Квинт Фабий Пиктор и ранняя римская история

Содержание

п. э. По егобственнымовам, он приплыл в И талию в тотмый год, когда Цезарь Август прекратил междоусобную войну, т. в 30 г. до н. э. Дионисий был вхож вмые высокие круги римского общества и питал искренний интерес к римской истории. В 7 году написалоечинение ' Н ' РшцаХкт) архаюХоуьа {Ant. Rom. I. 7. 21). Эта работастояла из 20 книг и охватывала период от легендарного первого поселения эиогров в И талии (замнадцать'поколений до падения Трои: 1.11) до начала первой Пунической войны (1.8.2). Таким образом, общая протяженность повествованияставляла около 1300 лет. По всей видимости, Дионисийм дал названиеоей работе и выбрал его неучайно. Me исключено, что этот фсческий писательздавалоечинение как некое обширное введение кчинению Полибия, которое начиналось как разпервой Пунической войны. Стоит вспомнить, что Полибий нарочито исключил все рассказы, язанныегенеалогией, основанием городов и пр., изоей прагматической истории (IX. 1.4- 2. 1), тогда как Дионисий выбрал именно этот предмет, оказавшийся, по его мнению, в пренебрежении у предшественников-историков (I. 8. 1).

Одной из главных задач Дионисия стало доказательство того, что римляне по своему происхождению отнюдь не были варварами, а имели вполне эллинские корни, да и чроянцы — легендарные предки римлян, — оказывались в некотором родстве с греками (напр., Т. 11. 1- I. 13- I. 17- VII. 70 sqq)1. Тем самым фсческий историк устранял всякую основу возможной вражды между феками и римлянами. До нашего времени сохранились только одиннадцать книг, где события доводятся до 444 г. до н. э. Большинство современных исследователей отмечают, что влияние риторики па труд Дионисия ощущается весьма значитель

1 В дальнейшем при ссылке на эту работу Дионисия ее название оговариваться пс булет. но: и отточенное построение речей, и формальное разделение истории на «внутреннюю» и «внешнюю», и подчас чрезмерно надуманная реконструкция событий, рассчитанная как на политического деятеля, так и для приятного литературного времяпрепровождения2.

Особый интерес представляет первая книга, где Дионисий самым дотошным образом собрал цитаты из сочинений свыше 50 писателей, что делает эту часть особенно ценной. Следует специально оговорить, что «Рассказы о римских древностях» Дионисия подчас являются нашим единственным источником фрагментов песохрапившихся работ древних авторов. В целом следует отметить добросовестность этого историка, и мы вполне можем доверять его пунктуальности в использовании сочинений более ранних его предшественников как 1рсков, так и римлян, учитывая, что Дионисий, по его собственным словам (1. 7. 2), зпал латинский язык.

Если вопрос о подобострастии Дионисия по отношению к римской власти остается открытым, то патриотическая направленность Плутарха сомнений не вызывает. Родился он, вероя тно, в 46 году н. э. в г. Хсронеи, что в центральной Греции. Образование он получил в Афинах, много путешествовал, неоднократно бывал в Нгипте, Италии. Наибольшую ценность для ранней истории Рима представляют его «Параллельные жизнеописания», в которых Плутарх приводит биографии как легендарные (например, Ромула), так и исторические (например, Цезаря). Ценность сочинения Плутарха обуславливается еще и тем, что он, подобно Дионисию, использовал значительное количество не сохранившихся работ феческих и римских авторов. Для примера

1 05 3tom cm.: hill H. Dionysius of Halicarnassus and the Origins of Rome // J RS. 1961. Vol. 51. P. 88−93.

2 schwartz E. Dionysios von Halicarnassos // RE. ?d. V. 1, 1903. S. 934ff.- SHUTrR.J. H. Dionusius of Halicarnassus // GR. 1936, Vol. IV, No. 12. P. 149- ogil-VIKR. M., DRUMMON’D A. The Sources for Early Roman History // CAH. 2nd cd. VII. 2. 1989. P. 3−4. сюит привести упоминание Проматиопа (Rom. II) и Диокла из Пспарс-та (Rom. III — VIII), которые встречаются только у Плутарха и нигде более. Помимо биографий, Плутарх написал несколько десятков работ по религии и философии, в которых содержится немало важнейших сведений по истории легендарного Рима1.

Диодор Сицилийский получил свое прозвище оттого, что родился в городе Агире на Сицилии. Он написал историческое сочинение в сорока книгах, из которых до нашего времени дошли лишь пятнадцать. В Риме Диодор провел не менее тридцати лет (примерно с 70 до 36 г.), но работа его написана на греческом языке. Его «всемирная история» включала в себя описание событий во всех странах тогдашнего цивилизованного мггра. По мнению Э. Пайса, у этого сочинителя не было никакого политического или критического чутья, когда оп акцентирует внимание на незначительных деталях гг пропускает важные, гг единственный его талант — талант компилятора. Вероятно, Диодор во время сочинения труда гго ранней римской истории пользовался каким-то римским анналистом, не исключено, что таковым мог оказаться сам Фабий Пиктор, гго никаких точных доказательств тому мы не имс-з

Как это ни парадоксально, но мы располагаем лишь одной сохранившейся работой римского историка, где подробно излагается начальная римская история. Это сочинение, которое обычно называют' Ab Urbe condita, написанное уроженцем Падуи 'Гитом Ливием (примерно 59 г. до гг. э. — 17 г. п. э.). Из огромного массива 142-х книг сохранились лишь первые десять (от падения Трои до 293 г.), а также с XXI по

1 Липшицев С. С. Плутарх и античная биография: К вопросу о мсстс классика жанра в истории жанра. М., 1973. С. 47 — 69.

2 PAIS Ii. Histoire ancienne. Des origines a l’achevement de la conquete (133 avant J.-C). Paris, 1926. P. 15.

3 Э. Пане полагал, что источником для Днолора могли быть лаже «Annales MaximГ (Op. cit. P. 15).

XLV (219 — 167 it.), где события гак же, как и в фуле Дионисия, описываются год за годом. Ливии был первым римским историком, который не принадлежал к высшему римскому истэблишменту- он не был выходцем из знатного рода- не занимался государственными делами- Лзиний Поллиоп критиковал его за употребление провинциальных словечек («Patavinitas»: QUINTIL. Instit. I. 5. 56- VIII. 1. 3) — по всей видимости, он не был вхож в литературный круг Рима, да и умер он в Падуе (DESS. 2919), а не в Риме. Так что, если Ливии действительно был литературным наставником Клавдия (SUET. Claud. 41. 1) и был знаком с Августом (ГАС. Ann. IV. 34), то эти встречи, кажется, не сделали его значительной персоной римского нобилитета. По всей видимости, главной причиной популярности Ливия стали моральная направленность и патриотическая пылкост ь его сочинения1. Событиям до 509 года он посвятил первую кишу. Подобно Дионисию, Ливии пользовался трудами своих предшественников, по, увы, редко называет их по имени, чаше всего упо7ребляя абстрактные выражения: plures, auctores, pauci или лаже dicitur2.

С первого века до и. э. в Риме не без феческого влияния становятся популярными работы антикваров. Сами антиквары в целом относились без особой критичности к тем старинным записям, которыми они располагали. Очень важным для изучения легендарной истории Рима являе тся сочинение De lingua Latina М. Тсррспция Варрона (116 — 27 гг. до н. э.), дошедшее до пас лишь частично. В этом сочинении он демонстрирует пристрастие к этимологии, часто чрезмерно надуманное. Именно Варрон установил 753 год годом основания Рима. Следует назвать также Веррия Флакка, автора работы De verborum significatu. Он был вольноотпущенником- Август даровал ему дом, выделил жалованье

1 Ogilviii R. M., Drummond Л. Op. cit. P. 9.

Весьма вероятно, что Ливии в иеврой книге широко опирался на «Originel

Катона и «Анналы» Клавдия Квадрнгарпя (PAIS Е. Op. cit. Р. 17). и доверил ирисмоф за образованием своих внуков. В своем 'фуде Флакк проявляет особый интерес к вопросам лингвистики. Даже принцип построения его работа алфавитный, где одна лишь буква, А занимала первые четыре книги. Мы располагаем лишь некоторыми частями этого сочинения.

Важные сведения по истории легендарного Рима содержатся в сочинениях Полибия, Цицерона, Плиния Старшего, Евтропия, Ноипя Марцелла, в работе, приписываемой Аврелию Виктору, Origo gentis Котапае. Следует также упомянуть труды таких ранних христианских писателей, как Арнобий, Евсевий, которые в своей критике язычества приводили подчас уникальную информацию.

Эпиграфические данные

Неоднократно вызывал недоумение тот факт, ч то хотя в восьмом веке в центральной Италии был уже распространен алфавит, проникший из Греции, и найдены надписи, относящиеся к этому времени, но общее количество эншрафического материала VII — III вв. весьма незначительно. Вероятно, лишь случай может являться тому объяснением. Или же то, что само письмо в целом использовалось для решения каких-то важных государственных или жреческих задач или же для бытовых нужд состоятельных людей. Вот почему всякая надпись до III в. до н. э., которую можно как-то связачъ с мифами об основании Города, сразу же становится объектом самого дотошного внимания исследователей. К примеру, надпись LARE AINEIA D (ONOM), найденная в Тор Типьоза (Tor Tignosa), что в восьми километрах от того места, которое раньше занимал Лавиний, имеет, как минимум, пять вариантов интерпретаций1. В целом, исследователи вынуждены признать, что имеющийся эпихрафический материал, который относится к VI

1 weinstockst. Two Archaic Inscriptions from Latium // JRS. I960, Vol. 50. P. 115−116.

IV вв. до н. э., нс может считаться репрезентативным. Помимо этого, следует сказан., что многие надписи были просто-напросто утеряны. Совершенно уникальный материал был найден в Таормине на Сицилии в 1969 году: были обнаружены несколько надписей, содержащих краткое изложение работ некоторых историков, которые писали на греческом языке. Среди них был и Фабий Пиктор1.

Археологические данные2 Вплоть до 60-х п". двадцатого века интерес историков и археологов не был направлен на раскопки архаического Рима. В 30 — 40-е гг. ученых более интересовал императорский Рим, что было обусловлено политическими конъюнктурами того времени. Тем не менее найденный материал консервировали, прятали в запасниках и о нем забывали. Ситуация стала мсшпъся с конца 50-х гг., когда, наконец, результаты раскопок архаического Рима стали вызывать острейший интерес3. Археологические находки спровоцировали невиданный до этого времени интерес исследователей к самой ранней истории Рима и заставили пересмотреть ряд позиций, в частности, многие историки стали относиться к мифам об основании нс как к пустым выдумкам, а как к некоторой реальности. Новые археологические памятники заставили отказаться от того общепринятого мнения, что знакомство римлян с Энеем и принятие троянского происхождения произошло в самом конце четвертого — начале третьего века. Новые данные убеждают, что этот процесс произошел гораздо раньше: вероятно, даже в шестом веке.

1 Эти надписи были впервые опубликованы Дж. Мангапаро в 1974 году: manganaro G. Una biblioteca storica ncl ginnasio di Tauromenion e il P. Oxy. 1241 // PP. 1974, Vol. XXIX. P. 389— 409. Текст надписи и се перевод приводятся ниже (с. 94 — 95, а также см. Пршюжение X). Об археологии Рима речь будет еще идти ниже.

3 Одним из катализаторов такого интереса стала фундаментальная работа Э. Гъерстада в шести томах, оказавшаяся для меня, увы, недоступной: Gjerstad Е. Early Rome. Lund, 1953 — 73.

Остается лишь с сожалением констатировать, что археологи ведут свои работы достаточно случайно. M «виной» тому — скученность современной застройки. Археологи получают доступ только тогда, когда производится строительство нового здания или дороги. Вот почему мы можем лишь гадать, какие бесценные для науки находки могут скрываться гам, где еще не было лопаты археолога: на Целие, Авептине и пр. Поэтому перед тем, как обобщать археологический материал, необходимо четко представлять себе, что мы располагаем часто лишь разрозненными находками, представленные данные не могут дать нам целостную картину времен X — VI вв.

Обзор историографии

Первые римские анналисты долгое время находились в пренебрежении у современных историков. Главная причина заключалась в том, что разрозненные фрагменты невольно «отпугивали» всякого, кто привык иметь дело лишь с весомым наследием Ливия, Дионисия, Тацита. Образованные читатели восемнадцатого столетия своими сужде-ииями лишь повторяли сентенции Цицерона или Ливия. Первым автором, с которого следует начать этот краткий обзор повой историографии, является Б. Г. Нибур. В своем сочинении «История Рима"' он продемонстрировал по сути новый подход к существующим источникам, наметив новые казавшиеся ранее несущественными проблемы ис

1 Увы, но не со всеми необходимыми работами мне удалось познакомиться. Например, я так и не увидел такие важные работы, как: NlTSCII К. Die romische Лп-nalistik. 1873- jacoby F. Atthis. The Local Chronicles of Ancient Athens. Oxford, 1949- bung P. q. Fabius Pictor. Der erste Romische Annalist. Diss. Koln, 1950- wiseman T. P. A Roman Myth. Cambridge, 1995.

2 Нот, к примеру, что писал лорд Болингброк в одном из своих писем (1735 г.): «У римлян были хронист, или анналист, с самого начала существования их государства. Не позднее шестого столетия или очень близко к э тому времени у них появились антиквары и были предприняты попытки написать историю. Я называю эти первые исторические произведения только попытками или опытами- и они не были ничем большим — ни у римлян, ни у греков». болппгычж. Письма об изучении и пользе истории. N1., 1978. С. 56 — 57. торической пауки. Именно Нибур высказал теорию «застольных песен», которую поддержали многие исследователи.

С XIX века мнения исследователей о творчестве Пиктора можно условно разделить на две части. Наиболее устоявшееся мнение заключается в том, ч то сочинение Фабия Пиктора является неким следствием negotium а. Именно его придерживался Теодор Моммзен в своем сочинении «История Рима». По его убеждению, римская историография начинается только со времени Катона. Целью Фабия не было создание прагматической истории. Являясь крупным талантом своего времени, он создал новую для Рима литературную форму, когда даже не было еще подготовленной читающей публики. Это-то и стало причиной выбора греческого языка. Пиктор был первым, кто соединил два известных в Риме сказания в одно целое: греческое воззрение Тимея о фояице Энее и национальное — об альбанском царе Ромуле. Этот синтез двух чрадиций, по мнению Моммзепа, был сделан очень неискусно: всякий «римлянин должен был возмущаться при мысли, что древние римские пенаты хранились не в храме па римской торговой площади, как все до тех пор думали, а в храме, который находился в 2 ^

Лавипии". Т. Моммзен своим непререкаемым авторитетом наметил ту линию в исторической науке, которая воспринимала раншою римскую анналисгику как некое эстетическое явление, исходящее из эллипо-фильских кругов, стремящееся не столько породить что-то самобытное, сколько хорошо усвоить блестящие образцы существующего.

Одной из тех книг, которые подвели некий итог исторических размышлений с 1811 по 1870 год, стала фундаментальная работа немецкого исследователя Германа Петера, которому к моменту выхода книги было фидцать при года, хотя основная идея была сформулиро

1 NlEBUHR В. G. Romische Geschichte. Bde. 1 — 2. Berlin, 1811 — 1812- 2. Anfl. 1827−1830.

2 МОММЗНН Т. История Рима. Т. I. С. 716 — 717. nana, когда ему был лишь 21 год. Труд Петера, который получил название «Vctcrum historicorum Romanorum relliquiae» (первое издание — 1870 г.), состоит из двух примерно равных по объему частей. Часть вторая как раз и состоит из фрагментов сочинений тридцати ранних римских историков: от Фабия Пиктора до Гая Пизона, а также из сохранившихся фратентов Annales Maximi. Э та часть работы Пе тера до сих нор не потеряла своей важности, что подтверждаю т более поздние ее переиздания1. Каждый фрагмент был снабжен критическим аппаратом, и учтены контексты. Первая часть книги является уже текстом самого Петера, написанным, естественно, на латинском языке, в котором ученый достаточно подробно представляет биографии своих персонажей, а также основные проблемы, связанные с их историческими чрудами. Одной из слабых сторон введения Петера является то, что он рассматривает биофафии историков вне собы тий своего времени. Греческие анналы Пиктора, по мнению немецкого исследователя, были написаны уже после второй Пунической войны: ведь какой же «римлянин, когда в самой Италии бряцало оружие, занимался бы досужим делом, сочиняя историю?"2 Кроме того, если бы Пиктор написал свою историю в начале войны, то разве стал бы он для Полибия основным источником, а Аиииан разве назвал бы его аиуурафеа TtovSe tuv epyojv? Наконец, выбор феческого языка обусловлен неуклюжестью языка латинского: «Никто не удивится тому, ч то один из благородных римлян, презрев родную речь, описывал деяния своего народа по-гречески, и он поймет, собрав воедино вырезанные надписи на мраморе или бронзе, которые дошли до нас с того времени, что в то время язык римлян пе подходил для исторического сочинения (non apta tum

1 В 1914 году вышло «торос издание, несколько переработанное- в 1967 голу вышло репринтное издание. В настоящее же время английские ученые под руководством Т. Корнелла, Кр. Смита и Эл. Бисфема готовят новое издание.

2 «quod quem virum Romanum inter arma in ipsa Italia strcpentia otiosam historiac scribendac opcram dedisse arbitrabimur?» (VHRR. P. LXXI). fuerit lingua Romana ad historiam), что недостаточен он был тому человеку ученому и знающему (docto et erudito), который часто обращался к греческим писателям- никто не сможет меня упрекнуть Нсвиями или Ливнями, которые уже до Фабия были знамениты (iam ante Fabium floruerint), если вспомнит, что у всех народов сочинительспю в стихах было более древним, чем сочинительспю в прозе, поэтому я соглашаюсь с Исидором (Orig. I. 37. 2): «вед»" прежде все описывали стихами, стремление к прозе расцвело позднее1″". В подтверждение этой мысли Г. Петера ссылается на факты, относящиеся к другим к другим историческим эпохам: «известно, что почти в одно время Эккехард (Ekkehardum Vraugienscm), Отгон (Ottonem Freisingensem), Рагевин (Ragewinum) и другие использовали латыш», когда писали об отеческой истории, но стихи тогда же начали писан" уже на своем собственном языке. Точно так же позднее Фридрих Великий и другие аристократы описывали свои дела прозой на франко-галльском наречии, в то время как Глейм, Рамлер, Клейсг и другие поэты, которые писали уже па своем родном языке, стихи сочиняли с великой славой. Даже Лейбниц написал свое сочинение «Annales imperii occidentis Brunsviccnses» на латинском языке, хотя знал и всячески прославлял достоинства родного языка (linguae patriae virtutes), ко торый, как он полагал, не был еще достаточно удобен для ученых диспутов. Поэтому не следует соглашаться с мнением Нибура, что Фабий писал для греков, чтобы тс лучше узнали римлян"1.

Продолжением установившейся традиции стала хрестоматийная статья Ф. Мюггцера, вышедшая в 1905 году, где автор в целом разделяет отдельные позиции Т. Моммзсгга гг Г. Петера. Написанные после второй Пунической войны Греческие анналы состояли из трех частей: легендарная история основания Рима, история VI — IV вв. и описание собы

1 «Omnia enim prius versibus condebantur, prosac autem Studium scro uiguit». тин, в которых историк сам принимал участие. Именно у Пиктора в римской литературе впервые появляется Эней. И хотя римский анналист использовал значительное число имевшихся в его распоряжении источников, чрезмерный патриотизм мешал ему быть более объективным. Мюнцер называл Катона и Пизопа последователями Фабия, добавляя к ним еще и греческого историка Диокла из Пеиарета

Эту позицию в целом разделял русский исследователь В. Пирогов, который попытался лишь перенести возможную дату написания Анналов-, «после сражения при Каннах наступило относительное затишье в военных действиях на и тальянском театре войны- за исключением нескольких эпизодов (попытки Ганнибала овладеть Римом и нашествие Гасдрубала) война состояла из стратегических передвижений и крепостных осад"3. Все же следует признан», что это предположение не опровергает ри торического вопроса Г. Петера, но поводу того, что возможно ли было римскому сенатору во время войны заниматься таким иеримским делом. Д. И. Нагусвский также в целом поддерживал вышеозначенную позицию немецких исследователей. Он писал, что более раннее развитие поэзии — явление повсеместное (вспомним эпосы греков, индийцев, финнов, русские былины). Тогда, когда на римских подмостках звучал язык Плавта и Теренция, полный шры слов, проза была еще крайне неповоротлива, волоча на себе тяжкий 1руз ученичества. Причину же «фекоязычия» На1 у.е.вский видит в том, что, во-первых, прими тивный стиль «жреческих хроник и формул законоведения» не подходил для исторического изложения- а во

1 VHRR2. P. IJvXV — LXXVI.

2 munziir F. Q. Fabius Pictor // RE. Bd. VI. 2,1905. Sp. 1836 — 1841.

1 пирогов в. Исследования по римской истории преимущественно в области третьей декады Ливия. СПб, 1878. С. 168 — 169. вторых, фсчсский язык в то время был само собой разумеющимся языком всей существующей историографии1.

Этого ставшего уже традиционным взгляда придерживался Ф. Л. Пстровский. Он полагал, что латинский язык к третьему столетию уже обрел все необходимые формы, все нужные термины были уже выработаны, чтобы стать языком римской историофафии: на латыни писали семейные хроники, язык Плавта и Невия вполне подходил для описания исторических событий, да и сухость первых анналистов вполне адекватна сухости летописей великих понтификов. Таким образом, объяснить выбор языка лишь формальной стороной невозможно. Во т почему, по мнению Ф. А. Петровского, главная причина «фекоязычия» ранних анналистов заключается в моде тогдашнего образованного общества, для которого главным образом и предназначали свои сочинения анналисты2.

Но слелуег признать, что мнение о написании исторического сочинения Пиктора как следствии некоего досуга в двадцатом веке стало приниматься уже не всеми историками. В 1933 году появилась статья немецкого исследователя М. Гсльцсра «Римская политика у Фабия Пиктора», где автор очень последовательно доказывал, что историческое сочинение Пиктора следует рассматривать лишь в контексте политической истории второй Пунической войны. Выбор феческого языка историком был обусловлен тем, что в сложной ситуации, когда Риму фозила прямая опасность войны как с Карфагеном, так и с Грецией, необходимым стало появление исторического труда, предназначенного не для римской пока еще не сформированной читающей пуб нмуевскпп Д. История римской литературы. 'Г. 1: С древнейших иремен до эпохи Августа. Казань, 1911. С. 132. Через сорок лет того же взгляда придерживались французские пссследователи А. Апмар и Ж. Обойер: aym vrd А., auboykrj. Rome et son empire. Paris, 1954. P. 221.

2 петровский Ф. А. Ранняя латинская проза // История римской литературы. М., 1959. Т. I.C. 119. лики, а для феческой. Таким образом, в целом Греческие анналы имели ярко выраженную пропагандистскую направленность1.

Важным вкладом в историческую науку стал выход в свет в 1942 году фундаментальной работы Ж. Перрэ «Происхождение троянской легенды об основании Рима (281 — 31 гг. до и. э.)». Перрэ самым доскональным образом рассматривает сохранившуюся до наших дней традицию. Он особо подчеркивает, что у Пиктора досужие мифические вымыслы авторов чретьего века приняли черты действительного исторического сочинения. Именно он осуществил редкий союз эллииства с латыпыо, который станет столь очаровательным у Вергилия. Но рядом с ан тикваром и историком в Анналах своих нрав не утерял и политик. Именно под пером Пиктора бесполезные греческие сюжеты обрели черта, прославляющие римские доблести. Римский анналист впервые сумел — и в этом его великая заслуга! — представить потомков Энея как друзей феков, вопреки мнению, сложившемуся благодаря Тимею2.

Наиболее радикальный взгляд па проблемы основания Рима представил Л. Лльфельди в своей известной книге «Ранний Рим и ла-тииы». Этот исследователь ушерждасг, что Пикгор свою рабочу писал па феческом и именно для феков по той причине, что она была «задумана в качестве ответа па пропаганду со стороны смертельных врагов в Греции и в эллинистических государствах"3. Решение о написании Греческих анналов было санкционировано самим римским сенатом после возвращения Пиктора из Дельф в 216 г. Лльфельди специально подчеркивает, что многие сюжеты в сочинении Пиктора становятся понятными, если представить себе, ч то они были написаны именно в самый разгар трагических для Рима событий второй Пунической войны,

1 gelzer M. Romische Politik bei Fabius Pictor // GULZUR M. Kleine Schriften. Wiesbaden, 1964. Bd. III. S. 51 ff.

2 perret J. Les origines de la legende troyenne de Rome (281 — 31). Paris, 1942. P. 499 — 500.

1 Ai. I OLDI Л. Farly Rome and the Latins. Ann Arbor, 1965. P. 169. а не тогда, когда война уже завершилась. Статистика, которую приводит Пиктор, ч то против кельтов в 225 году встали 800.000 римлян, могла стать неким отражением того, что римские войска почернели полное поражение в первой половине Ганнибаловой войны1.

В 1979 году вышла фундаментальная монография американского исследователя Б. Фрпра «Libri Annales Pontificum Maximorum: Происхождение апналисгичсской фадицип"2. В подтверждение тезиса о политических целях Фабия Фрир приводи т дишппу из Тавромения, которая должна была означать знакомство сицилийских феков как минимум с первой частью сочинения Пиктора. Именно, но этой причине была выбрана феческая датировка для основания Города, феческая монетная система, а также была придумана феческая этимология латинских обычаев. Наконец, еще одной политической целыо была месть за потрепанную репутацию Фабия Максима, так что, но всей видимости, именно из Анналов Фабия берег свое начало хвалебный портрет Кунктатора. Более того, Пиктор мог использовать свое сочинение для прославления собственного рода в период ранней Республики3.

Но все же линия, намеченная Гельцером, не стала превалирующей среди исследователей двадцатого века. Наиболее последовательную позицию оппонентов выразил А. Момильяно в ряде своих статей. Ор. cit. Р. 170.

2 Libri Annalcs Pontificum Maximorum: The Origins of the Annalistic Tradition. Rotnc, 1979. В 1999 году вышло второе издание этой книги с небольшими изменениями, но оно осталось для меня недоступным. л frier В. W. Ор. cit. Р. 280sqq. Эта точка зрения была высказана еще Аль-фельди, и объектом вероятных нападок Фабия он называет род Клавдиев. Но это мнение не имеет практически никаких доказательств, на что справедливо было указано А. Момильяно: Quarto contributo alla storia degli studi classici e del mondo antico. Roma, 1969. P. 489. Если бы Клавдии почувствовали себя уязвленным и несправедливыми нападками из лагеря Фабиев, то мы бы об этом узнали, гак как у самих Клавдиев были свои историки. Момильяно приводит даже случаи, которыми непременно бы воспользовался Пиктор, будь у него лишь одно желание прославить свой род, по о которых он явно умолчал. См.: momigliano А. I’abius Pictor and National History // idem. Essays in Ancient and Modern Historiogtaphy. Oxford, 1977. P. 105.

Он наотрез отказывался принимать эчу «модную теорию» (fashionable theory), подразумевающую пропагандистскую подоплеку. Этот историк перво-наперво указал на отсутствие каких-либо свидетельств, подтверждающих, что Фабий создавал свой 'фул в пропагандистских целях. 'Гот факт, что в лагере Ганнибала находились два феческих историка, Силен и Созил, не может являться никаким доказательством тех же намерений в написании истории у Фабия Пиктора. Некорректно также выводить пропагандистскую цель из сопоставления Полибия: Фабий — Филин. Ведь Полибий критикует обоих этих историков не за наличие в их трудах пропаганды, а за пристрастие, что, разумеется, не одно и то же: «there is difference between bias and propaganda». Момильяно справедливо заметил, что перед тем, как использовать историческое сочинение в целях пропаганды, надо знать, как писать историю, и поэтому Фабий писал именно историческую работу без какой-либо политической подоплеки. И в работе Фабия есть примеры того, что автор, описывая современные ему собы тия, представил себя во всей строгости и справедливости. 'Гак, оп придерживался того взгляда, что к концу первой Пунической войны силы и Рима и Карфагена были полностью истощены. Помимо этого Фабий всю вину за развязывание второй Пунической войны возлагал только на Ганнибала, описывая конфликт между полководцем Карфагена и правителями этого города. Такое толкование не устраивало Полибия и оно даже, вероятно, было неверным, но следует признан", ч то Фабий в таком случае не называл всех карфагенян коллективно ответственными за развязывание новой войны. Таким образом, но мнению Момильяно, Фабий выбрал фече-ский язык исходя cyiy6o из литературных соображений, в частности, его явно никак не могла устраивать та, если так можно выразиться, литературная традиция, ч то утвердилась со времен создания Великих анналов. И таких примеров в античности было несколько, когда не-фек иисад на греческом языке историю своего парода: Менандр из Эфеса писал финикийскую историю, используя местную хронику, или иудей Деме фий. Причем оба автора жили примерно в го же самое время, что и Фабий1.

Важным событием стал выход статьи немецкого исследователя Д. Тимпе «Фабий Пиктор и начало римской историофафии». Ученый изначально отказался от каких-либо новых гипотез, связанных с Греческими анналами. Он лишь собирался, но его словам, выявит!" основную идею работы Пиктора, какова была структура сочинения и, наконец, какой эффект оно оказало. Д. Тимпе полагал, что «Фабий не был ни романтическим антикваром, ни политическим пропагандистом», тем самым исследователь словно старался соедишпъ два непримиримых мнения, впрочем предостерегая также от каких-либо чрезмерно категоричных заключений.

Напряженные научные поиски привели к тому, что к 90-м гг. возникла прямая необходимость в новом сборнике фрагментов ранних римских историков, в котором были бы учтены все новые эпшрафиче-ские материала и обобщены имеющиеся точки зрения. Такая титаническая работа была проведена французской исследовательницей М. Шассипье. В 1996 году вышел первый том сборника «Римские анналисты: Анналы понтификов и древняя анналисгика (фрагмент)». Эта работа охватывает фрагменты Анналов великого понтифика, а также четырех самых древних анналистов: Пиктора, Цинция Алимента, По-сгумия Альбина и Гая Ацилия. Подобно Петеру, Шассипье опубликовала критический материал к собранным отрывкам, и ею был написан вводный материал, состоявший из биофафий каждого римского историка, но в отличие от своего предшественника она предоставила и ие

1 Ibid. Р. 97 — 98.

2 TlMPE D. Fabius Pictor und die Anfangc der romischcn Historiographie // ANRW. Berlin, 1972.1. 2. S. 931. рсвод. Греческие анналы показаны не прост сами, но себе, как у Петера, но исследовательница поместила их в русло наметившейся римской традиции. По большей части автор отказалась от категоричного решения многих вопросов, которые уже долгое время находятся в поле пристального внимания историков. Хотя само международное положение в третьем веке, но мнению Шассинье, и должно было подтолкнуть Пиктора к сочинению пропагандистского труда, однако дошедшие фрагменты не позволяют делать такой вывод1. Выбор Фабием греческого языка объясняется здесь более литературными причинами, нежели политическими.

Наконец, в 2001 году вышел уже немецкий сборник отрывков первых римских анналистов «Ранние римские историки. От Фабия Пиктора до Гн. Геллия» X. Бека и У. Вальтера. Эта работа во многом оказывается сходной с французской: у каждого фрагмента есть свой перевод, ученые отказываются делать какие-либо категоричные

выводы, словно стараясь подвести итог, к которому подошла современная наука к началу двадцать первого века. Но в отличие от сборников Петера и Шассинье, отрывки имеют очень подробные отдельные комментарии. По мнению этих ученых, Пиктор наряду с Тимеем оказался одним из самых значительных историков третьего века. Особегггго подчеркивается то, что римлянин сумел разобраться в мешанине исторических и легендарных событий, представив их вполне связным рассказом. Бек и Вальтер вообще отказываются разрешать воггрос о том, для кого были написаны Анналы: для греческой читающей публики или для римской. Вероятно, цель была двоякая: ггекое намерение приблизиться к культурному миру и желание снять вину с римского Сената Cl i assign eit M. L’annalistique romaine. Les Annales des Pontifes. L’Annalis-tique ancienne (fragments). T. I. Paris, 1996. P. LI.

2 Die fruhen romischen Historiker. Bd. I. Von Fabius Pictor bis Cn. Gellius. Herausgegeben, ubersetzt und kommentiert von hans ВН (ж und uvvh w.u.tiir. Darmstadt, 2001. S. 17−18. за неудачные военные действия с Ганнибалом, особенно после канн-I ского поражения

Наконец, следует назван, несколько важных статей, посвященных тем или иным аспектам проблемы основания Рима. Общему вопросу о легендарном происхождении античных государств была посвящена небольшая, но блестящая работа Э. Бикермана «Origines gentium». В ней автор дает обзор различных древних традиций — не только феческой и римской, — связанных с кмисис, тем самым объясняя, почему именно греческая модель была взята римлянами, а не какая-либо иная, из существовавших в античное время2.

Английский исследователь I I. Хорсфолл неоднократно обращался к вопросу о происхождении Рима у самых разнообразных авторов. В статье «Некоторые проблемы легенды об Энее» он подробно анализирует сохранившуюся традицию, приходя к выводу, в частности, о неправдоподобности упоминания Стссихором в шестом веке о странствии Энея в «Геснерию». В итоге Хорсфолл, соединяя археологические и нарративные источники, утверждает, что легендарная связь между Троей, Римом и Альбой начинается только с конца четвертого века до н. э.

Принятие римлянами легенды о своем троянском происхождении явилось следствием греческого «культурного империализма» — таково заключение американского историка Э. Грюна. Принимая этот сюжет, римляне, с одной стороны, помещали себя в некие рамки не

1 Ibid. S. 58−59.

2 blckerman IL. J. Origincs Gentium // СР. 1952. Vol. 47. No. 2. P. 65 — 81.

3 Анализу «Илиоиской таблицы» Хорсфолл посвятил специальную статью: HORSFALL N. Stcsichorus at Bovillae? //JUS. 1979. Vol. 99. P. 26 — 48.

4 HoRSFAU, N. Some Problems in the Aeneas Ixgend // CQ. 1979. Vol.29. No. 2. P. 372 — 390. варварского мира, а с другой — словно находили свою самоидентификацию, называясь потомками легендарных греческих соперников1.

Резюмируя вышесказанное, следует ометить, что в исторической науке последних нескольких десятилетий наметился подход, при котором исследователи стараются высказывал" как можно меньше категоричных суждений, прекрасно осознавая скудосн" источииковой базы (Л. Момильяпо, Т. Корнелл). Они совершают подчас самые вирчуозные пируэты, чтобы подтвердить наше доверие к традиции. На многие важные вопросы XIX — нач. XX вв., словно бы по молчаливому согласию ученых, наложено своеобразное табу. И с чем большей досадой приходится констатировать, что научные бури, бушевавшие в 50 — 70 гг. среди западных антиковедов, остались практически не замеченными в пашей стране. Некий обзор новых археологических находок был представлен в работах Л. С. Ильинской и И. Л. Маяк. Кажется, сущесгоуют лишь три серьезные работы на русском языке, изданные в конце девятнадцатого — начале двадцатого веков. Это работа (кроме упоминавшегося выше чруда В. Н. Пирогова) Г. Мартынова4 и Н. Радцига5. С этого времени не выходило ни одной специальной работа, посвященной традиции легендарной истории

1 GrUI’N е. s. The Making of the Trojan Legend // idem. Culture and National Identity in Republican Rome. London, 1993. P. 6 — 51.

2 ИЛЬПНСКЛЯ А. С. История и культура античной Италии и Рима в свете археологических открытий последнего десятилетия (Проблема начала Рима. Новое в этрусской археологии. Вопросы пунической колонизации) // ВДИ. 1973. № 1. С. 174 — 201- ОНА ЖЕ. Находки в древнем Лации и их место в понимании традиции об Энее на Западе // ВДИ. 1983. № 3. С. 146 — 158- и тоги были подведены в работе: Легенды н археология. Древнейшее Средиземноморье. М., 1988.

3 МлЯК И. Л. Проблема возникновения Рима в исследованиях Э. Перуцци // ВДИ. 1975. № 56. С. 147 — 165- ОНА ЖЕ. Проблема генезиса римского полиса // ВДИ. 1976. № 4. С. 43- 55- ОНА ЖЕ. Проблема населения древнейшего Рима // ВДИ. 1979. ЛГ° 1. С. 71 — 94- итоги были подведены в монофафни: ОНА ЖЕ. Рим первых царей. Генезис римского полиса. М., 1983.

4 МАРТЫНОВ Г. О начале римской летописи // Уч. зап. ими. Моск. ун-та. Отд. ист.-фил. Вып. 32. М., 1903. С. 1 — 53.

5 РЛДЦНГ Н. Начало римской летописи // Уч. зап. ими. Моск. ун-та. Отд. ист.-фил. Вып. 32. М., 1903. С. 1−148. боты, посвященной фадиции лсгснларной истории основания Рима, ни одной специальной работа, посвященной Фабию Пиктору1.

Весьма разумное объяснение такому удивительному факту дал М. А. Гаснаров, назвавший советских исследователей послевоенного времени поколением, у которого не было «отцов» в пауке, а были только «деды». А то поколение, что осталось еще с дореволюционных времен, не занималось, как правило, с теми античными авторами, от работ которых сохранились лишь фрагменты.

Гллвл первая. Истоки и источники

Работа всякою историка, который занимается тем эпизодом истории, свидетельства о котором во многом безвозвратно утеряны, очень напоминает реставрацию древней разрушенной мозаичной картины: на огромной площади нужно у1"ада'п> в этих нескольких сохранившихся цветных фрагментах весь сложный замысел старого художника. Перебирая каждый кусочек — а многие из них та