Жизнь и творчество Н. И. Пирогова

Кафедра Культорологии НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ ПИРОГОВ

2007 р.

Глава первая ДЕТСТВО И ЮНОШЕСТВО Основатель русской научной военной медицины, гениальней хирург и анатом Николай Иванович Пирогов родился в Москве 13 (25) ноября 1810 года в семье военнослужащего. Дед его, Иван Михеич Пирогов, происходил из крестьян. Он служил в армии, основанной Петром I и утвердившей боевую славу нашей Родины.

Выйдя в отставку, Иван Михеич поселился в Москве. Как человек бывалый и предприимчи-вый, он завёл усовершенствованную пивоварню. Своему сыну, Ивану Ивановичу, он сумел дать хорошее образование.

Иван Иванович Пирогов родился в начале семидесятых годов XVIII столетия. Он также служил в армии, к началу XIX столетия зани-мал, должность казначея в, провиантском управлении.

Трудолюбивый и честный, Иван Иванович пользовался доверием и уважением среда людей, которым приходилось встречаться с ним по службе.

Пироговы занимали обширный собственный дом, который Иван Иванович выстроил по своему плану в Кривоярославском переулке, Басманной части. Большой художественный вкус строителя выразился в украшениях, от-личавших дом Пироговых.

Детские годы оставили у Николая Ивано-вича светлые впечатления. Он рос под при-смотром няни, Екатерины Михайловны, о которой вспоминал потом с такой же любовью, как Пушкин о своей Арине Родионовне, Хорошее влияние няни Пирогов признавал всегда. Кроме неё, в доме была работница, Прасковья Кирилловна, большая мастерица рассказывать сказки. Пирогов считал себя обязанным Прасковье Кирилловне любовью к народной словесности и возникшей отсюда любовью к литературе. Обе эти простые рус-ские женщины заложили основы того возвы-шенного патриотизма, которым была проник-нута вся полувековая научная, практическая и общественная деятельность Николая Ивано-вича.

Грамоте Коля выучился без посторонней помощи — по распространённым тогда, осо-бенно в московских домах, картинкам-карика-турам на французов. Картинки эти изобра-жали эпизоды Отечественной войны 1812 года, а пояснительные подписи начинались с соот-ветственных букв русской азбуки. Влияние этих картинок на детей было, по словам Пиро-гова, значительно. Эти первые карикатурные впечатления развили в мальчике способность подмечать и порицать смешную и худую сторону в людях.

Николай Иванович всю жизнь придавал большое значение тому, что он родился в эпоху русской славы и искреннего народного патриотизма, проявившегося во время Отече-ственной войны 1812 года.

Рано научившись читать. Пирогов жадно на-бросился на книги, которые умело выбирал для своих сыновей Иван Иванович.

Когда мальчику исполнилось восемь лет, к нему был приглашён учитель, студент-филолог Московского университета. Этот учитель сумел привить мальчику любовь к русской ли-тературе. В личном архиве Пирогова сохрани-лись литературные упражнения тех лет. Вто-рым учителем Пирогова был студент-медик, занимавшийся с ним переводами с латинского.

Иван Иванович имел друзей в кругу москов-ской интеллигенции. Из них сильно повлиял на развитие Николая Ивановича известный врач Андрей Михайлович Клаус, который раньше жил в Казани. О нём с признательностью вспоминает также знаменитый русский писа-тель Сергей Тимофеевич Аксаков. Доктор Клаус занимал маленького Пирогова карман-ным микроскопом, показывал строение листьев растений и другие чудеса органического мира. Коля всегда с замиранием сердца ждал воз-можности заглянуть в чудесный микроскоп старика-доктора.

В детстве Пирогов любил игры в войну и в лекаря. В военных играх он проявлял отвагу и храбрость, вызывавшие похвалу и уважение товарищей. Изображая перед братьями и сёстрами лекаря, Коля подражал домашнему врачу семьи, одному из лучших московских практиков, известному анатому и физиологу профессору Ефрему Осиповичу Мухину.

Большое значение для развития в мальчике любви к медицине имели также беседы друга его отца, подлекаря Московского воспитатель-ного дома Григория Михайловича Берёзкина. Он сообщал Коле сведения о свойствах лечеб-ных трав.

Когда мальчику минуло одиннадцать лет, отец решил отдать его в школу. Несмотря на свои, к тому времени, ограниченные денежные средства, Иван Иванович выбрал лучший в Москве частный пансион Кряжева. В этот пан-сион Пирогов поступил 5 февраля 1822 года. Хорошая память осталась о нём у Николая Ивановича. Самые лучшие из этих воспомина-ний были связаны с уроками русского языка.

— Слово, — говорил Пирогов в зрелые годы, — с самых ранних лет оказывало на меня, как и на большую часть детей, сильное влияние; я уверен даже, что сохранившимися во мне до сих пор впечатлениями я гораздо более обязан слову, чем чувствам. Поэтому немудрено, что я сохраняю почти в целости воспоминания об уроках русского языка нашего школьного учителя. У него я, ребёнок двенадцати лет, занимался разбором од Дер-жавина, басен Крылова, Дмитриева, Хемни-ц ера, разных стихотворений Жуковского, Гнедича и Мерзлякова. При встрече с Пироговым, много лет спустя, учитель удивился, узнав, что Николай Иванович пошёл на медицинский факультет, а не на словесный.

Весной 1824 года пошатнулись материаль-ные дела Ивана Ивановича Пирогова и он вынужден был взять сына из дорогостоящего частного пансиона.

Николаю Ивановичу грозила карьера полу-грамотного чиновника. К счастью, профессор Мухин заметил и оценил способности маль-чика и посоветовал Ивану Ивановичу подго-товить сына к поступлению в университет. Он же помог устранить главное препятствие, за-висевшее от возраста Коли. В ноябре 1824 года Пирогову должно было исполниться четырна-дцать лет, а по тогдашнему университетскому уставу в студенты принимались юноши не моложе шестнадцати лет. Благодаря Мухину, который имел большое влияние в университете, Николай Иванович был допущен к вступитель-ному экзамену.

Через несколько дней профессора, экзамено-вавшие мальчика, сообщили правлению уни-верситета, что «испытав Николая Пирогова в языках и науках, требуемых от вступающих в университет в звании студента, нашли его спо-собным к слушанию профессорских лекций в сем звании».

Пирогова зачислили в студенты и заставили подписать следующее обязательство: «Я, ниже-подписавшийся, сим объявляю, что я ни к какой масонской ложе и ни к какому тайному обществу ни внутри империи, ни вне её непринадлежу и обязываюсь впредь к оным не принадлежать и никаких сношений с ними не. В чём подписуюсь, студент медицинского отделения Николай Пирогов». Напуган-ное доносами о заговорах в гвардейской и офицерской среде правительство Александра I и Аракчеева боялось даже малолетних школь-ников.

Время вступления Пирогова в Московский университет совпало с разгулом самой тяжё-лой правительственной реакции царской Рос-сии. Испугавшись подъёма народного самосознания после Отечественной войны 1812 года, Александр I и его правительство повернули от игры в «либерализм к открытой реакции, к преследованию всяческого проявления свободы во всех областях народной жизни. Во внешней политике это была борьба с развивавшимся на Западе революционным движением, с освобо-дительным движением в Испании, Германии и других государствах. Внутренняя политика характеризовалась стремлением оградить на-роды нашей страны от революционного; влияния.

В отношении науки привившие тогда Рос-сией помещики признавали только такую науку, которая не противоречила их классовым интересам. Наиболее откровенные и ревност-ные заявляли, что «профессоры безбожных университетов передают тонкий яд неверия и ненависти к законным властям несчастному юношеству». Наука и вытекающее из неё не-верие могли бы, по убеждению царского мини-стерства народного* просвещения, «толкнуть это несчастное юношество в разврат», если бы не благоразумные меры начальства. По увере-нию последнего, наука делает* человека гор-дым, опьянённым собой и своими идеями, защитником всякого нововведения. Обязанность правительства — Препятствовать всякому рас-пространению образования в низших классах, В России не только не надо расширять круг познания, но, напротив, его надо сузить.

Министр народного просвещения А. С. Ши-шков изложил в публичной речи взгляды помещичьего класса на пределы и цели обра-зования народа. Речь была произнесена в тот самый день, когда в правление Московского университета поступило прошение Пирогова о зачислении его в студенты. Шишков говорил о необходимости оберегать юношество от истинной науки; науки полезны только тогда, когда употребляются и преподаются в меру, смотря по состоянию людей и по надобности. Обучать грамоте весь народ вредно.

Понятно, что, получая такие указания, про-фессора медицинского факультета должны были «принять вое возможные меры, дабы от-вратить то ослепление, которому многие из знатнейших медиков подвергались от удивле-ния превосходству органов и законов живот-ного тела нашего, впадая в гибельный материализм». Во избежание этого профессор анатомии должен был «находить в строении человеческого тела премудрость творца, создавшего человека по образу и подобию своему»,

В Московском университете были тогда профессора, соответствовавшие требованиям дворянского правительства и преподававшие в духе изложенных здесь наставлений. Не ими, конечно, двигалась и развивалась наука в нашем отечестве,

Но были профессора, которые составляли славу и гордость Московского университета в годы учения там Николая Ивановича Пирогова и передавали русскому юношеству настоящие знания. Эти профессора не только сами на-ходились на уровне передовой мировой науки, но воспитали русских учёных, прославивших Родину далеко за её рубежами и сделавших её рассадником подлинной* медицинской куль-туры во всём мире.

Замечательным педагогом был профессор анатомии и физиологии Ефрем Осипович Мухин. Его лекции отличались живостью и увлекательностью изложения. Он заботился о переводе на русский язык учебных пособий, печатавшихся только на обязательном тогда для медиков латинском языке, настаивал на издании учебников по ценам, доступным для бедных студентов. Был Ефрем Осипович также энергичным общественным деятелем, старался приготовлять русских профессоров для отече-ственных университетов, давал им стипендии из своих личных средств. Несколько выдаю-щихся русских учёных были в молодости сти-пендиатами Мухина. Обязан ему своей профес-сурой и Николай Иванович Пирогов.

Профессор Матвей Яковлевич Мудров был одним из основателей русской терапевтиче-ской школы. В Московском университете он преподавал военную гигиену, читал «теорию болезней, в лагерях и госпиталях наиболее бывающих», показывал «хирургию поврежде-ний, на поле бранном наносимых», учил «совершению операций, наиболее случающихся», готовил врачей, предназначаемых в армейские хирурги, к управлению госпиталями, и т. п. Это был первый русский профессор, начавший читать курс военной гигиены. Этот курс был введён в программу медицинского факультета по предложению Матвея Яковлевича, считав-шего необходимым готовить русских врачей к деятельности на полях сражений.

В это время жил в Москве ещё один заме-чательный русский деятель в области медицин-ской науки — Устин Евдокимович Дядьков-ский. Он не был профессором университета, когда там учился Николай Иванович. С 1812 года Дядьковский состоял адъюнктом, с 1816 года — профессором терапии, а с 1826 года заведывал терапевтической клиникой в Московской медико-хирургической академии. В университете он был избран на кафедру терапии в 1831 году, после окончания Пирого-вым курса в Москве. Но некоторые штрихи из биографии Дядьковского уясняют научную и политическую обстановку, в которой прошли студенческие годы Пирогова.

Московская медико-хирургическая академия и медицинский факультет Московского универ-ситета находились в тесной взаимной связи по составу преподавателей, по содержанию и на-правлению научной деятельности и, конечно, по личным отношениям студентов. Всё, что происходило в академии, становилось немед-ленно известно в университете, и наоборот.

Дядьковский был человек талантливый. По своим взглядам он был материалистом и стре-мился строить медицину на основах физики и химии, пытался применить к изучению медицины общебиологические принципы. Он первый решился выступить на кафедре со своими собственными взглядами и подвергнуть научные вопросы собственной обработке. Значительный интерес представляет основанное на горячем патриотизме заявление У. Е. Дядьковского о развитии отечественной медицины. «Свободный от всякого пристрастия к иностранной учё-ности, столь часто логически нелепой, нрав-ственно безобразной, физически негодной для употребления, — говорил Устин Евдокимович, — доказываю я, что русские врачи, при настоя-щих сведениях своих, полную имеют возмож-ность свергнуть с себя ярмо подражания иностранным учителям и сделаться самобыт-ными, и доказываю не словом только, но и самым делом, раскрывая обширные ряды но-вых, небывалых в медицине истин, с полным и ясным приложением их к делу практическому». Такие взгляды Дядьковский высказывал и по другим поводам. Конечно, слова профес-сора доходили до студентов университета и вызывали у них соответственное настроение. Кончились эти выступления Устина Евдокимо-вича изгнанием его в 1836 году с кафедры. Непосредственным доводом к расправе дво-рянского правительства с Дядьковским по-служила лекция, на которой он говорил о гниении трупов. Объяснив студентам, в каких слоях земли и в каких местностях трупы не разлагаются, а превращаются в мумии, про-фессор сказал, что в Березове, например, найдя труп в целости, могут принять его за нетленные мощи какого-нибудь угодника.

В своем «Дневнике старого врача» Николай Иванович с благодарностью вспоминает о благотворном влиянии, которое оказали на него некоторые профессора Московского уни-верситета. При всём критическом отношении к полученным там знаниям Пирогов признавал в старости, что «всё же от пребывания в универ-ситете» у него «осталось впечатление глубо-кое, на целую жизнь врезавшееся в душу и давшее известное направление на всю жизнь».

К сожалению, большинство профессоров не применяли, опытов на своих лекциях, и Пиро-гов, как он сам рассказывал, «во всё время пре-бывания в университете ни разу не упраж-нялся на трупах, не отпрепарировал ни одного мускула».

Другая наука, с которой связано имя Нико-лая Ивановича, — хирургия — также была для него в годы московского студенчества «вовсе неприглядною и непонятною». Из операций над живыми он видел несколько раз литотомию (рассечение мочевого пузыря для извлечения камней) у детей и только однажды видел ампу-тацию голени.

Итак я окончил курс, — пишет Пирогов в «Дневнике старого врача», — не делая ни одной операции, не исключая. кровопускания и вы-дёргивания зубов, и не только на живом, но и на трупе не сделал ни одной операции. Ни одного химического препарата в натуре. Вся демонстрация состояла в черчении на доске".

Такова была научная обстановка в Москов-ском университете в то время, когда туда поступил Пирогов. И всё-таки Николай Ива-нович вышел из университета с общим развитием, позволившим ему в дальнейшем успешно заниматься настоящей наукой, давшим ему основу подлинного научного мышления, при-ведшим его к таким преобразованиям в ана-томии и хирургии, которые навсегда связали его имя с этими областями медицины.

Пребывание Пирогова в Московском уни-верситете совпало с временем большого идей-ного подъёма двадцатых годов, пропагандой тайных обществ декабристов. Большое влияние на молодёжь имели также свободолюбивые идеи гениальных русских писателей: Пушкина, Грибоедова и других. Вопреки стараниям реак-ционного правительства, политические, и соци-альные идеи проникали в среду мелкого чиновничества и в студенческие круги. В московском медицинском студенческом общежитии, где постоянно бывал Пирогов. Открыто говорили о деспотизме, о взяточни-честве чиновников, о казнокрадстве, о грани-чащей с кощунством разнузданности духовен-ства, о вытекающих из несправедливостей существующего государственного и общест-венного строя бедствиях трудового народа.

Вскоре после поступления Николая Ивановича в университет внезапно умер его отец. Через месяц семью Пироговых выгнали из их дома. Мать и сестры принялись за мелкие работы: надо было самим прокормиться и сту-дента своего содержать. Перебивались с хлеба на квас, однако не позволяли мальчику давать уроки — пусть управляется со своим учением;

В тяжёлой материальной обстановке прошли все остальные годы учения Пирогова в Московском университете. Приходилось думать о практической деятельности, о службе после получения врачебного диплома; чтобы самому прокормиться и матера с сестрами помочь.

ПОДГОТОВКА К ПРОФЕССУРЕ Окончив в 1828 году университет, Пирогов получил диплом на звание лекаря. По собствен-ному позднейшему заявлению Николая Ивановича, его тогдашние знания далеко не соот-ветствовали обязанностям врача. Он мог занять должность провинциального или полко-вого лекаря. Но получилось иначе. В 1828 году правительство решило послать двадцать «молодь природных россиян» за границу для подготовления к профессуре в отечественных университетах, где кафедры были заняты пре-имущественно иностранцами. Предварительно этим молодым людям предстояло пробыть два года в профессорском институте при универ-ситете в Юрьеве (тогда он назывался Дерптом). Дерптский университет в это время достиг небывалой еще научной высоты, — писал Пирогов в «Дневнике старого врача», — тогда как другие русские университеты падали со дня на день всё ниже и ниже благодаря обскурантизму и отсталости разных попечителей" .

По совету профессора Мухина, продолжавшего руководить занятиями своего любимца, Пирогов поехал в Юрьев. Но вместо двух он пробыл там пять лет. Правительство Николая І боялось отпустить будущих российских профессоров в охваченную тогда революционным движением Западную Европу. Пять лет Николай Иванович усердно учился в Юрьеве, главным образом под руководством даровитого профессора хирургии И. Ф. Мойера. Это был человек замечательный и высоко-талантливый. «Уже одна наружность его была выдающаяся, — характеризует своего учителя Пирогов.— Речь его была всегда ясна, отчёт-лива, выразительна. Лекции отличались про-стотою, ясностью и пластичною наглядностью изложения. Талант к музыке был у Мойера необыкновенный; его игру на фортепиано и особливо пьес Бетховена — можно было слу-шать целые часы с наслаждением».

В доме Мойера профессорский кандидат Пирогов прожил почти всё время своего дерптского учения. Дом Мойера, близкого — по жене — родственника знаменитого поэта В. А. Жуковского, был средоточием русской культуры в Прибалтийском крае. В этом доме читались, до появления в печати, новые про-изведения Пушкина. «Я живо помню, — пишет Пирогов в «Дневнике старого врача», — как однажды Жуковский привёз манускрипт Пуш-кина «Борис Годунов» и читал его; помню также хорошо, что у меня пробежала дрожь по спине при словах Годунова: «и мальчики кровавые в глазах».

Мойер хорошо знал свой предмет, был отличным профессором и умелым практиче-ским врачом. Из Москвы Пирогов приехал с намерением изучать специально хирургию, но в Юрьеве расширился круг его научных интересов. Он занялся изучением анатомии применительно к хирургии — сочетание для того времени совершенно новое. Профессора Юрьевского университета высоко ценили его способности и знания. «После пятилетнего пребывания в Дерпте, — рассказывает Николай Иванович в „Дневнике старого врача“, — я уже без самонадеянности и без самомнения вправе был считать себя достаточно приготов-ленным к дальнейшим самостоятельным занятиям наукой».

3 это время Пирогов приобрёл те глубокие знания о строении человеческого тела, благо-даря которым сумел спустя несколько лет создать свой классический труд по хирурги-ческой анатомии. Он изучил некоторые предметы так основательно, что в учении о фасциях, по словам специалистов, никто не был опытнее его. Хирургию Пирогов изучил при помощи хирургической анатомии, как он сооб-щает в «Дневнике», на трупах.

В 1832 году Николай Иванович защитил докторскую диссертацию. Для последней он избрал редкую по тогдашнему времени тему — о перевязке брюшной аорты при паховых аневризмах.

Продолжатель дела Пирогова, советский ученый, академик Н. Н. Бурденко, во время своего пребывания в Юрьеве исследовал кли-нические журналы клиники профессора Мойера за 1828—1832 годы. Это дало возможность установить, что Николай Иванович во время своей подготовки к профессуре произвёл десять операций на живых людях, из них три или четыре — операции по поводу аневризмы.

Диссертация Пирогова привлекла внимание всех тогдашних Юрьевских профессоров-есте-ственников и студентов, серьёзно интересовав-шихся наукой. Рисунки с препаратов Пиро-гова, в красках, в натуральную величину, хра-нились вплоть до наших дней в анатомическом институте Юрьевского университета. Их изу-чал проходивший там в начале XX столетия курс медицинских наук один из лучших и достойнейших продолжателей дела Пирогова по организации военно-полевой медицины, зна-менитый советский хирург Николай Нилович Бурденко. * Новизной методов исследования первая научная работа Николая: Ивановича привлекла внимание не только Юрьевских, но всех русских и западноевропейских медицин-ских кругов. Её перевели с латинского языка, на котором она была опубликована в 1832 году, на русский и немецкий и напечатали в русском и самом распространённом западноевропей-ском медицинском журнале.

Согласно позднейшему заявлению москов-ского профессора хирургии Л. Л. Левшина, эта работа Пирогова может «служить прекрас-ным примером того, как следует приступать к решению вопросов практической медицины» (1897 год).

Вторая научная работа Пирогова содержит «Анатомо-патологическое описание бедренно-паховой части относительно грыж, появляющихся в сем месте». Подписана статья ини-циалами А. Иовского, редактора журнала, где она напечатана. Но текст её, как видно из содержания, точно воспроизводит сообщение Николая Ивановича. В этой, по существу пер-вой самостоятельной работе Пирогова виден уже будущий основатель научной хирургии. В ней изложены взгляды Николая Ивановича на значение анатомии для хирургии, проявлена широта его научного кругозора, видна осно-вательность его собственных научных знаний и его строгая требовательность к практическому хирургу.

Широкое поле деятельности для научной и практической работы представилось Пирогову осенью 1830 года. В Юрьеве в это время около шести недель свирепствовала холера, и Николай Иванович почти ежедневно вскрывал трупы умерших от холеры, углубляя свои анатомические знания. При этом он, как заключает современный исследователь, ко-нечно, обращал внимание на патологоанато-мические изменения в различных органах, которые обнаруживаются при холере.

Пирогову нечего было больше делать в Юрьеве, но за границу его не отпускали. Нако-нец, в 1833 году правительство Николая I решило отпустить будущих российских профессоров за границу. В мае Николай Иванович и другие профессорские кандидаты выехали из Юрьева.

Группу Пирогова послали в Германию, Согласно его позднейшему" весьма авторитет-ному, отзыву, медицина в Германии стояла тогда на распутье. Хирургия как наука стала развиваться в некоторых западноевропейских странах только в середине XVIII столетия. Основной причиной её отставания было оши-бочное представление о том, что для занятия хирургией совершенно не нужно знание анато-мии. Такие воззрения привели к полнейшему отрыву практической медицины от естествен-ных наук.

Германия позднее всех западноевропейских стран освободилась от вредного наследия средних веков, когда медициной занималось духовенство, ограничившее свою деятельность лекарствами и заклинаниями и предоставив-шее хирургию цирюльникам. Научно образо-ванные медики-немцы дольше всех уклонялись от занятия хирургией.

Пирогов застал германскую практическую медицину «почти совершенно изолированной от главных реальных её основ: анатомии и физиологии; о профессорах терапии, о клини-цистах по внутренним болезням — и говорить нечего».

Даже лучший тогдашний германский клини-цист Руст, считавшийся передовым, и тот не знал, ещё хуже — не хотел знать, анатомии. Однажды он сказал на лекции об одной опе-рации:

— Я забыл, как там называются эти две кости стопы: одна выпуклая, как кулак, а другая вогнутая в суставе; так вот от этих двух костей и отнимается передняя часть стопы.

В годы пребывания Пирогова в Германии медицина не знала еще обезболивающих средств, и поэтому особенно высоко ценилась тогда быстрота операций. Медленность операций при воплях и криках мучеников науки, или, как говорил Николай Иванович, мучени-ков, безмозглого доктринёрства, была ему противна.

Пирогов вдумывался в коренную причину этого варварства, но безуспешно искал спосо-бов, уменьшить страдания оперируемых, точно так же, как безуспешны были тогда поиски средств борьбы со смертельным исходом огромного большинства даже удачных в тех-ническом отношении операций.

За два года почти самостоятельной работы в заграничных клиниках и лабораториях Пиро-гов углубил свои знания в анатомии, усовер-шенствовал свою хирургическую технику и расширил объём своих научных исследований в области применения анатомии к хирургии. Но всего этого он достиг почти исключительно собственными усилиями, благодаря своим личным способностям и огромному трудо-любию.

В начале 1835 года русские стипендиаты в Берлине получили из Петербурга, от министер-ства просвещения, запрос о том, в каком уни-верситете каждый из них хотел бы занять профессорскую кафедру. Запрос, собственно, был лишний, так как при отправлении канди-датов в Юрьев каждый из них предназначался в профессора того университета, воспитанни-ком и избранником которого он был.

Пирогов заявил о желании занять свобод-ную тогда кафедру хирургии в Москве. Уве-ренный в успехе своего дела, Николай Ивано-вич сообщил матери, что, наконец-то, он сумеет отплатить ей и сестрам за их заботы о нём;

Но Пирогова ждало на родине жестокое разочарование. Стремясь лишить русские уни-верситеты даже той ничтожной самостоятель-ности, которой они пользовались при его пред-шественнике, министр Уваров просил царя дать ему право назначить молодых профессо-ров на свободные кафедры по своему усмо-трению. Хотя министр признавал, что «универ-ситеты имеют право сами избирать на вакант-ные кафедры учёных», но он считал, что «в настоящем случае допустить их воспользо-ваться сим правом было бы чрезвычайно неудобно».

Николая I не надо было долго уговаривать нарушить чьи-либо права. Царь одобрил проект Уварова, и министр назначил на московскую кафедру харьковского кандидата Ф. И. Иноземцева, который одновременно с Пироговым готовился к профессуре. За него просил министра один знатный придворный.

Николай Иванович, не зная об этом, в мае 1835 года радостно сел в почтовую карету, чтобы направиться — через Прибалтийский край — в родную Москву. В дороге Пирогов почувствовал себя плохо. Оказалось, что он заразился на грязных германских постоялых дворах сыпным тифом. Кое-как добрался он со своим товарищем до Риги, где его поме-стили в военный госпиталь. Там Пирогов про-лежал два месяца и благодаря хорошему уходу выздоровел.

По выходе из госпиталя Николай Иванович был еще, однако, так слаб, что не мог поехать дальше. Ом остался в Риге до полного вы-здоровления и развил обширную практическую и научную деятельность. Первой операцией, сделанной им в этом городе, было восстанов-ление носа. У пациента был гладкий лоб, из которого Пирогов выкроил прекрасный нос по своей системе ринопластики. Случай этот сделался известным в городе, и вскоре к Ни-колаю Ивановичу стали приходить больные десятками. За операцией носа последовала литотомия (извлечение камня из мочевого пузыря), затем вырезывание опухолей и" т. п.

В военном госпитале, где лечился Николай Иванович, не было своего оператора. Среди больных имелось два интересных случая: один больной был с камнем в мочевом пузыре, дру-гому требовалось отнять бедро в верхней трети. Никто в госпитале не решался произ-вести эти операции. Пирогов успешно опериро-вал больных.

По просьбе ординаторов госпиталя Николай Иванович доказал им некоторые операции на трупах, прочитал несколько лекций из хирур-гической анатомии и оперативной хирургии. Всё это имело большой успех и явилось нача-лом славы Пирогова как ученого и практиче-ского врача.

Наконец, в сентябре Пирогов мог выехать в Петербург, чтобы представиться министру и получить ожидаемое назначение в Москву. Заехав в Юрьев — повидаться со своим быв-шим учителем, Николай Иванович узнал, что московская кафедра уже занята. Известие это глубоко опечалило его: мечты о счастье работать в родной Москве, помогать матери и сестрам были разрушены.

Спешить в Москву было незачем. Николай Иванович остался в Юрьеве. Бывший учитель Пирогова, профессор Мойер предоставил ему возможность свободно распоряжаться в уни-верситетской хирургической клинике, так как сам был чрезвычайно занят хлопотливыми обязанностями ректора.

К атому времени в клинике Мойера оказа-лось четыре интересных хирургических случая. Профессор поручил этих больных Пирогову. Первой операцией Николая Ивановича в Юрьеве была литотомия. Эта операция прохо-дила с осложнениями даже у старых, опытных хирургов. Один из берлинских товарищей Пирогова, приехавший в Юрьев, рассказал о необыкновенной скорости, с которой Николай Иванович делал литотомию на трупах. В опе-рационную собралось много зрителей. Некото-рые вынули часы. Не прошло двух минут — камень был извлечён. Все, не исключая Мойера, были изумлены. Так же блестяще прошли дру-гие операции, порученные Пирогову.

Мойер был человек умный и порядочный. Он не только не досадовал на успехи своего уче-ника, но признал превосходство Пирогова и решил передать ему свою кафедру. Факультет одобрил решение Мойера. Но это противоре-чило уставу, по которому природные русские могли занимать в Юрьеве только кафедру рус-ского языка и словесности.

Дело перешло на усмотрение министра, и Пирогов отправился в Петербург. Во-первых, ему предстояло выполнить формальности для получения прав на профессуру вообще. Во-вторых, надо было ускорить дело с Юрьевской кафедрой.

В связи с первой процедурой Николай Иванович прочитал в специальной комиссии Академии наук лекцию на тему «О пластиче-ских операциях вообще, о ринопластике в особенности». Лекция показала старым учё-ным, что Николай Иванович вполне подготов-лен к профессуре, и ему выдали соответствен-ное удостоверение. Академики были поражены широтой взглядов Пирогова. Его убедили изложить свою лекцию письменно, и она была напечатана, тогда же в «Военно-медицинском журнале».

Второе дело, ради которого Пирогов при-ехал в Петербург, затянулось. Министр был занят своими личными вопросами и не мог думать о кафедре хирургии в Юрьеве.

Не желая терять времени, Николай Ивано-вич посещал петербургские госпитали и кли-ники, где сделал много блестящих операций. По просьбе врачей и профессоров он прочитал для них частный курс хирургической анато-мии. «Наука эта, — говорит Пирогов, — и у нас и в Германии была так нова, что многие не знали даже её названия».

Лекции продолжались шесть недель и при-влекли много слушателей. Пирогов изготовлял препараты на нескольких трупах, демонстри-ровал на них положение частей какой-либо области и тут же делал на другом трупе все операции, производящиеся на этой области, с соблюдением требуемых хирургической анато-мией правил. Этот наглядный способ особенно заинтересовал аудиторию. Он для всех был нов.

О двадцатипятилетнем учёном заговорила в столичных медицинских кругах: одни с изумлением и восторгом другие — с тайной завистью и открытым недоброжелательством.

Глава третья

НА КАФЕДРЕ В конце концов, министр утвердил Пирогова, профессором Юрьевского университета. В пер-вых числах апреля 1836 года начались лекции Николая Ивановича в Юрьеве. Эти лекции за-воевали молодому профессору любовь и ува-жение слушателей.

Через год о Пирогове заговорили не только Юрьевские студенты, но весь тогдашний западноевропейский медицинский мир.

Русский учёный пришёл на кафедру не как чиновник научного ведомства, а как серьёзный искатель истины, как новатор и преобразова-тель науки. Вот как Пирогов излагает свой тогдашний взгляд на задачи профессора и его отношения к слушателям: «Для учителя такой прикладной науки, как медицина, имеющей дело прямо со всеми атрибутами человече-ской натуры (как своего собственного, так и другого, чужого, я), для учителя — говорю — такой науки необходима, кроме научных све-дений и опытности, ещё добросовестность, приобретаемая только трудным искусством самосознания, самообладания и знания чело-веческой натуры».

Вступив на кафедру, Пирогов «положил за правило ничего, не скрывать от учеников и, если не сейчас же, то потом и немедля откры-вать перед ними сделанную ошибку, будет ли она в диагнозе или в лечении болезни».

Закончив первый профессорский курс, моло-дой учёный решил ознакомить других научных деятелей со своими исследованиями и системой преподавания и выпустил в свет «Анналы» («Летопись») своей клиники за 1837 год. В интересном предисловии к этой книге много поучительного не только. Для начинающих врачей. С невероятной для того времени Смелостью Николай Иванович заявил, что каждый практический врач должен откровенно говорить о своих ошибках. «Откровенное и до-бросовестное описание деятельности даже малоопытного практика для начинающих врачей имеет — важное значение, — писал, между прочим, Пирогов.— Правдивое изложение его действий, хотя бы и ошибочных, укажет меха-низм самых ошибок и на возможность избег-нуть повторения, по крайней мере, там, где это достижимо».

. Исповедь молодого профессора вызвала страстные толки в России и за границей. Лишь немногие сумели оценить эту самокритику.

Большинство писавших о «Летописи» Пирогова отзывалось о ней злобно и враждебно.

Жрецы практической медицины из числа имевших учёные звания негодовали на автора

«Летописи» за подрыв у публики авторитета практического врача с большими доходами.

Некоторые из них воспользовались покаян-ными заявлениями Пирогова, чтобы подчерк-нуть ошибки молодого хирурга.

Через год Пирогов выпустил второй том «Летописей», который также снабдил преди-словием. В нём Николай Иванович говорит о господствующих в науке эгоизме и тщеславии, об отсутствии взаимного доверия у врачей разных стран. В последней фразе Пирогов имеет в виду «стремление старых врачей — из соображений материальных — скрыть свои до-стижения от молодых собратьев. А это при-носит вред и молодым медикам, и населению». «Наш святой долг, — пишет Николай Ивано-вич, — только путём открытого способа дей-ствия, непринуждённого и свободного призна-ния своих ошибок уберечь медицинскую науку, находящуюся ещё в детстве, от опасного господства мелочных страстей».

Что касается научного содержания обоих томов «Летописей» клиники профессора Пиро-гова, то в них разбирается 48 тем общей и частной патологической анатомии и хирургии. Имеется там описание воспалительных про-цессов вообще, гнойных и гангренозных про-цессов, распространённых в то время в хирургической клинике. Много внимания уде-лено патологонатомической характеристике различных болезненных процессов. Отношения студентов к Пирогову станови-лись с каждым днём всё более дружествен-ными. Каждую субботу, вечером, студенты ' собирались у профессора к чаю. Разговоры были всегда очень оживлённые, научные и не-научные, весёлые и остроумные.

Хирургическая практика Пирогова расши-рялась с поразительной быстротой, тем более что была бесплатной: он не только не брал денег с больных, но в поисках интересных случаев платил больным из своих средств. Начались паломничества в Юрьев больных из всех городов и местечек Прибалтийского края. Кроме того, в свободное от университетских занятий время Пирогов с ассистентами и уче-никами разъезжал по всем этим городам и сёлам. Он производил операции, делал вскры-тия трупов в госпиталях и читал для врачей частные курсы по отдельным вопросам хирур-гии и анатомии.

В Юрьевский период своей профессуры Пиро-гов выпустил несколько крупных научных трудов: 1) «Хирургическую анатомию артери-альных стволов и фасций» (было несколько изданий — с 1837 по 1881 год — на русском и других европейских языках); 2) два тома «Клинических анналов» (1836—1839 гг.); 3) мо-нографию о перерезке Ахиллесова сухожилия.

Первая из названных работ — самый круп-ный учёный труд Пирогова, доставивший ему мировую известность, имеющий жизненное значение и для нашего времени. В предисловии к этому труду Николай Иванович говорит о научной отсталости знаменитых немецких про-фессоров хирургии. «Предмет и цель его так ясны, что я мог бы не терять времени на предисловие и приступить к делу, если бы не знал, что и в настоящее время встречаются ещё учёные, которые не хотят убедиться в пользе хирургической анатомии. Кто, напри-мер, из моих соотечественников поверит мне, если я расскажу, что в Германии можно встре-тить знаменитых профессоров, которые с кафедры говорят о бесполезности анатомиче-ских знаний для хирурга… Не личная не-приязнь, не зависть, к заслугам этих врачей… заставляют меня приводить в пример их за-блуждения. Впечатление, которое произвели на меня, их слова, до сих пор ещё так живо, так противоположно моим взглядам на науку и направлению моих занятий, авторитет этих учё-ных, их влияние на молодых медиков так велики, — что я не могу не высказать моего негодования по этому поводу. До поездки моей в Германию мне ни разу не приходила мысль о том, что образованный врач, основа-тельно занимающийся своей наукой, может сомневаться в пользе анатомии для хирурга».

Академия наук присудила тогда Пирогову за этот труд Демидовскую премию. Спустя больше полувека после выхода в свет «Хирур-гической анатомии» специалисты писали, что это классическое сочинение Николая Ивано-вича произвело огромное впечатление за гра-ницей и сохранит своё значение навсегда, так как в нём «выработаны прекрасные правила, как следует идти ножом с поверхности тела в глубину».

Советские специалисты отмечают, что из-ложенное в «Хирургической анатомии» учение о фасциях — ключ ко всей анатомии, что в этом и состоит гениальное открытие Пирогова, ясно и отчётливо сознававшего, революционизи-рующее значение своего, метода. В «Хирурги-ческой анатомии» система фасций рассматри-вается не как застывшая анатомическая догма, а как хирургическое руководство к действию.

Заслуженный профессор Военно-медицин-ской академии имени Кирова В. Н. Шевку-ненко писал в столетнюю годовщину выхода в свет «Хирургической анатомии», что в этом труде Пирогова дано классическое воспроиз-ведение всего того, что имеет существенное значение Для отыскания и перевязки любого артериального ствола.

Велико также значение третьего тогдашнего труда Пирогова — монографии об Ахиллесо-вом сухожилии (1840—1841 гг.). Во всех но-вейших сочинениях по этому вопросу работа Пирогова цитируется как классическая.

Имя Пирогова стало широко известно в на-учных кругах на родине и за рубежом. Но его гению было тесно в маленьком провинциаль-ном университете. Николаю Ивановичу хоте-лось работать в столице, где могли быть пол-ностью удовлетворены его научно-исследова-тельские и преподавательские интересы. Пирогова увлекала борьба за «оригинальность и са-мобытность» отечественной науки. Он хотел, чтобы русский народ не только не отставал от Запада, но опередил его.

Прогрессивная петербургская профессура пошла навстречу страстному стремлению Ни-колая Ивановича и подняла в 1839 году во-прос о приглашении его на кафедру хирургии в, Медико-хирургическую (Военно-медицин-скую) академию. Много старался об этом Юрьевский приятель Пирогова, друг В. А. Жу-ковского, профессор К. К. Зейдлиц. Но пере-ходу Пирогова в Петербург долго противился министр просвещения Уваров — в значитель-ной степени вследствие недовольства резко-стью молодого профессора в его отношениях с реакционным начальством.

Настойчивость Пирогова, вмешательство влиятельных петербургских профессоров, по-нимавших значение для науки перехода Ни-колая Ивановича в Петербург, одолели упрямство Уварова. В январе 1841 года Н.И. Пи-рогов был утвержден профессором Медико-хирургической академии. Весной он переехал в столицу.

Общество столичных врачей, насчитывавшее в своём составе многих заслуженных и учё-ных медиков с известными именами, устроило Пирогову торжественную встречу. Группа ста-рых профессоров Медико-хирургической ака-демии, видевшая в нём главным образом конкурента по частной медицинской практике, отнеслась к Николаю Ивановичу неприязненно.

Хотя Николай Иванович страстно добивался перевода в Петербург и профессура в Медико-хирургической академии стоила ему тяжёлой и упорной борьбы, он всё же предъявил на-чальству военно-медицинского ведомства ряд требований, вытекавших из желания поднять русскую науку на высшую ступень. Он поста-вил условием своего перехода учреждение в составе академии новой кафедры госпитальной хирургии с хирургической клиникой при ней.

«Облагородить госпиталь, — заявил Пирогов в одной из своих многочисленных записок министерство, — привести его к истинному идеальному назначению, соединить в нём приют для страждущего вместе с святилищем науки можно только тогда, когда практическая деятельность к нему принадлежащих врачей соединена будет с изустным преподаванием при постели больных для учащегося юноше-ства».

Условие было принято. Новая кафедра была учреждена. По плану Пирогова был также создан при Медико-хирургической ака-демии анатомический институт. Это было пер-вое учреждение такого рода не только в Рос-сии, но и во всём мире.

Проект Пирогова встретил сильное проти-водействие со стороны отсталых профессоров. Но автор проекта был человек целеустремлён-ный и настойчивый в осуществлении намечен-ного им. Николай Иванович добился учреж-дения Анатомического института. Конферен-ция академии предложила ему быть директо-ром нового учреждения.

Пирогов принял эту должность, но тоже на определённых условиях. «Самою высшей для меня наградой, — писал он в заявлении на имя конференции, — я почёл бы убеждение, что мне удалось доказать нашим врачам, что анатомия не составляет, как многие думают, одну только азбуку медицины, которую можно без вреда забыть, когда мы научимся кое-как читать по складам; но что изучение её так же необходимо для начинающего учиться, как и для тех, которым доверяется жизнь и здо-ровье других».

Мысль Пирогова работала в различных на-правлениях, сводившихся к определенной цели — усовершенствованию науки, распро-странению в отечестве передовых знаний, применению новейших достижений науки при лечении больных. Пирогов хотел поставить отечественную ме-дицину на большую высоту. Но условия ра-боты противоречили стремлениям этого убеж-дённого 'новатора науки. Под его клинику были отведены, по словам официального историка академии, очень ветхие, крайне не-удобные здания, не отвечавшие самым сни-сходительным требованиям гигиены. Во мно-гом, самом необходимом, они уступали аре-стантскому отделению госпиталя. Такими были и другие помещения, отведённые новому профессору. Николай Иванович упорно доби-вался изменения этой обстановки.

Профессор Пирогов был силён не только в самокритике, он выступал с самой резкой и обстоятельной критикой положения вещей в Медико-хирургической академии, обличал плохую постановку дела в военно-санитарном ведомстве вообще.

Чиновникам это пришлось, не по нраву и не по обычаям. Они привыкли присваивать зна-чительную часть средств, отпускаемых из го-сударственной казны для лечения больных и подготовки врачей, считали, что госпитальное имущество и все продукты составляют их лич-ную собственность, и вступили в жестокую борьбу с неугомонным новатором и нарушите-лем их воровских традиций. Наглость чинов-ников дошла до того, что они пытались офи-циально объявить гениального учёного сума-сшедшим. Но Пирогов был силён в борьбе правотой и сознанием огромной пользы своей научно-практической деятельности для отече-ства.

Враги Николая Ивановича были посрамлены и вынуждены на коленях в торжественной об-становке просить у него извинения за клевет-нический навет. Однако они продолжали поль-зоваться всякой оплошностью Пирогова, пре-небрегавшего формальностями в своих сноше-ниях с бюрократическим начальством, и ме-шали ему спокойно работать. Пытались также предать его суду за нарушение канцелярских правил при выписке лекарств для клиники и т. п.

Всё это было безуспешно, хотя в борьбе с Пироговым канцелярские чиновники имели поддержку некоторых профессоров, отсталых в научном отношении, равнодушных к поста-новке преподавания и подготовке врачей, но весьма ревностных в получении доходов от медицинской практики. А доходам этих про-фессоров — хирургов и не хирургов — угрожал большой ущерб.

Николай Иванович приехал в Петербург с репутацией чудесного доктора. Его врачебная практика увеличивалась со дня на день. К нему приходили больные с самыми разнооб-разными недугами. В числе его пациентов были люди всех классов и всех слоев населе-ния—от полунищих крестьян из пригородов до членов царской семьи. Полнейшая доступ-ность знаменитого профессора, простота его, редкое бескорыстие, доброта и ласковость в обращении с детьми привлекли к нему общую любовь и создали огромную извест-ность.

Свою врачебную практику Пирогов рассмат-ривал не как источник дохода, а как помощь страждущим и материал для изучения проис-хождения болезней, для борьбы с ними.

В труде Пирогов был неутомим. Кроме многочисленных и сложных обязанностей по Медико-хирургической академии. Николай Иванович взял на себя в Петербурге много других работ. Он был директором инструмен-тального завода военно-медицинского ведом-ства — руководил научной стороной изготов-ления и усовершенствования инструментов для всех хирургических учреждений страны. Был бесплатным консультантом во всех крупных больницах и лечебницах столицы. Деятельно работал в учебных медицинских советах и комиссиях военного и гражданского ведомств. Составлял программы преподавания по меди-цине для университетов и других учебных за-ведений, правила для экзаменов врачей и сту-дентов и т. п. Часто исполнял поручения воен-ного ведомства по инспектированию госпита-лей в различных концах страны — от Финлян-дии до Кавказа.

Пирогов был одним из глазных и самых видных деятелей научной и практической ме-дицинской жизни тогдашней России. Попу-лярности Николая Ивановича содействовали его многочисленные слушатели, восхищав-шиеся разнообразными талантами своего про-фессора. На лекции Пирогова приходили не только студенты тех курсов академии, кото-рым полагалось сдавать экзамены по его предметам, но слушатели всех других отделе-ний. В Медико-хирургической академии в часы лекций Николая Ивановича пустовали ауди-тории других профессоров. По их жалобам на-чальство предписало студентам посещать лек-ции Пирогова и практические занятия у него только в часы, свободные от других лекций. Научная деятельность Пирогова в петер-бургский период его профессуры была так же значительна, как и в Юрьеве. За это время Николай Иванович сделал 69 научных сооб-щений в столичном обществе практических врачей. Кроме этого общества, Николай Ива-нович делал научные доклады в Пироговском кружке. Это было частное собрание несколь-ких наиболее видных по положению и науч-ным заслугам петербургских врачей, объеди-нившихся вокруг молодого профессора Ме-дико-хирургической академии и назвавших свой кружок его именем. Согласно протоколь-ным записям кружка, он имел за шесть лет сто заседаний. Николай Иванович не был только на последних шести заседаниях за отъ-ездом в 1854 году в Крым. Он сделал в кружке 141 доклад на самые различные темы из всех отделов медицины. Другие участники кружка не были так продуктивны: самый работоспособный из них сделал в кружке 82 доклада.

В академической клинике Пирогова, по дан-ным историка его кафедры, было произведено за 1843—1854 годы 1140 хирургических опера-ций, в среднем по 104 операции в год, с под-робными научными описаниями их. Кроме того, лично Пироговым или под его руковод-ством произведено много тысяч операций в Обуховской и других столичных больницах, где он был консультантом. Сам Николай Ива-нович произвёл за эго время около 12 тысяч вскрытий трупов с подробным описанием каждого.

За время своей петербургской научно-иссле-довательской и преподавательской деятельно-сти Пирогов напечатал несколько капитальных трудов и много небольших по объёму, весьма содержательных монографий и журнальных статей.

Из основных трудов Николая Ивановича в период его петербургской профессуры первым стал печататься «Полный курс прикладной анатомии человеческого тела с рисунками. Анатомия описательно физиологическая и хи-рургическая». Курс не был закончен печата-нием вследствие банкротства издателя. Не до-шла до нас и рукопись Пирогова.

Пять тетрадей «Прикладной анатомии» (25 листов рисунков с текстом) было пред-ставлено в 1844 году в Академию наук, на конкурс по присуждению Демидовских пре-мий. Отзыв о сочинении дали академики эм-бриолог КМ. Бэр и зоолог Ф. Ф. Брандт. Они писали, что труд Пирогова даже в не-оконченном виде представляет большую науч-ную ценность и превосходит по значению но-вейшие зарубежные работы такого рода.

Чрезвычайно важна одна, подчёркнутая ав-торами академического отзыва, особенность рассматриваемого труда. Пирогов, «не доволь-ствуясь одними догадками, попал на остроум-ную мысль, заморозив отдельные части тела в разных положениях, распилить суставы, чтобы тем точнее определить и изобразить положение костей». Академические рецензенты, конечно, не могли знать, что в этом приёме заложено основание позднейшему гениальному труду Пирогова — «Топографической анато-мии». «Прикладная анатомия» была премиро-вана.

В 1846 году медицинский департамент издал новый труд Пирогова — «Анатомические изо-бражения человеческого тела, назначенные преимущественно для судебных врачей», с ат-ласом из шести литографированных таблиц. В 1850 году издание было повторено и в 1856 году выпущено в третий раз.

Работая в петербургских клиниках и госпи-талях, Пирогов всегда думал о находящихся на его попечении больных, заботился об изле-чении их, об уменьшении их страданий во время операций. Как профессору Медико-хирургической академии, Николаю Ивановичу приходилось иметь дело с военнослужащими— офицерами и солдатами. У него возникла мысль о необходимости облегчить положение раненых и больных воинов на полях сражений, где врачебное дело было в ту пору поставлено плохо.

Сильно занимал Николая Ивановича вопрос об изыскании обезболивающего средства при операциях. Знаменитый французский учёный хирург Вельпо говорил, что устранение боли при операциях — химера, о которой непозволи-тельно даже думать. «Режущий инструмент и боль, — заявлял он, — понятия неотделимые одно от другого в уме больного». Но Пирогов относился к больным не формально. Пытли-вый ум и великое любящее сердце подсказывали ему, что применение при операциях обез-боливающих средств будет огромным благо-деянием для страждущего человечества во-обще и для личного состава армии — в особен-ности.