Ортега-и-Гассет Х. Этюды о любви. 
2004г

Неумолимый Ортега-и-Гассет (правда, не в «Этюдах», а в одной из других работ) не даёт просто возможности не иметь выбора, подчёркивая, что даже отказываясь делать выбор, мы уже его делаем. Логично предположить (если любовь и логика хоть сколько-нибудь совместимы), что неведомое нечто по имени Любовь потому и остаётся притягательным — в качестве ли объекта исследований, в качестве ли характеристики жизни каждого из нас, людей, что мы не можем не любить. &# 171;В любви, как мы еще убедимся, все проникнуто активным началом. Вместо того чтобы объект приближался ко мне, именно я стремлюсь к объекту и пребываю в нем. В любовном порыве человек вырывается за пределы своего «я»: быть может, это лучшее, что придумала Природа, чтобы все мы имели возможность в преодолении себя двигаться к чему-то иному. Не оно влекомо ко мне, а я к нему", — с убеждением отмечает Хосе Ортега-и-Гассет…А ещё говорят, что от любви до ненависти один шаг. Насколько он велик?

(Ведь, что греха таить, наверное, каждому из нас случается не только любить…). Кто скажет об этом более красноречиво, чем страстный автор «Этюдов о любви»? «Ненависть и злоба нередко находят удовлетворение в самихсебе и хмелеют от радости при виде беды, обрушившейся на ненавистного человека. В любви мы забываем о душевном покое, теряем рассудок и все свои помыслы сосредоточиваем на любимом. Постоянство помыслови есть любовь», — утверждает Хосе Ортега-и-Гассет. Квинтэссенция ненависти — удар ножом или выстрел, и непременно в спину. Потому что если уж стирать кого-то с лица земли, то раз и навсегда.

Любовь же струится как родник одухотворенного вещества, как непрерывно бьющий ключ. Это своеобразное духовное излучение, исходящее от любящего и направленное к любимому. С этими идеями Ортеги-и-Гассета спорить трудно, а главное — не хочется. Отчасти потому, что даже в холодный зимний день прохлада родника радует — хотя бы взор. А традиция античной философии, определявшей любовь как стремление к красоте — к радующему взор, настолько же вошла в наше сознание, насколько естественно даже для абсолютного абстинента поднять «горький» тост на свадьбе. Для известнейшего и авторитетнейшего Платона, к примеру, любовь — это вечная страсть порождать себя в прекрасном. И хотя мнение это спорное, также как позиция Спинозы детерминировать любовь через радость, Ортега-и-Гассеторигинален в своей попытке нащупать иные корни феномена любви, а с другой -остаётся в русле размышлений, традиционном для европейских мыслителей. Он классифицирует любовь так же скрупулёзно, как это сделал в своё время Стендаль, выделивший любовь как a) вкус к жизни в романтической дымке; b) любовь-тщеславие; c) любовь-страсть. Правда, классификация Ортеги-и-Гассета грешит некоторой эклектичностью: придуманная любовь, любовь к совершенству, сразу и навсегда, разнообразие любви, заинтересованность и одержимость, добровольно и неминуемо — вот достаточно прогнозируемые главы из «энциклопедии любви» испанского философа.

Но что поражает, вероятно, каждого второго читателя (судя по тому, что отклик именно на эту часть «Этюдов о любви» представлен самим автором), так это мысль о значимости для понимания истинности любви мельчайших жестов и выражений лица, а никак не слов, не поступков, в которых проявляется любовь, или чего-то ещё столь же яркого и существенного: «Отнюдь не поступки и слова ближнего откроют нам тайники его души. Мы без труда манипулируем своими поступками и словами. Злодей, которыйчередой преступлений предрешил свою участь, способен вдруг совершитьблагородный поступок, не перестав при этом быть злодеем. Внимание стоитобращать не столько на поступки и слова, сколько на то, что кажется менееважным, — на жесты и мимику. В силу их непреднамеренности они, как правило, в точности отражают истинную суть наших побуждений». Счастье, что не все менеджеры по работе с персоналом читали «Этюды о любви», — такая мысль приходит в голову после того, как осознаешь, что есть люди, перед которыми будешь всегда раздет.

Даже в водонепроницаемом костюме водолаза. Даже в скафандре космонавта. Даже общаясь с детьми. И даже выдавая отрепетированную речь в ходе аудиенции… например, у Папы Римского. И счастье ещё, что далеко не каждая дама по определению заинтересуется стилистикой страстного философа Хосе Ортеги-и-Гассета.

Потому что, пожалуй, в противном случае к «Этюдам» добавились бы протоколы разбирательств по фактам недостаточно уважительного, а то и уничижительного отношения мужчины-философа к рядовым адепткам его философии. Судите сами — вот основные выводы. Так сказать, тоника, в которую приходит в финале мелодия этюдов: «Горько сознавать, что несчастным великим людям было отказано в женском тепле. Судя по всему, гениальность отталкивает женщин. Исключения лишь подтверждают правило, всеобъемлющий, неутешительный характер которого неподлежит сомнению… Женщина презирает великого человека, имея свои основания, а не случайно илипо недомыслию»."С точки зрения отбора, осуществляемого в человеческом роде, — продолжает мысль испанский философ, — этообстоятельство означает, что женщина своими сердечными привязанностями неспособствует совершенствованию человечества, во всяком случае так, как этопонимает мужчина. Она, скорее, стремится устранить наиболее яркие, с точкизрения мужчины, индивидуальности, отдавая отчетливое предпочтениепосредственности".Любопытно, счастлив ли в браке Хосе Ортега-и-Гассет? Вообще — счастливо ли складывалось его общение с противоположным полом?

Любой ответ на эти вопросы может многое сказать о личности автора «Этюдов о любви».И всё-таки Хосе Ортега-и-Гассет гениален — в том, что заставляет негодовать и восхищаться собой; что будет воображение и включает логику; в том, что разговор о самом сокровенном и интимном ведёт на высоком доказательном уровне; в том, что говорит о таких малоизученных аспектах, как мистический экстаз и его близость к феномену любви, сущность экстаза как такового, корреляции между сном, гипнотическим сном и состоянием влюблённости, влюблённость и собственно любовь. А уж когда Ортега-и-Гассет переходит к рассказу о добровольном сужении своего кругозора влюблённым (особенно — влюблённой), так и хочется объяснить бедолагам, в какую «камеру одиночного заключения» они себя загоняют. Но это сладостный плен, и это сладкие муки — о чём страстный философ также непременно сообщит заинтересованному читателю. И под конец разговора о тончайшем и неуловимом, что движет человечество вперёд, заставляя его делать открытия, создавать шедевры, развязывать войны и подписывать мирные договоры, в совершенном ошеломлении читатель уже соглашается со всем. Только бы не упустить ни единой «нотки» этих «Этюдов». Так было со мной. Так ли будет с вами, кто читает это эссе?