Помощь в написании студенческих работ
Антистрессовый сервис

Самосознание российской литературной критики 1990-х годов: Опыт философско-культурологической рефлексии

ДиссертацияПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

Более того, именно их подъем и определяет пробуждение самосознания как такового, философской воле к истине как к постижению предельных оснований сущностных свойств человеческого бытия. И осознание этой деятельности как творческого, эстетического процесса ведет литературную критику к новым горизонтом самосовершенства не только в своей узкопредметной области, не только за счет разработки новых… Читать ещё >

Самосознание российской литературной критики 1990-х годов: Опыт философско-культурологической рефлексии (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

Содержание

  • Актуальность исследования

В связи с тем, что литературная критика сама является органической частью литературного процесса, она по причине своей субъектной включенности в этот объект даже теоретически не может осуществить на практике его полный анализ как целостного предмета познания и потому ее объектноцентристская экставерсия, направленная в конечном счете только на художественную литературу, уравновешивается интровертной рефлексией, имеющей своей итоговой целью объективацию своего настоящего состояния, вставленную в литературный процесс и осмысленную внутри него в совокупности с художественной литературой.

Кроме того, даже сама художественная литература объясняется критикой в определенном социокультурном контексте и поэтому любая попытка определения места литературного произведения в рамках какой-либо исторической эпохи и вообще в системе общечеловеческих культурных ценностей содержит в себе не только анализ того, о чем было сказано в литературном произведении, но и то, как оно воспринималось обществом и культурой. Описание этого восприятия и дает история литературной критики, на основе суждений которой и выносит свою оценку литературе прошлого критика современная (при том условии, если она, конечно, склонна в чем-то считаться с позицией своих предшественников).

Следует также заметить, что применительно к теории самосознания литературной критики проблема самосознания всего литературоведения в целом не является посторонним направлением теоретической работы, поскольку акт самосознания литературной критики включает в себя и дисциплинарную рефлексию (в рамках которой она пытается осознать некоторые особенности своих родо-видовых свойств), вопросы о специфики которой часто ставятся в литературно-критических дискуссиях, где нередко происходит столкновение полярных мнений о том, является или не является литературная критика наукой и на основании каких структурно-функциональных критериев следует отличать ее особенный способ освоения художественной литературы в отличие, например, от таких дисциплин как история литературы, методология литературоведения, 4 теория литературы, текстология и т. д.

Тем не менее, несмотря на столь, казалось бы, очевидную необходимость изучения самоидентификационных процессов в литературной критике они и по сей день так и не были рассмотрены в качестве самостоятельных предметов философско-филологических исследований. Хотя к актуализации рефлексивной деятельности, ориентированной на выявление специфики литературно-критического и литературоведческого мышления через выявление их дисциплинарных границ неоднократно призывали А. Бушмин и В. Курилов. Так, например, в своей монографии А. Бушмин нередко отмечал тот факт, что: «наука.

0 литературе в настоящее время выглядит весьма аморфно, не вполне выяснены ее общее строение, ее «анатомия», взаимосвязь и соотношение ее составных частей, комплекс ее дисциплин. Она представляет собой как бы конгломерат дисциплин, разграничение которых пока определяется не на основе каких-то строгих принципов, а в меру субъективных возможностей и представлений того или иного исследователя" 1.

В дальнейшем этот пробел попыталась восполнить книга В. Курилова, автор которой говорил о том, что «на фоне пристального внимания других наук к своей структуре обращает на себя внимание недостаточная разработанность проблемы состава литературоведения, слабая изученность вопроса о месте и функциях его отдельных дисциплин. Работ, в которых исследуется само литературоведческое знание, у нас пока мало, хотя современное советское литературоведение — это сложная совокупность направлений научного анализа в целостном организме литературоведческого знания «2. А это, по мысли ученого, «обусловливает необходимость специального анализа как теоретических, так и методологических знаний, их задач, содержания, роли в литературоведческом исследовании» 3.

Впрочем, еще задолго до В. Курилова и А. Бушмина в зарубежном литературоведении со стороны М. Верли4 также обращалось внимание на серьезные недостатки в систематике литературоведения как теоретической процедуры родо-видовой демаркации дисциплинарных методов. А польский литературовед Г. Маркевич вообще поставил вопрос о непроясненности понятия «литературоведения» и необходимости более точно не просто выявить его методологическую специфику, но и в том числе прояснить, какие литературоведческие дисциплины могут быть включены в эту отрасль филологической науки, а какие — нет5.

О соответствующей актуальности решения теоретических проблем, возникающих внутри самосознания литературной критики, не менее важной, чем осуществление конкретной деятельности по анализу частных литературных текстов не раз писал достаточно авторитетный немецкий филолог Роберт Вейман, ставя при этом в пример состояние послевоенного немецкого литературоведения6.

1 Бушмин А. С. Наука о литературе. М. 1980. С. 39.

2 Курилов. В. Теория и методология в науке о литературе. Издательство Ростовского университета. 1985. С. 4.

3 Там же. С. 4.

4 Верли М. Общее литературоведение. М. 1958.

5 Маркевич Г. Основные проблемы науки о литературе. М. 1980.

6 Вейман Р. «Новая критика» и развитие буржуазного литературоведения. М. 1965. 5.

Однако в ту пору зарубежным ученым-филологам еще не приходила в голову мысль о том, что вопрос о систематизации литературоведения и литературной критики следует решать с позиции анализа систематизирующего сознания, то есть путем выяснения характера и структурно-функционального состава дисциплинарной и теоретико-методологической рефлексии философско-культурологического порядка, по-разному проявляющей себя в различные исторические эпохи. Этот недостаток и будет отчасти восполнен в данном научном исследовании, претендующем на то, чтобы дать общее представление о способах функционирования процедур самосознания в современной истории российской литературной критики 1990;х годов.

Кроме того, следует добавить, что изучение этих проблем важно не только в теоретическом, но и в практическом ракурсе, особенно в применении к современному состоянию отечественного литературно-критического мышления, погруженного в какофонический хаос разноголосицы и не имеющего ни единого ценностного центра, ни общего направления своего теоретического анализа. Поэтому постановка вопросов о прояснении структурно-функциональных аспектов философско-культурологического самосознания литературной критики как системно-организованного, но в то же время живого, деятельностного, саморазвивающегося процесса с последующей разработкой продуктивных подходов для их решения применительно к современному этапу исторического развития позволит создать некоторую общую зону проблемной рефлексии, на родовых свойствах которой могли бы сконцентрировать свое внимание различные литературно-критические и литературоведческие направления нашей эпохи.

Не менее актуально освещение данной проблемы и для философии, которая, по многочисленным заверениям крупнейших отечественных философов, сегодня «теряет свойства замкнутости, пребывая в строгости рационального ядра культуры. Она развивается „по краям“, вписываясь в литературу, кинофильмы, искусство, науку, религию, определяя их диалогичность. Такое „рассеивание“ означает, что философия меняет свои акценты и свою направленность, а в средства собственно философского анализа вносит нечто от литературы, науки, религии и т. д.» 7. Это и определяет необходимость анализа философского дискурса в тех формах художественной культуры, куда он стремится к распространению — в науку, идеологию, религию, в литературу и литературную критику.

С другой стороны, проблема самосознания литературной критики, ее роли и места в современном литературном процессе, вызывает особый интерес для литераторов второй половины двадцатого века, чьи представители (В. Брюховецкий, И. Неупокоева, М. Бойко, А. Михайлов, Г. Белая, М. Эпштейн, А. Бочаров, В. Арешка, П. Николаев и другие) неоднократно обращали внимание на особую актуальность и вместе с тем недостаточную разработанность этого вопроса. Как отмечает А. Михайлов: «мы забываем основания нашей культуры в том, что они перестают направлять наши мысли и чувства, руководить нами в большом и малом. Наше несчастье в том, что это забвение наших общих начал никем не остановлено и все еще продолжается. Наша надежда — в проснувшимся.

7 Петрова Г. И. Современная философия: поиски образа культуры. // Дефиниции культуры. Томск.1996. С. 58−59. 6 Q голоде общественного самосознания, в голоде по памяти и истории. «. Таким образом, этот критик обращает внимание своих коллег на отрыв современного литературно-критического мышления от тех культурных основ, которые он считает для литературной критики родовыми. Пробуждение самосознания — это прежде всего путь к культуре, к ценностно-духовным истокам того мировоззрения, в контексте которого и рождается литературно-критическая мысль. В. Арешка также отмечает столь характерную для современной ему русской литературной критики недостаточную развитость рефлексии о коренных общечеловеческих ценностях9, то есть рефлексии философско-культурологической ориентации. А М. Эпштейн связывает скачок к усилению внимания текущей критики к проблеме самосознания с тем, что для нее «в область освоения вступила такая мощная система, объемлющая все стороны действительности, как культура» 10, и говорит о необходимости изучения этого процесса с теоретических и, по сути дела, философских позиций: «Литературоведение — пишет он, — это не просто область изучения литературы, это путь развития литературы через сознание о себе. Нам очень недостает сегодня теоретиков и мыслителей — активных участников литературного процесса» 11.

Учитывая то, что философское мышление пребывает не только в формах философского трактата, но и обладает способностью проникать в другие жанровые формы интеллектуального дискурса, процесс его актуализации в такой смежной гуманитарной области научного знания как литературная критика будет интересен как философии науки, занимающейся осмыслением различных типов междисциплинарного взаимодействия гуманитарных наук, так и относительно новой философской дисциплине «теория и история культуры», поскольку автор данной работы склонен рассматривать самосознание современной литературной критики как некую прикладную рефлексивно-философскую деятельность по изучению современного состояния русской культуры 1990;тых годов в совокупности со своей приобщенностью к ее ключевым ценностям и коммуникативным стратегиям их реализации в социальной среде. История современной русской литературной критики является частью нынешней истории российской культуры и потому видовое самосознание современного литературно-критического мышления несет в себе и отпечаток родового самосознания нашей культуры. Последнее же никоем образом не должно выпадать из сферы внимания отечественной культурологии.

Основные задачи исследования.

Целью данной научной работы является выявление философско-культурологических тенденций самосознания современной российской литературной критики 1990;тых годов, с последующим выявлением его.

8 Михайлов А. Опамятование.// Дружба народов. 1988. № 5. С. 235.

9 Арешка В. Преодолевая инерцию критической мыслию// Вопросы литературы. 1987. № 2. С. 241.

10 Эпштейн М. Парадоксы новизны. M.1988. С. 143.

11 Там же, С. 406. 7 структурного состава и обнаружением устойчивых типовых функций (к числу которых мы относим дисциплинарное самосознание, аксиологические приоритеты в пространственно-временной ориентации и ключевые коммуникативные стратегии).

Реализация данной цели достигается через решение следующих задач: 1) поиска адекватной методологии, способной наиболее точно описывать самосознание современной литературной критики в незавершенном и не целостном литературном процессе, определить ее ключевые коммуникативные стратегии социокультурной ориентации, 2) разработки новых путей сохранения и реанимации глубинного диалогичного мышления в мире недиалогичной и поверхностной культуры, 3) выявлении оптимальной модели соотношения литературоведения, литературной критики и художественной литературы в дисциплинарном самосознании этих немаловажных форм научного и художественно-эстетического творчества.

В качестве объекта исследования выступает самосознание российской литературной критики 1990;тых годов, а предметом научной работы становятся ее коммуникативно-аксиологические аспекты, способствующие формированию современного образа культуры.

Состояние разработанности проблемы.

Поскольку предметом данного исследования является ранее неисследованная область литературно-критического и литературоведческого знания, взятого как в теоретическом, так и в историческом измерении, трудно говорить о каких-либо специальных предшествующих разработках, ставящих своей целью анализ ключевых тенденций социокультурного самосознания русской литературной критики 1990;ых годов. Однако следует все же обозначить некоторые подступы к решению этой проблемы, которые уже делались ранее в отечественном и зарубежном литературоведении.

Что же касается попыток подойти к выяснению проблемы самосознания литературоведения и литературной критики в рамках освещения более общей задачи систематики литературоведения, то в предыдущем разделе введения мы уже вкратце охарактеризовали это направление теоретико-методологического поиска. Поэтому имеет смысл сосредоточится на тех особенностях ее исследования, что уже имели ранее место в истории русского и зарубежного литературоведения.

В 1960;1970;тые годы проблемы теории литературной критики активно разрабатывали Ю. Барабаш12, JI. Ершов13, П. Николаев14 и другие отечественные филологи. Однако как замечает в своей диссертационной работе А. Казаркин уже в то время эти работы «устарели методологически, ибо внутренне некритичны,.

12 Барабаш. Ю. Алгебра и гармония: О методологии литературоведческого анализа. М. 1977.

13 Ершов. Л. Память и время. М. 1984.

14 Николаев П. Снова о творческом методе и стиле: (Устойчивы ли категории в науке?) // Вестник московского ун-та. Сер. 9: Филология. 1984. № 5. С. 18−30. 8 страдают категоричностью обобщений, а то и упрощенно-социологическим пониманием природы искусства слова, в большинстве статей бросается в глаза преобладание методологических вопросов при ослабленном внимании к фактологической основе исследования" 15.

Причем кроме него на недостаточность проработки материала литературно-критических дискуссий со стороны советских ученых неоднократно указывали такие видные литературоведы социалистических стран как Р. Вейман, М. Науман, Г. Маркевич и А. Диосеги.

В 1980;тые годы к изучению проблем самосознания литературной критики подходят А. Бочаров, Н. Николаев, В. Муромский и В. Брюховецкий. Однако их попытки осмыслить специфику литературно-критического мышления через анализ диалогического отношения критики к литературе говорят лишь о том, что проблема литературно-критической рефлексии еще не выделялась ими в самостоятельный предмет научного анализа.

Вместе с тем, интересы таких известных критиков как М. Чудаков, С. Чупринин, Е. Сидоров фокусировались прежде всего на вопросе о том, в какой мере критика может служить «зеркалом литературы» в современный им исторический период, датируемый 1950;ыми годами. Тем не менее, приоритет представления о критике как о вторичном художественном образовании по отношению к изучаемой ею художественной литературе приводил вышеупомянутых исследователей к мысли о том, что функции литературной критики преимущественно сводятся только лишь к самосознанию литературы. Стало быть, критикой этого периода советской эпохи еще не был осознан тот факт, что критика является не только «зеркалом литературы» 16, но и полноправным субъектом литературного процесса, способным осуществлять акт своей философско-эстетической рефлексии, о чем еще в начале двадцатого века говорил Ю. Айхенвальд.

В этом же ряду следует упомянуть и работу Б. Бурсова «Критика как литература» 17, в которой также обращалось внимание на наличие в литературной критике сильного художественно-эстетического потенциала, на основании чего эту форму осмысления художественной литературы стало возможным отнести не только к познанию, но и рассматривать ее как составную часть художественного мышления.

И в тоже время, несмотря на ряд ценных теоретико-методологических наблюдений Б. Бурсова, его теория оказывается еще далеко несовершенна. Главным образом, потому, что им делается попытка растворить критику в литературе, вместо того, чтобы выявить дисциплинарную специфику первой при обязательном учете ее художественно-эстетических свойств. А это уже само по себе является свидетельством того, что литературная критика пока еще не подошла к осмыслению своих родо-видовых отношений. Хотя дисциплинарная рефлексия уже начинала функционировать, характер ее работы был экстравертен,.

15 Казаркин А. Русская советская литературная критика 60−80-х годов (проблемы самосознания литературы). Дисс докт. филол. наук. Свердловск. 1990. С. 5.

16 Белая Г.

Литература

в зеркале критики: современные проблемы. М. 1986.

17 Курсов. Б. Критика как литература. Л. 1976. 9 без выделения в самостоятельную область филологического исследования механизма рефлексии как такового. Критика осознавала себя по отношению к чему-то, а не изнутри себя.

И это несмотря на то, что прогрессивные исследователи критики 1980;ых годов при разработке теории литературной критики (но тогда еще не теории литературно-критического самосознания), взяли курс на ее самопознание в естественном самоопределении, вместо критики сталинско-хрущевского периода, руководствующейся сугубо идеологическими критериями, взятыми из решений партсъездов и докладов политических лидеров КПСС.

Сама по себе проблема самоопределения литературной критики еще не была окончательно определена. Главным образом потому, что ее вообще нельзя раз и навсегда определить в синхроническом разрезе, ибо самосознание есть тот вечно развивающийся процесс, который никогда не будет втиснут в стадию его законченности вплоть до полной ликвидации литературно-критического мышления.

А это значит, что при разработке теории самосознания мы можем установить только то, при каких условиях у литературной критики возникает потребность в своей интровертно-рефлексивной деятельности (поскольку при одних социокультурных исторических обстоятельствах интенция к самоидентификации актуализируется, при других — как это, например, было в сталинскую эпоху — нет), каким образом такая литературно-критическая рефлексия обновляется и какие использует при этом когнитивные операции философского плана, анализ которых влечет за собой необходимость исследования структурно-функционального характера литературно-критической самоидентификации, взятой в качестве самостоятельной теоретической проблемы.

Из более современных работ, посвященных изучению теории литературной критики, нужно отметить работу А. Казаркина «Русская советская литературная критика 60−80-х годов (проблемы самосознания литературы)». Следует признать, что в отдельных вопросах по проблемам художественной ценности и интерпретации, а также особенностей соотношения научного и художественного мышления в структуре литературно-критической работы, автору удалось достигнуть весьма серьезных успехов.

Так, например, не вызывают никаких сомнений обоснованные и аргументированные положения автора о том, что в 1960;1980 годы писательская критика была самым оптимальным самосознанием литературы, и о том, что «дистанция между критикой и наукой, с одной стороны, и между критикой и публицистикой, с другой, исторически подвижна, так как принадлежит к числу.

1 о ценностных установок эпохи". Можно согласиться и с тем, что «движение критики возможно лишь как свободное развитие дискуссий о литературе и обществе в целом» 19.

Однако другое основное положение диссертанта, разделяемое также и В.

18 Казаркин А. Русская советская литературная критика 60−80-х годов (проблемы самосознания литературы). Дис. докт. филол. наук. Свердловск. 1990. С. 13.

19 Там же, С. 13.

Брюховецким, о том, что назначение критики состоит в том, чтобы стать самосознанием становящейся литературы, на сегодняшний день методологически устарело. Так как в современной ситуации отказа общества от литературы становится ясно, что литературная критика не всегда склонна выставлять эту цель в качестве идеала.

В первых разделах, анализируя состояние изучаемой проблемы, автор делает справедливое замечание своим предшественникам насчет того, что они не видят различия между тем, чем на самом деле является литературная критика и тем, чем она должна быть.

Вместе с тем само по себе стремление служить формой общественного самосознания не всегда есть то, что может практически осуществить литературная критика, функционируя внутри отведенного ей исторического периода. Более того, она даже не всегда желает ею быть. Ибо наступает момент, когда литературная критика перестает обладать возможностью актуализировать свои социальные функции, отказываясь от роли рупора пропаганды и отбрасывая этот целевой императив из зоны своей дисциплинарной рефлексии.

Поэтому такого рода социально-идеологические функции нельзя квалифицировать как перманентные свойства литературно-критического самосознания, одинаково реализующего одну и ту же цель в разных исторических условиях.

Поскольку литературная критика является движущимся, вечно развивающимся, становящимся самосознанием, ему нельзя приписать устойчивых и специфических доминант. Можно лишь типологически проанализировать общие свойства структурно-функционального состава литературно-критического мышления и попытаться прояснить, какую они обретают специфическую философскую нагрузку, актуализируясь в хронологическом периоде истории русской литературной критики 1990;ых годов. В этом направлении и будет в дальнейшем двигаться данное научное исследование, делающее попытку доработки на новом историческом материале некоторых теоретических пробелов в предшествующих филологических работах предшественников, требующих существенного философско-культурологического восполнения.

Методологические основания исследования.

В связи с тем, что, разрабатывая проблему самосознания литературоведения и литературной критики, приходится иметь дело с новым предметом исследования, так по существу и не подвергнутому серьезному анализу в предшествующей филологической традиции, нам неизбежно придется в процессе анализа этой проблемы создавать свою собственную методологию, характерная специфика которой также нуждается в теоретической рефлексии, поскольку само изучение процесса самосознания оказывается составной частью.

20 Брюховецкий. В. С. Природа, функция и метод литературной критики: Автореф. дис.докт. филол. наук. М Киев: Ин-т лит-ры им. Т. Г. Шевченко. 1986. и этой же самоидентификационной процедуры и является по сути дела ее продолжением.

Критика уже сама по себе склонна осознавать себя в философско-культурологическом ракурсе, но это не значит, что она рефлектирует только лишь посредством заимствования философско-эстетических идей из других сфер гуманитарного познания. Это происходит еще и ввиду того, что философско-культурологические основания в некотором роде имманентны литературной критики. Они априорно заложены в ней как своеобразной форме интеллектуальной деятельности, представляющей из себя сложную родовидовую структуру, в которой пересекаются множество аналитических и художественно-эстетических тенденций самого широкого профиля.

Стало быть, самосознание литературной критики проявляется путем открытия, самообнаружения в себе этих имманентных философско-эстетических и культурологических основ и вовлечения их в дальнейшем в качестве средств в процесс экстравертной литературно-критической деятельности, с чем мы имеем дело при идентификации литературным критиком родовых свойств литературного произведения, пафос которых нам следует расценивать либо как трагический, либо как комический, возвышенный, катарсический и т. д.).

Однако философско-культурологические основания используются как средство и в интровертной самоидентификации литературной критики. Здесь они оказываются и субъектом, и объектом и средством литературно-критической рефлексии. Обнаружение имманентных философско-эстетических и культурологических оснований происходит за счет их экспликации при помощи философского категориального аппарата, самой философски-ориентированной специфики рефлексивного мышления, и некоторых особенностей эстетической интенциональности, предрасположенной к тому, чтобы проводить такую рефлексию в эстетической форме (задействуя при этом, например, образнометафорическое мышление) и руководствуясь к тому же эстетическим задачами.

В чем нас убеждают концепции эстетики самоценности романного мышления у.

Г. Лукача и теория эстетического рационализма у Д. Лихачева, который в свое время писал о том, что «Красота научной работы состоит главным образом в красоте исследовательских приемов, в новизне и скурпулезности научной методики. В. Камянов, отвечая на анкету „Вопросов литературы“, говорит о плодотворности „раскованного, задирающего слова“. „Раскованность“ от чего? От пут научной методики? Но разве научность, настоящая научность сковывает? Нет, именно она-то и приводит к открытиям. Она дает метод обнаружения истины. Научная методика прокладывает пути, а не ограничивает исследование, не „осаждает“ исследователя, а напротив, дает ему возможность подняться над банальностью» .

А это значит, что поскольку в исследовании механизма самосознания литературоведения и литературной критики мы делаем акцент на прояснение употребляемых в нем некоторых форм философско-эстетического мышления, нам также придется обратиться к целому ряду философско-эстетических концепций,.

21 Лихачев Д. О филологии. М. 1989 С. 32.

12 объясняющих специфику эстетической и философской форм деятельности. При этом мы будем использовать дефиниции философского мышления, созданные в.

22 23 работах М. Мамардашвили, В. Сагатовского, Б. Рассела, К. Ясперса, Ж. Делеза, Ф. Гваттари, В. Видгофа и т. д. В процессе анализа структуры дисциплинарных форм литературно-критической рефлексии, мы видим целесообразность опоры на работы Г. Щедровицкого24, в особенности на его теории структурно-функционального состава методологии научного исследования и процедурам ее осознания, располагающимся на мета-методологическом уровне дисциплинарной самоидентификации.

Собственно культурологическая тенденция литературно-критического мышления проявляется уже тогда, когда какой-либо отдельный литературный критик заводит речь о ценностном отношении текста к контексту и контекста к тексту. Границы контекста (в каких масштабах мы собираемся оценить роль выдающегося литературного произведения в современном русском или общечеловеческом культурном сообществе) и текста (какие именно произведения из всего творчества выдающегося писателя способны оказать такого рода воздействие) могут быть определены по-разному. Однако самосознание необходимости более четкой разработки самого характера этой ценностной связи свидетельствует о том, что философско-эстетические и культурологические тенденции в системе литературно-критической рефлексии функционируют в ней не только на бессознательном, но и на сознательном уровне.

Более того, именно их подъем и определяет пробуждение самосознания как такового, философской воле к истине как к постижению предельных оснований сущностных свойств человеческого бытия. И осознание этой деятельности как творческого, эстетического процесса ведет литературную критику к новым горизонтом самосовершенства не только в своей узкопредметной области, не только за счет разработки новых методов анализа художественного текста, но и за счет более углубленного становления личности литературного критика как особенной культурно и эстетически развитой индивидуальности, способной к диалогичному проникновению в творчество любого писателя. Разумеется, критик не всегда может, да и не должен, разделять эстетическую позицию изучаемого им автора. Однако взаимопонимание между ними все же должно присутствовать. Без него критик вообще не может состояться в качестве профессионала. Внутренняя культура критика определяет степень понимания той внешней культуры, в контекст которой он помещает творчество исследуемого писателя. И именно эта внутренняя культура служит основанием для выносимой художественному тексту литературно-критической оценки, ее активизация пробуждает литературно-критическое самосознание. Таким образом, литературная критика определяет путь своего саморазвития не просто как экстравертный, объектоцентристский,.

22 Мамардашвили М. Как я понимаю философию. M. 1992.

23 Так, например, В. Сагатовский считает, что «осуществляя категориальную рефлексию мировоззрения, философия выполняет две базовые функции: мировоззренческую и методологическую. Мировоззренческая функция заключается в рефлексии мировоззренческого идеала, методологическая — в рефлексии пути, то есть средств и способов движения к идеалу». См. Сагатовский В. Философия развивающейся гармонии: философские основы мировоззрения. СПб. 1997. С. 45.

24 Щедровицкий Г. Избранные работы. М. 1995.С. 100−101.

13 направленный только лишь на интерпретируемый литературный текст, но и как интровертный обращенный внутрь интерпретирующего сознания. Индивидуальное духовно-нравственное и художественно-эстетическое самосовершенство критика оказывает не меньшее влияние на его мастерство, чем чисто литературоведческая эрудиция.

Итак, культурологические тенденции литературной критики проективны, философско-эстетические — интенциональны, они, по мимо всего прочего, выступают в качестве того исходного импульса дисциплинарного самосознания, который определяет в литературной критики необходимость выстраивания своего отношения к культуре. Даже попытка самоопределения литературной критики в системе общегуманитарного мышления и поиск новых точек размежевания с другими филологическими и гуманитарными дисциплинами является для нее не просто чисто формальной процедурой, но именно аксиологической задачей. Усилие к обоснованию своей «специфичности» не только по предмету, но и по методам рождается из стремления литературной критики доказать, что она не «хуже других» может отрефлексировать свою дисциплинарную особенность.

Таким образом, изучение структуры и способа организации рефлекторного акта, присущего литературно-критическому мышлению, способно внести существенный вклад как в филологические науки, так и в философско-культурологические дисциплины. Экспликация философско-эстетических тенденций литературно-критической рефлексии требует изначального определения их видовых особенностей, без знания которых и соответствующего обращения к категориальному и методологическому аппарату этих гуманитарных дисциплин, решение основной проблемы нашего исследования просто не представляется возможным.

А это значит, что анализ внутренних проблем дисциплинарного самосознания литературной критики возможен на методологической базе исследования проблем эстетического сознания, в зону анализа которых входят также и проблемы философских форм организации эстетической деятельности (одной из которых может, например, считаться концепция диалога, делающей попытку дать ответ на третий основной вопрос эстетики: как построить человеческую жизнь по законам красоты?), мы станем опираться на те методологические основания, которые были заложены в работах Г. Гегеля, Г. Гадамера, Г. Лукача, Ж-П. Сартра, Г. Батищева, В. Видгофа, В. Библера, а также на тех литературоведов, которые использовали эстетические методы анализа художественной литературы. К их числу можно отнести М. Бахтина, X. Блума, Н. Рымаря, В. Скобелева, В. Тюпу и др.

Ввиду того, что все эти концепции являются не только методологической базой субъектного процесса их настоящей рефлексии, но и являются фактом исторического функционирования дисциплинарной самоидентификации литературоведения (как, например, это можно сказать о Г. Лукаче, В. Тюпе и М. Бахтине) они также будут входить в предметное поле нашего исследования наряду с другим эмпирическим материалом, специфику которого определяет то, что этот материал является также материалом теоретическим, а интерпретация теории требует реализации по отношению к себе соответствующего мета.

14 теоретического подхода, что обретает свою особую актуальность в условиях современного методологического и теоретического полицентризма, характер которого на сей день крайне релятивен и хаотичен.

Эмпирические и теоретические источники исследования.

Применительно к изучению специфики теоретического самосознания литературной критики 1990;ых годов, мы, в первую очередь, станем опираться на те литературно-критические статьи, в которых дается обобщенная картина современного состояния русской литературной критики и делаются попытки ее рефлексивного анализа. Сюда можно отнести статьи С. Костырко, Н. Ивановой, И. Роднянской, П. Басинского, И. Пруссаковой и др. Все они представляют из себя очень важный факт самосознания современной литературной критики, поскольку заключают в себе процесс его теоретической рефлексии, являющийся предметом синхронического анализа, на основании которой в первой главе нашего исследования будет разработана общая теория литературно-критического самосознания. Сюда же можно отнести материалы таких литературно-критических дискуссий, как «Критики о критике», «Современная литература: Ноев ковчег?», «Критика: последний призыв», «О массовой литературе, ее читателях и авторах», «Культура и рынок», «Знамя» о «Знамени» и не только", «Философия филологии» и т. д.

Специфические особенности этой группы источников состоят в том, что они рассматривают литературную критику как особенный предмет исследования и делают попытку ее теоретической диагностики, осуществляя при этом жанрово-методологическую классификацию литературно-критических направлений (Н. Иванова), а также намечают возможные стратегии ее развития (как это пытается сделать С. Костырко и И. Пруссакова). Поэтому характер таких источников носит и эмпирический (поскольку они являются самостоятельным предметом нашего исследования) и теоретический характер (так как некоторые из них частично позволяют нам определиться в индентификации определенной совокупности литературно-критических тенденций и поэтому могут быть заложены в основание той методологической базы, с позиций которой осуществляется наше исследование современного литературно-критического мышления 1990;ых годов).

Во вторую группу источников входят статьи, авторы которых рассматривают литературную критику не как самостоятельный предмет анализа, а просто как часть литературного процесса, осваиваемую наравне с такими его конгредиендами, как литература, культура и состояние современной общественной психологии. К этой группе источников можно отнести статьи В. Сердюченко, JI. Аннинского, Т. Сотниковой, А. Немзера, В. Новикова, А. Мелихова, В. Березина, А. Пурина, О. Славникова, И. Роднянская и т. д.

И наконец к третьей группе источников мы будем относить непосредственно те литературно-критические статьи, которые не заключают в.

15 себе никакой литературно-критической рефлексии, но представляют собой любопытный факт исторического сознания литературно-критического мышления, посредством анализа которого мы можем раскрыть какие-то очень важные и существенные особенности российской литературной критики 1990;тых годов.

Совершенно естественно, что вторая и третья группа могут считаться чисто эпирическими источниками анализа. Что же касается теоретических работ, то со стороны литературоведения нами будут использоваться работы В. Бурсова, А. Бочарова, С. Щукиной, А. Казаркина, В. Брюховецкого и т. д.

Из литературы, посвященной анализу философских и эстетических проблем, а также книг и статей, делающих попытку определения специфики научного мышления и определения особенностей его функционирования в двадцатом веке, автором в процессе изучения роли философско-эстетических тенденций в структуре функциональной деятельности литературно-критической рефлексии будут использованы труды К. Поппера, П. Фейерабенда, В. Степина, В. Библера, и др.

При индентификации философских тенденций в самосознании литературной критики мы предпочитаем опираться на те концепции философии, которые выдвигали Ж. Делез и Ф. Гваттари («философия как деятельность по производству инновационных концептов»), Сократ, М. Хайдеггер и М. Мамардашвили («философия как деятельность по стимулированию развития силы и интеллектуальной культуры человеческого самосознания», «философия как процесс порождения порождающих текстов»), К. Ясперс («философия как процесс экзистенциальной коммуникации, связывающей в единство духовной сопричастности друг к другу разрозненные человеческие характеры»), Н. Мотрошилова (философия как живая совесть своей эпохи"), В. Сагатовский («философия как акт самосознания мировоззрения»), JI. Витгенштейн («философия как процедура расчистки логически неоправданных риторических форм выражения человеческой мысли и процесса упорядочивания и более эффективной организации категориального аппарата философского дискурса»).

В целях теоретико-методологического анализа социокультурных факторов, определяющих развитие современной российской литературной критики 1990;тых годов, мы опираемся на работы сторонников коммуникативно-акбиологического подхода к культурологии (А.Кармин, М. Каган, В. Библер).

Современная литературная критика рассматривается нами не только как репрезентативная, но и как креативная форма художественно-эстетической и публицистической деятельности, обладающая способностью создавать свой образ современной культуры, наполняя его соответствующим содержанием.

В рамках социологической разработки данной проблемы мы будем использовать новейшие достижения западноевропейской социальной философии конца ХХ-го века, представленные в трудах Клиффорда Гирца, долгие годы изучавшего символико-мифологические и социокультурные функции идеологического дискурса, и Пьера Бурдье, разработавшего свою оригинальную теорию о специфических коммуникативных формах взаимодействия социальных групп, борющихся за обретение символического и экономического капитала.

Степень научной новизны и результаты диссертационного исследования.

Степень научной новизны диссертационного исследования определяется следующими результатами проделанной работы:

1. Обосновывается правомерность рассмотрения самосознания литературной критики как сферы прикладной деятельности философско-эстетического и социокультурного мышления.

2. Выстроена оптимальная модель самоидентификации литературной критики, осознающей свои собственные дисциплинарные границы при взаимодействии с художественной литературой и литературоведением.

3. При установлении характера самосознания русской литературной критики 1990;ых годов доказывается, что в связи с тем, что ей приходится осуществлять свою деятельность в атомарном обществе, она не может служить оптимальной формой общественного самосознания.

4. Внутри современной литературно-критической рефлексии нами выделяются две разновидности философско-эстетической реакции на ее полицентрическое положение в системе современной культуры: 1) позитивная реакция, ведущая к попытке систематизировать разрозненные тенденции литературного процесса и восходящая к идее М. Бахтина о распаде унифицированного мышления как необходимом условии для возникновения свободно ищущего сознания, и 2) негативная реакция, берущая свои идеи в мировоззренческих идеях Г. Лукача, провозглашающая какофонический характер современного полицентризма, который не дает возможности систематизации и поиска общего ценностного центра внутри современного хаоса российской словесности.

5.Выявляются границы диалогических интенций философско-эстетического самосознания литературной критики, способ функционирования которых ограничивается: 1) особенностями того, в каком отношении исходный субъект диалога воспринимает своего партнера, 2) определением статуса того субъекта, с которым приходится вступать в диалогические отношения, 3) тот социокультурный (конвенциональный, интерсубъектный) контекст, который задает условия диалога и оказывает свое непосредственное влияние на процесс субъектно-субъектного взаимодействия.

6.Выделяются следующие философско-методологические стратегии сохранения диалогического отношения в самосознании литературной критики, помещенной в систему недиалогичной культуры :1)осознание приоритета экзистенциальной коммуникации над ее коньюктурно-формальной разновидностью, 2) признание эстетико-аксиологической самоценности теоретической рефлексии диалогического отношения, 3) утверждение взаимного партнерства в самоверификативных актах, 4) переход к проспективному моделированию аргументации «другого» при анализе развернутого с его стороны контекста ожидания, обращенного к исходному субъекту диалога.

Вышеизложенные результаты научного исследования являются ключевыми теоретическими положениями диссертационной работы, выносимыми на защиту.

Апробация работы.

Основные положения диссертационной работы отражены в материалах всероссийского семинара молодых ученых «Дефиниции культуры» (1997, 1998, 1999,2001), в трудах международной конференции «Вторые копнинские чтения» (1998), а также в сборнике работ молодых ученых, изданном по итогам областной конференции «Молодежь и наука: проблемы и перспективы» (1998). В 2000 году в журнале «Вестник молодых ученых» (Серия: филологические науки, № 8) в Санкт-Петербурге была опубликована научная статья «Философско-эстетическое самосознание литературы, литературоведения и литературной критики в современном литературном процессе» .

В сентябре-декабре 1998 года работа обсуждалась на кафедре русской и зарубежной литературы Самарского государственного университета. В 2000 г. — на международной летней школе молодых ученых «Коммуникативные стратегии культуры». В 2001 году диссертационная работа обсуждалась на кафедре русской литературы XX века историко-филологического факультета Российского государственного гуманитарного университета, а также на всероссийской конференции молодых ученых «Методологические основания современной филологии: идеализм и материализм в науке» в г. Калининграде. Итоги научной работы соискателя данного диссертационного исследования получили одобрение и поддержку государственных комиссий и научно-технических советов, что, в частности, нашло свое выражения в присуждении его автору в 1999 году звания «Лауреат премии Томской области в сфере науки и образования», в 2001 г. гранта РГНФ (№ 01−04−16 277а), в 2001 году именной стипендии Президента РФ (№ 3184), в 2002 году именной стипендии НК «Юкос» .

Структура научной работы.

Структура научного исследования «Самосознание русской литературной критики 1990;ых годов: опыт философско-культурологической рефлексии» состоит из введения, трех глав и заключения. Во введении обосновывается необходимость анализа проблемы самосознания русской литературной критики 1990;ых годов и разработки общей теории самосознания литературно-критического мышления.

Первая глава посвящена дисциплинарным аспектам проблемы литературно-критической самоидентификации, рассмотренным с точки зрения синхронического подхода и осуществляющихся на изучении широкого литературоведческого и литературно-критического материала.

Вторая глава посвящена изучению коммуникативных стратегий и пространственно-временных ориентаций литературно-критической рефлексии 1990;ых годов. В ней рассматривается смена методов освоения изменившейся социальной действительности, трансформация философско-культурологических.

18 приоритетов, а также попытки реформирования целей и задач литературно-критического мышления, сопровождающийся реальным изменением самого характера ее функционирования в современных социокультурных условиях.

Третья глава обращается к прогнозированию коммуникативно-аксиологических перспектив оптимизации современной литературно-критической рефлексии.

В заключении формулируются итоги проделанной работы и намечаются ее дальнейшие теоретико-методологические перспективы.

Заключение

.

В своем исследовании «Социокультурные аспекты самосознания российской литературной критики 1990;тых годов» мы попытались осветить вышеобозначенную проблематику как с теоретической, так и с предметно-практической точки зрения. Выбор исторического материала — российская литературная критика 1990;тых годов — обусловлен: 1) крайне незначительной изученностью этой фазы исторического развития литературной критики в отечественном академическом литературоведении, 2) ее существенными функциональными различиями по отношению к критике предыдущих периодов, характер которых способен радикально изменить некоторые фундаментальные теоретические представления об основаниях литературно-критической деятельности.

В связи с особой философско-культурологической, а не филологической направленностью данной работы, ее автор постарался избежать построения целостной концепции истории российской литературной критики 1990;тых годов. И главным образом не столько из-за недоступности всей совокупности литературно-критических источников за этот период, сколь ввиду принципиальной незавершенности самосознания данного исторического процесса со стороны самой литературной критики, которая зачастую склонна осмыслять какие-то общие характеристики своего эпохального мышления уже постфактум. Как пишет на этот в одной из статей Ян Шенкман: «логика современной литературы будет видна лишь спустя многие годы, когда отпадут соображения актуальности и за внешне хаотическим развитием станет видна общая картина. Иначе говоря, когда время произведет свой отбор. Не всегда, кстати, естественный."167.

К тому же границы понятия «современности» во многом условны (мы произвольно ограничиваем их хронологическими рамками 1990;тых годов) и трудно определимы уже потому, что отсчет нового, постсоветского становления литературно-критического мышления можно производить как от 1986;го года (начало демократической перестройки государственной советской политики со стороны М.С. Горбачева), так и от 1991 года (приход к власти Б.Н. Ельцина). Поэтому мы проследили лишь наиболее общие социокультурные тенденции (да и то преимущественно коммуникативно-аксиологической направленности) в теоретическом самосознании и в некоторых конкретных практиках современной литературно-критической деятельности.

С филологических позиций, реальная история литературной критики выглядит либо как совокупность высказываний отдельных критиков по поводу наиболее значимых, с их точки зрения, частных художественных текстов, либо эти высказывания сводятся к неким обобщенным философско-эстетическим принципам индивидуального литературно-критического творчества, либо же они в лучшем случае группируются в некие направления (критика либерально.

167 Шенкман Я. Хорошо забытое настоящее. // Октябрь. 1998. № 3. С. 169.

101 демократическая, традиционалистская, постмодернистская и т. д.). В разработке двух последних методологических тенденций степень использования в филологическом исследовании философско-эстетического дискурса чрезвычайно высока. Однако философско-культурологическим оно становится только тогда, когда поднимается на более высокую ступень типологического абстрагирования, рассматривая специфику характера функционирования литературно-критического мышления в более широких контекстах — в контексте дисциплинарного самосознания (осмысление литературной критикой своего места в гуманитарной науке) и в контексте разработки его социокультурных, коммуникативно-аксиологических стратегий.

Тем не менее, при изучении философско-эстетических тенденций современной литературной критики необходимо учитывать не только ее усилия по сближению с философской и культурологической мыслью, но и противоположные тенденции к отстранению от них, в целях установления своей уникальной «литературно-критической специфики». Так, например, Б. Хазанов в статье «Апология нечитабельности» пишет о том, что «критик не задумывается о принципах собственного мышления. Все эти вопросы для него попросту не существуют. Поэтика для него полностью вне философии, он никогда не интересуется философией, таким же он представляет себя и писателя, он полагает, что талант и жизненный опыт с лихвой возмещают писателю отсутствие философии, он свято и наивно верит в то, что мысль, рефлексия — нечто противоположное и противопоказанное искусству, и не догадывается о том, что они могут быть художественным средством, могут быть введены в художественную систему романа"168.

Нередко можно встретиться и с критическим отношением к культурологическим тенденциям филологических исследований. «Преподаватели вузов — частью старая гвардия, обкатавшая свои лекции еще лет двадцать назад, частью — те, кто вчера защитился по марксистской эстетике или атеизму, а сегодня переквалифицировался на „культурологию“, Фрейда и Юнга, либо поборники дремучего национализма, или „компаративисты“. К концу обучения студентов распирает гордость от „глубокого“ знания „философии и культуры“ — в любом произведении они находят несколько примитивных „культурологических“ схем или фрейдовские гвоздь и шляпу, литературы они так и не касались169» -пишет по этому поводу С. Рейнгольд.

При столкновении с такого рода суждениями, следует принять во внимание прежде всего тот факт, что, во-первых, любая критика философских и культурологических тенденций в литературной критике со стороны самой литературной критики носит исключительно философско-культурологический характер (главным образом, потому, что при критике философии используется не филологический, а философский метод), во-вторых, сфера распространения негативного отношения к философско-культурологических уклонам современного литературно-критического мышления крайне ограниченна. По большей мере в ней превалируют на этот счет именно.

168 Хазанов Б. Апология нечитабельности.//Октябрь. 1997. № 10.С. 170.

169 Рейнгольд С. Критика: последний призыв. // Знамя. 1999. № 12. С. 159.

102 комплиментарные суждения. Как утверждает Ян Шенкман: «Литература упорно не хочет замыкаться на самой себе. Активно осваивает низовые пласты языка, низовые сюжеты. Столь активно, что к концу тысячелетия возникает иллюзия полной оккупации не-культурного пространства. Дойдя до предела, нужно понять, куда двигаться дальне. И, естественно, возникает вопрос: исчерпаемы ли пространства за пределами логова минотавра? Математик Анаксимен отвечает на этот вопрос отрицательно: чем больше пространство освоено, тем шире границы с неизвестным, и так — до бесконечности. .Значит, до предела мы не дошли. ."170.

Итак, философское мышление упорядочивает внутри литературной критики как некоей культуры оценочного суждения изначальные эстетические эмоции по поводу литературных текстов. Поэтому в этом плане крайне любопытно, что в своем усилии стать полноценным креативным субъектом современного культурного пространства российская литературная критика 1990;тых годов начинает постепенно избавляться от жестко-негативного неприятия социологичности своего дискурса, столь широко распространенного в начале прошлого десятилетия. Как отмечает К. Степанян «литература.всегда была основой культуры и второй — после веры — опорой всего бытия страны, и как же в таком случае разговор о литературе может свестись к узкоспециальному анализу, более того, к рыночным экспертным оценкам?. 1,171.

Что же касается литературной критики, то она, по мысли О. Славниковой, в отношении к художественной литературе «разделяет ее судьбу и сопровождает ее в изгнании. То, что изгнание продлится еще долго, лично у меня не вызывает никаких сомнений. Но критике, конечно, приходится еще трудней, чем, к примеру, прозе. Видимо, критика перестала удовлетворять внелитературные потребности широкой (ныне сузившейся) интеллигентной аудитории. Она перестала говорить через голову цензора, на эзоповом языке, перестала теребить читательское тщеславие некоей иллюзией принадлежности к интеллектуальной элите» 172.

Тяжесть социально-экономического положения литературной критики определяется еще и тем, что «у литературы в запасе вечность — никакой „тайм-аут“ ей не повредит. У „толстых“ журналов вечности в запасе нет, их единственная и почва и судьба — сегодняшний день, и кто заставляет их „делить досуг печальной нашей крали“, совершенно непонятно. Эдакое затяжное ритуальное самоубийство. за компанию с бессмертной в принципе словесностью» .

Однако несмотря ни на что, спрос на литературную критику со стороны сжимающегося круга ценителей художественной словесности все же еще остается. Как пишет на этот счет И. Пруссакова «Теперь, правда, распространилось мнение, будто эмоциональный отклик на произведение искусства и не нужен — устарел, мол. Но тогда — зачем искусство? Человек взыскует надежды. Он хочет, чтобы ему сказали: не все еще потеряно. Ему.

170 Шенкман Я. Хорошо забытое настоящее. // Октябрь. 1998. № 3. С. 170.

171 Степанян К. Критика: последний призыв. // Знамя. 1999. № 12. С. 195.

172 Славникова О. Критика: последний призыв. // Знамя. 1999. № 12. С. 162.

173 Агеев А. Критика: последний призыв. // Знамя. 1999. № 12. С. 189.

103 страшно жить в мире фантомов. Ему неуютно в мире без жизнеподобия. И, пока художник выражает свое презрение к эстетическим идеалам большинства, большинство мается, утратив ориентиры в пустой и холодной галерее современного искусства"174. В этом плане далеко не случайна попытка А. Мелихова редуцировать индивидуально-эстетические воззрения к социально значимой рефлексии философско-культурологического профиля: «Все, что мы любим, может явиться в мир лишь как крошечная часть огромной системы, в которой все будет для нас — хорошо еще, если просто безразличным, а не отвратительным и ужасным. Но если хочешь сохранить свою часть — заботься о целом. Однако этого-то и не хочется, хочется подчинить его себе — Человеку с большой, а то и маленькой буквы, игнорируя неустранимый трагизм бытия. Но никакая самая прекрасная мечта не должна властвовать над истиной, а истина требует не поклоняться ни одному отдельному кумиру, развеивать любые утешительные иллюзии"175.

Стало быть, философско-культурологический анализ допускает со стороны авторов используемый ими дедуктивный ракурс теоретического охвата исторического материала с целью вычленения из него продуктивных обобщений, которые бы могли пополнить новыми знаниями как сугубо филологическую дисциплину «история литературной критики» с внесением соответствующих поправок в ее теорию, так и философскую дисциплину «теория и история культуры», поскольку последняя также обращается к современности, исследуя коммуникативный и аксиологический потенциал литературной критики и художественной литературы как составной части современной культуры. Такого рода обращение к истории отдельных видов искусств и соответствующих форм их рефлексии со стороны культурологии представляется нам весьма плодотворным делом, поскольку эта относительно новая гуманитарная дисциплина, с одной стороны, будет избегать подгонки содержания определенной культурно-исторической эпохи под некие общие аксиологические знаменатели, которым впоследствии приписывается некая национально-историческая «ментальность», а, с другой стороны, позволит более детально рассмотреть индуктивно-дедуктивный процесс даже не столько отображения, сколько самой структуризации «общих культурных ценностей» в конкретных видах искусства.

При этом важно, чтобы при культурологическом анализе какой-либо отдельной исторической эпохи ее исследователь обращался не только к работам своих коллег-культурологов, не только изучал бы разрозненные факты из области развития самых разных видов искусств, но и принимал во внимание зарождающиеся в их недрах своеобразные формы рефлексии, нацеленные на осознание своего коммуникативно-аксиологического потенциала в его корреляции с внутренним и внешним представлением о своем социокультурном контексте. Ведь такого рода внутривидовые рефлексивные формы могут рассматриваться как существенно важные альтернативные механизмы самосознания только что формирующейся культуры. И их интенциональная.

174 Пруссакова И. В защиту героя. // Нева. 1997. № 8. С. 188.

175 Мелихов А. Честность против праведности. // Звезда. 1997. № 10. С. 235.

104 интегративность" самоописания в единстве с параллельными попытками воссоздать свой собственный образ современной культуры могут избавить культуролога как от абстрактно-дедуктивных фантазий, так и от эмпирического индукционизма, создавая при этом оптимальные предпосылки для изучения культуры методом «обобщения обобщений».

Последний же позволит ему сохранить универсальность собственно философского, а не сугубо исторического подхода к постижению современной истории культуры.

Специфику же собственно философской разработки вышеобозначенных проблем мы видим как в деятельности по самосознанию мировоззрения литературных критиков (В. Сагатовский), так и в работе по организации самого этого рефлексивного акта, согласно концепциям М. Хайдеггера и М. Мамардашвили, считающих философию искусством порождения порождающих текстов.

А философско-культурологические основания литературно-критической рефлексии проявляются в попытках осознания со стороны литературной критики некоторых мировоззренческих ориентаций современной исторической эпохи, а также в стремлении противопоставить ей надисторический идеал иных национальных и общечеловеческих ценностей, которые хоть и отсутствуют в современной жизни, но, все же, по мнению философствующих критиков, все же в ней присутствовать. В этом случае, обращенная к обнаружению ведущих нравственно-этических императивов поведения современного человека, литературная критика сама воссоздает вокруг себя «образ современной культуры», выявляя те тенденции ее развития, которые еще не были изучены в культурологии. Таким образом, литературная критика начинает функционировать как прикладная культурология и философия культуры.

Кроме того, литературная критика пытается не только чисто гносеологически изучить современную ей социокультурную ситуацию, но и попытаться подвергнуть нравственной регуляции как литературный процесс, так и «пошатнувшееся» ценностное мировоззрение читательской аудитории.

В чем, кстати, Бертран Рассел и видел одну из важнейших задач философии: «учить тому, как жить без уверенности и в тоже время не быть парализованным.

1 lf нерешительностью" .

Необходимо заметить, что регулятивная деятельность философского мышления как прямая, так и реализуемая внутри других дисциплинарных областях гуманитарного освоения мира, проявляет себя в некоторой коммуникативной форме. И это также соответствует тем целям, которые ставил перед философией Карл Ясперс, видевший ее задачу в усилении.

177 экзистенциальной коммуникации .

Что касается самого механизма развертывания исключительно культурологических оснований литературно-критической деятельности, то он может проявляться также и в ее пространственно-временной ориентации, когда.

176 Рассел Б. История западной философии. М. 1993. Т.1. С. 9.

177 Ясперс К. Философия в будущем. // Феномен человека. М. 1993. С. 221.

105 критик содействует коммуникативному приобщению читателя к ценностям национальной, западноевропейской или общечеловеческой культуры. Иначе говоря, когда критик помогает сформировать в читателе внутреннюю культуру через его вхозвдение посредством чтения литературы и критики в то, или иное культурное пространство. А также через стимулирование его нравственно-эстетического самоопределения в историческом времени, которое тоже способно нести совершенно различную ценностную нагрузку в зависимости от того, что предпочитает читатель — погрузить себя в прошлое с тем, чтобы просмотреть создаваемые в нем художественные образы и выделить себя из прозаической повседневности настоящего, или же, наоборот, собирается проникнуться той современностью, которая вокруг него уже как-то не вполне ощущается и которой еще необходимо проникнуться, обнаружив ее в горизонте инакового, но «современного мироощущения» — схожего, но не совпадающего с «тем, что есть сейчас» ввиду более высокой концентрации в себе его меры.

В своем исследовании автор постарался избежать чрезмерно отвлеченных рассуждений о социокультурных аспектах самосознания литературной критики вообще, прекрасно осознавая, что самосознание уже в силу своего динамизма меняет свое содержание в различных национальных культурных ландшафтах (отечественное — зарубежное литературоведение) и в исторических эпохах (русская литературная критика начала и середины девятнадцатого века, советская критика XX века, российская литературная критика 1990;тых годов и т. д.). Говорить же об устойчивых механизмах организации литературно-критической рефлексии, конечно, имеет смысл, но делать это можно только лишь исходя из анализа конкретного исторического материала. Иначе рассуждения о теории литературной критики превратятся в очередную импрессионистскую «нормативную поэтику», в один из рефлексивных актов, продолжающих литературно-критическое самосознание — сам по себе интересный, но лишенный научно выверенных предметно-тематических референций. Поэтому для нас принципиально важно не само стремление констатировать тот факт, что литературная критика в процессе своей деятельности репродуцирует некоторые социокультурные тенденции и что они проступают главным образом именно в ее самосознании, а затем, привлекая различный материал из истории российской и зарубежной литературной критики, привести ряд фактов через которые этот феномен станет довольно ясно просматриваться. Гораздо более серьезной задачей нам видится попытка показать, как эти тенденции организуют некие обобщенные черты того неповторимого исторического самосознания литературной критики, которое существенно отличает последнее от предыдущих периодов его развития.

При осуществлении такого рода задач изучения роли социокультурных оснований литературно-критической рефлексии в области ее конкретных действий в современном культурном процессе, констатация их наличия в самосознании литературной критики становится очевидной, а на первое место выступает изучение функционального потенциала философско-эстетической рефлексии, стимулирующей социокультурное самоопределение литературной критики. Иначе говоря, занимаясь исследованием ее социокультурных оснований.

106 главное не только доказать то, что они есть, а выяснить то, чем они могут помочь становлению литературно-критической рефлексии, и тогда философский анализ внутренних филологических проблем сможет перешагнуть через свои дисциплинарные рамки, экспортируя результаты своих исследований в литературоведение.

Поэтому автор диссертационного исследования не ограничился одним лишь изучением социокультурных тенденций внутридисциплинарного самосознания литературной критики (что тоже имеет свой смысл, исходя из того, что проблема выяснения границ литературоведческих дисциплин входит в зону внимания «науковедения» и «философии науки», а дисциплинарное самосознание литературоведения не может рассматриваться чисто с филологических позиций, так как филология разрабатывает методы анализа художественных текстов, а не сами методы анализа механизмов дисциплинарного самосознания, находящихся в зоне философской компетенции) и их функционирования в деле самоопределения последней в современном литературном процессе, но и постарался внести ряд рекомендаций по мерам оптимизации литературно-художественной рефлексии. Ими являются: 1) сохранение самоценности диалогического мышления в самосознании литературной критики, 2) аксиологическая реабилитация экзистенциального монолога как способа социально недетерминированного самоопределения личности через формирование новых смысловых горизонтов в себе, но не обязательно только лишь для себя, 3) поиск общих ценностных оснований в дискуссии с оппонентом, рассмотрение его критических высказываний как вспомогательное средство самоверификации, 4) осознание необходимости продвижения к идеалу бессмертия в нравственно-эстетическом самосознании человечества как высшей достойной цели современного литературно-критического мышления.

Проблема выявления наиболее общих философско-эстетических и социокультурных оснований современной литературной критики решена в диссертационном исследовании следующим образом.

1. Установлено, что для реализации своего самосознания литературная критика должна обращаться к тем литературно-критическим статьям, где наблюдается историческая рефлексия своих философско-эстетических оснований как своеобразных центров интегральной фокусировки разнообразных тенденций в разрозненном литературном материале.

2. Такого рода центрами оказываются следующие рефлексивные функции литературно-критического мышления: а) дисциплинарное самосознание, выявляющее характер соотношения литературной критики с литературоведением как частью гуманитарной науки и художественной литературой как частью искусства, б) рефлексия коммуникативных стратегий современной литературной критики, в) осмысление ею своих реализуемых и прогнозируемых ценностных ориентаций.

3. Литературная критика отказывается от роли некоей формы выражения общественного сознания, поскольку осознает ограниченность своих социально-репрезентативных функций в условиях атомарного общества, но несмотря на это все же стремится к управлению массовым сознанием целевых социальных групп.

4. Аксиологические доминанты литературно-критического самосознания расплывчаты, оно теряет надежду на идиллический идеал приобщения человека к внешнему миру (даже если этот мир позитивен, то индивид, чтобы сохранить самостоятельность своей свободы вовсе не должен спешить с таким приобщением), пытаясь гармонизировать внутренний мир уникальной личности и «подтянуть» (приблизить) к ней ценности экстравертного культурного пространства.

5. В связи с тем, что современная культура с точки зрения литературной критики не является тотально гармоничным образованием, то личность не может быть тотально коммуникативна (тотальная «открытость» дисгармоничным сторонам мира дисгармонизирует индивида), поэтому она пытается разработать для себя некие конспиративные стратегии самосохранения своего коммуникативного потенциала, которые затем уже входят в качестве составного компонента в структуру коммуникативного акта.

6. Это определяет интерес современной российской литературной критики не только к изучению различных типов диалогических отношений, но и к исследованию границ диалога.

7. Осмысляя свое место в современной культуре литературная критика видит себя не пассивной частицей культурного пространства, а полноценным субъектом его производства, поскольку кризис литературоцентризма стимулирует в литературной критике импульс к необходимости чисто экономического выживания в социальной среде.

8. Вместе с тем, современной российской литературной критике все же свойственна тенденция «оставить свой след в искусстве», что и определяет в рамках реализации ею своей издательской политики интерес к проблеме бессмертия, онтология которого осмысляется литературной критикой не как некий абсолютно вечностный субстрат очеловеченной культуры, а как продукт рецептивных исторически наследуемых социальных коммуникаций. (Отсюда и вытекает перенесение литературной критикой груза основных забот с судьбы отдельного гениального автора на суммарную культуру массового читателя).

Результаты диссертационного исследования вносят серьезный вклад в разработку учебного курса «история российской литературной критики XX века», хронологический период которого, датируемый 1990;ми годами, вообще не имеет серьезного научного описания, а, кроме того, могут быть использованы в учебных курсах «философия», «эстетика» и «культурология», при обращении к изучению проблем прикладных форм выражения философско-эстетической рефлексии, одной из которых является литературно-критический дискурс, а также проблем родо-видовых характеристик современной культуры ХХ-го века, составной частью которой и становится литературная критика как полноценное звено текущего литературного процесса.

Показать весь текст

Список литературы

  1. М. Власть тьмы кавычек.// Знамя. — № 2, 1997. — С.214−221.
  2. М. Границы актуальности «актуального» искусства.//3намя. -№ 6, 1997. С.209−212.
  3. Л. Так чем же все это кончилось? Заметки о букеровских финалистах.// Новый мир. № 2, 1995.-С.218−227.
  4. Л. Глобальное или национальное : чья возьмет? // Знамя. № 9, 2000. С.203−216.
  5. Д. Молчания.// Знамя. № 12, 1997. — С. 197−208.
  6. О. Гипертекстовая субкультура.//3намя, № 7, 1997. — С.202−205.
  7. Ю.Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М.: 1989. — 615 с.
  8. П.Басинский П. Авгиевы конюшни./Юктябрь, № 11, 1999. — С.189−190.
  9. П. Не для эстетов, не для быдла.//Новый мир, № 5, 1995. -С.232−234.
  10. П. Перемелется мука будет? //Октябрь, — № 3,1999. — С. 188−190.
  11. М.Басинский П. Проплаченная культура.//Октябрь. № 2,1999. — С. 188−190.
  12. П. Прощание с Зоилом./Юктябрь. № 1, 1998. — С.187−189.
  13. . Г. Введение в диалектику творчества. СПб.: 1997. — 385с.
  14. М. Проблемы поэтики Достоевского. Киев: 1994.-511с.
  15. М. Эстетика словесного творчества. М.: 1979.-423с.
  16. В. Апология ошибки./Юктябрь. № 8, 2000. — С. 185−188.
  17. В. Кусочность и неприрывность./Юктябрь, № 12,2000. — С. 183−185.
  18. В. Массовая и элитарная./Юктябрь. № 1,2000. — С.190−192.
  19. .Н., Нарский И. С. Дьердь Лукач. М.: 1989.-171 с.
  20. В. Михаил Михайлович Бахтин или поэтика культуры. М.: 1991.-176с.
  21. М. Восходящее слово, или достойны ли мы сегодня поэзии? //109
  22. . Д. Коммуникация и истина. // Реферативный журнал. Сер. 3. Философия. 1998. № 3. — С. 122−125.
  23. А. Юбилейное. // Новый мир. № 12, 1997. — С. 216−219.
  24. . В. М. Целостность эстетического сознания. Томск. 1992. — 151с.
  25. И. Проблематика личного бессмертия. М.-.1984. — 286с.
  26. Р. О философии. М.: 1996. — 416с.
  27. Г. Актуальность прекрасного. М.: Искусство. 1991.-366с.
  28. Г. Истина и метод. М.: Прогресс. 1988.-699с.
  29. Г. Слово и власть.//Октябрь. № 8, 1999. — С. 179−184.
  30. К., Кун. Г. История эстетики. СПб.:2000.-652с.
  31. Л. Эстетика как теоретическая наука)// Вестник московского государственного университета. № 5, 1999. Серия 7. Философия. — С. 104 110.
  32. ., Гваттраи Ф. Что такое философия? СПб.: 1998. — 207с.110
  33. Диалог и коммуникация философские проблемы // Вопросы философии, -№ 7, 1989. — С. 3−27.
  34. С. Заповедник. // Собрание сочинений в трех томах. Т. 1. Санкт-Петербург. 1993.-С. 330.
  35. Е. Собеседники хаоса.//Новый мир, № 6,1996. — С.212−214.
  36. . JI. Память и время. М.: 1984. — 250с.
  37. Знамя о «Знамени» и не только // Знамя. № 1, 2000. — С. 188−204.
  38. А. Существует ли мировая философия? // Вестник московского государственного университета. № 1,1998. Серия 7. Философия. — С. 3−20.
  39. Н. Преодолевшие постмодернизм.//Знамя. № 4, 1998. — С. 193−204.
  40. Н. Теленигдея. Осуществленная утопия уходящего века. // Новый мир. № 1, 2000. — С.204−203.
  41. И. Постсруктурализм. Деконструктивиззм. Постмодернизм. М.: 1996.-С. 211.
  42. Е. Вселенская смазь.//Знамя. № 12, 1998. — С.228−230.
  43. М.С. Искусство в системе культуры. Л.: 1987.-272 с.
  44. М.С. Мир общения: проблемы межсубъектных отношений. М.: 1988.-315с.
  45. М.С. Морфология искусства. Л.: 1972.-440 с.
  46. М.С. Начала эстетики. М.: 1964.-2 Юс.
  47. М.С. Социальные функции искусства. Л.: 1978.-34с.
  48. М.С. Философия культуры. Становление и развитие. СПб.: 1998.-448с.
  49. Т. Людмила Улицкая : игра с традицией «женской» прозы. // Вестник самарского государственного университета. № 3,1997. — С. 75−86.
  50. А. Миф о Сизифе. Эссе об абсурде. // Сумерки богов. М.: 1989. -309с.
  51. М. Камо грядеши? // Октябрь. № 8,1989. — С. 174−179.
  52. А.С. Основы культурологии : морфология культуры. СПб.: 1997. -512с.
  53. А.С., Свитерский В. И. Конечное и бесконечное. Философские аспекты проблемы. М.: 1966. -320с.
  54. А. Помысел и промысел или писатели о писательстве // Знамя. № 4, 2000. С.178−184.
  55. Н. Онтология эстетического. М.: Наука, 1992.-113с.
  56. С. О критике вчерашней и сегодняшней.//Новый мир. № 7, 1996. — С.212−222.
  57. Критика: последний призыв.// Знамя. № 12, 1999. — С.144−166.
  58. Т. От эстетического универсализма к эстетизации своеобразного // Вестник московского государственного университета. № 1, 1999. Серия 7. Философия. — С.74−85.
  59. Культура и рынок //Знамя, № 4, 2000. — С. 186−190.
  60. В. Время множить приставки. К понятию постмодернизма./Юктябрь. № 7, 1997. — С.178−183.
  61. В. Малахитовая шкатулка./Юктябрь. № 5, 1997. — С.182−188.
  62. В. Славное было время. // Октябрь. № 1, 1997. — С. 186- 189.
  63. В. Любовь к мудрости на пороге нового века // Вестник московского государственного университета. № 3, 1998. Серия 7. Философия. С.3−15.
  64. В. Конфликтующие структуры. М.: 1973. 156с.
  65. Д. О филологии. М.: 1989. 107с.
  66. Д. Мартин Иден. М.: 1986. 340с.
  67. А.Ф. История античной эстетики. Итоги тысячелетнего развития. М.: 1992. Кн.1. 656с.
  68. А.Ф. Форма. Стиль. Выражение. М.: Мысль. 1995. -944 с.
  69. А.Ф. Хаос и структура. М.: 1997.- 832 с.
  70. А.Ф., Шестаков В. П. История эстетических категорий. М.: 1965.-374с.
  71. М. Как я понимаю философию. М.: 1992. — 366с.
  72. М. Лекции по античной философии. М.: 1997. — 312с.
  73. А. Зачем нужны премии? //Октябрь, № 8, 1999. — С. 192−198.
  74. А. Честность против праведности. // Звезда. № 10, 1997. -С. 231−238.
  75. В. Специфика гуманитарного познания и философия как интерпретация (деконструктивизм или конструктивизм?) // Вестник московского государственного университета. № 6.1998. Серия 7. Философия. — С. 3−24.
  76. А. Опамятование.// Дружба народов. № 5,1988. — С. 235.
  77. А. Дело тоталитаризма непобедимо, потому что оно вечно. //Октябрь. -№ 11,1998.-С.179−183.
  78. А. История пишется завтра. // Знамя. 1996. № 12. — С. 203 212
  79. П. Снова о творческом методе и стиле : (Устойчивы ли категории в науке?) // Вестник московского ун-та. Сер. 9: Филология. № 5,1984.-С. 18−30.
  80. А. Пластиковая журналистика.// Журналист. № 8, 1997. -С.26−27.
  81. В. Деноминация (литераторы в плену безымянного времени).//3намя. № 7, 1998. — С. 206−213.
  82. И. Разъятые на части./Юктябрь. № 5, 1997. — С.168−175.
  83. О. Метафизика русской прозы.//Октябрь. № 1, 1998. — С.167−183.
  84. В. Философия как метод // Вестник московского государственного университета. № 5, 1997. Серия 7. Философия. — С. 3−20.
  85. А. Философия как веселая наука // Вестник московского государственного университета. № 3. 2000. Серия 7. Философия. — С. 3−40.
  86. Г. И. Современная философия: поиски образа культуры. // Дефиниции культуры. Томск: 1996. — С. 58−59.
  87. А. Наброски и фрагменты. // Диалог, карнавал, хронотоп. -№ 2, 1994. С. 72−84.
  88. Д. Разрушение эстетики // Сочинения в 4 т. Т. 3. 495с.
  89. К. Открытое общество и его враги. Т. 2. М.: 1992. 289с.
  90. И. В защиту героя. // Нева. № 8, 1997. С. 187−196.
  91. А. Утраченные аллюзии.//Октябрь, № 5, 1997. — С.176−181.
  92. В. Видимое и невидимое (Два слова в пользу надежды).// Наш современник. № 2, 2000. — С. 183−188.
  93. . Искусство мыслить. М.: 1999.-240 с.
  94. . История западной философии. М.: 1993. Т.1. -509 с.
  95. . Человеческое познание : его сфера и границы. Киев: 1997.560 с.
  96. Рац М. Заметки о библиофильстве.// Вопросы методологии. № 12,1992. — С. 144−149.
  97. П. Конец и бесконечность философии (концепции, их истоки и историко-смысловое значение)// Вестник московского государственного университета. № 6, 2001. Серия 7. Философия. — С.3−28.
  98. П. Философия и философствование: синонимы или омонимы?// Вестник московского государственного университета. -№ 1.2000. Серия 7. Философия. С. З -24.
  99. И. Герменевтика, экспертиза, санэпиднадзор.// Новый мир.-№ 7, 1996. -С.223−225.
  100. В.П. Словарь культуры XX века. М.: 1997. — 384с.
  101. Рымарь Н, Скобелев В. Теория автора и проблема художественной деятельности. Воронеж. 1994. 306с.
  102. Н. Узнавание и понимание: проблема мимесиса и структура образа в художественной культуре XX века.// Вестник самарского государственного университета. 1997. № 3. — С. 28−39.
  103. . Н. Современный западный роман. Проблемы лирической и эпической формы. Воронеж: 1978. -208с.
  104. И.Л. Коммуникативно-эстетические функции культуры. -М.: 1979.-231с.
  105. В. Философия развивающейся гармонии : философские114основы мировоззрения. СПб.: 1997. -268с.
  106. Сартр Ж-П. Первичное отношение к другому: любовь, язык, мазохизм // Проблема человека в западной философии. М.: 1988. — С. 207 228.
  107. В. Искусство как межличностная коммуникация. СПб.: 1995.-200с.
  108. В. Прогулка по садам российской словесности.// Новый мир.-№ 5, 1995.-С.222−231.
  109. О. «Читать мучительно не хочется». //Октябрь. -№ 8,2000.-С.169−175.
  110. О. Критик моей мечты./Юктябрь. № 6, 2000. — С. 183−187.
  111. О. Я люблю тебя, империя // Знамя. № 12.2000. — С. 188 197.
  112. . Т. Функция караоке. // Знамя. № 12,1998. С. 168 -169.
  113. Социокультурное пространство диалога. М.: 1999. — 219 с.
  114. К. Кризис слова на пороге свободы // Знамя. № 8, 1999. -С.204−214.
  115. Г. Бахтин, Лукач и немецкий романтизм // Диалог. Карнавал. Хронитоп. Витебск: 1996. № 3. — С. 117−142.
  116. Ц. Как читать? // Вестник московского государственного университета. № 6.1998. Серия 9. Филология. — С. 114−128.
  117. Феномен человека. М.: 1993. — 351с.
  118. В. Чтение в новой реальности на исходе эпохи. // Звезда. -№ 10, 1997.-С. 236−238.115
  119. Фиш С. Почему никто не боится Вольфганга Изера? // Вестник московского государственного университета. Серия 9. Филология. № 5. 1997. С 81−101.
  120. . Апология нечитабельности./Юктябрь. № 10, 1997. -С.161−179.
  121. М. Основные понятия метафизики. // Время и бытие. М.: 1993. 560с.
  122. М. Творческий ландшафт : почему мы остаемся в провинции? //Работы и размышления разных лет. М.:1993. — 291с.
  123. А. Философия как «филология», как мудрость и как мировоззрение// Вестник московского государственного университета. -№ 1.1999. Серия 7. Философия. С. 3−19.
  124. Е. Философия как проповедь.// Вестник московского государственного университета. № 3.2000. Серия 7. Философия. — С.62−73.
  125. Я. Хорошо забытое настоящее.//Октябрь. № 3, 1998. -С.168−174.
  126. Г. Избранные работы. М.: 1995. — 345с.
  127. . Нужна критика // Жизнь искусства. № 4,1924. — С. 12 -25.
  128. . Б. Поговорим о нашем ремесле // Звезда. № 2,1943. — С. 109−124.
  129. М. Парадоксы новизны. М.: 1988. — С. 143.
  130. М. Хроноцид. Пролог к воскрешению времени. // Октябрь. -№ 7, 2000.-С. 157−162.
  131. Е. Кинофильм и видеоклип: эстетическая оппозиция // Вестник московского государственного университета. № 4,1998. Серия 7. Философия. -С. 80−84.
  132. DEVIES.S. Interpreting contextualities. // Philosophy and literature.-Minneapolis, 1996. Vol. 20, 1. — P. 20−38.
  133. Hirsch. E.D.Objective Interpretation. «PMLA», vol. 75, 1960. — p. 473 475.
  134. VITKIN. M. The «fusion of horizons» on knowledge and alternity: Is intertraditional understanding atteiable through situated transcendence? // Philosphy a social criticism. Chestnat Hill, 1995. — Vol. 21,1.- P. 57−76.
Заполнить форму текущей работой