Мифология в политической коммуникации

Миф и мифологическое сознание

Миф, согласно философским определениям, представляет собой живое воспроизведение действительности, отличающееся синкретическим единством чувства и мысли, силы и действия^[1]; феномен сложного иерархического взаимодействия в индивидуальном и массовом сознании и коллективном бессознательном архетипических оснований с рациональной интерпретацией реальности^[2]. Термин «миф» (от греч. mythos — рассказ) означает сказание, предание. У древних народов в мифе концентрировались представления о происхождении мира, о явлениях природы, о богах и легендарных героях, поэтому содержание мифа уходит «корнями в сакральные пласты реальности, может восприниматься на различных по степени глубины уровнях: символическом, аллегорическом или знаковом»^[3].

Понятие «миф» может быть раскрыто, в частности, как фантастические сказания о происхождении мира. Вместе с тем в мифе в закодированном виде предстают ценности общества и универсальные структуры человеческого разума^[4].

Проблема мифа занимает существенное место в мироощущении эпохи постмодерна. По мнению И. П. Ильина, постмодернизм сам представляет собой не просто миф, а величайшую химеру современности: «Культурное сознание любой эпохи, принимаемое большинством современников как нечто само собой разумеющееся, тем не менее никогда не дается им в виде абсолютно ясной для них самих и непротиворечивой системы идей. Но вряд ли оно дается в полной ясности и тем, кто усомнился в его очевидности, — философам и культурологам, „критикам“ собственной современности: пытаясь объяснить механизмы функционирования современного им культурного бессознательного, они лишь дополняют новыми красками миф своей эпохи — ту совокупность представлений, которая кажется очевидной, но не дает прояснить свои основы. Так, руками ученых эпоха создает миф собственного самообъяснения, и чем призрачнее, химеричнее эпоха, тем фантастичнее этот миф»^[5].

Миф зарождается в коммуникативной системе, приобретает символические свойства, воспроизводя действительность в предметных формах, искажающих и создающих новую, более совершенную и привлекательную реальность. По Ж. Бодрияру, в процессе информационной симуляции происходит замена реального знаками реального (симулякрами), не являющимися аналогами действительности^[6]. Живое воспроизведение действительности, отражаемое в различных формах, ограничено во временных и пространственных границах. Обычно миф содержит одну значимую идею. Однако один миф, как в цепной реакции может порождать другой (или уничтожать его).

Миф рассматривается как современное коммуникативное сообщение, имеющее психологическое основание. Как отмечает Р. Гальцева, «человек теперь ищет не истину мироздания, а сюжет для построения мироздания — как мотив, годный для обыгрывания; когда на место добросовестного изыскания, напряженного размышления встает конструирующее, творящее воображение, когда философ становится „автором“, познание — „изобретением“, а философия — „мифом“»^[7].

Человек переживает большую психологическую драму, когда разрушаются его иллюзии, а не когда он испытывает реальные трудности. Объективная и полная информация больше способствует стабилизации общества. Однако мифы — это реальность и западной, и отечественной прессы. Мифы входят в систему организованной пропаганды, когда властным структурам, политическим силам, монополиям необходимо для сохранения стабильности именно этих структур прибегать к маскировке действительности, оправдывать цели дезориентации.

Большинством философов миф понимается как элемент духовной и практической жизни, который сохраняет свою первоначальную функцию — поддерживает определенную систему ценностей и определенные нормы поведения. По мнению Е. М. Мелетинского, элементы мифологического могут сохраняться наряду с элементами философского и научного знания^[8].

Социальные мифы соответствуют общественным настроениям и являются важной частью картины мира, которая, в свою очередь, базируется на ценностях и стереотипах массовой аудитории. Конструирование политического мифа предполагает видимость правдоподобия. Живучесть мифов объясняется тем, что первоосновой для них служат объективные обстоятельства (социальное расслоение, этнические конфликты) и условия, связанные с конкретным временем и событиями — локальные войны и террористические акты, ситуации, в которых проявляется ложь политиков или бездарность их решений).

Есть и другие причины сохранения мифа в современном мире. Одна из них в том, что, как утверждает главный редактор журнала «Искусство кино» Д. Дондурей, «мифология для огромной части людей важнее, чем реальность… Должны существовать идеальный мужчина, идеальная женщина, идеальный ребенок, идеальный лидер. Это особенная тяга человека к праперсонажам, идущая с доисторических времен»^[9].

Как считает исследователь журналистики Г. С. Жирков, существенную и целенаправленную роль в процессе мифологизации имеет субъективный фактор. Одномерное, искусственное воспроизведение действительности вызывает эффект одномерного восприятия^[10].

В основе современных механизмов социальной мифологизации лежат подтасовки, извращения фактов, событий, документов. Все больше вносятся такие подходы в политические отношения, в том числе и с помощью имиджмейкинга. Формируются ложные репутации, прославляются имена предателей и трусов, с одной стороны, а с другой — принижаются титаны. Социологическое исследование «Герои и антигерои» выявило симпатии и антипатии к деятелям времен революции. Благодаря мифам в массовом сознании коренным образом изменились представления о таких людях, как Ленин, Бухарин, Троцкий, Керенский, Колчак, Николай II, Сталин^[11].

Идеологическая и концептуальная дезинформация характерна практически для всех видов и типов пропаганды. Эпоха перестройки в России породила немало мифов, построенных на искаженной информации, превратных представлениях, таких как «Россия была чудной, замечательной расово и религиозно бесконфликтной страной с бурной развивающейся промышленностью (стали выплавляли больше всех в мире)», но пришли «„гады-супостаты“ большевики и все испортили»; «Сталин был бездарен во всем: и войну, что ставят ему в заслугу, проиграл, трупами советских солдат немца завалил. И вся-то наша жизнь была не жизнью вовсе, а провалом в истории, безвременьем». Такая картина мира в значительной степени обусловила возникновение мировоззренческих стереотипов в массовом сознании. Совершенно верно определяет природу мифов журналист Г. Беликова, которая считает, что «мифы рождались в пылу борьбы со старыми догмами, не совсем корректно, а зачастую с помощью фальсификаций»^[12].

Многие исторические события благодаря массированным пропагандистским акциям однозначно запечатлевались в памяти людей, имели единственную трактовку. Однако с годами основания для такой оценки размывались.

До сих пор существует миф о вероломности нападения Японии на американскую военно-морскую базу Перл-Харбор на острове Оаху, где находился американский тихоокеанский флот. События произошли 7 декабря 1941 г. Однако анализ исторических документов показывает, что этот миф имеет под собой мало логических оснований. К 7 декабря в Перл-Харборе находились 93 корабля, военно-воздушные силы имели 394 самолета, ПВО обеспечивалась 294 зенитными орудиями, и гарнизон базы насчитывал 42 959 человек. Для атаки на Перл-Харбор японское командование выделило авианосное соединение под командованием вице-адмирала Тюити Нагумо в составе 23 кораблей и восьми танкеров^[13]. Соединение состояло из ударной группы, насчитывавшей шесть авианосцев, группы прикрытия (дивизия линейных кораблей), двух тяжелых крейсеров, одного легкого крейсера и девяти эсминцев, передового отряда в составе трех подводных лодок и отряда снабжения из восьми танкеров. Авиационная группа соединения насчитывала в общей сложности 353 самолета.

Американское правительство всегда имело мощную разведку и не могло пропустить огромную японскую армию, надвигающуюся по воде и воздуху, и сейчас уже ни для кого не секрет, что правительство Рузвельта знало о готовящемся нападении, но для создания мифа «о застигнутых врасплох» не то, что ничего не сделало для предотвращения нападения, а напротив, ему способствовало. Около года США планомерно воздействовали на Японию: были заморожены активы Японии в Америке, Панамский канал был закрыт для ее перевозок — шло постепенное прекращение экспорта жизненно-важных товаров в Страну восходящего солнца. Затем США убедили Британию также устроить Японии торговоэкономическую блокаду.

За два дня до трагедии базу Перл-Харбор покинули авианосцы — главная ударная сила ВВС США. Американский истеблишмент поддерживал доктрину невмешательства США во Вторую мировую войну, и атака на Перл-Харбор стала тем поворотным пунктом, который принципиально изменил позицию американской политической элиты^[14].

Ф. Рузвельт понимал: никто не осмелится сказать, что об этой атаке было известно. Типовое положение гласило: Президент США не может допустить, чтобы уничтожили его главную военно-морскую базу. Лишь спустя годы стало ясно: грандиозная провокация заставила мир (а главное граждан внутри страны) поверить, что, вступив в войну, Америка защищала себя, хотя на самом деле она атаковала.

Психологи определяют негативные последствия социальной мифологизации. «Произошла своеобразная аберрация сознания, — пишет В. Коваленко, — охватившая все слои населения, а интеллигенцию в особенности, из всего разнообразия жизни видно только материально-заземленное, вещное, изо всех человеческих побуждений — лишь примитивно-собственническое, первобытное — неполнота, односторонность видения»^[15]. Верхоглядство присутствует во взглядах людей, которые объясняют поступки других граждан (имеющих иные установки) упрощенно-низменными мотивами. С этих упрощенческих позиций рассматривается и поведение целых народов — Башкирии, Татарстана, Якутии^[16].

Политолог А. П. Бутенко обращает внимание на то, что до сих пор имеют хождение мифы о «несостоятельности взглядов Маркса и Энгельса», о «фиаско социализма: поднявшиеся к свободе массы разочаровались в нем, он им опротивел» и о лидерах бывших республик как о недюжинных либералах, друзьях народа"^[17].

Механизм закрепления мифа — в многократном его повторении. Такой миф становится носителем истины, недоступной рациональному объяснению. Еще в 1934 г. Альфред Розенберг написал книгу «Миф XX столетия», где отстаивал необходимость создания «мифической истины», которая эфемерна перед научным описанием исторической действительности, но способна обладать пропагандистским преимуществом. По его мнению, миф необходимо прировнять к мировоззрению. Сам А. Розенберг преуспел в создании мифа «почвы, крови, расы», отстаивая исключительность арийцев. При этом, ссылаясь на авторитеты русских писателей, он конструировал миф об «ущербности», болезненности русской нации, «снова и снова перечеркивающей порывы ввысь»^[18]. «Сломленная личностью душа, которую показал Достоевский, тем не менее, имеет наглость пытаться обратить мир в свою веру». А. Розенберг пророчествовал о наступлении «царства бесов». Миф «расовой души», предложенный писателем, апеллировал к нравственным инстинктам человека. В представлении А. Розенберга русский человек — наглый (обратная сторона унижения) и лживый (стремится показать себя кем-то другим, нежели есть на самом деле). В этих суждениях больше предвзятости, нежели правды.

Однако эти мифы находят отклик у отдельной части наших современников^[19].

Примером национальных мифов о России и русских может служить и так называемая «соборность» — привычка к общинной жизни и потребность в сильной власти, которые якобы мешают стране воспринять либеральные ценности. Между тем исследования тартуских социологов за последние 15 лет опровергли предположения об органической неспособности русского человека жить в условиях рыночного капитализма и конкуренции и примириться с имущественным неравенством. Выводы сделаны на основе репрезентативной выборки: в одном из последних исследований, например было опрошено 11 тыс. человек со всей России, от Камчатки до Карелии, причем все они являлись, как заявляют социологи, этническими русскими.

В области национальных и этнических отношений получили распространение и другие, расовые мифы, среди которых можно назвать европоцентризм, утверждающий приоритетность духовного уклада европейской культуры, американоцентризм, рассматривающий Америку в качестве форпоста мировой цивилизации, афроцентризм, связанный с утверждением и возвышением ценностей африканской культуры. Элементы мифологизации расовых различий, по мнению ученых, сопровождают «индуизацию», реисламизации) и многие другие этноконфессиональные процессы современности^[20]. Способность мифа «затемнять» сознание, сглаживать разницу или «оправдывать» противоречия в бинарных оппозициях (добро и зло, правда и ложь и т. д.) делает его одним из средств манипулятивного воздействия на человека^[21].

Действительно, практически о каждом народе земли существуют национальные мифы — положительные и отрицательные, созданные народами о самих себе и о других. Выделяют психические черты, присущие членам той или иной нации, частоту проявления определенного типа личности, систему позиций, разделяемых значительной частью данной нации и выраженных в продуктах культуры. Немцев принято считать аккуратными и педантичными, американцев — оптимистичными и самоуверенными, французов — склонными к романтическим приключениям, итальянцев — экспансивными и шумными, шотландцев — гордыми и скуповатыми, финнов и эстонцев — флегматичными. В СМИ нередко можно встретить негативные образы малообразованных, самодовольных американцев или ленивых и простодушных горцев.

Противоречащие друг другу сведения, полученные из альтернативных источников, также могут служить основой мифов. Мифы всегда имеют под собой реальную основу. Быстрому их распространению часто способствуют низкая информационная культура, наличие стойких предубеждений к сведениям, распространяемым официальным источником, а также склонность к некритическому восприятию действительности.

Средства массовой информации всегда были важным фактором поддержания мифов. Они выступают в двух ипостасях: как трансляторы и ретрансляторы мифов. Теоретики пропаганды (У. Липпман и др.) считают, что представления людей о содержании реальных событий, сформированные при помощи СМИ, являются по большей части интерпретацией намеренно сконструированных представлений о реальном содержании. Средства массовой информации становятся посредником «между мифотворцами и зрителями. Это особая среда, обладающая рядом уникальных свойств, которые превращают его не только в канал доставки мифов, но и в фабрику по их производству»^[22].

Важная причина живучести мифа кроется в высокой степени внушаемости тех, кто не в состоянии справиться с потоком деструктивной информации в СМИ и попадает под воздействие различных мифов, рисующих либо райскую, идиллическую картинку (гламурная жизнь), либо катастрофическую. Так, трансцендентные мифы порождаются изобилием асимметричных фактов — чудес и неожиданностей, какими, например, заполнен канал «ТВ-3»^[23].

В научном дискурсе мифологию рассматривают сегодня как суггестивную технику, эффективность которой «заключается в неоднозначности ее заполнения: с одной стороны, используется эффект прайминга, активизирующий привычные когнитивные структуры потребителя медиапродукта, в частности, конструкты древнего мифологического мышления. С другой стороны, в знакомый и потому привлекательный контекст вводится чуждое ценностное ядро, что ведет к расшатыванию и разрушению ментальных моделей, децентрирует саму сущность национальной культуры, превращая ее в элементарный симулякр»^[24].

Мифогенная природа СМИ сказывается в распространении сообщений о псевдособытиях: аномальных зонах (Бермудский треугольник); контактах с эзотерическими силами (Шамбала и т. п.), инопланетными цивилизациями; чудодейственных излечениях; встречах с загадочными существами (снежный человек). В массовом сознании ТВ воспринимается не столько как источник информации, сколько как символ власти, что-то вроде скипетра^[25].

Так, например, структура телепрограмм типа «Вести» ежедневно и ритуально воспроизводит картинки официальной линии властей всех уровней, воспитывая культовость правительства.

В постперестроечное время на основе мифов серии был создан целый эпос о новом классе — " new russian", новые русские. В пилотном номере газеты «Коммерсант» этим термином был обозначен класс, который восхвалялся в газете «Daily». Использовался сакральный язык и новая стилистика. «Как все скандинавские воины украшали свое оружие магическими рунами, так и ныне принято писать на коммерческом теле (одежде) хоть что-нибудь по-английски^[17]» .

Сегодня пресса получает большую возможность приблизиться к наиболее адекватному отражению действительности путем отказа от тенденциозного, предвзятого и некритического взгляда на мир, стереотипа и заданности, которые в прошлом способствовали формированию мифологического сознания.

В установлении исторической правды немалую роль играют западные исследователи. Так, в книге Р. Маккиэна «Петербург между двумя революциями» был поставлен вопрос: «Авангард пролетариата в России — миф или реальность?»^[27] Изучив статистику численности пролетариата в городах, в частности в Петербурге, количество участвующих в забастовках, их продолжительность, результаты принятых резолюций и др., он приходит к выводу, что приверженность пролетариата к социализму не была четко выражена, выдвижение политических требований было крайне редким. Подавляющее большинство рядовых рабочих Санкт-Петербурга предпочитали новую коммерческую литературу (короткие детективы, приключенческие и женские романы, бульварную прессу). Петербургская бульварная «Газета копейка» в 1910 г. достигла беспрецедентного тиража в 250 тыс. экземпляров. Тиражи большевистских, эсеровских и меньшевистских изданий в 1914 г. колебались от 10 до 40 тыс. (общий тираж). Весь собранный материал заставляет переосмыслить привычные представления и задуматься над природой мифа о российском пролетариате.

За последнее время в отечественной историографии, литературе и журналистике были развенчаны мифы времен Гражданской войны, Первой и Второй мировых войн, разрушены легенды о многих известных персоналиях и организациях.

События выборной кампании в Государственную Думу реанимировали следующие мифы: 1) в случае смены нынешнего режима произойдут всякие ужасы (откат назад, хаос, кровопролитие), «революции мы уже много раз проходили»; 2) у оппозиции нет сильного лидера; 2) демократия опасна, так как к власти придут ужасные диктаторы или фашисты, власть — «единственный европеец»; 4) политика — грязное дело и ничего не решает в нашей жизни, лучше от нее отстраниться или заниматься «малыми делами»; 5) лидеры либеральной внесистемной оппозиции — это тс самые, которые уже были у «кормушки» и были убраны от нее; это люди 1990;х гг., их время уже прошло; 6) у либералов нет программы и конструктива; 7) у этой власти нет альтернативы, и голосовать не за кого^[28].

Мифы непроверяемы, неопровергаемы, а их природа такова, что порождает доверие к ложным интерпретациям действительных фактов. Политическая мифология имеет два основания доверия: креденда — область рационального сознания, соответствующая политическим доктринам, строящаяся на доверии к власти на когнитивном уровне, и миранда (сверхъестественное) — совокупность мифов, ритуалов, символов, содержащих такие коммуникативные средства, как лозунги, флаг, гимн, невербалика. Апелляция к эмоциональной сфере пробуждает чувство лояльности индивида к власти^[29].

Большой простор для мифотворчества открывает Интернет. Так, например, источником мифов являются сетевые дневники^[30]. В середине 1990;х гг. в сетях появлялись «виртуальные личности», например, «виртуальная любовница поэтесса Лиля Фрик» (очевидная аллюзия на Лилю Брик), виртуальный кот «Аллерген». Ряд авторов текстов выступали под никами «Мэри Шелли», «Виктор Степной», Катя Деткина", «Май Иванович Мухин». Последний был выдумкой писателя Романа Лейбова, выражением его личности, и объектом творчества, и самостоятельным субъектом. Его персонаж нс только выдавал тексты, рецензии, интервью других авторов, но имел свою «биографию и документы, удостоверяющие личность», которые неоднократно публиковал в Сети и присылал в печатные журналы^[31].

Новая мифология может существовать в разных пространствах коммуникации, создавая основы для разных взглядов и идеологий, вызвать масштабные массовые действия как положительного, так и отрицательного свойства.

Мифологизация становится одним из важнейших методов имиджевой коммуникации, направленной на создание сообщения, воздействующего на двух уровнях: сознания и подсознания. Мифологическая коммуникация нацелена на аудиторию, воспринимающую содержащийся в мифе образ, но не предусматривает автора сообщения. Таким образом, миф становится неопровержимым сообщением, поскольку передается на уровне обезличенного источника информации (объекты имиджевой коммуникации ссылаются на высказывания типа «так говорят»). Миф, будучи символической, превращенной формой действительности, оказывается, как считает Э. Кассирер, одной из символических форм культуры, создаваемой воображением и переосмыслением реальности, подобно созданию искусства. Вместе с тем образы, в которых живет миф, никогда не воспринимаются как образы. Они считаются не символами, а действительностью. Не возникает стремления критиковать или отвергать их; они должны восприниматься без тени сомнения^[32]. Следовательно, у журналиста появляется возможность манипулировать сознанием читателя.

• [1] Лосев А. Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991. С. 28−29.
• [2] Лотман Ю. М., Успенский Б. А. Миф — имя культуры //Лотман Ю. М. Избр. ст.: в 3 т. Таллинн, 1992. Т. 1. С. 58−76.
• [3] Символы // Энциклопедия символов. URL: simbols.ru; Энциклопедия знаков и символов. URL: znaki.chebnet.com/s10.php?id=11
• [4] Джерри Д., Джерри Дж. Социологический словарь. Т. 1. М., 1999. С. 427.
• [5] Ильин И. П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. URL: gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/Ilin_Mod/intro.php
• [6] Baudrillard J. Simu lacies et simulations. Paris, 1981. P. 10.
• [7] Гальцева P. Западноевропейская культурология между мифом и игрой // Самосознание культуры и искусства XX века. Западная Европа и США. М.; СПб.: Университет, книга, 2000. С. 9−25.
• [8] Миф умер, да здравствует миф! // Независимая газета. 1991. 7 июля.
• [9] Померанцева Н. Что такое искусство // Человек и природа. 1992. № 10. С. 37.
• [10] Жирков Г. В. Проблемы изучения механизма мифологизации в журналистике // Вестник Моск. ун-та. Сер. 9: Журналистика. 1992. № 3. С. 47−56.
• [11] Московские новости. 1990. 4 нояб.
• [12] Беликова Г. Ночь, улица, фонарь, аптека // Журналист. 1992. № 9. С. 18−21.
• [13] Нападение на Перл-Харбор // Советская военная энциклопедия. Т. 6. М., 1978. С. 295−296. URL: hrono. nl/sobyt/1900sob/1941perl.php
• [14] Правда о Перл Харбор // Война и Мир (сайт) URL: warandpeace.ru/ru/exclu.sive/view/49 028/
• [15] Столица. 1992. № 10. С. 20.
• [16] Бутенко А. П. Политические мифы сегодняшней жизни: что и как стоит над ними? // Социс. 1994. № 6. С. 157−158.
• [17] Там же.
• [18] Rosenberg F. Der Myhyus des 20. Iahrhurnerts. Munchen, 1934. S. 114.
• [19] Орлов Ю. Я. Антисемитизм как основополагающий компонент нацистского мифа «почвы, крови, расы» // Вестник Моск, ун-та. Сер. 9: Журналистика. 1994. № 3. С. 70−75.
• [20] Гуревич П. Старые и новые расовые мифы // Психология национальной нетерпимости: хрестоматия / сост. Ю. В. Чернявская. Минск: Харвест, 1998. С. 84−103.
• [21] Джерри Д., Джерри Дж. Социологический словарь. Т. 1. С. 427; Руднев В. П. Словарь культуры XX века. М.: Аграф, 1977. С. 170.
• [22] Цуладзе А. СМИ в системе общественного диалога в контексте формирования установок толерантности. URL: dzyalosh.ru/03-toler/books/nasilie/2_culadze.htm dzyalosh.ru/03-toler/books/nasilie/2_culadze.htm
• [23] Ерофеева И. В. Миф в медиадискурсе эпохи постмодерна // Миф и мифотворчество в междисциплинарной научной парадигме: материалы Всерос. науч.-практ. конф. с междунар. участием, 5 марта 2012 г. / под ред. А. Д. Кривоносова. СПб., 2012. С. 96−99.
• [24] Ерофеева И. В. Миф в медиадискурсе эпохи постмодерна // Миф и мифотворчество в междисциплинарной научной парадигме: материалы Всерос. науч.-практ, конф. с междунар. участием, 5 марта 2012 г. / под ред. А. Д. Кривоносова. СПб., 2012. С. 96−99.
• [25] Богомолов 10. Краеугольные камни преткновения // Литературная газета. 1990. 8 авг.
• [26] Там же.
• [27] McKean R. S. Petersburg between the Revolutions. Workers and Revolutionaries. London, 1990.
• [28] 7 мифов о политике // Российское демократическое информационное бюро. URL: informbureau.3dn.ru/news/7_mifov_o_politike/2011;12−13−72
• [29] Гнатюк О. Л. Из истории американской коммуникалогии и коммуникативистики: Гарольд Лассуэл (1902;1987) // Актуальные проблемы теории коммуникации. СПб.: СПбГУ, 2004. С. 30.
• [30] Бекетов М. Сетература: новации и традиции жанров. URL: bloging.ru/seteratura-novacii-i-tradicii-zhanrov/ (последнее обращение 23.01.2012).
• [31] Пак E. М. Мифотворчество в журналистских блогах // Средства массовой информации в современном мире: материалы Междунар. конф. / под ред. С. Г. Корконосенко. СПб.: СПбГУ, 2012.
• [32] Кравченко И. Политические мифологии // Вопросы философии. 1999. Т. 1. С. 6.