Британская монархия в межвоенный период

Британская монархия в межвоенный период

1. Эволюция монархии в период правления короля Георга V

2. Монархический кризис 1936 года Список источников и литературы

1. Эволюция монархии в период правления короля Георга V

георг великобритания правительственный престол Преемник Эдуарда VII, его второй сын, вступивший на престол под именем Георга V (1865−1936 гг.), не походил на отца ни по характеру, ни по склонностям. Как личность он был гораздо менее одарен и интересен для своего окружения. Что же касается правящего кабинета, то для министров его пребывание на троне было настоящим подарком. О конфликтах с официальным главой государства не могло быть и речи. В историю он вошел как первый идеальный конституционный монарх, соответствующий формуле? Король царствует, но не правит.

Краткое правление Эдуарда VII укрепило пошатнувшееся при королеве Виктории положение монархии. Джентльмен с головы до ног, полный сознания своего ранга, но очаровательный в обращении с последним из подданных своих, доступный пониманию новых общественных стремлений и вкусов, он относился с полной серьезностью и рвением к обязанностям монарха, не позволяя себе, однако, ни малейшего проявления своей воли или своих симпатий в государственных делах. Его преемник, Георг V, вступил на престол, проникнутый полностью теми же чувствами. Он почти сразу же доказал это тем, что в период конституционного кризиса предоставил в распоряжение министерства королевскую прерогативу, чтобы сломать сопротивление палаты лордов ограничением ее прав.

Ссора между лордами и палатой общин тлела почти в течение столетия. Снова и снова наследственная палата лордов отстаивала свое право исправлять или отклонять законопроекты, принятые избранной палатой общин. В палате лордов, консервативное господство было усилено массовым отступлением либеральных пэров (равных по положению).

Сто лет тому назад, в чинопочитающем обществе времен Бэджгота, палату лордов все еще можно было считать дополнением к палате общин, однако с 1886 г. ее законность (с точки зрения принятых ценностей) начала ставиться под сомнение. К середине XX в. уже не было социального оправдания существованию неизбираемой палаты. Во всех развитых обществах аристократические законодательные органы исчезли из парламентов. Эгалитарное движение в Великобритании прогрессировало быстрее (как в социальном, так и в экономическом плане), чем во многих странах, где уже была отменена официально наследственная форма власти. Тем не менее, палата лордов с ее наследственным элементом (правда, несколько модифицированным) существует и по сей день, поскольку она все еще выполняет полезные функции и поскольку еще не представилось никакой острой необходимости в решительных и глубоких изменениях. Между тем, ее власть была ограничена в законодательном порядке, а обретенная правительством возможность наполнить ее новыми пэрами с целью получения необходимого большинства, заставила палату лордов быть более осторожной в своих действиях.

Закон о парламенте 1911 г. лишил палату лордов полномочий в отношении финансовых законопроектов, определенных в качестве таковых спикером палаты общин, и ограничил до двух лет срок действия вето палаты лордов в отношении других законопроектов. Состав палаты и другие ее полномочия не изменились. Высшей ценностью Георга V как конституционного монарха было то, что он никогда не превышал свои полномочия и не нарушал границу «шириной всего в толщину волоска», которая, по общественному мнению, отделяет конституционные действия от личных интересов. В самом начале своего господства он проявил мудрую сдержанность, отказываясь слушать Тори, использовать свои полномочия, чтобы сохранить их привилегии. В этом случае принцип конституционного монарха, слепого исполнителя народной воли, получил самое блистательное подтверждение. Премьер-министр Австралии сэр Роберт Мерзис заметил по этому поводу: «Он не обладал почти никакими правами, но он был центром конституционного правительства. Он был, по моему мнению, первым истинным конституционным монархом».

До тридцати шести лет жизнь самого Георга проходила в орбите королевы Виктории. Почтение к ней детей и внуков было почти религией. Георг так и остался викторианцем, устремленным в прошлое и со страхом относившимся к будущему. «Он патологически боялся перемен. Он хотел, чтобы все осталась точь-в-точь таким, как во времена его детства. Став королем, он потребовал, чтобы при дворе соблюдали простые обычаи, заведенные во времена его бабушки королевы Виктории»¹⁷⁴. Вступив на трон, Георг заметно изменил порядки при дворе. Прежнего блеска, культа женщин, развлечений больше не было.

Его преимущество, по сравнению с прежним наследником и его отцом Эдуардом VII, заключалось в том, что во время отъездов короля в Европу он заменял его дома в качестве президента многочисленных комиссий и комитетов, таким образом входя в курс государственных дел. В 1905;1906 гг., выполняя почетные обязанности здравствующего императора, и как наследник престола Георг совершил путешествие в Индию, укрепляя ее связи с метрополией.

В начале своего правления Георг боялся, что сильно проигрывает в сравнении со своим отцом, однако он обладал хорошим чутьем, а от бабушки унаследовал способность безошибочно угадывать настроение подданных. «Я вовсе не умен, — сказал однажды Георг V,? но я общаюсь с таким количеством умных людей, что лишь полный идиот не научился бы у них уму-разуму».

Четверть века, в течение которого Георг V находился на троне, эпоха громадных перемен в мире. Англию они затронули, но в меньшей степени, чем многие другие государства. Наиболее примечательными из них были первая мировая война, революционные изменения в Европе, падение монархий — Гогенцоллернов, Габсбургов, Романовых, ирландский кризис, утверждение в политической системе Великобритании лейбористской партии, Всеобщая стачка 1926 г., приход к власти национального правительства Рамсея Макдональда.

Осмотрительность, гибкость монархии имеют к этому прямое отношение. И в самые критические для старого порядка периоды она выполняла роль социального стабилизатора.

Самой трагической страницей в истории этих лет стала первая мировая война. Традиционные и родственные связи королевских династий Европы, и особенно Англии и Германии, не смогли предотвратить эту трагедию. Великая война стала серьезным испытанием не только для британского народа, но и для самой монархии.

Первые месяцы войны ознаменовались в Англии волной антигерманских настроений. Под их влиянием в октябре 1914 г. ушел в отставку Первый лорд адмиралтейства принц Луис Баттенберг только потому, что был немцем! Эта компания затронула и монархию. Под давлением протестов королю пришлось исключить имена своего кузена — немецкого кайзера и его сына — наследного принца из списка почетных командиров британских военных подразделений. В 1917 г. по настоянию премьер-министра Г. Асквита парламент принял билль, в соответствии с которым королевская династия, прежде именовавшаяся Саксен-Кобург-Готской, что имело германское происхождение, стала называться Виндзорской по названию древнего Виндзорского замка. То же самое относилось ко всем аристократическим титулам в стране, имеющим немецкий генезис.

Общественные обязанности монарха как главы государства во время войны приобрели новое значение. Так или иначе король стал двигательным механизмом патриотизма. В военные годы он семь раз выезжал на британские базы, провел 450 инспекций в воинских подразделениях, лично вручил 50 наград, посетил 300 госпиталей и незамедлительно прибывал в районы, подвергнувшиеся бомбардировкам. По мнению британских историков, самыми эффективным в смысле поднятия боевого духа британских вооруженных сил, были пять поездок суверена во Францию, в действующую армию. Королевская прямота, искренность и простота в общении и в быту подкупали солдат.

За последние сорок лет показное величие и торжественный церемониал дополнились еще одним приемом. Впервые им воспользовался Георг V в связи с угрозой роста рабочего движения. Он «снисходил к народу» — появлялся среди бедняков, запросто пожимал руки рабочим, беседовал с ними. Во время первой мировой войны такие визиты, по словам Ллойд Джорджа, преследовали совершенно определенную цель: «Трудно переоценить то огромное значение, которое имеют для нации посещения королем военных заводов и установления личных контактов с рабочими… Ничто не могло быть удачнее внезапного решения короля побывать среди рабочих, пожать им руки, поговорить с ними… Он выразил надежду, что „все ограничительные правила и предписания будут сняты и все будут трудиться во имя общей цели“. Этот мужественный поступок короля помог приблизиться к разрешению очень сложной проблемы приостановления действия профсоюзных ограничений, которые в то время значительно снижали выпуск продукции».

Не разбираясь в тонкостях политики, монарх больше всего был озабочен тем, чтобы сохранить национальное единство в годы войны. Во время правительственного кризиса 1916 г. он, реализуя свое право советовать, провел консультации с лидерами консервативной и либеральной партий и сумел убедить их не распускать парламент и не объявлять всеобщие выборы, что несомненно нанесло бы урон воевавшей Англии. Позже Георг, пользуясь тем же конституционным правом советовать, сыграл посредническую роль в преодолении послевоенного правительственного кризиса 1923 г. Его суть заключалась в том, что лидер консерваторов Бонар Лоу ушел в отставку по болезни, а претендентов на освободившееся место оказалось двое. Одним из них был С. Болдуин, занимавший пост канцлера казначейства, но мало известный в общественных кругах, другим — маркиз Дж. Керзон, являвшийся министром иностранных дел в том же Кабинете и пользовавшийся большой популярностью, благодаря своей политической деятельности и богатству.

Георг V через личного секретаря произвел дознание среди высокопоставленных членов консервативной партии. Приняв во внимание полученные сведения, он поддержал С. Болдуина, ссылаясь на возможность пребывания премьер-министра в Палате Общин. Таким образом вопрос был решен при содействии монарха, не вызвав серьезных внутрипартийных противоречий. Важно также, что именно с этого момента стало общепризнанным, что премьер-министр должен быть членом Палаты Общин и не может быть пэром с его правом заседать в Палате лордов. Иначе говоря, утвердилось новое конституционное соглашение.

Большое значение монархии заключается в ее показной нейтральности и мнимой способности выражать интересы всей нации в целом. Стоит монарху открыто стать на чью-либо сторону в политическом конфликте, и миф о его беспристрастии будет серьезно подорван, а вместе с этим будет утрачено огромное преимущество, которым обладает монархия. По словам Асквита, в этом случае корона превратиться в «футбольный мяч в руках соперничающих групп».

В первые годы царствования Георга V, когда у власти находилось либеральное правительство, лидеры консерваторов прилагали немало усилий, чтобы побудить короля игнорировать советы министров и осуществлять свои полномочия независимо. Вскоре после описанных выше событий очень остро встал вопрос о том, имеет ли король право отказать в санкции какому-либо законопроекту. За все это время король фактически ни разу не осуществил до конца своего права игнорировать советы министров. Но сам факт существования этого права мог быть использован. Это право до сих пор служит резервным оружием.

Последствия Великой войны оказались поистине трагическими для монархической системы Старого Света. Индустриальное бедствие или «волнение», как британцы предпочитают называть главное явление послевоенных лет, имело непосредственное отношение к Виндзорскому дому. И Георг V, и его советники отлично понимали, что больше не могут рассчитывать не слепую поддержку британского народа. События в Европе заставили правящие классы насторожиться. В результате первой мировой войны произошли эпохальные сдвиги — социальные, идеологические, политические; облик континента изменился. Падение династий Гогенцоллернов в Германии, Габсбургов в Австро-Венгрии и Романовых в России повлекло за собой ослабление монархических принципов в Европе и ослабило привлекательность британского Трона. Это было сразу всеми осознано.

После Первой мировой войны рабочий класс внутренне стал гораздо более гомогенным. Его социальный статус возрос достаточно сильно как за счет той роли, которую он сыграл в обеспечении победы над кайзеровской Германией, так и за счет значительного улучшения его экономического положения. Создание своей собственной политической партии (лейбористской) и новый избирательный закон 1918 года позволили рабочему классу, благодаря его многочисленности, стать одной из важнейших политических сил в стране, не считаться с которой не могли себе позволить уже ни либералы, ни консерваторы. Кроме того, благодаря первой мировой войне пролетариат получил относительно высокий социальный статус, однако, по мнению современных исследователей, им не хватило психологической подготовки для правильного понимания произошедших с ними перемен. Они не хотели, чтобы процесс, в течение нескольких лет превративший их из полуизгоев в политически сильную, материально обеспеченную группу, а точнее, класс, имеющий теперь возможность воздействовать через выборы на политическую ситуацию в стране, затормозился и растянулся на многие десятилетия. Поэтому представители этих слоев относительно легко воспринимали коммунистическую пропаганду, обещавшую рабочему классу продолжение процесса быстрого и радикального улучшения его экономического и, что не менее важно, социального положение в обществе. Это обстоятельство не могло не пугать правящие классы, а в особенности монархию. Рабочее движение в любую минуту грозилось вылиться в революцию.

Статика развития событий была столь стремительной, что большинство членов британского общества не сумело правильно оценить их значение, встав на путь переоценки действительной опасности, идущей со стороны рабочего класса. В январе 1918 г. Лейбористская партия принимает новый статус, в котором в качестве конечной цели провозглашался социализм. Выход лейбористов из коалиции и пятикратное увеличение им своего представительства в парламенте позволило партии на основе радикальной программы и реформ сплотить вокруг себя почти 2,5 миллиона избирателей и официально занять положение «оппозиции ее величества». Кроме того, пункты о национализации земли, шахт, транспорта и электроэнергии были официально включены в программу лейбористской партии, принятую в июне 1918 г., что внесло сильное смятение в ряды буржуазии. Именно это и позволило известному английскому историку Дж. Коулу утверждать, что «в 1914 г. социализм еще казался далеким идеалом, а после 1917 г. он предстал в общественном мнении как реальная и непосредственная возможность».

Лорд Кремер в 1918 г. писал: «Несмотря на непрерывные труды и преданность общественным обязанностям Короля и Королевы в течение последних трех лет, факт остается фактом, положение монархии сегодня не столь устойчиво, как это было в начале войны». Республиканизм, охвативший континент, бросал вызов Соединенному Королевству. Кроме того, растущий авторитет американского президента В. Вильсона как «спасителя мира» с его программой, изложенной в широко известных «14 пунктах», сделало эту форму государственного управления панацеей от всех болезней, с которыми столкнулся послевоенный мир. Британская монархия не оплакивала уход со сцены европейских суверенов, ей важно было не допустить распространение «заразы».

Таким образом, наиболее угрожающей перспективой для Великобритании в первые послевоенные годы являлась возможность прихода социализма к власти. Все необходимые составляющие для ее проведения в жизнь были налицо: сильное и хорошо организованное рабочее движение, имевшее свою социалистическую, а с 1920 г. и коммунистическую партии, программы, которые своей конечной целью объявляли построение социализма в Британии, новый избирательный закон, давший неоспоримые преимущества рабочему классу. Так как мировой опыт того времени имел только один пример социалистического управления государством — Советскую Россию, а в последней террор и экспроприация, сориентированные против господствующих классов, приняли характер государственной политики, то можно понять желание и стремление некоторых слоев английского общества добиться социальной константности и вернуться в золотые времена довоенной Англии.

Надо заметить, что англичане не только дорожат и ценят монархию как древнюю традицию. Они ею гордятся! Около трети британцев на вопрос, что именно составляет предмет их гордости, на первое место поставили монархию, и еще почти две трети опрошенных, назвали монархию в числе других ценностей, которыми они гордятся. Как бы не привлекательна казалась республика, они понимали, что президент в первую очередь носитель власти, и не номинальной, как в случае с британским монархом, а вполне реальной.

В соответствии с Биллем о правах король управляет только с согласия парламента и в сотрудничестве с ним. Так в первом же параграфе было зафиксировано, что «притязания на власть приостанавливать законы или исполнение законов королевским повелением, без согласия парламента, незаконны». В 1701 году Законом о престолонаследии было установлено, что министры несут ответственность за все действия короля, иначе говоря, что король, как правило, может действовать только по совету своих министров.

Несмотря на это, в руках монарха остаются некоторые дискреционные правомочия, известные под названием «королевские прерогативы».

В британской конституционной практике существует прецедент, касающийся королевской прерогативы. Основой для него послужило стремление короля Якова I запретить строительство новых зданий в Лондоне. Так вот там законодательно закреплено положение, что «прерогатива монарха не больше, чем это дозволено правом страны». Позднее, в 1935 г., было принято конституционное соглашение British Coal Corporation v. The King, регламентирующее отношения монарх — кабинет министров. В нее включены следующие пункты:

а) монарх поручает лидеру партии, победившей на выборах в палату общин, сформировать правительство;

б) монарх назначает министров по рекомендации премьер-министра;

в) монарх в осуществлении своих законных полномочий обязан следовать советам кабинета в лице премьер-министра;

г) монарх обязан подписать законопроект, принятый парламентом;

д) британский монарх назначает генерал-губернатора государства — члена Содружества по совету премьер-министра. Вряд ли полномочия президента столь же ограничены.

Президент любого демократического государства обладает, по меньшей мере, правом вето, что позволяет ему регламентировать принимаемые законы. Британский монарх этого права лишен.

Один конституционный теоретик так объяснял сохранение королевских прерогатив: «не потому что мы слишком вежливы, чтобы лишить наших монархов прав, или слишком ленивы, чтобы изменять их, но потому, что в этой гонке мы всегда понимали, что они могли бы однажды быть полезными для нас. Вот реальная тайна нашей парадоксальной конституции. Все сделано от имени Короля, и все же Король не делает ничего». Главное отличие короля от президента в том, что он представляет своих соотечественников точно так же, как, скажем, например, Адам представляет человеческую расу. Он общий знаменатель британской демократии — представитель не большинства людей, а людей в целом.

Часто возникает вопрос о том, существует ли на самом деле королевская прерогатива или это очередной миф, поддерживающий ореол монархической власти. Она есть, но на самом деле королевская прерогатива перенесена. Какая часть полномочий, принадлежащих короне может или должна осуществляться монархом, никогда, вплоть до настоящего времени, еще не было определено. Английская политическая история ждет решения этого вопроса.

Согласно обычной теории, решение состоит в том, что действующая часть прерогативы, а также и вся исполнительная власть вручены ответственному выборному комитету парламента. Монарх сохраняет огромное влияние, высшее достоинство и полную свободу от политической ответственности; но он должен был отказываться от права руководить непосредственно национальными делами или заведовать национальной политикой. Король все еще «не может делать зла». Значение этой аксиомы и ее ценность, с юридической точки зрения, совершенно ясны. Смысл ее в том, что нет такого публичного действия монарха, ответственность за которое не могло бы быть возложено на какое-нибудь лицо, и что никто не может ссылаться на королевские приказы для защиты какого-нибудь незаконного поведения. Остается верным то утверждение, что монарх не может быть ответственным за частное или личное действие, совершенное без помощи третьего лица. Если бы английский король шел по улице и воровал в карманах своих подданных или, как приводит пример профессор Дайси, если бы он собственноручно застрелил своего премьер-министра, то нет суда, который мог бы судить его за это деяние. Такое положение вещей оставалось вплоть до 1947 г. В марте 1947 г. в палате лордов прошел через комитет билль об ответственности короля перед судом. В обмен за освобождение от треволнений политической жизни монарх передал в руки парламента и правительства право управлять. Однако нельзя утверждать, что передача была полной. Американский ученый Бургесс считает, что британская конституция в ее современном виде ведет начало со времени Билля о реформе, и поэтому английские исторические научные изыскания устарели, особенно в той части, которая имеет отношение к функциям монарха. По его мнению, Великобритания есть министерская республика, а монарх — только церемониальная декоративная фигура. Однако большинство англичан считает, что король хоть и не управляет государством, но он участвует в контроле над правительством, и что этот контроль всегда существенен.

Наилучшим показателем беспокойства Георга V за судьбу британской монархии явилось его отношение к своему кузену, низвергнутому императору Николаю.

Не желая возбуждать британское общественное мнение, король не предоставил царской семье политического убежища в Великобритании, несмотря на то, что первоначальная договоренность по этому вопросу была достигнута и российский император в апреле 1917 г. должен был прибыть в Англию. Но тревога за положение своего трона перевесила родственные узы.

Во многих своих действиях Георг V придерживался золотой середины, стремясь не идти против господствующих в стране настроений. В 1919 г. двоюродная сестра Георга королева Мария Румынская писала: «Он испугался, что кровавый пример России, может взбудоражить тихую, спокойную Англию… Все вели себя так, будто ступают на цыпочках, страшась пробудить стихию, справиться с которой они будут не в состоянии…». Расстрелы в Екатеринбурге сделали британскую монархию непримиримой противницей советской власти. Эдуард VIII свидетельствовал по этому поводу в своих мемуарах: «Он (король Георг VI) терпеть не мог Советскую Россию».

Произошедшая в России революция способствовала нагнетанию напряженности в обществе, что убедительно показала Г. М. Алпатова в своем исследовании влияния Октября на британское общество. В частности, она подчеркивала, что британская буржуазия в период революционного подъема, пришедшего на 1918;1923 годы, поддавшись панике, была готова «поддержать любую политическую комбинацию, способную противостоять рабочему классу». Это же подчеркивают и современные западные исследователи. Об этом ярко свидетельствует и британская пресса того периода. Консервативная «Morning Post», например, комитет шоп-стюардов, организовавший знаменитую забастовку на Клейде, рассматривала как «большевистскую организацию, имеющую цель… уничтожить государство и установить республику Советов». A Fortnightly Review уже в 1919 году не видела никакой разницы между лозунгом «прямых действий», широко распространившимся в среде рабочего класса, и большевизмом.

Впрочем, реальной угрозы британскому двору не было, если не считать позицию отдельных групп. Резолюция, находящейся на левом фланге политической жизни лейбористской парии, принятая на ее ежегодной конференции 1923 г., отвергавшая республиканское устройство, была тому подтверждением. Главной задачей как и прежде было поддержание престижа короны внутри страны. Лорд Эшер писал: «Монархии придется доказывать голодному и израненному войной пролетариату, который к тому же наделен правом голоса, что в ее существовании есть смысл и резон».

Согласно современной западной политической идеологии, государство и общество рассматриваются как две относительно автономные системы, взаимодействующие друг с другом. В демократическом обществе власть может быть эффективной лишь при условии ее поддержки со стороны общественности. Таким образом, все институты власти заинтересованы в том, чтобы на уровне массового сознания преобладали положительные оценки ее деятельности. В частности, развитие техники открыло для этого новые возможности. Так, с появлением радио некоторые торжественные мероприятия стали транслироваться для домашней, позднее и зарубежной аудитории. Было положено начало рождественским обращениям монарха по радио, что так же имело цель популяризации этого института власти. Георг V говорил: «Через одно из чудес современной науки мне позволяют в это Рождество говорить со всеми моими народами на всей территории Империи. Я вижу в этом хорошее предзнаменование».

Король Георг прекрасно понимал, что первая послевоенная речь монарха должна быть близка и понятна рабочему классу. В ней король после прочтения проекта речи, составленного его секретарем Т. Джонесом, предложил «усилить намек на трудовые проблемы с демократических позиций». Это был удар для высших чинов кабинета министров, но они с энтузиазмом стали адаптироваться к лидерству монарха.

Надежды короля, выраженные в 1918 г., что страна быстро справится с последствиями войны и войдет в привычный ритм не оправдались. Искусственный бум мирного времени быстро разрушился и перешел в резкий спад. Середина 1921 г. ознаменовалась спадом производства, и как следствие этого — 2 миллиона безработных. Возмущенное письмо было послано Ллойд Джорджу 1 сентября 1921 г., в котором король отмечал, что безработные нуждаются не в пособиях, а в работе. Общественные работы проводимые в период войны, хотя и не оплачивались, но были необходимы в критической ситуации. «В мирное время правительство не может надеяться на то, что народ будет жить на еженедельное пособие (75 шиллингов мужчинам и 60 — женщинам) и при этом не проводить митингов протеста; если уж правительство позволило себе огромную еженедельную стоимость войны, то оно должно позволить себе быть либеральным в этом кризисе».

Огорчение доставила королю и всеобщая стачка 1926 г. Началась она с конфликта в угольной промышленности: шахтовладельцы требовали сокращение зарплаты на 10%, добивались увеличения рабочего дня; горняки и поддерживающие их железнодорожники вынесли решение о всеобщей стачке. Генеральный совет профсоюзов настаивал на ее чисто экономическом характере. Но помимо их воли, по самой логике событий всеобщая английская стачка перерастала в политическую акцию, направленную против существующего общественного строя.

У неквалифицированных и полуквалифицированных пролетарских групп, благодаря Первой мировой войне получивших относительно высокий политический статус, не хватило психологической подготовки для правильного понимания произошедших с ними перемен.

Представители нижних слоев средних классов, не сумевшие разумно оценить необратимость перемен и следовавшую отсюда необходимость примирения со своими статусными и материальными потерями, оказались в лагере правых различной степени радикальности. Новые условия заставляла принять на себя и новые социальные функции в обществе, причем гораздо менее значимые по сравнению с теми, что они имели в довоенной Англии. Те из них, кто ради возвращения существовавшего status qou готов был пойти на любые социальные издержки, в конечном сете оказался в рядах фашистских партий и движений.

Несмотря на трудности послевоенного устройства, король отмечал удивительную лояльность рабочего класса по отношению к своей персоне. Однажды, после футбольного матча, огромная толпа приветствовала его и пела государственный гимн. «Хотя, -говорили они, — наш король как личность не является какой-нибудь замечательной, он не блещет остроумием, как его покойный отец Эдуард, и не стоит во главе мужских мод законодателем… Словом, наш король — тихий человек, но король — это герб Англии, это символ и честь Англии, идея незыблемости общественного порядка». Стоить отметить, что в начале господства Георга пролетариат и Трудовая партия были враждебны и подозрительны по отношению к монархии. И только личная порядочность, приверженность английским традициям и умение понять нужды и чаяния низших слоев изменили их отношение к монарху. А. Брант отмечал: «Сегодня они не уступают пальму первенства промонархическим партиям в лояльности к Трону. Изменения были вызваны тем, что король Георг был способен отделить себя от окружающей среды и идентифицировать себя с жизнями и интересами миллионов своих соотечественников».

Весь послевоенный период король пытался представить монархию в виде «семейной фирмы» (его собственное выражение). И оба старших сына должны были играть активную роль в этой «рекламной компании». Все это было частью пропаганды в которой участвовали члены королевской семьи. Великолепие и романтический ореол, которыми при помощи высокоразвитой техники современной газетной рекламы окружается монархия, воздействуют на воображение народа и отвлекают общественное внимание от острых вопросов. Еще будучи герцогом Йоркским, Георг V был послан в путешествие по Индии. «Должен сказать, — писал он 8 января 1906 г. Эдуарду VII, — что, хотя нам и пришлось изрядно потрудиться, наше пребывание в Калькутте явилось большим политическим успехом. Наш визит оказался весьма своевременным, так как отвлек внимание населения, весьма недовольного правительством из-за расчленения Бенгалии».

Газета «Times» писала по этому поводу: «Закройте дворцы, реже устраивайте парады, сделайте обыденными королевские приемы — и вы не достигните ничего, кроме мелочной экономии и нежелательного однообразия в жизни народа. Предложить суверену, как советуют наиболее рьяные проповедники равенства, жить так же, как живут другие семьи, — значит пытаться лишить корону возможности выполнять свое прямое назначение».

Эту точку зрения поддержал и Эттли: «Мы со своей стороны полагаем, что пышные зрелища в известной мере необходимы, ибо они нравятся народу и нейтрализуют тенденцию обращения к другим формам проявления активности».

Острой проблемой, возникшей еще с большей силой, стал вопрос о статусе Ирландии. Асквит, с личным посещением, и Ллойд Джордж, с его амнистией ирландских заключенных, все еще надеялись принести мир Южной Ирландии и свернуть концессии с Севером. Выборы 1918 г. показали, насколько бесполезными были их надежды. Старая Ирландская Парламентская группа была уничтожена. Ирландия провозгласила себя республикой во главе с президентом Валери. В течение следующих двух лет страну охватил поток насилия, совершаемого обеими сторонами. Тем временем, по договору 1921 г. Англия признавала государственную самостоятельность Ирландии в рамках Соединенного Королевства. При этом север Ирландии (приблизительно 1/6 территории) был отделен и оставлен за Англией. Отдельный парламент был создан в Белфасте. Против IRA (Ирландская Республиканская Армия) официально была организована «Black-and-Tans» — зверская сила наемников, которые не останавливались перед убийствами, грабежами, поджогами, пытками.

В 1920 г., после ввода британских войск в Ирландию и начавшихся там репрессий, личный секретарь монарха писал от его имени, обращаясь к консервативному правительству: «Король озабочен происходящим и спрашивает Вас, чем может закончиться террор для Ирландии и для страны в целом… Ведь карая виновных, мы не менее жестоко наказываем и невиновных».

В мае 1921 г. Георг V заявил, что методы, используемые «Black-and-Tans», только усиливают IRA — сотни протестующих примыкают к ним. Хотя король был стойким консерватором, он понимал, что эти действия только вредят британскому правительству и будут терпеть неудачи. В июне того же года король сам предпринял поездку в Белфаст. 21 июня он выступил с речью: «…Я обращаюсь ко всем ирландцам с просьбой сделать паузу, протянуть руку воздержанности и примирения, научиться прощать и забывать, участвовать в создании для земли, которую Вы любите, новой эры мира, удовлетворенности и доброжелательности». На следующее утро все газеты пестрили заголовками «Триумф Короля в Белфасте». Но «новая эра мира», относительно которой он молился, не осуществилась. Ирландская проблема до сих пор стоит перед британским правительством.

В этой связи хотелось бы отметить, что вся система управления Ирландией была задумана правящими кругами Великобритании таким образом, чтобы не допустить к власти католическое меньшинство. Ее автономный статус в составе Соединенного королевства был определен принятым в 1920 г. английским парламентом правительственным актом, предусматривающим установление в Северной Ирландии парламента (стормонта) и определяющим права стормонта и местного правительства. В соответствии с этим документом автономная власть в Северной Ирландии ограничивается исключительно внутренними местными вопросами. Вопросы внешней политики и обороны находятся в ведении лондонского правительства, которое ведает также вопросами обложения и взимания налогов.

Существенно новыми чертами отмечены в послевоенный период отношения, установившиеся между Великобританией и другими ее доминионами — Канадой, Австралией, Южно-Африканским союзом, Новой Зеландией.

Изданный по настоятельному желанию доминионов так называемый Вестминстерский статут 1931 г. завершил процесс государственного обособления доминионов от Англии. Согласно статуту, генерал-губернатор доминиона стал назначаться из местных уроженцев и, хотя назначение исходило от короля, последний должен был держаться рекомендаций правительства доминиона. Будучи номинальным главой доминиона, генерал-губернатор имел в нем те же функции, какие король в Англии, то есть в общем незначительные. Очень важным было признание законодательного верховенства доминиона: при несоответствии законов доминиона законам метрополии действовал закон доминиона (на территории последнего). Объединенные «общим подданством короне», но автономные в своих внутренних делах, доминионы и метрополии составляли союз, получивший название Британского Содружества Наций.

Наиболее важным показателем является использование монархии в целях пропаганды. Прежде всего великолепие и романтический ореол, которым при помощи высокоразвитой техники современной газетной рекламы окружается монархия, воздействуют на воображение народа. Как уже говорилось выше Георг V понимал, сила монархии в том, что она должна стать понятной и доступной для народа. Только в этом случае у этого института есть шанс просуществовать еще не одно десятилетие. В связи с чем, он «шел в народ», и накоротке общался с рабочими. Такие визиты и сопровождающая их реклама призваны были продемонстрировать близость королевской семьи к простому народу.

Деятельность царствующего монарха протекает за кулисами; современникам очень редко удается что-нибудь узнать о ней. Только спустя много лет после смерти монарха, когда издаются его официальные биографии, проливается свет на некоторые факты. Так, непрестанные политические интриги и происки королевы Виктории оставались до ее смерти почти неизвестными широкой публике, так же как и конфликты Эдуарда VII с министрами и его вмешательство во внешнюю политику. Однако скрытность в отношении политической деятельности монарха стала еще большей в период правления Георга V. Многие подробности этой деятельности начинают выясняться лишь в последние десятилетия. О них мы узнаем из биографии Георга V, написанной сэром Гарольдом Николсоном, а также из других жизнеописаний видных политических деятелей того периода. Сейчас нам известно, что Георг V был одним из инициаторов расчленения Ирландии, что именно благодаря его вмешательству было сформировано «национальное» правительство 1931 года и, более того, что именно он поддержал это правительство. Нам стало известно, что в 1917 году он без ведома кабинета послал личное выражение сочувствия российскому императору по поводу его вынужденного отречения от престола, что во время первой мировой войны он участвовал в интригах, которые вели генералы против кабинета, что в 1929 г. он пытался помешать проведению политики лейбористского правительства в отношении Египта, что он неоднократно использовал свое влияние для назначения угодных ему министров, что он играл важную роль в колониальной политике, — короче говоря, что он представлял собою, применяя его собственное выражение, «большую политическую силу».

С момента вступления на трон, король стремился поддерживать традиционную беспристрастность суверена. Его правление было подчинено лишь одному — служить на благо народа. И британцы отвечали ему своей любовью. «Пусть до короля не так легко добраться, как до Рузвельта, и что обычай shake-hands между главой государства и каждым гражданином, существующий в США, не принят в Англии, но это не мешает королю быть символом Британского Содружества Наций». Однако немалая часть англичан уверовала, что король, с точки зрения закона, есть ни что иное, как «статуэтка мандарина, кивающая в знак согласия или отрицания по воле своего министра». Английский публицист Дж. Оруэлл отмечал: «Обстоятельством, о котором чрезвычайно трудно судить с уверенностью, является стойкость монархического чувства в Англии. Нет никаких сомнений, что, по крайней мере, на юге Англии оно оставалось сильным и искренним вплоть до смерти Георга V. Волна народного энтузиазма, вызванная Серебряным юбилеем 1935 года, захватила власть врасплох, и празднества пришлось продлить еще на неделю…». Чувства проявленные по отношению к Георгу V в дни серебряного юбилея, были явно неподдельными, в них можно было заметить «живучесть или бурный рецидив» идеи, существующей чуть ли не с первых дней истории, идеи о союзе монарха и простолюдинов против аристократии. В глазах общественности король Георг V был идеальным монархом. «В любых ошибках в господстве Георга обвиняли плохих советников».

До конца жизни Георг V со своими старомодными убеждениями страдал от ностальгии по поздневикторианским временам. Но предрассудки не мешали ему исполнять представительские функции монархии и объединять подданных во время первой мировой войны и в годы внутренних кризисов. Приземленность и ординарность натуры короля, выражавшаяся в том, что он предпочитал охоту посещению оперы и грубое подшучивание философским рассуждениям, приближали монархию к простым людям и составляли основу его популярности. Королевская семья в целом восстановила, несколько померкшую в годы царствования Эдуарда VII славу образцовой семьи нации.

Георг V не питал пристрастия к своим министрам и воздерживался от проявления симпатий к кому бы то ни было, что было свойственно королеве Виктории. Тесно связанный с традициями и склонный, не в пример Эдуарду VII, идти старыми истоптанными дорогами, он с большим трудом адаптировался к радикальным течениям в политической жизни. В стенах его дворцов не было интриг, а вне их он не имел и не искал опоры в среде той или иной партии. Примечательной чертой царствования Георга V стало установление стандартов идеальной конституционной монархии, что он и передал своим преемникам.

Королю Георгу было тридцать пять лет, когда умерла королева Виктория. Все его инстинкты и склонности тяготели в пользу стабильности и против новшеств. Он был окружен людьми подобных представлений, с одним или двумя исключениями, все были Тори или, по крайней мере, чувствовали склонность в том направлении. Если Эдуард VII установил конституционный образец современной британской монархии, то Георг V установил ее тон: правильный, респектабельный консерватор во всех вещах.

Он знал и понимал людей, период, в котором они жили, и прогрессировал вместе с ними. Королева Виктория, например, была решительно не популярна в некоторые годы своего правления, и в первой четверти XIX века общество не проявляло такого значительного интереса к королевской семье, как спустя сто лет. В начале XX века большинство англичан стали приверженцами умеренных республиканских взглядов. Но весьма вероятно, что еще одно долгое правление, схожее с правлением Георга V, возродит роялистские настроения и сделает их весомым фактором в политике.

2. Монархический кризис 1936 года

За время правления Эдуарда VII и Георга V престиж монархии поднялся довольно высоко. Неизменно безупречная, вся отдавшаяся нации монархия стала недосягаемой не только для нападок, но и для малейшей критики; она сделалась предметом культа для громадного большинства нации. Даже со стороны тех, кто не питал к монархии лоялистических чувств, отрицательное отношение к ней являлось не столько предосудительным, сколько бессмысленным, какой-то умственной аберрацией.

В январе 1936 г. скончался король Георг V. После кончины короля опустевший трон занял принц — наследник Дэвид, ставший королем Эдуардом VIII. Незадолго до своей смерти Георг V предсказал: «…мальчишка не продержится и шести месяцев».

Преемник Георга V Эдуард VIII был очень яркой личностью. По сравнению с консервативным отцом Эдуард отличался кипучей энергией, раскрепощенностью в общении с людьми и проявлял интерес к техническим новшествам. Король попытался использовать магнетическое обаяние сына в интересах «фирмы» (так называл Георг V свою семью), посылая принца Уэльского в качестве «лица империи» за границу. Так, например, принц нанес визиты в Канаду и на Мальту, где открыл местный парламент, Австралию, Индию, где произвел сенсацию, приветствуя «неприкасаемых» в Бомбее. Кроме того Эдуард VIII был первым британским монархом в XX веке, не испытавшим непосредственного влияния своей прабабушки — королевы Виктории на формирование его личности и взглядов. Сам Эдуард писал по этому поводу: «Я был первым королем XX столетия, который не провел, по крайней мере, половину жизни под жесткой властью королевы Виктории. Мой отец прожил половину отпущенного ему срока, когда умерла бабушка. И многое в своем характере он перенял от нее, а не от своего отца. Его двор сохранял дух викторианства, а сам он выражал взгляды поколения шестидесятилетних».

20 января 1936 г., когда миллионы людей с печалью провожали в последний путь Георга V, находились и те, которые надеялись, что его сын вдохнет новую жизнь в институт монархии. Сам Эдуард был уверен, что ему предстоит долгое правление и он будет хорошим монархом. И 1957 г., оглядываясь назад, он категорически отрицал, что не хотел быть королем: «Это ложь. Я твердо заявляю, что всю свою жизнь я готовился к этой работе и в 24 года как принц Уэльский я преданно служил моей стране и Содружеству. Вступив на трон, я работал напряжено и самозабвенно. Я хотел быть королем». Его супруга Уиллис Симпсон в мемуарах утверждала: «Он был одержим мыслью выполнить миссию по модернизации монархии, сохранив ее традиционную славу и влияние».

Отношения между наследником и Георгом V в последние годы его царствования нельзя было назвать теплыми. Фрейлина и близкая подруга королевы Марии графиня Эйрли утверждала, что незадолго до смерти король молил бога, чтобы его старший сын никогда не женился и не имел детей, что позволило бы Альберту, носившему титул герцога Йоркского, и его уже родившейся на свет дочери Елизавете стать непосредственными преемниками трона.

Причиной размолвки Георга V и Эдуарда стала связь наследника престола с миссис Симпсон. Будущее престола вырисовалось королю в самых пессимистичных тонах, и нелегкие размышления не покидали его в последние годы жизни.

На фоне благополучных браков всех остальных сыновей Георга V связь Эдуарда с Уиллис была сравнима с ураганом, приближающимся на королевский дом. Если бы Эдуард остался холостяком, это рассматривалось бы как нарушение традиций, но его, буквально, порабощение разведенной американкой выглядело страшной бедой.

В августе 1936 г. Эдуард и Уиллис с близкими друзьями, укрывшись на яхте, совершили круиз по Средиземному морю. Британские газеты, благодаря договоренности с правительством сохраняли на этот счет безмолвие. Но американская пресса, уже привыкшая выдавать секреты британского двора, широко освещала этот вояж. Такое поведение суверена никоим образом не сочеталось с представлениями британцев о моральном облике короля.

Кризис монархии разразился осенью 1936 года. Король известил премьер-министра Стэнли Болдуина о том, что Уиллис начала бракоразводный процесс со своим вторым мужем. Развод и оформление нового брака должны были состояться до коронации Эдуарда VIII, намеченной на 12 мая 1937 г. Новый король собирался взойти на ступени Вестминстерского аббатства и быть коронованным вместе со своей подругой. Но такая перспектива была не приемлемой для королевского двора, правительства, Церкви Англии и видных фигур британского истеблишмента.

Эдуард VIII предполагал, что ему удастся провести четкую грань между своими официальными функциями и личной жизнью, которая, как он полагал, никого не касается.

Однако король неверно представлял себе настроения в правящих кругах своей страны, не учитывал, что они расценят его действия как подрыв авторитета монархии в глазах народа. Законодательство Англии исключало такие браки для членов королевской семьи. Еще в 1772 г. был принят «The Royal Marriages Act», который регламентирует вступление суверена в брак. В этом Акте говориться, что никакие потомки Георга II не могут вступать в брак с иностранцами, не получив на то разрешение короля, а прямые наследники трона или лица, которые могут претендовать на престол, должны заручиться поддержкой обоих палат Парламента.

Английская монархия до самых последних лет придерживается традиции равного брака царствующих особ или лиц, близких к царствующему дому. Морганатические браки были исключены. Кроме того, поскольку монархия в Англии теснейшим образом связана с церковью, то поведение короля не могло не вызвать возражение со стороны отцов церкви. Официальный советник короля Уолтер Монктон консультировался с Черчиллем по этому поводу, и тот посоветовал Уиллис не разводиться с мужем и не появляться в обществе короля на официальных церемониях. Однако эти рекомендации отвергались. 27 октября 1936 г. она получила решение суда о разводе с супругом. Таким образом, путь для брака был открыт. Убедившись, что король намерен официально жениться на миссис Симпсон, правительство решило призвать его к порядку.

Деликатные переговоры, касавшиеся женитьбы монарха, С. Болдуин поручил вести своему личному секретарю А. Хардингу. 13 ноября 1936 г. Болдуин обратился с письмом к Эдуарду VIII. В нем короля предупреждали о роковых последствиях для нации выбора Эдуарда в пользу американки и указали, что молчание британской прессы о его взаимоотношениях с госпожой Симпсон не может далее продолжаться и что правительство намерено незамедлительно обсудить сложившуюся ситуацию. Его предупреждали, что единственной альтернативой в таких обстоятельствах могли быть роспуск парламента и объявление новых выборов, на которых личное дело суверена явится главной темой обсуждения. Чтобы избежать грядущей опасности, Его Величеству в вежливой форме давался настоятельный совет: без промедления отправить госпожу Симпсон за границу. Иначе говоря, ставка делалась на развитие событий, при котором в выигрыше оказалось бы правительство, а не король.

Суверен попытался склонить страну на свою сторону: стал готовить выступление по радио с изложением чисто человеческих мотивов, какими руководствовался. Правительство наложило категорический запрет на этот шаг. Свобода слова в данном случае не существовала для монарха! Поскольку личный контакт монарха с нацией, не имеющий политического характера, считается желательным и даже настойчиво требуется нацией, постольку же контакт на политической почве не допускается; тут между монархом и нацией возведена непроходимая стена, созданная министрами и парламентом.

16 ноября Болдуин был приглашен на аудиенцию к королю. Премьер-министр, опиравшийся на поддержку большинства соотечественников, довел до сведения короля, что его женитьба на миссис Симпсон приведет к конституционному кризису. Однако Эдуард заявил, что намерен сочетаться браком с Уиллис Симпсон, даже если для этого ему придется отречься от престола. Правительство, не ожидавшее такой постановки вопроса, было в замешательстве.

Очевидную обеспокоенность наряду с правительством проявлял и епископат английской церкви. Король — глава английской церкви, а она не признавала разводов. Вечером того же дня, когда король заявил о своем решении премьер-министру, архиепископ Кентерберийский встретился с королевой Марией, а на следующее утро с тремя братьями короля — герцогами Йоркским, Глостером и Кентским. Все они отказались одобрить какую-либо возможность отречения Эдуарда.

Вскоре кризис стал очевидным. Епископ Брежфорд Блант публично выступил с осуждением поведения короля. Болдуину пришлось кратко изложить суть проблемы в парламенте. Ажиотаж вокруг этого пикантного дела нарастал. 2 декабря на первых полосах британских газет появились статьи о назревающем конституционном кризисе. Так, например, в " Manchester Guardian" сообщалось: «…есть причина думать, что экстренное заседание Кабинета было вызвано отнюдь не обеспокоенностью положением Европы, а назревающим конфликтом между королем и министрами, что может повлечь за собой конституционную проблему, которая отразится на территории всего Британского Содружества». Газета " The Times" поместила в колонке новостей интервью с главой правительства, где Болдуин коснулся проблемы, возникшей при дворе, не упоминая имени госпожи Симпсон. Английский публицист Эмриз Хьюз писал: «Никогда ранее ни один английский король не предполагал жениться на дважды разведенной американке. Они имели своих любовниц и своих незаконнорожденных детей, но в этом не было ничего незаконного или конституционно неверного. Действительно, если бы король Эдуард решил сделать Симпсон своей любовницей, не женясь на ней, то, вероятно, ни премьер-министр, ни архиепископ Кентерберийский не осмелились бы упомянуть об этом деле публично. И существовало бы всеобщее молчаливое согласие помалкивать об этом скандале».