Архитектура Суздаля

Введение

Обширные земли между Окой и Волгой — плодородные «ополья», окруженные дремучими лесами, позднее были заселены славянскими племенами: смоленскими кривичами, вятичами, овгородскими словенами. На местах поселений племени меря, слившегося позднее со славянами, в связи с расширением ремесла и торговли возникают новые крупные по тому времени города: Ростов (IX—X вв.), Муром (IX—X вв.), Суздаль (X—XI вв.), Белоозеро (IX— XI вв.). Основные торговые пути проходили по Волге, Оке и Клязьме. По этим рекам приплывали варяжские «гости» и купцы из Булгар — столицы Волжско-Камской Болгарии, поступали в богатый край среднеазиатские товары. Слабее были связи Северо-Восточной Руси с Киевом.

Рисунок 1.1. — Спасо-Преображенский собор (1152—1157 гг.) в Переславле-Залеском, а — продольный разрез; б — южный фасад; в — план на уровне хоров, г — деталь карниза апсиды Большие трудности встречает обращение в христианство населения далекого «залесского» края, где еще были очень сильны язвмеские верования. Поэтому расслоению сельской общины и формированию феодальных отношений в XI в. сопутствовали восстания смердов (крестьян), возглавлявшиеся фанатичными волхвами. Наступление церкви, освящавшей новые феодальные порядки, сопровождалось возведением храмов. Так, во второй половине XI в. в Ростове рубится из дуба Успенский собор, а на подворье Киево-Печерского монастыря в Суздале — церковь. Дальнейшая феодализация приводит в конце XI в. к образованию самостоятельного княжества со «стольным градом» Суздалем.

1. Период княжения Владимира Мономаха Владимир Мономах, став в 1093 г. правителем Ростово-Суздальских земель, в условиях княжеских междоусобиц и угрозы нападения волжских болгар и печенегов ведет большое оборонительное строительство. Для укрепления своей власти Мономах использовал противоречия между родовой знатью — боярами Ростова и Суздаля и «мизинным» (неимущим) людом. В 1108 г. он завершил сооружение нового княжеского города и дал ему свое имя — Владимир. На высоком клязьменском берегу, в месте впадения р. Лыбеди, возводятся мощные деревоземляные укрепления, под защиту которых стекаются приверженцы князя и торгово-ремесленный люд. Новый город, как и древний Суздаль, увенчивается каменным храмом. Первые каменные строения: Спасская церковь во Владимире (1108— 1110 гг.) и Успенский собор в Суздале (начало XII в.) не дошли до наших дней. Археологические данные свидетельствуют о том, что эти постройки продолжали традиции киевского кирпичного зодчества.

Смерть Владимира Мономаха еще больше усилила княжеские распри. Его, сын и наследник Ростово-Суздальского княжества — Юрий Долгорукий (1125—1157 г.) ведет упорную борьбу за киевский престол. Только в конце своего княжения, после первых неудач в борьбе за Киев и нападения болгарской рати в 1152 г., Юрий Долгорукий начинает осуществлять большое стратегическое строительство, готовясь к решительной схватке за великокняжеский престол.

2. Крепости Суздаля На северо-западных рубежах Ростово-Суздальского княжества возводятся городские крепости: Переславль-Залесский, Юрьев-Польской, Дмитров и Москва (1156 г.). В четырех километрах от Суздаля, близ устья р. Каменки, Юрий Долгорукий строит в 1152 г. свою резиденцию. Ограждения княжеского замка в Кидекше явились отражением нараставших противоречий между князем и родовитым боярством, которое он стремился подчинить своей власти. Строительство защищенного княжеского двора вне стольного города, стратегическая роль крепости, замыкавшей выход в р. Нерль, отразили притязания Юрия на самовластие. Важное значение княжеского двора в Кидекше подтверждается сохранившейся белокаменной церковью Бориса и Глеба (1152 г.). Возведение в те времена каменного храма было важным событием, так как только большие города могли похвалиться культовыми постройками из камня. Ансамбль княжеской резиденции дополнялся гражданскими постройками, частично, возможно, каменными.

В крупной крепости на Плешеевом озере — Переславле-Залесском — тоже сооружается каменный собор. Внутри кольца мощных земляных валов с деревянными стенами в 1152—1157 гг. возводится Спасо-Преображенский собор. Этот монументальный, несмотря на небольшие размеры, собор имеет характерную объемно-пространственную схему четырехстолпного крестово-купольного храма с хорами. Но, в отличие от киевских построек, он, как и церковь в Кидекше, сложен из отесанных блоков светлого известняка. Наружная и внутренняя поверхности стен выложены хорошо пригнанными и тщательно «перевязанными» камнями прямоугольной формы, а промежуток между лицевыми стенками заполнен валунами и осколками известняка, пролитыми известняковым раствором. Эта техника строительства малораспространенная на Руси, а также характер архитектурных деталей и высокое мастерство обработки камня дают основание предположить об участии в строительстве мастеров из Галицкой Руси.

Первые белокаменные постройки на Владимиро-Суздальских землях, несмотря на очевидное участие в их сооружении пришлых артелей, знакомых с техникой каменного строительства, по сути, развивают опыт приднепровских зодчих, но в ином материале — камне. Мастера включают и архитектурную пластику, и романские детали. Некоторые из них — и аркатурный пояс (фриз), и уступчатые порталы — были уже известны на Руси (Борисоглебский собор и Успенская церковь Елецкого монастыря в Чернигове).

В храмах Кидекши и Переславля-Залесского проявляются особые черты владимиро-суздальской архитектурной школы. Так, в обоих храмах фасады расчленены поясом на уровне хоров, отражающим их внутреннюю объемно-пространственную структуру. А в церкви Бориса и Глеба плоскость прясла выше аркатурного пояса заглублена и образует дополнительное членение. Заметное уменьшение толщины верхней части стены и дополнительное членение, примыкающее к лопатке, играли тектоническую роль, художественно выявляя несущие функции опор и подчеркивая усиление нагрузки в нижних участках кладки. Этот прием будет развит во владимиро-суздальских постройках.

Характерно также появление, правда в небольшом количестве, архитектурных резных деталей. Карниз апсид Спасо-Преображенского собора, как и поясок церкви Бориса и Глеба, включает, кроме аркатурного пояска, типичного для построек из кирпича, поребрик. Завершался карниз полосой резного орнамента. Поребрик, примитивность и плоскостной характер резьбы, а также пилообразный орнамент, близкий деревянным подзорам, на барабане собора позволяют предположить об участии в его строительстве мастеров, знакомых с народным зодчеством.

3. Расцвет Владимиро-Суздальского зодчества оборонительный строительство крепость зодчество Храмы периода княжения Юрия Долгорукого монументальны и суровы в своей белокаменной наготе. Особенно величественное впечатление производит Спасо-Преображенский собор. Он, как былинный богатырь, черпающий силы в родной земле, устойчиво стоит на ней. Его мощная глава, увенчанная в те годы шлемообразным куполом, горделиво возвышалась над грандиозными земляными валами.

Расцвет владимиро-суздальского зодчества совпадает с годами княжения сына Юрия Долгорукого — князя Андрея (1157—1174 гг.). Властолюбивый князь Андрей еще при жизни отца покидает Вышгород и уезжает во Владимир. Он дерзко нарушает отцовский «ряд», принцип наследования, и начинает княжить в суздальских землях, которые как более второстепенные предназначались младшим братьям. В своих притязаниях на главенствующую роль среди князей он меняет политику и борется не за киевский престол, а против великодержавного ореола Киева. Он переносит столицу Руси во Владимир, а в 1169 г. захватывает и разоряет древний Киев.

Стремление князя Андрея объединить все русские земли и стать «самовластцем» совпадало с чаяниями простого люда о прекращении братоубийственных войн, ведущихся князьями. Укрепляя свое положение на владимирском престоле, Андрей опирается на горожан. Оплоту родовитого боярства — Ростову и Суздалю — своевольный князь. противопоставляет молодой город Владимир и борется со «старой чадью» с помощью новой политической силы: торгово-ремесленного люда и мелких землевладельцев — дворян (зависевших от княжеских пожаловании, милости)-" милостьников" .

Уже через год после начала княжества он начинает грандиозные оборонительные работы во Владимире. За шесть лет (1158-П64 гг.) разросшийся город Мономаха был опоясан широким рвом и почти десятиметровым валом с рублеными стенами общей протяженностью около 7 км в обе стороны от Печернего города (Мономаха) протянулись вдоль плато, ограниченного Клязьмой и Лыбедью укрепления. Посады, окруженные боевыми стенами, встали в один ряд со старым княжеским городом, защищая его.

Въезды во Владимир с запада и востока замыкали каменные башни Золотых и Серебряных ворот. Закрепляя линейный характер развития города, между величественными воротами протянулась главная улица, связавшая все три части столицы. Значение Золотых и Серебряных ворот, вставших, как грозные стражи по концам города, в общем силуэте Владимира XII—ХШ вв. можно по достоинству оценить в настоящее время. Белокаменный, высотой в семиэтажный дом, монументальный объем Золотых ворот, прорезанный почти четырнадцатиметровой аркой, с расположенным на нем храмом поражает даже современного человека. К сожалению, лаконичность и сила художественного впечатления были ослаблены ремонтами и перестройками ворот, главным образом в XVIII в.

Очевидно аналогичный облик имели Серебряные ворота. В беспокойные дни княжения Андрея статичные почти кубические массивы ворот с примыкавшими к ним валами, увенчанные небольшими храмами со сверкавшими главами и тяжелыми створами ворот, обитых золоченой медью или окованных серебром вселяли в горожан уверенность и чувство патриотической гордости Присвоение главным воротам города наименования Золотых, как в Киеве, свидетельствует о великодержавных замыслах князя.

Над обрывом, как бы осеняя не только город, но и безбрежные заклязьменские дали, вырос Успенский собор (1158—1160 гг.). Это главное культовое здание Владимира было построено по характерной для городских соборов схеме шестистолпного храма с хорами. К основному его объему примыкали три притвора, а западный фасад дополнялся каменными зданиями епископского двора. Собору предназначалась роль, аналогичная роли Софии Киевской. Художественный образ храма должен был утверждать главенствующее его значение в новом стольном городе Владимире.

Поставленный на самом высоком месте, Успенский собор превосходил по высоте (32,3 м) Софию Киевскую. Стремление князя Андрея сделать Владимир новым политическим и культурным центром Руси обусловило поиски новых идейно-художественных средств. Для этого всемерно используется религия, распространяется культ Богородицы, внушается мысль об особом ее покровительстве князю и земле Владимирской, учреждается специальный праздник Покрова Богородицы, получает хождение легенда об основании города не Мономахом, а Владимиром — крестителем Руси. Естественно поэтому, что внешнему облику Успенского собора придавалось особое значение. Он должен был олицетворять честолюбивые замыслы владимирского «самовластия» и затмить своим великолепием предыдущие сооружения.

Мастера «из всех земель» успешно выполняют княжеский заказ. Вместе с местными зодчими они творчески претворяют опыт ряда архитектурных школ и развивают основы белокаменного строительства времен Юрия Долгорукого. Здание ставится на простой в виде откоса цоколь, вертикальные членения — лопатки — усложняются тянутыми колонками с лиственной капителью, скромный аркатурный поясок превращается в богатый аркатурно-колончатый пояс, который не только членит храм, но и увенчивает его главу. Очень показательно развитие приема углубления верхней плоскости прясла, примененного в Борисоглебской церкви в Кидекше. В Успенском соборе мастера делают еще один уступ, усиливая тектоничность стены. Пластика белокаменных архитектурных форм с резными камнями в полукружиях верха стен обогащалась красочной росписью и позолотой, которые вносили мажорные тона в образ главного собора.

Подобно нишам с фресками приднепровских храмов, аркатурно-колончатый пояс был расписан. Между вызолоченными колонками аркатуры встали во весь рост фигуры пророков (рисунок 1.1.). Своеобразный облик храма, перетянутого цветным поясом, с окованными, видимо, золоченой медью порталами притворов, как бы впитавший в себя языческую приверженность к красочности и праздничной нарядности, был далек от суровых, несколько аскетичных романских базилик.

Фрагменты фасадов Успенского собора можно видеть в интерьере ныне существующего здания, которое заключило после пожара более раннюю постройку в своеобразный футляр.

Опасаясь боярской верхушки, предусмотрительный князь возвел в 10 км от Владимира укрепленный замок Боголюбове (1158—1165 гг.), позволявший ему контролировать водный путь из Суздаля во Владимир. Расположенный на высоком берегу Клязьмы, окруженный валом с редкими для того времени каменными стенами и башнями, княжеский двор представлял собой очень сильную крепость. Археологические раскопки и уцелевшие фрагменты позволили воссоздать в чертежах общий облик этого ансамбля. Из въездных ворот открывался ряд вытянувшихся в одну линию белокаменных построек. Композиционным центром ансамбля был собор Рождества Богородицы, который фланкировали, как и Успенский собор во Владимире, два башнеобразных объема (рисунок 3.4.). Они выполняли функции лестничных башен: северная соединяла дворец с хорами собора, а южная вела на крепостные стены (рисунок 4.4.).

Целостность величественного фронта зданий, сверкавших белизной на фоне темных деревянных построек, усиливалась стилевой общностью и торжественностью замощенной парадной площади. На каменных плитах, своеобразным ковром объединявших застройку, стоял выдвинутый вперед необычный киворий. Восемь колонн из камня поддерживали шатровый верх, который прикрывал чашу с освященной водой; это изящное воздушное сооружение еще больше подчеркивало величественность дворца с домовой церковью (рисунок 4.4., б).

Рисунок 3.4. — Вид сохранившейся части фасада Успенского собора во Владимире Рисунок 4.4. — Дворцовый комплекс с собором Рождества Богородицы (1158 — 1165 гг.) в Боголюбове, а — план; б — реконструкция Н. Н. Воронина В данном комплексе культовых и гражданских построек проявляются черты владимиро-суздальской школы, превращающей мотив аркатуры в ведущий композиционно-пластический элемент. Объемные арки кивория, трехарочные проемы окон, арочные обрамления порталов, членения стены полуколонками, многоуступчатые полуциркульные завершения закомар, аркатурно-колончатый пояс, который, как бы перебегая с плоскости стен храма на переходы, опоясывал башни и главу собора Рождества Богородицы, — композиционно связывали весь ансамбль. Ритмический строй арочных пластических форм организовывал пространство площади так, что она становилась сомасштабной человеку. Развитой профилированный цоколь Рождественского собора, типичная для романской архитектуры форма баз колонок с «рогами», круглые колонны с лиственными капителями в интерьере, перспективные порталы, редкая для Руси композиция кивория — позволяют предполагать об участии в его строительстве иноземных мастеров. Но это участие отвечало общей направленности развития владимиро-суздальского зодчества и координировалось единым идейно-художественным замыслом, настойчиво проводимым в жизнь грозным князем Андреем. А в его планы входили не только стратегические задачи, но и далеко идущие идеологические цели, которые получали выражение в разных формах общественного сознания, в том числе и в искусстве.

Весьма наглядное представление о замыслах князя дает церковь Покрова на Нерли (1165 г.), сохранившая в основном свои первоначальные формы. Этот небольшой с четырьмя обычными крестообразными столбами храм, расположенный в полутора километрах от Боголюбова в устье р. Нерль, входил в комплекс резиденции князя Андрея (рисунок 5). Церковь была посвящена неизвестному в Византии празднику Покрова Богородицы, введенному Андреем Боголюбским без позволения Киевского митрополита. Строительством особого храма Покрова Богородицы утверждалась в присущих средневековью аллегорических образах идея божественного покровительства Владимирской земле и исключительных прав «богоизбранного» князя Андрея.

Белокаменный изящный храм, воздвигнутый у «водных ворот» Владимирской земли, должен был убедительно демонстрировать покровительство небесных сил. Безымянные мастера блестяще нашли образ этого первого на Руси храма Покрова.

Поднятая над заливными лугами путем устройства искусственной насыпи, облицованной известняковыми плитами, как бы парящая над зеркальной гладью вод, устремленная ввысь церковь легко связывалась у наших предков с идеей заступничества божественных сил.

Рисунок 5.4. — церковь Покрова на Нерли Поток вертикальных линий, образованный уступами стены, не только в верхней, но и в нижней части, усиленный тянутыми колонками и учащенным ритмом колончатого пояса, поддержанный вытянутыми окнами и аркатурой главки, создает иллюзию движения масс вверх, их невесомости. Этому способствует и доведенное до совершенства тектоническое решение стены, намеченное еще в первых белокаменных постройках владимиро-суздальского зодчества (рисунок 6.4.). Верхние участки прясел, более заглубленные, чем нижние, дополнительно ослаблены резными деталями; это усиливает ощущение устойчивости нижней части здания и легкости, воздушности верхней. Раскопками, проведенными под руководством Н. Н. Воронина, установлено, что церковь Покрова была окружена с трех сторон открытой аркадой, на которой покоилось гульбище.

Рисунок 6.4. — Церковь Покрова на Нерли. Современный вид (фото А. А. Тица) Центричность композиции основана на выделении средних осей фасадов. Все они, кроме восточного, имеют в центральном прясле развитой перспективный портал, пластичное пятно которого с орнаментальными лентами архивольтов резко контрастирует с гладью нижних участков стены. Над порталами в полукружиях закомар помещены одинаковые по сюжету рельефы. Выше всех восседает библейский царь Давид (рисунок 7.4.). В боковых пряслах фантастические чудища — грифоны, олицетворяя охранительные функции, повернулись в сторону Давида, к центральной оси обращены и нижележащие львы. Соединяя в единое целое этот иносказательный гимн Давиду — царю-объединителю (как и князь Андрей), протянулась цепочка женских масок, воспринимавшихся народом, воспитанным на религиозных притчах, как символ девы Марии — покровительницы и заступницы.

Стремление усилить воздействие драгоценных архитектурных произведений, всемерно использовать образность изобразительного искусства для выражения в религиозной форме политических идей характерно для строительства, осуществлявшегося князем Андреем. Эта тенденция, постепенно нарастая, получит дальнейшее развитие во владимиро-суздальском зодчестве и станет одной из наиболее характерных его черт.

Резные рельефы, правда, в гораздо меньшем количестве, украшают также интерьеры храмов. Так, в местах опирания подпружных арок на столбы и в Успенском соборе, и в церкви Покрова высечены царственные фигуры львов.

Рисунок 7.4. — Димитриевский собор (1194—1197 гг.) во Владимире. Современный вид (фото А. А. Тица) В отличие от Успенского собора во Владимире, церковь Покрова сохраняла белизну своих каменных одежд ни пятна фресок, ни блеск позолоты не разрушали девственной красоты камня. Отказ от живописных приемов придал еще большую целостность и одухотворенность этому поэтическому произведению владимирских «каменосечцев» и окончательно сформировал особенности их художественного языка. В полную силу этот язык проявился в годы княжения брата Андрея — Всеволода (1176— 1212 гг.) по прозвищу «Большое гнездо», который довершил политические замыслы Андрея Боголюбского: сломил сопротивление «крамольных» бояр, разбил оппозицию рязанских князей и по праву стал носить титул «владимирского самовластца» .

В важнейших сооружениях «Великого Всеволода», в первую очередь в Димитриевском соборе (1194—1197 гг.), построенном на княжеском дворе во Владимире, четко отразилось изменившееся положение князя. Величественные формы собора, украшенные роскошным резным нарядом, впечатляют своей торжественностью и царственной мощью (рисунок 7.4.).

Возведенный на краю клязьменских склонов в 200 м от Успенского собора, Димитриевский храм завершил композицию детинца, который в эти же годы был обнесен каменной стеной. Епископский и княжеский соборы, гордо возвышаясь над кольцом стен и рядовой застройкой, олицетворяли могущество церковной и светской власти, господство «помазанников божьих» над душами и телами простого люда. Всеволод посвящает собор уже не заступнице земли Владимирской и ее народа, а своему небесному покровителю — Димитрию Солунскому.

По типу Димитриевский собор близок церкви Покрова на Нерли. Это четырехстолпный одноглавый храм, который, вероятно, тоже был охвачен с трех сторон галереей. Торжественность западного фасада дополнялась двумя лестничными башнями, которые вели, как и в Софии Киевской, на хоры и, видимо, соединялись с хоромами князя. Эти уникальные детали еще сохранились в начале XIX в. и были варварски уничтожены в ходе «реставрации» собора при Николае I.

Несмотря на несомненную связь с предыдущими постройками, Димитриевский собор является глубоко оригинальным произведением, не имеющим прямых аналогий ни на Руси, ни в Западной Европе. Почти шестьсот резных камней украшают белокаменную поверхность его стен. Заглубленные участки прясел выше аркатурного пояса сплошь покрыты резным «ковром», зрительно дематериализующим кладку. В силу этого нижние участки стены из притесанных гладких квадров кажутся особенно прочными, а здание приобретает зрительную устойчивость и величественность.

Аркатурно-колончатый пояс отделяет нижнюю — «земную» часть Храма от верхней — «небесной», как бы проводя грань между материальным и духовным. Четкий ритм колонок, покрытых орнаментальным плетением, дополнен фигурами святых и небожителей, среди которых мы встречаем русских князей Бориса и Глеба, а также небесных покровителей владимирских князей. Поэтому нет ничего удивительного, что в восточной закомаре северного фасада помещен скульптурный портрет самого Всеволода, от одного имени которого «трепетали все страны», как сообщает летописец, в окружении сыновей своего «большого гнезда». Показательно, что плоскости других закомар заполняют библейские и другие персонажи, в том числе Давид и Александр Македонский, символизирующие мудрость и могущество властителей.

Плоскостной строчной характер резьбы, напоминающей народную вышивку, подавляющее количество (470) рельефов с изображением зверей, птиц и растений убедительно свидетельствуют о значительности светского начала в придворном храме князя Всеволода. Весь облик Димитриевского собора отличается оптимизмом, праздничной нарядностью, столь близкой народным массам, все еще преломлявшим христианские праздники сквозь призму языческого почитания природы.

В ином художественном плане был решен Успенский собор. Сильно пострадавшее во время опустошительного пожара в 1185 г. здание этого собора было увеличено по площади более чем в два раза. Обстройка его с трех сторон широкой галереей и удлинение апсид были вызваны не только стремлением увеличить вместимость и техническими соображениями, но и требованиями престижа, необходимостью повысить значение главного собора стольного града и сохранить за ним господствующее положение в ансамбле детинца. Кроме того, галерея предназначалась для установки в специальных нишах — аркосолиях — каменных саркофагов владимирских князей и иерархов. Таким образом, собор становился грандиозной усыпальницей владимирских владык.

В отличие от Димитриевского, в Успенском соборе плоскости стен и колонки аркатурного пояса не имеют орнаментальной резьбы, ибо епископскому собору не подобало светское узорочье и языческая жизнерадостность. Вместо стройных динамичных форм княжеского храма епископский собор величаво распростерся вширь, его строгое статичное основание, резко очерченное гранями стен, а не мягкой формой полуколонок, с широко расставленным пятиглавием внушало уважение и создавало впечатление нерушимой мощи этого оплота церкви (рисунок 8.4.).

Рисунок 8.4. — Успенский собор.

Крупные архитектурные формы перестроенного Успенского собора (1185— 1189 гг.), лаконичность пластических деталей, два ряда закомар способствовали наиболее эффектному восприятию собора с дальних точек и усиливали его главенствующее положение в силуэте города.

Наметившиеся в конце XII в. две линии в трактовке культовых зданий — светская и церковная — получили дальнейшее развитие в творчестве владимиро-суздальских зодчих. Более простые, строгие сооружения без нарядного каменного узорочья лучше отвечали богословским идеям отрешения от радостей мирской жизни. Примером таких построек может служить собор Рождественского монастыря (1192— 1196 гг.), в котором даже богатый аркатурно-колончатый фриз заменен скромным городчатым поясом.

Светская линия представлена соборами Рождества Богородицы в Суздале (1222—1225 гг.) и Георгиевским в Юрьеве-Польском (1230—1234 гг.). Особенно примечателен княжеский собор в Юрьеве-Польском — заключительный аккорд в белокаменной симфонии владимиро-суздальских каменосечцев, в котором декоративное начало начинает преобладать над структурным.

Георгиевский собор был построен сыном князя Всеволода — Святославом Всеволодовичем в стольном городе своей вотчины. Пространство этого небольшого четырехстолпного храма с одной главой было расширено за счет трех сильно выступающих притворов, причем западный притвор был двухэтажным. В его верхней части, как и в суздальском соборе Рождества Богородицы, находилась княжеская ложа. Крестообразное, уступчатое построение с ярко выраженной центричностью, чему способствовал больший объем западного притвора, уравновешивавшего апсиды, видимо, дополнялось динамичным завершением главы, окруженной вторым рядом закомар. Верх Георгиевского собора обрушился в XV в. Восстановленный в 1471 г. московскими мастерами, он утратил свои первоначальные формы. Незнакомые с идейно-художественным замыслом и стилевыми особенностями владимиро-суздальского зодчества москвичи, используя упавшие камни, клали резные детали как попало, превратив восстановленные части собора в архитектурный ребус. Его «прочтение», реконструкция композиционного замысла и семантического содержания были выполнены советскими учеными Н. Н. Ворониным и Г. К. Вагнером.

Через полтысячелетия мы «читаем» запечатленные в каменном кружеве сплошной резьбы политические идеи владимирских князей, выраженные языком христианской символики, направленные на обоснование и утверждение их прав на главенство в русских землях. Аркатурно-колончатый пояс включал изображения святых покровителей владимирских князей и внушал мысль о «богоизбранности» княжеского рода. В рельефах на библейские сюжеты, расположенных в закомарах, развивалась тема небесного покровительства земным владыкам.

Несмотря на упомянутые параллели в общем идейно-художественном замысле Георгиевского и Димитриевского соборов, характер их скульптурного убранства различен. Тончайший плоский узор, высеченный без учета швов кладки на всей поверхности стен Георгиевского собора, оплетающий портал, угловые колонки и аркатурный фриз, снижает тектоничность его архитектурных форм. Показательно, что колончатый пояс углублен в толщу стены, которая выше почти не утоняется. Аркатура приобрела неконструктивную трехлопастную форму, причем основание арок высечено на одном камне, а завершение на другом.

Рисунок 9.4. — Деталь резьбы Георгиевского собора в Юрьеве-Польском (фото А. А. Тица)

4. Храм Бориса и Глеба в селе Кидекша (близ г. Суздаля) Время строительства — 1152 г. Авторы проекта — мастера из Галича.

В селе Кидекша, в 4-х километрах к востоку от Суздаля, на берегу реки Нерли расположен живописный архитектурный ансамбль. Древнейший памятник ансамбля — белокаменная церковь Бориса и Глеба.

Храм был возведен в эпоху правления здесь князя Юрия Долгорукого, который, потерпев неудачу в борьбе за Киев, начал строительство в своем княжестве. Из Южного Галича были приглашены мастера, обучавшиеся ранее в Польше. Они принесли сюда свою традицию белокаменного строительства, которая потом развивалась на этой территории на протяжении столетий.

На новом месте под названием Кидекша строится княжеский замок и храм в нем. Церковь была посвящена похороненным возле Киева братьям Борису и Глебу — родственникам Юрия Долгорукого — и представляет собой небольшой 4-столпный храм с тремя апсидами. Снаружи фасады храма разделены на широкие доли плоскими вертикальными лопатками. Лишенные украшений стены, узкие щелевидные, как бойницы, окна придают церкви суровый облик. Единственная декоративная деталь — поясок поребрика и аркатурный пояс. Строгостью и красотой отличается внутренний вид храма. В восточной стороне находилась небольшая алтарная преграда, в западной — хоры. В полукруглых нишах стен позднее были установлены белокаменные гробницы, в которых похоронили сына Юрия Долгорукого — Бориса и его жену.

В 1238 г. церковь была сожжена татаро-монголами, но уже через год восстановлена.

В конце XVII в. на храме были заменены глава и кровля, переделаны окна. В XIX в. пристроен притвор.

Церковь Бориса и Глеба — первый на северо-востоке Руси белокаменный храм, в котором наметились основные черты владимиро-суздальской архитектуры.

В состав архитектурного ансамбля позднее вошли и другие здания: шатровая колокольня (XVIII в.), церковь Стефана (1780 г.), каменная ограда, Святые ворота.

Заключение

Владимиро-Суздальские мастера талантливо развили тенденции использования скульптуры в фасадах здания, проявлявшиеся в постройках Галича, Чернигова и Рязани. Они придали своеобразный облик лучшим своим произведениям, внося в культовые сооружения светское, политическое содержание. Связь художественных образов с общегосударственными целями объединения раздробленных княжеств, с чаяниями народа о прекращении братоубийственных войн возвышает памятники владимирского зодчества над узкорелигиозными и феодальными задачами. Сквозь концепцию апофеоза силы Владимирской земли и ее князей, наиболее выразительно прозвучавшей в Димитриевском и Георгиевском соборах, сквозь религиозную символику пробивались общенародные идеи единения Русской земли. В роскошный изысканный декор княжеских храмов вплетались народные мотивы, в суровый облик церкви, карающей непокорных, проникают красочные, жизнерадостные нотки, что следует связывать с народными представлениями и с меньшим воздействием византийской церкви.

Достижения владимиро-суздальского зодчества во многом обусловлены временным совпадением политических интересов владимирских князей и торгово-ремесленного люда в борьбе против родового боярства и феодальной раздробленности, аналогичным характерному для Западной Европы союзу королевской власти и горожан (Ф.Энгельс), способствовавшему развитию в XIII в. готической архитектуры.

Неправомерна переоценка в литературе влияния романских строителей на сложение владимиро-суздальского зодчества. Не говоря уже о чисто типологических отличиях владимирских храмов от романских базилик, следует отметить совершенно иную идейно-художественную трактовку образа зданий при внешнем сходстве отдельных архитектурных форм.

Романский стиль — это гимн одухотворенной тяжести, «тяжелое молчание» — по образному выражению Огюста Родена. Скульптура же владимирских каменосечцев более оптимистична, это не символы мистического пророчества о конце мира и наказании грешников, а в значительной степени сказочные образы, повествующие о добре и зле, имеющие параллели в народном творчестве, отличающемся непосредственностью и любовью к праздничной нарядности.

Об исконно русских чертах владимиро-суздальского зодчества говорит и обращение к нему Москвы в период борьбы за единение Руси и становления национальной архитектуры. К заслугам замечательных владимирских мастеров следует отнести также влияние их архитектурных творений на формирование общерусской художественной культуры.

1. Пастухова З. И. «шедевры русского зодчества». — Смоленск: Русич, 2000 г.

2. В. И. Пилявский, А. А. Тиц, Ю. С. Ушаков. «История русской архитектуры». Учебник для вузов. — Л.: Стройиздат, Ленингр. отделение, 1984 г.

3. Иконников А. В Архитектура и градостроительство. Энциклопедия.- М.: Стройиздат., 2001.-688ст., ил.