Образы пространства в папском церемониале XIII — XIV вв

Рост «мобильности папской курии» (термин А. Паравичини Бальяни)1 в XII—XIII вв. способствовал формированию нового типа церемониала. По подсчётам А. Паравичини Бальяни, в период с 1198 по 1304 годы папы провели вне Рима в общей сложности почти 60% временимногие из них, например, Урбан IV (1261−1264) и Климент IV (1265- 1268) вообще не появлялись в городе св. Петра. Основной тенденцией развития церемониала в это время становится его универсализация — на место характерных для Рима и римской топографии литургических и окололитургических практик приходят такие обряды, которые можно было совершать где угодно за пределами главной резиденции папы. Эта эволюция поставила перед знатоками литургии и церемоний при папском дворе вопрос о том, что такое церемония в принципе? Какие её детали, характерные для Рима с его необычной церковной архитектурой и городской планировкой, являются принципиальными и требуют переноса на новую почву без изменений, а какие могут быть адаптированы к местным условиям? Подобные вопросы в терминологии, характерной для своей эпохи и определенной профессиональной ниши, актуализируют проблему создаваемого и воссоздаваемого пространства в этот период.

Вопрос организации и восприятия пространства на разных уровнях (жилище, общественные и сакральные пространства, природные и рукотворные ландшафты, вселенная и пр.) представляется одним из ключевых в самопознании человека и общества. Сегодня уже не вызывают столь бурных, как ранее, дискуссий теории, усматривающие в пространственных метафорах одну из важнейших основ структуры языков и.

1 Paravicini Bogliani Л. La mobilita della curia romana nel secolo XIII. Riflessi locali // Socicta e istituzioni del!'Italia comunale: L’esempio di Perugia (secoli XII-XIV). Vol. 1. Perugia, 1989. P. 155−278 (переиздана с сокращениями: Itineranza pontificia. La mobilita della curia papale nel Lazio (secoli XI1-XIII) / Ed. S. Carocci. Roma, 2003. P. 3−80). человеческого мышления2. О значении воспринятых через окружающее пространство моделей для структурирования различных категорий действительности говорят в один голос и историки, и психологи, и философы. То или иное понимание пространства служит основой для построения иерархий, отделения «своего» от «чужого», самоидентификации человека и сообщества, структурирует социальные, экономические, религиозные и культурные практики3.

Представление о восприятии пространства как категории исторической и историчной является завоеванием гуманитарных наук XX в. Историки минувшего века значительное внимание уделяли восприятию людьми прошлого окружающей их среды, представлениям о мироустройстве и их отражениям в архитектуре жилищ, усадеб, общественных пространств. На более обобщенном, социологическом, уровне, исследовалось создание и воспроизводство пространства как носителя определённой экономической парадигмы. Сравнительно недавно был сформулирован ещё один фокус «пространственных» штудий — пространство ритуала (иначе церемониальное, перформативное пространство).

Теория перформативного пространства4 весьма перспективна для изучения особенностей мышления различных социальных групп. Пространство ритуала, определяемое не только конкретным местом его совершения и архитектурными или естественными границами площадки -«сцены», но и расположением групп людей, символически значимых объектов и даже жестами участников ритуала — один из идеальных примеров «создаваемого» (рационально конструируемого) пространства. В.

2 Лакофф Дж, Джонсон М Метафоры, которыми мы живём. М., 2004 (1-ое изд. на англ. языке — Chicago, 1980) — Лакофф Дж Женщины, огонь и опасные вещи. Что категории языка говорят нам о мышлении. М., 2004 (1-е изд. на англ. языке — Chicago, 1987). См. также главу о структурирующих язык пространственных представлениях в Talmy L. Toward a Congnitive Semantics. Vol. 1. Cambridge, 2000. P. 177−254.

3 Подробнее о различных пониманиях пространства и способов его изучения см. на С. 19−46 настоящей работы.

4 Подробнее см. на С. 46−59 настоящей работы. нём воплощается целый комплекс представлений об устройстве мироздания, общества, отдельных его институтов, о соотношении между социальными группами.

Изучая особенности появления и воспроизводства тех или иных типов ритуальных пространств, исследователь приближается к пониманию механизмов, определявших социальное мышление и «коллективную память» (термин М. Хапьбвакса)5 людей прошлого и, вероятно, продолжающих сказываться на восприятии пространства современным человеком.

Концепция особого пространства ритуала была сформулирована главным образом в 1980;1990;х гг. на стыке изучения истории архитектуры, социологического и семантического прочтения средневековых ритуалов6. В 1988 году в Туре состоялся симпозиум «Архитектура и социальная жизнь"7, объединивший историков и архитекторов. На рубеже 1980;х и 1990;х появилось множество исследований на схожие сюжеты8. В 1994 году прошёл коллоквиум «Церемониал и пространство"9 в Потсдаме, организованный «Комиссией по изучению резиденций» под руководством В. Паравичини. В материалах этих конференций церемония рассматривалась как единство участников, места и времени действия. Интерес к пространству церемонии как своего рода «сцене» для церемонии сочетается с определением s Halbwachs M Les cadres sociaux de la memoire Paris, 1925 (перевод: Хальбвакс M Социальные рамки памяти. M., 2007) — Idem La topographie legendaire des evangiles en Terre Sainte. Paris, 1941. См. также: Хальбвакс M Коллективная и историческая память // Неприкосновенный запас. 2005. № 2−3 (40−41). [Электронный ресурс] URL: l) ltp://maga7ines.mss.ni/nz/2005/2/ha2.html (Последнее обращение: 20.08.2012).

Пионером в этой области является Н. Элиас, обративший внимание на то, что организация пространства жилища может стать богатейшим источником сведений о представлениях об общественной структуре в целом. См.: Элиас II Придворное общество: Исследования, но социологии короля и придворной аристократии / Пер. с нем. яз. А. П. Кухгенкова, К. А. Левинсона, А. М. Перлова и др. М., 2002 (оригинал: Elias N. Die hofische Gesellschaft. Untersuchungen zur Soziologie des Konigtums und der hofischen Aristokratie. Berlin, 1969).

7 Architecture et vie sociale. L’organisation interieure des grandes demeures a la fin du moyen age et a la Renaissanceactes du colloque tenu a Tours du 6 au 10 juin 1988 / Ed. J. Guillaume. Paris, 1994.

8 Библиографию см.: Paravicini W. Zeremoniell und Raum // Zeremoniell und Raum: 4. Symposium der Residenzen-Kommission der Akademie der Wissenschaften in Gottingen / Hrsg. W. Paravicini. Sigmaringen, 1997 (Residenzenforschung, 6). S. 28−36.

9 Zeremoniell und Raum (как в ch. 8). проблематики «церемониального пространства», понимаемой не только как изучение взаимного расположения участников, по и как анализ символического значения границ пространств и способов их перехода, как рассмотрение того, что собой представляли и как с течением времени изменялись основные принципы устройства разного рода резиденций, дворцов, а отчасти и храмов. Появление и разработка в 1990;х гг. различных методик изучения пространства церемонии во многом способствовали заметному изменению в 2000;х гг. монографических исследований, посвященных средневековым зданиям, площадям и городам. К традиционным искусствоведческому и археологическому аспектам их изучения добавился новый — использование значимых центров городского или дворцового пространства как площадок для церемониальной активности (см., например, работы С. де Блау, Г. Радке, Г. Кершера, К. Миллера)10.

Благодаря этим исследованиям, в настоящее время уже не подвергается сомнению то, что пространство является одной из ключевых составляющих языка церемонии. Тот или иной ритуал совершается в определенном, предназначенном для него пространстве, использует те или иные его особенностипространство структурирует церемонию и задаёт контексты её восприятиярасположение участников церемонии относительно друг друга и вокруг символического центра пространства ритуала — важнейшая характеристика совершающегося действа. Однако в большинстве современных работ, посвященных пространству и пространственности в церемониях, речь идёт скорее об архитектуре или особенностях передачи в ней тех или иных политических или богословских смыслов. В то же время не часто ставятся вопросы о том, чьими глазами и как мы «видим» те или иные.

10 Blaauw S., de. Cultus et Decor. T. 1−2. Citta del Vaticano, 1994 (Studi e testi, 355−356) — Rcidke G. Viterbo: Profile of a Thirteenth-Century Papal Palace. Cambridge, 1996; Kerscher G. Architektur als Reprasentation: spatmittelalterliche Palastbaukunst zwischen Pracht und zeremoniellen VoraussetzungenAvignon — Mallorca — Kirchenstaat. Tubingen, 2000; Miller C. The Bishop’s Palace: Architecture and Authority in Medieval Italy. N. Y.- London, 2000. церемонии и ритуалы"? В чём заключаются особенности описания и конструирования пространственных моделей церемоний, какое мировосприятие они отражают?

Эти вопросы мы осветим на материале описаний папских церемоний XIII — нач. XIV века. Понятие «церемония» следует в данном случае трактовать широко. Комплекс церемониальных практик римской курии включал как обычные обряды литургического года и торжественные службы, проводимые папой (или в его присутствии) в особо важные дни литургического года, так и вполне «светские» церемонии встречи послов или самих государей, правила проведения торжественных трапез, созыва Соборов и пр. В отличие от более поздней эпохи, церемониал этого времени не предполагал разделения на светские и церковные обряды. Сборники (получившие впоследствии название «церемониалов») объединяли тексты чинов (лат. огсНпез), описывавшие или устанавливавшие правила, по которым строилось любое появление папы или других представителей курии на публике.

Важнейшей методологической предпосылкой нашего исследования является допущение того, что любое описание является созданной по определенным правилам интерпретацией воспринимаемого явления. С одной стороны, эти правила определяются языком и его стилем, соответствующим той социальной и интеллектуальной группе, к которой принадлежит автор исследуемого текста. С другой стороны, за способами восприятия и описания явления стоят господствующие в культуре способы отношения к времени, пространству и к человеку.

Руководствуясь этим соображением, мы избрали центральной темой исследования соотношение реального (воспринимаемого) и описываемого пространств в текстах, посвященных литургии и окололитургическим.

11 Едва ли не единственным примером такого подхода является работа Бойцов М. А. Величие и смирение. Очерки политического символизма в средневековой Европе. М., 2009. практикам римской курии в XIII—XIV вв. К таким практикам мы относим различные виды богослужения, прочие обряды, происходившие в церкви, городские процессии, публичные обряды, сопровождавшие вступление римского понтифика на кафедру и осуществление им власти.

Под «пространством» далее мы будем понимать не любые пространственные описания, а лишь те, которые образуют некую систему и осмысляются авторами описаний как целостность •— своего рода образы пространства. Как представляется, такое ограничение позволит отсеять все малосущественные пространственные описания обрядов (т.е. те, в которых пространственное измерение для авторов указаний или толкований малозпачимо). С другой стороны, обращение именно к образам пространства, а не к пространству в широком его понимании, позволяет апеллировать к конкретной традиции и конкретной культурной и социальной группе, в рамках которой эти образы формируются и существуют.

Для воссоздания образов пространства, бытовавших в сознании близких к курии клириков, мы используем два взаимодополняющих типа источников. Первый представляет собой церемониальные инструкции, содержащиеся в так называемых римских чинах или рубриках (ordines Romani). Чины содержат краткие указания относительно проведения того или иного обряда, иногда (но крайне редко) включающие полные тексты произносимых молитв. Чины дошли до нас в составе сборников, важнейшими из которых в XIII в. являются Понтификал, Бревиарий Иннокентия III с позднейшими дополнениями, «Церемониал Григория X», «Церемониал Латино Малабранки». Отдельные чины XIII и начала XIV вв.

12 «j ч> были включены в «авиньонские сборники» сер. XIV в. Важнейшей проблемой в изучении того, какой тип социального сознания стоит за чинами, является отсутствие полноценных комментариев на описанные во всех этих текстах действия. О том, что считалось важной частью церемонии,.

1 ^ Подробнее см. С. 64−77. а что — второстепенной, какие пространственные описания складывались в пространственный образ, а каким не придавалось особенного значения, приходится судить лишь гипотетически, сверяя множество однотипных документов и обращая внимание на оговорки или изменения указаний от случая к случаю.

Из-за этого традиционный для исследователей папского церемониала анализ указаний чинов дополнен нами рассмотрением ряда литургических трактатов, содержащих аллегорическое толкование мессы. Имевшая к тому моменту уже многовековую историю13 традиция толкования богослужения предполагала рассмотрение описаний службы через призму теории четырёх смыслов Писания. Богослужение рассматривалось в таких трактатах как метатекст, требующий истолкования. Однако, хотя мы и не можем говорить о восприятии и описании непосредственного пространственного опыта литургистами, допустимо всё-таки утверждение, что в выборе объектов для истолкования и в основных принципах наделения пространства новым богословским смыслом отразилось видение авторами реальной (или воображаемой) литургии.

Выбор нами «Рационала божественных служб» Гийома Дюрана (ок. 1230−1296) в качестве основного источника обусловлен несколькими соображениями. Во-первых, это наиболее обширное и полное из известных средневековых толкований литургии — в восьми книгах «Рационала».

13 О средневековых латинских толкованиях служб см.: Franz A. Die Messe im deutschen Mittelalter. Beitrage zur Geschichte der Liturgie und des religiosen Volkslebens. Freiburg im Breisgau, 1902; Wilmart A. Expositio missae // Dictionnaire d’archeologie chretienne et de liturgie. Vol. 5. 1922. Col. 1014−1027- Jungmann ,/. A. Missarum Solemnia. Eine genetische Erklarung der romischen Messe. Wien, 1952. Bd. 1. S. 98−223- Gy P.-M. Expositiones missae // Compagnie de Saint-Sulpice. Bulletin du Comite des etudes. 1958. Vol. 22. P. 223−232- Huiisslmg A. Messe (Expositiones missae) // Dictionnaire de Spiritualite. Vol. 10. 1980. P. 1083−1090- Schaefer M. M Twelfth Century Latin Commentaries on the Mass: Christological and Ecclesiological Dimensions. [Diss.] 1983; Reynolds R. E. Liturgy, Treaties on // Dictionary of the Middle Ages. Vol. 7. 1986. P. 624−633- Kilmartin E. ./. The Eucharist in the West: History and Theology. Collegeville (Minn.), 1998. Barthe C. The «Mystical» Meaning of the Ceremonies of the MassLiturgical Exegesis in the Middle Ages // The Genius of the Roman Rite: Historical, Theological, and Pastoral Perspectives on Catholic Liturgy. Chicago, 2010. P. 179−197. содержатся описания и толкования здания церкви, функции различных мшшстрантов (участников литургии помимо служащего священника и епископа), хода торжественного богослужения, особенностей служб суточного и годового циклов, принципы календарных расчётов и пр. Во-вторых, автор «Рационала», Гийом Дюраны, был чрезвычайно близок к курии и потенциальным авторам чинов. Получив блестящее юридическое образование в Болонье, по приглашению Климента IV в 1264 г. он прибыл к папскому двору, с которым впоследствии была связана большая часть его жизни. Так, Г. Дюран сопровождал папу Григория X на II Лионский Собор в 1274 г., он являлся каноником папской капеллы и в течение долгого времени занимал пост аудитора дворца. Таким образом, тот литургический опыт, на который ссылается Г. Дюран как на один из источников трактата, был приобретен в Риме. Вполне вероятно также, что именно близость к курии с её традиционным восприятием богослужения и его толкования стали причиной написания Дюраном своеобразной суммы аллегорического толкования богослужений в то время, когда к северу от Альп интерес к ним явно падал15. В-третьих, несомненно, что «Рационал» занял заслужено почетное место в библиотеках знатоков церемоний. Так, например, в «Церемониале Пьера Амей» последней четверти XIV в. содержится ссылка на символическое толкование Г. Дюраном папской розы16. Как кажется, эти соображения подтверждают правомерность соотнесения «Рационала» с чинами римской курии.

14 О биографии Дюраиа см.: Letierq A. Guillaume Duranti, surnomme le Speculateur // Histoire literraire de la France. Paris, 1842. Vol. 20. P. 413−430- Amirieu M. Le Pontifical romaine au Moyen Age. Vol. 3. Citta del Vaticano, 1940. P. 3−5- Vasina A. Guillaume Durand, recteur de Romagne // Guillaume Durand, eveque de Mende. P. 33−45- Ткачепко A. A. Дуранд // ПЭ. T. 16. C. 346−348.

15 Так, Альберт Великий назвал аллегорические толкования «противными всем верующим» (Albertus Magnus. De sacrificio missae // Idem. Opera omnia / Ed. A. Borgnet. Paris, 1899. T. 38. P. 1−189. III. 15.2). Цит. по: Jungmann J. A. Op. cit. Wien, 1952. Bd. 1. S. 150.

16 Dykmans M. Le ceremonial papal de la fin de Moyen Age a la Renaissance. Vol. 4. Le retour a Rome ou le ceremonial du patriarche Pierre Ameil. BruxellesRome, 1985 (Bibliotheque de l’Institut historique belge de Rome, 27). P. 113.

Главной задачей является выявление и анализ пространственных образов литургических и окололитургических практик римской курии XIII— первой половины XIV века. В рамках этой задачи можно сформулировать несколько вопросов: какие типы пространственных образов можно выявить? В соответствии с какими правилами они конструируются? Какое место они занимают в осмыслении обрядов? Рассмотрение в диссертационном исследовании этих проблем предполагает анализ дискурсивной роли пространственных образов в общем церемониальном дискурсе. Другой задачей является рассмотрение пространственных образов в более широкой.

17 перспективе — как формы «культурной памяти» (в понимании Я. Ассмана). Здесь ключевыми вопросами будут следующие: как пространственные образы формируют облик церемониала? Какую информацию они хранят и как способ хранения этой информации связан с отношением культуры к пространству, времени и человеку?

11Лссман Я. Культурная память. Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. М., 2004.

Историография.

Предлагаемый читателю историографический обзор служит введением в проблематику изучения пространства применительно к папскому церемониалу. Ниже, вслед за самым общим обзором развития церемониала, нами будут представлены основные методологические подходы к проблеме пространства на протяжении XX в. и важнейшие современные направления в изучении «перформативного» пространства.

5. Выводы.

Переезды римской курии из города в город поставили перед специалистами по богослужениям и окололитургическим практикам пап (в то время ещё не оформившимися как отдельный институт при курии) вопрос о том, что же такое церемония? Какая её часть является сугубо римской, а какая может быть символически «без потерь» перенесена в новое место? Трудности в решении этой проблемы отразились в постепенной эволюции текстов чинов — от практически дословного воспроизводства римских чинов и, соответственно, обрядов, которые могли быть повторены за пределами города, к взвешенному анализу места проведения церемонии и преобразованию облика церемонии в соответствии особенностями городской топографии. Вместе с тем, даже в поздних чинах бережно сохранены многие формулы описаний городского пространства и богослужений, пригодные для описания скорее римских, чем каких-либо других реалий.

С 77.

Die dominica sequenti post festum Omnium Sanctorum, fuit in palatio apostolico coronatus per dominum Magalonensem, qui tunc erat Ostiensis episcopus. Sed post coronationem non equitavit per villam, ut moris est, licet Omnia parata fuissent, fastum vitans, prout dicetur" (VPA. Vol. 1. P.384). r no.

Что не исключает присутствие и «внутридворцовых» процессий в церемониале пап. Так, анонимная фландрская хроника, доходящая в описании событий до 1356 г., сообщает под 1348 г.: «[Папа] установил посвященные процессии с литаниями в определенные дни недели, на которые между тем со всех окрестностей сошлись люди [в количестве], как говорят, двух тысяч, среди которых были [люди] обоих полов, многие босиком, другие во власяницах, прочие разбрасывали пепел, шествуя с плачами и рыданиями, хлестая себя острыми прутами до крови и рвя на себе волосы. На некоторых irx этих процессий папа присутствовал лично, но они проходили внутри его дворца» (Breve Chronicon Clerici Anonymi // Recueil des Chroniques de Fandre / Ed. J.-J. De Smet. Vol. 3. Bruxelles, 1856. P. 17.).

Воспроизведение церемонии во всё новых городах способствовало формированию её формального образа, в котором нашли отражение именно римские реалии. Традиционное шествие коронованного понтифика через город в Латеранский дворец способствовало тому, что для рукоположения вне Рима старались выбирать относительно отдаленные от места пребывания понтифика (в чинах — «дворца») церкви. Воплощение в возникающей формализованной церемонии нашла лестница над площадью св. Петра, которая превратилась в помост, выстраиваемый для возложения тиары перед церковьюколичество остановок процессии, определяемое в Риме особенностями городской топографии, стало жестко нормированным и воспроизводилось в иных городах безо всякого внимания к их планировке. Гипотетически, образ Рима мог влиять и на выбор тех или иных мест остановок торжественной процессии, однако доказать это из-за недостаточности материала представляется невозможным. Наконец, интронизация в Латеранском соборе была осмыслена как интронизация в прилегающей ко дворцу церкви.

Заключение

.

Приступая к изучению чинов римской курии, мы столкнулись с известной любому исследователю средневекового символизма проблемой — практически полным отсутствием интерпретаций совершаемых действий со стороны тех, кто задумывал те или иные церемонии. И если богословская составляющая богослужения и отдельных его деталей восстанавливается весьма подробно, то о церемониях, выходящих за рамки обыкновенных литургических практик, информацию нередко приходится собирать по крупицам. Это сближает церемониал с архитектурой церкви — обладая отточенными, унаследованными от античности, прошедшими через долгую внутреннюю эволюцию и постоянно подверженными внешним влияниям формами, церемония нередко остётся загадочной в том, что с известной долей условности можно назвать её внутренним содержанием.

Изучение пространственного устройства церемонии в данном случае следует общему правилу. Описания помещений, в которых происходит церемония, расположения и перемещений её участников в церемониальных чинах весьма избирательны. Мы знаем лишь о том, что посчитал важным объяснить будущим слушателям и читателям автор. Остальное, в том числе и то, что могло показаться составителю чина очевидным, но оказывается абсолютно неясным современному читателю, остаётся как бы «за кадром» рассмотрения. В ещё большей степени это касается толкований происходящего.

В этом смысле удачной с методологической точки зрения показалась идея изучения «образов пространства».—. масштабных описаний пространственных картин, все элементы которых связаны между собой единым толкованием. Образ пространства отсылает одновременно и к церемониалу, и к описывающей его литературной традиции (стало быть, и к стоящей за ней социальной группе).

Задачей источниковедческого обзора, получившегося не вполне обычным для жанра диссертации, являлась характеристика изучаемой текстовой традиции (церемониальных и литургических чинов римской курии и генетически близких им толкований литургии) и социальной группы, в рамках которой эта традиция существовала — приближенных к папской персоне клириков. Поэтому вслед за обзором истории развития церемониальных книг с раннего средневековья до XV в. следует предпринятый на основании текстов чинов анализ того, как функционировал церемониал и церемониальные документы при римской курии в ХШ-Х1У веках. Показано, что чины создавались главным образом усилиями кардиналов или по их заказу, а влияние пап на этот процесс было не таким сильным, как можно было бы ожидать. Отсутствие лица, уполномоченного папой следить за проведением церемоний при дворе, приводило к децентрализации архивов церемониальных документов, что становилось причиной путаницы, а иногда и их «потерь». Чуждая чинам концепция авторства, постепенно проникает в этот тип документов, постепенно преобразовывая жанры.

В первой главе на материале «Рационала божественных служб» Гийома Дюрана и ряда других литургических трактатов были рассмотрены образ церковного строения и пространственные образы, возникавшие в ходе богослужения. Нам, как кажется, удалось продемонстрировать принципиальное отличие в понимании и функциях архитектурного и богослужебного пространства церкви. В то время как описание здания церкви представляло собой организованный пространственно (и дополненный соответствующими архитектурными образами) рассказ о Церкви как общине верующих (что соотносится с функцией вводной главы, которую Г. Дюран отводит описанию церкви в своём трактате), пространственные образы богослужения были намного более сложны и противоречивы.

Анализ описания богослужений показал, что сама служба не воспринималась литургистами XIII в. как цельный, организованный в частности пространственно ритуал. Число различных толкований службы и отдельных её частей к тому моменту было уже так велико, что представление о соотношении обряда и его толкования было утрачено. Дискретность восприятия богослужения в целом отразилась и на толковании пространственных описаний. Авторы трактатов воспринимают значительную их часть как дополнительные по отношению к произносимым молитвам и совершаемым действиям и не имеющие потому самостоятельного значения в общем контексте. То же выражается и в способах толкования — значение перемещений и расположения участников литургии объясняются через действия, ими совершаемые.

Несмотря на это, в описаниях служб всё же можно выделить несколько образов, в толковании которых определяющую роль играют пространственные соотношения между участниками богослужения и элементами сакральной архитектуры, а также перемещения участников обряда. Эти образы являются своего рода островками относительной упорядоченности в море чрезвычайно сложного и запутанного толкования мессы. К таковым можно отнести толкования пространственной организации приалтарного пространства и перемещений целебранта относительно алтаря, различные процессии (входная, шествие диакона к амвону, городские процессии литургического года).

Анализ толкований обозначенных пространственных образов богослужения выявил несколько закономерностей в их интерпретации литургистами.

Во-первых, в глазах литургистов пространственные образы не являлись частью общего богослужения, а формировали вместо этого собственный смысловой контекст, зачастую противоречащий общему ходу толкования богослужения как воспоминания о жизни и Страстях Христа.

Во-вторых, пространственные связи внутри рассмотренных образов не обладали собственным четко определенным набором значений. Предшествование и последование в процессии могли быть истолкованы различными способами в зависимости от контекста: как отражение иерархической соподчиененности членов церкви, как метафора для передачи течения времени, как соотнесение моральнвх категорий и пр. Правое и левое, север и юг обладали чрезвычайно широкими семантическими полями, позволявшими литургистам рассматривать те или иные стороны то как благие, то как неблагоприятные. Таким образом, толкование конкретных пространственных отношений было полностью подчинено толкованию общего пространственного образа.

В-третьих, в основе самых общих толкований пространственных образов лежала идея уподобления окружающего пространства (алтарной части, церкви, города) пространству Святой земли как она предстаёт перед читателем Евангелий. Думается, это является одним из ключевых свойств образов пространств, возникающих в описании богослужения. Несмотря на различные, зачастую весьма противоречивые интерпретации, пространственная составляющая происходящего в церкви и за её пределами в рамках толкований богослужений понималась в первую очередь как воссоздание некоего пра-пространства, в качестве которого неизменно выступал образ Святой земли.

Во второй главе от теоретических рассуждений литургистов мы переходим к анализу методов решения конкретной проблемы, вставшей перед находившимися при курии специалистами по папской литургии в XIII в. — необходимости преобразования папской коронации в Риме в «универсальную» церемонию, не зависящую от конкретного городского ландшафта и устройства церквей. Коронация включала в себя церемонии, проходившие по всему городу, потому задача избавления её от «римских» особенностей поднимала множество проблем, связанных не в последнюю очередь с пространственной организацией.

Центральными эпизодами в эволюции коронационной церемонии, как представляется, стали две папских коронации в Лионе — Климента V (1305) и Иоанна XXII (1316). Сохранившиеся нелитургические источники по коронациям позволяют дополнить лакуны, имевшиеся существовали в чинах и проследить, как авторы церемониальных указаний, стремясь в точности воспроизвести римские обычаи, сталкивались с особенностями архитектуры лионских церквей и устройства города. На примере коронации Иоанна XXII можно видеть, как церемония обретает свою не зависящую от конкретной городской топографии форму. Парадоксальным образом эта «универсальная» форма и заключает в себя образ Рима, воспроизводимый впоследствии авиньонскими коронациями.

Тем самым, мы показали, что в рамках пространственных образов воспринимаемые пространства сосуществуют со своими воображаемыми прототипами. Реальное пространство описывается в терминологии, принятой для описания пра-пространствбольшое внимание уделяется тем особенностям реального пространства, которые соотносятся с пространством воображаемым. Пространственные образы могут возникать как в описаниях и толкованиях обрядов, так и находить воплощение в форме конкретной церемонии. Посредством церемоний, воспроизводящих пра-пространство, образы пространства становятся одним из важнейших институтов культурной памяти средневековья.

Ключевой для нашей работы вопрос о том, придавали ли авторы чинов какое-то особое значение организации пространства и существовала ли категория «пространства церемонии» в их умах лучше всего оставить без окончательного ответа. В работе мы привели лишь несколько примеров, которые, как кажется, позволили бы ответить на него положительно. Так, пространственные модели библейской Земли обетованной или географической карты христианского мира заставляли литургистов всё вновь и вновь одинаковым образом истолковывать как детали церковной архитектуры, так и перемещения участников богослужения или процессии в.

196 знаменательный день. Топография Рима, превращенная в набор отвлеченных правил определяла ход церемоний и особенности папских построек в других городах — как в Италии, так и за её пределами. Пространственные образы определяют толкование и сам ход церемонии. В свою очередь редкие подробные описания пространства церемонии, толкуются литургистамии исходя из небольшого количества богословских концепций: физическое пространство в церемонии передаёт идеи, связанные с иерархией в обществе и в церкви, последовательностью событий Священного Писания, соотношение между различными моральными категориями, и пр.

Вышесказанное, как кажется, может свидетельствовать о фундаментальном значении образов пространства, воплощаемых в формальной организации церемонии и в её толковании, для изучения церемониала и церемониариев. Пространство церемонии следует понимать при этом как одну из форм памяти изучаемой социальной группы — в нём оказывается зашифрованы ключевые вопросы видения устройства сообщества, его истории и корнях. Выбор места проведения церемонии, расположение в нём людей и организация их перемещений напоминают (или должны напоминать) христианам о путешествиях Христа по Святой земле, распространении проповеди его учения по всему миру и неизбежном конце времён, клирикам — о становлении иерархии церковных чинов, истории Церкви и её устройстве, представителям римской курии — о Вечном городе, Тибре, гробнице св. Петра, на которых в том числе зиждется власть папы над всеми христианами. Таким образом работа в этом направлении позволяет выявить набор идей, моделей и институтов памяти, которые являются общими для всего пространства христианского мира и специфическими для конкретной социальной группы, определявшей формальный образ и трактовку церемониала.