки XIXначала XX в. Ш. Ногмов связывал адыгов с антами. Он писал, что «настоящее родовое название нашего народа есть то, которое уцелело в поэзии и преданиях, т. е. ант, изменившееся с течением времени в адыге или адыхе. Есть в Кабарде старцы, которые выговаривают это слово сходно с прежним его произношением — антихев некоторых же диалектах говорят просто атихе» 17.

Это мнение было воспринято В. Кудашевым, писавшим, что «если это предположение верно, то черкесы, по происхождению, значит, родственны славянам» 18.

Но взгляды Ш. Ногмова подверг критике еще в 1862 г. другой кабардинский просветитель — А.-Г. Кешев (Каламбий), который, в частности, указал на недопустимость сопоставления этнонимов «ант» и «адыг». «Нельзя согласиться и с тем, будто в древней поэзии народ адыгский всегда называется антами, — писал автор. — В поэзии действительно встречается слово ант, но не заменяя и не исключая собою имени адыге. Напротив, оно входит туда, как что-то чуждое, постороннее. Слова, приводимые автором в подкрепление своего мнения, в сущности, нимало не подкрепляют его» 19. А.-Г. Кешев пришел к правильному выводу, что «указания древних на антов» не дают «никакого повода к предположению о тождестве этого народа с адыге» 20.

Случаи неудачной попытки найти рациональное зерно в устной народной традиции имели место и в отечественной историографии 20−30-х годов. В качестве примера можно указать на книгу «Адыгея», авторы которой, приняв на веру предания о приходе адыгов из Египта и следуя теории Н. Я. Марра, утверждали, что «яфетические» племена, среди которых были и черкесы, пришли из Египта через малую Азию21.

К числу миграционных относится версия, выдвинутая известным грузинским ученым И. А. Джавахишвили, который полагал, что иранские племена скифов и сарматов, переселившиеся не с севера, а с юга, принадлежали к северокавказским адыгейско-чечено-лезгинским народностям22.

С конца 40-х годов и в 50-е годы в отечественной науке большое значение стало придаваться исследованию этногенеза народов мира, рассмотрению процессов формирования особенностей их культуры и быта. Значительное внимание уделялось и кавказским автохтонам, в частности, изучению археологии и этнографии адыгов. Но и в это время имели место ошибочные взгляды по вопросам этногенеза адыгов. Такие ученые, как В.Д. Блавадский23, М.И. Артамонов24 и известный этнограф Л.И. Лавров25, придерживались киммерийской теории происхождения адыгских народов.

Никакие данные не могут подтвердить эту версию и об этом более подробно будет сказано в одной из глав работы. Здесь только укажем, что ссылка Л. И. Лаврова об автохтонности адыгов находится в явном противоречии с основной мыслью автора о киммерийском их происхождении. Если предки адыгов составили коренное население Прику-банья, как указывает автор в начале статьи, то как можно отождествлять ираноязычных киммерийцев с современными адыгейцами и кабардино-черкесами? Киммерийцы, как и скифы, — степняки иранского происхождения. Основная их территория — восточно-европейские степи. Известный археолог Н. В. Анфимов недавно еще раз указал, что в VII—VII вв. до н.э. на Северо-Западном Кавказе складывалась древне-меотская самобытная культура аборигенного (адыгского) населения, принадлежащего к кавказской языковой группе, отличного от киммерийцев26.

Вышеупомянутые версии отрывают историю происхождения адыгов от общекавказской истории, от процессов формирования народов кавказской языковой семьи, что в корне неправильно. К настоящему времени многие из этих крайних точек зрения не могут даже являться объектом научной дискуссии.

Длительное хождение примитивных миграционистских концепций и неудовлетворительное состояние проблемы этногенеза адыгов в целом (как и других народов) находят объяснение в состоянии самой отечественной и зарубежной теоретической мысли тех времен. В первую очередь, это зависело, конечно, от положений, которых придерживалась отечественная этнографическая наука на разных этапах ее развития. Этот вопрос подробно рассматривался в некоторых трудах Ю. В. Бромлея и других известных исследователей.

Долгое время' проблемы происхождения народов решались главным образом на основе лингвистических данных и сводились, по существу, к истории языков, их происхождению и распространениюопределяющая роль при этом отводилась переселениям народов. Позднее под влиянием лингвистической теории Н. Я. Марра были пересмотрены некоторые примитивно-миграционистские теории происхождения многих народов27. Однако при этом были допущены крайности иного порядка — почти полное отрицание роли миграции28. Дискуссия по вопросам языкознания (1950 г.) способствовала преодолению такого рода крайностей. Вместе с тем привлечение новых массовых археологических и особенно антропологических материалов предотвратило восстановление прежних миграционистских построений. В частности, была показана несостоятельность традиционного представления, будто подавляющее большинство переселений народов влекло за собой почти полное уничтожение или вытеснение местного аборигенного населения29.

Постепенно в отечественной науке пришли к выводу, что при изучении разделов этнической истории, выходящих за рамки этногенеза в прямом смысле этого слова, непременно должны учитываться данные, касающиеся эволюционных этнических процессов, и весьма важным аспектом этнической истории было признано изучение таких разновидностей этнических процессов, как ассимиляция, внутриэтническая консолидация, межэтническая интеграция30.

В послевоенные десятилетия все больше очевидной становится необходимость комплексного подхода к изучению проблем этногенеза и этнической истории. Именно комплексный подход привел к тому, что труды таких историков — кавказоведов, как Б. А. Куфтин, Л. Н. Соловьев, Г. А. Меликишвили, Е. И. Крупнов, З. В. Анчабадзе, Ш. Д. Инал-Ипа и другие начали содержать доказательства автохтонности кавказских языков и отрицание миграционной теории в том виде, в каком она преподносилась раньше. При этом, ими учитывалась и роль миграции как важного фактора этнои расообразования на Северном Кавказе. З. В. Анчабадзе писал, что в процессе изучения этногенетических проблем необходимо, в первую очередь, искать этнические корни данного народа на той территории, которую он занимает (не упуская возможность наличия миграционных процессов)31.

Ш. Д. Инал-Ипа в одной из своих работ заключает, что отечественная наука выступает не вообще против миграции, а против гипертрофированного миграционизма, против вульгарно-плоской миграционной теории, которая подменяет сложную проблему формирования народа вопросом о его простом, механическом пространственном перемещении, «переезде» с места на место со всем своим «добром», причем этот народ-скиталец всегда остается самим собой, ничего или почти ничего не теряя и ничего не приобретая на долгом пути своего, как правило, очень длительного следования с большими остановками32.

Чрезвычайно важно, что автохтонность кавказских языков отстаивают и лингвисты. Например, Г. А. Климов пишет, что «миграционная концепция происхождения народов и языков Кавказа должна быть признана необоснованной. Ее главная и довольно очевидная ошибка заключается в том, что некоторые исторически засвидетельствованные факты передвижения на Кавказ ряда этнических групп (например, некоторых ираноязычных и тюркоязычных этносов) эта концепция возводила без сколько-нибудь реальных оснований в принцип и распространяла их на все народы, представленные ныне в пределах Кавказа» 33.

По рассматриваемой проблеме большое значение приобретают выводы антропологов. В. П. Алексеев доказывал, что народы абхазо-адыгской группы — адыгейцы, абазины, абхазы, кабардинцы, а также представители картвельской языковой группы представляют собой потомков древнего населения и имеют местное происхождение34.

В целом, в послевоенные годы и особенно в последние десятилетия проделана огромная работа по накоплению и изучению исторических материалов, связанных с автохтонами Северного Кавказа. Большое развитие получили археология, антропология, этнография. Появились новые труды по лингвистике. Это позволило ставить проблему этногенеза коренных народов Северного Кавказа на широкую историко-лингвистическую основу. В особенности, новые археологические материалы и исследования послужили надежной источниковедческой базой для подлинно научного освещения сложных культурно-исторических процессов, происходивших на Северо-Западною Кавказе с глубокой древности.

В частности, накопленные знания (особенно установленный факт принадлежности адыгов кавказцам) заставил исследователей окончательно отказаться от чисто миграционной теории и отодвинуть процесс становления адыгских племен вглубь тысячелетий: Соответственно еще в 50-е годы начала выдвигаться теория местного автохтонного происхождения адыгов, которая нашла сторонников в лице отечественных археологов: А. П. Смирнова, A.A. Иессена, Е. И. Крупнова, В.И. Маркови-на, Ю. С. Крушкол, Е. П. Алексеевой, Н. В. Анфимова и др. Последний на археологическом материале показывал, что раннесредневековая адыгская культура IV—VI вв. является дальнейшим развитием меотской (тоже древ-неадыгской) культуры I тыс. до н.э., а эта последняя своими корнями уходит в бронзовые культуры III-II тыс. до н.э. Этот важный тезис находит подтверждение в новейших археологических материалах, добытых на территории Прикубанья и интерпретированных в нескольких научных изданиях35. Лейтмотивом этих трудов является обязательное признание генетической преемственности археологических культур, существовавших в регионе с древнейших времен до античной эпохи и средневековья.

Исторический процесс на Северном Кавказе сейчас хорошо документирован археологическими источниками, и эти материалы свидетельствуют о генетической преемственности населения и его относительной неизменности в течение длительнейшего времени. Иначе говоря, имеющиеся данные заставляют признать, что далекие предки адыгов проживали на Западном и Северо-Западною Кавказе, по крайней мере, с III-II тыс. до н.э. Перед нами непрерывный процесс развития культуры местных племен, процесс, который на протяжении нескольких тысяч лет не знает существенных перемен. Таков главный вывод археологов.

Точка зрения об автохтонном происхождении адыгов заслуживает серьезного внимания, но не полностью может решить проблему. Мало того, упрощенный автохтонизм также неприемлем, как и упрощенная теория миграции, так как реальные этнические процессы трудно укладываются в прямолинейную, автохтонную или иную схему, в которой не остается места этническим-смещениям и взаимовлияниям36.

Этническая история развертывается сложными и противоречивыми способами. Народность не может являться чем-то застывшим на вечные времена. В ходе своего исторического развития она вступает в контакты с другими народами, происходят интеграционные и ассимиляционные, но различные по степени интенсивности, процессы. Разнообразные мирные экономические связи, торговля, языковые обмены, заимствования культурных достижений, межэтнические браки, нередко уступавшие место военным столкновения, конфликтам. Межэтнические контакты и взаимодействия в их многообразных и разноплановых проявлениях — это исторически устойчивый, постоянный и закономерный процесснапротив, длительная и непроницаемая этническая обособленность представляет собою исключительные аномальные случаи и, как правило, не бывают особенно долгой37.

Правильно выступив против преувеличения миграционного фактора, в то же время отдельные исследователи несколько недооценили значение этого фактора в этногенезе адыгов. Ввиду этого, точнее будет придерживаться автохтонно-миграционной теории происхождения адыгов, особенно, что касается поздних этапов исторического их формирования, так как, если исходить из археологических и некоторых других данных, становление адыгского этноса было длительным процессом этнического смешения определенных групп пришлого населения с древнейшими кавказцами Северо-Западного Кавказа. Кроме того, она в известной мере может примирить взгляды автохтонистов и сторонников миграционной гипотезы.

Что касается поздних этапов адыгской этнической истории (начиная с античной эпохи), автохтонно-миграционная теория вполне приемлема и сомнений не вызывает, но сложнее, когда мы имеем дело с древнейшими периодами сложения адыгского этноса.

Впрочем, с недавнего времени некоторые историки начали рассматривать проблему раннего этногенеза абхазов и в связи с этим адыгов с позиции автохтонно-миграционной теории. Происхождение древнейших абхазо-адыгских племен рисуется в виде длительных переселений ма-лоазийских племен хаттов (а также касков) и включения их в местную автохтонную среду, и в результате такой консолидации пришлых мало-азийцев с местным кавказским населением возникло первоначальное ядро абхазо-адыгского этноса. В той или иной мере данный тезис отстаивали в своих трудах М. М. Трапш, Г. А. Меликишвили, З. В. Анчабадзе, Ш. Д. Инал-Ипа38 и др.

К числу наиболее решительных приверженцев данной концепции (или лучше пока сказать гипотезы) являются JI.H. Соловьев и Я. А. Федоров.

Однако рассматриваемую концепцию всецело принять невозможно, и это касается именно длительной миграции малоазийских племен на Западный Кавказ. Мы убеждены, что Западный Кавказ и прилегающие области Восточной Анатолии с древнейших времен населяли племена этнически родственные, между которыми существовали тесные культурно-экономические контакты, о чем более подробно будет сказано во второй главе данной работы.

К разряду авгохтонно-миграционных можно отнести две гипотезы, выдвинутые недавно известными археологами В. И. Марковиным и P.M. Мунчаевым.

Уникальное сходство, которое обнаруживает массовый раннемайкоп-ский материал с памятниками Месопотамии, побудило P.M. Мунчаева выдвинуть предположение, что на Северный Кавказ проникли в III тыс. до н.э. и, возможно, осели там отдельные группы людей из Месопотамии, которые и занесли сюда некоторые культурные достижения своей страны, в частности, гончарный круг39. Эта интересная гипотеза нуждается в дополнительной аргументации, так как она основана исключительно на археологическом материале, который должен быть подкреплен если не языковыми, то хотя бы антропологическими материалами и данными из мифологии и религии.

Вторая гипотеза связана с западнокавказскими дольменами. Проблема не новая, но В. И. Марковину удалось рассмотреть этот вопрос путем соотнесения реконструируемых лингвистических данных с определенными по месту и времени археологическими комплексами и создать концепцию о связи абхазо-адыгской мегалитической культуры с далеким миром Западного Средиземноморья и о происхождении абхазоадыгского этнического массива путем синтеза культуры пришедших строителей дольменов с культурой аборигенного западнокавказского населения40. Это мнение вызывает большой интерес в связи с тем, что в новейшей литературе (исторической и лингвистической) вновь обсуждается вопрос о возможной антропологической и языковой связи Малой Азии и Западного Кавказа с древнейшим средиземноморским (доиндоевропей-ским) миром41.

Картина заманчивая, но далекая от своего окончательного разрешения и, в частности, противоречащая некоторым последним выводам археологов о спонтанном происхождении дольменной культуры Западного Кавказа42.

Вопрос об этнической принадлежности населения Северного Кавказа бронзовой эпохи остается не до конца выясненным, что создает труднопреодолимые препятствия в успешном разрешении проблемы раннего этногенеза адыгов, как и других народов. Это еще раз показала научная дискуссия специалистов-археологов, развернувшаяся в начале 90-х годов на страницах журнала «Советская археология» 43. Дискуссия касалась этнической принадлежности майкопской раннебронзовой культуры, генезиса, хронологии и внешних ее связей. Эти статьи носят остро полемический характер. Авторы, в основном, защищают ранее выдвинутые ими же положения, стараясь показать несостоятельность мнений оппонентов по упомянутым выше важным вопросам.

В.И. Марковин, в частности, выразил отрицательное отношение к высказываниям В. А. Сафронова и H.A. Николаевой о связи памятников позднего этапа майкопской культуры с европейскими древностями и проникновении носителей культуры шаровидных амфор на Кавказ и об их участии в сложении местной культуры дольменов44. Такое же скептическое отношение В. И. Марковина и С. Н. Кореневского к арамейской атрибуции носителей майкопской культуры на основе сходства (по мнению В. А. Сафронова и H.A. Николаевой) предметов из Майкопского кургана с произведениями искусства Элама и Тель-Хуэйра — поселения в Сирии. С. Н. Кореневский отметил, что нет научных обоснований для мнения об арамейской основе этноса майкопской культуры45. По мнению автора, без данных лингвистики, при практически полном отсутствии антропологических сведений о типе населения майкопской культуры, ее носителей нельзя сопоставлять с каким-либо конкретным народом, отмеченным в письменных источниках, в том числе с арамейцами Харрана46.

Недавно И. М. Мизиевым выдвинута версия о шумеро-тюркских языковых схождениях и об этнической близости майкопцев с племенами Двуречья47. Это мнение признано ничем не обоснованным и тенденциозным48.

Концепция И. М. Мизиева настолько тенденциозна и надумана, что она даже не может являться объектом серьезной научной дискуссии. Это очевидно для специалиста, знакомого с археологией и древней историей Северного Кавказа.

Никакие данйые археологии, антропологии, этнографии и лингвистики не могут подтвердить гипотезу о древнетюркской основе майкопской культуры. Поэтому, мнение И. М. Мизиева о том, что носителями майкопской культуры были шумеры, а тюркоязычные карачаевцы и балкарцы являются их непосредственными потомками, было опять подвергнуто основательной критике в одном из свежих номеров «Российской археологии» 49.

Что же касается алано-тюркской версии И. М. Мизиева, то В.И. Мар-ковин заметил, что автором здесь «искажены и даже совершенно перечеркнуты многие страницы истории Северного Кавказа, попраны данные археологии» 50. Доводы В. И. Марковина, И. М. Чеченова и других известных ученых против И. М. Мизиева нам кажутся достаточно убедительными и мы отсылаем читателя к вышеупомянутым критическим статьям. Это и нас избавляет от необходимости дальнейшего анализа работ И. М. Мизиева.

В ходе вышеупомянутой научной дискуссии высказаны и некоторые суждения, представляющие большой интерес для рассматриваемой нами проблемы. Например, С. Н. Кореневский в последнее время подвергает сомнению присутствие импортов среди бронзовых, серебряных, золотых изделий Большого майкопского кургана51.

Если это мнение окажется верным, возникнет необходимость для нового решения проблем, связанных с майкопской культурой. С нашей точки зрения интересно и важно, что в дискуссионных статьях В.И. Марко-вин опять подтвердил ранее выдвинутые свои положения52. Автор еще раз подчеркнул, что памятники майкопской культуры, судя по последним раскопкам, являются реальной подосновой древностей последующего времени, которые условно можно назвать древностями средней бронзыII тыс. до н.э. Для В. И. Марковина существенными являются в достаточной степени исследованный факт, что майкопская культура генетически связана с северокавказской общностью, и ее трансформация в позд-небронзовую культуру, связь которой с более поздними культурами и этнографической современностью удается проследить53. * *.

В течение длительного периода времени, авторы, в той или иной мере интересовавшиеся проблемой исторического формирования адыгов, выяснили многие стороны этого процесса, постепенно совершенствуя приемы исследования и расширяя его привлечением новых видов источников. Разумеется, подготовка этого труда была бы невозможна, если бы не были накоплены обширные материалы и не были изданы монографические исследования и многочисленные статьи, в которых в разной степени затрагивались интересующие нас вопросы. Не все труды, однако, равноценны. Недостатки многих концепций (особенно ранних), к какому бы направлению они не принадлежали, заключаются в одностороннем подходе к изучаемой проблеме, представляя ее как вопрос лингвистический, этнографический, археологический или антропологический, при отсутствии комплексного, системного подхода ее решения.

Вновь встают вопросы о первоначальном сложении древнеадыгских племен, о времени формирования характерного комплекса признаков, свойственного современным адыгам, о соотношении адыгов с другими автохтонными народами Кавказа, о связях с иными этносами и об их удельном весе в процессе окончательного сложения адыгской народности и др.

Эта работа является первым опытом обобщенного монографического изучения этногенеза и этнической истории адыгов, начиная с древнейших времен до ХУ-ХУ1 вв. включительно, т. е. до оформления этнического типа и основных черт культуры и быта адыгов, когда о них можно говорить как о вполне сложившейся этнической общности со своей четко очерченной территорией, экономикой и культурой и, в конечном итоге, разделения их на две территориально-политические единицы — Кабарду и Черке-сию.

Таким образом, рассмотрена впервые вся история адыгского этноса в процессе зарождения, становления и дальнейшего развития, то есть обозначены основные периоды (или этапы) данного этн о ген ети ч еск о го процесса, выделены и четко разграничены две проблемы: собственно этногенез и этническая история адыгов. Значительное внимание в главах работы уделено вопросу о соотношении адыгов с другими автохтонными народами Кавказа, о связях с иными этносами и их удельном весе в окончательном сложении адыгской народности.

Видя главную цель в том, чтобы дать по возможности полную картину эволюции этноса, автор попытался уточнить, детализировать и свести многочисленные факты в общую, объективную и приемлемую концепцию, высказывая попутно свое мнение по многим еще нерешенным и часто дискуссионным вопросам.

В данной работе дан комплексный, системный подход к решению поставленных вопросов с использованием всех видов источников. При этом, впервые (в плане разрешения этногенетических проблем) привлечены археологические материалы, добытые в течение ряда лет полевых исследований, проведенных с 1972 г. ежегодно археологами КЕНИИ в качестве плановых и новостроечных работ, участником которых являлся сам автор. Ряд выводов, сделанных в процессе изучения материалов наших раскопок, использованы при рассмотрении вопросов этнической истории адыгов в бронзовую эпоху и в период позднего средневековья.

Конечно же, на современном этапе исторический процесс на Северном Кавказе неплохо документирован источниками. Тем не менее, степень изученности адыгов в археологическом, антропологическом, этнографическом и лингвистическом отношениях не одинакова и в некоторых случаях недостаточна для наших целей.

В частности, состояние изученности палеоантропологических и лингвистических материалов по адыгам (как и по другим северокавказским автохтонам) не представляется удовлетворительным.

Учитывая это все и ввиду трудности поднимаемых проблем, связанных и с чрезвычайной сложностью самого северокавказского процесса этнои расогенеза, предлагаемая работа не может претендовать на полное и исчерпывающее объяснение этого процесса, на оконча-тельное решение всех проблем, которые в ней затронуты. К великому сожалению, некоторые вопросы пока остаются в сфере гипотез, догадок и предположений. Но автор надеется, что сделанная им работа послужит хотя бы очередной ступенью к дальнейшему разрешению одного из самых трудных вопросов адыгской истории.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

1. Формозов A.A. Каменный век и энеолит Прикубанья. М., 1965. С. 51.

2. Там же. С. 63.

3. Там же. С. 57.

4. Там же.

5. Формозов A.A. О соотношении неолитических и энеолитических культур

Кавказа//КСИА. Вып. 137. 1973. С. 37.

6. Формозов A.A. Каменный век. С.60−63.

7. Археология зарубежной Азии. Ответств. ред. Н. Я. Мерперт. М., 1986. С. 28. 6. Кешев А.-Г. (Каламбий). Характер адыгских песен //Фольклор адыгов.

Нальчик. 1979. С. 334.

9. Тойнби А.дж. Постижение истории. М., 1991. С. 164.

10. Там же.

11. Гумилев Л. Н. Тысячелетия вокруг Каспия. М., 1993. С. 68.

12. Там же. С. 87.

13. Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIH-XIX вв. Нальчик. 1974. С. 403.

14. Давудов О. М. Этнокультурные процессы в Дагестане эпохи раннего железа/Алародии. Махачкала. 1995. С. 37.

15. Федоров-Гусейнов Г. С. История происхождения кумыков. Махачкала. 1996. С. 35.

16. Там же.

17. Там же. С. 138−139.