Социальная психология крестьянства Урала в период сплошной коллективизации: 1929-1933 гг

Сплошная коллективизация в СССР остается для отечественной и зарубежной исторической науки важным объектом исследований, поскольку представляет собой исторический феномен, который требует изучения всех его компонентов, включая социально-психологические.

Все очевиднее, что представление о такой масштабной исторической реформе, какой являлась сплошная коллективизация, без рассмотрения и учета психологии крестьянства, жившего в столь сложный, критический для всей страны период, без определения и осознания влияния психологических факторов на социально-исторические условия — остается не только неполным, но и приобретает «обесчеловеченный» характер.

Тем не менее, вплоть до конца 1980;х гг. в исторической науке социально-психологический аспект исторических событий, явлений и фактов учеными почти не исследовался. Среди причин такого положения следует отметить жесткий идеологический контроль, заставлявший ученых отказываться от анализа социально-психологической составляющей исторического процесса, традицию, сложившуюся в советский период, не «психологизировать» социальные закономерности1.

Между тем, социально-психологический подход к историческому анализу масштабных явлений — не самоцель. Суть такого подхода в целостности взгляда на каждый изучаемый отрезок времени с точки зрения человека этого времени и включенности конкретного человека в разнородные, хаотичные процессы, протекающие в социальной среде его обитания. Внутренний мир человека придает этим процессам смысл, цель, полноту и цельность. Поставив человека в центр исторического процесса, основатели синтетического антропологического подхода, историки школы «Анналов» JI. Февр, М. Блок и их последователи Ф.

Бродель, Жак Jle Гофф, Ж. Дюби и др. — продемонстрировали открывающиеся на этом пути новые возможности для постижения истории.

В нашей стране значительный вклад в развитие исторической психологии внесли Б. Ф. Поршнев, А. Я. Гуревич, В. В. Никандров, И. Г. Белявский, В. А. Шкуратов, Л. И. Анцыферова, В. Ю. Боброва, Л. Г. Бадалян и другие ученые. Мы не вдаемся в разбор путей и трудностей становления исторической > психологии в СССР в 1960;1980;е гг. и ее развития в России с 1990;х гг., поскольку многими современными исследователями, обращавшимися к изучению проблем общественного сознания, это уже делалось неоднократно4, но вместе с тем отмечаем, что нам близки взгляды ученых, которые считают, что социально-экономическое и политическое объяснение хода истории «перестало удовлетворять серьезных историков, что такого рода объяснительные модели механистичны и не отвечают коренной специфике науки истории» и что «повышение внимания к личности как ведущей структурной единице общества. актуализировало проблемы связей между историческими событиями и психическими явлениями"5. При этом, как обоснованно считает В. В. Никандров, особый интерес представляют вопросы «влияния психологических факторов на социально-исторические условия,. а также раскрытие социально-психологических механизмов изменения человека в историческом процессе, прогнозирование социально-психологических тенденций и конкретных ситуа 6 ции» .

В составляющей наш научный интерес проблеме социальной психологии крестьянства в период сплошной коллективизации, основным объектом социалистических аграрных преобразований, социальной общностью, в полной мере 1 испытавшей на себе перипетии сталинского аграрно-политического эксперимента, оказался целый класс. Увидеть суть и последствия масштабных кардинальных преобразований в любой из сфер жизни и деятельности такой большой социальной общности, как многомиллионное крестьянство, к тому же в условиях огромного государства — крайне сложная задача. Крестьянское население харастеризуется не только типичными для данного класса чертами, но и набором социально-психологических качеств и особенностей, определяемых комплексным своеобразием региона, его природно-географическими, экономическими, культурно-историческими и другими условиями.

В связи с этим особенно возрастает значимость региональных исследований, позволяющих рассматривать исторические факты и события, изменения в социально-психологическом состоянии крестьянства во взаимосвязи с реальными процессами развития региона.

Учитывая, что Уральской области в 1929;1933 гг. отводилась особая роль в осуществлении планов индустриализации, воздействие которой и на процессы коллективизации, и на социально-психологическое состояние сельского населения проявилось здесь более отчетливо, чем во многих других регионах страны, обращение к проблеме социальной психологии крестьянства Урала представляется особенно актуальным.

О значении проблемы можно говорить и с точки зрения извлечения уроков из прошлого. Исторический опыт показывает, что осуществление даже назревших, жизненно важных преобразований при отсутствии соответствующих социально-психологических предпосылок, равнодушии или негативном отношении к ним со стороны больших групп населения — может оказаться под угрозой. Невнимание к настроениям, социальному тонусу, общественному мнению ведет к снижению доверия к решениям и действиям властных структур, к падению социально-экономической активности, нарастанию аполитичных настроений, гражданской пассивности.

Сплошная коллективизация оказала настолько сильное воздействие на все стороны жизни крестьянства, включая психологическую, что ее последствия продолжают ощущаться и сегодня. Поэтому причины очевидных неудач многих из начатых в деревне институциональных и социально-экономических преобразований следует искать не только в современных условиях, но и в тех явлениях и процессах, которые были характерны для периода аграрных преобразований конца 1920;начала 1930;х гг.

Объектом исследования является крестьянство Урала в период проведения сплошной коллективизации (1929;1933 гг.).

Предметом исследования определены социально-психологические явления и процессы в крестьянской среде, вызванные проведением аграрной социалистической реформы.

Хронологические рамки исследования ограничены 1929 — 1933 гг. Нижняя временная граница совпадает с началом сплошной коллективизации в стране. Выбор верхней границы определяется концом 1933 г., когда на Урале объединение крестьянских хозяйств в колхозы стабилизировалось на уровне не ниже 68−70%, установленном Постановлением ЦК ВКП (б) «О темпах дальнейшей коллективизации и задачах укрепления колхозов» от 2 августа 1931 г. в качестве критерия для признания «завершения в основном коллективизации того или иного района или области"7.

Для выявления изменений в социально-психологическом состоянии крестьянства Уральской области на разных этапах сплошной коллективизации нами учитывался доколхозный период развития аграрных отношений в СССР и на Урале (с октября 1917 г. до ноября 1929 г.).

Территориальные рамки диссертационной работы охватывают Уральскую область, включавшую в период коллективизации территории современных Свердловской, Челябинской, Курганской, Пермской, Тюменской областей и частично Башкирской и Удмуртской республик.

Степень изученности проблемы. История сплошной коллективизации имеет достаточно обширную историографическую традицию, чего нельзя сказать об изучении социальной психологии крестьянства как Советского Союза и России в целом, так и отдельных регионов, в том числе Урала.

В развитии отечественной историографии по исследуемой проблеме нами выделены два основных этапа:

1) 1970;1980;е гг. — начало изучения проблем социальной психологии крестьянства периода сплошной коллективизации профессиональными историками в рамках господствующей идеологической схемы.

2) Конец 1980;х гг. — по настоящее время (современный этап) — пересмотр прежней исследовательской парадигмы, становление нового концептуального подхода.

Нельзя не отметить, что определенный интерес к проблеме социальной психологии советского крестьянства прослеживался на протяжении послереволюционного десятилетия, но с началом сплошной коллективизации в обстановке безраздельного господства тоталитарной системы, давления жестких идеологических ограничений, в условиях, когда социальная роль крестьянства оценивалась как второстепенная, а само крестьянство воспринималось как носитель «мелкобуржуазных пережитков», профессиональными отечественными историками интересующая нас проблема практически перестала изучаться.

Активизация исследований по истории советского крестьянства, наметившаяся со второй половины 1950;х гг. в связи с политическими и духовными сдвигами в обществе, не привела к кардинальным изменениям в принципах и подходах к изучению истории. Лишь немногие ученые активно выступали против неправды и фальсификаций в отечественной науке, за свободное и творческое ее развитие, стремились раскрывать историю крестьянства с человековед-ческих позиций. В числе таких ученых, на наш взгляд, прежде всего следует назвать В. П. Данилова, который уже в первых своих трудах, основанных на исследовании архивных материалов и документов, доказывал, что процессы модернизации и индустриализации в сельском хозяйстве предполагают переустройство не только производства, но и отношений внутри крестьянского сообщества.

Однако всевластие цензуры, запреты на изучение отдельных событий и целых исторических этапов, новое закрытие архивов, административно-бюрократические методы руководства наукой, ставшие неотъемлемой частью новой социалистической реальности со второй половины 1960;х гг., не способствовали проведению исследований социального общения людей, их взаимодействия. Тем не менее, научный интерес к социально-психологической проблематике возрастает. Б. Ф. Поршнев, А. Я. Гуревич, Л.И. Анцыферова8 и другие ученые начинают активную исследовательскую деятельность на стыке исторической и психологической наук. Но и появление в отечественной историографии новых методологических подходов не активизировало проведение исследований по проблемам социальной психологии крестьянства.

Начало таких исследований было положено во второй половине 1970;хв 1980;е гг. И. С. Кузнецовым, В. В. Гаташовым, О. С. Осиповой, H.JT. Рогалиной, В. Е. Щетневым, Н. Я. Гущиным и другими историками9. В своих статьях и диссертационных работах они рассматривали проблемы формирования психологии доколхозного и колхозного крестьянства, ее динамику, особенности общественных настроений разных категорий крестьян.

При этом Н. Я. Гущиным обосновывалась необходимость изучения активной роли крестьянства в социальных процессах. Он отмечал, что такие важные сферы жизнедеятельности, как общественное сознание, идеология, социальная психология крестьянства изучены особенно слабо10.

Появление исследований, раскрывающих социально-психологические аспекты жизнедеятельности крестьянства, несомненно, являлось позитивным сдвигом в изучении актуальной, но весьма сложной проблематики. Вместе с тем, суждения и выводы о социально-психологических особенностях крестьянского сообщества носили в основном декларативный характер, не подкреплялись анализом конкретного материала. Почти не использовались специальный понятийный аппарат, адекватные источнико-методические приемы. Общим и наиболее существенным недостатком исследований было то, что они несли на себе печать жестких идеологических установок и ограничений. Акцент неизменно делался на мелкобуржуазности, индивидуализме, отсталости, консерватизме «единоличного» крестьянства. Позитивные же изменения связывались с социалистическим преобразованием сельского хозяйства", «победой колхозного строя». Самокритично оценивая свои работы этого периода, И. С. Кузнецов усматривает значение таковых «скорее в постановке новых исследовательских задач, нежели в их адекватном решении"11.

В 1982 г. задачи изучения социальной психологии крестьянства были рассмотрены в статье В. П. Данилова и В. П. Шерстобитова, поставивших вопрос о соотношении «социально-психологических» и «идеологических» компонентов в крестьянском сознании12.

К исследованию особенностей психологии крестьянства начинают все чаще обращаться представители других дисциплин. Среди работ этого периода, посвященных особенностям социальной психологии крестьянства, несомненный интерес вызывает коллективная монография ученых Института психологии АН СССР, вышедшая в 1983 г. 13.

Наметившиеся в стране со второй половины 1980;х гг. радикальные общественно-экономические преобразования способствовали дальнейшему усилению интереса исследователей к проблемам социально-психологической составляющей исторического процесса. В. П. Данилов, H. J1. Рогалина, Н. Я. Гущин, В. А. Ильиных и другие ученые14, изучая историю коллективизации, рассматривают проблемы конфликта власти и крестьянства, раскрывают методы проведения коллективизации, причины замедления темпов экономического роста в сельском хозяйстве. Вместе с тем, и в вышедших в этот период трудах, можно обнаружить лишь отдельные обращения к крестьянской психологии, к анализу психологических явлений в крестьянской среде.

В 1990;е гг. в отечественной истории начинает складываться новое научное направление — «крестьяноведение», одним из основополагающих методологических подходов которого стало изучение крестьянства как класса в его социальной дифференциации, а вторым (культурологическим) подходом — исследование «родовых» признаков крестьянства (психосоциальный тип).

Развитие крестьяиоведеиия позволило объединить самые разнообразные области знания в изучении крестьянства, преодолеть односторонние экономические или политические интерпретации его истории и выйти на рассмотрение тех проблем развития крестьянства, которым раньше почти не уделялось внимания, в том числе и социально-психологических.

С позиций нашего научного исследования особый нтерес вызывают труды В. П. Данилова, Н. А. Ивницкого, И. Е. Зеленина, В. Ф. Башмачникова, А. В. Гордона, А. А. Никонова, в которых на основе документальных источников воссоздается реальная картина событий коллективизации, анализируется сложное переплетение нового образа жизни и традиционного уклада, не изжившего себя в период аграрных преобразований, H. J1. Рогалиной, Н.В. Козловой15 и других ученых, ориентированные на анализ социально-психологического состояния крестьянского сообщества на разных этапах сплошной коллективизации.

Анализ отечественной историографии показывает, что социально-психологическим аспектам сплошной коллективизации в большей степени уделяют внимание ученые, изучающие региональную историю. И это не случайно. Исследование социальной психологии крестьянства в рамках конкретного региона позволяет учитывать влияние его специфических условий на социализацию людей, их взгляды, настроение, поведение, что подтверждают работы И. С. Кузнецова, Э. В Гатилова 16 и других историков.

Первые шаги в осмыслении социально-психологических проблем крестьянства Урала в период сплошной коллективизации были предприняты партий.

17 ными и советскими работниками, журналистами .

В неглубоких по содержанию публикациях, основанных на избирательной фактографии, показывалась достаточно благополучная картина колхозного строительства, давалась, как правило, тенденциозная оценка событий и явлений, связанных с проведением коллективизации. Но и в работах такого рода непреднамеренно фиксировалась атмосфера этого времени, что позволяет использовать их сегодня для социально-психологического анализа.

Весьма показательна, на наш взгляд, в этом отношении работа П. Бажова, сумевшего, не отступив от идеологической схемы, отразить «в нескучной форме» (используя выдержки из писем, записи разговоров с крестьянами), не только те сдвиги хозяйства и быта, которые он наблюдал" в д. Любиной Байкалов-ского района, но и психологическое состояние разных групп крестьян в период с 1925 по 1930 гг.18.

А.Я. Сирсоном показано, как с помощью продуманного идеологического влияния «пробуждают» озлобление, ненависть к кулакам19.

П. Хлестовым в традиционной для данного времени манере передано психологическое состояние кулаков в начале коллективизации: «Кулачество оказало бешеное сопротивление, а его агентура — подняли писк и вой"20 и т. д.

Уральские историки приступили к изучению коллективизации лишь во второй половине 1950;х гг. Для уральской исторической науки этого периода было характерно преобладание традиционно социалистических оценок и выводов о колхозном строительстве на Урале, имели место фактические ошибки.

Вместе с тем труды В. Н. Зуйкова, А. В. Бакунина, Е. А. Ивановой и других уче-21 ных интересны для нас как источники введенных в оборот материалов центральных и местных архивов.

Несмотря на расширение исследований в 1960;епервой половине 1970;х гг. по проблемам коллективизации, социально-психологические аспекты аграрной реформы уральскими учеными по-прежнему не рассматривались. В то же время в работах Н. В. Ефременкова, М. А. Ивановой, И. Е. Плотникова, В. Е. Муравьева, В. Б. Цыганова, А. Ф. Фунтова и других историков стало больше внимания уделяться социальным аспектам жизни уральского села, влиянию специфических особенностей региона на процессы коллективизации на Урале.

Одними из первых к анализу новых социалистических общественных отношений в уральской деревне, методов формирования общественного сознания колхозного крестьянства в годы коллективизации обращаются М. А. Иванова,.

В.П. Мотревич, Г. Е. Корнилов, Р. П. Толмачева и др. Во второй половине.

1970;х — в 1980;е гг. появляются работы названных ученых, в которых рассматриваются многообразные связи, взаимоотношения между различными группами крестьянства в процессе их экономической, социально-политической и культурной деятельности, раскрывается общественно-политическая активность сельских тружеников.

На современном этапе развития исторической науки социально-психологические явления и процессы сплошной коллективизации находят свое отражение прежде всего в работах таких уральских ученых как И. Е. Плотников, JI.H. Мазур, М. В. Попов, Г. Е. Корнилов, С. И. Быкова, М. В. Булавин, А. С. Еремин, А. А. Базаров и др.24 На основе документальных источников и нарративных материалов названные авторы раскрывают в своих статьях, диссертационных трудах и монографиях изменения социальных условий жизни и труда уральских крестьян в период аграрных преобразований, особенности формирования нового образа жизни советского крестьянства в доколхозный и колхозный период, изменения в его традиционных взглядах, представлениях, в отношениях к власти, к труду, к вере, культуре.

Наряду с отечественными учеными определенный вклад в изучение социально-психологического аспекта проблемы сплошной коллективизации внесли и зарубежные авторы.

С позиций нашего научного исследования несомненный интерес вызывают труды Ш. Фицпатрик, посвященные вопросам «соответствия политики Сталина реальным потребностям и желаниям народных масс», в которых используются документы и материалы центральных и местных архивов, чтобы показать изменения в настроениях крестьян. Однако нельзя не отметить, что Ш. Фицпатрик интерпретирует источники (письма крестьян, официальные донесения, отчеты и др.) односторонне, с определенной предвзятостью, в силу стереотипов, которые преобладают в западно-исторической науке по отношению к СССР и России. Не учтена сложность социальной психологии российского (советского), в т. ч. уральского крестьянства, которому Ш. Фицпатрик в своей работе «Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в.

— ЗЛ 25.

30-е годы: деревня" уделяет определенное внимание .

Т. Шанин (направление «крестьяноведение»), Ст. Мерль, Ш. Фицпатрик,.

М. Левин, Р. Пайпс, Л. Виола и др. рассматривают такие формы крестьянской общественной жизни, как брак, религия, верования, язык, отношение к власти. При этом представления о характерных для психологии русского крестьянства глубоком традиционализме и консерватизме названными зарубежными учеными переносятся на всю историю крестьянства XX в. Так, в работах Р. Пайпса показано, что традиционное «первобытное» сознания мужика оказало влияние на все преобразования в советский период, в том числе на сплошную коллективизацию27.

Относительно исследуемой нами научной проблемы в англоамериканской историографии особый интерес представляют темы политики партии по отношению к различным слоям крестьянстванасилия в деревне, репрессийпоследствий коллективизации для дальнейшего развития страны, для духовного и нравственного состояния крестьянстваклассового размежевания в доколхозный период и в период коллективизацииклассовой борьбы в деревне. Э. Карр (как и ряд других зарубежных историков) считает, что различие между категориями крестьян было провести невозможно, как и дать четкое определе.

28 ние кулака, зажиточного, среднего и бедного крестьянина .

В сравнении с отечественной историографией зарубежная литература, включающая проблемы социальной психологии доколхозного и колхозного крестьянства, отличается большим разнообразием концептуальных подходов. Однако специальные работы на эту тему в зарубежной советологии отсутствуют. Исключением можно считать исследование общественной психологии крестьянства периода сталинской «революции сверху», осуществленное японским ученым X. Куромия, на основе таких источников, как сводки ОГПУ о политических настроениях, фольклор, анекдоты, частушки29.

В целом, и в отечественной, и в зарубежной историографии имеющиеся суждения о крестьянской психологии носят преимущественно фрагментарный и априорный характер. Мы разделяем мнение, А .Я. Гуревича о том, что на протяжении длительного времени «историки, и не одни только отечественные, концентрировали свое преимущественное внимание на социально-экономических и политических аспектах истории». В результате ее социально> психологическая составляющая остается до настоящего времени слабо изученной, являясь при этом одной из самых актуальных, поскольку «наиболее продуктивное и перспективное направление современного исторического знания ориентировано именно на психологию"30.

Источниковая база, составившая основу исследования социальной психологии крестьянства Урала в период сплошной коллективизации, достаточно обширна. В процессе работы над проблемой особое внимание было уделено выявлению тех документов и материалов, которые в наибольшей степени позволяли воссоздать психологическое состояние уральского крестьянства в период кардинальной ломки крестьянского быта, проследить, как происходила * вынужденная адаптация крестьян к меняющимся условиям жизни, к новой системе хозяйствования.

Выявленные источники с целью их систематизации разделены на опубликованные и неопубликованные.

Среди неопубликованных источников, отобранных из фондов Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ), Российского государственного архива экономики (РГАЭ), Государственного архива Свердловской об-1 ласти (ГАСО), Центра документации общественных организаций Свердловской области (ЦДООСО), Государственного архива Челябинской области (ГАЧО), Объединенного государственного архива Челябинской области (ОГАЧО), выделены следующие их группы: нормативные, организационно-распорядительные документы областных партийных и советских органовделопроизводственные и информационно-отчетные материалы органов власти разных уровней, статистические документы, материалы личного происхождения.

Документы первой группы дали представление о характере политики советской власти в период подготовки и проведения сплошной коллективизации, об особенностях ее осуществления в Уральском регионе.

Материалы второй группы расширили представление о методах проведения общественно-политических и экономических мероприятий и кампаний в уральской деревне в период с конца 1929 по 1933 г., отразили обстановку правового произвола, психологического давления и принуждения, специфику отношения разных категорий крестьянства к преобразованиям в сельском хозяйстве.

Многие делопроизводственные и организационно-распорядительные документы имеют грифы «Секретно», «Совершенно секретно», «Строго секретно», «Не подлежит оглашению», «Для служебного пользования». Достоверность информации в этих документах наиболее высокая. В то же время следует отметить ограниченность информационных возможностей этой группы источников по причине тенденциозности официальной информации, ее фальсифицированного характера, когда желаемое выдавали за действительное, утверждая, например, что произошел «решающий поворот» в сознании крестьянства и т. п. Основное внимание в таких документах уделялось полярным группам крестьянства (кулакам и беднякам), в то время как психологическое состояние его основной массы — «середняков» фактически не характеризовалось.

Особый интерес с точки зрения рассматриваемой проблемы представили информационно-отчетные материалы Уралобкома ВКП (б), Уралоблисполкома, окружных и районных комитетов партии, органов госбезопасности, в которых находили отражение такие важнейшие общественно-политические и экономические мероприятия как хлебозаготовки, выборы Советов, раскулачивание, выселение. В указанных материалах, как правило, специально выделялись разделы, порой весьма значительные по объему, с информацией о настроениях различных групп крестьян. При этом нельзя не отметить как существенный недостаток информационно-отчетных материалов фрагментарность отражения в них исследуемого объекта, поверхностные оценки крестьянской психологии, связанные с теми или иными конкретными проявлениями массового сознания (настроения). Обобщающие характеристики социально-психологических явлений нередко носят формальный, декларативный характер. Приводимые примеры порой выбраны произвольно, случайно.

Статистические материалы центральных (ГАРФ, РГАЭ) и региональных архивов (ЦДООСО, ГАСО) частично компенсировали недостатки опубликованных статистических сборников советского периода, дополняя и корректируя сведения о темпах коллективизации, количестве раскулачиваемых, выселяемых, подвергаемых чисткам, о выходах из колхозов, об отходничестве крестьян и т. д., предоставляя информацию не только по области, округам, районам, но и по отдельным сельским советам, колхозам, а также по единоличным хозяйствам, что позволило сделать более обоснованные выводы о тенденциях в изменении социально-психологического состояния уральских крестьян в период сплошной коллективизации.

Особое место среди неопубликованных источников занимают документы и материалы личного происхождения: письма крестьянжалобы в различные инстанции, в областные и районные газетызаявления о приеме в колхоз, о выходе из колхозовлистовки, воззвания, частушки.

Поистине уникальным источником для изучения особенностей социальной психологии крестьян в столь сложный исторический период, как сплошная коллективизация, стали неопубликованные письма. Письма открывают наиболее прямой путь к субъективному миру их создателей, фиксируют психологические и вербальные реакции различных социальных прослоек крестьянства на события и явления социально-экономической и политической жизни. При этом мы разделяем точку зрения И. А. Кузнецова о том, что историку не всегда приходится доверять «непосредственно выраженным заявлениям людей, но «докапываться» до более потаенного пласта, который может быть обнаружен в этих источниках"31.

Заявления о приеме в колхоз и выходе из колхозов дают возможность оценить, как изменялись настроения, мотивация различных групп крестьян, их отношение к колхозам на всех этапах коллективизации. Заявления свидетельствовали также о существовании права крестьян на добровольность (хотя и в очень ограниченном варианте) в принятии своих решений.

Коллективные и личные жалобы крестьян (заявления, прошения) позволили лучше представить процессы раскулачивания, выселения на Урале. В каждой из жалоб, особенно личных, присутствует эмоциональное отношение к произошедшему. Кроме того, личные жалобы, как правило, содержат сведения о личности раскулаченного, выселенного или лишенного избирательных прав, о его семье, хозяйстве.

Воззвания и листовки отразили представления, прежде всего имущей части крестьян, о властных структурах, о колхозном строительстве и т. д., дали возможность лучше понять и оценить психологическое состояние тех, кого раскулачивали, выселяли, кто вынужден был призывать к оказанию сопротивления власти.

Частушка, как справедливо заметил М. К. Азадовский, «весьма живо» фиксировала отношение крестьян к происходящим событиям, «ярче, чем что.

32 либо", отразила «все изменения настроений крестьянской массы» .

Все архивные документы в основном машинописные, но имеются и заявления, письма крестьян, написанные от руки, работа с которыми порой осложнялась неразборчивостью почерка их авторов, частичной утратой текста (выцвели чернила, стерся карандаш). Наряду с подлинниками в архивах находятся копии, заверенные копии, оттиски без оригиналов.

В комплексе нарративные источники помогли представить психологическое состояние различных групп крестьянства Урала на каждом из этапов аграрной социалистической реформы.

Категорию опубликованных источников составили законодательные акты и нормативные документыделопроизводственные, отчетно-информационные материалы областных, окружных, районных органов властидокументы и материалы общественных организацийстатистические материалыматериалы периодической печатикрестьянские мемуары.

Изучение документов Коммунистической партии, законодательных актов, имевших самую высокую степень легитимности, расширило представление о направленности аграрной политики советского государства в доколхозный период и в годы сплошной коллективизации, а также о системе взаимодействия центра с партийными и советскими органами на местах, чья деятельность непосредственно влияла на изменения в настроениях, поведении крестьян, на их отношение к властным структурам разных уровней.

Нормативные документы областных партийных и советских органов позволили уточнить и конкретизировать представление о целях, содержании и методах административно-управленческой деятельности по реорганизации сельскохозяйственного производства, строительству новой жизни в деревне.

Делопроизводственные, отчетно-информационные материалы отразили реально сложившееся положение дел в уральской деревне в период коллективизации, обстановку правового произвола, экономического и психологического давления и принуждения по отношению к крестьянству.

При изучении процессов формирования государственной аграрной политики и ее реализации на местах, вызывавшей ответную реакцию разных слоев крестьянского населения, был использован ряд сборников документов и материалов центральных и местных архивов.

В документальной публикации «Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание"33 с позиций нашего научного исследования интерес представляли документы Политбюро и Секретариата ЦК ВКП (б), ОГПУ, Верховного суда и прокуратуры, а также письма и жалобы в связи с применением «чрезвычайщины» — насильственных изъятий хлеба и другой продукции, беззаконных арестов и т. д., воссоздающие психологическое состояние крестьян. > Были использованы также сборники документов и материалов уральских историков, составленные в основном на основе источников, находящихся на хранении в архивах областного и районного значения.

Один из таких сборников «История коллективизации сельского хозяйства Урала (1927;1937)» содержит кроме организационно-распорядительной и учет-но-отчетной документации местных партийных и государственных органов, письма и заявления крестьян, отражающие их настроения, отношение к происходящим в деревне событиям, оценки мероприятий органов власти.34.

Сборник «Челябинская область. 1917;1945 гг.» составлен на основе малоизвестных документов, в большинстве своем причислявшихся ранее к секрет-1 ным, которые дают представление о том, как влияли на настроения крестьянства Южного Урала организация колхозов методами «административного запугивания» и насилия, осуществление налоговой политики прежде всего за счет крестьян, конфискация имущества, выселение кулаков на север Уральской области и другие действия власти35.

Раскулаченные спецпереселенцы на Урале 1930;1936 гг. (Банк данных по региональной истории Урала в XX в.)" включает информацию, позволяющую увидеть, как влияло раскулачивание на традиционный жизненный уклад 1 крестьянства, на настроения, поведение крестьян, оценить состояние людей,.

36 лишенных избирательных прав .

Продовольственная безопасность Урала в XX в. 1900;1984″ содержит организационно-распорядительные документы областных партийных и советских органов, раскрывающие недостатки общегосударственного и областного планирования, документы низовых организаций со сведениями о проведении хлебозаготовок, о фактах и причинах голодания сельского населения на Урале, о поисках выхода из создавшегося положения, о случаях социального протеста колхозников против политики властей, заявления, письма единоличников и колхозников И. В. Сталину, в Уралобком, в РКИ Уралоблисполкома о перегибах при организации колхозов, об отсутствии хлеба на семена и на еду, о плохой * организации труда в коллективных хозяйствах, о причинах выходов из колхо.

37 зов, что позволяет увидеть и оценить психологическое состояние крестьян в период коллективизации.

Сборник «Сплошная коллективизация и раскулачивание в Зауралье: Материалы по истории Курганской области» включает, кроме архивных документов и материалов по различным аспектам коллективизации и раскулачивания в одном из ведущих сельскохозяйственных районов Урала, воспоминания очевидцев, отразившие, как отметил И. Е. Плотников, «порой такие моменты жизни, которые не могли быть засвидетельствованы ни в одном документе», передавшие настроения, переживания крестьян, связанные «с великим переломом в то деревне» .

Статистические материалы, при сопоставлении с решениями, постановлениями партийных и советских органов позволили проследить уровень эффективности действий власти и исполнения ее программ, зависимость изменений в социально-психологическом состоянии крестьян от темпов и методов проводимых в 1929;1933;х гг. кампаний.

Отдельную группу составили материалы центральных и местных изданий периодической печати, содержащие официальные сообщения, законодательные s акты, хронику, заметки-отчеты о проведении коллективизации на Урале, а также письма крестьян.

Оперативность реагирования на события, информация с мест по актуальным вопросам, связанным с проведением коллективизации, даже с учетом цензурных ограничений советского периода, делает газеты важнейшим источником изучения взглядов, настроений, поведения различных слоев крестьянства в исследуемый период. В то же время нами учитывалось, что на характер публикуемых материалов, формировавших общественное настроение, свое влияние оказывала официальная позиция властей, вследствие чего сообщаемые в газетах данные, выводы и оценки далеко не всегда соответствовали реальной действительности.

I Значительную ценность для настоящего исследования представили опубликованные письма крестьян, в которых нашли отражение их настроения, отношение к кампаниям и мероприятиям, организуемым властью. Среди писем в газеты выделяются письма-раздумья «крестьян-интеллигентов», где авторы не просто сообщали о каких-то фактах крестьянской жизни, но и спорили, высказывали свою позицию по вопросам организации колхозов, предлагали органам власти свои варианты решения тех или иных проблем. Таких писем значительно меньше, чем писем-жалоб, писем-заявлений и информативных писем, разоблачающих и критикующих действия отдельных должностных лиц и учреждений. Характер и содержание основной части указанных групп писем не только.

1 подтверждает распространенность в период коллективизации так называемых перегибов" и «ошибок» в работе органов власти, но и позволяет увидеть, как эти негативные факторы и явления воспринимались крестьянами разных категорий, влияли на самочувствие сельского населения.

Письма, направленные в поддержку советской власти и коммунистической партии (письма-агитки, письма-самоотчеты об общественной работе, праздниках, собраниях и т. п.), в основном сводились к подчеркиванию преимуществ коллективного хозяйствования, подкрепляемых ссылками на положительные изменения в жизни крестьян, к общим суждениям или пропагандистским лозунгам. Информационный потенциал данного круга писем ограничен. Вместе с тем, эта группа писем отражает факт существования в деревне конца 1929 — начала 1930;х гг. определенного слоя сторонников власти, веривших в ее способности воплотить социальные идеалы в реальную действительность.

Следует отметить, что жанр, как некий формообразующий признак, присущ далеко не каждому письму. Практически невозможно было осуществить тематическую или проблемную классификацию крестьянских писем также в силу многотемности и многопроблемности большинства из них.

Особенность анализа крестьянских писем в газету как массового источника определяется и тем обстоятельством, что письма известны нам главным образом по их публикациям в печати, поскольку подлинников редакционные архивы практически не сохранили. Учитывалось и то, что из писем публиковалась лишь их незначительная часть, к тому же подвергшаяся жесткой цензуре. Отдельную группу составили письма селькоров, среди которых до 80% составляли крестьяне. По количеству сельских корреспондентов Уральская область занимала в стране одно из первых мест (наряду с Московской, Тамбовской, Во.

ТО ронежской губерниями). При анализе писем селькоров принималось во внимание, что к началу сплошной коллективизации в результате тщательного отбора в селькоровской среде оставалась наиболее активная и, как правило, лояльная по отношению к правящему режиму часть крестьянства из числа батраков, бедняков, бывших красноармейцев, комсомольцев, членов партии и т. п. Таким образом, в лице селькоров газета имела не просто информаторов на местах, но активных общественников, опору проводимого партией курса на обобществление крестьянских хозяйств и ликвидацию кулачества как класса.

Дифференцированный подход к отбору источников, учет информационного потенциала каждого их вида, изучение и анализ используемых документов и материалов создали необходимые и достаточные предпосылки для реализации сформулированных исследовательских задач.

Методологической основой диссертационного исследования является теория модернизации. При этом опора на модернизационную теорию сочетается с цивилизационным подходом к исследуемым явлениям и процессам, позволяющим углублять их познание, используя человековедческий (антропологический) метод, который, согласно утверждению И. Д. Ковальченко, учитывает каково было положение человека в основных сферах его деятельности в определенном пространстве или в то или иное время", чтобы «вписать» изучаемые явления в те сферы, где «аналогичная деятельность повторяется в новых усло.

ВИЯХ" .

С целью обоснования и уточнения наших методологических позиций считаем необходимым определить, что нами понимается под модернизацией и какова, на наш взгляд, ее связь с процессами коллективизации и с изменениями в социальной психологии крестьян.

Среди многих дихотомических определений понятия модернизации нам наиболее близка дефиниция академика В. В. Алексеева. Определяя модернизацию как «переход стран от традиционного аграрного общества к современному, индустриальному"41, он подразумевает под ней комплексный, многосторонний процесс. Согласно теории модернизации — главной ее сутью является развитие и обновление различных сторон жизни и деятельности общества и государства (даже если имеют место спады в развитии и замедленные темпы преобразований).

С учетом многосторонности модернизационных процессов, теория модернизации концентрирует внимание исследователей не только на политических, экономических, социальных, но и на интеллектуальных, психологических аспектах истории, на интегрировании экономических перемен с переменами, происходившими в различных сферах жизни общества (в социальной структуре, связях и взаимодействии, в политической активности и культурной динамике и т. д.).

Рассматривая на основе теории модернизации социально-психологические аспекты коллективизации на Урале, мы учитывали неразрывную связь изменений в социальной психологии уральского крестьянства с переменами в экономической, политической, культурной и других сферах жизни советского общества, определяемыми противоречивыми и даже противоположными, с точки зрения цивилизационного подхода к историческому процессу, целями правящей власти. Так, с одной стороны, власть уничтожала основу основ традиционного сельского хозяйства — частную собственность на землю и нарождавшиеся буржуазные отношения в деревне, нарушая тем самым естественный ход модернизационного процесса, а с другой, уничтожала феодальные пережитки, которые тормозили эти преобразования. Под влиянием этих противоречий не только изменялись настроения, взаимоотношения крестьян на уровне семейных, соседских и других связей внутри крестьянского сообщества, взаимодействия с властными структурами и т. д., но и постепенно начинали происходить глубинные изменения в менталитете крестьянства, насильно вовлеченного в эти процессы. При этом аграрно-индустриальные преобразования конца 1920;х — начала 1930;х гг., максимально форсированные властью, меняли социально-психологический облик крестьянина. Эти изменения имели как конструктивные, так и разрушающие последствия для дальнейшего становления крестьянства как класса.

Исходя из общих принципов модернизации и интерполируя их на сферу социальной психологии крестьянства Урала, под модернизационными процессами в социальной психологии мы подразумеваем те изменения в крестьянском сознании, то его особое состояние, которое характеризовалось верой в прогресс, способностью адаптироваться к новым условиям жизни, положительно воспринимать предоставленную государством возможность получать образование, приобщаться к культуре, готовностью к преодолению «консервативных экономических представлений о смысле и задачах земледельческого труда"42, к внедрению новых производственных отношений и технологий труда, стремлением добиваться экономического роста в сельском хозяйстве и т. д.

В то же время модернизационные процессы имели для крестьянской психологии глубокие негативные последствия, суть которых последовательно раскрывается в соответствующих главах диссертации. Эти процессы способствовали обострению взаимоотношений с властью, размежеванию крестьян, разрушению ценностей традиционного уклада крестьянской жизни, трансформации трудовой психологии, утрате веры в свои силы.

С учетом того что исследуемая проблема ставит задачу «постижения потаенных установок. сознания людей, сформированных иной культурой», 43 отношение к предмету исследования требовало повышенного внимания к различным типам и видам источников, особенно к нарративным, а также к выбору принципов и методов их исследования.

В качестве базовых в работе выступают принципы историзма и социально-психологического развития, что позволило рассматривать процесс социально-психологических изменений как непрерывный, обусловленный переменами социально-политической и экономической обстановки, влияющей на социальную психологию общества и входящих в него групп.

Особое значение придавалось выявлению и отбору существенных исторических фактов, моментов, выражающих индивидуальные особенности рассматриваемого явления, т. е. принципам идиографии. Имея дело с таким «кол.

44 лективным существом", как уральское крестьянство, — с историко-идиографической точки зрения мы подходили к нему как к целостности, имеющей свое индивидуальное лицо, характеризуемое совокупностью определенных признаков.

В соответствии с характером и задачами исследования использовались специально-исторические, общенаучные и междисциплинарные методы: проблемно-хронологический, историко-генетический, сравнительно-исторический (компаративный), ретроспективный, дискурсивный, структурно-системный, актуализации, обобщения исследованного материала.

Применение проблемно-хронологического метода дало возможность показать изменения в социальной психологии крестьянства Урала в хронологической последовательности с ноября 1929 по 1933 г.

Используя историко-генетический метод, предполагающий изучение событий в процессе их развития, автор смог воспроизвести реальные события сплошной коллективизации на Урале, увидеть изменения в настроениях, поведении, взглядах, представлениях крестьян.

Привлечение сравнительно-исторического метода позволило провести сравнение настроений, поведения различных прослоек крестьянства Урала в доколхозный период и в годы коллективизации, сопоставить реакции разных прослоек крестьянства на социально-политические события и действия властных структур на различных этапах аграрной реформы с целью выявления изменений в их социально-психологическом состоянии.

Метод ретроспекции предполагает рассмотрение событий и явлений, начиная с предшествующего периода, что обеспечило логическую и временную последовательность анализа, возможность выявления и аргументированного объяснения причин происходящих в психологии крестьян изменений.

Дискурсивный метод помог обнаружить в содержании высказываний крестьян о фактах и явлениях окружающей жизни указания на общности, совокупности и последовательности, привести разнородные высказывания к позиционному единству, познать дополнительный, сопутствующий смысл информации, ее экспрессивно-эмоционально-оценочные оттенки.

Структурно-системный метод использован для рассмотрения социально-психологического аспекта сплошной коллективизации как системы взаимосвязанных между собой фактов и явлений, с одной стороны, и реакций на них участников событий коллективизации, с другой.

Метод обобщения исследованного материала, применяемый для выявления общих признаков, свойств, отношений, тенденций рассматриваемой области, помог при определении основных факторов, оказавших влияние на социальную психологию крестьянства Урала в 1929;1933 гг., позволил прийти к выводам о наиболее значимых, сущностных изменениях в социально-психологическом облике уральского крестьянина.

Метод актуализации применен при выборе темы диссертационного исследования, определении социально-психологических тенденций в период сплошной коллективизации, прогнозировании перспектив развития крестьянства.

Использование разнообразных методов исследования, их чередование и комбинация позволило реконструировать исторические события сплошной коллективизации на Урале в ее социально-психологическом сопровождении, раскрыть влияние психологических факторов на социально-исторические условия, прогнозировать социально-психологические тенденции и конкретные ситуации.

Ключевое понятие исследуемой проблемы «социальная психология» требует внимательного и обоснованного объяснения того, какой смысл подразумевается под этим термином в настоящей работе, поскольку имеет место большое разнообразие в употреблении и толковании содержания этой дефиниции со стороны зарубежных и отечественных авторов применительно к сфере такой социальной реальности, как социальная психика. Так, наиболее распространенными среди многих авторов являются представления о социальной психологии как о низшем уровне общественного сознания, связанном с непосредственным, более динамичным отражением людьми их социального бытия (высшим, теоретически систематизированным уровнем общественного сознания принято считать идеологию), как об общей «плоскости пересечения», общем «секторе» «менталитета» и «общественного сознания"45.

При этом заметим, что окончательного определения менталитета, как и представления о его содержании до настоящего времени не сложилось, поскольку, как обоснованно утверждает А. П. Огурцов, существует ряд трудностей анализа проблемы менталитета, заключающихся «в неясности природы ментальных структур, в неопределенности самой дефиниции менталитета"46.

Тем не менее, на наш взгляд, среди множества дефиниций этого понятия можно вычленить объединяющую основу разных определений менталитета: «сочетание устойчивых установок», которые А. Я. Гуревич определяет как «социальное бессознательное"47- В. И. Васильев — как «устойчивые структуры сознания и подсознания"48- В. Г. Крысько — как «исторически сложившийся психологический склад мышления, образ мыслей, оценок, духовных установок"49- О. С. Поршнева — как «совокупность базовых психологических и ценностных установок, стереотипов восприятия действительности и представлений, мыслительных привычек"50- Д. Филд — «как устойчивый склад ума"51.

Являясь более широким духовным явлением, чем категория «общественное сознание», понятие «менталитет», с точки зрения О. С. Поршневой, в то же время «не включает в себя всего содержания общественного сознания рассмат.

52 риваемой общности в ту или иную эпоху". Как считает В. Г. Крысько, в сферу менталитета не включаются, например, такие характеристики жизни общества, как общественное самосознание и общественная активность53.

Вместе с тем, понятие «менталитет» имеет с категорией «общественное сознание» такую общую «плоскость пересечения"54, как общественная (социальная) психология. Наиболее приближенная к отражению реальной, «бытовой, будничной жизни», она проявляется в поведении, в речи, в настроениях, в отношениях между отдельными людьми и социальными группами. Социальная психология раскрывает реакции людей на происходящие события, логику их участия в этих событиях, оценки их механизмов и результатов. Вырастая «из непосредственных условий бытия», она характеризуется подвижностью, импульсивностью, непосредственностью отражения общественного бытия, отсутствием дифференциации существенного и несущественного55.

Определение «социальной психологии» как сферы общественной (социальной) психики предлагают и ученые-психологи, и представители других наук, в том числе исторической. Так, В. И. Васильев определяет социальную психологию как «систему поведения и деятельности людей, обусловленную фактом их принадлежности к той или иной социальной группе, а также психологические характеристики этих групп"56- В. А. Макаренко — как «совокупность всех внутренних состояний сознания человека (ощущения, чувства, воля, мышление, память») — по мнению В. Г. Крысько, социальная психология — «это непосредго ственное отражение общественного бытия» — для М. И. Еникеева суть понятия заключается «в осмыслении и эмоциональном переживании членами общества общественных процессов и отношений, концентрирующихся в поле их созна.

59 ния" .

По нашему мнению, в приведенных определениях социальной психологии есть то общее, что их объединяет, — это взаимосвязь между характером событий, процессов и восприятием, осознанием их разными социальными группами и отдельными людьми, реагирующими на эти события и процессы.

С точки зрения задач исследуемой проблемы, нам наиболее близка позиция В. И. Васильева, обратившего внимание на взаимосвязь поведения и деятельности людей, обусловленную «фактом их принадлежности к большим и малым социальным группам» и психологическими свойствами, отличительными качествами, присущими тем или иным группам. Дефиниция И. В. Васильева принимается нами в качестве определения ключевого понятия «социальная психология».

При рассмотрении социальной психологии уральского крестьянства в период с 1929 по 1933 г. нами были выделены наиболее важные составляющие действительности, к которым у крестьянина всегда формируется определенное отношение, особенно сильно проявляющееся в период кардинальных политических и экономических преобразований в жизни общества и государства. В сфере политической — это отношение к власти, к правящей в стране партии. В сфере социально-экономической главным является отношение к труду и к земельной собственности. В сфере духовной — отношение к религии и вере. Такие социально-психологические явления, как семейные традиции, межличностные, межгрупповые отношения и др. взаимосвязаны с вышеназванными базовыми составляющими жизни крестьянского общества.

Цель исследования: изучение социально-психологического состояния крестьянства Урала в период сплошной коллективизации.

Задачи исследования:

— раскрыть особенности социально-психологического состояния крестьянства Урала накануне сплошной коллективизации, влияние аграрной политики власти и специфики региона на формирование социально-психологического облика уральского крестьянина;

— исследовать настроения, поведение различных категорий крестьянства Урала в период с ноября 1929 по 1933 гг.;

— определить характер изменений в отношении уральских крестьян к власти, к труду, к религии и церкви в условиях перехода к колхозно-совхозной системе;

— выявить основные факторы, вызывавшие изменения в социальнопсихологическом состоянии уральских крестьян на разных этапах аграрной социалистической реформы;

— установить наиболее значимые, сущностные изменения в социальной психологии уральского крестьянства, проявившиеся в период сплошной коллективизации.

Научная новизна исследования заключается в том, что в очерченных проблемой хронологических и территориальных рамках проведено исследование социальной психологии крестьянства Урала. В таких рамках, в постановке, коррелирующей событийную канву истории и ее социально-психологическое сопровождение, данная проблема в исторической науке рассматривается впервые. Новизна работы обусловлена также анализом широкого круга источников по рассматриваемой проблеме, в том числе не вводимых ранее в научный оборот, дающих возможность увидеть механизмы, влияющие на межгрупповые и межличностные взаимодействия внутри уральского крестьянства, взаимоотношения между крестьянским сообществом и органами власти различных уровней. Исследование позволяет внести определенные коррективы в представления об особенностях психологического состояния крестьянства Урала в период с ноября 1929 по 1933 г.

С учетом того, что проблема изучения социальной психологии больших и малых групп различных социальных общностей является для исторических исследований не только актуальной, но и одной из наиболее сложных, ибо связана с трудностями, вызываемыми неразработанностью ее теоретического и методического обеспечения, априорно можно сказать, что степень субъективизма, так или иначе всегда присутствующего в историческом исследовании, в силу специфики изучаемого предмета в данном случае предполагается несколько большей относительно уровня, признаваемого по молчаливому уговору историков нормальным для современного состояния отечественной исторической науки"60.

1 Поршнев, Б. Ф. Социальная психология и история / Б. Ф. Поршнев. — М., 1966. —С. 4.

Л. Февр. Бои за историю / JI. Февр — М., 1990; М. Блок. Апология истории, или Ремесло историка / М. Блок. — М., 1986; Ле Гофф, Ж. С небес на землю (Перемены в системе ценностных ориентаций на христианском Западе XII—XIII вв.) / Ж. JTe Гофф // Одиссей. Человек в истории. Культурно-антропологическая история сегодня. — М., 1991; Ж. Дюби. Европа в средние века / пер. с фр. Ж. Дюби.— Смоленск, 1994; Ф. Бродель. Что такое Франция? Книга вторая: Люди и вещи, ч. 2: «Крестьянская экономика» до начала XX в. / Ф. Бродель: пер. с фр. С. Н. Зенкина, В. А. Мильчиной. — М., 1997.

3История и психология / под ред. Б. Ф. Поршнева, Л. И. Анцыферовой. — М., 1971; Белявский И. Г. Историческая психология / И. Г. Белявский, В. А. Шкура-тов. — М., 1997; БадалянЛ. Г. Метод реконструкции в исторической психологии / Бадалян Л. Г. // Творческое мышление в научном познании: сб. ст. — М., 1989; Гуревич А. Я. Уроки Люсьена Февра / А. Я. Гуревич // Февр Л. Бои за историю. — М., 1991; Боброва Е. Ю. Методологические принципы исторической психологии / Е. Ю. Боброва // Вестник С.-Петерб. ун-та. Сер. 6. — 1993. — Вып.З.— №.4- Никандров В. В. Историческая психология как самостоятельная научная дисциплина / В. В. Никандров // Вестник Ленинградского ун-та. Сер.6.

1991. —Вып. 1. — № 6.

АБорисковская Л. Б. Историческая психология: Первый опыт отечественной историографии / Л. Б. Борисковская, С. Н. Полторак // Вестник С.-Петерб. ун-та.

2000. — Вып. 4. — № 30- Гуревич А. Я. История и психология / А. Я. Гуревич // Психологический журнал. — 1991. —Т. 12. —№ 4- Поришева О. С. Менталитет и социальное поведение рабочих, крестьян и солдат России в период первой мировой войны (1914 — март 1918 гг.) / О. С. Поршнева. — Екатеринбург, 2000; Миронов Б. Н. Историческая психология и историческое знание / Б. Н. Миронов // Общественные науки. — 1986. — № 1.

5 Гуревич А. Я. История и психология / А. Я. Гуревич // Психологический журнал. — 1991.—Т. 12. —№ 4. —С. 3,4. вНикандров В. В. Историческая психология как самостоятельная научная дисциплина / В. В. Никандров // Вестник Ленинградского ун-та. Сер.6. — 1991. — > Вып.1. — № 6. — С. 55, 58.

I .КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. — М., 1984. — Т. 5: 1929;1932. — С. 338.

Поришев Б. Ф. Социальная психология и история / Б. Ф. Поршнев. — М., 1966; Гуревич А. Я. История и социальная психология: источниковедческий аспект / А. Я. Гуревич // Источниковедение: Теоретические и методические проблемы.

М., 1969; Анциферова Л. И. К проблеме изучения исторического развития психики. — История и психология / под ред. Б. Ф. Поршнева, Л. И. Анцыферо-вой. —М., 1971.

9Кузнецов И. С. Развитие общественного сознания сибирского крестьянства в период подготовки массовой коллективизации сельского хозяйства (19 281 929 гг.): автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук / И. С. Кузнецов.

Новосибирск, 1977; Гаташов В. В. Деятельность партии по формированию социалистической психологии колхозного крестьянства (1929;1937 гг.). (По материалам Дона, Кубани и Ставрополья): автореф. дис. на соиск. учен. степ. и канд. ист. наук / В. В. Гаташов. — Ростов-н-Дон, 1980; Остова О. С. Деятельность партийных организаций Нижнего Поволжья по социально-психологической подготовке трудового крестьянства к сплошной коллективизации (1926;1929 гг.): автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук / О. С. Осипова. — Саратов, 1986; Рогалина Н. Л. Динамика психологии и общественных настроений крестьянства в 20-е гг. / Н. Л. Рогалина, В. Е. Щетнев // Становление и развитие социалистического образа жизни в советской деревне.

Воронеж, 1982. юГущин К Я. Сибирская деревня на пути к социализму / Н. Я. Гущин. — Новосибирск, 1973.

II Кузнецов И. С. Социальная психология сибирского крестьянства в 1920;е гг.: дис. .док-pa ист. наук / И. С. Кузнецов. — Новосибирск, 1992. С. 24. 12.

Данилов В. П. Основные проблемы истории советского доколхозного крестьянства / В. П. Данилов, В. П. Шерстобитов // Проблемы истории советского крестьянства. — М., 1982.

Зотова О. И. Особенности психологии крестьянства (прошлое и настоящее) / О. И. Зотова, В. В. Новиков, Е. В. Шорохова.— М., 1983. иДанилов В. П. Коллективизация: как это было / В. П. Данилов // Страницы истории советского общества: проблемы, факты, люди. — М., 1989; Рогалина Н. JI. Коллективизация: уроки пройденного пути / Н. J1. Рогалина. — М., 1989; Гущин Н. Я. Классовая борьба в сибирской деревне. 1920;е — середина 1930;х гг. / Н. Я. Гущин, В. А. Ильиных. — Новосибирск, 1987. 15Данилов В. П. Современные концепции аграрного развития / В. П. Данилов // Отечественная история. — 1998. — № 6. Ивницкий Н. А. Сталинская «революция сверху» и крестьянство / Н. А. Ивницкий // Менталитет и аграрное развитие > России (XIXXX вв.): материалы международной конференции. — М., 1996;

Ивницкий Н. А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х гг.) / Н. А. Ивницкий. — М., 1994; Зеленин И. Е. Осуществление политики «ликвидации кулачества как класса» (осень 1930;1932) / И. Е. Зеленин // История СССР. — 1990. — № 6- Гордон А. В. Хозяйствование на земле — основа крестьянского мировосприятия / Гордон А. В. // Менталитет и аграрное развитие России (XIXXX вв.): материалы международной конференции. — М., 1996; Башмачников В. Ф. Пути аграрного возрождения / В. Ф. Башмачников, Ю. М. Бородай. — М., 1991; Никонов А. А. Спираль многовековой драмы: Аграрная наука и политика России (XVI — XX вв.). Энциклопедия российской деревни /А. А. Никонов. — М., 1996; Рогалина Н. JI. Аграрный кризис в российской деревне начала XX в. / Н. JI. Рогалина // Вопросы истории. — 2004. — № 7- Советская модернизация в антропологическом ключе. Независимый теоретический семинар: Социокультурная методология анализа российского общества // Рубежи. — 1997. — № 4.

С. 136−153.

16Кузнецов И. С. Социальная психология сибирского крестьянства в 1920;е гг.: дис. .док-pa ист. наук / И. С. Кузнецов. — Новосибирск, 1992; Гатилов Э. В. Исторические и социально-психологические аспекты развития крестьянства Черноземья (1927;1941 гг.): дис.канд. ист. наук / Э. В. Гатилов. — Воронеж, 1998.

Казанский Ф. М. Социально-классовая структура уральской деревни / Ф. М. Казанский. — Свердловск, 1929; Голубых М. Хозяйство, труд и быт в сельскохозяйственной артели «Новый путь» (опыт монографического исследования сельскохозяйственной артели «Новый путь» Ирбитского района Уральской области) / М. Голубых. — Свердловск, 1930; Попова Н. В Долматовской вотчине / Н. Попова. — Свердловск, 1931. х%Бажов П. Пять ступеней коллективизации / П. Бажов. — М. — Свердловск, I 1930. юСирсон А. Я. Беднота, коллективизация и весенний сев / А. Я. Сирсон. —.

Свердловск, 1931.

Хлестов П. Борьба за совхозы и колхозы на Урале / П. Хлестов. — Свердловск, 1932. 21.

Зуйков В. Н. Партийные организации Урала в борьбе за победу колхозного строя (1927;1934) / В. Н. Зуйков // Социалистическое строительство на Урале.

Свердловск, 1956; Иванова Е. А. Проведение сплошной коллективизации в.

Тюменском округе (1929 — 1931 гг.) / Е. А. Иванова // Ежегодник Тюменского областного краеведческого музея. — 1959. — Тюмень, 1960; Бакунин А. В. Местные Советы Урала в борьбе за укрепление колхозов в период 1933;1934 гг. А. В. Бакунин // Уральский политехнический институт. — Свердловск, 1957. — Вып. 84.

Ефремепков Н. В. Колхозное строительство на Урале в 1917;1930 гг. / Н. В. Ефременков // Из истории коллективизации сельского хозяйства Урала.— Свердловск.: Урал. гос. ун-т., 1966.— Сб. 1.— Вып. № 1. — С. 3−131. } Иванова М. А. Завершение коллективизации сельского хозяйства на Урале.

1932;1937 гг.): дис.. канд. ист. наук / М. А. Иванова. — Пермь, 1969; Плотников И. Е. Роль местных Советов Урала в обеспечении нового подъема колхозного движения (осень 1930;весна 1931 гг.) / И. Е. Плотников // Вопросы истории Урала. — Свердловск, 1965. — Вып. 6- Муравьев В. Е. Состояние сельского хозяйства Урала к началу реконструктивного периода / В. Е. Муравьев // Из истории коллективизации сельского хозяйства Урала. — Свердловск, 1966. — Сб. 1- Фунтов А. Ф. Союз коммун Шатровского района Тюменского округа Уральской области в подготовке и проведении сплошной коллективизации (1929 — 1930 гг.) / Фунтов А. Ф. // Вопросы аграрной истории Урала и Западной Сибири. — Свердловск, 1966.

23Корнилов Г. Е. Общественно-политическая жизнь уральской советской деревни (в современной исторической литературе) / Г. Е. Корнилов, В. П. Мотревич, Р. П. Толмачева // Общественно-политическая жизнь уральской советской деревни. — Свердловск, 1985; Иванова М. А. Развитие общественно> политической активности крестьянства Урала в годы коллективизации (19 291 937 гг.) / М. А. Иванова // Общественно-политическая жизнь уральской советской деревни. — Свердловск, 1985.

24 Плотников И. Е. О темпах и формах коллективизации на Урале / И. Е. Плотников // Отечественная история. — 1994. — № 3- Корнилов Г. Е. Эволюция крестьянского менталитета (на материалах Урала 1920 — 30-х годов) / Г. Е. Корнилов // Уральское село в XX веке (Статьи и информационные материалы к «Летописи уральских деревень»). — Екатеринбург, 1994; Цыганов В. Б. Формирование административно-командной системы управления колхозами Урала (1933;1941 гг.) / В. Б. Цыганов. — Свердловск, 1991; Мазур Л. Н. Аграрная политика 1930;х гг. как фактор эволюции российской деревни (по материалам Урала) / JI. Н. Мазур // Уральский исторический вестник. — Екатеринбург. — I 2003. — № 9- Попов М. В. Культура и быт крестьян Урала. 1920;1941 гг.: дис. канд. ист. наук. —Екатеринбург, 1993; Быкова С. И. Политические представления советских людей в 1930;е годы (На материалах Уральского региона): ав-тореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук / С. И. Быкова. — Екатеринбург, 2003; Булавин М. В. Взаимоотношения государственной власти и Православной Церкви в России в 1917;1927 гг. (на примере Урала): автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук / М. В. Булавин. — Екатеринбург, 2000; Еремин А. С. Коллективизация крестьянских хозяйств на Среднем Урале (Ирбит-ский феномен): автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук / А. С. Еремин. — Екатеринбург, 1997; Базаров А. А. Кулак и агрогулаг / А. А. Базаров. — Челябинск, 1991.

Фицпатрик, Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история советской России в 30-е годы: деревня / Ш. Фицпатрик. Пер. с англ J1.10. Пантиной — М.: РОС.

СПЭН, 2001.

Шанин Т. Великий незнакомец / Т. Шанин // Крестьяне и фермеры в современном мире: хрестоматия. — М, 1992; Мерль Ст. Экономическая система и уровень жизни в дореволюционной России и Советском Союзе / Ст. Мерль // Отечественная история. — 1998. — № 1- Пайпс Р. Россия при старом режиме / Р. Пайпс. — Кембридж, 1981; Lewin М. The Meking of the Soviet system Esseys in the Social History of lnterwar Russia. — N.Y. 1985.

Пайпс P. Россия при старом режиме / Р. Пайпс. — Кембридж, 1981.

Карр Э. Русская революция от Ленина до Сталина. 1917 — 1929 / Э. Карр. — М. — СПб, 1990; Хоскинг Д. Ж. История Советского Союза. 1917;1991. / Д. Ж. Хоскинг. —М., 1995.

Куромия X. Сталинская «революция сверху» и народ / X. Куромия // Свободная мысль. — 1992. — № 2.

20Гуревич А. Я. История и социальная психология: источниковедческий аспект /.

A. Я. Гуревич // Источниковедение: Теоретические и методические проблемы. — М, 1969. —С. 3.

31Кузнецов И. А. Письма в «Крестьянскую газету» как источник для изучения менталитета российского крестьянства 1920;х гг.: дис.. канд. ист. наук / И. А. Кузнецов. — М., 1996. — С. 24.

22Азадовский М. К. Новый фольклор / М. К. Азадовский. — М., 1936. — С. 17. 22Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927;1939. Документы и материалы: в 5 т. — Т. 1: Май 1927 — ноябрь 1929 / под ред.

B. Данилова, Р. Маннинг, Л. Виолы. — М., 1999; Там же. — Т. 2: Ноябрь 1929 -декабрь 1930. — М., 2000; Там же. — Т. 3: Конец 1930 — 1933 — М., 2001.

34История коллективизации сельского хозяйства Урала (1927;1937): сб. документов и материалов. — Пермь, 1983.

35 Челябинская область. 1917;1945: сб. док-тов и мат-лов. — Челябинск, 1998. 36Раскулаченные спецпереселенцы на Урале 1930;1936 гг. (Банк данных по региональной истории Урала в XX в.). — Екатеринбург, 1994. — Вып. 1. 37Продовольственная безопасность Урала в XX в. 1900;1984. Документы и материалы: в 2 т. / под ред. Г. Е. Корнилова. — Екатеринбург, 2000. — Т. 2.

Сплошная коллективизация и раскулачивание в Зауралье: материалы по истории Курганской области. — Курган, 1995.

29Кузнецов И. А. Письма в «Крестьянскую газету» как источник для изучения менталитета российского крестьянства 1920;х гг.: дис.. канд. ист. наук / И. А. Кузнецов. — М., 1996. — С. 68.

40Ковальченко И. Д. Теоретико-методологические проблемы исторических исследований / И. Д. Ковальченко // Новая и новейшая история. — 1995. — № 1.

С. 26, 29.

41 Алексеев В. В. Модернизация и революция в России: синонимы или антиподы? / В. В. Алексеев // Уральский исторический вестник. — 2000. — № 5−6. — С. 96.

42Корнилов Г. Е. Аграрная сфера Урала в условиях модернизации (первая четверть XX в.) / Г. Е. Корнилов, Я. И. Пересторонина, Д. В. Каракулов // Уральский исторический вестник. — Екатеринбург, 2000. — № 5—6. — С. 381.

43Гуревич А. Я. История и социальная психология: источниковедческий аспект /.

A. Я. Гуревич // Источниковедение: Теоретические и методические проблемы.

М., 1969. —С. 5.

Русакова О. Ф. Философия и методология истории в XX веке: школы, проблемы, идеи. / О. Ф. Русакова. — Екатеринбург, 2000. — С. 105. 45Уледов А. К. Структура общественного сознания (Теоретико-социологическое исследование). / А. К. Уледов. — М., 1968. — С. 172- Поршнева О. С. Менталитет и социальное поведение рабочих, крестьян и солдат России в период первой мировой войны (1914 — март 1918 гг.) / О. С. Поршнева. — Екатеринбург, 2000.

С. 12- Крысько В. Г. Социальная психология в схемах и комментариях.

B. Г. Крысько. — М. — СПб., 2003. — С. 22, 174- Еникеев М. И. Общая и социальная психология. — С. 27—28- Словарь исторических и общественно-политических терминов / под ред. А. Г. Бесова. — М., 2005. — С. 336, 337. 4ЬОгурцов А. П. Трудности анализа менталитета / А. П. Огурцов // Вопросы фи> лософии. — 1994. — № 4. — С. 50—54.

47Гуревич А. Я. История и социальная психология: источниковедческий аспект / А. Я. Гуревич // Источниковедение: Теоретические и методические проблемы.

М., 1969. —С. 5.

48Словарь исторических и общественно-политических терминов / под ред.

A. Г. Бесова. — С. 337.

49 Крысько В. Г. Социальная психология в схемах и комментариях.

B. Г. Крысько. — М.- СПб., 2003. — С. 175.

50Поршнева О. С. Менталитет и социальное поведение рабочих, крестьян и солдат России в период первой мировой войны (1914 — март 1918 гг.) / О. С. Поршнева. — Екатеринбург, 2000. — С. 11.

51Д Филд. История менталитета в зарубежной исторической литературе Д.

Филд // Менталитет и аграрное развитие в России (XIX-XX вв.). — М., 1996. —.

C. 8.

Поршнева О. С. Менталитет и социальное поведение рабочих, крестьян и солдат России в период первой мировой войны (1914 — март 1918 гг.) / О. С. Поршнева. — Екатеринбург, 2000. — С. 11.

53 Крысько В. Г. Социальная психология в схемах и комментариях. В. Г. Крысько. — М.- СПб., 2003. — С. 175.

54Поришева О. С. Менталитет и социальное поведение рабочих, крестьян и солдат России в период первой мировой войны (1914 — март 1918 гг.) / О. С. Поршнева. — Екатеринбург, 2000. — С. 12.

55Крысько В. Г. Социальная психология в схемах и комментариях. В. Г. Крысько. — М.- СПб., 2003. — С. 23.

Словарь исторических и общественно-политических терминов / под ред.

A. Г. Бесова. — С. 488.

57Краткий словарь современных понятий и терминов / под ред. В. А. Макарен-> ко. —М., 1995. —С. 346. ьъКрысько В. Г. Социальная психология в схемах и комментариях.

B. Г. Крысько. — М.- СПб., 2003. — С. 23.

59Еникеев М. И. Общая и социальная психология. Энциклопедия. — С. 27. 60Кузнецов И. А. Письма в «Крестьянскую газету» как источник для изучения менталитета российского крестьянства 1920;х гг.: дис.. канд. ист. наук / И. А. Кузнецов. — М&bdquo- 1996. — С. 22.

Заключение

.

В процессе перестройки сельскохозяйственного производства в период сплошной коллективизации происходили изменения не только в системе экономических и социальных связей, но в социально-психологическом состоянии всех категорий крестьянства Урала.

Изменения в крестьянской психологии происходили и до сплошной коллективизации, но, как показал анализ политического и социально-экономического положения уральского крестьянства в доколхозный период, они до 1928 г. носили более или менее постепенный характер, и крестьянству удавалось к ним приспособиться, чтобы с учетом новых условий вести свое индивидуальное хозяйство.

С началом сплошной коллективизации крестьянство оказалось в условиях насильственной ломки основ его образа жизни и хозяйствования. Прямое и косвенное воздействие многочисленных факторов (политических, экономических, идеологических), вызывая изменения в социально-психологическом состоянии крестьян, приводило к трансформациям, искажениям формировавшихся на протяжении длительного времени установок, к изменениям в сознании крестьянина, влияло на его социально-психологический облик.

Исходя из проведенного анализа источников, относящихся к рассматриваемому периоду (с ноября 1929 г. до конца 1933 г.), нами выделены две группы основных факторов, оказывавших наиболее интенсивное и заметное влияние на изменения в социальной психологии разных сословий крестьянства в ходе проведения сплошной коллективизации на Урале.

Первая группа — внешние факторы, определяемые политикой, экономикой и идеологией государства, действиями органов власти. В этой группе к основным факторам влияния на настроение и поведение крестьян, на их взгляды и представления мы относим:

— пропаганду социалистического образа жизни в деревне;

— создание коллективизированному крестьянству условий для повышения его грамотности, уровня культурывнедрение техники в сельскохозяйственное производство;

— реализацию местными органами власти политики ликвидации кулачества как классаприменение насильственных методов коллективизации крестьянских хозяйств;

— внедрение принципов колхозного труда;

— проведение классовой политики налогообложения;

— массированное наступление на религию и церковь.

Среди внутренних факторов, определяемых религиозным мировоззрением, традициями, сформировавшимися в самой крестьянской среде, на всем протяжении коллективизации существенное влияние на социальную психологию крестьянства Урала оказывали:

— приверженность религиозным ценностям;

— следование нормам и обычаям крестьянского образа жизни;

— стремление сохранить патриархальный крестьянский уклад, семейные традиции;

— ведение единоличного хозяйства, привычные формы трудовой деятельности.

На разных этапах коллективизации по мере разрушения традиционных связей поведение, взаимоотношения крестьян все более обусловливались не когнитивными схемами, а эмоциональными реакциями на воздействие разнообразных внешних и внутренних факторов. С одной стороны, эмоции помогали быстрее осваивать получаемую информацию, ориентироваться в новой действительности, выбирать и перестраивать собственное социальное окружение, а с другой — способствовали искажению и разрушению традиционных связей, норм и обычаев крестьянского сообщества. Происходившие под влиянием той и другой группы факторов изменения в социальной психологии уральского крестьянства носили амбивалентный, двойственный характер.

С одной стороны, эти изменения были конструктивными и прогрессивными, поскольку способствовали преодолению консервативных экономических представлений о смысле и задачах земледельческого труда, о роли и значении образования для воспитания подрастающего поколения, появлению понимания необходимости овладения новыми профессиями, приобщению к современной культуре, формированию новых запросов, потребностей и интересов.

С другой стороны, эти изменения были явно негативными и деструктивными. Непродуманная государственная аграрная политика вызывала на местах в психологии крестьян процессы и явления, понижавшие уровень их экономической и психологической устойчивости. Установление жесткого контроля над деревней, по существу, закрепостило крестьянина и лишило его самостоятельности, способствовало развитию в крестьянской среде равнодушия, безынициативности, признания неполноценности своей личности. Это отразилось прежде всего в утрате у него чувства собственника, ответственности за результаты труда на земле, что привело к искажению трудовой мотивации крестьянина и крестьянской морали. Резкое снижение доверия к органам власти и их представителям вызвало падение гражданской активности среди крестьян, деформирующие перемены в отношении крестьян к собственности, к труду, к семье. Разрушение миропорядка и мироощущения сельского труженика, основанных прежде всего на его религиозности, способствовало деморализации и патопсихоло-гизации общественных процессов и явлений в деревне.

Сравнивая социально-психологическое состояние крестьян разных сословий (батраков, бедняков, середняков и кулаков) в период сплошной коллективизации, мы пришли к выводу, что, несмотря на экономическое и социальное неравенство, большая часть уральского крестьянства воспринимала крушение и ломку устоявшегося деревенского мира, в основном, с позиций недовольства, сомнения и несогласия.

Активную и открытую поддержку проведению преобразований в сельском хозяйстве оказывали в основном лишь беднейшие и политизированные слои крестьянства Урала из числа батраков и бедняков, молодежи, бывших красноармейцев, увидевшие в политике советской власти возможность для реализации своих представлений о жизни в социалистической деревне, для повышения своего социального статуса, улучшения материального положения. Однако их чаяния и надежды зачастую оказывались несостоятельными, поскольку многие колхозы на Урале были бедными, а колхозники — не только малообеспеченными, едва сводящими концы с концами, но и лишенными реальных гражданских прав.

В процессе адаптации к новым порядкам значительная часть бедняков и батрачества утрачивала те характерные черты и качества, которые в той или иной мере были присущи всему крестьянскому сообществу в доколхозный период — политическая нейтральность, приверженность скорее к духовно-нравственным, чем к материально-экономическим ценностям, верность религиозным канонам христианской морали.

В то же время происходило усиление таких психологических особенностей, как иждивенчество, безответственность, маргинальность. Под влиянием политики советской власти, объявившей батраков и бедняков своей опорой, у них формировались такие взгляды, убеждения и социальные привычки, как соглашательство, приспособленчество, стремление добиться любой ценой материальных и политических дивидендов.

В социально-психологическом состоянии уральских середняков, по мере нарастания темпов сплошной коллективизации и усиления репрессивных мер по отношению к крестьянству, начинают все сильнее проявляться пессимизм и неверие в обещания власти, в рисуемые ею перспективы. Вместе с тем значительная часть середнячества являлась членами коллективных хозяйств. Нередко представители этой категории крестьянства участвовали в проведении раскулачивания и в других кампаниях, организуемых властью.

Противоречивое социально-психологическое состояние середнячества, вызываемое, с одной стороны, ролью союзника советской власти в проводимой ею политике, а с другой — внутренним несогласием с этой политикой, способствовало деформациям, искажениям его традиционных взглядов, представлений, что в свою очередь приводило к утрате частью середняков таких важных психологических позиций, как осознание своей значимости главного кормильца страны, самостоятельности в ведении и развитии хозяйства, способность противостоять различным жизненным испытаниям, независимость, готовность трудиться в экстремальных природно-климатических условиях, опираясь на собственные силы.

Устранение кулаков, умевших успешно, результативно развивать хозяйство в условиях Урала, привело к исчезновению той части крестьянства, которое показывало образцы успешной деятельности в аграрной сфере.

История событий сплошной коллективизации на Урале, происходивших в 1929;1933 гг., с безусловной необходимостью приводит нас к выводу о том, что реформирование сельского хозяйства с целью его модернизации вызвало глубокие социально-психологические последствия, поскольку кардинально изменился не только традиционный характер сельскохозяйственного труда и производства, образ жизни крестьянина, но и его миропонимание, настроения, отношение к жизненным ценностям, к своему месту в обществе.

В целом эти изменения в положении уральского крестьянства порождали мнение о том, что крестьянский труд не имеет общественной значимости, что крестьянский образ жизни неполноценен, что будущее за городом и промышленностью. Как ни в одном другом регионе страны, на Урале сократилась численность крестьян, деревня перестала обеспечивать собственное население сельскохозяйственной продукцией в достаточном количестве, что привело в 1932;1933 гг. к голоду.

Избежать катастрофических последствий в социальном и психологическом положении уральского крестьянства в период сплошной коллективизации было практически невозможно, так как Урал был включен в общую государственную структуру, которой жестко и категорично командовали центральные органы власти. Статус ведущего индустриального региона страны ставил его под еще более жесткий контроль центра, нежели другие регионы.