Субъект истории в постмодернистской парадигме

Актуальность темы

исследования. Актуальность проблемы субъекта истории обусловлена становлением семиологической онтологии постмодерна, когда языковые и культурные формы из элементов эпистемологии перемещаются в онтологическое измерение. Провозглашение «философии языка» пределом эпистемологических возможностей — не что иное, как сознательное самоограничение человеческих возможностей с целью самосохранения. Однако сегодня оно грозит стать сознательным «забвением» сущностных (ментальных) ориентиров человечества.

Постмодернистская историографическая практика, несмотря на многообразие представленных в ее концептуальном пространстве проектов, обладает парадигмальным статусом. Ж. Деррида свой исторический проект или «движение к истории» осуществлял через специфическую практику «критического чтения». Критическое чтение с одной стороны, отдает себе отчет в сознательных, желаемых, интенциональных отношениях, которые автор устанавливает в своем обмене с историей, а с другой — принимает во внимание то, что автор пишет на таком языке и в рамках такой логики, собственную систему, законы и жизнь которых его дискурс, по определению, не может себе полностью подчинить. Критическое чтение должно всегда быть нацелено на определенное отношение, не воспринимаемое автором, между тем, что он контролирует, и тем, что он не контролирует в языке, который использует.

Критическое чтение" или «риторически осведомленное чтение» достаточно четко артикулировало объект познания — это тексты, весь массив текстов, тексты, рассматриваемые в качестве единственной и первичной реальности. Что же касается главного вопроса относительно субъекта этого знания, субъекта истории, то ответ на него парадоксален, хотя и определен всей логикой повествования. Субъектом истории как специфической дискурсивной и интеллектуальной деятельности по репрезентации и презентации социальных и культурно-исторических практик в постмодернистской парадигме может быть только сам язык исторического narratio. Подобно тому, как субъектом философии постмодерна является язык, дискурсивная практика, субъектом истории является язык исторического нарратива. Речь идет, во-первых, о нарративизации исторического бытия как о частном проявлении лингвизации и семиотизации бытия вообще, а во-вторых, о нарративизации сознания, превращении субъекта в дискурсивную функцию, а человека в конструкт языка.

Постмодернистская парадигма сформировала специфическую модель видения реальности, которая не согласуется с модернистским мировидением и мировосприятием. История и релевантная ей идея истории всецело относятся к основополагающим идеологемам и метафизическим конструкциям эпохи трансценденталистской философской традиции. Развитие исторической науки во второй половине XX столетия представляет собой постепенное скатывание к общему кризису, имеющему не только общенаучный, а и мировоззренческий характер. Речь идет о завершении универсалистского проекта истории, который получил название макроисторической историософской парадигмы.

Постмодернистская мифологема имеет идеологическое значение, хотя и постоянно напоминает нам о закате эры «больших идеологий» или «метанарраций». Последовательное проведение в жизнь принципов «метафизики ландшафта» оборачивается дезинтеграцией времени и истории, утратой универсального исторического горизонта. Историю постмодернисты называют слишком метафизическим концептом.

Постмодернизм не приемлет базовую гипотезу субстанциалистского редукционизма о «трансцендентальном обозначаемом» или внетекстовой реальности, которая в свою очередь определяется рамками традиционной субъект-объектной дихотомии. Преодоление субъект-объектной оппозиции в постмодернистской практике предполагает отказ от идеи об иерархической вертикальной соподчиненности Референта и Репрезентации, Реальности и Текста, означаемого и означающего.

Устранение референта и победа симулякра — знаковое явление в истории западного сознания, означающего действительный закат эры онтотеологии. Онтотелогия, по мнению Ж. Деррида, становится тавтологией и эгологией, поэтому Бог должен умереть. В ситуации смерти Бога становится невозможным существование «трансцендентального означаемого», а с ним исчезает представление об универсальной исторической размерности, об универсальном историческом взгляде. С утратой единства образа истории мы теряем целостное представление о человеке. Не случайно, что постисторическое состояние и постчеловеческое его содержание семантически связаны. Таким образом, апологетика целостного универсального исторического взгляда есть апологетика человека и человеческого. Мы защищаем предшествующую историческую традицию в той степени, в какой вынуждены защищать тот тип и образ субъекта и субъективности, который сделал возможным ее критику. Существует элемент преемственности в развитии модернистского субъекта и субъекта постмодерна. Постмодернистский субъект, растворенный в текстах-сознаниях, в интертексте культуры, субстанциально связан с развитием западной критически-рефлексивной традиции, с ее скепсисом и нигилизмом.

Степень разработанности проблемы. Существует укорененная историософская традиция, направленная на всеобъемлющий пересмотр и переосмысление семантики таких базовых понятий классического историописания как «опыт истории», «опыт историка», историческая реальность, субъект истории. Постмодернистская парадигма предлагает нам радикальную ревизию концепта «субъект», имея ввиду кардинальное изменение его онтологического и эпистемологического статуса. Связано это в первую очередь с последствиями феноменологического движения, преодолевающего жесткие рамки субъект-объектной дихотомии, разрушающего оппозиционное противопоставление субъекта и объекта. Феноменологический переворот и генетически связанная с ним постструктуралистская революция способствовали становлению в историографической практике мощного направления, которое условно можно назвать «новым историцизмом» или «критической философией истории».

В рамках этого движения набирала силу постмодернистская литературная теория ' (нарративистский изоляционизм, интертекстуальность и пантекстуализм), а также антропологические концепции культуры как символической сети значений. Всех их объединяла апелляция к «текстуальному аргументу». Бахтинский призыв рассматривать текст как единственную первичную реальность гуманитаристики и дерридианский пантекстуальный изоляционизм можно признать в качестве принципиальных установлений новой социогуманитарной парадигмы. Вызов «научному духу» реализовался в таких направлениях критической теории как литературный и философский постструктурализм, деконструктивизм, неофрейдизм, лингвистика, философия языка.

Пантекстуальность Деррида предначертала путь развитию практик языковой игры, но в действительности была призвана осуществить изменения на более глубоких уровнях философского знания. «Текстуальный аргумент» как апологетика текстуальной реальности использовался для становления философии различия. Именно философия различия оказалась ниспровергателем прежнего авторитета философии тождества или метафизики присутствия. Ибо, как полагают постмодернистские теоретики — «вещь сведена к различию, раскалывающему ее, ко всем заключенным в ней различиям, через которые она проходит». Символом постмодернистской реальности как реальности семиотической становится симулякр, который строится на несоответствии и на различии. Пресловутая экспансия языка способствует формированию системы симулякров, системы означающих без означаемых. Как показывает анализ, ситуация не является абсолютно невинной, поскольку в пространстве современной культуры симулякры управляют поведением людей, их восприятием, их сознанием, что в свою очередь приводит к «гибели субъективности».

Грамматологический проект Ж. Деррида (идея «дифферанс», гетерологические изыскания и ризоматика Ж. Делеза и Ф. Гваттари, делезовский антиэссенциализм в форме трансцендентального эмпиризма, принципы автономного хаоса в мышлении и идея «стохастизатора» М. Фуко, антинатурализм и концепция демифологизации Р. Барта, полицентрическая историографическая практика Д. Ваттимо, реляционизм и топологизм П. Бурдье — вот лишь небольшая часть списка исследователей, причислявших себя к критической теории философствования и позиционировавших себя как «не-субстанциалисты».

Новые историцисты" поставили вопрос о статусе исторической репрезентации в контексте изменения референциального статуса. Тема референта, идентификации плана содержания, структур означаемого в семиотическом анализе, в нарративистской философии истории становится центральной. Исследования отечественных авторов М. Бахтина, Ю. Лотмана, а также классиков западной критически-рефлексивной традиции Л. Витгенштейна, М. Хайдеггера, Х.-Г. Гадамера, П. Рикера, Р. Барта, М. Фуко, Ж. Деррида, Ж. Лакана и других способствовали вычленению в гуманитарном знании особого герменевтического поля, в котором философ исследует не столько действительность как таковую, сколько вторичную действительность текстов, находит, конструирует, реконструирует, множит смыслы и значения этих текстов. Таким образом, в рамках нарративистской философии истории радикально переосмыслена центральная для исторической науки проблемапроблема исторического опыта. Проблема исторического опыта всегда рассматривалась двухаспектно, то есть как «опыт истории» или как опыт историка". Опыт истории связан с концептом «историческая реальность» в качестве объекта исторического анализа, а опыт историка — субъективный опыт исследователя. В постмодернистском дискурсе происходит изживание субъективности (интертекстуальная смерть автора) и реализуется интерсубъективная программа обоснования объективности. В интертексте истории существует интерсубъект, который обладает всецело лингвобытийным статусом.

Оригинальные суждения о содержании понятия «исторический опыт», высказанные «нарративистами» в 80−90-е годы XX века позволяют говорить о появлении «новой интеллектуальной философии истории». Сообщества новой интеллектуальной истории сложились в Соединенных Штатах Америки,.

Великобритании, Франции, скандинавских странах. В короткий срок новые интеллектуальные историки сумели заявить о себе как об оригинальном направлении в современном историческом знании. В историческом сообществе утвердились такие имена, как X. Уайт, Д. Лакапра, Л. Минк, С. Каплан, Р. Дарнтон, П. Вейн, Д. Фишер, Г. Келлнер, Л. Госсмэн, М. Постер, Ф. Анкерсмит, Ф. Гилберт и другие. Среди наиболее известных трудов новых интеллектуальных историков (помимо книги X. Уайта «Метаистория», содержащей фундаментальное положение история как письмо и принципиальные рассуждения о стилистике письма историков-романтиков), следует отметить книги и статьи Л. Госсмэна, Л. Шайнера, Л. Орр, чаще других цитируемые в новом гуманитарном дискурсе. Новые философы истории полагают, что исследователь вправе допустить любую интерпретацию первичного текста, которая может даже исказить его первоначальный смысл" Однако причины этого искажения они видят в существовании особой автономной реальности самого исторического текста, который, по их мнению, создается работой риторических структур, в результате чего объективная историческая реальность исчезает, а пределы текста нарратива становятся пределами самого исторического мира. Возникает реальная угроза уничтожения референта. Новая философия истории ставит себя в сложное положение: с одной стороны, она постулирует необходимость референта, а с другой — старается его уничтожить. Срабатывает старое правило, говорящее нам о том, что без субъекта нет объекта. Теоретическая аннигиляция субъекта связана с распадом эйдетики универсального исторического взгляда, поэтому потеря историчности грозит утратой основополагающих ментальных ориентиров человечества.

Постмодернистское движение к истории, осуществляющееся в практике «критического чтения» или «риторически осведомленного чтения и реализованное в стратегии деконструкции, рассматривается в критических статьях и работах Н. Автономовой и В. Визгина.

Феноменологический подход в истории, опирающийся на такие понятия как интенциональность, феноменологическая редукция и интерсубъективность, освещены в творчестве российских исследователей А. Каравашкина, А. Юрганова и некоторых других.

Природу «лингвистического поворота» в современной историографии и последствия становления нарративистской постструктуралистской философии истории, реализующей основные установки стратегии интертекстуального анализа и принципы интерсубъективности исторического опыта, критически рассматривают в своих работах А. Репина, Г. Зверева, О. Медушевская, В. Стрелков, М. Кукарцева. Феномен «развеществления» всех форм социальности, главные положения антисубстанциалистской парадигмы (негативная нигитологическая альтернатива) стали объектом пристального изучения В. Кутырева и А. Панарина.

Критический анализ базовых историософских парадигм, в частности анализ принципиальных положений микро и метаисторической парадигм, содержится в исследованиях В. Высоковой, Б. Соколова, В. Феллера. Исследования Б. Соколова сосредоточены на феномене гипертекста истории, то есть на ситуации распада универсалистской истории, истории тотальностей и субстанциальностей. В. Феллер детально изучает антропологически ориентированные историографические концепции, в том числе, концентрируется на исследовании метаисторического подхода в историописании.

Указанные авторы прослеживают глобальные тренды в развитии современного исторического знания, которые в целом совпадают с общей тенденцией семиотизации и лингвизации мышления и бытия.

Объектом исследования выступает постмодернистская историографическая парадигма с основополагающей идеей лингвобытия субъекта истории. Предметом исследования являются базовые философские концепты, относящиеся к постмодернистскому историческому дискурсу и раскрывающие новый статус субъекта истории в специфической эпистемологической ситуации.

Теоретико-методологическая база исследования. В диссертационной работе используются различные аналитические стратегии, в частности системный анализ, структурный анализ, исторический и сравнительный анализ. Проблема субъекта истории рассматривается в общем контексте становления семиотической онтологии постмодерна, которая имеет ярко выраженные парадигмальные характеристики. Тенденция лингвизации и семиотизации бытия и мышления прослеживается нами в * творчестве апологетов семиологической онтологии постмодерна — Ж. Бодрийяра, Ж. Делеза, Ж. Деррида, Ж.-Ф. Лиотара, М. Фуко, С. Сулейман, Р. Барта, Ж. Лакана, Природа «лингвистической» и «семиотической революции» и ее значение для развития современной гуманитаристики глубоко изучены в работах отечественных авторов — М. Бахтина, Ю. Лотмана, Н. Автономовой, В. Визгина, Е. Гурко, Н. Маньковской, В. Подороги, И. Ильина, В. Кутырева, Л. Марковой, Е. Наймана, Ю. Степанова, М. Липовецкого, Б. Парамонова и др. Контуры, базовые установки и принципы постмодернистской историософской. парадигмы содержатся в работах классиков «постмодернистского движения к истории» -X. Уайта и Ф. Р. Анкерсмита, а также в критических исследованиях отечественных авторов — Н. Козловой, Г. Зверевой, О. Медушевской, В. Сырова, В. Полазовой, А. Репиной, Б. Соколова, В. Стрелкова, В. Феллера, В. Высоковой.

Феномен изживания субъективности в интеллектуальном пространстве прослеживается уже в творчестве Э. Гуссерля, М. Мерло-Понти и в экзистенциализме М. Хайдеггера. Формы субъективности в философской культуре XX века детально анализируются современными отечественными исследователями — С. Ставцевым, И. Сусовым, Л. Баткиным, А. Сыродеевой, М. Смирновой, Е. Борисовым, Е. Трубиной. Конкретизация существующих в постмодернистской парадигме форм и моделей субъективности, в том числе модели децентрированного субъекта или интерсубъекта — субъекта интертекста можно зафиксировать в работах широко известных западных специалистов таких как 3. Бауман. Р. Рорти, Ю. Кристева, и уже упоминаемых нами Ж. Деррида, Р. Барта, М. Фуко, Ж. Лакана, Ж.-Ф. Лиотара.

Цель диссертационной работы состоит в анализе постмодернистской историософской парадигмы с основополагающей для нее идеей лингвобытия субъекта истории в качестве интерсубъекта. Указанная цель может быть достигнута через последовательное решение ряда взаимосвязанных и взаимообусловленных задач.

• Исследовать феномен интертекстуальности в развитии современной ментальной сферы.

• Выявить связь феномена интертекстуальности и проблемы дегуманизации и деантропологизации среды.

• Показать процесс изживания традиционной субъективности в постмодернистских практиках.

• Проанализировать модель децентрированного субъекта.

• Выявить значение интерсубъективности исторического опыта. Определить границы постмодернистской метаисторической парадигмы в ряду антропологически ориентированных моделей историописания.

• Дать оценку современного состояния универсалистского историографического проекта в связи с необходимостью восстановления социокультурного статуса субъекта истории.

Выдвигается ряд взаимосвязанных положений, претендующих на оригинальность и научную новизну.

Во-первых, показывается связь феномена интертекстуальности с проблемой дегуманизации среды.

Во-вторых, актуализируется понятие «интертекста истории» в качестве объекта постмодернистского анализа. Выявлены негативные последствия лингвизации и семиотизации исторической реальности. Деонтологизация и лингвизация бытия как синхронные процессы, в определенной перспективе могут реализовать антигуманистические тенденции в развитии современной культуры. От заката эпохи «онтотеологии», то есть от «смерти Бога» можно через «смерть автора» перейти к «смерти человека».

В-третьих, обосновывается необходимость использования специального понятия, характеризующего новый онтологический и эпистемологический статус субъекта истории в изменившихся культурно-исторических условиях. Вводится понятие интерсубъекта истории.

В-четвертых, отстаивается критический по отношению к постмодернизму тезис о возможности долингвистического бытия субъекта и субъективности. В этой связи, представляется обоснованной реабилитация субъекта в контексте воссоздания универсального исторического горизонта.

В пятых, предлагается переопределение природы и сущности процессов, происходящих в современном историописании. Автор интерпретирует эти изменения в качестве «нарративного поворота» в историографии и историописании. Критикуется узколингвистическая трактовка историографической деятельности и одновременно отстаивается необходимость и важность нарративного производства в сфере гуманитаристики.

Основные положения, выносимые на защиту:

• Интертекстуальное прочтение истории лишает возможности реализации импульсу к обретению целостности и единства человеческой культуры и истории.

• Лингвизация исторического знания является антигуманистической тенденцией в развитии западной культуры. Человечество объективно нуждается в целостном образе истории как интерсубъективно разделяемом и субъективно охраняемом контексте главенствующих форм жизни и опыта.

• Развитие современной инфосферы опосредовано и определено логикой перехода от субстанциалистского редукционизма к лингвизации мышления и бытия.

В результате процесса семиотизации история превращается в субсистему лингвистических знаков. Интертекст функционирует как открытая система, порождающая все новые смыслы. Постмодернистское понимание текста не только закрывает доступ к прошлому в его исходной событийной непосредственности, но ставит под вопрос само его существование в качестве суверенного объекта знания.

Анализ философских оснований модели децентрированного субъекта дает возможность внедрить в практику научного обсуждения концепт интерсубъекта — субъекта интертекста истории.

Главным аргументом критики постмодернистских моделей субъекта истории является признание возможности существования долингвистических форм субъективности. Народ, класс, этнос не просто конструкты языка, но реально действующие субъекты исторического процесса, обладающие долингвистическим бытием. Нарративизация истории — единственный способ сохранения автономии исторического знания. Нарратив — это одна из главных форм существования вымысла в культуре, а человеческая способность создавать нарративы, то есть рассказывать историиесть главный способ упорядочивания и осмысления реальности. Поскольку нарративное производство имеет процессуальный характер, такими же характеристиками процессуальности отмечена вся историографическая практика. Создавая нарративы, историки вынуждены встраиваться в существующую профессиональную традицию, то есть вносить свой персональный вклад в формирование процессуального образа реальности истории.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Проблема субъекта истории рассмотрена нами в контексте становления семиотической онтологии постмодерна. Особое внимание в работе сконцентрировано на феномене интертекстуальности в связи со специфическим для современной гуманитаристики ощущением «кризиса языка». Постмодернистская семиотическая онтология построена на этом кризисе, провоцируя в свою очередь кризис мыслящего сознания. Представляется вполне обоснованным считать взаимозависимыми и взаимообусловленными такие феномены как кризис сознания субъекта и процесс делегитимации субъекта на всех уровнях его социокультурного бытия.

В контексте становления и развития семиотической онтологии постмодерна проанализированы основополагающие тенденции в развитии современной инфосферы, которые определяются логикой перехода от субстанциалистского редукционизма к лингвизации мышления и бытия. Складывание особого лингвистически-ориентированного мировоззрения имеет ряд далеко идущихпоследствий, в том числе и негативного характера. Последовательная лингвизация исторического знания имеет очевидные антигуманистические. черты и характеристики. Восприятие постмодернистами интертекста в качестве преимущественного объекта анализа, то есть интертекстуальное прочтение истории лишает возможности реализации импульса к обретению целостности и единства человеческой культуры и истории. История «в постмодернизме фрагментируется (синдром «микрофилии») и превращается в субсистему лингвистических знаков. Функционируя как открытая система, интертекст порождает все новые смыслы. Текстуализация истории не только закрывает доступ к прошлому в его исходной событийной непосредственности, но ставит под вопрос само его существование в качестве суверенного объекта знания.

Центральная проблема исследования — проблема субъекта истории в постмодернистской парадигме находит свое разрешение в обобщенном понятии интерсубъекта. Представленная модель интерсубъекта — субъекта интертекста истории относится к постмодернистскому метаисторическому проекту. Интерсубъект обладает всецело лингвобытийным статусом, то есть вне текста он не существует, его оптимальная позиция — позиция на границе различных дискурсов. В конечном счете, речь идет о переопределении роли субъекта и рождении иного понимания субъективности (модель децентрированного субъекта). Тип критической саморефлексии, который вырабатывается таким субъектом, отличается от саморефлексии «модернистского» трансцендентального субъекта. Новому субъекту присуща осознанная забота о сохранении «себя» в пространстве интертекста. Он сознает, что должен суметь сохранить свою творческую индивидуальность в пространстве теорий, подходов, нормативного языка, задаваемых параметрами и предписаниями дисциплины, профессиональными «формулярами» представления объекта. Становится очевидной связь профессиональной культуры историописания и интерсубъективности исторического опыта.

В нашем исследовании критикуется узколингвистическая трактовка субъекта и субъективности. Главным аргументом критики постмодернистских моделей субъекта истории является признание возможности существования долингвистических фррм субъективности. Народ, класс, этнос не просто конструкты языка, но реально действующие субъекты исторического процесса, обладающие долингвистическим бытием. Субъект истории как и сама история, по нашему мнению, существуют уже до текста, его сущность не исчерпывается лишь языковой номинацией. Языковое поле субстанциально, ибо является генератором смысла, но язык не «вещь», но лишь указатель. Субстанциальность языкового поля обусловлена его открытостью не-языку, несмыслу, не — речи.

В рамках исследования изложены базовые установки и принципы метаисторического проекта постмодерна. Метаисторики вышли на новый уровень анализа исторического прошлого — метауровень, или уровень истории сознания. История сознания изучается через последовательную нарративизацию и текстуализацию исторического метода, отсюда преимущественный интерес метаисториков к лингвоинтерпретативным техникам и практикам. В метаисторическом проекте постмодерна специально указывается на эпистемологический статус исторического нарратива, который является единственно возможным средством концептуализации прошлого. Таким образом, можно говорить о важности нарратива в качестве адекватной формы осмысления прошлого исторического опыта.

Процесс нарративного производства всегда процесс незавершенный. Такова логика профессиональной деятельности. Историки вынуждены встраиваться в существующую традицию историописания, то есть вносить свой вклад в формирование процессуального образа реальности истории. Утверждение процессуального образа истории в свою очередь является свидетельством заката. универсалистской историографической парадигмы.

Завершение универсалистского проекта служит простым подтверждением тезиса об утрате традиционным субъектом прежнего незыблемого положения в пространстве культуры. Современная постгуманистическая культура нивелирует идеологический контекстуальный фон, то есть те базовые ценности, на основе которых может успешно функционировать общество. Носитель этих ценностей — народ и есть действительный коллективный субъект истории, поскольку только он обладает коллективным опытом в качестве общей духовной собственности. Народ как носитель определенной социокультурной и нравственной традиции, как реально-действующий субъект истории создает дорефлективные, латентные основания гражданского согласия, кроющиеся в базовых ценностях. Задачи исторической науки и гуманитаристики в целом состоят в конкретизации и артикуляции этих ценностей.