Судебный процесс социалистов-революционеров и тюремное противостояние (1922-1926): этика и тактика противоборства

Судебный процесс социалистов-революционеров, проходивший в Москве с 8 июня по 7 августа 1922 г., стал на это время не только своего рода эпицентром политической жизни России, но и приковал к себе пристальное внимание значительной части демократической и социалистической общественности Европы и Америки. За пределами же собственно процессного периода большевистский режим сделал все возможное для того, чтобы данный процесс остался в историческом сознании нескольких поколений советских людей символом «банкротства антинародной партии», и предпринял усилия для того, чтобы деперсонифицировать и низвести противостоявших ему эсеровских лидеров до составного элемента образа «врагов народа».

Однако с позиций современных научных знаний судебный процесс с.-р. видится хотя и кульминационным моментом, но не окончательным итогом во взаимоотношениях эсеровской и большевистской партий. Достаточно отметить, что в отличие от общепринятых оценок 1922 г. не стал последним годом деятельности организованного эсеровского подполья в Советской России и властям понадобилось еще несколько лет на его «добивание» (по меткому выражению начальника СО ГПУ Т.П.Самсонова)1. Этой датой следует считать конец 1925 — начало 1926 г. — время окончательного прекращения из-за арестов работы руководящего российского центра ПСР — Центрального бюро.

В то же время процесс 1922 г. нельзя рассматривать в отрыве от всего предшествующего ему периода. Само межпартийное противостояние имело глубокие корни, а его рассмотрение немыслимо, с одной стороны, вне контекста взаимоотношений социал-демократов и эсеров, а с другой — без учета разной природы и концептуальных различий их доктрин. В процессе 1922 г. словно сфокусировались все основные тенденции почти полувековых взаимоотношений «друго-врагов» — марксистов и народников, и этот процесс.

1 ЦА ФСБ РФ. Н-1789. Т. 46. Л. 157. следует рассматривать и как попытку большевиков насильственно завершить долгий спор между представителями двух основных революционных традиций.

Главная же и совершенно уникальная черта судебного процесса с.-р., резко выделяющая его из всей как дореволюционной, так и советской судебной практики состояла в том, что и те, кто судил, и те, кого судили, в одинаковой степени стремились доказать, что они и есть истинные революционеры, а противостоящая им сторона есть подлинные предатели революции и трудящихся. Данная сверхзадача (хотя обычно прямо и не называлась) и была главной как для судей-большевиков (и стоявших за их спинами вдохновителей и дирижеров процесса), так и для подсудимых-эсеров (и их соратников на воле и в эмиграции). Без ясного осознания этой главной особенности процесса внешний наблюдатель зафиксирует абсурдность (прежде всего, с точки зрения юриспруденции) того, что происходило во время подготовки и проведения процесса. Обе стороны полемизировали в рамках одной парадигмысоциалистической, а при переводе дискуссии на процессе в плоскость социалистической теории лидеры ПСР блестяще и на равных полемизировали с Н. И. Бухариным, А. В. Луначарским, М. Н. Покровским. Впрочем, имелись уже и терминологические различия. Так, по терминологии властей процесс именовался — «показательный судебный процесс над членами ЦК и „активными членами“ партии социалистов-революционеров» или «показательный судебный процесс над ЦК ПСР», или еще короче — «процесс над партией эсеров» — но во всех вариантах, даже в самых упрощенных, где не было прилагательного -«показательный» обязательно присутствовал предлог — «над». Эсеры и меньшевики, напротив, никогда этого предлога не употребляли, а сам процесс (иногда используя, иногда нет — прилагательные — «московский», «судебный») называли — или «процесс социалистовреволюционеров» или реже — «процесс 22-х» (по количеству обвиняемых 1-й группы — «нераскаявшихся»). И первое и, особенно, второе название, которым пользовались эсеры и меньшевики (в строгом соответствии с предшествующими традициями, когда в памяти революционеров (и по понятным причинам и в советской исторической науке) процессы закреплялись не под их официальными названиями, а как «процесс 20-ти», «процесс 17-ти», «процесс нечаевцев», «процесс 1 марта 1881», «процесс 1 марта 1887», т. е. под названиями, которые несли в себе отрицание права и легитимности суда государства «над» революционерами.

Большевики стремились избежать повторения печального опыта самодержавия, с переменным успехом боровшегося с революционным подпольем более поттувека. Какую роль традиции революционной субкультуры сыграли в падении самодержавия, они знали не понаслышке. Успехи эсеровской и меньшевистской агитации в студенческой и рабочей среде в 19 211 922 гг., Тамбовское и особенно Кронштадтское восстания подтверждали на практике, что процесс «революционной самодеятельности» масс, как бы большевикам ни хотелось, еще не прекратился. Соединение идей и «субкультуры революционного подполья» (пользуясь термином петербургского исследователя Б.И.Колоницкого), носителями которых в это время были эсеры, меньшевики, левые эсеры, часть анархистов и максималистов, с одной стороны, и недовольства различных классов и страт российского общества, с другой, могло стать гибельным для власти. А опасность такого соединения в 1921;1922 гг. была куда реальнее, чем возрождение «белой альтернативы», всерьез скомпрометировавшей себя и в Сибири, и на Севере и на Юге России.

Интереснейшее исследование Б. И. Колоницкого убедительно свидетельствует, что февральские события 1917 г. стали возможны благодаря глубокому проникновению в политическую культуру широких масс населения революционных традиций и символов, помогавших толпе самоорганизоваться: «Люди разных убеждений, разного возраста и социального положения, в различных, подчас совершенно необычных ситуациях могли действовать солидарно, ибо все они были знакомы с революционной традицией, их действия регулировались общим культурным кодом поведения. При этом важнейшим инструментом самоорганизации стали революционные символы, прежде всего песни и красные флаги"2.

Это, собственно говоря, и определило три магистральных направления борьбы большевистской власти с надвигающейся опасностью. Во-первых, таким направлением оставалось комплексное воздействие на все классы и слои общества как средствами пропаганды, так и методами всеобщего устрашения и чекистского контроля. Во-вторых, В. И. Ленин и другие наиболее последовательно мыслящие вожди большевизма поняли довольно быстро, что изоляция (а при возможности и необходимости и физическое уничтожение) социалистов — эта жизненная потребность самосохранения режима. В-третьих, революционная субкультура была общим фундаментом для большевиков и ставших оппозиционными им эсеров, меньшевиков и анархистов, и именно поэтому и представляла наибольшую угрозу для ставших носителями новой власти большевиков. Став властью и сев, образно говоря, на стул диктатуры, они пытались усидеть и на стуле революционных традиций (все больше и больше подменяя следование ее нормам риторикой). Устойчивость позиций оппозиционных социалистов по сравнению с большевиками была очевиднойони продолжали свое старое дело — борьбу с властью, хоть и состоявшей теперь из бывших революционеров, широко использующих старые революционные нормы и символы, но в своей одиозности быстро опередившей авторитарный царский режим. Лидеры большевиков и ВЧК отдавали себе отчет в том, что им надо сделать так, чтобы вся глубоко укоренившаяся и развитая несколькими поколениями российской радикальной интеллигенции революционная субкультура с ее нормами, символами, традициями стала ассоциироваться только с большевиками, из оппозиционных власти революционеров ставшими «революционной властью», своего рода правопреемниками и революционной традиции и государственной власти (соотношение этих двух составляющих большевистские власти регулировали в зависимости от потребности и.

2 Колоницкий Б. И. Символы власти и борьба за власть: к изучению политической культуры российской революции 1917 года. СП (б)., 2001. С. 22. настроений в обществе, акцентируя внимание, скажем, в 20-е годы — на первой, в 40-е — скорее, на второй, впрочем, не забывая напоминать и о своем революционном прошлом).

Все это и определило сверхзадачу большевиков на процессе с.-р. в 1922 г. -не доказать их виновность в борьбе против большевистской власти (эсеры этим гордились), не репрессировать (это и так уже осуществлялось без всяких судов), а дискредитировать их как революционеров, показать, что те не наследники славных революционных традиций, а их предатели, спутавшиеся с Антантой, кадетами, белогвардейцами, опозорившие революционные традиции, и попутно доказав, от противного, что единственные хранители этих святыньтолько большевики. Как видится, причина того, что большевики быстро стали создавать культы личностей своих вождей, а чуть позже называть в свою честь заводы, стадионы и даже города, было не только (или не столько) данью их тщеславию, но и выверенной политической линией, с одной стороны, по сакрализации себя в глазах далекого от традиций революционной субкультуры обывателя (города раньше называли только в честь святых да царей), с другой (это уже для тех, кто мыслил категориями и символикой революционной субкультуры) — по утверждению себя в первых рядах революционного пантеона героев.

В контексте отмеченного выше процесс 1922 г. явился своего рода прологом глобального и длительного социокультурного процесса лишения постреволюционного российского общества исторической памяти, превращения ушедшего и наличного социального бытия в пространство произвольно трансформируемых текстов и квази-исторических фактов, что впоследствии нашло блестящее литературное воплощение в классической антиутопии Д. Оруэлла «1984″, где одним из главных догматов тоталитарного режима выступает идея „изменчивости прошлого“ согласно лозунгу внутренней партии» «Кто управляет прошлым, тот управляет будущимкто з управляет настоящим, тот управляет прошлым» .

3 Оруэлл Дж. 1984. М., 1989. С. 194.

В свете вышесказанного данная проблематика, связанная с осуществлением многомерной исторической реконструкции феномена «московского процесса ПСР 1922 г.» приобретает значение не только с позиций актуализации исторического опыта становления советской тоталитарной системы как системы, попирающей свободы и индивидуальность личности, но и с позиций потенциальной опасности ее рецидивов для постиндустриальных обществ, где недемократическая политическая система монополизирует производство и распределение социальной информации, пресекая и отрицая право на получение информации и свободную содержательную ее интерпретацию.

Научная историография процесса социалистов-революционеров, имевшего такой общественно-политический и международный резонанс, не столь велика, как этого можно было бы ожидать. Правда, накануне и в ходе самого процесса было выпущено огромное количество брошюр и статей, опубликованных ведущими большевистскими публицистами и безвестными журналистами в сотнях газет и журналов по всей стране. Собственно говоря, статьи и брошюры 1922 г. продолжили традицию пропагандистских большевистских статей и брошюр, выпущенных в годы гражданской войны4.

Эти брошюры и статьи 1922 г. (как и их предшественники) вряд ли можно считать научными исследованиями, так как они носили ярко выраженный агитационно-пропагандистский характер, преследовали вовсе не цели установления научной истины, а компрометацию своего политического противника, и были написаны по заданию Агиткомиссии ЦК по процессу с.-р. Так, например, эта комиссия своим решением от 16 мая 1922 г. «мобилизовала» 30 видных «партийных литераторов к систематической работе в газетах на время кампании», а, кроме того, поручила А. А. Биценко, А. И. Микояну,.

4 Устинов Г. Меньшевики, правые эсеры и революция. М., 1918; Мясников А. Социалисты-революционеры. Минск, 1919; Зорин С. Потомки провокатора Азефа. Пг., 1921; Партия социалистов-революционеров (правых и центра). Тамбов, 1921; Быстрянский В. А. Меньшевики и эсеры в русской революции. Пг., 1921; Ярославский Ем. О борьбе с мелкобуржуазными партиями // Вестник агитации и пропаганды. 1921. № 16−17. С. 33−35- Попов H.H. О мелкобуржуазных партиях: Доклад, прочитанный секретарем Харьковского губкомат. Н. Н. Поповым 19 октября 1921 г. Харьков, 1921; Союз трудового крестьянства, или Царские холуи в эсеровской шкуре. Тамбов,.

В.И.Хотимскому и Н. Н. Попову написать статьи и брошюры на заданные темы, характеризующие «развал эсеровской партии» и ее деятельность на Кавказе и Туркестане, Дальнем Востоке и на Украине5. Более того, о чем писать авторам также указывалась в «Тезисах для агитации к процессу с.-р.», написанных по решению «тройки» Политбюро (Л.Д.Троцкий, Л. Б. Каменев, Ф.Э.Дзержинский) Бухариным, Луначарским и Крыленко, а также в тезисах агитаторам, составленных Агиткомиссией ЦК по процессу с.-р.6 В высшей степени примечательно, что «тезисы, выпущенные Агитпропом ЦК к процессу эсеров, появились в „Известиях“ за фантастическими подписями», о чем на этом же заседании Агиткомиссии ЦК по процессу с.-р. было решено «выразить сожаление». Таким образом, все основные параметры агитационно-пропагандистских статей и брошюр 1922 г. имели жестко заданный властью характер политического заказа8.

К разряду публицистических сочинений и источников одновременно следует отнести вышедшую тогда же, но за границей, книгу меньшевика В. С. Войтинского, содержавшую яркое изложение процесса 1922 г. глазами русской социалистической эмиграции9. И несмотря на несомненную ангажированность автора и на то, что последний писал ее, консультируясь с членами ЗД ПСР, на чьи деньги и под чьим «грифом» она была издана, данная работа все же выгодно отличается от агитпроповских творений несколькими признаками. Во-первых, ощутимо большей насыщенностью фактами, во.

1921; Ферганский В. Партия социалистов-революционеров (эс-эров) и ее роковая для Русского Народа роль за четырехлетний период (1917;1921 гг.) период революции. Краткий очерк. Владивосток, 1921.

5 См.: Судебный процесс над социалистами-революционерами (июнь-август 1922). Подготовка. Проведение. Итоги. Сборник документов / Сост. С. А. Красильников., К. Н. Морозов, И. В. Чубыкин. М., 2002. С. 404−405.

6 К процессу правых эсеров. Тезисы для агитаторов. М., Агитпропотдел ЦК РКП (б), 1922.

7 Там же.

8 Вардин И. Эсеровские убийцы и социал-демократические адвокаты (факты и документы). М., 1922; Луначарский A.B. Бывшие люди. Очерк истории партии эсеров. М., 1922; Мещеряков В. Н. Партия социалистов-революционеров. Ч. 1−2. М., 1922; Покровский М. Н. Что установил процесс так называемых «социалистов-революционеров». M., 1922; Покровский М. Н. Идеология эсеров за два последние года (19 211 922) // На идеологическом фронте борьбы с контрреволюцией: Сб. ст. М., 1923. С. 125−150- Стеклов Ю. Партия социалистов-революционеров (правых эсеров). М., 1922; Леонидов Б. Эсеро-бандитизм в Тамбовской губернии и борьба с ним // Война и революция. 1922. № 14−15- Попов H.H. Вооруженная борьба эсеров против Советской власти в 1919;1921 годах перед судом трибунала // Коммунистическая революция. 1922. № 8- Шмераль Б. Чехословаки и эсеры. М., 1922; Попов H.H. Вооруженная борьба эсеров против Советской власти в 1919;1921 годах перед судом трибунала // Коммунистическая революция. 1922. № 8- Стеклов Ю. М. Партия социалистов-революционеров (правых эсеров). М., 1922. и др.

9 Войтинский В. Двенадцать смертников. Суд над социалистами-революционерами в Москве. Берлин, 1922. вторых, присутствием большего объема аналитики, и, наконец, значительно более сдержанным тоном, не носившим «ругательно-крикливого характера», столь характерного для большинства советских статей и брошюр об эсерах и эсеровском процессе (примечательно, что авторы последних подверглись за это критике со стороны Троцкого, употребившего подобное достаточно верное выражение и предложившего усвоить по отношению к «эсерствующим» «тон „сожаления“ к обманутым.»)10.

Многие десятилетия после своего завершения процесс социалистов-революционеров не являлся предметом отдельного исторического исследования. Вновь эта тема появляется в 60−70-е годы XX в. в контексте более широкой темы — «крушения антисоветских партий и подполья». Теме обоснования закономерности и неизбежности «краха» и «распада» всех антибольшевистских сил в это время посвящено большое количество статей, книг и диссертаций (впрочем, их было немало и в предшествующий период). В десятках работ, так или иначе затрагивавших эсеровскую проблематику, об этом процессе просто упоминали как о «закономерном конце» ПСР. Но об исследовании процесса с.-р. 1922 г., как правило, речь не шла.

В этой категории исследований можно выделить лишь две работы, авторы которых воспользовались для своих построений не только очевидными и лежавшими «на поверхности» материалами периодики и опубликованными тогда же, в 1922 г., отдельными документами, сопровождавшими процесс (обвинительное заключение, приговор и т. д.), но и обратились к доступным архивным источникам (материалам Верховного Трибунала, хранящимся в ЦГАОР — ныне ГАРФ)11.

Д.Л.Голинков в своей книге «Крушение антисоветского подполья в СССР», само название которой уже задавало формат и стиль исследования, фактически лишь добавил к старой схеме освещения и трактовок процесса ряд извлечений из стенограмм. В духе этих старых представлений он (правда,.

10 См.: Судебный процесс над социалистами-революционерами. С.402−403.

11 Голинков Д. Л. Крушение антисоветского подполья в СССР. Кн. 2. М., 1986. С. 207−221- Костин Н. Д. Суд над террором. М., 1990. довольно подробно) описал решение Берлинской конференции трех Интернационалов о неприменении на предстоящем процессе к обвиняемым смертной казни и дебаты вокруг него на первых судебных заседаниях с участием иностранной защитыдискуссии о применении к членам ПСР амнистии ВЦИК от 26 февраля 1919 г.- рассказал о том, каким образом складывался окончательный состав группы обвиняемыхобратил внимание на дискуссию о праве иностранных защитников на ведение собственной стенограммы, имеющей юридический характер и т. д.

Нет оснований согласиться с выводом Д. Л. Голинкова о том, что «поистине трудно найти в истории еще один подобный политический судебный процесс, на котором подсудимые пользовались бы большей свободой слова и большими.

19 правами на защиту!". Беспристрастное исследование свидетельствует о прямо противоположном — о том, что права подсудимых 1-й группы («цекистов») на защиту существенно ограничивались (смехотворным сроком на знакомство с многотомным обвинительным материалом, ограничением вызова свидетелей со стороны защиты, ограничением приобщения материалов к делу, постоянным одергиванием и обрыванием их, копированием и конфискацией ГПУ во время досмотров тюремных камер и личных обысков их защитительных материалов и записей, подслушиванием их разговоров в тюремных камерах и в зале суда с сообщением сведений верхушке ГПУ и председателю суда Г. Л. Пятакову, запретом на встречу и общение русских адвокатов и иностранных социалистов-защитников и т. д. и т. п. Специфичность организации и ведения процесса, постоянное ущемление права подсудимых на защиту были зафиксированы всеми беспристрастными наблюдателями и бросаются в глаза даже при чтении стенограмм процесса. С выводом Голинкова отчасти можно согласиться только, если сравнивать процесс с.-р. с постановочными процессами конца 20-х — 30-х годов, где подсудимых превращали в марионетки, а сами судебные слушания имели еще более отдаленное отношение к правосудию, чем процесс 1922 г.

12 Там же. С. 212.

Весьма неоднозначное и противоречивое впечатление производит книга Н. Д. Костина «Суд над террором», появившаяся уже в 1990 г. Особенность этой книги в том, что, с одной стороны, автор в отличие от многих касавшихся процесса 1922 г. мимоходом и всерьез не использовавших документы процесса, обильно использовал в своей книге ряд материалов предварительного следствия и стенограммы процесса (правда, без ссылок, но очевидно, что использовались материалы, сохранившиеся в фонде Верхтриба в ГАРФ). Но, с другой стороны, он соединил цитирование стенограмм с типично советской публицистичностью «процессной эпохи», зачастую вкладывая в уста действующих на процессе лиц слова, которых те не произносили (они не отражены в стенограммах процесса). Впрочем, куда серьезнее проявилась тенденциозность автора в выборе тем и сюжетов, в отборе материала, в трактовке явлений, в характеристике побудительных действий участников процесса и т. п. Подобных тенденциозных передержек в книге весьма много. Укажем ниже лишь на некоторые из них.

Так, говоря о требовании подсудимыми 1-й группы и их адвокатами отвода суда и гособвинителя Крыленко, Костин не приводит их аргументов, среди которых были более чем серьезные, включая нарушение законов и процессуальных норм. Скажем, следствие Верхтриба вела жена Крыленко Е. Ф. Розмирович, сам Крыленко был председателем Коллегии Верхтриба, но во время суда стал государственным обвинителем, заместителем председателя суда был его подчиненный А. А. Галкин, а в довершение всей этой картины председатель суда Пятаков являлся свояком Крыленко (по утверждению Вандервельде заграничной прессе). Адвокаты указывали на полную недопустимость подобной ситуации и требовали нового следствия и новой конструкции суда и обвинения. Костин же по этому поводу писал: «Подсудимых первой группы пугала большевистская принципиальность, высокий профессионализм, эрудиция Крыленко, и они попытались обезопасить себя, удалив его из прокурорского кресла"13. Да, действительно подсудимые 1й группы, как позже мы это увидим, считали Крыленко самым опасным и самым талантливым прокурором в России, но это вовсе не перечеркивает нарушения, допущенные при конструировании суда.

Говоря о причинах ухода иностранных защитников, Костин не упоминает о той травле, которой они подвергались даже в зале суда со стороны, скажем, тех же Бухарина и Крыленко, или о том, что их речи не переводили, ссылаясь на отсутствие хорошего переводчика. В результате получалось, что подвергаемые травле защитники оказались совершенно безгласными. Костин игнорирует и весьма весомые аргументы русских адвокатов, объяснявших, почему они не могут оставаться на процессе. Его вывод категоричен и весьма спорен: «Однако истинная причина ухода адвокатов эсеровских руководителей заключалось в другом: в невозможности доказать невиновность своих подзащитных. Они провоцировали их на излишнюю откровенность, которая могла им дорого стоить. Каждый день пребывания на суде приносил защитникам эсеров все новые и новые политические удары"14.

Характеризуя книгу Костина в целом, можно сказать, что несмотря на широкое использование документов и стенограмм процесса, она оказалась своего рода слепком стереотипов и советского «новояза» 1922 года.

В написанной К. В. Гусевым самой известной в советское время книге об эсерах, охватывающей всю историю партии, собственно процессу было посвящено четыре страницы, половина из которых повествовала об агитационно-пропагандистских действиях власти. Обращает на себя внимание и значительно более сдержанный тон и оценки Гусевым самого процесса, выгодно отличавшие его от авторов двух упомянутых выше работ. Помимо традиционного вывода о том, что «процесс над лидерами эсеров одновременно с ликвидацией значительной части антисоветского подполья нанес сильнейший удар по престижу партии, что заставило многих ее рядовых членов полностью порвать с ней», автор процитировал также документы Нижегородского губкома РКП (б), свидетельствовавшие об усилении деятельности эсеровских организаций и создании новых ячеек в 5-ти уездах (эсеровская организация Кулебакских заводов в сентябре 1922 г. насчитывала 180 человек и была базой для ведения всей эсеровской работы в губернии), что было отражением неожиданной для большевиков тенденции к консолидации и активизации эсеровской среды, реагировавшей таким образом на уничтожение эсеровской партии15. Таким образом, историк отметил и ту центростремительную тенденцию в эсеровской среде, которую власти старались в отличие от центробежной не замечать.

Подлинный прорыв в научной разработке темы произошел с появлением в 1982 г. монографии голландского историка Марка Янсена, переведенной и опубликованной на русском языке только в 1993 г. 16. В издание 1993 г. автор помимо «Предисловия к русскому изданию» добавил также главу 11 «Новые разыскания». Успеху автора в реконструкции исторических реалий способствовало то, что им впервые вводились в научный оборот документы и материалы из зарубежных библиотек и архивохранилищ, а также воспоминания ряда очевидцев и участников событий. Благодаря сочетанию последних с широким использованием советских, русских эмигрантских и иностранных газет, М. Янсену удалось создать многоаспектную картину противостояния коммунистов и эсеров накануне, в годы гражданской войны, и в ходе самого судебного процесса. Следует, тем не менее, отметить, что многие аспекты данной темы были только обозначены, поскольку на момент работы над книгой автор не располагал документами партийного и чекистского делопроизводства, без которых само исследование не могло быть завершенным, а замещение упомянутых источников информацией, почерпнутой из советской и эмигрантской печати, не являлось равноценной заменой архивных материалов, хранившихся в недоступных не только для него, но и для отечественных исследователей фондах АПРФ, ЦА ФСБ РФ, ГАРФ и РГАСПИ (современные аббревиатуры). Правда, в двух последних архивах Янсен получил возможность.

15 Гусев К. В. Партия эсеров от мелкобуржуазного революционаризма к контрреволюции. М., 1975. С. 367−368.

16 Jansen М. The Trial of the Socialist Revolutionaries, Moscow 1922. Martinus Nijhoff Publishers, 1982; Янсен M. Суд без суда. 1922 год. Показательный процесс социалистов-революционеров. М., 1993. поработать в начале 90-х годов, в результате чего и появилась в русском издании его книги упомянутая выше глава, но существенного прироста архивной фундированности его исследования это не принесло. Следует отметить также, что такие ключевые для данного исследования источники, как стенограммы процесса и речи подсудимых, в распоряжении Янсена имелись лишь выборочно. Так, доступными для него оказались стенограммы только несколько дней процесса, а также всего 10 текстов (из 22-х) последних слов подсудимых 1-й группы, которые удалось в 1922 г. нелегально переправить за границу (к тому же эти последние слова и защитительные речи отличались от тех, что реально прозвучали в зале суда — см. источниковедческий обзор), где они и отложились в Архиве ПСР в Международном институте социальных исследований17.

Степень глубины проработки разных тем в книге Янсена серьезно колеблется, что, безусловно, зависело от наличия фактического материала. Так, наиболее глубоко и подробно им проработаны темы, раскрытые в главе 2 «Сообщение о предстоящем процессе и международное социалистическое движение», в главе 8 «Пропагандистская кампания» и в главе 9 «Отклики на процесс в России и в мире», для которых у автора имелась самая серьезная источниковая база. На этом фоне такому важнейшему сюжету, как предварительное следствие и поведение на нем обвиняемых и свидетелей, а также подглавке «Обвиняемые», посвященной сразу обвиняемым 1-й и 2-й групп — в главе 4 «Обращение с обвиняемыми, защитниками и свидетелями на.

1С 18 процессе" посвящено всего по 3,5 страницы .

Сказанное не умаляет того, что именно Янсен впервые предпринял попытку комплексного исследования процесса с.-р., затронув такие сюжеты, как взаимоотношения и борьба эсеров и большевиков в 1918;1921 гг., внутрипартийная борьба и фракционные распри в ПСР в годы гражданской войны, проанализировав то, в чем большевики обвиняли эсеров на процессе, и.

17 МИСИ. Архив ПСР. 867 (автор пользовался в своей работе микрофильфами Архива ПСР, хранящимися в РГАСПИ).

18 Янсен М. Суд без суда. С. 68−71- 100−103. борьбу между ними и подсудимыми эсерами по отдельным пунктам обвинения, впервые поставил цель проследить судьбы подсудимых после процесса, а также достаточно глубоко исследовал механизмы пропагандистских (советских) и контрпропагандистских кампаний в контексте реакции на процесс европейского социалистического движения и реакцией на него в России.

Несмотря на ряд отмеченных выше особенностей и ограничений, книга Янсена стала рубежной в научном исследовании данной темы, фактически вернув ее из области преданий и упоминаний в диссидентской литературе в поле зрения профессиональной науки, и способствовала проявлению интереса к ней у российских историков в постсоветский период.

В последние годы появился ряд статей, исследующих те или иные аспекты процесса с.-р. или затрагивающих их. Это, прежде всего, статьи С. А. Красильникова, исследовавшего сюжет несостоявшегося обмена члена ЦК ПСР Е. М. Тимофеева на немецкого революционера Макса Гельца осенью 1922 г., судьбу в сибирской ссылке одного из лидеров партии Д. Д. Донского и проанализировавшего ряд выступлений лидеров ПСР на процессе об уроках революции и гражданской войны19. Отметим также статьи А. Ю. Суслова, затрагивающие отдельные аспекты историографии и источниковедения процесса с.-р., а также взаимоотношения между эсерами и меньшевиками в исследуемый период20.

19 Красильников С. А. Д. Д. Донской в нарымский ссылке (1924;1936) // Историческая наука на рубеже веков. Мат-лы Всеросс. научн. конф. Т. 2. Томск, 1999. С. 198−215- Бондаренко A.A., Красильников С. А. Узник Нарымского края Д. Д. Донской // Родина. 2000. № 8. С. 64−66- Красильников С. А. Макс Гельц и Евгений Тимофеев: несостоявшийся обмен политическими заключенными в 1920;е годы Н Гуманитарные исследования в Сибири. Серия: отечественная история. 1994. Вып. 2. С. 59−66- Он же. Утраченная альтернатива: лидеры эсеровской партии об опытах и уроках революционной эпохи на московском процессе 1922 г. // Российская интеллигенция: критика исторического опыта. Екатеринбург, 2001. С. 71−72- Он же. Смена традиций радикальной российской интеллигенции в начале 1920;х гг. // Российская интеллигенция в условиях третьего тысячелетия: на пути к толерантности и диалогу. Материалы круглого стола. Екатеринбург, 2001 С. 37−42.

20 Суслов А. Ю. Легальная периодическая печать Советской России как исторический источник по процессу социалистов-революционеров 1922 года // Проба пера: Сб.ст. Казань, 1997. С. 64−75- Суслов А. Ю. Процесс правых эсеров 1922 года в советской исторической литературе 1920;х годов // Платоновские чтения: Сб. науч. тр. Вып. I. Самара, 1998. С. 85−89- Суслов А. Ю. Процесс социалистов-революционеров 1922 года в отечественной историографии // Проба пера. Вып. 2. Казань, 1998, С. 86−105- Суслов А. Ю. Процесс правых эсеров 1922 г. и партия меньшевиков // Социал-демократия: революция и эволюция: (Мат. межд. конф.). Омск, 2003. С. 62−66- Суслов А. Ю. Социалисты-революционеры и меньшевики: межпартийные взаимоотношения после октября 1917 года // Народы России на переломе эпох (XX — начало XXI века). Казань, 2005. С. 32−37.

Необходимо отметить, что А. Ю. Суслов отчасти справедливо подверг критике наш вывод, сделанный в предисловии к сборнику документов о процессе с.-р., что «.после процесса не произошло возврата к межпартийным трениям, и начиная с этого времени ни эсеры, ни меньшевики больше никогда не вели друг против друга публичной полемики"21, отметив, что «разногласия по поводу событий, происходивших в России, а еще более — по вопросам роли в международном социалистическом движении — не позволяют охарактеризовать эти отношения столь идиллически», хотя мы имели в виду преимущественно другое — то, что меньшевики и эсеры после процесса 1922 г. больше не вернулись к тем формам нетоварищеской «публичной полемики», которые были характерны для взаимоотношений социал-демократов и эсеров в 19 021 904 гг.

Степень «резкости» идейной публичной полемики и «межпартийных противоречий» этого периода и периода 20-х годов различается принципиально. В 1902;1904 гг. социал-демократы не считали эсеров социалистами и всячески подчеркивали их мелкобуржуазный характер. Это не была полемика партнеров, пусть и конкурирующих и спорящих, каковой она становится со времени процесса 1922 года, это было сплошное «уличение и разоблачение». Всё это «уличение и разоблачение» сопровождалось оскорблениями, в том числе и личными. В этом смысле со времени 1902;1904 гг. к концу 1922 г., на наш взгляд, произошло очень и очень существенное «сглаживание межпартийных противоречий». Безусловно, межпартийные противоречия не исчезли. Но они существовали и будут существовать, пока есть партии. Эти противоречия порождаются не только разными программами, оценкой событий и тактикой, но и лидерами и функционерами партий, которые в силу своих амбиций всегда найдут повод подчеркнуть «особость» своей позиции, да и собственную неповторимость и самодостаточность. Более того, сплошь и рядом подобное мы видим в рядах одной партии, где противоречия.

21 Судебный процесс над социалистами-революционерами. С. 139. рождаются зачастую не из разницы в идейных взглядах, а из борьбы за лидерство.

По большому счету в этом споре речь может идти лишь о смысловых оттенках. Так, когда Суслов говорит о том, что ПСР и РСДРП публично полемизировали в Интернационале, и когда мы утверждаем, что «в их публичных взаимоотношениях неизменно демонстрировалось единство конечных целей и товарищеские отношения» — между нами нет противоречия. Да, в 1922 г. «публично полемизировали». Но «резкость» этой полемики абсолютно несравнима с той нетоварищеской «резкостью», которая была за 20 лет до этого, с той «резкостью», которая отрицала и «единство конечных целей и товарищеские отношения». А в 1922 г. и особенно позже была «резкость», которая, тем не менее, признавала «единство конечных целей и товарищеские отношения» между социал-демократами и социалистами-революционерами. Безусловно, эта тенденция усиливалась к 40−50-м годам, но начало ее — в 1917 г., и 1922 год — очень важный рубеж на этом пути. Степень «резкости» полемики, нюансы и тенденции противоречивых взаимоотношений" с.-д. и с.-р. (этих «друго-врагов», как они сами себя называли в начале XX века) в эмиграции в 20−50-е годы, и особенно в России (пока и тех и других коммунисты физически не истребили в конце 30-х годов) требует детального изучения, ведь проблема их взаимоотношений после 1922 г. в нашем исследовании затронута только отчасти, причем акцент сделан на предшествующем периоде.

В статье Н. А. Казаровой также рассматривается связь Ю. О. Мартова с процессом с.-р.22. Участию эсеровской эмиграции в организации 23 антибольшевистской кампании посвящена статья А. В. Беляевой. А. В. Добровольский исследует, как проходила антиэсеровская кампания в.

22 Казарова H.A. Мартов и дело эсеров // Третий этаж: Историко-литературный альманах. № 2. Ростов н/Д, 1999. С. 37−42;

23 Беляева A.B. Эмиграция и процесс над эсерами 1922 г. // Демидовский временник. Ярославль, 2004. С. 242 252.

Сибири во время процесс с.-р.24,Л. В. Борисова затрагивает крайне интересную тему отношения рабочих Москвы к процессу с.-р., а в статье С. А. Красильникова, К. Н. Морозова и И. В. Чубыкина рассматривается взаимосвязь старых революционеров и процесса социалистов-революционеров26.

Статья И. А. Сафонова, рассматривающая противостояние эсеров и коммунистов на рубеже 1917;1918 гг. «по материалам процесса 1922 г. и.

27 эсеровским источникам" построена на анализе воспоминаний В. М. Чернова, брошюры Г. И. Семенова, материалах III съезда ПСР, сборнике речей государственных обвинителей и обвинительном заключении. При этом автор не использовал такие важные опубликованные источники, как сборник документов М. Янсена и целый ряд статей в эсеровских периодических изданиях «Революционная Россия» и «Воля России». Кроме того им не были использованы доступные для исследователей неопубликованные источники (фонды Верхтриба в ГАРФ и коллекция архива ПСР в.

РГАСПИ)28. Именно не вполне адекватное представление об информационных архивных ресурсах повлекло появление весьма спорного вывода о том, что проблема политического противоборства двух партий на рубеже 1917;1918 гг. имела периферийное значение для большевиков: «Поскольку главным на процессе было обвинение в терроре, все эти вопросы отошли на второй план и нашли отражение в основном в законченной форме обвинительного заключения"29.

24 Добровольский A.B. Суд над ЦК партии эсеров и антиэсеровская кампания в Сибири // Общественно-политическая жизнь Сибири. XX век: Межвуз. сб. науч. тр. Новосибирск, 1994.С. 51−63.

25 Борисова Л. В. Рабочие Москвы и процесс правых эсеров. По документам ГПУ // Ежегодник историко-антропологических исследований. Вып. 1. М., 2002. С. 301−316.

26 Красильников С. А., Морозов К. Н., Чубыкин И. В. Старые революционеры и процесс над социалистами-революционерами летом 1922 г. // Всесоюзное общество политкаторжан и ссыльнопоселенцев. Образование, развитие, ликвидация. 1921;1935. Бывшие члены общества во время Большого террора: Материалы международной научной конференции (26−28 октября 2001). М., 2004. С. 67−73.

27 Сафонов И. А. Противостояние партии социалистов-революционеров и большевиков в конце 1917 — начале 1918 г. по материалам процесса 1922 г. и эсеровским источникам // Наше Отечество. Страницы истории: Сб. ст. Вып.2. М., 2003. С. 92−98.

28 ГАРФ. Ф. Р-1005. On. 1а. Д. 346- Д. 347- Д. 348 и др.- МИСИ. Архив ПСР. 862−866. Stenogram of the sessions 13−19 June.

29 Сафонов И. А. Противостояние партии социалистов-революционеров и большевиков в конце 1917 — начале 1918 г. С. 97.

Не менее странное впечатление производят его размышления о достоверности эсеровской мемуаристики и одновременной истинности противоречащих друг другу описаний событий на основе книги Чернова (которая очень немного говорит о событиях рубежа 1917 -1918 гг. и, завершаясь его отъездом за границу в 1920 г., ни словом не упоминает об эсеровском процессе) и брошюры Г. И. Семенова (которая, по свидетельству историка А. М. Плеханова, подвергалась редакции со стороны чекистов30): «Её отрицательной стороной является влияние человеческого фактора. .Однако в освещении частных моментов эти два описания одних и тех же событий настолько различны, что дают повод усомниться в объективности авторов. Из этого не следует делать вывод, что один из них дает абсолютно истинную, а другой абсолютно ложную версию событий. С каждым из них можно согласиться, исходя из подтверждений, полученных их других источников"31.

Среди работ последнего времени, где рассматриваются биографии видных участников процесса (обвиняемых), а в связи с этим и некоторые аспекты организации и проведения самого процесса, следует отметить публикацию М. Янсена о послепроцессном периоде жизни Е. М. Тимофеева, основанную на переписке последнего, сохранившейся в эмигрантских архивах, сборник документов Я. А. Яковлева о пребывании в Нарымской ссылке Д. Д. Донского, статью казанского профессора А. Л. Литвина и исторический очерк C.B. Журавлева, посвященные перипетиям судьбы Г. И. Семенова.

Сборник Я. А. Яковлева достоин весьма высокой оценки, как благодаря ценности включенных в него документов, так и наличия добросовестных предисловия и примечаний33. Помимо воспоминаний супруги Д. Д. Донского, написанных ею в 1967 г. (пара страниц которых посвящены описанию процесса и той слежке и обыскам, которым подвергались жены подсудимых 1-й группы) в сборник вошли и документы из дела Д. Д. Донского, которое завели на него.

30 Плеханов A.M. ВЧК и ОГПУ в годы новой экономической политики. 1921;1928. М., 2006. С. 414.

31 Сафонов H.A. Противостояние партии социалистов-революционеров и большевиков в конце 1917 — начале 1918 г. С. 92−93.

32 Янсен M. Е. М. Тимофеев и другие члены ЦК ПСР после процесса 1922 г. // Минувшее. Вып. 7. М., 1989. С. 193−214. местные чекисты в нарымской ссылке. Благодаря им видно, что Д. Д. Донской, признавая себя советским человеком, в течение многих лет категорически отказывался отрекаться от своего прошлого, ссылаясь на недостойность такого поведения с точки зрения этики революционера. Благодаря этим документам, по-другому рисуются и атмосфера той травли, которой он подвергался, и мотивы его самоубийства.

A.JI.Литвин впервые проследил судьбу Г. И. Семенова вплоть до его гибели по материалам следственного лета 1937 г. 34 Большим достоинством статьи стало рассмотрение фигуры Семенова в контексте процесса с.-р. Огромный интерес представляет ряд авторских суждений, в том числе и о причинах процесса с.-р.

Напротив, в продолжающей исследование биографии Семенова информативно насыщенной статье С. В. Журавлева, наряду с введением в научный оборот важнейших документов из следственного дела Семенова, контекст процесса с.-р. отсутствует, как отсутствует и контекст процесса Бухарина, на которых Семенов сыграл весьма серьезную роль (особенно на первом)35. Кроме того, в статье содержатся отдельные неточности или преувеличения, вроде того, что Семенов возведен автором в ранг руководителя Военной комиссии ЦК ПСР, хотя он подобных высот в партийной иерархии никогда не достигал.

Проблематика процесса с.-р. затрагивается и в монографии Д. Б. Павлова, посвященной репрессивной политике большевистской власти против социалистов и анархистов36. Ряд ценных сведений содержится в книге А. М. Плеханова, посвященной структуре и деятельности ВЧК — ОГПУ в годы.

XI.

НЭПа, в частности, о связях Г. И. Семенова с ВЧК-ГПУ. Автор, не давая при этом ссылки на архив ЦА ФСБ, категорически утверждает то, о чем.

33 Дмитрий Дмитриевич Донской / Сост., автор введения, комментариев Я. А. Яковлев. Томск, 2000.

34 Литвин А. Л. Азеф второй. // Родина. 1999. № 9. С. 80−84.

35 Журавлев C.B. Человек революционной эпохи: судьба эсера-террориста Г. И. Семенова (1891−1937) // Отечественная история. 2000. № 3. С. 87−105.

36 Павлов Д. Б. Большевистская диктатура против социалистов и анархистов. 1917 — середина 1950;х годов. -М., 1999.

37 Плеханов A.M. ВЧК и ОГПУ в годы новой экономической политики. 1921;1928. М., 2006. современники и историки ранее только предполагали: «В начале 1920;х гг. Семенов получил задание — принять участие в нанесении решающего удара по вчерашним соратникам по партии эсеров. В соответствии с планом ГПУ, ему и Л. Коноплевой как наиболее авторитетными бывшими функционерам ПСР, отводилась главная роль «могильщиков партии». С этой целью Семенов, в частности, приступил к написанию книги о военной и боевой работе социалистов-революционеров в 1917;1918 гг. Она была тщательно отредактирована в ГПУ и после издана в Германии, стала серьезным фактом со стороны обвинения"38.

К сожалению, автор не указывает, кто именно из чекистов и каким образом редактировал брошюру Семенова, и где именно находятся оригинал и отредактированный вариант рукописи Семенова. Еще недавно было неясно, от кого исходила инициатива написания такой брошюры, подсказанная Семенову, а она могла исходить от руководства партии, транслировавшей эту идею Семенову через любого из трех виднейших коммунистов, давших тому в январе 1921 г. рекомендацию на вступление в партию (причем принят он был без прохождения кандидатского стажа специальным решением Оргбюро ЦК РКП, а затем официально зачислен в штат Разведуправления РККА) — А. С. Енукидзе, Л. П. Серебрякова и Н. Н. Крестинского. По-видимому, теперь уже можно говорить о том, что «план» был рожден и реализован в недрах ВЧК.

Но нельзя обойти вниманием то обстоятельство, что в приложении к книге А. М. Плеханова среди документов ГПУ за 1922 г. абсолютно доминируют те,.

39 которые создают положительный имидж этой организации, и нет ни одного документа из тех многих и многих сотен документов из фонда эсеровского процесса — Н-1789, хранящегося в ЦА ФСБ, рисующих совсем не в «пастельных тонах» ее методы и практику в обслуживании процесса, планомерное «завинчивание» тюремного режима и т. п. Точнее говоря, вообще нет ни одного документа, показывающего роль ГПУ в проведении и.

38 Там же. С. 414.

39 Там же. С. 574−595. обслуживании процесса с.-р., что вряд ли можно оправдать ограниченным объемом документальной подборки, когда речь идет о таком крупном событии, как процесс с.-р.

Из работ последнего времени отметим докторскую диссертацию Л. Г. Косулиной «Эволюция теоретических основ и практической деятельности партии социалистов-революционеров. 1901;1922 гг."40 и статью А. И. Юрьева «Последние страницы истории партии социалистов-революционеров», посвященную одному из аспектов «добивания» эсеровской партии, а именноЛиквидационному съезду бывших членов ПСР в 1923 г. Обоснованным представляется вывод автора о доминировании репрессивных действий в том наборе мероприятий, с помощью которых «коммунистическая партия завершала ликвидацию своих политических оппонентов"41, вполне совпадающий с выводом, сделанным нами в ходе исследования на материалах процесса с.-р.

Особого внимания заслуживает кандидатская диссертация И. А. Сафонова, занимающего подчеркнуто объективистские позиции, посвященная политическому и социально-психологическому аспектам процесса с.-р.42 и базирующаяся в значительной степени на материалах, уже введенных в научный оборот рядом сборников43, и прежде всего на материалах тематического сборника документов «Судебный процесс над социалистами-революционерами (июнь-август 1922). Подготовка. Проведение. Итоги» (Сост. С. А. Красильников, К. Н. Морозов, И. В. Чубыкин. М.: РОССПЭН, 2002. — 1007с.). Обращает на себя внимание, что многие сюжетные линии, суждения и Сафонова не отличаются новизной, перекликаясь или воспроизводя логику анализа и выводы его предшественников в изучении данной темы,.

40 Косулина Л. Г. Эволюция теоретических основ и практической деятельности партии социалистов-революционеров, 1901 — 1922 гг.: Дис. д-ра ист. наук: 07.00.02: Москва, 2003.

41 Юрьев А. И. Последние страницы истории партии социалистов-революционеров // Отечественная история. 2001. № 6. С. 134.

42 Сафонов И. А. Процесс партии социалистов-революционеров 1922 г.: Политический и социально-психологический аспект: Автореферат дис. канд. ист. наук. M., 2005.

43 Партия социалистов-революционеров после октябрьского переворота 1917 года: Документы из архива П.С.-Р. / Ред.-сост. М.Янсен. Амстердам, 1989; Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы. Т. 3. Ч. 2. Октябрь 1917;1925 гг. / Сост. Н. Д. Ерофеев. М., 2000. продолжающих и ныне свои исследования (в том числе М. Янсена и авторов предисловия объемом 10 п. л. к упомянутому сборнику)44 и в историографическом обзоре и в источниковедческом45. Также обращает на себя внимание, что среди поставленных диссертантом целей и задач, нет ни одной нацеленной на проведение собственных архивных исследований.

Ряд оценок, сделанных Сафоновым в автореферате его диссертации, и подробно изложенных в Заключении его диссертации46, не корреспондирует с уже введенными в научный оборот данными. Так, он утверждает, что «властям удалось в итоге «вытянуть» «безнадежный», как казалось в начале, процесс. Это выразилось в успешной ликвидации защиты первой группы, причем таким образом, что сами защитники оказались в невыгодном положении"47. Данное суждение, практически совпадая с аналогичным выводом Костина, тем не менее не отражало действительных намерений властей: последние не только не ставили себе задачу «ликвидации защиты», но и всячески препятствовали уходу как иностранных, так и российских защитников, так как это лишало процесс остатков легитимности в глазах европейской общественности48. Также трудно.

44 Красильников С. А. Д. Д. Донской в нарымский ссылке (1924;1936) // Историческая наука на рубеже веков. Мат-лы Всеросс. научн. конф. Т. 2. Томск, 1999. С. 198−215- Бондаренко A.A., Красильников С. А. Узник Нарымского края. Д. Д. Донской // Родина. 2000. № 8. С. 64−66- Красильников С. А. Макс Гельц и Евгений Тимофеев: несостоявшийся обмен политическими заключенными в 1920;е годы // Гуманитарные исследования в Сибири. Серия: отечественная история. 1994. Вып. 2. С. 59−66- Он же. Утраченная альтернатива: лидеры эсеровской партии об опытах и уроках революционной эпохи на московском процессе 1922 г. // Российская интеллигенция: критика исторического опыта. Екатеринбург, 2001. С. 71−72- Он же. Смена традиций радикальной российской интеллигенции в начале 1920;х гг. // Российская интеллигенция в условиях третьего тысячелетия: на пути к толерантности и диалогу. М-лы круглого стола. Екатеринбург, 2001 С. 37−42- Красильников С. А., Морозов К. Н., Чубыкин И. В. Старые революционеры и процесс над социалистами-революционерами летом 1922 г. // Всесоюзное общество политкаторжан и ссыльнопоселенцев. Образование, развитие, ликвидация. 1921;1935 Бывшие члены общества во время Большого террора Материалы международной научной конференции (26−28 октября 2001). М., 2004. С. 67−73- Морозов K.H. Итоги судебного процесса 1922 года над социалистами-революционерами и их «тюремное противостояние» властям (1922;1926 гг.) // Толерантность и власть: судьбы российской интеллигенции. Тезисы докладов международной конференции, посвященной 80-летию «философского парохода», 4−6 октября 2002 г. Пермь-Чусовой. Пермь, 2002; Морозов К. Н. Поведение революционера на следствии, суде и в тюрьме в контексте традиций революционной субкультуры (на материалах судебного процесса 1922 г. над социалистами-революционерами): 1922;2926 // Фундаментальные исследования в области гуманитарных наук. Конкурс фантов 2002 года: Сб. реф. избр. работ. Екатеринбург, 2005. С. 50−53.

45 См.: Сафонов И. А. Процесс партии социалистов-революционеров 1922 г.: Политический и социально-психологический аспект: Автореферат дис.. канд. ист. наук. М., 2005. С. 2−8, 10−11.

46 Сафонов И. А. Процесс партии социалистов-революционеров 1922 г.: Политический и социально-психологический аспект: Дис.. канд. ист. наук. М., 2005. С. 340−355.

47 Сафонов И. А. Процесс партии социалистов-революционеров 1922 г.: Политический и социально-психологический аспект: Автореферат дис. канд. ист. наук. M., 2005. С. 24.

48 Власти не только не стремились ликвидировать защиту первой группы", а, напротив, в лице Крыленко угрожали Н. К. Муравьеву, А. С. Тагеру и др. известным российским адвокатам уголовным преследованием за согласиться с утверждением Сафонова, оценивающим итоги процесса в целом. По его мнению, это «не была в полной мере победа большевистского руководства, которому, несмотря на ряд значительны успехов, так и не удалось доказать «политическое и моральное банкротство» ПСР"49. Представляется, что диссертант здесь не вполне корректен, так как на одних «площадках» выиграли эсеры, а на других — большевики. Скажем, на «площадке» агитационно-дискредитационной кампании внутри страны власти блестяще эту задачу решили, «доказав» это миллионам людей, но в зале суда они эту задачу скорее провалили, а вот за рубежом потерпели сокрушительное поражение, имевшее серьезные последствия. Вывод его о том, что «одновременно это и не была победа эсеров, несмотря на то, что в юридическом и моральном плане они, безусловно, переиграли своих обвинителей. Противостояние слишком дорого стоило партии и при этом все усилия, направленные на спасение жизни подсудимых, могли оказаться тщетными. Судьба их оставалось нерешенной до самого конца, и только вмешательство «внутренней оппозиции» решило дело в их пользу"50 оставляет много вопросов. Какую смысловую нагрузку несет фраза автора: «Противостояние слишком дорого стоило партии и при этом все усилия, направленные на спасение жизни подсудимых, могли оказаться тщетными»?. Что из того, что судьба подсудимых оставалась нерешенной до самого конца? Так часто и бывает на судебных процессах.

Вывод же Сафонова о том, что именно «внутренней оппозиции» (внутри руководства РКП (б)) «принадлежит победа над наиболее влиятельными и непримиримыми вождями на процессе 1922 года"51, на наш взгляд, также не очевиден. Это была не победа, а компромисс, который заключили конфликтовавшие по данному вопросу (формула приговора) в большевистском руководстве группы. Но хотя «непримиримые» и не добились расстрела четверых эсеров, тем не менее ряда своих целей они вполне достигли, сделав отказ выполнять свои «публично-правовые обязанности» и — более того — Политбюро согласилось с предложением Дзержинского об отправке защитников в ссылку.

49 Сафонов И. А. Процесс партии социалистов-революционеров 1922 г.: Политический и социально-психологический аспект: Дис. канд. ист. наук. М., 2005. С. 347.

50 Там же. С. 347−348. невозможным диалог «колеблющихся» с оппозиционными социалистами и ощутимо повысив уровень конфронтационности в постреволюционном обществе.

Другой вывод автора — о том, что «поэтому вполне естественным выглядит последующее превращение процесса из открытого в по сути закрытый"52 -также неадекватен реальному ходу событий, поскольку процесс с самого начала не был открытым в фактическом смысле этого термина. Власти еттте до начала процесса и в его ходе тщательно «фильтровали» все — от состава аудитории до информации о процессе: допуск зрителей в зал по спецбилетам, выдаваемым «Билетной тройкой» ГПУ и МК РКП (б), проверка благонадежности журналистов, привлекаемых к процессу, строгое дозирование информации в газетах, разбивка подсудимых на две группы и создание второй группы защитников из видных коммунистов, которые не столько защищали подсудимых 2-й группы, сколько обвиняли подсудимых 1 -й группы, усиливая и без того гипертрофированное обвинение, все виды оперативно-агентурной работы в зале и т. д.

Имеется масса свидетельств того, что большевики не только не превращали «открытый» процесс (он таковым не был ни единой минуты) в закрытый, но и всемерно пытались при этом на протяжении всего процесса поддерживать иллюзию гласного и открытого процесса.

Главный же сделанный Сафоновым вывод порождает недоумение: «В свете вышесказанного можно утверждать следующее: процесс 1922 года не выявил, вопреки утверждению советской историографии, политического банкротства партии социалистов-революционеров, но при этом схождение её с.

Г 1 российской политической арены было предопределено". Что именно он хотел сказать словами о предопределенности, совершенно не ясно, но остается впечатление, что автор, вроде бы и возражая центральному тезису советской историографии, с ним фактически соглашается, облекая его в другую.

51 Там же. С. 348.

52 Там же. С. 350.

53 Там же. С. 353. словесную форму. К тому же далее он делает другой вывод, противоречащий его собственным словам о предопределенности схождения эсеров с российской политической арены: «Политические идеи эсеров об установлении в России демократического социализма, близкого к европейским образцам, ещё оставались в это время востребованы и находили отклик у населения Советской России"54. Представляется, что продемонстрированный автором «объективистский» подход, выраженный в надстраивании над полярными точками зрения в таких принципиальнейших вопросах, как истоки, причины, механизмы и последствия установления и утверждения большевистской модели государственности в России, границы и возможности реализации небольшевистских альтернатив не ведет к приросту нового исторического знания в данной области.

Из вышесказанного видно, что до сих пор в зарубежной и отечественной историографии остается ряд недостаточно исследованных или не исследованных вовсе проблем. К числу первых относятся причины и цели проведения большевистской верхушкой первого после окончания гражданской войны «постановочного» процесса, сценарий власти по постановке процесса и его корректировки. Требует дальнейшего серьезного исследования проблема фальсификации показаний и ее пределов на предварительном следствии и роль «откровенных» и «полуоткровенных» показаний подсудимых в создании обвинительного материала. Нельзя считать достаточно исследованными (хотя они и исследованы значительно лучше других) такие темы, как развертывание эсеровской эмиграцией протестной кампании в Европе и ее общественно-политический резонанс. Исследования требует и принципиальная дискуссия в зале суда о сущности предательства в контексте трактовок его границ этикой российского революционера и «партийным правосудием».

Совершенно не исследованными являются практика и методы ГПУ, которые использовались для обслуживания процесса с.-р. Неисследованными являются те комплексные мероприятия ГПУ по «добиванию» ПСР, начало.

54 Там же. которым было положено весной-осенью 1922 г. Не исследовался и феномен поведения подобранной властями публики, игравшей на процессе важную роль и выполнявшей целый ряд функций (от морального давления на подсудимых 1-й группы и поддержки подсудимых 2-й группы до функции негласной охраны подсудимых вооруженными коммунистами из публики).

Практически не исследованной остается послепроцессная стадия, протекавшая в острых формах четырехлетнего «тюремного противостояния», я порой и в таких драматических, как «развезенная голодовка» октября 1925 г., самоубийство С. В. Морозова в 1923 г. и попытка самоубийства Е.А.Ивановой-Ирановой в 1926 г.

Таким образом, несмотря на наличие ряда интересных исследований, проблема накопления фактической базы, дальнейшего заполнения лакун в исследовании предпроцессной, процессной и послепроцессной стадий судебного процесса с.-р. продолжает оставаться крайне актуальной. Представляется, что сложившееся в литературе по данной проблеме положение достаточно парадоксально. Соотношение между фактическими знаниями и обобщающими выводами напоминает перевернутую пирамиду. Десятилетиями существовала ситуация, при которой обобщающие выводы и оценки делались не в результате анализа фактов и реалий, а на основе общей теоретической схемы. Несоответствие схемы и исторических реалий сплошь и рядом сглаживалось искусственным подбором одних и препарированием других фактов.

Введение

выявленных в ходе исследования эмпирических данных в научный оборот не самоцель, а способ приращения научных знаний по данной проблематике, необходимых для осуществления достоверной исторической реконструкции событий как итогового результата работы. Вместе с тем автор не претендует на то, что его выводы и размышления носят полный и исчерпывающий характер, а, напротив, полагает, что авторская реконструкция событий, выполненная в значительной мере на новой эмпирической основе, послужит предпосылкой для дальнейших исследований.

При определении объекта исследования автор исходил из того, что процесс 1922 г. есть более многоаспектная проблема, нежели факт судебной расправы большевистской власти с крупнейшей из оппозиционных ей политических партий. Некоторые из ключевых ее аспектов изучались десятилетиями, но сегодня требуют переосмысления путем дальнейшего изучения на основе вновь введенных в оборот и не выявленных еще документов, путем отказа от прежних историографических стереотипов и подходов к событиям 1917 г. и гражданской войны. По другим исследования только начаты, в частности, по практике и эволюции репрессивной политики большевистской власти против социалистов и анархистов (имеющиеся исследования отнюдь не исчерпали этой темы55). К другим темам исследователи всерьез еще и не подступались, как, например, к феномену субкультуры российского революционера и ее различным нормам или к исследованию трансформации ментальности и поведенческих норм самих коммунистических лидеров и т. д.

Таким образом, объектом данного исследования выступает процесс социалистов-революционеров 1922 г., рассматриваемый в контексте субкультурного противостояния двух доктрин и парадигм, выросших из российского революционного движения — демократической и тоталитарной. 1922;й год — это этап на пути становления новой «властной» субкультуры и своеобразная точка ее разрыва с основными краеугольными ценностями прежней субкультуры революционера.

Предметом исследования выступает анализ различных сторон (идейной, политической, организационной, пропагандистской, социально-культурной, поведенческой) данного противостояния накануне, в период и после завершения процесса. Автор не претендует на полное и исчерпывающее раскрытие таких глобальных и сложнейших тем, как феномен субкультуры российского революционера, нормы и традиции поведения революционера,.

55 Рогинский А. Б., Жемкова Е. Б. Соловецкие политскиты. Список политзаключенных [1925] // Звенья. Ист. альманах. Вып. 1. М., 1991; Заявления политзаключенных Пертоминска и Соловков. 1923;1924 гг. / Публ. репрессивная политика большевиков против социалистов, борьба социалистов и анархистов за «политрежим», а делает это в той мере, в которой позволяет выявленный и проанализированный эмпирический материал и уровень нынешних теоретических представлений о данных явлениях и событиях.

Цель данного исследования состоит в осуществлении многоаспектной исторической реконструкции механизма организации, проведения процесса 1922 г. и оценке его значения и последствий в контексте становления советской тоталитарной модели и сопротивления этому российской революционно-демократической интеллигенции в лице лидеров и «активных» членов ПСР.

Из широкого круга аспектов, подлежащих исследованию в обозначенных тематических и хронологических рамках работы (учитывая, что часть из них уже подвергалась исследованию российских и западных историков, а другая их часть требует дополнительного углубленного изучения) в рамках данной диссертации рассматриваются и решаются следующие исследовательские задачи:

— определить основные тенденции взаимоотношений социалистических партий до 1917 г. и в послереволюционный период в контексте российской революционной субкультуры;

— установить причины, цели и состав субъектов подготовки показательного судебного процесса с.-р. 1922 г., выявить сценарий власти и тактику поведения обвиняемых на предварительном следствии;

— охарактеризовать комплекс партийно-чекистских. мероприятий по организации осуждения и дискредитации эсеров в России и за рубежом;

— исследовать партийно-чекистские мероприятия по «добиванию» ПСР;

— раскрыть характер дискуссий на суде и вне его о феномене предательства и ренегатства в контексте границ этики и норм российской революционной субкультуры;

А.Мельник и А.Сошиной. Прим. А.Е. // Звенья. Ист. альманах. Вып. 1. М., 1991. С. 245−251- Павлов Д. Б. Большевистская диктатура против социалистов и анархистов. 1917 — середина 1950;х годов. М. 1999 и др.

— рассмотреть стратегию и тактику поведения обвиняемых 1-й и 2-й групп в ходе процесса;

— изучить формы и методы изоляции подсудимых 1-й группы во время процесса и после его завершения;

— проанализировать основные направления, стадии и результаты борьбы осужденных за «политрежим» в тюремных условиях первой пол. 20-х годов XX в.;

— реконструировать судьбы осужденных эсеров во второй половине 1920;х — 1930;е гг.;

— оценить историческое значение процесса и итоги противостояния лидеров ПСР и большевистского режима.

Автор не ставил задачи апологетики ПСР и ее лидеров. В критике большевиками и эсерами-ренегатами эсеровской политики до и после Октября 1917 г. имелся ряд совершенно справедливых моментов. Безусловно, эсеровские лидеры совершили ряд действий, небесспорных как с точки зрения внутрипартийной ситуации, так и с точки зрения развития общероссийской политической ситуации тех лет, действий (а в ряде случаев и бездействия) невольно способствовавших установлению в России большевистского режима. Конечно, теперь становится понятно, что в свете борьбы за власть внутри партии (и в стране) следует по-иному посмотреть на такие фигуры, как В. М. Чернов, Н. Д. Авксентьев, М. А. Натансон, М. А. Спиридонова, А. А. Аргунов и многие другие, не желавшие порой обуздывать свои личные амбиции.

Было бы недопустимой ошибкой некритически относиться ко всему, что говорили на процессе подсудимые-эсеры 1-й группы, опровергая обвинения в свой адрес, и нельзя принимать все их свидетельства за объективную версию событий революции и гражданской войны. Вне сомнения, рассматривая свое участие на процессе как продолжение политической борьбы, они не только умалчивали о многом, но и в ряде случаев тенденциозно освещали некоторые события. Вместе с тем в рамках процесса и в пределах своих возможностей они активно и весьма эффективно противостояли той версии истории революции и гражданской войны, которая была сформулирована Обвинительным заключением, а позже закреплена в советских учебниках и трудах историков. Бельгийский социалист Э. Вандервельде, участвовавший на начальной стадии процесса в качестве иностранного защитника подсудимых 1-й группы, совершенно справедливо заметил: «Обвинительный акт представляет собою весьма неискусную, на мой взгляд, попытку дать политическую историю русской революции с большевистской точки зрения. Как адвокат, я не как политический деятель, я могу сказать, что на почве подобного обвинительного материала принять судебное состязание для сколь-нибудь опытного защитника было бы легче легкого, и любой суд, обставленный необходимыми гарантиями, вынес бы оправдательный приговор» 56.

Хронологические рамки работы охватывают период 1922;1926 гг&bdquoсостоявший, в свою очередь, из трех взаимосвязанных стадийпредпроцессной, собственно процесса и послепроцессной. Первая охватывает время с конца 1921 — начала 1922 г., когда 28 декабря 1921 г. Пленумом ЦК РКП (б) было принято политическое решение об организации процесса над членами ЦК ПСР (в перспективе рассматривался вопрос о серии «постановочных» процессов и против лидеров РСДРП и анархистов), работа самой же партийно-чекистской машины по его реализации началась с января 1922 г. и продлилась вплоть до 8 июня 1922 г.

Вторая стадия — это время собственно процесса (8 июня — 7 августа 1922 г.), от первого дня судебного заседания до дня вынесения приговора. «Тюремное противостояние» 22 осужденных эсеров (из них 12-ти приговоренных к смерти) и власти, будучи не только формой, но и ядром противоборства политических противников в рамках послепроцессной стадии, охватывает период с 8 августа 1922 г. до конца сентября 1926 г., когда отправкой в ссылку закончилось тюремное заключение в Бутырке последних из «сидельцев», Н. Н. Иванова и Е.А.Ивановой-Ирановой. В этом же хронологическом диапазоне (1922;1926 гг.) находились и мероприятия ГПУ.

56 ЦА ФСБ РФ. Н-1789. т. 63. Л. 167−168.

ОГПУ по «добиванию» ПСР. Верхняя граница (1926 г.) связана с окончательным прекращением деятельности из-за арестов последнего состава подпольного Центрального бюро ПСР. По не вполне зависящим от автора причинам данную репрессивно-агитационную кампанию удалось рассмотреть только в пределах 1922 г. и только с той степенью полноты, которую позволили материалы архивного фонда эсеровского процесса Н-1789, хранящегося в ЦА ФСБ РФ. Подавляющая же часть материалов по «добиванию» ПСР в последующих годах (в том числе, и материалы по проведению Ликвидационного съезда ПСР бывшими эсерами в 1923 г.) находится в других фондах указанного ведомственного архива и еще ждет полноценного изучения.

Территориальные рамки работы помимо Москвы, где проходило предварительное следствие и сам процесс, где также происходила и большая часть событий «тюремного противостояния» в 1922;1926 гг., охватывают и ряд стран Западной Европы, где действовала эсеровская эмиграция и развернулась антибольшевистская протестная кампания. В то же время при рассмотрении «развезенной голодовки» осенью 1925 г. и прослеживании дальнейших судеб подсудимых в период с середины 20-х до конца 30-х годов XX в., территориальные рамки расширились, включив в себя два десятка городов РСФСР и союзных республик.

Методологическую основу работы составляют в сочетании принципы общенаучного (системного) и исторического исследования. С позиций системного изучения большевистская власть и оппозиция представляются сложноорганизованными подсистемами в рамках более общей системы, в качестве которой выступал постреволюционный российский социум. Власть была представлена совокупностью своих социально-политических институтов, имевших свои структурные и функциональные характеристики. В свою очередь, эсеровская оппозиция также обладала рядом системных характеристик (идеология, организационное строение, кадры, коммуникационные средства, интеллектуальный потенциал и т. д.), которые ПСР стремилась сохранить, тогда как большевистский режим стремился к их системному уничтожению («добиванию» эсеровской партии).

В своей работе автор опирался также на такие базовые принципы научного исследования, как научность и объективность. Первый из названных принципов предполагает строгое процедурное следование всем основным стадиям исследовательской работы — от выдвижения рабочей гипотезы как части программы и формирования понятийного аппарата до интерпретации полученных результатов. Принцип объективности, к достижению которой стремился автор, предполагает отражение исторической реальности с опорой на установленные эмпирические факты, с учетом необходимости их неизбежной ценностной окраски.

Проведенное исследование базируется на принципе историзма, рассмотрения каждого явления в совокупности с другими, в их исторической взаимосвязи и взаимозависимости. Применительно к данной работе это означает изучение в исторической динамике предметного поля взаимоотношений и противоборства двух российских социалистических партий, одна из которых стала после 1917 г. правящей, а другаяоппозиционной. Поведение противостоящих сторон на следствии, процессе и во время «тюремного противостояния» рассматривается в контексте субкультуры и норм поведения российского революционера не только как полярно противоположных друг другу политических групп, но и как сил, находящихся в системе более сложного взаимодействия, включавшей столкновение традиционных и вновь формируемых норм и правил политической борьбы. Поскольку исторические события происходят в многомерном общественном пространстве, являясь результатом взаимодействия самых различных и порой разнородных факторов и явлений, то нельзя отдавать приоритет лишь одному из факторов, пусть даже такому, как идеологический или политический, что было характерно для предшествующего периода отечественной исторической науки. Это неизбежно ведет к упрощению и схематизму.

Кроме того, автором широко использовались такие апробированные методы исторического исследования, как историко-сравнительный и проблемно-хронологический.

Характеризуя источниковую базу исследования следует отметить, что представленное в ней видовое и типовое разнообразие источников позволяет осуществить многоплановую историческую реконструкцию рассматриваемой проблемы. В процессе работы осуществлялись выявление, сбор и анализ как документальных, так и нарративных, повествовательных источников в их сочетании и взаимосвязи. При равнозначной ценности источников для раскрытия темы, приоритет отдавался корпусу письменных документальных источников, по основному месту своего хранения находящихся в отечественных и зарубежных архивохранилищах (при этом следует учитывать, что определенная их часть за последние годы введена в научный оборот путем публикации в ряде тематических документальных сборников). В соответствии с принятой типологией письменные документальные источники, использованные в данной работе, можно разделить на следующие виды: законодательные (декреты и постановления ВЦИК, СНК РСФСР, ЦИК и СНК СССР) — распорядительные (приказы, распоряжения, циркуляры, инструкции и другие нормативные документы различных государственных и общественных органов) — протокольно-резолютивные (протоколы и стенограммы заседаний органов и учреждений различных уровней) — инициативные и подготовительные (проекты постановлений, предложения, запросы, направленные должностными лицами в вышестоящие органы) — отчетные и докладныенормативно-хозяйственные и штатно-должностные (нормы снабжения, штаты учреждений, сметы, планы и др.). Нарративные источники включают в себя как публицистические материалы, извлеченные из периодики изучаемого времени, так и в большинстве своем опубликованные документы мемуарного характера. Особый комплекс источников представляют хранящиеся в ЦА ФСБ т.н. учетные (личные) дела обвиняемых на процессе, где (как и в других томах фонда Н-1789 ЦА ФСБ РФ) отложилась информация о послепроцессных репрессиях.

Переходя к более детальному анализу источниковой базы, следует, прежде всего, отметить, что корпус опубликованных документальных источников относительно невелик и заметно уступает по объему изданной накануне и в период процесса пропагандистской литературе. Перед процессом, в феврале 1922 г., сначала в Берлине, а затем и в Советской России был издан «отправной» источник — брошюра Г. И. Семенова, с которой еще в декабре 1921 г. в рукописи ознакомился И. В. Сталин, оставивший на титульном листе заверительную запись об этом с подписью-автографом57. Публиковалось также «Обвинительное заключение по делу Центрального Комитета и отдельных членов иных организаций партии с.-р. по обвинению их в вооруженной борьбе против Советской власти, организации убийств, вооруженных ограблений и.

58 изменнических сношениях с иностранными государствами" и ряд материалов самого процесса в двух выпусках, включивших в себя речи государственных обвинителей А. В. Луначарского, М. Н. Покровского, Н. В. Крыленкопредставителей Коминтерна К. Цеткин, А. Муны, Д. Боканиприговор Верховного революционного трибунала и постановление Президиума ВЦИК, воззвание Коминтерна, а также речи защитников и обвиняемых 2-й группы59.

Тенденциозность отбора этих материалов очевидна: публиковались исключительно материалы обвинения, а также речи подсудимых 2-й группы и их защитников-коммунистов, не столько защищавших своих раскаявшихся подопечных, сколько обвинявших подсудимых 1-й группы. Несмотря на обещания властей издать стенограммы процесса целиком, они так и не были опубликованы. Не издавались в Советской России и защитительные речи и последние слова подсудимых 1-й группы.

57 Семенов Г. (Васильев). Военная и боевая работа партии социалистов-революционеров за 1917;1918 гг. М., 1922; Рукопись Г. Семенова хранится в: ЦА ФСБ РФ. Н-1789. Т. 2 (внутри дела отдельной тетрадью).

58 Обвинительное заключение по делу Центрального комитета и отдельных иных организаций партии социалистов-революционеров по обвинению их в вооруженной борьбе против Советской власти, организации убийств, вооруженных ограблений и в изменнических сношениях с иностранными государствами. М., 1922.

Лавируя между необходимостью придать характеру процесса видимость гласности и объективности и невозможностью помещать в прессе выступления подсудимых 1-й группы, организаторы процесса прибегли к опубликованию подневных отчетов из зала суда, выполненных в нарочито объективированной, сдержанной по языку форме и весьма скромных по объему. Эта форма и стилистика появились после вмешательства Троцкого, подвергшего советские газеты критике за крикливость и ругань при освещении процесса с.-р. Подневные газетные отчеты о ходе процесса, печатавшиеся в центральной прессе, являются своеобразным источником, поскольку, во-первых, тексты отчетов представляли собой слегка аннотированную повестку очередного дня заседания суда в формате, близком к краткой протокольной записи, а, во-вторых, при всей внешней беспристрастности, они, безусловно, тенденциозны, поскольку не отражали само существо событий на процессе.

Документальная лакуна, рукотворно созданная политическим режимом внутри Советской России, была в известной мере (насколько позволяли нелегальные каналы) компенсирована публикациями социалистической эмигрантской печати тех лет — прежде всего, публикацией в эсеровской «Революционной России» защитительной речи А. Р. Гоца и «последних слов» десяти (из двадцати двух) подсудимых 1-й группы. Эти материалы были опубликованы по черновикам, переданным подсудимыми из тюрьмы, очевидно, через их родственников60. Кроме того, на протяжении нескольких месяцев, начиная с марта 1922 г., когда стало известно о предстоящем процессе, «Революционная Россия» и меньшевистский «Социалистический Вестник» печатали на своих страницах различные декларации, заявления, протесты политических партий (в том числе, и российских) и их лидеров, профсоюзов и письма видных деятелей культуры Европы, протестовавших против процесса61.

59 Процесс П.С.-Р. Речи государственных обвинителей. Приговор Верховного Революционного трибунала. Постановление Президиума ВЦИК. Воззвание Коминтерна. М., 1922; Процесс эсеров. Вып. 2. Речи защитников и обвиняемых. М., 1922.

60 Революционная Россия. 1922. № 21−22. Опубликованные здесь тексты не вполне идентичны зафиксированным в стенограмме, поскольку в ходе выступлений обвиняемые иногда отступали от подготовленного текста.

61 См., например: Революционная Россия. 1922. № 19- Социалистический вестник. 1922. № 12. 18 июня.

В 1922 г. в Берлине была выпущена брошюра меньшевика 62.

В.Войтинского, автор которой сознательно пошел на включение в текст ряда ключевых документов предпроцессной и процессной стадий, исходивших от эмигрантских организаций, подборки обращений западных деятелей, профсоюзов, политических партий и общественных объединений в поддержку обвиняемых.

Отдельные и небольшие фрагменты стенограмм процесса были приведены в публикации документов, подготовленной В. Владимировой в 1927 г. 63 На протяжении многих последующих десятилетий источниковая база процесса с.-р. не расширялась. Лишь в 1989 г, в Амстердаме вышел подготовленный голландским исследователем Марком Янсеном документальный сборник о партии социалистов-революционеров в 1917 — середине 1920;х гг., составленный преимущественно из материалов заграничного Архива ПСР, хранящегося в Международном институте социальной истории (Амстердам). Часть из полутора сотен документов отразила деятельность подпольных и заграничных эсеровских организаций накануне и в период процесса 1922 г. Особое значение имеет переписка обвиняемых, в т. ч. А. Р. Гоца, М. А. Веденяпина, а также представителей эсеровского подполья с членами Заграничной делегации ПСР, в которой содержатся оценки готовившегося большевиками процесса лидерами ПСР «изнутри» и «извне» страны. МЛнсен ввел в научный оборот и такой источник, как стенографические записи процесса за несколько первых дней, переправленные за рубеж и хранившиеся в архиве ПСР64.

Перечень публикаций последнего времени пополнился вышедшим в 2000 г. документальным научным изданием «Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы. Т. 3. Ч. 2. Октябрь 1917;1925 гг.» (М.: РОССПЭН, 2000), в который составителем тома Н. Д. Ерофеевым включен комплекс материалов, посвященный процессу 1922 г. Позиция лидеров ПСР представлена.

62 Войтинский В. Двенадцать смертников. Суд над социалистами-революционерами в Москве. Берлин, 1922.

63 Владимирова В. «Работа» эсеров в 1918 году // Красный архив. 1927. Т. 1 (20). С. 153−174. взятыми из журнала «Революционная Россия» за 1922 г. текстами воззваний и заявлений центральных органов ПСР в России и эмиграции, а также отдельными выступлениями и последними словами части подсудимых 1-й группы. В приложении к сборнику составитель ввел в научный оборот девять документов партийного и чекистского руководства 1922;1925 гг. о «добивании» ПСР и политике в отношении осужденных на процессе, выявленные им в фонде Ф. Э. Дзержинского (РГАСПИ).

В 2002 г. в свет вышел сборник документов «Судебный процесс над социалистами-революционерами (июнь-август 1922). Подготовка. Проведение. Итоги», в составлении и написании комментариев к документам которого принимал участие (в соавторстве) и автор данного исследования65. В основной части книги были опубликованы документы 1922;1924 гг. из трех «тематических» дел фонда Политбюро ЦК РКП (б), хранящиеся в АП РФ и раскрывающие механизм подготовки и проведения процесса над членами ПСР в контексте разгрома политической оппозиции в РСФСР-СССР. В приложении были опубликованы документы других дел фондов Политбюро и Секретариата ЦК РКП (б), Верховного Трибунала, ГПУ-ОГПУ и документы из других российских и зарубежных архивов (ГАРФ, РГАСПИ, ЦА ФСБ РФ, МИСИ, Hoover Institution), раскрывающие политические, пропагандистские, карательные и прочие аспекты подавления властью крупнейшей оппозиционной партии послереволюционной России, а также материалы подсудимых, российских и заграничных эсеров, рисующие «человеческую» составляющую их самоотверженной борьбы и противостояния власти.

Источниковая база данного исследования, помимо опубликованных источников, зиждется на архивных документах самого различного происхождения из отечественных и зарубежных архивов (ЦА ФСБ РФ, АПРФ, РГАСПИ, ГАРФ, МИСИ, Архива Гуверовского института войны, революции и мира, Архива «Мемориала»).

64 Партия социалистов-революционеров после октябрьского переворота 1917 года: Документы из архива П.С.-Р. /Ред.-сост. М.Янсен. Амстердам, 1989.

Из фондов АПРФ были извлечены и опубликованы документы трех тематических дел (Д. 16, 17, 18), непосредственно связанные с подготовкой и проведением процесса, а также охватывающие и послепроцессный (до 1924 г.) период. И хотя подавляющая часть документов вошла в сборник, в составлении и комментировании, которого принимал участие и автор, ряд документов из Д. 18 за период 1924;1927 гг. был использован автором в данном исследовании впервые. Это прежде всего документы, освещающие ряд сюжетгж тюремного противостояния в 1924;1925 гг., в том числе и связанных с деятельностью в 1924 г. комиссии Политбюро по обсуждению вопроса о целесообразности депортации за границу большой группы находящихся в тюрьмах и ссылке социалистов и анархистов, а также освещающие давление на советских дипломатов (и переписку последних с советским руководством) французских и английских парламентариев-социалистов, имевшее важнейшее значение в победе эсеров-заключенных в тюремном противостоянии с властью.

Из документов делопроизводства Политбюро были также использованы «Список членов РКП (б), ходатайствовавших за членов антисоветских политических партий», направленный ГПУ в феврале 1923 г. в ЦК РКП (б) для рассмотрения и «принятия мер"66, а также не вошедшие в сборник документов петиции и протесты французских профсоюзов и социалистических организаций, направленных ими в советские государственные органы и в.

СП.

Коминтерн. В работе широко использованы и документы, освещающие деятельность эсеровской эмиграции по развертыванию антибольшевистской протестной кампании в Европе и хранящиеся ныне в Государственном архиве РФ68, Международном институте социальных исследований69 и в фонде.

Б.И.Николаевского Гуверовского института войны, революции и мира. Эти.

65 Судебный процесс над социалистами-революционерами (июнь-август 1922). Подготовка. Проведение. Итоги. Сборник документов / Сост. С. А. Красильников, К. Н. Морозов, И. В. Чубыкин. М., 2002.

66 АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 200. Л. 7−12.

67 АПРФ. Ф. З. Оп.58. Д. 17. Л. 140−188.

68 ГАРФ. Ф. Р-6772 (Коллекция документов о Московском процессе эсеров 1922 г., собранная Заграничной Делегацией партии социалистов-революционеров). On. 1. Д. 2- Д. 3- Д. 12.

69 МИСИ. Архив ПСР (нами использовались фильмокопии Архива ПСР, находящиеся в РГАСПИ).

70 Hoover Institution Archives. B. Nikolaevsky collection. Moscow trial of the PSR, 1922. Letters, minutes, photographs, reports. Box 8. Folder 19. документы партийного происхождения, наряду с агентурными донесениями ИНО ГПУ (ЦА ФСБ РФ) и заявлениями и протестами европейской социалистической и демократической общественности (АПРФ), позволили воссоздать картину развертывания эсерами-эмигрантами широкой протестной кампании, ее методы и характер в различных странах. Кроме того, документы эсеровской эмиграции позволили проанализировать участие меньшевиков в данной кампании и конфликтную ситуацию В. М. Чернова с меньшевистским «Социалистическим Вестником».

Отметим наличие и значение документов, присланных в ЗД ПСР из России и освещавших положение политзаключенных в советских лагерях и тюрьмах (среди документов и заявления политзаключенных, боровшихся за.

П1 политрежим"), хранящиеся в отдельной папке в ф. Б. И. Николаевского, которые наряду с подобными же документами, обнаруженными нами в фонде Н-1789 ЦА ФСБ РФ, позволили проанализировать реальные социально-бытовые условия тюремного содержания политзаключенных в 1921; 1925 гг., на практике кардинально противоречившие созданному тогда и предназначенному для международных кругов мифу об особых «тепличных» условиях, якобы созданных большевистской властью для политзаключенных.

Этой же задаче способствовали и использованные для целей данного исследования письма и заявления политзаключенных и ссыльных эсеров в Политический Красный Крест (ГАРФ, Ф. 8409 и Ф. 8419) и ответные письма Е. П. Пешковой и ее ходатайства в ГПУ-ОГПУ-НКВД, также позволившие проследить дальнейшую судьбу многих подсудимых 1-й группы до началасередины 30-х гг. и воспроизводившие ту атмосферу искусственных ограничений и дискриминаций в местах ссылок, которые обрекли большую часть из них на череду лишений и преждевременные смерти.

Ключевое значение для установления обстоятельств ареста в феврале 1937 г. большинства из доживших до этого времени подсудимых обеих групп и.

71 Hoover Institution Archives. B. Nikolaevsky collection. Socialists in the Soviet prisons. Box 9. Folder 1. 1921; Box 9. Folder 2. 1922;1924. установления их дальнейших судеб имели две докладные записки наркома внутренних дел Н. И. Ежова И.В.Сталину, из которых видно, что все они были подвергнуты пыткам и планировались для выведения на состоявшийся вскоре.

72 бухаринский" процесс, куда, впрочем, вывели только подсудимых 2-й группы. Судьбы А. Р. Гоца и Е. М. Тимофеева в конце 30-х годов удалось прояснить благодаря документам из «дела заключенного» А. Р. Гоца, в копиях хранящихся ныне в Архиве «Мемориал?"73. Судьбу свидетеля защиты В. П. Шестакова (и отчасти Ю. Н. Подбельского, проходившего с ним в 1937 г. по общему делу) удалось восстановить благодаря документам, хранящимся в личном архиве дочери В. П. Шестакова, а также из интервью, данного ею автору данного исследования74. Много интересных подробностей с о жизни Д. Д. Донского в парабельской ссылке и его идейной эволюции удалось почерпнуть из беседы с его сыном, родившимся в 1910 г. и бывавшим на свиданиях с ним во время процесса 1922 г. (а также часто общавшимся с ним.

75 позже). В ходе нашего исследования удалось познакомиться с внучкой члена ЦК ПСР (и секретаря его бюро в 1917;1918 гг.) В. Н. Рихтера и вместе с ней разобрать его архив, который его жена прятала с момента его ареста в 1922 г., присоединив к нему обвинительное заключение В. Н. Рихтера 1923 г. и тюремные письма. Из ряда материалов этого архива (наиболее интересная его часть, включая ряд протоколов заседаний ЦК ПСР и тюремные письма В. Н. Рихтера стала основой подготовленного нами в соавторстве сборника документов76) выяснилось, что В. Н. Рихтер, ушедший в подполье в марте 1922 г. (его дело тогда же было выделено в связи с нерозыском) и арестованный в.

72 Hoover Institution Archives. B. Nikolaevsky collection. Socialists in the Soviet prisons. Box 9. Folder 1. 1921. Box 9. Folder 2.1922;1924.

73 Архив «Мемориала». Фонд И. И. Осиповой. Копии «личного дела заключенного № 1696» А. Р. Гоца.

74 Архив автораа также см.: Беседа с Татьяной Всеволодовной Шестаковой, дочерью члена ЦК ПСР Всеволода Петровича Шестакова и Татьяны Михайловны Шестаковой // Российские социалисты и анархисты после Октября 1917 г.: история, идеи, традиции демократического социализма и судьбы участников левого сопротивления большевистскому режиму. http://socialist.memo.ru/interview/v06/shestakova.htfTi.

75 Архив авторасм. также: Беседа с Дмитрием Дмитриевичем Донским, сыном члена ЦК ПСР Д. Д. Донского // Российские социалисты и анархисты после Октября 1917 г.: история, идеи, традиции демократического социализма и судьбы участников левого сопротивления большевистскому режиму. http://socialist.memo.ru/interview/y06/donskoi.htm качестве члена ЦБ ПСР в сентябре 1922 г., стал «тринадцатым смертником» процесса, получив смертный приговор (замененный позже на 10 лет «строгой изоляции») почти год спустя после завершения процесса. Материалы архива позволили отчасти реконструировать странные обстоятельства его выпуска из одесской тюрьмы «для устройства семейных дел» и его ухода в подполье в марте 1922 г., а также основные вехи жизни В. Н. Рихтера вплоть до его смерти от тифа в казахстанской ссылке в ноябре 1932 г=.

Совершенно особое, ключевое значение для данного исследования имеет уникальный по составу и информационной ценности представленных в нем источников хранящийся в ЦА ФСБ РФ фонд Н-1789, большая часть документов которого в научный оборот вводится впервые. Изначально рожденное в недрах ВЧК-ГПУ делопроизводство, связанное с организацией и проведением предварительного следствия, имело порядковый номер 2162 под названием «ЦК партии правых с.-р.». Внутри этого обширного и все разраставшегося «дела» осуществлялось формирование отдельных томов, которые составлялись из протоколов допросов арестованных, обвиняемых и проходивших по делу «цекистов» свидетелей. Сюда же были включены приобщенные к следственным документам материалы о деятельности ПСР в 1917 -1921 гг. Большая часть материалов фонда были оформлены в папки с грифом ВЧК, за исключением стенограмм процесса, материалов Следственного Отдела Верхтриба ВЦИК и ряда других материалов. Современный вид фонд получил в конце 1934 г., когда он был разобран ведомственными архивистами (об этом ниже). Тогда же были скопированы и переплетены стенограммы процесса и некоторые другие материалы. В конце 40-х гг. значительная часть (но не все) томов фонда, носящих гриф ВЧК, была «одета» в картонные папки коричневого цвета с грифом «Министерство государственной безопасности СССР Центральный архив. Общий следственный фонд», при этом было изменено и название и номер фонда, данное ему в 1922 г. Новое название и номер фонда.

76 Сын «вольного штурмана» и тринадцатый «смертник» судебного процесса с.-р. 1922 г.: Сборник документов и материалов из личного архива В. Н. Рихтера / Сост. К. Н. Морозов, А. Ю. Морозова, Т. А. Семенова (Рихтер). М., 2005. сохранились до наших дней — Фонд Н-1789 — «Дело по обвинению Гоц Абрама Рафаиловича и др» .

Основной корпус документов этого фонда формировался с начала 1922 г. и претерпел в дальнейшем, по завершении процесса, определенные изменения. В итоге было собрано несколько десятков дел, объединенных в одно «дело» «по обвинению партии с.-р. в вооруженной борьбе с Советской властью», пепеланное 21 яппепя 1922 г. л Слепоттченный отлел Вепхтпибя ттття х, , у, , — -г , — - 1——1——————Г-1—-последующих процессуальных действий. В свою очередь, делопроизводством последнего было сформировано еще несколько томов из следственных материалов. Далее, во время самого процесса, формировались всевозможные комплексы по его «обслуживанию», вплоть до оперативной информации, направлявшейся в адрес председательствующего на процессе Пятакова. Сюда же следует отнести и подневные стенограммы процесса.

По завершении последнего в феврале 1923 г. заведующим архивом Верховного суда РСФСР были переданы обратно в ГПУ «находившиеся на временном хранении в архиве 9 папок с различными материалами о деятельности партии правых с.-р. и два опечатанных мешка с документами по.

ПП процессу правых с.-р.". Возвращенные из бывшего Верхтриба в ГПУ материалы бывшего дела № 2162 последующие почти 11 лет хранились в неразобранном виде, и только в 1934 г. началась полноценная архивная обработка этого комплекса, выявившая отдельные существенные лакуны. Так, некоторые тома, состоявшие из протоколов допросов следствия ГПУ и Верхтриба, оказались разрознены или утрачены. Чекистским делопроизводителям пришлось несколько томов буквально подокументно реконструировать, собирая копийный материал из «вороха бумаг» по перечням,.

78 найденным там же .

История реформирования фонда в 1934 г. прекрасно видна из нескольких документов, находящихся в Т. 1 Ч. 1 фонда. Так, в справке, подписанной 29.

77 ЦА ФСБ РФ. Н-1789. т. 1. л. 23.

78 Там же. Т. 2. Л. 1 декабря 1934 г. ст. инспектором ГУГБ НКВД Кольчугиным и врио нач. 7-го Отделения У СО ГУГБ ГКВД Герцовским и утвержденной 31 декабря 1934 г. нач. УСО ГУГБ НКВД Генкиным, помимо описи фонда, рассказывается о том, в каком состоянии его материалы (в справке он назывался — «Архивное дело № -2162 «ЦК ПСР») находились к октябрю-декабрю 1934 г., когда началась «общая разработка дел центрального архива ВЧК-ОГПУ-НКВ Д» 79.

Кпоме этой, основной, спгаики была состятшеня и отлгелъняя — «Сттпяик-я г».

X, , 1 П — ¦ —-1———— состоянии материалов по делу ЦК ПСР", безусловно, достойная того, чтобы процитировать ее полностью в данном источниковедческом обзоре: «1. Дело ЦК ПСР вообще не было нигде зарегистрировано, не было архивного номера и ни одно лицо, проходившее по нему, не было отражено в картотеке УСО.

2. Дело это было сдано несколько лет тому назад в архив в виде груды не сшитых бумаг, большая часть которых была втиснута в мешки.

3. Среди куч бумаг, относящихся к делу ЦК ПСР и процессу, находилось много материалов, никакого отношения к этому делу не имеющие, как-то: а) несколько папок канцелярских дел 3-го отд. СО ОГПУб) папка вещественных доказательств по делу какой-то Курдюмовойв) копии следственных материалов по УНРг) 3 тома ЦОБ ПСР (остальные дела этой организации пока не найдены) и др.

4) У сотрудницы СПО т. Вартановой 31/VII с.г. обнаружено в связи с переездом в новое помещение: 3-й подлинный том Верхтрибакопии 2 и 3 тома и копия приговора по делу.

5. Обнаружены в СПО как подготовленные к уничтожению 3 папки материалов по чекистскому обслуживанию процесса ПСР.

6) Среди материалов обнаружена переписка СПО 1932 г., из которой видно, что при производстве монтажа отопления по Гранатному пер. № -11 рабочими в вентиляционном коробе найдены материалы, относящиеся к процессу ПСР, а именно:

79 Там же. Т. 1.4. 1.Л. 1. а) часть копий стенограмм процесса — допрос Гоцаб) 5 сгруппированных комплектов копий показаний арестованных и свидетелей по делу ПСРв) комплект копий расследования об ограблении 9 почт, отделения в г. Москве в 1918 г., приложенный к делу ЦК ПСР" 80.

Основная справка описывала то, каким фонд стал после его обработки аихивистя"'" ' «В пячпябгтги ттрттп гтрттг. тяштяетпя л сттеттхгютттем литте.

У *¦¦*¦¦*¦ ¦*¦ * х л. л л * «V ^ «Г^ ~ «— г^ — — — ——-——-— «** Г^^—-1 *———г—* ~ • из 3-х основных томов с 6-ю томами приложений и из громадной кипы не систематизированного, до крайности разбросанного и разрозненного материала, подобрано 90 томов. Причем, первые 2 основные тома, ввиду их не розыска, восстановлены в копиях. Весь материал разбит на 4, а именно: 1 -следственное производство- 2 — судебное производство- 3 — агентурное обслуживание и охрана процесса и 4 — документы о деятельности ПСР81.» .

Сообщалось также, что дубликаты печатных изданий ПСР были из дела изъяты и переданы «на хранение в спецкабинет №-1 7-го отделения У СО ГУГБ НКВД» 82.

Но материалы продолжали находиться в недрах ГУГБ НКВД и позже. Так, некоторое время спустя Кольчугиным (судя по почерку) было от руки вписано в опись еще два тома. Вместо т. 90 появились два тома — т. 90 а и т. 90 б. Таким же образом Том 1. превратился в Т. 1 ч. I и Т. 1 Ч. 2 (так в тексте — К.М.). От руки же было написано — Всего 92 тома.

Как видно из справки, подписанной 17 июля 1936 г. ст. инспектором У АО ГУГБ НКВД ст. лейтенантом госбезопасности Кольчугиным и нач. 5 Отделения УАО ГУГБ НКВД Кремневым, в этом году был обнаружен материал и «приобщен к делу в следующем порядке:

Т. № 91 и 92 — комплект газеты «Правда», отображающий процесс ЦК партии с.-р.

Том № 93 — Материалы Дальневосточного бюро партии с.-р. правых" .

80 Там же .Л. 17.

81 Там же. Л. 1−2.

82 Там же. Ч. 1.Л. 5−6.

Следует отметить, что данные дополнения в фонд не нашли своего отражения в описи, в которую неизвестной рукой было вписано на нижнем поле следующее «Т. 93 — Т. 94 — Материал предварительного следствияТ. 95 -Собственноручные показания Гоц за 1937 год «84. Кем и когда сделана эта запись, также как и следующая запись на обороте листа — неизвестно.

С Т. 96 по Т. 113 кроме трех томов «с различными материалами ЦК правых С.-п. (мандаты, списки, воззвания и лп. У ГГ. 99−101 ^ были вписаны от пуки r.

1 ' ' ' ' А? / ± J опись также дела по обвинению (как правило, дела регистрационного отдела ВЧК) Федоровича Ф. Ф., Жидкова Ф. Е., Донского Д. Д., Герштейна Л. Я., Гоца А. Р., Паевского В. И., Морачевского Ю. В., Снежко-Блоцкого Н.Г., Ивановой-Ирановой Е.А., Лихача М. А., Горькова-Добролюбова Г. Л., Липской-Давыдовой В.А., Дедусенко Я. Т., Иванова Николая Николаевича, «он же Громов В.М.» 85.

Но позже два дела из данного фонда были выделены, как это видно из справки от 26 июня 1963 г. инспектора 5 Отделения УАО КГБ Грязева: «№ 10 по обвинению эсерки Каплан в покушении на жизнь В.И.Ленина- № 12 — об убийстве Володарского. Том № 10 зарегистрирован под арх. № Н-200. Том № 12.

86 зарегистрирован под арх. №-199″ .

И хотя больше никаких записей в описи фонда нет, но его пополнение продолжалось. Любопытно, что следующим — 114 томом стали — не найденные в 1934 г. подлинные протоколы предварительного следствия, замененные архивистами копийными материалами, но обнаруженные годы спустя. Пополнился третьей частью и Том 1 (в опись также не внесен). Ч. III называется «Проект постановления Президиума ВЦИК об утверждении приговора Верховного трибунала РСФСР по делу ЦК ПСР (подлинник — подписан Рыковым, Сталиным, Калининым, Томским, Рудзутаком, Петровским, Курским, Енукидзе, Сапроновым, Каменевым)» .

83 Там же. Л. 7.

84 Там же. Л. 5.

85 Там же. Т. 1.4. 1. Л. 5 об.

86 Там же. Л. 6а.

Хотя официально в описи фонда значится только 113 томов, на самом деле их больше, но точное их количество и номенклатура за пределами описи неизвестны. Представляется, что они были обнаружены позже и присоединены к фонду, но в опись не внесены. На данный момент нам известны следующие тома: Т. 114. «Материалы предварительного следствия по делу ЦК партии социалистов-революционеров /1922 г./ (Протоколы допросов, отношения, вырезки из газет и др.)" — Т. 116. «Стенограммы судебных заседаний по делу партии социалистов-революционеров» от 3 июля 1922 г." — Т. 117. «Стенограммы судебных заседаний по делу партии социалистов-революционеров» от 28−29 июля 1922 г." — Т. 118. «Поправки и вставки к стенограммам судебных заседаний по делу партии социалистов-революционеров».

Структура фонда была определена ведомственными архивистами в 1934 г., которые поделили этот фонд, состоявший на тот момент, как уже отмечалось, из 90 томов — на четыре части (не считая — 1 тома): Т.1 — Обобщающие материалы по делуТ. 2−21 — Следственное производство (часть 1-ая) — Т. 22−45 -Судебное производство (часть 2-ая) — Т. 46−63 — Агентурное обслуживание и охрана процесса (часть 3) — Т. 64−90 — Документы о деятельности ПСР (часть 4). Как выше отмечалось, позже к ним стали добавлять найденные дела, и логика при последующем добавления дел по понятным причинам не соблюдалась.

Впрочем, необходимо отметить, что порой логика делопроизводителя и логика историка-архивиста приходят в некоторый конфликт при включении ряда родственных дел в разные части фонда. Так, например, в двух частях фонда — «Следственное производство (часть 1-ая)» (Т. 2−21) и «Часть 4. Документы о деятельности ПСР» (Т. 64−90) — присутствуют тома с эсеровскими партийными документами. В «Следственное производство» еще во время предварительного следствия были включены следующие тома: Т. 7 «Документы партии с.-р.» — Т. 8 «Документы ПСР и дело Подбельского Ю.Н.» — Т. 9. «Зарубежные газеты ПСР „Новый мир“ и „Голос России“» — Т. 13. «Комплект.

87 Там же. Л. 2−5.

ПСР газеты «Родная Земля» — Т. 15. Комплект ПСР газеты «Дело Народа» — Т. 16а — Т. 166. Литературные материалы — брошюрыТ. 17. Документы ПСР программно-тактического характераТ. 20. Сборник статей из газет «Известия» и «Правда» к процессу ЦК. П.С.-Р. (правых) 1922 год (в 2-х книгах — Т. 20а и Т. 206).

Но подобные же партийные материалы, документы и партийная.

ПЙПиЛТТИи^ГАа прията няулпятла И И ттт/гпй иялти гЬгшття — //Ппгумрнтм п.

• —-* -" - ~—- «— ~ ——-У V деятельности ПСР» (См: Список источников и литературы). При сверке названий томов в описи и названий на обложках самих томов было установлено, что опись, собственно говоря, и составлялась переносом названий с обложек. Впрочем, в ряде случаев помимо разницы в единственном и множественном числах и путаницы с падежами выявлены и более серьезные разночтения. Так, например, в описи Т. 65 был описан как «Письма ЦК и членов ПСР», а Т. 66 — как «То же», в то время как на обложках дел — Т. 65 назывался как — «Письма и рукописи ЦК и членов ПСР», а Т. 66 как — «Письма ЦК и членов ПСР». Или, скажем, в описи последний (на тот момент) 90-й том значился как «Разный материал», а на обложке дела у него был очень важный для историка подзаголовок — «Описи материалов ПСР с 1917 по 1922 год» .

Значение составленной тогда же данной описи очевидно, т.к. она потенциально позволяет не только подокументно проверить наличие или отсутствие тех или иных материалов в фонде в данное время, но и позволяет увидеть, сколько и каких документов по истории ПСР с 1917 по 1922 г. имелось в распоряжении ВЧК-ГПУ, и главное — что они и количественно и качественно во много раз более объемно и панорамно представляют ее историю, чем те документы, которые удалось вывезти за рубеж и которые вошли в документальный сборник М.Янсена.

Дело, в том, что в начале 1922 г., готовясь к процессу, чекисты приобщили к делу ценнейший эсеровский партийный архив времен гражданской войны (лишь крохотная часть эсеровского партийного архива была переправлена за границу, большая же попала в руки чекистов при обысках и арестах 1918;1921 гг.). Для историка эсеровской партии эти документы просто бесценны, при знакомстве даже с малой их частью возникает ощущение, что мы не знаем подлинной истории Гражданской войны, утратили понимание ее трагизма и переломности для судеб страны.

Среди документов партийного происхождения, содержащихся в целом ряд томов, обращает на себя особое внимание Том 17 — «Документы ПСР ппогпаммно-тактического хаоактетэа». Данный том ппелставляет собой своего.

11. 1 1 Г 1 1 рода образчик чекистско-архивного творчества, т.к. составлен он таким образом, чтобы любой взявший его в руки (а в томе насчитывается 618 архивных листов) легко получил информацию по любому вопросу программно-тактического характера. Только описи дела составляют 9 листов. Документы подобраны по 34 вопросам. Кроме материалов по программе ПСР (Л. 9−21), имеются подборки следующих документов — по организационным вопросам (Л. 23−39), идеологии и политике ПСР (Л. 40−82), вопросам тактики (Л. 83−140), различным внутрипартийным вопросам (Л. 141−201), о единой социалистической партии (Л. 202−207), о Люцернском конгрессе (Л. 208), о Бернской конференции (Л. 209−214), по профдвижению и рабочему вопросу (Л. 215−237), крестьянскому вопросу (Л. 238−265), о работе среди учащихся и молодежи (Л. 266−276), об Учредительном Собрании (Л. 277−298), о городском самоуправлении (Л. 299−301), о земском самоуправлении (Л. 299−301), о днях Октябрьского переворота (Л. 307−311), об отношении к Брестскому миру (Л. 312−315), об отношении к миру с Польшей (Л. 316−320), об отношении к наступлению Врангеля (Л. 321−323), об отношении к Колчаку (Л. 324−326), об отношении к Кронштадтскому восстанию (Л. 327−332), об отношении к буржуазным партиям (Л. 333−334), об отношении к Временному правительству (Л. 335−340), об отношении к войне (Л. 341−353), о партии большевиков и Соввласти (Л. 354−385), по экономическим вопросам (Л. 386−455), об аграрной политике ПСР (Л. 456−457), о внешней политике ПСР (Л. 458−467), по финансовому вопросу (Л. 468−470), по национальному вопросу (Л. 471−479), о продовольственной политике (Л. 480−491), по военному вопросу (Л. 492−498), по вопросу о борьбе с голодом (Л. 499−502), о уполномоченных фабрик и о движении в г. Петрограде (Л. 503−504), материалы ПСР о высшей школе (Л. 505 509). Кроме этого в томе имелись «агитационные листки общего характера (Л. 510−552), Протоколы (Л. 553), Письма общего характера (Л. 554−605), материалы ПСР о кооперации (Л. 606−616)» .

По своему происхождению материалы фонда можно разделить на следующие ПЗУППЫ — тома пиелряпмтрп^нпгп гпргтгтиия ГТТУ и ргтргтгугршст Верхтриба ВЦИК, стенограммы процесса, агентурные материалы и охрана процесса, личные следственные дела ряда эсеров, эсеровские партийные материалы за 1917;1921 гг., эсеровская эмигрантская печать, чекистские следственные дела времен гражданской войны, делопроизводственные материалы комендатуры процесса с.-р. Верхтриба, резолюции и петиции различных организаций и лиц как с осуждением организаторов процесса, так и с осуждением самих эсеров и т. д.

Стенограммы процесса, хранящиеся в фонде Н-1789, представляют собой два блока. В первый вошли машинописные копии (под копирку) стенограмм, которые велись в 1922 г. и которые были переплетены, прошиты и пронумерованы в том же 1922 г. Эти стенограммы были заверены подписью секретаря суда и печатью Коллегии по уголовным делам Верховного суда РСФСР. Данный блок оригинальных материалов 1922 г. не полон (имеются подневные «Стенограммы судебных заседаний по делу партии социалистово о оп революционеров» лишь от 3 июля и 28−29 июля) и находится за пределами 113 томов, указанных в описи.

Кроме того, имеется специальная выписка из стенограммы Верхтриба ВЦИК на 109 листах, адресованная Наркому юстиции Д. И. Курскому, в которой освещается конфликт между судом и русскими защитниками90. Выписки сделаны были из подневных стенограмм от 20−24 июня 1922 г. и только по.

88 Там же. Т. 116.

89 Там же. Т. 117.

90 Там же. Т. 115. данному сюжету. К выпискам приложено сопроводительное письмо от 2 августа 1922 г. за подписью ответственного секретаря Суда Верхтриба ВЦИК91.

К этому же блоку относится отдельный том под названием «Поправки и вставки к стенограммам судебных заседаний по делу партии социалистов.

92 революционеров", в который вошли машинописные копии (под копирку) 1922 г. заявлений на имя Председателя Верховного Трибунала от подсудимых обеих гпупп о внесении испоавлений и попоавок в стеногсаммы. Как ппавило. они к? X Л. ± Ж / носят «точечный» характер, хотя иногда встречаются и развернутые тексты, как в случае с заявлением Е. М. Тимофеева от 29 июня, посчитавшего, что стенограмма путано передает его мысль о возможности вооруженной борьбы с большевистской властью и давшего приемлемый для себя вариант93.

Второй блок — это копии стенограмм, сделанные в 1934 г. и качественно переплетенные. Каждый из 14 томов стенограмм процесса пронумерован: Книга 1, Книга 2 и т. д. Золотым тиснением на обложке выбито «Стенограмма судебного процесса по делу ЦК. П.С.-Р. (правых) 1922 год» 94. Обращает на себя внимание, что оглавление каждой книги, подписанной ст. инспектором 7-го отделения УСО ГУГБ НКВД Кольчугиным 29 декабря 1934 г. называется «Оглавление выдающихся выступлений и допросов на процессе» 95, из чего должно следовать, что данные стенограммы представляют из себя не полные стенограммы процесса, а их подборку. Насколько они отличаются от полного варианта, судить трудно, не имея всего комплекта оригинальных стенограмм 1922 г., но сравнение экземпляров трех подневных стенограмм от 3 июля и от 28−29 июля, сделанных в 1922 г., с копиями 1934 г. показывает их идентичность. Кроме того, чтение стенограмм 1934 г. не создает впечатление логических пропусков и провалов, а нумерация дней слушаний строго соблюдена.

91 Там же. Т. 115. Л. 1.

92 Там же. Т. 118.

93 Там же. Т. 118. Л. 126−128.

94 Там же. Т. 23−36.

95 См., например: Т. 35.

Однако в стенограммах 1934 г. речи иностранных защитников 1-й и защитников-коммунистов 2-й группы подсудимых, а также обвинителей из числа коммунистов-иностранцев либо даются на их родном языке (без русского перевода), либо просто опущены — в стенограммах просто зияют чистые страницы, вероятно, оставленные для последующего впечатывания иностранного текста.

Таким же переплетом с золотым тиснением, как и стенограммы, оформлены «Протокол Судебного заседания Верховного Трибунала ВЦИК по делу ЦК. П.С.-Р. (правых) 1922 год"96 и «Сборник статей из газет «Известия» и «Правда» к процессу ЦК. П.С.-Р. (правых) 1922 год.» (Т. 20 «а»). Протоколы представляют собой краткий выдержанный в объективистском тоне рассказ о данном дне заседаний и занимают, как правило, несколько страниц. Впрочем, их составители иногда ограничивались и половиной страницы.

Оценивая проблему подлинности и достоверности различных документов Фонда Н-1789, отметим следующее. Подлинность и аутентичность всех тех многочисленных и различных по своему происхождению документов фонда, с которыми удалось ознакомиться, сомнений не вызывает. Некоторые сомнения вызывают разве лишь несколько листовок и документов антисемитско-черносотенного характера, которые чекисты приписывали пятигорским и.

97 тамбовским эсерам .

Степень же достоверности документов во многом зависит от их характера. Нельзя не принимать во внимание, что ряд документов несет на себе неизгладимый отпечаток острого противостояния — как вооруженного во время гражданской войны, так и политического после нее. В первую очередь, это имеет отношение к газетной публицистике и прокламациям, но не только. Крайне осторожного к себе отношения требуют все протоколы допросов (а в фонде имеются также протоколы допросов ряда эсеров за 1918;1921 гг.) — как тех, кто стал сотрудничать со следствием, так и тех, кто сотрудничать не стал,.

96 Там же. Т. 22а.

97 Там же. См.: Т. 87 «Копия агентурно-следственного дела Пятигорского Союза трудовых Земледельцев» и т. 88 — «Копия дела о Тамбовской организации ПСР и восстании». но показания все же дал (скажем, М. А. Веденяпин, Н. Н. Иванов, А. Ю. Фейт и др.). В первом случае нередки следы влияния следователя Я. С. Агранова (так, бывший эсер, ставший коммунистом, Григорий Ратнер, младший брат члена ЦК ПСР Евгении Ратнер, на каждом следующем допросе «вспоминал» все больше и больше, в том числе, и много такого, что категорически выходило за рамки сказанного им на первом допросе), во втором — допрашиваемые, безусловно, гоиопитш ляттекг" не исе. о чем чнали Гнопмы повеления и тпя линии.

————————^——————, 1 ' «-1- - —-Ч—-революционной среды, прежде всего, категорически запрещали выдавать товарищей и давать на них обвинительный материал).

Подобное обстоятельство следует иметь в виду и при анализе большинства текстов стенограмм. С одной стороны, явно бросается в глаза, что у Семенова и Коноплевой (и еще у ряда подсудимых 2-й группы), как остроумно пошутил М. Я. Гендельман, память по ходу процесса все время улучшалась и они вспоминали все новые и новые подробности, в том числе, и такие, которые совершенно меняли смысл сказанного ими на предварительном следствии (или написанного Семеновым в его брошюре). Подсудимые 1-й группы неоднократно ловили их (и некоторых других обвиняемых 2-й группы) на противоречиях и нестыковках. С другой стороны, нет оснований безоговорочно принимать то, что говорили подсудимые 1-й группы. В данном контексте принципиально важно, что они рассматривали процесс прежде всего не как восстановление исторической истины, а как продолжение политической борьбы в специфических судебных условиях.

От исследователя при работе с документами предварительного следствия, со стенограммами процесса, да и другими группами документов, требуются эрудиция, знание эмпирического материала времен революции и гражданской войны, равно как и истории самой эсеровской партии, поскольку историк зачастую имеет дело с замысловатыми переплетениями фигур умолчания и разных полуправд (со стороны всех участников процесса), а также откровенными фальсификациями со стороны обвинения, подсудимых 2-й группы и свидетелей обвинения. Подсудимые 1 -й группы на процессе активно и порой не без успеха противостояли мифам, которые насаждала власть, оперируя не только своими свидетельствами, но и документами, приобщения которых к делу они требовали, и выступлениями свидетелей защиты, и ловлей на лжи и фальсификациях следствия и подсудимых 2-й группы. Вне всякого сомнения, результаты этого разоблачения большевистского мифа, запечатленные в стенограммах процесса, в совокупности с ценнейшими документами эсеровского партийного архива, захваченного чекистами и приобщенными к этому же фонду вместе со следственными материалами ГПУ и Верхтриба, представляют ценнейший комплексный исторический источник.

98 по истории гражданской воины .

Степень достоверности документов партийного эсеровского архива, как и большинства рапортов, докладов, сводок и прочих документов ГПУ и различных комиссий, созданных для обслуживания процесса, зависит от целого ряда факторов.

Достоверность информации, содержавшейся в заявлениях заключенных эсеров во время «тюремного противостояния», сомнений не вызывает, равно как и сообщаемой в их письмах из ссылки в Политический Красный Крест. Что касается их тюремных писем к родственникам, то следует иметь в виду, что они проходили цензуру ГПУ, и это накладывало отпечаток на содержание посланий. Впрочем, существовала и другая крайность в переписке с волей, о которой вспоминала Е. Л. Олицкая применительно к Соловкам — заключенные, пытаясь подбодрить своих родственников, могли сознательно приукрашивать свое бытие" .

Одна из основных задач, решавшихся в процессе формирования и аналитической разработки источниковой базы, состояла в адекватном отражении в документах биполярности самой предметной областипротивостояния и борьбы большевиков и ПСР. В данном контексте автор стремился достичь оптимального баланса в представительстве в проведенном.

98 Насколько нам известно, завершается подготовка к изданию стенограмм процесса с.-р. авторским коллективом во главе с казанским профессором А. Л. Литвиным. Значение введения в научный оборот стенограмм процесса трудно переоценить. исследовании документов и материалов, исходивших от противоборствующих сил. Здесь представлены документы делопроизводств как ЦК РКП (б), так и Заграничной Делегации ПСР, пропагандистские материалы и большевистской машины и контрпропаганда социалистов, информационное освещение технологии репрессий в документах Верхтриба и ГПУ-ОГПУ и практика борьбы и сопротивления осужденных в документах, исходящих непосредственно от них.

Имевшаяся ранее и выявленная в процессе исследования документальная база позволяет выполнить многоплановую и разноуровневую реконструкцию основных событий, связанных с противоборством двух политических мировоззрений накануне, в процессный и послепроцессный периоды.

Научная новизна данного исследования состоит в том, что впервые в зарубежной и отечественной историографии на основе сочетания ранее опубликованных документов и материалов и впервые вовлекаемых в научный оборот архивных источников осуществлена многоуровневая и многоаспектная историческая реконструкция крупнейшего после окончания гражданской войны «показательного» судебного процесса социалистов-революционеров 1922 г. с позиций современного научного знания. С привлечением значительного по объему эмпирического материала впервые исследованы такие аспекты темы, как механизм принятия и реализации большевистским руководством стратегических и тактических решений по дискредитации лидеров ПСР и партии в целом, технология осуществления комплекса мероприятий ГПУ по охране и агентурно-оперативному обеспечению процесса и тюремной изоляции осужденных, формы и методы противостояния лидеров ПСР и власти в 19 221 926 гг. Новизна работы также состоит в том, что ключевые события рассмотрены в контексте субкультуры и традиций российского революционера.

Практическая значимость исследования заключается в том, что оно способствует более глубокому пониманию ментальности и мотивации поведения противостоящих друг другу бывших «друго-врагов» — большевиков и.

99 Олицкая Е. Воспоминания. РгапкЛш/Мат, 1971. Т. 1. С. 251−252. социалистов-революционеров, и тем самым природы ранней стадии формирования советского тоталитарного режима и форм, границ и мотивации сопротивления его утверждению. Исследование позволяет вскрыть механизмы осуществления повседневного контроля над массовым сознанием и поведением населения сочетанием действий аппаратов агитационно-пропагандистского и репрессивного, что важно для изучения проблемы взаимодействия власти и ПРштргтия и Рпггии (ГГГР^ и XX и.

Заключение

.

Судебный процесс социалистов-революционеров 1922 г. требует анализа и оценки в широком историческом контексте. И речь идет не только о событиях 1917 г. и гражданской войны, когда противостояние эсеров и большевиков достигло своего пика и протекало в самых острых формах (хотя именно эти события стали ядром обвинения против эсеров и подробно рассматривались на предварительном следствии и на самом процессе). Само отмеченное противостояние имело глубокие корни, и его рассмотрение немыслимо вне контекста взаимоотношений социал-демократов и эсеров, без учета разной природы и доктринальных различий этих идейно-политических течений.

В свою очередь, сами эти взаимоотношения нельзя рассматривать без учета сложившейся в российском революционном движении субкультуры, чье влияние прослеживается и в наличии феномена «друго-врагов», и в объединительных настроениях в обеих партиях до 1917 г., и в политике большевиков по отношению к оппозиционным им социалистическим партиям, и в противоречивой политике меньшевиков и эсеров по отношению к большевикам после Октября 1917 г., когда многие из числа тех и других не могли усматривать во вчерашних союзниках по революционной борьбе настоящих врагов.

В процессе 1922 г. сфокусировались и отразились противоречивые тенденции и итоги почти полувековых взаимоотношений марксистов и народников, и в этом контексте процесс следует рассматривать как проявление стремления большевиков насильственно поставить точку в этом затянувшемся споре. Процесс стал частью широкомасштабной кампании, начало которой было положено накануне и сразу после захвата большевиками власти в октябре 1917 г. и которая имела как минимум две цели. Первая заключалась в устранении эсеров с политического поля как опаснейшего конкурента. Борьба с эсерами как крупнейшей и наиболее влиятельной политической партией, получившей право на власть по итогам выборов в Учредительное Собрание, что лишало большевиков главенствующего положения в определении судеб страны, к которому они так стремились, стала для большевиков актуальной задачей, которую они окончательно решили лишь после физического уничтожения «носителей» идей и партийных функционеров к началу 40-х гг.

Достижение этой цели было тесно взаимосвязано с другой — дискредитацией ^ идей, принципов и практики ПСР, предлагавшей иную модель социалистического общества и другие пути и методы его построения. Борьба на этом направлении велась социал-демократами еще в 90-е гг. XIX в., получив особый размах после организационного оформления ПСР на рубеже 1901;1902 гг. Естественно, что подобная «идейно-дискредитационная» кампания приобретает иное качество начиная с 1917 г., когда речь пошла не столько о праве влияния на пролетариат и доминировании в социалистическом движении В России, сколько о праве обладания реальной государственной властью.

Начиная с захвата власти большевиками две эти задачи на практике решались большевиками почти всегда одновременно (по крайней мере, в первые годы), и это важно подчеркнуть потому, что многие десятилетия вопрос о причинах гибели оппозиционных партий (в том числе ПСР) трактовался в советской литературе однозначно — как результат, с одной стороны, «идейного банкротства» в глазах трудящихся, с другой — разочарования рядовых членов этих партий в их программе и тактике. Значение репрессивных мер большевиков в гибели ПСР или РСДРП не отрицалось, но и не воспринималось с необходимой степенью серьезности, хотя их приоритетность в решении властью задачи уничтожения политической оппозиции для нас сомнений не вызывает.

Не умаляя значения идейных разногласий, которые были важным источником отдельных неудач партии эсеров в борьбе за власть и многих внутрипартийных проблем, необходимо отметить, что этого недостаточно для заключения об «идейном крахе» как главной причине политической смерти ПСР. Ныне есть множество данных о том, что к углублению идейного кризиса и усилению фракционной борьбы внутри партии было приложено немало совместных усилий партийных и чекистских органов. Кроме того, как представляется, в прежней исследовательской традиции смешивались разные явления. Действительно, в 1917 г. ПСР была формально единой, но внутри нее шла острая борьба различных фракций, закончившаяся отколом от нее левых эсеров и созданием отдельной ПЛСР. Идейные разногласия и фракционные разногласия не прекращаются ив 1918 г. и в 1919 г., отливаясь в довольно яркие формы (достаточно указать на противоборство В. М. Чернова и Н. Д. Авксентьева (и стоящих за ними единомышленников) во времена Комуча и Уфимской директории летом-осенью 1918 г.). И хотя т.н. правые течения в эсеровской партии (они связаны не только с именем Н. Д. Авксентьева и И. И. Фондаминского, но и Е. К. Брешковской, А. Ф. Керенского, А. А. Аргунова и др.) не хотели уходить из партии и создавать собственные организационные структуры, ожесточение во фракционной борьбе было сильным, о чем свидетельствует хотя бы история с исключением из партии Авксентьева и Фондаминского российским партийным руководством (и возврат к этой, казалось бы, урегулированной проблеме членов ЦБ ПСР уже во время процесса и раскол по этому вопросу). В то же время группа «Народ», позже назвавшая себя меньшинством ПСР, вставшая на левые позиции, пошла по пути создания собственных организационных структур. Безусловно, Чернов был прав, когда в 1921 г., обращаясь к единомышленникам Авксентьева и Фондаминского, указывал, что по отношению друг к другу они варвары, говорящие на разных языках. Таким образом, серьезные идейные разногласия, острая фракционная борьба и даже организационное обособление частей некогда единой партии (ПЛСР, МПСР) — безусловно, историческая реальность.

Но, как представляется, это вовсе не означало ни краха неонароднической идеологии и миросозерцания в целом, ни отрицания потенциальной возможности существования нескольких неонароднических партий вместо единой ПСР. Большевики (а затем и советская историко-партийная историография) преувеличивали возможные последствия кризисных явлений в эсеровской среде, которые, если их оценивать не предвзято, вели вовсе не к исчезновению эсеровской идеологии и эсеровских организационных структур, а к их трансформации и появлению новых идеологем (они уже более или менее сложились) и новых организационных форм.

Феномен Февраля 1917 г., когда некоторые политические партии возродились, вполне мог повториться и позже в момент дестабилизации и краха режима. Это возрождение, впрочем, было возможно при наличии как минимум ^ трех условий: сохранение партийных кадров (пусть и рассеянных по тюрьмам, ссылкам и эмиграции), способных легко воссоздать партиюпривлекательности проповедуемых партией идейпривлекательности партии для разных социальных групп и классов.

Поэтому, если возрождение, скажем, вышеперечисленных партий и организаций в случае гипотетической гибели режима в начале 20-х гг. было более чем вероятно, то к началу 30-х оно было бы весьма осложнено теми ф стереотипами и ярлыками, которыми их «украсили» большевики, а к началу 40-х и особенно 50-х стало бы уже просто невозможным. Необходимо подчеркнуть, что, даже уничтожив последних эсеров, меньшевиков, анархистов (уцелели буквально считанные единицы), власть еще многие годы «разоблачала» их идеи, «предательскую» сущность и т. п., работая «с запасом прочности» в создании крайне непривлекательного образа. Излюбленные в советской историографии термины, применявшиеся к оппозиционным партиям — «идейное банкротство» и «идейный распад», использовались весьма щедро, пряча реальный механизм уничтожения этих партий. Подчеркнем, что отрицать выдающуюся роль репрессии как минимум в серьезном ограничении возможностей нелегальной партии, а как максимум в уничтожении ее (учитывая отечественный опыт) ныне просто невозможно.

Безусловно, видеть в одном лишь насилии причину «зачистки» политического пространства в стране после Октября 1917 г. было бы также упрощением. Задачи по пресечению деятельности оппозиционных организаций облегчались для власти целым рядом факторов, многие из которых ярко проявились уже после поражения революции 1905;1907 гг., когда большинство партий, ставших в эти годы массовыми, резко деградировало и влачило жалкое существование. Тогда многое свидетельствовало об организационной слабости партий, политической и гражданской незрелости большинства их членов, да и большинства населения страны, оказавшегося втянутым в большую политику1. Невозможность сколько-нибудь длительного существования нелегальной массовой партии в подобных условиях при активной репрессивной политике властей достаточно очевидна.

Как показывает анализ, по сравнению с 1907;1910 гг. в 1918;1925 гг. условия существования ПСР как организационной структуры ухудшилась по нескольким параметрам. Во-первых, репрессии властей достигли совершенно нового уровня и качества, будучи направлены уже не только против самих эсеров, но и против сочувствующих им и даже членов их семей. Это позволило чекистам добиться того, о чем жандармы могли только мечтать — «вычистить» и 1> «изолировать» всю социальную среду, без поддержки и помощи которой ни эсеры, ни меньшевики существовать не могли. Безусловно, подобное осуществлялось не только репрессивными мерами и не только органами ГПУ, а на эту задачу работала, по большому счету, вся система, используя весь мыслимый спектр мер — от воспитательных до пропагандистских и репрессивных.

Во-вторых, политическая жизнь страны столь стремительно и парадоксально изменилась, что для многих социалистов камнем преткновения стали старые неизжитые стереотипы (коммунист лучше и приемлемее белого офицера), не позволявшие им адекватно оценить реальность, переосмыслить свое привычное миропонимание, определить свое место на новых баррикадах в братоубийственной войне. Естественно, обострились идейные расхождения и дезориентация в эсеровской среде, что выразилось, например, в колебаниях и «соглашательстве» многих эсеров с большевиками и их властью (большевикисоциалисты, а Советская власть — власть трудящихся). Это приводило к тому, что многие эсеры, дезориентированные всем происходящим, предпочли уйти в личную жизнь и профессиональную деятельность (часть из них дала «подписки» и объявления в газеты о своем несогласии с программой и тактикой ПСР, иные, ничего «не подписав», дистанцировались от власти, к которой явно относились.

1 Подробнее см.: Морозов К. Н. Партия социалистов-революционеров в 1907;1914 гг. М., 1998. без симпатий), другие уходили к коммунистам (некоторые становились довольно ярко выраженными ренегатами и даже провокаторами), получая моральное и политическое оправдание, чего раньше они были лишены.? В-третьих, осведомительство и провокация (важнейший инструмент политической полиции) также достигли гигантских масштабов и изменились качественно (чего стоит только закладывание всеохватной осведомительской сети в московских вузах в мае-июне 1922 г. из расчета два осведомителя на курс!). В-четвертых, пропагандистский прессинг властей, внедрявших в сознание миллионов людей образ «врага народа», усилился по сравнению с царскими временами многократно и также приобрел новое качество. Все это в § совокупности и сделало неизбежным гибель ПСР, как, впрочем, и всех остальных партий. Как показывают документы, пытались чекисты дотянуться и до эсеровской эмиграции, с помощью своих агентов и самыми различными способами (в том числе и с помощью агитационно-пропагандистских кампаний в прессе) расшатывая и разлагая ее изнутри.

Все это стало составными элементами кампании против социалистов, длившейся как минимум два десятка лет, и в этом контексте процесс 1922 г. являлся лишь ярким ее эпизодом. Сама же кампания, в свою очередь, была зримым проявлением более широкого исторического явления — противостояния «тоталитарного» и «демократического» вариантов социализма, последствия и итоги которого частью обозначились сразу, а частью определились десятилетия спустя.

Осмысление итогов этого противостояния, как и воссоздание всего исторического полотна разных его форм и фаз — задача, не исчерпанная в рамках одного исследования. В данной работе в интерпретации итогов и последствий процесса 1922 г. автор исходил из необходимости выделения итогов текущих, непосредственно выявившихся в ходе процесса и после него и последствий долговременного характера.

Текущие (кратковременные) последствия охватывают период до середины 20-х годов, до исчезновения эсеровского подполья и ареста всех сколько-нибудь активных эсеровских элементов. Выбрав в качестве ядра «идейно-дискредитационной» кампании гласный (точнее все же — «полугласный») процесс, власти, на наш взгляд, недостаточно просчитали последствия этого ^ шага. Постановка столь масштабного процесса уже на стадии предварительного следствия, в силу объективных условий (колоссальность рассматриваемых событий и количества вовлеченных в них людей) требовала много времени и множества высокопрофессиональных следователей. Но в условиях дефицита следователей с юридическим образованием и квалификацией, а также в условиях дефицита времени, отведенного на предварительное следствие (следствие ГПУчуть более полутора месяцев, следствие Верхтриба — чуть более месяца), ^ форсированная постановка такого грандиозного процесса неизбежно должна была обернуться цепью провалов уже в ходе судебного слушания.

Стремление к эффектности, без продумывания возможных последствий ярко проявилось в эпизоде, когда обвинитель А. В. Луначарский потребовал привлечь в качестве свидетеля Ю. В. Ключникова, некогда одного из идеологов антибольшевистского движения, а на тот момент небезызвестного редактора журнала «Смена вех», сделав это по той же самой логике, по которой в список обвиняемых чекисты поначалу с одобрения власти помимо эсеров включили видных деятелей из других партий — П. Н. Милюкова, Ю. О. Мартова и др. В этом странном, с точки зрения юридической логики, шаге не было, однако, ничего странного с точки зрения политических интересов, преследуемых большевиками на этом процессе. И не важно, что ни Ключников к эсерам, ни эсеры к нему не имели ни малейшего отношения, главное, что, вывод в качестве свидетеля по делу эсеров столь неоднозначной фигуры (как в глазах советского обывателя, так и в глазах подавляющей части антибольшевистской оппозиции, особенно ее социалистического спектра) позволял бросить тень и на эсеров.

Абсурдность ситуации усиливалась тем, что Ключников абсолютно ни с кем из подсудимых не был знаком, и с эсеровской партией в своей политической деятельности вообще не пересекался! Ключников, который находился в Москве и был допущен в зал суда, направил Г. Л. Пятакову паническое письмо, в котором всячески пытался доказать, что привлечение его на процесс с.-р. в качестве свидетеля чревато дискредитацией и судом и его самого. Письмо Ключникова содержало доводы, почему не следует его привлекать на процесс2, и завершалось ходатайством освободить его от обязанности выступать в качестве свидетеля на процессе, что Пятаков и сделал, поставив тем самым под сомнение компетентность действий своего соратника Луначарского.

Использование для суда над лидерами и бывшими членами ПСР такой формы, как открытый, гласный процесс, порождало для властей массу проблем правового характера. Устройство суда по сути над политической партией не имело в юриспруденции прецедентов и соответствующих юридических механизмов. Для достижения поставленных задач пришлось очень много импровизировать, перекраивать, корректировать в имевшейся практике проведения открытого и гласного процесса.

Так, вероятно впервые в отечественной судебной практике применялась конструкция из двух групп обвиняемых, сидевших на разных скамьях подсудимых, имевших каждая свою группу адвокатов (причем защитники 2-й.

2 «Ни в один момент существования Советской власти я не состоял членом каких-либо тайных организаций, направленных к ее свержению. Я открыто выступал против Советской власти, пока согласно своим политическим убеждениям считал это своим гражданским долгом, я прекратил борьбу с того момента, как у меня явилось сомнение в своей правоте и я открыто выступил на защиту и поддержку Советской власти, как только мне стало ясно, что таков долг всякого русского человека. Следовательно я ничего не могу сообщить суду о каких либо заговорах с.-р. Ни одного из подсудимых я никогда не встречал, а о многих вовсе ничего не слышал. Мой допрос в качестве свидетеля поставил бы в затруднение не только меня, но и самый суд, так как по чистой совести на подавляющее большинство вопросов я вынужден был бы отзываться незнанием, а то, что я мог бы сообщить, и без меня уже давно всем и каждому известно.

2) Я вполне понимаю, что суд, узнав о моем пребывании в Москве, пожелал узнать от меня то, что с его точки зрения я мог бы внести в освещение дела. Я уже имел честь сообщить, что мои показания не могут представить никакой цены для суда. Но есть еще одно важное обстоятельство, на которое^я позволю себе обратить Ваше внимание, гр. Председатель. Я приехал в Москву в качестве журналиста и с тем, чтобы сообщить на страницах издаваемой мною в Берлине газеты «Накануне «свои впечатления о русской жизни и об успехах советского строительства. Эти впечатления, равно как и вся моя деятельность, могут иметь успех лишь в случае, если в обществе за ними укрепляется сознание их беспристрастности и независимости. Появление на суде моих политических противников в качестве свидетеля обвинения и в поддержку точек зрения Советского правительства сейчас же у всех создало бы впечатление, что это появление было подготовлено заранее и что я стою к официальным советским кругам несравнимо ближе, чем есть на самом деле. После этого вся общественная работа последних лет в качестве автора сборника «Смены вех», редактора журнала «Смены вех» и редактора «Накануне «будет сведена на нет, так как в нашем общественном сознании наше движение перестанет представляться широким общественным движением лишь личным служением отдельных русских граждан, русской власти.

3) Позволю себе обратить Ваше внимание также на то обстоятельство, что вызов меня в качестве свидетеля лишает меня возможности присутствовать на процессе, который Вы по справедливости назвали историческим и таким образом делает мой приезд в Россию бесцельным. Трудно будет и устраивать все лекции в Москве и в других городах, которые я должен был начать устраивать немедленно, так как времени в моем распоряжении очень мало (ЦА ФСБ РФ. Н-7189. Т. 43. Л. 91, 91об.). группы обвиняемых не были юристами, а являлись видными государственными и политическими деятелями, выступавшими с отдельными заявлениями не только по процессуальным вопросам).

Даже если бы власти провели тщательно следствие (чего не было сделано), то и оно не решило бы всех проблем, которые перед организаторами ставил гласный процесс, процедурно требовавший гласности, открытости и состязательности сторон. Власти недооценили того, что соблюдение этих норм рождает для них серьезные проблемы, ибо их обход и спешное конструирование новых разоблачает организаторов, особенно в глазах европейской общественности, способной оценить подобные «нововведения». В частности, выбранная форма гласного, открытого процесса требовала допуска в зал суда родственников и всех желающих. Пойти на это было невозможно, во-первых, потому, что сочувственно настроенная публика могла легко превратить процесс в публичную политическую демонстрацию, а во-вторых, сделала бы все происходящее достоянием гласности (от гектографированных листовок до слухов). Первое для большевиков было невозможно, так как по их сценарию публика в зале (как и весь народ) должна была осуждать эсеров как изгоев и поддерживать расправу над ними. Второе все равно не достигалось в нужной степени. Вынужденно допустив родственников в зал суда, власти немедленно пострадали от утечки информации (и это несмотря на то, что за родственниками, как и за адвокатами, установили наружное наблюдение и прослушивали их телефоны), а подбор остальной публики провели предельно неудачно и непродуманно, что сразу бросилось в глаза и иностранным защитникам. Действительно, взяв огромный зал и набив в него почти две тысячи коммунистов, да еще потом в связи с затяжкой процесса вынужденных проходить ротацию (об этом можно судить по одному из высказываний председателя суда Г. Л. Пятакова, призывавшего публику к порядку), выглядевших весьма специфично и отличавшихся соответственным поведением (порой, как на партсобрании или митинге), власти не догадались (да еще и не научились) подбирать публику из разных социальных страт — так, чтобы она выглядела как можно ближе к «народной». В целом можно сказать, что подобранная «коммунистическая публика» позволяла решать ряд задач, но серьезно портила впечатление от процесса.

Сценарий гласного суда требовал выступлений подсудимых и публикации стенограмм процесса, но, выведя на процесс 22 «нераскаявшихся» обвиняемых (1-я группа), власти загнали себя в информационный тупик. Не давать обвиняемым слова было невозможно. Но их критика большевиков была весьма острой и точной, а их аргументы весьма убедительны. Предавать же их слова и критику гласности было для режима невозможным, поэтому, хотя подневная официальная стенограмма и велась, но как во время, так и после завершения суда, ни в фрагментах, ни тем более целиком она не была предана гласности.

В силу даже этих особенностей («фильтрация» присутствующих и закрытость стенограмм) есть основание считать процесс не гласным (таковым он был только по внешней атрибутике), а «полугласным», где продекларированная форма вопиюще контрастировала с реальным содержанием. Власти явно недооценили степень опасности для себя и независимости и профессионализма группы виднейших российских адвокатов 1-й группы подсудимых. Их яркая и отточенная работа на первой стадии процесса длилась недолго. После скандала с иностранными защитниками-социалистами (последние отказались от выполнения своих обязанностей, поняв, что своим присутствием лишь придают видимость законности тому действу, которое являл собой процесс с.-р.,), российские адвокаты вынужденно для себя также вскоре покинули зал суда после демонстрации 20-го июня, лишив этим большевиков важнейшего атрибута открытого процесса — состязательности сторон.

Процесс сопровождался пропагандистской («идейно-дискредитационной») кампанией, однако было бы неверным рассматривать лишь ее подчиненную по отношению к процессу роль. Безусловно, кампания выполняла роль своеобразного идеологического обеспечения процесса. Но, как уже отмечалось, хронологически она значительно шире процесса и по значению вполне самостоятельна (скорее уж сам процесс 1922 г. является ее частью). Кроме того был в общих чертах создан (позже отшлифован до полной законченности в десятках фильмов и книг) образ «врага народа». Обращенная на все общество в целом, ее двуединая цель (дискредитация социалистической альтернативы ^ большевизму, идей, путей и методов небольшевистского социализма и утверждение идей и практики большевизма как единственно возможных и верных) большевиками в общих чертах была достигнута.

Достигалась и производная от нее, но очень важная на тот момент цельсужение социальной базы эсеровской партии, отсечение от нее различных общественных групп. Хотя и здесь не обошлось без неприятных для большевиков сюрпризов. Процесс вызвал заметный рост интереса к эсерам в 0″ молодежной, прежде всего, студенческой среде, что проявилось в приходе в ПСР в 1922;1924 гг. новых людей. Объяснить это парадоксальное явление можно трояко. Власти недоучли, что привлечение внимания к «преступной» политической партии при определенных условиях может обернуться и против них. Этому способствовали традиционное сочувствие идеям свободы и демократии в интеллигентской и студенческой среде, неприятие методов и практики большевизма, симпатия к мужественному поведению на суде обвиняемых 1-й группы, гражданская зрелость и юридическая грамотность части студенчества, достаточная, чтобы увидеть, с одной стороны, правовой нигилизм властей и юридическую «бесстыдность» процесса, а с другой — сделать собственные выводы, сравнив аргументы сторон (даже с учетом «полугласности» процесса). Безусловно, методичные аресты «перемолотили» и старых и новых членов партии, и в 1925;1926 гг. эсеровская партия организационно перестала существовать (оставалась только эсеровская средапо большей части в ссылках), однако всплеск интереса к ПСР в студенческой среде и наблюдавшийся некоторый рост членов ставшей подпольной партии в 1922;1924 гг. служат определенным доводом против некогда стереотипных выводов об «идейном и моральном банкротстве» эсеров.

Неприятными и неожиданными для властей стали и консолидационные тенденции, проявившиеся в эсеровской партии как своего рода защитная реакция против нападения извне, грозящего гибелью всего целого. Во-первых, расколотая эсеровская эмиграция несмотря на внутреннюю напряженность, провела работу по разворачиванию антибольшевистской кампании в Европе весьма согласованно и эффективно. Во-вторых, существовавшая (и искусно подогреваемая чекистами и большевистской пропагандой) неприязнь остававшихся в России эсеров к эсерам-эмигрантам (подобное явление было и до революции, как в ПСР, так и в обеих фракциях РСДРП), благодаря сверхусилиям, которые эмигранты продемонстрировали в развертывании контрпропагандистской кампании, пошла на убыль. В-третьих, недовольство и претензии рядовых партийцев к «партийным генералам» также шли на убыль, ибо последние вели себя на скамье подсудимых перед лицом смертного приговора весьма достойно. В-четвертых, консолидационные процессы начались в самой российской эсеровской и околоэсеровской среде. Все эти тенденции отметил в своем письме 3 июля 1922 г. к Е. К. Брешковской секретарь Заграничной Делегации ПСР Б. Н. Рабинович, отмечавший что процесс сгладил все разногласия, а партийная публика забыла о всех своих дрязгах и дружно повсюду работает3. Консолидационные процессы в самой российской эсеровской и околоэсеровской среде настолько обеспокоило власти, что они не ограничившись развертыванием или усилением пропагандистской работы, затеяли и провели в 1923 г. с сопутствующим информационным освещением «ликвидационный» Всероссийский съезд бывших эсеров.

Неожиданный для властей результат возник и на пути реализации другого их стремления — столкнуть эсеров с другими российскими и национальными социалистическими партиями, прежде всего меньшевиками. Предъявив обвинение некоторым меньшевикам, власти, помимо цели связать в глазах общества эсеров и меньшевиков воедино, рассчитывали спровоцировать последних на открещивание от эсеровской тактики в годы гражданской войны, что повлекло бы за собой обострение межпартийных отношений. Но события.

3 Судебный процесс над социалистами-революционерами (июнь — август 1922 г.): Подготовка. Проведение. Итоги. Сб. док-тов / Сост. С. А. Красильников, К. Н. Морозов, И. В. Чубыкин. М., 2002. С. 558. пошли по другому руслу. Меньшевики не обошлись лишь выражением формального сочувствия и поддержки (такие заявления сделал ряд национальных партий), а приняли весьма деятельное участие в идейной ^ антибольшевистской борьбе. Заграничные Делегации эсеров и меньшевиков проводили совместные заседания для координации усилий, лидеры меньшевиков активно участвовали в контрпропагандистской кампании на Западе, помогали эсерам в нахождении общего языка с рядом деятелей европейского социалистического движения. Меньшевики также попытались направить своих защитников на процесс, вызвав ярость властей и категорический отказ. Для эсеров было особенно ценно то, что российские меньшевики под угрозами 0 арестов выступали на митингах и рабочих собраниях, устроенных властями, с протестами против процесса, а также боролись печатным словом (по чекистским данным, меньшевистских «контр-революционных проявлений» в связи с процессом оказалось даже несколько больше, чем эсеровских, так как эсеры были ослаблены волнами арестов, приуроченных к процессу). Но, конечно, самой крупной неприятностью для большевиков стала реакция европейских демократических социалистических кругов на процесс, повлекшая разного рода весьма серьезные последствия и затруднения как для легитимации власти большевиков на международной арене, так и для становления Коминтерновского движения.

Чекисты извлекли из хода и итогов процесса свои уроки и свою пользу. Прежде всего, они сумели использовать процесс как своеобразный тест на политическую лояльность к власти, пропустив через всякого рода митинги и собрания по месту работы, демонстрации, вынесение резолюций и подписание петиций значительное число рабочих, служащих и интеллигенции (прежде всего студенчества). Но проверке на лояльность подвергались не только «трудящиеся массы». Подобную, провокативную по своей сути, проверку прошли и три различные категории эсеров: вышедшие из ПСР и вступившие в РКП (б), отошедшие от партийной работы и ушедшие в «культурничество» и личную жизнь, работавшие в разного рода советских органах и учреждениях «активные члены ПСР». От них местные партийные органы и чекисты требовали дачи подписок или объявлений в газеты о выходе из ПСР и отказе от эсеровских убеждений. Не выдержавшие проверки, т. е. отказавшиеся давать подобные ^ подписки и объявления, подверглись увольнениям, арестам и ссылке (естественно, это коснулось, прежде всего, двух последних категорий/.

Важная и активная роль, сыгранная ГПУ в разного рода мероприятиях, нацеленных на «добивание» ПСР, имела большое значение для отстаивания чекистами своего особого статуса внутри партийно-государственного управленческого механизма в момент реорганизации их ведомства, в условиях, когда немалое число видных деятелей партийной советской элиты неоднозначно воспринимало прежнее всевластие «карающего меча революции». Фактически ГПУ продемонстрировало руководству партии и страны, что способно вполне эффективно работать в новых условиях по окончании гражданской войны. Извлекло ГПУ из самого процесса и антиэсеровской кампании также и вполне конкретную для себя пользу — насаждением Бюро содействия была заложена осведомительная сеть в госучреждениях, на производстве, в ВУЗах, а кроме того, была узаконена система внесудебной расправы (административная высылка и ссылка).

Целесообразно отметить те извлеченные большевистским режимом из проведения процесса 1922 г. уроки, которые были использованы для борьбы и подавления уже не столько реальной, сколько потенциальной оппозиции в конце 1920;30-х гг., когда вновь оказался широко задействован такой «кампанейско-репрессивный» инструмент, как показательный процесс. Эсеровский процесс 1922 г. нанес ощутимый удар по самолюбию большевистской и чекистской верхушек, осознавшей сложность задачи лишь по мере того, как приходилось с потерями и издержками преодолевать перманентно возникавшие вокруг процесса скандалы и провалы. В дальнейшем подготовка и проведение процессов такого рода осуществлялись властями значительно более продумано и тщательно.

Главная задача, которую удалось решить властям — были найдены и задействованы такие механизмы и методы, которые при сохранении внешней формы гласного, публичного процесса позволяли эффективно решать ^ поставленные инициаторами процессов задачи, практически не допуская провалов и срывов, вскрывавших инспирированность, политическую заданность процессов. Отныне категорически исключалась возможность возникновения ситуации, когда межведомственные противоречия и конфликты (подобные трениям между ГПУ и НКЮ в 1922 г.) отражались на подготовке и ходе процесса. Гораздо тщательнее осуществлялось предварительное следствие — на него не жалели ни сил, ни средств. Происходит переход к полностью ^ «постановочным» процессам, что позволяло избежать целого веера проблем, столь ярко проявившихся на эсеровском процессе. Конструкция из двух групп подсудимых была применена в советской практике как минимум еще раз — на бакинском процессе с.-р., состоявшемся осенью-зимой 1922 г. Впрочем, часть подсудимых 2-й группы уже на суде заявила о давлении на них и фальсификации следствия, которое вел не кто иной, как знаменитый впоследствии Л.П.Берия4.

Исследование бакинского процесса с.-р., будем надеяться, еще впереди, но даже на основе анализа имеющегося материала можно сделать вывод, что его устроители и вдохновители попытались учесть промахи предыдущего. В этом смысле «бакинский» процесс, хотя и готовился почти одновременно с московским процессом и прошел через четыре месяца после его окончания, все же стоит уже ближе к «постановочным» процессам конца 20-х г. 5. Можно согласиться с предположением М. Янсена, что именно неудача с подсудимыми 2-й группы на бакинском процессе могла послужить последней каплей в чаше сомнений высшего партийного руководства о степени целесообразности и эффективности проведения подобных процессов6, несмотря на то, что незадолго до его проведения — 15 сентября 1922 г. комиссия при Агитпропе ЦК РКП (б) в смешанном «партийно-чекистском составе» (К.Б.Радек, А. С. Бубнов, Н. Н. Попов,.

4 См.: Янсен М. Суд без суда. 1922 год. Показательный процесс социалистов-революционеров / Пер. с англ. М., 1993.С. 198−199.

5 См. Там же.

В.Р.Менжинский, Т. Д. Дерибас, Ашмарин), обсудив вопрос «О постановке новых процессов», постановила признать постановку процессов принципиально целесообразной и поручить ГПУ представить к следующему заседанию комиссии свои соображения по отдельным делам. Тем не менее, громких, «резонансных» эсеровских процессов, подобных «московскому» и «бакинскому», больше не было.

Полностью «постановочные» процессы, несмотря на такой недостаток, как их полная фальсификация, которая могла вскрыться на процессе, в отличие от «полупостановочного» «московского» процесса, где значительная часть действий, в которых обвинялись эсеры, действительно была ими совершена (вопрос лишь в том, можно ли считать эти враждебные большевикам действия преступлением или закономерной реакцией на захват ими власти в октябре 1917 г. и разгон Учредительного Собрания в январе 1918 г.), оказались для властей более приемлемыми и, так сказать, более технологически удобными. Другое дело, что «постановку» необходимо было распространить на все стороны подготовки и проведения процессов и сделать ее более «глобальной», продуманной и отрепетированной до мелочей, чего не было на «московском» процессом 1922 г.

Можно считать, что «технологическая составляющая» в организации политических процессов с этого момента вышла на первый план. Но и ресурсы у вдохновителей и организаторов процессов ощутимо расширились по сравнению с 1922 г. Появилась возможность неспешного подбора и отсева участников процесса, в зависимости от степени их управляемости. Безусловно, огромную роль здесь играло и то, что к этому времени усилилась закрытость страны, и следователи применяли такие способы и методы воздействия на своих «подопечных», о которых в 1922 г. не могло еще быть и речи. Безусловно, психологическое давление, завуалированный шантаж судьбами близких и прочее использовалось партийно-чекистскими кругами и в 1922 г. (и в ряде случаев.

6 Там же. С. 199.

7 Судебный процесс над социалистами-революционерами. С. 568−569. вполне успешно), но масштабы и степень этого давления были иными. В 1922 г. еще не применялись аресты родных с перспективой отправки в лагерь или расстрела, и главное — не было физического насилия и пыток как средств манипуляции подсудимыми. В дальнейшем организаторам процессов удалось достигнуть такого артистизма в манипулировании подсудимыми, что порой даже у неангажированных наблюдателей появлялось впечатление правдивости их показаний и искренности раскаяния. Последнее стало обязательным атрибутом каждого процесса, не раскаявшихся просто не выводили на процесс. В этом также был извлеченный из эсеровского процесса урок — сильный, мужественный противник, способный умереть, но не отречься от своих идеалов, невольно вызывал уважение даже у недоброжелателей и становился примером для подражания для сочувствующих, тогда как унижающийся и молящий о пощадевызывал лишь снисхождение и презрение. Значительно усилилась координирующая и контролирующая функция верхов от согласования стадий и содержания предварительного и судебного следствия, хода самого процесса с разработанным сценарием, до внесения необходимых корректив либо в показания подсудимых, либо в ход следствия или суда. Все это осуществлялось на самом высшем уровне. Сделав выводы из просчетов процесса 1922 г., когда проявилось разномыслие внутри партийной верхушки не только вокруг отдельных тактических шагов, но и вокруг формулы и формата приговора, Сталин ввел практику ознакомления партийного руководства — членов и кандидатов в члены ЦК — с материалами предварительного следствия, протоколами допросов обвиняемых. Это позволяло ему решать сразу три задачи: во-первых, просеивать через своеобразное сито возможные ошибки и нестыковки следствияво-вторых, пропускать через этот «тест на лояльность» уже всю партийную элиту (пассивность в обсуждении, желание отмолчаться, скепсис или недовольство процессом над своими вчерашними товарищами не оставались незамеченными) — в-третьих, это участие использовалось как своеобразная круговая порука, ведь выходило, что сценаристами и руководителями «постановочных» процессов становилась вся партийная верхушка. Провокативная грань подобных процессов вообще значительно усилилась: через тысячи собраний, митингов и демонстраций проверялась лояльность уже миллионов людей из самых различных слоев общества. Пропаганда вокруг процессов позволяла углублять конфронтацию в обществе, не только натравливая на ту или иную социальную группу или слой все остальные, но порой раскалывая даже один слой («красные спецы» против «спецов-вредителей»). Массовое сознание в ходе всех этих собраний, митингов, демонстраций, а также с помощью газет и радио обрабатывалось весьма глубоко и с большим запасом прочности. Публичное осуждение очередных подсудимых приобрело в последующие десятилетия форму «единодушного» и «всенародного» и выполняло крайне важную для власти функцию социальной консолидации советского общества, консолидации, построенной на ненависти к многочисленным врагам. В последующие десятилетия завершилось формирование многоликого образа «врагов народа», внутри которых эсеры занимали видное, но, впрочем, уже не ключевое место.

Рассмотрение итогов и последствий противостояния адептов большевистского «тоталитарного» и небольшевистского «демократического» вариантов социализма с позиций большего временного удаления от 1922 г. позволяет говорить о следующем. Историческую правоту социалистов, еще в начале 20-х годов говоривших о скрытой логике развития диктаторских режимов, о возможности их перерождения, на собственном опыте испытало большинство «победителей» уже с середины 30-х гг. Многие из организаторов и дирижеров эсеровского процесса сами стали жертвами «кампанейского правосудия» (емкий термин канадского историка П. Соломона) и участниками многочисленных процессов, на которых они каялись в не совершенных ими деяниях. В 1922 г. Ленин, Троцкий, Бухарин, Каменев, Зиновьев, Пятаков, Крыленко и многие другие вдохновители, организаторы и участники процесса и многие тысячи коммунистов искренне считали, что «победителей не судят!» и что они одержали победу над «мягкотелыми» социалистами, оказавшимися не способными на применение «железа и крови», оставшимися верными своим старым святынямполитическому кредо и этике российского революционера.

Переодетый в форму красноармейца-конвоира чекист подслушал и донес по начальству мимолетный, но в высшей степени важный для нас разговор между Н. В. Крыленко и А. Р. Гоцем, состоявшийся 4 августа: «После окончания своей речи [Гоц] встретился с тов. Крыленко, который спросил Гоца, неужели они все еще по-старому (так в тексте — K.M.), на что Гоц ответил утвердительно[.]"8. Несмотря на косноязычие чекиста, понятно, что интересовало Крыленко. Самый «талантливый прокурор России», как его характеризовали подсудимые 1-й группы, не спрашивал Гоца о связи с интервентами и пр. — он хорошо понимал Ь цену обвинениям. Он пытался понять, неужели эти люди готовы пойти на расстрел за свои старые интеллигентские и народолюбивые представлениясегодня, когда большевики показали, как можно манипулировать этим народом. Крыленко и большевистская элита расстались со своим «старым» ради власти и искренне удивлялись людям, готовым идти за это на смерть.

Сегодня очевидно, что коммунисты слишком далеко зашли по пути «железа и крови» в стремлении удержать власть. Ломая старые «правила» политической борьбы, разрушая прежнюю корпоративную субкультуру и этические принципы революционера, проповедуя «моральное экспериментаторство» и «революционную целесообразность», большевистские лидеры были уверены, что смогут контролировать ситуацию в обществе и в собственной партии. Прошло лишь одно десятилетие и на почве «красного террора» и всевластной «чрезвычайки», на почве попранных демократических свобод и инакомыслия в стране и даже в собственной правящей партии, на почве насаждаемой «революционной целесообразности» выросла такая бюрократия, которая метко была оценена членом ЦК ПСР Е. М. Тимофеевым еще за несколько лет до репрессий коммунистического аппарата 1936;38 гг., говорившим, что большевики создали такой аппарат, который, не задумываясь, и Ленина уничтожил бы 9. Коммунисты так и не смогли (а иные и не захотели) правдиво и честно ответить на вопрос, который им задавали в тюремных камерах 1937 г. эсеры и меньшевики: «Ну, я здесь, это можно понять, а Вы, Вы-то почему здесь?"10.

Неоцененным и непонятым также остался и потенциал различных вариантов небольшевистских альтернатив социализма. Представляется, что одно из правых течений в эсеровской партии (Н.Д.Авксентьев, И. И. Фондаминский, В. В. Руднев, М.В.Вишняк), впитав новые веяния эпохи, могло бы придти к социал-реформизму, но не западноевропейского социал-демократического типа, а в своеобразном народническом варианте, не будь этот процесс прерван и не будь изолирована фракция Авксентьева в эмиграции, а продолжи она активную политическую деятельность в России. Их теоретическое наследие (наряду с наследием некоторых других течений в народничестве и неонародничестве) заслуживает сегодня самого пристального и серьезного изучения. Актуализация в современном российском обществе идей «нового», «демократического», «эволюционного» социализма и все нарастающие попытки создания организаций, движений и партий подобного типа обусловливают и необходимость переосмысления неонароднического идейного багажа. Парадокс заключается, на наш взгляд, в том, что глубоко укоренившийся в советское время взгляд на неонародников как на «социалистов-реакционеров», цеплявшихся за «почвеннические» предрассудки и пережитки, не позволяет многим из сегодняшних «социал-демократов» и «новых социалистов» увидеть, что целый ряд идей и решений можно почерпнуть не только в теории и практике европейской и русской социал-демократии, но и в теоретическом наследии некоторых течений русского неонародничества (в большей степени адаптированного к русским условиям и менталитету народа), в некоторых своих частях не потерявшем своего значения и сегодня.

9 Е. М. Тимофеев и другие члены ЦК ПСР после процесса 1922 г. / Публ. М. Янсена // Минувшее. Исторический альманах. Вып. 7. М., 1992.

10 Там же.

Еще один парадокс заключается в том, что идейная и человеческая победа, одержанная 22-мя подсудимыми над судившим их режимом, адекватно оцененная частью тогдашнего общества и общественным мнением Европы, в современном российском обществе вряд ли может рассчитывать на подобную оценку. Сегодня, несмотря на то, что идейные и человеческие позиции подсудимых эсеров для многих предпочтительнее, чем позиции большевиков, а история вынесла свой приговор большевизму, в массовом общественном мнении сильна позиция — победили все-таки большевики, пусть и не потому что оказались правы, а потому что выжили, уничтожив своих врагов. Излюбленное выражение радикальной интеллигенции начала XX в., в качестве жизненного jp кредо утверждавшей: «Делай, как должно, и пусть будет, как будет!», в начале XXI в., в оторванном от собственных корней и традиций, сбитом с толку и конформистском постсоветском обществе, значительно менее понятно, чем выражения «Победителей не судят!» и «Прав не тот, кто прав, а у кого больше прав!».

Значимость противостояния 22-х социалистов-революционеров, как и их место в шеренге противников советской тоталитарной системы, поняли лишь немногие, пришедшие много десятилетий спустя и сравнившие, подобно В. Т. Шаламову, суд над писателями Андреем Синявским и Юлием Даниэлем с процессом над ПСР: «Со времени дела правых эсеров — легендарных уже героев революционной России — это первый такой политический процесс. Только правые эсеры уходили из зала суда, не вызывая жалости, презрения, ужаса, недоумения."11.

11 Цит. по: Янсен М. Суд без суда. С. 7.