Взаимоотношения алан-осетин с народами Кавказа в средние века

Средневековый Кавказ представлял собой пестрый в этническом отношении регион. Данное обстоятельство породило идею, будто здесь проживало невероятно большое число этнических групп. Количество местных народов некоторые авторы доводили до ста, а арабский ученый X века Ибн-Хаукаль писал, что на Кавказе «360 языков» (248, с.97). Это, безусловно, преувеличение, но ни один уголок мира не поражает таким ошеломляющим нагромождением языков и наречий, как Кавказ. Все его народы, на каком бы расстоянии друг от друга они не находились, связаны между собой многочисленными нитями языковых и культурных контактов. По справедливому замечанию В. И. Абаева, несмотря на многообразие языков, на Кавказе складывался единый в главных чертах культурный мир (111, с.89). Эта точка зрения развивается профессором М. М. Блиевым. «Кавказ един при всей своей этнической разорванности» , — отмечает ученый. Это единство складывалось веками, что проявлялось в единой кавказской культуре, в одежде, обычаях, традициях. Кавказ един и разорвать это единство не могут никакая политика, никакие конфликты, никакие персоны (М.М.Блиев. Северная Осетия, 17 апреля, 1999, № 73).

При всей сложности этнической истории региона, включавшей массовые передвижения народов, процессы ассимиляции, интеграции, этнокультурного взаимодействия, народы Кавказа сохраняли близость, удивительную тождественность основных элементов бытовой культуры, что отражало глубокую генетическую общность и естественную конвергент-ность этнокультурного развития. Это требует изучения проблем кавказоведения не изолированно, а на основе сопоставления, прослеживая этнокультурную вариативность того или иного явления или объекта, допуская возможность объяснения явлений одной этнической культуры через однопорядковые и однотипные явления другой (354, с.7).

В мире нет ни одного народа, не испытавшего в ходе своего исторического развития влияния других народов, особенно соседних. Такие этносы в силу территориальной близости и одинаковых условий исторического и социально-экономического развития не могут не влиять активно друг на друга, примером чему могут служить связи алан-осетин с народами Северного Кавказа и Закавказья.

Дореволюционная историография взаимоотношений народов Кавказа сводила эти контакты лишь к бесконечным набегам и военным столкновениям. Современные зарубежные исследователи не могут отойти от сей консервативной традиции. Например, преподаватель университета в Анкаре в одной из работ безосновательно пишет, что «карачаевцы вели вооруженную борьбу против грузин», хотя факты свидетельствуют об обратном (229, с. 194). Разумеется, конфликты имели место, но они относятся, главным образом, к междоусобной борьбе феодальных блоков. Было бы крайне неверно делать упор только на это, ибо наряду с противоборством различных союзов феодалов история приводит примеры другого рода — тесного сотрудничества неимущих слоев. С учетом этого нетенденциозный подход к прошлому горцев закономерно приведет к выводу о прочной основе их взаимоотношений (185- 369), нашедших отражение в общности технических навыков, некоторых элементов надстройки, в словарном составе их языков (258, с. 46, 53−56) и так далее. Данная работа представляет собой попытку осветить некоторые стороны многогранной проблемы связей осетин с народами Кавказа в средние века.

Такое исследование стало особенно необходимым в наши дни, когда, по справедливому замечанию профессоров А. А. Магометова и В. Д. Дзидзоева, «чувство национального, органично присущее каждому человеку, под прикрытием права нации на самоопределение вплоть до образования независимого государства нещадно эксплуатируется амбициозными политиками, определенной частью творческой интеллигенции» (А.А.Магометов, В. Д. Дзидзоев. Вопросы политологии. Владикавказ, 1998. С. 14). Наряду с этим появились тенденциозные и поверхностные работы, наносящие вред не только науке, но и обществу. Попытки во что бы то ни стало заполнить зияющие пробелы в истории кавказских горцев привели к негативным последствиям, на что указал В. И. Марковин (306, с.90−105). Все изложенное определяет актуальность темы исследования.

Цель и задачи исследования

Автор попытался по возможности полно рассмотреть эволюцию системы отношений населения средневековой Осетии /Алании/ с соседними странами и народами, определить причины и характер изменений этих отношений. Понимая, что на протяжении веков связи алан-осетин с горскими народами менялись, автор в первую очередь стремился выявить основные тенденции.

Историография. Хотя история Осетии давно привлекала внимание специалистов, изучение ее средневекового периода долго оставалось в тени. Во второй половине XVIII — начале XIX веков публиковались заметки русских и иностранных путешественников /нередко в них рассматривались вопросы взаимоотношений осетин с соседями/, материалы экспедиций, организованных Академией наук России. Ценность этих работ состоит в накоплении фактических данных, ибо путешественники описывали то, что непосредственно видели, а интерпретация увиденного отступала на второй план. Разумеется, взятое в самом общем виде исследование не может обойтись без описания, но и описание событий само по себе не означает решения проблемы. Можно, конечно, опираться на работу, проделанную в этой сфере предшественниками, но это ничего не меняет в существе дела, в методологии исследования (207, с.23).

Первая довольно развернутая характеристика Осетии принадлежит И. А. Гюльденштедту, руководителю экспедиции (1770−1773 гг.) АН России по обследованию Дона и Северного Кавказа. В течение февраля 1771 года — ноября 1772 года экспедиция дважды обследовала различные районы Осетии (206, с.70−90).

Характеризуя политическое состояние региона, И. А. Гюльденштедт подчеркнул разобщенное состояние осетинских обществ, отсутствие централизованной власти и постоянную вражду между отдельными местностями. «В настоящее время страна разделена на многие районы, или округа, — писал путешественник, —. Более или менее независящие друг от друга не держатся вместе, но живут отдельно даже в открытой вражде, осложняя и без того свою суровую жизнь и уничтожая друг друга». Касаясь уровня общественного развития, автор подчеркнул, что «у осетин имеются князья и дворянство, которые, однако, не были ни богатыми, ни могущественными-» (206, с.88).

И.А. Гюльденштедту принадлежит одна из первых в истории науки гипотеза об этногенезе осетин. Несмотря на то, что его версия о тюркском происхождении осетин по существу ошибочна, сама постановка проблемы об их происхождении в то время явилась важным историографическим фактом. Добавим к этому предположение ученого об ираноязычных корнях осетин: «осетинский язык является совершенно своеобразным и настолько родственен персидскому, что имеет с ним, по-видимому, один корень» (206, с.87).

Большую научную ценность имеют материалы по этнографии, общественному строю, взаимоотношениям осетин с соседями, содержащиеся в «Дневнике» Л. Штедера (80, с.27−70).

Осетинские старшины, — отмечал Л. Штедер, — состоят на службе у соседних князей, с помощью которых они и получили свое превосходство над другими" - и тут же: «влияние кабардинцев способствует господству» осетинских феодалов над народом (80, с.30).

Заметим, что JI. Штедер во время своего путешествия оказался не только очевидцем, но и активным участником антифеодального выступления дигорских крестьян в 1780 году. Это делает «Дневник» JI. Штедера ценным источником по социальным процессам Северной Осетии конца XVIII века.

Неоценим вклад в научное осетиноведение академика Клапрота (261, с. 180), осуществившего путешествие на Кавказ в начале XIX века.

Оставив ценное, добротное историко-этнографическое описание осетин, он одним из первых выдвинул предположение о генетической связи алан и позднесредневековых осетин. Рассматривая данный вопрос, он фактически впервые использовал сведения древнерусских летописей, грузинские и армянские источники.

Характеризуя социальные отношения, Ю. Клапрот подметил, что представители господствующего класса в Осетии отличались по своему образу жизни и резко выделялись среди других жителей. В целом можно согласиться с оценкой Г. А. Кокиева: «Клапрот в основном правильно понял социально-экономический строй Осетии» (261, с. 189).

Помимо заметок путешественников, в других работах, посвященных Кавказу в тот период, об осетинах почти ничего не сказано. Например, в первом сводном труде о народах России И. Г. Георги об осетинах сказано лишь, что они «состоят из многих малых колен, из коих некоторые имеют собственных мурз, а прочие состоят под властью общего своего князька» (186, с.48).

С середины XIX века в развитии исторической мысли на Северном Кавказе значительную роль стала играть периодическая печать. Расширение русского печатного слова и периодической печати на Кавказе в тот момент стало настоятельной необходимостью, так как культурные запросы горских народов, вошедших в состав Российской империи, нуждались в безотлагательном удовлетворении. В 1845 году начал издаваться «Кавказский календарь», в 1846 году — газета «Кавказ», с 1850 года выходят труды кавказского отдела русского географического общества. Новые издания пользовались успехом. В частности В. Г. Белинский, подчеркнув неоценимое значение выхода в свет «Кавказа», особо выделил: «. его содержание — неистощимый магазин материалов для истории, географии, статистики и этнографии Кавказа» (238).

На рубеже 60−70-х годов XIX века на Кавказе появились новые периодические издания: «Сборник сведений о кавказских горцах», «Сборник сведений о Кавказе», газета «Терские ведомости» и другие. Отсутствие в предшествующий период печатного органа в Терской области сказалось на состоянии исторических знаний о народах региона. «О кавказских племенах писали немало и не со вчерашнего дня, как на Западе, так и в России, — отмечала в 1869 году газета „Терские ведомости“ , — но, к сожалению, количество исписанной бумаги не соответствует достоинству собранного материала (161, с.1)». Всякому желающему заняться изучением языков, этнографии и истории народов Кавказа газета советовала избавиться от «старого хлама, какой достался по наследству от прежних наблюдателей». Такого же принципа придерживалась редакция «Сборника сведений о кавказских горцах», поставившая перед собой конкретную цель: «собрать достоверные факты о прошлой и настоящей жизни горцев из уст самих же горцев или, по крайней мере, из других равносильных источников» (161, с. З).

Разумеется, подобные заявления редакции газеты и сборника в немалой степени преследовали рекламные цели. Но к чести обоих изданий — в своей работе они стремились руководствоваться провозглашенными принципами.

На страницах новых сборников свои очерки и статьи публиковали В. Пфаф, В. Чудинов, Д. Лавров, Е. Максимов и другие. Рассматривая различные вопросы прошлого осетин, они попутно реконструировали и картину их отношений с соседями. Правда, не всегда это делалось убедительно. Например, в отношении В. Б. Пфафа редакция сборника отмечала: «Не видно полного основания для принятия тех выводов и предложений, к которым приходит автор» (ССКГ, 1870. Вып. IV. С.1). Среди дореволюционных исследователей, занимавшихся изучением прошлого осетин, наиболее колоритной фигурой является М. М. Ковалевский (267- 327- 151- 240), внесший огромный вклад в дело изучения прошлого осетин.

Рассматривая систему отношений горских народов, ученый оказался под влиянием распространенной в то время «Норманской» теории. Правда, в отличие от своих предшественников и современников, гиперболизировавших внешнее влияние на структуру и культуру социумов, М. М. Ковалевский внешний фактор понимал не как механический перенос политических институтов и элементов культуры из одного общества в другое, а как влияние или взаимовлияние. Тем не менее, и он признавал влияние извне определяющим в социальной и культурной жизни народов. «Все туземцы Северного Кавказа. во всех проявлениях общественности — подражали и подражают кабардинцам». Тем же кабардинским влиянием объяснял он развитие «в среде северных осетин Дигории и Та-гаурии сословной организации» (248, с.29). В свою очередь быт кабардинцев во многом определился «завоеванием их пришлым племенем» (255, с.78). В горских балкарских обществах сословное неполноправие также было утверждено пришельцами (315, с.570−571).

Несмотря на некоторые погрешности, исследования М. М. Ковалевского открыли новую главу в развитии исторической науки об осетинах и горцах Северного Кавказа (265, с.240).

Весомый вклад в развитие научного осетиноведения внес В. Ф. Миллер — специалист высокого уровня по сравнительной мифологии и фольклору, сравнительному языкознанию и иранистике, истории, этнографии, археологии (243).

Самой крупной работой ученого стали «Осетинские этюды» которых, по словам А. Максимова, «одних было бы вполне достаточно, чтобы обеспечить за автором крупное имя в науке» (391, с.35).

В.Ф. Миллер впервые научно обосновал проблему этногенеза осетин, убедительно доказав, что предками осетин являлись скифо-сармато-аланские племена, которые в течение многих веков занимали территорию юга России (316, с. 71, 73, 75, 90, 100).

Благодаря скрупулезной работе В. Ф. Миллера с источниками, впервые стали доступными и вошли в научный оборот обогатившие мировую науку интереснейшие данные по вопросам взаимоотношений алан-осетин со славянами, Грузией и Арменией (316, с.28−34, 63−72), материалы о героическом сопротивлении алан татаро-монгольскому нашествию (316, с.98).

Большое внимание в трудах Миллера уделялось хозяйственной деятельности средневекового населения Алании. Значительное место отведено религиозным представлениям осетин (316, с.34).

В целом труды В. Ф. Миллера по осетиноведению по полноте и глубине содержания не имели себе равных ни в России, ни на Западе. Они являлись вершиной достижения дореволюционного кавказоведения.

Особенностью литературы рубежа Х1Х-ХХ веков является появление в числе ее авторов осетин. Конечно, на исторических взглядах практически всех представителей молодой осетинской интеллигенции лежит явная печать идеологической борьбы той эпохи. Вообще же краеведы играли важную роль в распространении исторических знаний и возбуждении интереса к изучению прошлого.

Интересующую нас тему местные авторы рассматривали лишь попутно. Более или менее детально на некоторых её сторонах остановился.

А.Кодзаев (257) — оценка его работы в отечественной историографии неоправданно занижена, на наш взгляд, — исключительно из-за политических взглядов автора. Дело в том, что в годы первой русской революции А. Кодзаев, не восприняв идеи большевизма, и будучи наблюдателем осетинских школ, предостерег /под угрозой увольнения/ учителей от политической деятельности. Из-за этого он подвергся нападкам со стороны леворадикальной части осетинской интеллигенции. В советской историографии его характеризовали, как «реакционера» и «националиста», а работу иначе как компиляцией не называли.

С такими оценками невозможно согласиться. Обвинения в компиляции вообще несостоятельны, ибо помимо обширной литературы на четырех языках /!/, автор опирался на солидную источниковую базу, что позволило ему не только подтвердить ранее высказанные гипотезы, но и высказать некоторые новые мысли. Конечно, книга школьного учителя, как бы тщательно она ни готовилась, не лишена недостатков и спорных положений. Давая исследованию А. Кодзаева общую оценку, важно помнить о его влиянии на рост национального самосознания и стимулирование интереса к изучению древностей Осетии.

Этим мы ограничим наш краткий обзор дореволюционной историографии (382- 152).

В заключение наших рассуждений о дореволюционной историографии исследуемой темы отметим некоторые общие черты, присущие кавказоведению того времени. В первую очередь выделим комплексность, междисциплинарный подход в анализе той или иной проблемы. Эта тенденция ярко проявилась в трудах выдающихся представителей русского кавказоведения, для которых, не представлялось возможным рассматривать какую бы то ни было исследовательскую задачу лишь в рамках ее самой и для нее самой. Одним из важнейших принципов их исследовательского метода было обязательное совмещение и корреляция всех доступных фактологических данных, которые лишь в купе давали адекватный ответ. Поэтому проблемы этнокультурных контактов рассматривались на фоне истории, археологии, фольклористикиархеологическое решение вопроса всегда подкреплялось живыми данными этнографии и лингвистики, а языковые штудии опирались на понимание того, что физические носители данного языка жили в определенной этнокультурной среде. Именно поэтому труды В. Ф. Миллера, М. М. Ковалевского практически невозможно отнести к какой-либо одной отрасли гуманитарного кавказоведения.

И еще одна характерная черта дореволюционного кавказоведения, которая в свое время уже была подмечена М. О. Косвеном (267, с.265−374). Это присущие ему — кавказоведению — высоко гуманистические традиции. Большинство русских авторов, писавших о Кавказе, сохраняли свое благожелательное и искреннее отношение к его народам, местным нравам и обычаям, культуре. Российское кавказоведение не знало пренебрежительного отношения к населению региона, ему были чужды колониальное высокомерие и этноцентрические тенденции, и именно русские ученые во многом способствовали раскрытию той большой роли, которую играл Кавказ во всемирно-историческом процессе (354, с.7−8).

Среди первых советских ученых особый вклад в освещение исследуемой нами темы внесли Г. А. Кокиев (267- 262) и Б. В. Скитский (348- 350). Рассматривая осетино-кабардинские отношения эпохи позднего средневековья, они первыми дифференцировали отношения между феодальными группировками от взаимодействия трудовых низов, специально отмечая при этом, что всякая тяжесть дружбы и противоборства различных союзов феодалов Кабарды и Осетии обрушивалась на народные массы. Это было новым подходом по сравнению с дореволюционными историками, часто утверждающими о существовании на Кавказе в прошлом гнета одного народа над другим.

Вопросы этнокультурных контактов горцев Кавказа, по лингвистическим данным, успешно решались академиком Н. Я. Марром. Отличительной чертой его исследовательского мышления было сочетание фактических данных едва ли не всех гуманитарных наук. Их анализ был подчинен одной цели — воссозданию достижений в развитии культуры народов Кавказа через призму памятников материального и духовного наследия. Н. Я. Марр рассматривал язык как величайшее достижение, венец творческой деятельности человека. Отсюда его стремление посредством языковых данных выйти на новый уровень осмысления историко-этнографического прошлого народов. Этот лингвистический «крен» чувствуется во многих исследованиях Н. Я. Марра, которые, тем не менее, внесли ценнейший вклад в изучение этногенеза, этнической истории и этнокультурных контактов населения Кавказского региона (309, с. 1−64- 310, с. 1−15). Именно этой проблеме посвящено большинство историко-этнографических исследований Н. Я. Марра послереволюционного периода. Особый интерес представляют его практические работы, связанные с задачами административного строительства и экстерриториального размежевания на местах. Это были первые опыты советской этнографии по этнической классификации и статистике населения Кавказа. К сожалению, после известной дискуссии по языкознанию имя и научное наследие Н. Я. Марра несправедливо предано забвению. Между тем его творчество нуждается в объективном осмыслении в соответствии с современными задачами науки (354, с. 161−162).

Вопросы этнокультурных контактов алан-осетин практически со всеми народами Кавказа плодотворно исследуются В. И. Абаевым (111- 112). Согласно его точке зрения, при решении вопроса о взаимоотношении истории языка и истории народа, возможны два подхода к проблеме: 1/можно идти от истории языка к истории народа, привлекая языковые данные для освещения исторического прошлого народа- 2/идти от истории народа к истории языка, используя данные национальной истории для объяснения тех или иных контактов, процессов и изменений в языке. Избрание того или иного пути исследования зависит от состояния материалов по истории языка и по истории народа. Для изучения древнейших этапов истории целесообразно привлекать данные языка. Они позволяют выяснить, во-первых, происхождение и формирование народа, его родственные связи с другими народамиво-вторых, с помощью лингвистического материала выясняются существенные черты быта и культуры народа в прошлом. При решении первого вопроса необходимо исходить из языка в целом, ибо определение родства языков по происхождению возможно только при условии использования фонетических, грамматических и лексических данных. При решении второй задачи достаточно опираться на лексический материал (113, с.43).

Большой интерес В. И. Абаева вызвали вопросы, касающиеся степени взаимодействия соседних культур народов Кавказа и их периодизация. В частности, к аланской эпохе относится период особенно интенсивного взаимодействия культур осетин, балкарцев и карачаевцев. Главное внимание В. И. Абаев обратил на изучение осетинской лексики в балкарском и карачаевском языках, в котором он выявил 200 старо осетинских аланских слов, по убеждению ученого, распространенных на всей территории обитания этих народов, вплоть до верховьев Кубани. При этом, по определению В. И. Абаева, аланские элементы не были здесь заимствованными, как полагали В. Ф. Миллер и М. М. Ковалевский, а составляли основу или субстрат. Это имело весьма важное значение, так как в этом случае взаимодействие аланской и балкаро-карачаевской этнических групп было не поверхностным, а носило более глубокий характер (111, с.280−285).

Специальные работы В. И. Абаев посвятил исследованию языковых и этнокультурных связей алан со сванами, абхазами, мегрелами, вайнаха-ми (111, с. 306, 310−329).

В целом историко-лингвистические изыскания В. И. Абаева являются весомым вкладом в изучение связей предков осетин с соседними народами.

В послевоенное время в силу разных причин (но в первую очередь партийно-советских идеологических установок) интерес к дореволюционной истории начал падать. В 60−70-ые годы актуальными были признаны преимущественно темы, посвященные роли КПСС в судьбе советских народов. При этом действительно актуальные вопросы средневековой истории «незаметно» отошли на второй план. В итоге, вопросы средневековой истории народов Северного Кавказа пришли к застою. Как следствие, первая монография по средневековой истории Осетии вышла в свет лишь в 1993 году (202). Через год была опубликована «Средневековая Кабарда» (304). А в Карачаево-Черкесии, Адыгеи, Чечне и Ингушетии до сих пор нет аналогичных монографий. Это свидетельствует о том, что проблемой средневековой истории народов Северного Кавказа до сих пор серьезно не занялись.

Некоторые аспекты рассматриваемой проблемы стали предметом анализа этнографов и археологов. Этнографы-кавказоведы исследовали взаимовлияние элементов материальной и духовной культур соседних народов. Эта задача тем более актуальна, что полиэтничность региона предопределила устойчивые межнациональные контакты. Многие хозяйственные и культурные достижения одного народа заимствовались и обогащались другими.

Одним из важнейших условий этнокультурных контактов является уровень социально-экономического развития общества, существующего в конкретной природной среде. Вместе с тем, как считают этнографы, внешние влияния особенно действенны тогда, когда они подготовлены внутренним развитием общества. Поэтому характерные черты культуры соседних народов перенимались лишь при конкретном условии, а именно: при совпадении внешнего импульса с тенденциями внутреннего развития. Для дальнейшего распространения инноваций важны две функции — практическая и престижно-знаковая (132). В разработку данной проблематики весом вклад Л. И. Лаврова, оставившего значительное наследие в самых разных областях кавказоведения. Большая часть его работ посвящена этногенезу, этнической истории и этнокультурным контактам народов Северного Кавказа (291- 290). Эти вопросы интересовали исследователя в широком хронологическом охвате, начиная от древнейших этапов сложения этнического облика местных народов. Рассматривая этническую историю как многообразный перманентный процесс изменения этнокультурных характеристик этноса, Л. И. Лавров изучал историческую динамику расселения народов Северного Кавказа, взаимовлияние горских культур и их связь со славянским и среднеазиатским мирами, историческую интерпретацию памятников местного фольклора, традиционные формы жилища. Замечательным вкладом Л. И. Лаврова в кавказоведение явился сбор и публикация средневековых эпиграфических памятников Северного Кавказа, ставших ценнейшим источником по истории и этнографии региона (64).

В интересных монографических исследованиях Н. Г. Волковой (164- 167) рассматриваются развитие и изменение этнонимов на отдельных этапах исторической жизни народов Северного Кавказа, воссоздается этническая карта Северного Кавказа в XVIII — начале XX веков, выявляются главные, узловые этапы ее формирования.

Этнокультурные контакты осетин и их реализация в культуре жизнеобеспечения на основе данных материальной культуры стали предметом анализа В. С. Уарзиати (369). Автор справедливо подчеркивал, что связи осетин и их генетических предков с соседними народами охватывали длительный хронологический период и происходили в условиях кавказского культурного мира. На этом историко-культурном фоне происходило формирование современных народов Кавказа, что способствовало сближению и нивелировке этнических черт их культуры.

Чрезвычайно сложную работу по воссозданию этнической истории Северного Кавказа в раннее средневековье во всех ее аспектах, связях и взаимодействиях проделал А. В. Гадло. Результатом кропотливого исследования явились две монографии (176 — 178) и диссертация, в которых рассматривается период «лингвистической и этнокультурной интеграции» племенных и территориальных объединений. Суть монографий составляют вопросы расселения основных этнических общностей, их взаимодействия и интеграции, выявления основных тенденций этнического развития.

Алано-грузинские отношения во всем их разнообразии исследовал Г. Д. Тогошвили (363). Эта тема была ключевой в творчестве ученого. Красной нитью через все его статьи и книги проходит мысль о том, что характерной особенностью грузино-осетинских отношений является даже не продолжительность, исчисляемая десятками столетий, а общность исторических судеб, тесный, прочный, многогранный характер, совпадение и переплетение жизненных интересов грузинского и осетинского народов.

Аналогичный характер носили алано-армянские связи (168).

Некоторые аспекты отношений средневековой Осетии с соседями рассмотрел Ф. Х. Гутнов (194- 202). Многовековое сотрудничество их в различных сферах жизнедеятельности привели, по мнению автора, к появлению представлений о едином происхождении этносов Кавказа. При всей недостоверности подобных легенд, они свидетельствуют о характере отношений между горцами.

Этнокультурные и родственные связи осетин с кабардинцами, балкарцами, карачаевцами и другими народами Кавказа в XVII — XIX веках рассматриваются в работах В. Д. Дзидзоева (209- 212- 215- 218), Б. К. Мальбахова (303 — 305), А. М. Эльмесова, К. Ф. Дзамихова и других. Эти исследователикавказоведы ввели в научный оборот большое количество ранее неизвестных или малоизвестных архивных документов, проливающих свет на сложные и противоречивые взаимоотношения осетин, кабардинцев, других народов Кавказа. Ученые убедительно показали глубокие корни родственных отношений, этнокультурных контактов осетин с соседними народами. В то же время многие стороны взаимоотношений осетин с другими народами региона, несмотря на их актуальность, остаются до сих пор неисследованными.

Таким образом, отдельные стороны темы диссертационного исследования получили определенное освещение в научной литературе. Но обобщающей работы, раскрывающей ее хотя бы относительно полно, до сих пор нет. Это и определило выбор темы исследования.

Источниковой базой послужили архивные документы, труды отечественных и зарубежных исследователей, где затрагиваются различные аспекты взаимоотношений народов Кавказа.

Архивные материалы, выявленные преимущественно в ЦГА РСО-Алания, касаются позднесредневекового периода в истории осетин и главным образом освещают проблему взаимоотношений осетин с Грузией и Кабардой.

Основными источниками по раннесредневековому /аланскому/ периоду являются сочинения античных, византийских и восточных авторов, древнегрузинские и армянские летописи и хроники. Разумеется, они создавались в иноэтнической среде, в других социально-бытовых условиях, что иногда приводило к перенесению на алан несвойственных им представлений, искажающих реальную картину.

Римские и византийские источники. Сочинения античных авторов охватывают историю Кавказа на протяжении почти тысячелетия. Одно это обстоятельство оправдывает не ослабевающий к ним интерес. Интенсивная работа по изданию текстов античных историков велась на рубеже Х1Х-ХХ веков. Выборку сведений, классических и византийских писателей об аланах подготовил к печати Ю. Кулаковский (286). Аналогичную работу, но применительно ко всему Кавказу, провел К. Ган (44). Глубокий след в этой области оставил В. В. Латышев, опубликовавший ценный свод античных источников (65).

В конце 40-х годов нашего века группа советских ученых под руководством А. В. Микулина, частично дополнив и заново прокомментировав, переиздала труд В. В. Латышева в «Вестнике древней истории» (66).

Из античного корпуса источников самыми содержательными для нашей тематики являются историко-географические сочинения Страбо-на, Иосифа Флавия, Корнелия Тацита, Аммиана Марцеллина, Прокопия Кесарийского, Феофана и др. (52- 62- 88- 96). Важнейшим византийским источником раннего средневековья, бесспорно, является трактат императора Константина Багрянородного «Об управлении империей». В данном сочинении представлен интереснейший материал по политической, социально-экономической и этнической истории большинства государств и народов на стыке Европы и Ближнего Востока. Самый большой по объему раздел — «О народах» — охватывает 14−48 глав. Характеристике народов юга России посвящено 18 глав из 53, еще 4 — Грузии и Армении. Из этого видно, насколько значимо произведение Константана Багрянородного для изучения прошлого горских народов.

Восточные источники. Не менее значимы для исследования истории Кавказа арабо-персидские памятники. Проведена большая работа по выявлению, переводу, комментированию и изданию текстов (49- 50- 56- 92).

Золотым веком" мусульманской географической литературы справедливо считается X век. Авторы данного периода, как правило, много путешествовали, непосредственно наблюдали быт и нравы отдельных народов. По верному замечанию В. В. Бартольда, «их труды представляют неисчерпаемую сокровищницу драгоценных культурно-исторических сведений» (139, с. 103).

Одним из ярких представителей блестящей плеяды арабских авторов является Масуди. В отличие от своих коллег, писавших в основном о мусульманском мире, он испытывал постоянный интерес к истории и этнографии немусульманских народов. Путешествуя с юных лет, он побывал во многих местах, включая Кавказ. Его главная работа — «Мурудж ад-Дзабах» — своеобразное систематическое описание Кавказа и других регионов, это без преувеличения уникальное историко-географическое описание многих народов мира. Вполне оправданно дореволюционная историография сравнивала Масуди с Геродотом, удивляясь «его разносторонней эрудиции и трудности задач, которые он разрешал в своих сочинениях» (249, с.29). Детальные данные о социально-политической и этнической карте Кавказа делают трактат Масуди одним из самых значимых для темы нашей диссертации.

Подробные сведения о европейских народах содержатся в компиляции Ибн-Рустэ «Книга драгоценных камней», предположительно завершенной около 912 года. Ибн-Рустэ использовал текст «Записки» анонимного автора с описанием стран Восточной Европы и Кавказа. Согласно гипотезе В. Ф. Минорского, аноним «путешествовал по меньшей мере за 50 лет до того, как Масуди написал свои „Золотые россыпи“ в 993 году» (318, с. 103).

Ценным источником по истории алан золотоордынского периода, являются труды персидских летописцев — Рашид-ад-дина и Шераф-ад-дина (92).

Немалый интерес для нашей темы имеют армянские источники. Среди ранних древнеармянских историков выделим Агатангехоса /Агафангела/, Бузанда, Егише /Елише/, Лазаря Парпеци. Очевидно, самым интересным памятником древнеармянской литературы следует признать «Историю Армении» Мовсеса Хоренаци. Труд Мовсеса стал самым читаемым в культурных кругах его соплеменниковсам же автор заслуженно получил почетный титул «отца армянской истории». Поставив грандиозную для своего времени задачу — написать историю армянского народа от легендарного прародителя до ликвидации царской власти в 428 году — Хоренаци, по справедливому замечанию А. П. Новосельцева, решил ее блестяще.

Из более поздних армянских исторических памятников назовем «Армянскую географию» Анания Ширакаци, «Историю» Себеоса, «Историю Тарона» Иоанна /Овхана/ Мамиконяна, «Историю страны Алуанк» Мовсеса Каланкатваци /Каганкатваци/, сочинения Левонда, Шапуха Багратуни, Ованеса /Иоаннеса/ Дрсханакертци и епископа Ух-танеса.

Древне грузинские летописи и хроники. Среди данных письменных источников в первую очередь отметим широко известный свод «Картлис цховреба» /в переводе: «Жизнь Иберии» /, в котором собраны основные грузинские исторические сочинения. Вошедшие в КЦ ранние исторические хроники, помимо памятников фольклора, основаны на каких-то древних лаконичных записях. Вероятно, в Грузии с давних времен велись небольшие исторические записи, образцы которых видны в «Обращении Картли». Систематизация этих кратких записей началась предположительно в VII—VIII вв.еках (324, с.39).

Все известные списки «Картлис цховреба» начинаются работой Леонтия Мровели /XI в./ «Жизнь картлийских царей», освещающей события V—VIII вв.еков. К древним летописям относится и жизнеописание Вахтанга Горгасала". Относительно личности ее автора и времени написания до сих пор нет единого мнения, хотя большинство специалистов время жизни Джуаншера определяют X веком. В качестве источников летописец использовал местные хроники и персидский фольклор. Наряду с явными преувеличениями /более того — просто фантастическими измышлениями/, особенно в разделах о жизни и деятельности Вахтанга Горгасала, Джуаншер приводит и интересные сведения об истории Кавказа раннесредневекового периода.

В числе прочих источников использованы памятники агиографической литературы, исторических и генеалогических преданий, данные топонимики, антропонимии и языкознания.

Методологическая основа исследования. Методология исследования основана на диалектическом методе, как теоретической основе объективного познания закономерностей движения и развития исторической действительности. Диалектический метод, обеспечивающий постижение сути внутренних противоречий исторического процесса, позволяет нам реализовать стремление к созданию объективного, целостного взгляда на средневековую историю взаимоотношений алан-осетин с другими народами Кавказавыделить основные проблемы исследования и рассмотреть их в исторической ретроспективе. Основными принципами, из которых исходил диссертант, являются три положения.

Во-первых, культура любого средневекового народа фактически распадается на две: элитарную и народную. Они не совпадают в деталях.

Во-вторых, социальные и культурные заимствования или влияния особенно действенны тогда, когда подготовлены внутренним развитием общества. Иными словами, специфические черты образа жизни соседних народов перенимались лишь при конкретном условии, главное в котором — совпадение внешнего импульса с тенденциями внутреннего развития (133).

В-третьих, — соотношение религии и культуры. «Уж, коль скоро мы говорим об органической связи настоящего с прошлым, то нельзя забывать, что та или иная современная национальная или региональная культура вызревала, как в коконе, в культуре религиозной. Это не могло и не может остаться без следа в современной культуре. религия является фактором не только политическим и идеологическим, но и культурологическим, без которого трудно понять те или иные особенности настоящего, равно как и закономерности развития прошлого» (295, с.69−70).

Научная новизна диссертации состоит в том, что в ней поднимаются вопросы, которые еще не были предметом детального исследования. Уточняются древние связи кавказских племен, совместные выступления против внешних агрессоров, политические, экономические и культурные контакты между соседними народами. В целом диссертация представляет собой одну из немногих в историографии попыток комплексного рассмотрения отношений средневековых осетин с соседними народами.

Территориальные рамки исследования. Географически диссертация включает рассмотрение и анализ событий на Кавказе и Предкавказье.

Территориальные рамки исследования охватывают географию развития социально-политических, хозяйственных и этнокультурных взаимоотношений средневековой Осетии (Алании) с соседними народами.

Предметом исследования является анализ содержания, характера и особенностей взаимоотношений алан-осетин с другими народами Кавказа в средние века.

Хронологические рамки диссертации охватывают период с V — по XVIII века. Именно этот период (V — XVIII вв.) большинство кавказоведов рассматривают как «средние века». Однако контекст исследуемой проблемы в некоторых случаях объективно предполагает выход из этих рамок для ясного представления логики развивающихся отношений между кавказскими народами в эпоху средневековья. Выбор столь широких хронологических рамок сделан не с целью «объять необъятное». Автор исходил скорее из объективно востребованной научной, историко-исследовательской проблемысформировать возможно более целостный взгляд на динамику развития основных тенденций системы взаимоотношений алан-осетин с другими народами Кавказа в период средневековья.

Практическая значимость работы определяется современным состоянием кавказоведения, напрямую связанным с переменами в стране. Непростое время переживают сейчас народы Северного Кавказа. «Местные газеты и журналы пестрят статьями с предложениями о лучшем государственном устройстве республик и краев, об их былом величии и богатстве» (307, с.111). Появилось немало «псевдонаучных публикаций по древней и раннесредневековой истории северокавказского региона» (384, с. 157). К сожалению, извращения в исторических исследованиях, возвеличивание своего народа в ущерб другим стали проявляться и в трудах ряда профессиональных историков и археологовтакая позиция «находит все большее освещение в средствах массовой информации». Более того, такого рода сюжеты и фрагменты проникают уже в учебные курсы. В ряде случаев они используются национальными лидерами для оправдания тех или иных политических действий. Все это создает проблему, «игнорирование которой профессионалами не только недальновидно, но и небезопасно с точки зрения дальнейшего развития общества», и в особенности межэтнических взаимоотношений.

В таких условиях попытка непредвзято подойти к освещению взаимодействия народов Кавказа в прошлом необходима и целесообразна.

Апробация работы. Основные положения диссертации использованы в преподавании спецкурса «Исторические, этнокультурные и психолого-педагогические основы воспитания культуры межнациональных отношений» на историческом факультете Северо-Осетинского государственного университета имени К. Л. Хетагурова. Диссертация обсуждалась на кафедре.

Российской истории и кавказоведения Северо-Осетинского государственного университета имени К. Л. Хетагурова, получила положительную оценку и рекомендована к защите.

Содержание работы апробировано в ряде научных публикаций.

Материалы диссертации могут быть использованы в дальнейшей научной разработке проблем взаимоотношений средневековых народов Кавказа, при чтении курсов лекций по истории Кавказа и Осетии.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии и списка принятых сокращений.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

История отношений народов Кавказа своими истоками уходит в далекую древность. Тесное переплетение исторических судеб, многовековое сотрудничество в различных сферах жизнедеятельности привели к появлению представлений о едином происхождении этносов Кавказа. Среди горцев получили распространение предания об их общем праотце, о близком родстве населения региона. При всей недостоверности легенд такого рода они свидетельствуют о дружественных отношениях между горцами. Идея единого происхождения скрепляла узы братства, что было особенно важно во время борьбы с экспансией врагов. Братство горских народов часто проходило проверку на прочность. Неоднократно их совместные выступления срывали замыслы противников. Не случайно средневековым авторам политическая независимость Северного Кавказа иногда представлялась абсолютной, а разноплеменное население — одной общностью.

Дореволюционные и некоторые современные исследователи взаимоотношения народов Кавказа нередко изображали, как национальное угнетение одного этноса другим. Однако речь можно вести в основном о междоусобицах феодалов. Причем, даже в этом случае противоборство привилегированных слоев не представляло собой столкновения владельцев одного этноса с другим. Борьбу вели отдельные блоки, группировки феодалов, которые состояли из представителей различных народов Кавказа. Иначе говоря, одному союзу адыгских, осетинских, вайнах-ских, дагестанских и других владетелей противостоял примерно такой же интернациональный союз. Как правило, союзнические отношения между привилегированными фамилиями отдельных группировок поддерживались длительное время, иногда из поколения в поколение. Но бывали случаи, когда личные интересы какого-либо феодала толкали его в стан бывших противников, и вместе с ними он начинал воевать против своих прежних «друзей». Плоды «дружбы» эксплуататоров, справедливо отмечает В. К. Гарданов, «были весьма горьки для их подчиненных» (184, с.54). Блок горских владельцев, несмотря на противоборство отдельных группировок, представлял собой классовый союз, направленный против непосредственных производителей.

Связи феодалов не являются главными в истории региона. Прошлое региона отмечено множеством примеров тесного сотрудничества угнетенных слоев. Спасаясь от эксплуатации феодалов, крестьяне находили приют у своих собратьев по классу в сопредельных районах. В Кабардино-Балкарии встречаются фамилии осетинского, вайнахского и дагестанского происхожденияв Осетии некоторые фамилии произошли от выходцев из Кабардино-Балкарии, Чечни, Ингушетии и других мест. Аналогичная картина наблюдается по всему региону. У народов Кавказа выявлены и одинаковые фамильные имена, что, как правило, указывает на общность их происхождения, либо на связь между их носителями в прошлом.

Крепнущие связи между народами Кавказа привели к заимствованию друг у друга элементов экономического быта, материальной и духовной культуры. Формой контактов населения горной зоны являлся обмен. С XVI века наблюдается активизация торговой деятельности, что в первую очередь связано с развитием русско-кавказских отношений.

Таким образом, история отношений алан-осетин с народами Кавказа — это преимущественно история братства и сотрудничества. Это, как представляется нам, обусловлено объективной необходимостью сохранять мир в общем доме — Кавказе, и в случае необходимости — совместно противостоять внешней угрозе. В рассматриваемый период, тесно соседствуя на ограниченной территории в течение многих веков, народы Кавказа жили и нарабатывали, во многом, универсальные, созвучные общечеловеческим ценностям принципы разносторонних отношений между собой и внешним миром. В средние века аланы-осетины вместе с другими народами многоликого, но единого Кавказа, постепенно выстрадали пути поиска оснований для нахождения общепринятых норм взаимоотношений, которые относительно стабильно обеспечивали межэтническую толерантность, взаимную терпимость и благорасположение.