От мысли к действию: цена радикализма в политической теории и практике

Политические мысли и политические действия только на первый взгляд существуют порознь, в двух разных мирах. Как заметил М. Фуко, мысль, начиная от самых ранних её форм, является уже действием, и действием опасным. Об этом следует помнить, прежде чем предначертывать и предрекать будущее, — говорит он в своей известной книге «Слова и вещи. Археология гуманитарных наук». При этом Фуко особо подчёркиваег, что о возможных последствиях «материализации» своих идей, безусловно, прекрасно знали и Ницше, рассматривавший жизнь как результат войны, а общество как средство для войны, и Гегель, учивший о высоком предназначении войн, «сохраняющих нравственное здоровье народов», и Маркс с его апологетикой классовой войны, и, конечно, Ленин — идеолог гражданской войны и массового террора. А не замечают этого лишь те, кто сводит всякую мысль к примитивной идеологической схеме: «прогрессивная — реакционная». Таким образом, подъём нигилизма как господствовавшего умонастроения стал не только предупреждением о надвигающихся мировых катастрофах, но и катализатором этих катастроф. Не случайно, именно нигилизм был характерен для наиболее значительных политических доктрин конца XIX и всего XX века — времени истребительных войн. Творцы политических доктрин не могут не знать о направленности заложенной в них энергии и потому несут известную долю ответственности за деяния тех, кто сделал их доктрины оружием разрушения.

Известно, что Маркс и его последователи, рассматривавшие марксово учение как руководство к действию, ставили вопрос о власти в политической борьбе бесконечно выше всех рассуждений о политической этике, человеческой морали или правосознании. «В политике, — по откровенному выражению Маркса, ставшему крылатой фразой, — ради известной цели можно заключить союз даже с самим чёртом — нужно только быть уверенным, что ты проведешь чёрта, а не чёрт тебя». Ещё более ёмко выразил эту же мысль В. И. Ленин: «плох тот революционер, который в момент острой борьбы останавливается перед незыблемостью закона»³⁶ (заметим, что это высказывание сделано в 1918 году по поводу декрета об отмене смертной казни). В своём известном «Письме к американским рабочим», которое было опубликовано в прокоммунистической прессе США в 1918 году, Ленин писал, что сотрудничество классов в интересах мира — это вредная утопия. Никакие законы и человеческие жертвы не должны мешать делу революции, а самая изуверская форма войны — гражданская война с её гибельными последствиями, кровавым террором и самоистреблением нации — это всего лишь необходимая плата за мировую пролетарскую революцию. «В эпоху революции классовая борьба неминуемо и неизбежно, — подчёркивал Ленин, — принимала всегда и во всех странах форму гражданской войны, а гражданская война немыслима ни без разрушений тягчайшего вида, ни без террора, ни без стеснения формальной демократии в интересах войны. Только слащавые попы — всё равно, христианские или „светские“ в лице салонных, парламентарных социалистов — могут не видеть, не понимать, не осязать этой необходимости. Только мёртвые „человеки в футляре“ способны отстраняться из-за этого от революции вместо того чтобы со всей страстью и решительностью бросаться в бой тогда, когда история требует решения борьбой и войной величайших вопросов человечества»³⁷.

Разумеется, учения, о которых идёт речь, демонстрируют крайнее проявление радикализма в политической мысли. В целом для современной политологии свойственно стремление вытеснить из массового сознания радикалистские политические идеи. Это относится в большей степени к теоретическим разделам науки, а также к так называемой университетской политологии и в значительно меньшей степени — к её прикладным направлениям. Прикладная политология часто выполняет функции научно-аналитического обеспечения текущей политики, а исследования и разработки в этой области иногда носят закрытый характер, что существенно изменяет функциональные цели производимого знания, снимая со специалистов целый ряд ограничений и самоограничений, свойственных представителям научного сообщества. К примеру, правительства и военные ведомства многих стран всё чаще привлекают политологические центры к разработке различных альтернативных сценариев, связанных, к примеру, с силовым разрешением конфликтов или с анализом последствий нанесения упреждающих ударов в случае чрезвычайной опасности. Но даже так называемые политтехнологи и те учёные, деятельность которых сводится к выполнению «политических заказов», сегодня, как правило, отдают себе отчёт в разрушительной силе политического нигилизма, способного в любой момент спровоцировать массовый террор или разжечь войны — граждамские, захватнические и даже межцивилизационные.

Политические доктрины несут в себе различные, а иногда и взаимоисключающие представления о целях политики, о границах допустимого и недопустимого. Они находятся в состоянии постоянной борьбы и за умы граждан, что не должно препятствовать их изучению, сопоставительному анализу и даже распространению. Но распространение (особенно в сфере преподавания политологии) также является своеобразной политологической миссией, поскольку требует большой аналитической работы и критического отношения к предмету. Распространение информации о конкурирующих политических концепциях и доктринах не должно сводиться ни к механическому обзору, ни к поиску «золотой середины» и «баланса мнений», поскольку между двумя противоположными мнениями, как точно подметил Гёте, находится вовсе не истина, а проблема. Это важно для того, чтобы конкуренция доктрин не выходила за рамки мирного и правового разрешения конфликта интересов и мнений, чтобы никто не мог устанавливать монополию на истину в политике, запретив гражданам под угрозой уголовного преследования самим определять достоинства и пороки того или иного политического учения.

Но чтобы самостоятельно справиться со столь непростой задачей, потребуются особые навыки реконструкции политических доктрин: для этого нужно в уме проделать как бы обратный путь: от политической доктрины дойти до той теории, которая когда-то стала зерном доктрины, овладев сознанием миллионов людей. Теория ещё поддается критике, политическая доктрина — никогда!