Проблема читателя в эстетике литературного модернизма: Креативно-рецептивные аспекты лекционного дискурса В. Набокова

Целью предлагаемой работы является осмысление горизонтов деятельности читателя, обусловленных ими стратегий рассмотрения литературного произведения и способов говорения о нём (специфика дискурса) в эстетической рефлексии литературного модернизма.

Интерес к проблеме читателя по отношению к данному этапу развития словесного искусства проистекает из существенных свойств постсимволистского художественного сознания. Если в классической парадигме художественности «творческое поведение» (М. Пришвин) автора мыслится как креативное, то в рамках «неклассического единства художественной культуры» отчётливо осознаётся «внутренне диалогическая (коммуникативная) природа художественного творения"1.

В эстетических сочинениях, принадлежащих самим художникам слова («О собеседнике» О. Мандельштама, «Письма о русской поэзии» Н. Гумилёва, «Книги отражений» И. Анненского, нобелевская лекция И. Бродского), учёт адресата, «собеседника» объявляется важнейшей стороной словесного творчества.

Как отмечает М. JI. Гаспаров, «вся поэтика модернизма оказывается рассчитана на активное соучастие читателя: искусство чтения становится не Л менее важным, чем искусство писания (курсив наш. — А. П.)». Произведение словесно-художественного творчества воспринимается как «единое, но сложное событие», включающее в себя «и его внешнюю материальную.

1 См. подробнее об этом: Тюпа В. И. Постсимволистские эстетики адресованности // Дискурс. 2002. № 10. С. 6 — 13.

2 Гаспаров М. Л. Поэтика «серебряного века» // Русская поэзия «серебряного века», 1890 -1917. Антология. — М., 1993. С. 42. данность, и его текст, и изображённый в нём мир, и автора-творца, и слушателя-читателя" (М. М. Бахтин). Литературное произведение рассматривается как высказывание, обращенное от автора-творца к читателю-слушателю, а потому нуждающееся в адекватно реагирующем на него сознании. Другие аспекты «сложнособытийной природы» литературного произведения оцениваются как осуществляющие интерсубъективную эстетическую реальность.

Очевидно, что эстетический интерес к проблеме читателя вызван пересмотром творческих принципов классической художественности 19 века. По замечанию А. М. Зверева, в модернистской эстетике происходит разрушение свойственного классической эстетике принципа «миметической референциальности», вызванное кризисом «позитивистского миропонимания"1. Основой модернизма является не столько изображение действительности в многообразии объективных связей, сколько её „преломление“ в индивидуальном сознании» (см., например, анализ одного из фрагментов романа Вирджинии Вульф «Поездка к маяку» в работе Э. Ауэрбаха «Мимесис», в котором целостный образ бытия отсутствует, вместо этого осуществляется игра многочисленными точками зрения, что требует, несомненно, активной рецептивной деятельности читателя по своеобразному «собиранию» этой реальности в своём сознании). Творческой задачей художника, таким образом, становится не столько сотворение мира, аналогичного реальному, сколько воздействие на сферу восприятия адресата.

Для модернизма свойственно представление о дробности жизни. Как пишет А. М. Зверев, «ситуация отчуждённости, с которой человек сталкивается и в общественной, и в частной жизни, убеждаясь в невозможности реального взаимодействия и диалога с другими"3 — одна из ключевых в модернистской.

1 Зверев А. М. Модернизм // Литературная энциклопедия терминов и понятий. — М, 2002. С. 570.

2 Ауэрбах Э. Мимесис. — М., 1978. С. 516 — 564.

3 Зверев А. М. Модернизм.С.568. литературе. В таком случае интерес к проблеме рецепции приобретает онтологически значимый смысл: чтение видится способом преодоления отчуждённости, уединённого сознания субъекта, акцией коммуникативного взаимодействия («встречей» сознаний) автора-творца и читателя.

Доказательством правомерности вышеприведённых тезисов служит тот факт, что в постсимволистскую эпоху сами художники слова выступают как читатели, активно создающие тексты о других текстах, в которых объектом эстетической рефлексии становятся не только аспекты, связанные с онтологией литературного произведения вообще, но и собственные способы чтения конкретных художественных сочинений.

В предлагаемой диссертации мы обращаемся к изучению одного из таких «текстов о тексте» (М. М. Бахтин).

В качестве материала исследования выбираются лекции В. Набокова по литературе. Имеет смысл вначале вкратце описать сами набоковские лекции, чтобы обосновать наш выбор, а также конкретизировать цель диссертационного исследования.

Лекционные курсы по русской и зарубежной литературе читались Набоковым в американском колледже в Уэллесли (1941 — 1948) и в Корнельском университете (1948 — 1958). В 1951 году в Гарвардском университете Набоковым были прочитаны лекции, посвящённые роману Сервантеса «Дон Кихот».

После смерти писателя материалы его лекций были собраны, отредактированы и изданы в Америке известным текстологом и издателем Ф. Бауэрсом в двух томах: «Лекции по литературе» и «Русская литература в переводе». Первая книга построена по материалам курса «Мастера европейской прозы» (Дж. Остен, Диккенс, Флобер, Стивенсон, Пруст, Кафка, Джойс) — вторая содержала лекции, посвященные Гоголю, Тургеневу, Толстому, Достоевскому, Чехову и Горькому1.

Лекции Набокова направлены на имманентное изучение конкретного литературного произведения, насыщенное рефлексией, предметом которой как раз и являются процессы творчества и читательского восприятия.

Локализация внимания исключительно на одном произведении мотивируется главной целевой установкой Набокова, сформулированной в лекции «О хороших читателях и хороших писателях» (вводной к курсу лекций по зарубежной литературе).

Как стать хорошим читателем" или «О хорошем отношении к автору» -примерно такой подзаголовок подошёл бы этим разнородным рассуждениям, в которых я хочу с любовной и медлительной дотошностью разобрать несколько л шедевров европейской литературы" (курсив наш. — А. П.).

Добавим также, что Набоков требовал, чтобы студенты приходили на занятия с прочитанными текстами3.

Как видим, стратегическая линия набоковского лекционного высказывания связывается нес понятием «искусство писания», а с понятием «искусство чтения» (в заглавии вводной лекции даже осуществляется своеобразная инверсия: на первое место ставится не писатель, а читатель).

1 Сведения об истории появления и издания лекций см. в следующих работах: Bowers F. Introduction // Nabokov V. Lectures on russian literature. — San-Diego, New York, London, 1981. — P. VII — XVIIЮркина Л. А. Лекции В. В. Набокова о литературе // Русская словесность. 1995. № 11.-С. 74 — 83.

2 Набоков В. В. О хороших читателях и хороших писателях // Набоков В. В. Лекции по зарубежной литературе. — М., 1998. С. 24. В дальнейшем данная лекция и лекции по зарубежной литературе цитируются по этому изданию (сокращённо — ЛЗЛ). Лекции по русской литературе цитируются по изданию: Набоков В. В. Лекции по русской литературе. -М., 1998 (сокращённо — ЛРЛ). Номера страниц обоих изданий указываются в скобках. Эти отечественные издания дублируют издания, отредактированные Ф. Бауэрсом. Лекции о «Дон Кихоте» в сокращённом варианте опубликованы в отечественном издании лекций по зарубежной литературе. Полностью лекции о «Дон Кихоте» опубликованы в следующем издании: Набоков В. В. Лекции о «Дон Кихоте». — М., 2002.

3 Описание требований Набокова к организационной стороне лекций см. в названной работе Л. А. Юркиной. С. 74 — 75.

В данной диссертации лекционный дискурс В. Набокова мы рассматриваем как опыт эстетической рефлексии художника слова, вписывающегося в охарактеризованную выше стратегию осмысления литературного произведения как коммуникативного событиякак вариант неклассической рефлексии о литературном произведении.

Поэтому при анализе лекций мы исходим из того, что креативные (предлагаемые в лекциях интерпретации закономерностей творческого процесса и обусловленные ими принципы рассмотрения поэтики изучаемых произведений) и рецептивные (траектории читательского освоения литературного произведения, эксплицированные в лекциях) аспекты набоковского дискурса целиком и полностью определяются стратегической линией лекционного высказывания, сознательно выбранной автором (становление «хорошего читателя»).

Детальный анализ креативных и рецептивных аспектов лекционной эстетики В. Набокова и соотнесение рассматриваемогодискурса с эстетическими сочинениями других художников слова (многие из них оцениваются в литературоведении как источники взглядов В. Набокова, например, «Мастерство Гоголя» А. Белого) позволяют нам выявить закономерности осмысления проблемы чтения и восприятия в эстетической рефлексии литературного модернизма в целом, а также свойства её дискурсивной организации.

В литературоведении подход к сущности литературного произведения в рамках неклассического художественного мышления отрефлексирован, недостаточно осмысленным представляется само поведение неклассического читателя (исключение в этом плане, может быть, составляет работа А. Компаньона «Демон теории», в которой автор в главе, посвящённой проблеме читателя, даёт характеристику «привативного понимания чтения» в сочинениях М. Пруста1), его рецептивно-эстетические и феноменологические координаты. Это и составит предмет исследования в данной работе.

Новизна и актуальность исследования обусловлены тем, что в предлагаемой диссертации эксплицируются эстетически продуктивные для неклассического художественного мышления стратегии освоения литературного произведения.

Таким образом, сформулированная выше цель работы может быть конкретизирована в виде следующих стратегических задач, решаемых на основе текстуального анализа лекционного дискурса В. Набокова, связанных с осмыслением различных аспектов деятельности читателя в эстетической рефлексии литературного модернизма: 1) прояснение феноменологических закономерностей протекания процессов творчества и восприятия в эстетической рефлексии литературного модернизма- 2) осмысление представления о читательской дистанции и реконструкция наиболее адекватного для нового эстетического сознания способа читательского поведения- 3) определение стратегий, направленных на активизацию читателя, на «оживление» его рецептивных потенций- 4) экспликация предлагаемых способов освоения художественного текста и их значимости в контексте общей рецептивной «направленности» эстетической рефлексии.

Материал исследования, поставленная цель и задачи определяют методологию нашей работы.

Для выявления специфики изучения поэтики литературных произведений в лекциях Набокова мы обращаемся к целому комплексу понятий, разработанных в современной теории литературы и характеризующих различные аспекты внутреннего мира произведения (художественное время и художественное пространство, событие, сюжет) и его композиционно-речевого строя (описание, повествование, точка зрения, «образ языка»). В диссертации теоретически осмысливаются предлагаемые в лекциях траектории.

1 Компаньон А. Демон теории. — М., 2001. С. 164 — 172. рассмотрения различных аспектов поэтики изучаемых произведений в контексте поставленной цели лекционного высказывания (поэтому здесь решающим для нас становится критерий новизны — традиционности: как целевая установка лекций обуславливает выбор соответствующих стратегий изучения конкретного литературного произведения и насколько они соотносимы со стратегиями современной теории литературы).

Важным представляется также выход в смежные с теорией литературы области рецептивной феноменологии и эстетики, а также герменевтики.

Необходимость обращения к рецептивной феноменологии и эстетике диктуется тем, что значимыми для предлагаемой диссертации являются проблемы чтения и восприятия. Важным оказывается обращение к работам, в которых рефлексируются различные аспекты читательской рецепции.

Выход же в область герменевтики обусловлен тем, что в зону нашего внимания попадает не само литературное произведение, а слово о нём. Поэтому для дискурса «текста о тексте» продуктивны такие герменевтические понятия, как «Я» и «Другой», «своё» и «чужое» (носитель лекционного слова выступает как говорящий о чужом слове — слове изучаемого автора и его произведенийлюбой «текст о тексте» — это зона, где встречаются «своё» и «чужое» слово), «часть» и «целое».

Кроме того, мы, вслед за П. Рикёром, можем говорить по отношению к лекциям Набокова не только о «герменевтике текста», но и о «герменевтике социального действия"1: чтение лекций как определённый социокультурный процесс, приводящий к созданию интерсубъективного коммуникативного.

1 Рикёр П. Герменевтика. Этика. Политика. — М., 1995. С. 9. В данной работе философ пишет о том, что любое социальное действие (в данном случае чтение лекций в студенческой аудитории) следует рассматривать как «квазитекст», доступный интерпретации, ибо «действие несёт в себе изначальное сходство с миром знаков, правил, норм, короче говоря — значений» (Рикёр П. Указ. соч. С. 10). К тому же любое социальное действие является преимущественно деянием говорящего человека, любой социально значимый и символически опосредуемый жест можно трактовать как высказывание, требующее отклика со стороны лица, к которому он обращен. пространства, где осуществляется взаимодействие автора высказывания о «чужих» авторских текстах и аудитории.

Методологическую базу исследования, таким образом, составляют работы по теории литературы (М. М. Бахтин, Б. О. Корман, В. И. Тюпа), герменевтике (М. М. Бахтин, П. Рикёр, Г. Гадамер) и феноменологии творчества и восприятия (Р. Ингарден, М. Мерло-Понти).

Диссертация состоит из введения, трёх глав и заключения. Структура работы всецело определяется целью и задачами работы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Итак, рассмотрение лекционного дискурса В. Набокова в контексте эстетических новаций 20 века позволяет сделать существенные выводы относительно специфики осмысления проблемы читателя в рамках «неклассической эстетики адресованности» (В.И. Тюпа).

В текстуальных «разборах» классики, принадлежащих самим художникам слова, с одной стороны, эстетически ценностным оказывается представление о читателе как «идеальном» адресате автора (отсюда рассуждения о том, что автор всегда «создаёт» своего читателя), с другой стороны, непосредственное рецептивное поведение читателя («ценностные стратегии живого восприятия"1) также является предметом пристального внимания. Любой элемент структуры произведения (как изображённого мира, так и текста) оценивается, если можно так выразиться, с точки зрения его рецептивной убедительности (насколько тот или иной художественный образ, приём или элемент стиля производит на читателя эстетическое впечатление).

Акцент делается не столько на результативности акта чтения (когда читателю, знакомому с произведением, рассказывается о его структурных или смысловых закономерностях, или эксплицируются основные идеи произведенияв этом случае реципиент лишь вспоминает акт чтения, состоявшийся в прошлом), сколько на его событийности, процессуальности, непосредственной развёртываемости в настоящем. Технологические.

1 Формулировка из работы: Лавлинский С. П. О некоторых аспектах филолого-педагогаческой и художественной реабилитации «наивного реализма» (подступы к разработке концепции онтологической практики реального читателя) // Литературный текст: Проблемы и методы исследования. 6/ Аспекты теоретической поэтики: К 60-летию Натана Давидовича Тамарченко. — М., Тверь, 2000. Вып. 6. С. 79. процедуры лекционного освоения произведения (обильный пересказ-цитирование, картографирование, отказ от объяснения во имя показывания) выступают не как способы оформления неких концептуальных закономерностей, а как пути «оживления» рецептивных потенций читателя-слушателя. «Текст о тексте» таким образом, действительно, функционирует как «событие жизни текста» (М. М. Бахтин).

Чтение литературного произведения предстаёт не как абстрактный феномен, а как целостное событие, особый отрезок бытия читателя, отделённый от его биографической жизни и способствующий его перцептивному обогащению.

Не случайно структура читательского переживания в лекциях Набокова оказывается связанной, с одной стороны, с аспектом «вживания» (при «первочтении», первичном освоении литературного произведения) читателя в изображённый мир, принимающего характер перцептивного «приключения» в необычном для читателя времени и пространстве, и «отрешённости» (при «перечтении», когда создаётся эстетически значимая дистанция между читателем и изображённым миром), позволяющей читателю осуществить свою «восполняющую» деятельность как «эстетически деятельному субъекту» и как «со-творцу» произведения.

Понимание чтения как «приключения» в воображаемом мире обусловлено, видимо, существенной переоценкой статуса реальности в новой эстетике. Первичная реальность рассматривается как некое невыразительное подобие мира, созданного творческим воображением художника. Поэтому акцент делается на особой телесно-зрительной активности читателя. Читатель в буквальном смысле «пробрасывает» своё тело из первичной реальности в изображённую, освобождаясь тем самым от инерции собственного существования.

Процедуры же «первочтения» и «перечтения» оказываются значимыми для лекционной эстетики, поскольку задают пределы рецептивной деятельности читателя, очерчивая горизонты его видения внутри самого литературного произведения. Необходимость чёткого видения предметного мира произведения читателем обусловлена стремлением обуздать слишком активное читательское воображение, нередко приводящее к неадекватному «восполнению» «схематического костяка». Благодаря совмещению читателя с изображающим субъектом в определённой зрительной позиции осуществляется переход читателя «эмпирического» в читателя «конципированного» (если пользоваться формулировкой Б, О. Кормана), чей пространственный и ценностный кругозор ограничен пределами видения, которые заданы текстом. Этим обусловлено регулярно осуществляемое в лекциях «дробление» литературного произведения на отдельные «куски», затем собирающиеся воедино (стратегия медленного «рассматривания» каждого фрагмента). Такого рода деятельность способствует осуществлению литературного произведения как коммуникативного события, предполагающего ответственное поведение читателя в акте рецепции.

В контексте «эстетики адресованности» становится понятным продуктивное для многих авторов противоположение Гоголя-художника и Гоголя-проповедника, «прозрачного» и «непрозрачного» слова. Творческое поведение Гоголя оказывается эстетически не продуктивным, поскольку не требует никаких рецептивных усилий. В силу своей риторичности в слове Гоголя отсутствует «зерно недосказанного», которое должно «разрастись на почве воспринимающего сознания» (В. Тюпа). Искусственно смоделированные заповеди превращают читателя в некий «пустой сосуд», сводя к минимуму его рецептивную активность.

Последней, кстати, способствует и «образ языка» лекций. Набоков, по сути дела, в лекциях создаёт «прозрачное» слово о «прозрачном» слове литературных произведений, так как структура текста, явления стиля, как и у А. Белого, описываются посредством «зримых» метафор. Слово о литературном произведении становится плотным, физически ощутимым, обладающим ритмико-интонационной и фонетической выразительностью, а потому требующим реакций, аналогичных реакциям читателя на исследуемые произведения («чтение позвоночником»).

Подчёркнутая эссеистичность и насыщенность дискурса «зримыми» метафорами обусловлена, видимо, не столько креативными («текст о тексте», созданный художником слова), сколько рецептивными причинами. Слово пронизано читательскими впечатлениями от прочитанного произведения, оно не удаляется, а, наоборот, приближает читателя к метафорически насыщенным произведениям мировой литературы, иногда копируя слово изучаемого произведения («обыгрывание» «носологических» метафор в работах А. Белого и лекциях В. Набокова). Выбор языка «дискурсивных писаний» (В. Александров) о литературном произведении диктуется стремлением найти слово, способное воплотить, передать собственные читательские ощущения (см, например, суждение И. Анненского в предисловии к первой «Книге отражений»: «Тем более сложным и активным оказывается фиксирование наших впечатлений"1). Сам «текст о тексте» требует не пассивного усвоения предлагаемых трактовок, а активно воспринимающего сознания.

Тот факт, что в лекционной эстетике В. Набокова обнаруживаются элементы отличных друг от друга эстетических систем (формалисты, ММ. Бахтин, рецептивная философия 20 века), отнюдь не кажется случайным. Лекции отнюдь не представляют собой некое эклектичное образование. Обращение к различным языкам описания креативных и рецептивных стратегий лекций по литературе в диссертации вызвано не исследовательским произволом, но самим материалом исследования. Соседство элементов разных эстетических и рецептивно-феноменологических концепций мотивировано тем, что дискурс Набокова представляет собой опыт осмысления различных стадий и вариантов читательской рецепции. Таким образом, лекции действительно, не.

1 Анненский И. Книги отражений. — М, 1979. С. 5. представляют собой нормативного историко-литературного курса, а способствуют формированию культуры полноценного читательского восприятия литературного произведения.