История следствия над декабристами и его роль в формировании образа тайных обществ

Движение декабристов остается одной из ключевых тем русской истории. Библиография его насчитывает тысячи работ и продолжает расти1. Большинство исследований так или иначе опирается на материалы следствия над декабристамиосновной источник информации о декабристских тайных обществах.

Следственные материалы по природе своей — источник чрезвычайно сложный, г многоплановый, трудный для интерпретации. Чтобы определить степепь его достоверности, нужно проделать кропотливую работу по выяснению условий и особенностей его возникновения, попытаться понять, чего добивалось следствие и какую линию поведения принял подследственный, какую роль в системе доказательств играли его показания и, конечно, что из себя представляли действовавшие тогда процессуальные нормы и насколько они соблюдались в данном деле. В еще большей степени это относится к материалам следствия политического, ведь в нем, помимо вопроса виновности обвиняемого, в игру вступают дополнительные политические обстоятельства: стремится ли власть преувеличить масштаб и значение дела, или же, наоборот, свести его к минимуму, нацелено ли следствие на установление правдивой картины, или она столь неудобна, что ее хотят завуалировать, и так далее. Конечно же, полезно было бы сравнить сведения из следственных дел и из источников других видов, подвергнуть их взаимной проверке. Но в нашем случае такая проверка возможна лишь отчасти. Декабристские организации практически не оставили документальных следов своей непосредственной деятельности, в отличие от позднейших нелегальныхпартий, имевших целые архивы с конспиративной перепиской, протоколами заседаний, резолюциями и решениями съездов, конференций, создавших собственную публицистику и партийную прессу. Мы располагаем программными документами декабристов — конституционными проектами, уставами Союза Благоденствия и Общества соединенных славян, — но они не отражают 'I екущей деятельности тайных обществ, из них невозможно увидеть, как происходили совещания, какие велись споры и строились планы. Эпистолярных источников, касающихся тайных обществ, почти не существует. Мемуарное же наследие декабристов ценно, но его недостаточно, оно одно неспособно дать ответы на все вопросы.

1 К настоящему времени изданы четыре обобщающих библиографических указателя по теме: Восстание декабристов: Библиография / Сост. Н. М. Ченцов, ред. Н. К. Пиксанов. М.-Л., 1929; Движение декабристов: Указ. лит., 1928;1959 / Сост. Р. Г. Эймонтова при участии А. А. Соленниковой, под общ. ред. М. В. Нечкиной. М., I960- Движение декабристов: Указ. лит., 1960;1976 / Ред.-сост. Р. Г. Эймонтова, сост. B.C. Барашкова, А. Ф. Лисман, Ю. И. Струков и др., отв. ред. М. В. Нечкина. М., 1983; Движение декабристов: Указ. лит., 1977;1992 / Сост. Н. П. Дробышевская, Т. К. Мищенко, В. И. Мордвинова, Г. Г. Стельмашок, B.C. Шишкина, науч. ред. С. В. Мироненко. М., 1994. исследователя. Не только отдельные эпизоды, но и целые аспекты истории декабризма известны нам исключительно из одного источника — из показаний декабристов на следствии.

Разумеется, в показаниях на следствии заведомо не говорят всей правды, скрывают, искажают, истолковывают факты в свою пользу, вовсе отказываются отвечать. Даже признания, которые узник выдает за чистосердечные, не всегда таковыми являются. Однако, проблема достоверности картины, рисуемой показаниями, этим не исчерпывается. Очевидно, что в условиях следствия любой сколько-нибудь адекватно себя ведущий человек говорит не о том, что было, — а о том, о чем его спрашивают. Тему, направление разговора определяет допрашивающий. Мы видим в итоге не столько картину событий как таковую, сколько ту картину, которая оказалась интересна следствию.

История декабризма видна нам через искривленную линзу следствия, а чтобы оценить степень искажения и восстановить очертания исходной картины, мы должны призвать на помощь весь арсенал исторического исследования, с максимальной тщательностью установить, как происходило следствие, каковы были его цели, условия, юридические формальности, делопроизводственные особенности, даже сопровождавшие его мелкие обстоятельства. История следствия важна не только сама по себе, но и для всей истории декабристского движения. Совокупность происходившего на следствии способствовала созданию образа декабризма, такого, каким мы его видим.

Парадоксальным образом литература о следствии одновременно и неисчерпаема, и ограничивается весьма небольшим числом заглавий. В самом деле, практически ни одна биографическая работа о том или ином декабристе не может обойтись без рассказа об аресте и допросах, изучение каких-либо сторон деятельности тайных обществ неизбежно подразумевает не только обращение к материалам следствия, но и экскурс в историю расследования этих сюжетов Высочайше учрежденным Следственным Комитетом. В то же время, собственно процессу следствия посвящено считанное число статей и всего лишь одна специальная монография. Показательно, что в классическом двухтомном груде М. В. Нечкиной «Движение декабристов» глава о следствии, суде и приговоре декабристам занимает всего 35 страниц (что вполне объяснимо, ибо книга посвящена истории.

2 В качестве классических примеров можно привести биографические статьи-предисловия к томам иркутской серии «Полярная Звезда», статью М. К. Азадовского о братьях Бестужевых и примечания к тексту их записок (в кн.: Воспоминания Бестужевых. М. -JL, 1951), соответствующие разделы книг Н. М. Дружинина «Декабрист Никита Муравьев» (М., 1933; переизд.: Дружинин Н. М. Революционное движение в России в XIX в.: Избранные труды. М.: «Наука», 1985. С. 5−304), С. Б. Окуня «Декабрист М. С. Лунин» (JL, 1985,2-е изд.), Н. Я. Эйдельмана «Лунин» (М&bdquo- 1970) и «Апостол Сергей» (М., 1975) и др.

3 Нечкина М. В. Движение декабристов. М., 1955. Т. II. С. 392−426. декабристских организаций, М. В. Нечкина рассматривала следствие и суд лишь как финальный этап декабристского движения).

Единственная специально посвященная процессу декабристов монография — книга В. А. Федорова «» Своей судьбой гордимся мы.": Следствие и суд над декабристами" (М., 1988) — рассматривает вопросы о доносах на декабристов, историю их арестов, следствия и ! суда. Надо отметить, что взгляд на следствие и суд как на единый процесс характерен для декабристоведения, лишь в последнее время исследователи приходят к пониманию, что в сущности это совершенно различные явления, требующие раздельного рассмотрения4. В. А. Федоров тщательно изучил все, связанное с доносами на тайные обществапоследовательно собрал разрозненные сведения об обстоятельствах арестов их членов. Следствию как таковому посвящена одна глава, занимающая в монографии около 120 страниц. Подход В. А. Федорова к теме виден уже из рубрикации этой главы: его интересовало следствие в Тульчине в декабре 1825 г.- начало допросов в Петербурге и учреждение Следственного Комитетаруководящая роль Николая Iдопросы конца декабря и выработка программы следствия. Далее В. А. Федоров остановился на отдельных сюжетах расследования — о заграничных контактах декабристских организацийих связей с Польским, Кавказским, Малороссийским и другими чайными обществами в пределах Российской империипричастности к заговору М. М. Сперанского и Н. С. Мордвиновадопросах о планах цареубийства. Этим ограничивается набор сюжетов, выделенных В. А. Федоровым. Исследователь не счел необходимым пояснить, почему он остановился именно на этих нескольких проблемах и опустил другие фигурировавшие в допросах аспекты декабризма (историю декабристских организаций, программные документы, переговоры между Южным и Северным обществом, дискуссии 1 о военном восстании и др.) Затем В. А. Федоров рассмотрел приемы и методы ведения следствия, условия содержания узников, остановился на вопросе о поведении декабристов на допросах, после чего перешел к заключительным документам следствия. Трактовка В. А. Федоровым темы вполне соответствует традиции ее рассмотрения в советской историографии. Он собрал и подытожил все, известное на тот момент о следствии и суде, ввел в оборот ряд новых документов, но в том, что касается оценок, расстановки акцентов, концепции, он придерживался общепринятой точки зрения. Подытожив достижения i предшествовавшей историографии, книга В. А. Федорова одновременно свидетельствует о пределах ее возможностей, о том, что дальнейшее развитие темы требует пересмотра устоявшихся мнений и новых исследовательских методик.

Картина следствия в существующей историографии освещена очень неровно. Ряду декабристов посвящены достаточно обстоятельные биографические работы, там прослеживается и касающаяся их история расследования5. При публикации следственных дел в томах серии «Восстание декабристов» каждое дело снабжалось краткой, но информативной справкой, увязывающей его с общим ходом следствия. Имеется и несколько работ, в более-менее общем виде освещающих те или иные аспекты следствия. На практике приходится сталкиваться с тем, что биографические работы описывают лишь избранные фрагменты следствия по наиболее известным персоналиям, к тому же их авторы зачастую исходят из оценочных суждений о следствии, основанных на общепринятых историографических клишесправки в «Восстании декабристов» могут служить только для элементарных фактографических справока специальных работ же считанные единицы, и они не дают ответов на множество вопросов, встающих перед исследователем. Так, например, нет отчетливого представления об общей сгратегии расследования, о его методикене всегда ясно, как соотносятся друг с другом отдельные его линии, чего следствие добивалось на том или ином этапекак готовились допросы, кто и когда принимал направлявшие ход дела решения и чем они мотивировалиськак было организовано делопроизводство и так далее. В сущности, в историографии не обсуждался и даже вовсс не ставился вопрос о периодизации следствия. Мы не знаем, было ли следствие более-менее однородным на всем своем протяжении, или следует выделить какие-то качественно различающиеся периоды в его работе. Явно недостаточно разработано и источниковедение следственных материалов. Имеются две фундаментальные, исчерпывающие статьи, посвященные журналам и докладным запискам Следственного Комитета6, но прочие виды документов, созданных в процессе следствия, ни разу не становились объектом специального источниковедческого анализа. А пока мы не вполне понимаем историю следствия в целом, мы не в состоянии разрешит ь и многие вопросы, относящиеся к отдельным его фрагментам, отдельным персональным.

4 См. напр.: Боленко К. Г., Самовер Н. В. Верховный уголовный суд 1826 года: декабристская версия в историографической традиции // Пушкинская конференция в Стэнфорде (Материалы и исследования по истории русской культуры. Вып. 7.) М., 2001. С. 143−170.

5 В первую очередь следует назвать книгу М. В. Нечкиной «Следственное дело Л.С. Грибоедова» (М., 1982), упомянутые выше работы Н. М. Дружинина, С. Б. Окуня, Н. Я. Эйдельмана, вступительные статьи о С. Г1. Трубецком, М. А. Фонвизине, В. И. Штейнгейле и других декабристах в книгах серии «Полярная Звезда», ряд работ С. Я. Штрайха, статью С. Н. Чернова «Из работы над показаниями С. П. Трубецкого на следствии» (в кн.: С. Н. Чернов. У истоков русского освободительного движения: избранные статьи по истории декабризма. Саратов, 1960. С. 390−407).

6 Эйдельман Н. Я. Журналы и докладные записки Следственного комитета по делу декабристов // Археографический ежегодник за 1972 г. М., 1974. С. 159−176. (Переиздание: Эйдельман Н. Я. Удивительное поколение. Декабристы: лица и судьбы. Санкт-Петербург, 2001. С. 227−251) — Мироненко С. В. Журналы н докладные записки Следственного комитета по делу декабристов // Восстание декабристов. Т. 16. М., 1986. С. 9−26. делам декабристов, и вынуждены блуждать в замкнутом круге, то и дело наталкиваясь на устоявшиеся и не подвергающиеся сомнению и проверке постулаты.

Причины такого положения вещей отчасти связаны со сложностью изучения процесса следствия. В самом деле, мы имеем весьма объемный документальный комплекс (неполное издание которого уже насчитывает двадцать солидных томов), состоящий главным образом из персональных дел декабристов, в которых — вопросные пункты и ответы на них, протоколы очных ставок и прочие созданные в ходе допросов материалы, так сказать, конечный продукт деятельности следствия. А вот документы, отражающие технический механизм его работы, «кухню», немногочисленны и скудны. В более поздние эпохи следствие сопровождалось объемным делопроизводством, так или иначе фиксировавшим понимание (трактовку) следователем его задач, планы, отчеты о п проделанной работе, промежуточные и конечные результаты расследования. Такого рода документы позволяют судить о том, как представлялось дело следственным органам на разных его этапах, какие пункты обвинения считались наиболее важными, почему были проведены те или иные допросы, заданы те или иные вопросы, как сами следователи объясняли привлечение к дознанию одних лиц, освобождение других и т. п. Следствие над декабристами не оставило после себя подобных документов: делопроизводственные и юридические нормы того времени их не подразумевали. Более того, в имеющемся архиве Следственного Комитета не сохранилось ни черновиков, пи подготовительных бумаг. Они просто не были включены в сформированные по окончании следствия дела. 1.

Дополнительную сложность создает отсутствие в судебно-следственной практике той эпохи не только регламентированной отчетности следственных органов, но и сколько-нибудь внятно и детально прописанных норм, определяющих процедуру следствия (процессуальное законодательство, соответствующие ведомственные инструкции, необходимость отчитываться перед органами прокуратуры и собственными о вышестоящими инстанциями и т. п. возникли значительно позднее). Поэтому, анализируя декабристское следствие, сложно определить, насколько те или иные документы соответствуют юридической практике эпохи, какие из них нормальны, какие отклоняются о г нормы, а какие экстраординарнынасколько допросы декабристов, обращение с ними,.

7 Например, следователь писал постановления о возбуждении и прекращении уголовного дела, ходатайства о продлении сроков расследования, обращался за санкциями на аресты и обыски, отчитывался перед вышестоящим начальством и органами прокурорского надзора и т. п.

8 О скудости и слабой разработанности процессуального законодательства см.: Севастьянов Ф. Л. Процесс по делам о государственных преступлениях в России в первую четверть XIX в. // 14 декабря 1825 года. Источники. Исследования. Историография. Библиография. Вып. VI. СПб., 2004. С. 308−314. Как констатировал Ф. Л. Севастьянов, «что касается закона процессуального, то в отношении следствия и суда по государственным преступлениям ситуацию фактически можно охарактеризовать как правовой вакуум» (С. 311). режим содержания выходят (или, напротив, не выходят) за рамки обычных судебных процедур начала XIX века. В сущности, определить это можно лишь через сопоставление с материалами других следствий, но и здесь есть риск ошибиться: с какими судебными процессами той эпохи было бы корректно сравнивать дело декабристов? Ясно, что от хронологически близких типичных уголовных или военно-судных дел оно заведомо отличается своим политическим характеромот дела Е. И. Пугачева (которое, как известно, изучалось М. М. Сперанским и Николаем I при подготовке суда над декабристами, — именно суда, но не следствия) — принадлежностью к другой исторической эпохе. Возможно, типологически ближе всего к декабристскому делу могут стоять материалы следствия по волнению в л.-гв. Семеновском полку в 1820 г., хотя и эта аналогия, очевидно, требует осторожного подхода.

Не слишком помогают здесь и мемуарные тексты. Далеко не все декабристы-мемуаристы вообще рассказали о следствии. Они охотно вспоминали о своем заключении в крепости (тюремный быт, переживания узника), но гораздо меньше говорили собственно о следствии, содержании допросов, очных ставках — той самой «дуэли» допрашиваемого с допрашивающим, которая в последующие эпохи столь жгуче интересовала и авторов, и читателей9. Более-менее обстоятельно о следствии написали Н. В. Басаргин, С. П. Трубецкой, М. А. Бестужев, И. Д. Якушкин, А. Е. Розен, Н. И. Лорер, А. П. Беляев, А. С. Гангеблов, П. И. Фаленберг. А вот Е. П. Оболенский, Н. Р. Цебриков, А. В. Поджио рассказывают о тюрьме, но допросов не касаются вовсезаписки С. Г. Волконского обрываются на сцене первого допросаМ.С. Лунин, М. А. Фонвизин, A.M. Муравьев, В. И. Штейнгейль избегают говорить о себе лично, ограничиваясь передачей рассказов товарищей.

Причины этой особенности декабристской мемуаристики лежат в двух плоскостях. Во-первых, весьма плодотворны наблюдения Ю. М. Лотмана о воздействии литературных стереотипов на поведение и поступки людей, той или иной эпохи10. Сформированные актуальным для своего времени литературным стилем (сентиментализм, романтизм, реализм) образчики поведения, семиотика поступков, жестов и ситуаций задавали представление о значимости/незначимости тех или иных сторон жизни, заставляя людей акцентировать одни из них и оставлять без внимания другие. Для людей декабристского поколения литература сентиментализма (господство которого пришлось в основном на их.

9 Достаточно вспомнить записки участников следующих поколений революционного движения, вплоть до советских диссидентов, подробнейшим образом описывавших, о чем их допрашивали, что они отвечали, какие к ним применялись меры давления.

10 Лотман Ю. М. Декабрист в повседневной жизни: бытовое поведение как историко-психологическая категория // Литературное наследие декабристов. Л., 1975. С. 25−74. Он же. Александр Сергеевич Пушкин: Биография писателя. Л., 1983. детство и становление) и романтизма (нового течения, сильно увлекшего прежде всего тех из них, кто был близок к литературным кругам) создавали весьма разные типы героя и предписывали во многом диаметрально противоположную стилистику поведения, но в одном они сходились: в них напрочь отсутствовала сколько-нибудь внятная проработка образа героя на допросе. Герой мог страдать в темнице, мог доблестно держаться перед лицом торжествующего врага, произнести монолог в высоком стиле (зачастую неуместный с точки зрения житейского здравого смысла), мужественно встретить казнь, но как ему надлежало себя держать при допросе, оставалось неясным. Да и сама ситуация допроса выводилась за рамки значимых. Декабристские мемуарные тексты о следствии вполне могут быть соотнесены с этой особенностью романтической и сентименталистской литературы. Более того, здесь можно искать и объяснение самому поведению декабристов во время следствия.

Во вторых, существовали также и обстоятельства психологического порядка. Для декабристов в пору написания мемуаров, т. е. в сибирской ссылке и после нее, следствие не могло не быть больной и трудной темой: слишком большую роль в их судьбах сыграли показания друг на друга. В их рассказах есть умолчания (почти никто не захотел говорить плохо о товарищах), есть стремление" смягчить • события, объяснить. их неправыми действиями власти. Находясь вместе в сибирском заключении и много обсуждая свои допросы, декабристы создали некую общую версию событий, в которой воспоминания, потребность понять значение общественного движения, к которому они принадлежали, и дела, за которое пострадали, сплавились со стремлением найти приемлемое объяснение многим драматическим коллизиям следствия. По свидетельству И. Д. Якушкина, «в разговорах очень часто речь склонялась к общему нашему делу, и, слушая ежедневно частями рассказы, сличая эти рассказы и поверяя их один другим, с каждым днем становилось более понятным все то, что относилось до этого дела, все более и более пояснялось значение нашего общества, [.] а вместе с тем становились известными все действия Комитета при допросе подсудимых и уловки его при составлении доклада» 11. При этом, видимо, декабристами двигало не только желание самим разобраться во всех обстоятельствах, уяснить для себя образ собственного дела перед лицом истории, но и совершенно практическая необходимость сгладить взаимные обиды, ужиться вместе в долгом совместном заключении. Следы возникшей в разговорах узников версии прослеживаются во многих мемуарах. Одной из характерных ее черт является обвинение следствия в подлоге: якобы на допросах Комитет уличал арестантов показаниями товарищей, которых те на самом деле не давали. Следственные материалы опровергают эту декабристскую версию: все сведения, фигурирующие в вопросах Комитета, обязательно восходят к каким-то из показаний, и нет случаев, чтобы источник информации оставался неясным12. Более того, как правило, в вопросных пунктах сведения из показаний других лиц цитировались практически дословно. В декабристских мемуарах присутствовала и трактовка событий, сводящаяся к тому, что участь мятежников была предрешена заранее, следствие и суд были не более чем ширмой для карающей монаршей воли. Такой взгляд также позволял смягчить чувство вины, прийти к взаимному примирению. Равным образом к самим декабристам восходит и укоренившееся в последующей исследовательской традиции убеждение, что. следствием непосредственно руководил сам Николай I, вникавший в малейшие его детали. Наконец, очевидно, что рассказывая о следствии, декабристы в принципе могли говорить только лишь о той его части, которая была им, как подследственным, известна, и заведомо не знали ни хода дела в целом, ни множества существенных обстоятельств.

Оставил воспоминания о следствии над декабристами и один из главных его деятелей — правитель дел Следственного Комитета А. Д. Боровков13. Разумеется, исследователь ищет у Боровкова прежде всего сведения о закулисной стороне дела и подробности организационного характера (как были распределены обязанности, поставлено делопроизводство, кто и как готовил допросы). Его записки действительно дают ряд ценнейших сведений, но, к сожалению, не исчерпывают возникающих вопросов. То же можно сказать о дневниковых и мемуарных текстах Николая Iй. В опубликованном недавно фрагменте воспоминаний еще одного ведущего деятеля следствия — Л. Х. Бенкендорфа, основное внимание уделено обстоятельствам междуцарствия и восстанию 14 декабря, но что касается следствия как такового, то здесь Бенкендорф ограничился одним абзацем15. Представляется, причина тому — уже упомянутая особенность литературного климата эпохи, не рассматривавшего следствие как тему занимательную. Мало помогают исследователю и скудные эпистолярные источники.

Остается единственный путь разрешения вопросов, касающихся следствия над декабристами, — это многосторонний анализ всех документов следствия, в первую очередь всего массива допросов. Учитывая его объем, работа эта весьма трудоемкая, а при.

11 Якушкин И. Д. Мемуары, статьи, документы / Сост. В. И. Порох, И. В. Порох. Иркутск, 1993. С. 178.

12 Подробнее см.: Эдельман О. В. Воспоминания декабристов о следствии как исторический источник // Отечественная история. 1995. № 6. С. 34−44.

13 Александр Дмитриевич Боровков и его автобиографические записки // Русская старина. 1898. N 11. С. 333 362.

14 См.: Междуцарствие 1825 года и восстание декабристов в переписке и мемуарах членов царской семьи. M.-J1., 1926; 14 декабря 1825 года: Воспоминания очевидцев/ Сост. П. В. Ильин, А. А. Кононов. СПб., 1999.

15 Бенкендорф А. Х. Восстание 14 декабря 1825 года / Публ., вступительная заметка и прим. А. А. Литвина. Пер. с франц. яз. О.В. Маринина//Звезда. 2007. № 4. С. 150−169. необходимости обработки материалов вручную она была практически неосуществимой, так что неудивительно, что до сих пор ничего подобного не было предпринято. Появление количественных методов обработки данных значительно облегчает задачу. Используя наработанные к настоящему времени методики квантитативных исследований, можно подойти к следственным делам как к массовому источнику, формализовать исследовательский запрос, свести информацию в базы данных и получить выраженные в цифрах, таблицах и графиках ответы на поставленные вопросы.

Однако, недостаточная изученность следствия объясняется не только состоянием источников и сложностью их изучения. История декабристоведения имела свою логику, связанную как с развитием историографии и археографии, так и с общественно-политическим контекстом. Исследователи ставили и разрешали вопросы, диктуемые временем (ибо на протяжении полутора столетий история декабризма не теряла животрепещущей актуальности), находясь в то же время в зависимости от степени научной разработанности материала и ввода в оборот документальных источников.

До революции архив следствия над декабристами был закрыт и недоступен. Видели его лишь отдельные, облеченные специальным доверием власти исследователи: военные историки генералы М. И. Богданович и Н. Ф. Дубровин, автор биографий императоров Павла I, Александра I и Николая I Н. К. Шильдер. Но традиция изучения истории декабризма была заложена именно тогда, начавшись с трудов по сбору декабристского наследия (в первую очередь, усилиями М. И. Семевского, Е.И., Якушкипа и ряда других родственников, наследников и друзей декабристов, побуждавших к тому же и самих декабристов к написанию воспоминаний). Первые публикации декабристской мемуаристики осуществлялись за границей, в том числе в вольной русской типографии А. И. Герцена, а после смягчения цензурных условий в пореформенное время стали появляться и в легальной русской печати (ведущую роль сыграли исторические журналы «Русский архив» П. И. Бартенева и «Русская Старина» М.И. Семевского). Нарождавшееся декабристоведение приобрело ряд характерных черт, сохранившихся и в дальнейшем. Недоступность архива следствия приводила к зависимости исследователей от источников личного происхождения, в первую очередь декабристской мемуаристики, а значит, и от декабристской версии событий. Возможности ее верификации и критической оценки не существовало, историки смотрели на вещи «глазами декабристов». Как афористично высказался М. Н. Покровский в предисловии к первому тому «Восстания декабристов», по части истории русской революции «мы были осуждены питаться полуфантаст икон мемуаров плюс официальные издания, в этой области представлявшие почти сплошную фальсификацию» 16. Это положение усиливалось общественным фоном эпохи. Декабристская тематика разрабатывалась, что совершенно естественно, оппозиционными самодержавию исследователямиуже в герценовских публикациях декабристов окружал ореол героев и мучеников за свободу, их восторженно почитали представители всех либеральных и революционных кругов русского общества. С тех пор в отечественной культуре глубоко укоренилось возвышенное, несколько идеализированное и романтизированное отношение к декабристам, они стали восприниматься как образец самоотверженного служения интересам народа, как нравственное мерило. Тяготеющее к революционности общественное сознание отказывало царизму в праве судить декабристов, а их казнь и ссылка расценивались как расправакак пример самодержавного деспотизма. Казнь декабристов оказалась прочно вписанной в реестр преступлений царского режима. История следствия, таким образом, превращалась в историю их благородного мученичества.

Когда события 1905 г. приоткрыли доступ к архивам декабристского следствия17, а революция 1917 г. широко распахнула их двери, общество испытало настоящий шок, обнаружив, что декабристы вели себя на допросах отнюдь не так, как того требовала сложившаяся в более позднем революционном движении суровая мораль, не допускавшая дачи показаний, подачи прошений о помиловании и вообще никакого «сотрудничества со следствием», никаких переговоров с режимом. Ситуация усугублялась тем, что среди ведущих историков декабризма были люди, лично причастные к революционным организациям (социал-демократ П. Е. Щеголев, народник В.Я. Богучарский18) и тем более разделявшие их нравственные установки. Недостойное, с точки зрения этих норм, поведение декабристов на следствии ломало ставшее привычным отношение к ним, требовало объяснения либо пересмотра сложившихся оценок. И по сию пору эта проблема остается одной из постоянно обсуждаемых в литературе, будь то в явной форме или в виде скрытой полемики. В пореволюционные годы авторы научных и иных работ (ведь декабристская тематика постоянно присутствовала не только в научном, но и популярном, литературном, публицистическом, художественном контексте) зачастую поддавались соблазну «с большевистской прямотой» осудить «хрупкую дворянскую.

16 Восстание декабристов (Далее: ВД). Т. 1. С. VIII.

17 В числе первых работ, основанных на следственных материалах, следует назвать книги М.В. Довнар-Запольского «Мемуары декабристов» (1906) — Н.П. Павлова-Сильванского «Декабрист Пестель перед Верховным уголовным судом» (1907; созданию этой работы способствовало то обстоятельство, что Н.П. Павлов-Сильванский в 1900;1903 гг. являлся архивным делопроизводителем и занимался составлением описи фонда Следственного Комитета), В. И. Семевского «Политические и общественные идеи декабристов» (1909), осуществленную П. Е. Щеголевым публикацию текста «Русской Правды» П. И. Пестеля.

18 См. подробнее: Емельянов Ю. Н. Общественно-политическая и научная деятельность П. Е. Щеголеиа (1877−1931)// История и историки, 1977. М., 1980. С. 263−265. революционность" - позднее, с нарастанием официозной героизации участников революционного движения, возникла тенденция к некоторому замалчиванию неприятных, разрушающих благородный образ героев обстоятельств. С другой стороны, были исследователи, искавшие возможность противопоставить навязанным партийным оценкам свое понимание декабризма. Потребность найти объяснение поведению декабристов на допросах послужила стимулом для создания интересных и глубоких работ в области истории коллективного сознания и семиотики поведения людей той эпохи.

Неиссякавший интерес к декабристам на следствии сыграл в историографии двоякую роль, как творчески-побудительную, так и негативную: обсуждение нравственных и психологических проблем поведения декабристов на допросах заслонило собою все прочие стороны истории следствия.

К тому же на исследователей влиял унаследованный от дореволюционной традиции антисамодержавный пафос, поддерживаемый одновременно как советскими идеологическими установками, так и искавшей исторических аллюзий либеральной интеллигенцией, усматривавшей в самодержавии параллели с гнетущим советским режимом. Казалось очевидным, что декабристов карала власть неправая, деспотическая и беззаконная, детальный анализ ее действий представлялся избыточным: что тут рассуждать, деспотизм и есть деспотизм. Лежавшая в основе дела декабристов политика Николая I оставалась проблемой не только неизученной, но и практически не ставившейся. Ситуация, отчасти вынужденная ввиду господства ортодоксального советского марксистского мировоззрения, отчасти же порожденная искренней приверженностью ему многих ученых. Тон задавали родившиеся еще в среде дореволюционной радикальной интеллигенции оценки, со временем превратившиеся в клише. Что касается декабристов, то картина казалась настолько ясной, что клише присутствовали уже в заголовках. Единственная популярная книжка, посвященная специально следствию и суду над декабристами, носит броское название «Суд коронованного палача» с подзаголовком «Кровавая расправа над декабристами» 19. В том же ключе выдержаны и названия глав принадлежащей перу В. А. Федорова монографии, для которых взяты цитаты из самих декабристов: «Следственная комиссия была пристрастна с начала до конца.», «Суд судил и осудил нас.» 20 Уйти от этих оценок, подвергнуть их сомнению исследователям мешал не только жесткий идеологический контроль. В эпоху несвободы декабристы олицетворяли для либерально-оппозиционных потомков смелое противостояние деспотизму, соединенное со внутренней.

19 Басков В. И. Суд коронованного палача: кровавая расправа над декабристами. М., 1980.

20 Федоров В. А. «Своей судьбой гордимся мы.» независимостью и безусловной приверженностью гуманистическим началам (именно по части последнего не могли их заменить революционеры более позднего времени, заложившие основы морали и взглядов, логически приведших затем к большевизму). Декабристы оставались нравственным мерилом, тем святым в отечественной истории, чему можно было поклоняться открыто, лукаво пользуясь совпадением с заявленной режимом системой ценностей: власть считала их предтечами революционного движения, увенчавшегося большевизмом, а вольнодумцы — своими праотцами и образцом для подражания.

С появлением свободного доступа к материалам архива Следственного Комитета состояние декабристских исследований принципиально изменилось. Ученые получили огромную массу информации, освоение и обработка которой заняли много лет, а в некоторых отношениях не закончены и на сегодняшний момент. Публиковавшиеся в 2030;х годах XX века работы, как всегда бывает при введении в научный оборот большого количества нового материала, в значительной мере представляли собой простое изложение сведений, почерпнутых из документов следствия, либо их фрагментарную публикацию. Попыткам источниковедческого изучения мешала недостаточная освоенность всего комплекса. Многие актуальные для нас сегодня вопросы тогда исследователями не ставились и в силу иных подходов, и в силу общего состояния источниковедения и археографии того времени.

Огромное значение имело основание Центрархивом в 1925 году документальной серии «Восстание декабристов», специально предназначенной для планомерной публикации архива Следственного Комитета по делу декабристов. Открывая первый юм серии, М. Н. Покровский подчеркивал острую необходимость издания источников по истории революционного движения и движения декабристов как первого его этапа: «Нигде дело научного издательства не является более успешным, чем здесь, в области истории русской революции. Ни о чем так много не пишется в последние годы, и ничего мы не знаем хуже» 21. Нам, не так давно пережившим «архивную революцию» и каскад публикаций рассекреченных документов, последовавших за падением советского режима, сейчас как никогда понятна ситуация, которую характеризовал М. Н. Покровский: «Основным курсом русской истории становится история России в XIX веке, необходимо создать условия для массовой научной проработки этого периода. В архив могут идти одиночки, а архивные подлинники по самой своей индивидуальности не могут стать.

99 объектом массовой работы" .

21 ВД T.I.C.VII.

22 Там же.

Первый том «Восстания декабристов» предваряла статья А. А. Покровского «Следствие над декабристами», ставшая, несмотря на скромный объем, этапом в исследовании данной темы23.

Публикация следственных дел в «Восстании декабристов» была начата с дел вождей Северного и Южного обществ, затем последовали следственные дела членов этих обществ и Соединенных Славян. В пятнадцати томах были изданы все следственные дела декабристов, осужденных Верховным уголовным судом, текст «Русской Правды» П. И. Пестеля, материалы о восстании Черниговского полка и составленный Б. Л. Модзалевским и А. А. Сиверсом биографический справочник декабристов. Затем последовали тома 16−17 с материалами о работе Верховного уголовного суда, журналами Следственного Комитета и его докладными записками Николаю I. Если первоначально предполагалось, что в серию войдут дела лишь осужденных декабристов, то в 1980;е годы было принято решение продолжить издание и опубликовать дела тех, кто осужден не был, но чье членство в тайных обществах может считаться доказанным. Они составили еще три тома. В настоящее время серия не считается завершенной, подготовлен к изданию том 21, собравший прежде не публиковавшиеся свидетельства участников и очевидцев восстания.

14 декабря на Сенатской площади, еще ряд томов запланирован.

Тома «Восстания декабристов» выходят уже более восьмидесяти лет, причем с.

1S значительными перерывами. После активной работы 1920;х, когда вышло в свет семь томов, с начала 1930;х наступила пауза. Она была вызвана как общей обстановкой в стране, так и причинами сугубо конкретными: часть авторов серии была репрессирована. Возобновлена серия была к 125-летию восстания декабристов в 1950 г. под руководством ведущего декабристоведа академика М. В. Нечкиной и продолжалась вплоть до ее кончины в 1985 г., после чего вновь последовал более чем десятилетний перерыв, снова обусловленный и частными, и общеисторическими и общеисгориографическими причинами: резким спадом в послеперестроечные годы интереса к истории революционного движения, в том числе к декабристам. Возобновилось издание с выходом в 2001 г. 19 и 20 томов. За время своего существования серия стала своего рода археографическим памятником, ведь на протяжении этих лет менялись и.

23 Там же. С. XIII-XIX.

24 Восстание декабристов. Документы. Т. XXI. Дела Верховного уголовного суда и Следственной комиссии / Под ред. С. В. Мироненко. Сост. О. В. Эдельман. (В печати).

25 Истории серии посвящены статьи: Ляшенко К. Г. Проблемы археографической подготовки сборников «Восстание декабристов» // Советские архивы. 1983, № 2. С. 53−58- Мироненко С. В. 60 лет издания документальной серии «Восстание декабристов» // Археографический ежегодник за 1986 год. М., 1987. С. 24−34. совершенствовались подходы к публикации исторических документов, развивалась археографическая мысль.

Несмотря на то, что «Восстание декабристов» будет, вероятно, продолжено, основной корпус требующих публикации материалов архива Следственного Комитета уже издан. Л выход в свет уже нескольких первых томов создал принципиально иную ситуацию для исследователей — не только потому, что облегчил доступ к источникам, но и благодаря справочному аппарату, которым снабжены тома. Немаловажное значение имели и помещавшиеся в томах серии исследовательские статьи, сопровождавшие публикуемые следственные дела. Помимо упомянутой вводной статьи А. А. Покровского в первом томе, им же были написаны обстоятельные обзоры вошедших в этот том дел26. В последующих томах появлялись обстоятельные статьи по истории следствия в отношении главнейших декабристов (как статья о следственном деле П. И. Пестеля в томе IV) или по отдельным аспектам работы Следственного Комитета (названная выше статья о журналах и докладных записках Комитета в томе XVI). За время, пока серия выходила под руководством М. В. Ыечкиной, устоялись принципы составления сопроводительных текстов: предисловие к тому являлось содержательным обзором публикуемых материалов, а заключительные статьи — справками по истории каждого дела.

Восстание декабристов" - сравнительно редкий пример издания, в основу которого положен принцип пофондовой публикации. Теория археографии справедливо считает пофондовую публикацию одним из лучших решений, позволяющих избежать искажающие случайности тематических подборок, сохранить контекст и исходную взаимосвязь документов. Особенно важно это для такого сложного вида источников, как судебно-следственные материалы. Надо заметить, что, хотя «Восстание декабристов» является основным и наиболее авторитетным изданием документов следствия, наряду с ним существовали отдельные публикации. Иногда это были публикации дел, позднее (и часто много лет спустя) вошедших в очередной том «Восстания декабристов», после чего первая публикация теряла значение. Иногда же фрагментарные публикации служат дополнением серии, поскольку не все дела из фонда Следственного. Комитета включались 28 в ее план. Опыт обращения к этим публикациям однозначно показывает, что удачными оказываются те из них, которые строились исходя из принципа сохранения единства.

26 ВД. Т. 1. С.497−528.

27 Как, например, публикация М. В. Нечкиной следственного дела Н.И. Jlopepa в качестве приложения к тому его воспоминаний (Записки декабриста Н. И. Лорера / Пригот. к печати и коммент. М. В. Нечкина. М., 1931) или показаний М. Ф. Орлова в посвященном ему томе серии «Литературные памятники» (Орлов М. Ф. Капитуляция Парижа. Политические сочинения. Письма/Сост. С. Я. Боровой, М. И. Гиллельсон. М., 1963).

28 Здесь в первую очередь следует указать на несколько раз переизданное, но не включенное в «Восстание декабристов» следственное дело А. С. Грибоедова. материалов и основаны на цельном воспроизведении следственного дела (дела Н.И.

Jlopepa, А.С. Грибоедова). Напротив, фрагментарная выборка отдельных документов из следственных дел заметно затрудняла дальнейшее их использование. Это можно сказать о публикации показаний М. Ф. Орлова, где весь текст показаний дан подряд, причем не оговорено ни наличие и содержание вопросов, ни даже количество документов, из которых составлен публикуемый текст. Читателю предоставляется гадать, является ли этот текст письмом (или несколькими письмами) М. Ф. Орлова в Следственный Комитет или его ответом на вопросные пункты, написан ли он сразу или в разные дни. За неимением лучшего, исследователям на протяжении почти четырех десятилетий приходилось прибегать к этому изданию. А вот опубликованные в одном из декабристских томов «Литературного наследства» показания К. Ф. Рылеева, извлеченные о t из неизданных следственных дел малоизвестных декабристов, оказались практически не востребованы. Хотя, казалось бы, речь шла о полной публикации всех данных Рылеевым на следствии показаний, но вне контекста их смысл оказался утрачен: невозможно даже судить, даны ли Рылеевым те или иные ответы в пользу или во вред темо ком его спрашивали.

Обзор публикаций лишний раз подтверждает давно известное: судебно-следственные материалы безусловно требуют целостного комплексного подхода, анализа всех имеющихся документов в их взаимосвязи.

Спад интереса к декабризму в последнем десятилетии минувшего XX) столетия не особенно сказался на изучении истории следствия — о ней и прежде писали малонесколько недавно изданных работ можно даже расценить, в противовес общей тенденции, как некое оживление этой тематики. В качестве новых публикаций по теме следует назвать последние два тома «Восстания декабристов» (в т. 19 помещены следственные дела декабристов Южного общества и Общества соединенных славян, не преданных судув т. 20 — дела не преданных суду членов Союза Спасения и Союза Благоденствияоба тома в основе своей были подготовлены еще при жизни М.В. Нечкиной). Существенным вкладом является осуществленное группой петербургских ученых переиздание комплекса мемуарных источников в сборнике «14 декабря 1825 года: Воспоминания очевидцев». В книгу вошли рассеянные по многочисленным, зачастую.

29 См. предыдущие примечания.

30 Орлов М. Ф. Капитуляция Парижа. С. 78−97.

31 Рылеев на следствии. Из неопубликованных следственных дел о декабристах / Публ. Т. Г. Снытко // Декабристы-литераторы. Т. 1. М., 1954. С. 176−236 (Литературное наследство. Т. 59).

32 14 декабря 1825 года: Воспоминания очевидцев / Сост. П. В. Ильин при уч. Л. Л. Кононова. Науч. ред. Л. Н. Цамутали. Подгот. текстов и коммент. А. Л. Кононов, И. В. Осипова, П. В. Ильин, Н. И. Веденяпина. СПб, 1999. малодоступным изданиям (в значительном числе — еще дореволюционным) мемуарные памятникикнига снабжена комментарием, выполненным на высоком научном уровне. Среди переизданных памятников, успевших со времен первого издания стать труднодоступными, есть и касающиеся следствия, особенно его начальных моментовзаписки Николая I и его заметки на рукописях книги М. А. Корфа, журнал К. Ф. Толя и др. Следует отметить также возобновление выходящей в Иркутске серии «Полярная Звезда», посвященной изданию мемуарного, эпистолярного и публицистического наследия декабристов33, и полную публикацию материалов повторного следствия над А. О. Корниловичем в 1828 г.

Важным подспорьем для изучения следствия над декабристами служит работа сотрудницы музея Петропавловской крепости М. В. Вершевской, установившей точные места их заключения в крепости35. Благодаря ей становится ясно, как соседствовали друг с другом узники, как варьировались условия содержания в разных куртинах и бастионах (где-то имелись одиночные каменные камеры, в ряде куртин были наспех сделаны дощатые перегородки, позволявшие арестантам переговариваться, и т. п.).- Результаты работы позволяют, в частности, судить, в каких случаях были возможны контакты между узниками, согласование их показаний и линий поведения — вопрос, до сей поры практически неизученный.

Несколько статей, касающихся разных аспектов декабристского следствия, было.

Л/Г опубликовано автором настоящей работы. 1.

Наконец, невозможно обойти молчанием факт недавней защиты в Петербурге кандидатской диссертации Н. Д. Потаповой «Следствие по делу „декабристов“: деятельность органов расследования и ее результаты» (2000). Вопреки исторической очевидности, пренебрегая неоспоримыми свидетельствами источников, Н. Д. Потапова пытается доказать, что движение декабристов и тайные общества в реальности не.

33 После паузы в 1990;е годы вышли в свет тома: Муравьев Н. М. Сочинения и письма. Т. 1. Письма (1813−1826)/Изд. подгот. Э. А. Павлюченко. Иркутск, 2001; Свистунов П. Н. Сочинения и письма. Т. 1. Сочинения. Письма (1825−1840) / Изд. подгот. В. Д. Федоровым. Иркутск, 2002; Бестужев Н. А. Сочинения и письма / Изд. под! от. С. Ф. Ковалем. Иркутск, 2003; Давыдов B. J1. Сочинения, письма / Изд. подгот. Т. С. Комаровой. Иркутск, 2004.

34 Корнилович А. О. Записки из Алексеевского равелина / Публ. Н. Г. Пискунова. М., 2004.

35 Вершевская М. В. Места заключения декабристов в бастионах и куртинах Петропавловской крепости // Государственный музей истории Санет-Петербурга. Краеведческие записки: Исследования и материалы. Вып. 4. СПб, 1996. С. 91−141.

36 Эдельман О. В. Воспоминания декабристов о следствии как исторический источник // Отечественная история. 1995. № 6. С. 34−44- Она же. Следственный Комитет по делу декабристов: организация деятельности // 14 декабря 1825 года: Источники, исследования, историография, библиография. Вып. 2. СПб.-Кишинев, 2000. С. 209−235- Она же. Квантитативный подход к изучению материалов следствия над декабристами // 14 декабря 1825 года: Источники, исследования, историография, библиография. Вып. 4. СПб.-Кишинев, 2001. С. 51−60- Она же. Декабристы на допросах: опыт количественной характеристики // Там же. С. 333−362. существовали, но являются плодом следственной фальсификации, наподобие сталинских процессов времен Большого Террора. Работа носит явно конъюнктурный характер и примечательна главным образом как пример беззащитности научной среды перед подобного рода псевдоноваторскими выступлениями.

История следствия принадлежит не только истории движения декабристов, и, шире — истории революционного движения, общественной мысли, русского общества в целом. Она стоит также и в контексте историко-правовом. Этот контекст в особенности необходим для верного понимания материалов следствия, здесь важно детальное знание истории судебно-следственных процедур и способов их документального оформления. К сожалению, эта тема была по преимуществу уделом историков права, логика исследовательского подхода и сферы основных интересов которых не всегда совпадают с потребностями историков и источниковедов. Для первой четверти XIX века эта проблематика остается недостаточно разработанной. В последние годы наметился интерес историков к постановке проблем правовой стороны политического процесса этого периода, и в первую очередь, конечно, дела декабристов. На перспективы выхода темы «за рамки истории общественного движения (а значит и декабристоведения) — в пространство историко-правовой и политико-правовой проблематики» указали К. Г. Боленко и Н. В. Самовер. Процессуальной стороне следствия, в том числе и дела декабристов, посвящена статья Ф. Л. Севастьянова «Процесс по делам о государственных.

38 преступлениях в России в первую четверть XIX в.", содержащая обзор действовавшего на тот момент в империи законодательства по ведению политического следствия и его практического применения.

В качестве наиболее близкого тематически и хронологически труда можно назвать книгу Е. В. Анисимова «Дыба и кнут», посвященную политическому сыску в России XVIII века39. Изучив большой массив архивных дел по политическим обвинениям, автор на их основе восстановил схему ведения политического процесса XVIII века, типичные приемы и методы, применявшиеся обычно при следствии по государственным преступлениям. Е. В. Анисимов проследил основные этапы процесса (донос, розыск, арест, допросы, дознание с применением пыток, вынесение приговора, казнь, тюрьма и ссылка). Отдельные главы книги посвящены русскому законодательству о государственных.

37 Боленко К. Г., Самовер Н. В. Верховный уголовный суд 1826 года: декабристская версия в историографической традиции // Пулкинская конференция в Стэнфорде (Материалы и исследования, но истории русской культуры. Вып. 7.) М., 2001. С. 160.

18 Севастьянов Ф. Л. Процесс по делам о государственных преступлениях в России в первую четверть XIX в // 14 декабря 1825 года. Источники. Исследования. Историография. Библиография. Вып. VI. СПб., 2004. С. 308−333.

39 Анисимов Е. В. Дыба и кнут: Политический сыск и русское общество в XVIII веке. М., 1999. преступлениях и истории органов политического сыска. Конечно, практика политических следствий XVIII столетия, даже когда речь идет о самом его конце, существенно отличается от того, что было нормой на момент воцарения Николая I. За это время сменились как нравы, так и ряд узаконений, принципиальное значение имело запрещение пыток при Александре I. В то же время, XVIII век — это не только предыстория. Большинство юридических норм оставались действующими, и, что быть может даже существеннее, сохранялись основные представления о том, какой должна быть следственная и судебно-процессуальная практика, как следует производить дознание и вести дело. Запрет на пытки «осложнил» работу следователей, отнял у них один из самых простых и действенных способов дознания, — а новые методы на смену пока не пришли. Сохранялась схема политического процесса, начинавшегося с доноса (или обнаружения виновных иным способом) и арестов подозреваемых, в основной части заключавшегося в допросах обвиняемых и, в случае противоречий между ними, очных ставок, и заканчивавшегося составлением обвинительных документов и представлением их судебной инстанции (или тому, кто ее заменял). Книга Е. В. Анисимова дает методические ориентиры и сравнительный фактический материал, весьма полезные при изучении дела декабристов.

Задача настоящей работы — исследование истории следствия над декабристами. В центре работы — цели и мотивы, логика действия власти: как собственно велось следствие, как оно было организовано и как оформлялось документально. Предметом рассмотрения станут порядок деятельности Следственного Комитета, его состав, обязанности и полномочия, штат, распределение ролей. Необходимо выяснить, что представлял собой Следственный Комитет как учреждениекак осуществлялось руководство следствием на разных уровнях — от планирования каждого допроса до направления процесса в целом — и какую роль в нем играл лично император Николай Iкакого рода информация преимущественно интересовала членов Комитета и какова была, соответственно, преобладающая тематика допросов, а также их динамика и интенсивность на всем полугодовом протяжении дела. Мы не ставим перед собой задачи вновь обсуждать поведение декабристов на следствии и морально-нравственные аспекты ситуации. Вопреки историографической традиции, следствие в немалой степени будет рассматриваться как бы «со стороны власти», а не «со стороны декабристов». Не потому, что власть представляется стороной более «правой», но в силу того, что именно власть, в данном случае в лице Следственного Комитета, формировала и направляла ход дела. Комитет управлял следствием, определял «правила игры», тогда как узники могли лишь выбирать тот или иной вариант ответного поведения, они были «ведомыми». Комитет задавал вопросы — декабристы на них отвечали.

В ходе своей работы Следственный Комитет должен был решить две основные задачи. Во-первых, предоставить Николаю I достоверные сведения о происшедшем, о характере и степени опасности тайных обществ: власть должна была знать реальное положение дел. Во-вторых, определить меру виновности каждого из декабристов. Работа Комитета, очевидно, должна была включать две стадии: накопления информации в ходе расследованияобработки и анализа ее при подготовке итоговых документов — справок о виновности декабристов, доклада Следственной Комиссии и пр. Нас будет интересовать первая из этих стадий, поэтому данная работа практически не затрагивает итоговые этапы деятельности следствия и подготовку к суду над декабристами. Мы ставим целью разобраться в том, как осуществлялся сбор сведений, но не в том, каким образом они затем были использованы — это уже другой вопрос, сам по себе достаточно обширный и многоплановый, требующий особого рассмотрения.

Работа базируется на комплексном обследовании всего массива следственных дел, как опубликованных в, двадцати томах серии «Восстание декабристов», так и неопубликованных и хранящихся в Государственном архиве Российской федерации в фонде Следственного Комитета по делу декабристов (ф. 48). Помимо собственно следственных дел, были использованы и другие документы, созданные в процессе следствия и находящиеся в архиве Комитета: журнал заседаний и докладные записки Николаю I, журнал исходящих бумаг и др. Архив Следственного Комитета представляет собой обширный документальный комплекс, сохранившийся в том же виде, в каком он был сформирован в самом Комитете по окончании следствия над декабристами. Тогда были сформированы и получили заголовки дела, был осуществлен отбор оставленных на хранение материалов. Точных сведений о том, как именно это делалось, мы не имеем, однако, состояние архива позволяет об этом судить. Были отсеяны все (за случайными исключениями) черновые материалы. Основу архива составили персональные следственные дела декабристов и лиц, подозревавшихся в принадлежности к тайным обществам. Дела эти были созданы, по-видимому, под конец следствия, но до его полного завершения. Сохранились внутренние описи в каждом деле, представляющие собой перечень документов и указание на номера листов. Они заверены чиновниками Следственного Комитета (чаще всего дела членов Северного общества заверял А. А. Ивановский, Южного общества и Общества соединенных славян — А.И. Вахрушев). Иногда в конце описи другим почерком приписаны заголовки документов, приобщенных к делу позднее. Листы большинства дел имеют двойную нумерацию, одна сделана, повидимому, при формировании дела, вторая является стандартной архивной нумерацией. Как правило, главное их различие сводится к тому, что первая нумерация не давала номера листу с описью документов дела, зато иногда включала чистые листы. В некоторых случаях листы в делах хранят фрагментарные следы еще какой-то старой нумерации. Не существует никаких сведений о том, как были систематизированы документы в ходе самого следствия. На каком его этапе возникли персональные дела декабристов? Был ли период, когда бумаги в Комитете хранились без четкого порядка, лежали кучами на столах чиновников, или зачатки упорядочения возникли достаточно рано? Можно только строить предположения. Так или иначе, тот порядок документов и принцип разделения их по делам, который имеется сейчас, восходит к самому Комитету, а не является следствием позднейшей архивной обработки.

Документальный состав следственных дел достаточно стабилен. В них входят основные виды документов, создававшихся в ходе расследования: вопросные пункты и ответы на них декабристов, протоколы первоначальных допросов, снятых генералами В. В. Левашовым и К. Ф. Толем, протоколы очных ставокпоказания декабристов, написанные дополнительно, по решению самого декабриставыписки, из показаний, касающихся данного подследственного, записки о силе вины, справки о решении по делу. Также в следственных делах встречаются отдельные изъятые у декабристов документы, фрагменты переписки об арестах, допросы, проведенные не в петербургском Комитете (начальные допросы в Тульчине, при штабе 1-й армии, копии материалов расследования о восстании Черниговского полка в Белой. Церкви), выписки из материалов полковых следственных комиссий, учрежденных при гвардейских полках, участвовавших в восстании 14 декабря, и т. д.

Помимо следственных дел, в архиве Комитета сохранился еще ряд ценных для данного исследования материалов. Так, имеются собранные в несколько единиц хранения разнообразные доносы, поступившие в Комитет после восстания декабристов (значительная их часть к декабристам никакого отношения не имела, но Комитет эти доносы рассматривал и некоторые проверял), материалы об арестах, обысках и доставке в Петербург подозреваемых в принадлежности к тайным обществам. В отдельном деле собраны сведения о прикомандированных к Комитету чиновниках, составивших его аппарат, имеются их формулярные списки, докладные записки А. И. Чернышева и А. Х. Бенкендорфа о представлении чиновников к наградам по окончании следствия40. Среди материалов фонда находятся и немногочисленные, потому тем более важные для нас, документы, описывающие отдельные моменты работы следствия: докладная записка генерала А. И. Чернышева с предложениями по реорганизации следствия от 9 января 1826 г. 41, рапорты председателя Следственного Комитета А. И. Татищева цесаревичу.

ЛО.

Константину Павловичу с описанием хода петербургского следствия и др. Следует отметить также сохранившийся журнал входящих бумаг Комитета, фиксирующий содержание его переписки43.

Привлекались нами также материалы других архивных фондов, например, фонд Левашовых (ГА РФ. Ф. 973), где сохранились фрагменты переписки В. В. Левашова, касающейся следствия, и расписки чиновников Комитета о формальной передаче в Комитет снятых Левашовым допросовнекоторые документы, относящиеся к взаимодействию Следственного Комитета и военного ведомства, обнаруживаются в фондах Российского государственного военно-исторического архива (ф. 1 — Канцелярия военного министра, 36 — Канцелярия дежурного генерала, 14 664 — Штаб Отдельного Гвардейского корпуса). Ценным дополнением к источникам официального происхождения служат переписка Николая I с Константином Павловичем, записки Николая, журнал К. Ф. Толя, мемуары А. Д. Боровкова.

В сибирской ссылке, особенно в первые годы совместного заключения, декабристы много обсуждали следствие, однако в их эпистолярном наследии следов этого обсуждения практически не наблюдается. Это, впрочем, вряд ли удивительно. Переписка ссыльных декабристов подвергалась цензуре, но главное даже не в этом. Переписываться между собой декабристы начали лишь после выхода на вольное поселение, тогда как основные разговоры об их деле, о следствии, велись гораздо раньшек моменту оставления тюрьмы в Петровском Заводе эта тема уже исчерпалась. Зато в мемуарах, несмотря на то, что декабристы сравнительно немного рассказывали о следствии как таковом, они оставили яркие описания обстановки, процедуры допросов в Комитете, очных ставок, собственного восприятия происходящего. Как раз того, что не зафиксировано в официальных материалах. Например, по следственным делам и по журналу заседаний Комитета трудно представить себе, как именно выглядел вызов узника на допрос. Только из декабристских мемуаров мы узнаем, что вели их от камеры до зала> заседаний с завязанными платком глазами, сквозь платок они могли видеть пятна? света, силуэты людей, проходя через рабочие комнаты чиновников Комитета, слышали скрип перьев, и только в зале платок снимали, и узник видел перед собой блестящих генералов, сидящих за ярко освещенным столом. Ни о чем этом официальные источники не повествуют. Воспоминания.

40 ГЛ РФ. «и. 48. Д. 288.

41 ГА РФ. Ф. 48. Д. 1.

42 ГЛ РФ. Ф. 48. Д. 316.

43 ГА РФ. Ф. 48. Д. 27. декабристов хранят множество уникальных деталей, позволяющих, совместив их с материалами следствия, реконструировать картину событий.

Задача исследования массива следственных документов с учетом всех документов без исключения (вопросных пунктов декабристам, протоколов очных ставок, записей допросов, снятых генералами К. Ф. Толем и В. В. Левашовым, журнала заседаний Следственного Комитета, журнала входящих бумаг и др.) потребовала создания методики, позволяющей применить квантитативные приемы обработки данных44. Арсенал современной науки предлагает много вариантов подхода к массовым источникам45, однако, каждый вид источников и поставленные цели работы требуют от исследователя выработки своих методов формализации информации и обработки данных. Что касается материалов следствия над декабристами, то основной вид документов — вопросные пункты, — представляет собой источник, структурированный уже в момент создания,* что облегчает задачу его формализации и выбора алгоритма описания. В самом деле, допросы, подготовленные для декабристов, потому и назывались «вопросными пунктами», что состояли из перечня пронумерованных вопросов. Таким образом, здесь наличествуют два элемента описания: вопросные пункты как один допрос, обособленный документ (имеющий адресата, дату, количество вопросов) и вопрос в составе вопросных пунктов. И обработка их возможна на двух уровнях — на уровне допроса и на уровне вопросов. Каждый вопрос может быть охарактеризован тематически, а вся совокупность вопросов поддается тематической группировке. Все вопросные пункты были нами. описаны в электронной базе данных, учитывающей для каждого документа дату допроса, имя допрашиваемого, принадлежность его к одному из декабристских обществ (Южному, Северному, Соединенных Славян, Союзу Благоденствия, Союзу Спасения), количество входящих в данные вопросные пункты вопросов, их тематику, некоторые делопроизводственные детали (например, наличие подписи, пояснения к дате46) и, разумеется, его поисковые данные. Обработка данных не потребовала особых математических ухищрений. Была получена общая статистика — количество допросов, вопросов, с группировкой данных (по тайным обществам, по группам следственных дел), определением процентных соотношений, удельного веса вопросов разной тематики,.

44 Постановочная, техническая и методическая часть данной работы была доложена в ходе IV конференции ассоциации «История и компьютер» 15−17 марта 1996 г. (Эдельман О. В. Количественный анализ материалов следствия над декабристами // Информационный бюллетень ассоциации «История и компьютер», № 17, март 1996 г. М., 1996. С. 131−132).

45 См. Гарскова И. М. Базы и банки данных в исторических исследованиях. Б.м., 1994; Белова Е. Б., Бородкин Л. И., Гарскова И. М., Изместьева Т. Ф., Лазарев В. В. Историческая информатика / Под ред. Л. И. Бородкина, И. М. Гарсковой. М., 1996.

46 Вопросные пункты могли иметь дату допроса декабриста на заседании Комитета, дату составления письменных вопросов, дату написания показаний. распределения допросов по времени на протяжении следствия (их динамика наглядно представлена на серии графиков).

Сходным образом, но с учетом структуры, реквизитов и особенностей оформления каждого вида документов, были формализованы и описаны в базе данных и другие виды документов, встречающихся в следственных делах. Так, при описании протоколов очных ставок указывались дата, имена обоих допрашиваемых в той последовательности, в какой они даны в протоколе (показания первого участника очной ставки уличали второго, не сознающегося), количество приведенных в протоколе пунктов показаний каждого из них, их тематика, исход очной ставки (удалось ли добиться согласования показаний, кто из участников согласился изменить, свои, показания). Своей схемы описания потребовал Журнал заседаний Следственного Комитета. Здесь за основу была взята запись об одном заседании, указывались его дата, количество допрошенных узников, к каким обществам они принадлежали, количество зачитанных письменных показаний и т. д. Однако, учет особенностей каждого вида документов сочетался с едиными принципами группировки данных по сопоставимым параметрам. Таким образом было возможно сравнивать, скажем, характерную тематику вопросных пунктов с тематикой очных ставок.

В результате количественной обработки данных удалось получить таблицы и графики, характеризующие разные аспекты деятельности следствия: преобладающую тематику допросов, особенности ведения расследования по разным тайным обществам, изменения интенсивности допросов на всем полугодовом протяжении дела декабристов. Выявился ряд прежде незаметных, но немаловажных обстоятельств в организации и ведении следствия.

Работа состоит из введения, пяти глав и заключения. Первая глава посвящена созданию Следственного Комитета и тому, как он организовал процесс следствия. Во второй главе исследуется содержание допросов декабристов, их тематика, в третьейсоотношение допросов декабристов с иными источниками информации, которыми располагал Следственный Комитет. Четвертая глава содержит характеристику того, как следствие протекало в течение полугода, его периодизацию, видоизменение интенсивности и тематики допросов на разных хронологических отрезках. Пятая глава содержит анализ декабристских воспоминаний, описывающих период следствия.

Заключение

.

Организация следствия над декабристами была одной из первых сложных политических задач, вставших перед Николаем I в начале его царствования. В долгосрочной перспективе дело декабристов наложило отпечаток на все правление Николая, и об этом было немало сказано и написано. Однако эта долгосрочная перспектива не должна заслонять и те проблемы, которые восстание повлекло за собой немедленно для нового императора. Имея за плечами ситуацию междуцарствия, неясность вопроса о престолонаследии, старшего брата, отказавшегося принять корону, но не нашедшего для этого корректной законной формы (которой на самом деле тогдашнее русское законодательство не предусматривало), не вполне по-видимому очевидный расклад сил и влияния различных придворных партий (так и остались неясными мотивы некоторых поступков столичного генерал-губернатора, близкого к императрице-матери Марии Федоровне М. А. Милорадовича), восстание в гвардейских полках, неясность позиции аристократической верхушки (к которой принадлежали многие декабристы), части армейского и даже гвардейского командования (доносчики называли генерала Н. Н. Раевского одним из руководителей заговора, большие подозрения возникли насчет начальника штаба 2-й армии генерала П. Д. Киселева, в Петербурге ходили слухи о восстании всего Кавказского корпуса во главе с генералом А. П. Ермоловым, а принадлежавшие к командованию гвардейским корпусом генералы двусмысленно повели себя 14 декабря), — оглядываясь на все это, Николай Павлович должен был принимать сложные решения, осторожно лавировать, демонстрировать свое право на власть и привлекать к себе сторонников. Одним из шагов в этой партии стало проведение процесса декабристов. Волей обстоятельств именно он стал знаковым событием, по которому современники судили о том, каков будет характер нового царствования.

Определяя состав членов Следственного Комитета, Николай 1 выбирал среди тех, в чьей лояльности был уверен. Все, кроме одного (князя А.Н. Голицына) члены Комитета оказались военными, из военного ведомства набрали и чиновников для делопроизводственной работы. Специального ведомства политического сыска, тайной полиции на тот момент в России не существовало, но и на имевшиеся гражданские ведомства — юстиции, полиции, — Николай в деле декабристов не захотел опереться. Зато в принципах организации Следственного Комитета, и самого расследования, был использован опыт работы военно-следственных и военно-судных комиссий.

Для современников знаковым было не только то, кто вошел в состав Высочайше учрежденного комитета для расследования о злоумышленном обществе, но и кого там не оказалось. В этом прочитывались намерения нового царя. Так, важным было отсутствие среди членов Комитета А. А. Аракчеева, подтверждавшее полное отстранение его от дел. Не вошли в Комитет и начальники гвардии, что несомненно также служило внятным намеком. Не менее существенным позднее стало привлечение к подготовке суда над декабристами М. М. Сперанского, разработавшего систему разрядов для определения меры вины. Можно говорить в этой связи и о других крупнейших фигурах александровского царствования: так, И. И. Дибич был включен в состав Комитета, а П. М. Волконский — нет. Не столь очевидно то, какие кадровые выводы сделал для себя Николай I из опыта следствия. Известно, что участвовавшие в нем А. Х. Бенкендорф, А. И. Чернышев, В. В. Левашов при Николае достигли значительных карьерных высот. Однако, внимательный анализ того, как происходили' допросы декабристов, показывает, что Бенкендорф, возглавивший вскоре по завершении дела декабристов III Отделение собственной его величества канцелярии, был отнюдь не самым усердным и свирепым деятелем следствия. Гораздо более настойчивого, тщательного и жесткого А. И. Чернышева Николай оставил в военном ведомстве. s.

Различный характер деятельности Чернышева и Бенкендорфа сказался на том, какими предстают из следственных материалов Северное и Южное общества декабристов. Стиль следствия Чернышева и Бенкендорфа различался. В группе Чернышева на подследственных оказывалось большее давление, их больше допрашивали (в среднем на каждого приходилось больше допросов и допросы были из большего количества вопросов, больше в этой группе и очных ставок). Подследственных Чернышева в результате ждали и более суровые приговоры: более половины из них были сосланы на каторгу, тогда как в группе Бенкендорфа — около трети. Здесь в значительной мере кроется причина того, что Южное и Славянское общество предстают из материалов следствия более радикальными, более решительными, чем Северное.

Изучая материалы следствия, мы видим декабристские общества такими, какими следствие их увидело. Не в силу преднамеренной политической фальсификации, а потому, что следствие имело свои цели, далеко не совпадающие с задачей исследователя. Следственный Комитет действовал прагматично и практично. Он должен был, во-первых, определить степень опасности декабризма для режима, и во-вторых, собрать материал для обвинения. Поэтому интересовался Комитет реальной силой тайных обществ, их персональным составомподготовкой восстаний и главным, тягчайшим пунктом обвинения — цареубийственными намерениями. А также определением меры вины каждого из декабристов. Все остальное, и как раз то, что для историка представляет наибольшую ценность: идеи декабристов, их критика существующего порядка вещей, планы преобразований, представления о будущем России, различия в их взглядах, — все это Следственный Комитет не интересовало. Конституционные проекты, республиканские идеи привлекали его внимание лишь постольку, поскольку подводили к вопросу о цареубийстве.

Декабристы давали показания о том, о чем их спрашивали. Вопросы, заданные Комитетом, формировали круг тем. Таким образом, сведения об идейной стороне, об интеллектуальной истории декабризма в материалах следствия присутствуют по большей мере случайно: одни декабристы излагали свои взгляды в попытках оправдаться и отвести обвинение в цареубийстве, другие (их было немного) сочли необходимым хотя бы довести свои мнения до сведения власти. Достаточно очевидно, что роль проблемы цареубийства выглядит в итоге сильно преувеличенной и не соответствует реальному ее месту в декабристских спорах. В значительной мере то же должно относиться и к вопросу о военном восстании. С другой стороны, историк может быть уверен: Комитет достаточно тщательно выявил всех членов тайных обществ, никто из действительно к ним причастных не был оставлен без внимания.

Следственному Комитету удалось добиться от декабристов признаний и показаний обо всем, что ему, Комитету, представлялось существенным. Но сам характер его интересов привел к искажениям относительной значимости тех или иных сюжетов для истории декабризма.